Текст книги "Девяносто третий год. Эрнани. Стихотворения"

Автор книги: Виктор Гюго

Эрнани, один.

Эрнани

 
О, как я счастлив был! Как стал несчастен вдруг!
Уж пишут на стене мне роковое слово,
И вновь судьба глядит в лицо мое сурово!
 

(Впадает в глубокую, мучительную задумчивость, затем вздрагивает.)

 
Так! Но замолкло все. Шагов не слышно там.
Когда б то было сном!
 

На верхней ступени лестницы появляется Черное домино.

Эрнани останавливается, словно оцепенев.

Эрнани, Маска.

Маска

 
«Что б ни предстало нам,
Когда б ты ни решил, в каком бы ни был месте,
Раз день уже настал для этой страшной мести,
Для гибели моей, – труби в мой рог тотчас.
Я – твой». Жильцы могил тогда слыхали нас.
Ну что же? Ты готов?
 

Эрнани

(тихо)

 
То – он!
 

Маска

 
Пришел к тебе я,
В твой дом, сказать, что срок уже настал. Скорее!
Ты медлишь!
 

Эрнани

 
Хорошо. На мне твоя печать.
Что должен сделать я?
 

Маска

 
Ты можешь выбирать —
Кинжал иль этот яд. Я все принес с собою.
Мы вместе выйдем.
 

Эрнани

 
Да.
 

Маска

 
Молись.
 

Эрнани

 
Я тверд душою.
 

Маска

 
Твой выбор?
 

Эрнани

 
Яд.
 

Маска

 
Пусть так! Скорей дай руку. Вот!
 

(Подает Эрнани флакон. Тот берет его, побледнев.)

 
Пей!
 

Эрнани подносит флакон к губам, затем отшатывается.

Эрнани

 
Подожди, молю! Пускай заря взойдет!
Коль сердце есть в тебе и нежных чувств отрада…
Не привиденье ты, не выходец из ада,
Не проклятый мертвец, не демон, – и следа
Клейма ты не несешь со словом «никогда»;
Коль знаешь счастья ты полет неудержимый —
Любить, быть молодым, жениться на любимой,
Коль женщина с тобой блаженства знала дрожь, —
До завтра дай мне жить! А завтра ты придешь!
 

Маска

 
Все «завтра», «завтра»… Нет! Срок этот – слишком дальний.
Сегодня же ты звон услышишь погребальный.
Зачем мне ночь терять? А если я умру —
Кто жизнь твою возьмет, как нужно, поутру?
Мне одному идти в могилу? Путь нам вместе.
 

Эрнани

 
Нет, демон, не с тобой. Я этой дикой мести
Не признаю.
 

Маска

 
Ах, так? Я понял все вполне!
Ужели так ничем ты и не клялся мне?
А голова отца? Ты позабыл, конечно?
О да, ты мог забыть: ведь юность так беспечна.
 

Эрнани

 
Отец! О мой отец!.. Теряю разум я.
 

Маска

 
Ты клятве изменил; черна душа твоя.
 

Эрнани

 
О!..
 

Маска

 
Коль в Испании нет ничего святого
И старых грандов сын уже не держит слова,
 

(делает шаг, чтобы уйти)

 
Прощай!
 

Эрнани

 
Не уходи!
 

Маска

 
Тогда…
 

Эрнани

 
О злой старик,
Уйти теперь, когда я вижу счастья лик!..
 

Донья Соль возвращается, не замечая Маски, которая стоит в глубине сцены.

Те же, донья Соль.

Донья Соль

 
Я не нашла ларца!
 

Эрнани

(в сторону)

 
Она! Она! О боже,
В какой ужасный миг!
 

Донья Соль

 
Что с ним? Его тревожит
Мой голос! Что в руке твоей? Блуждает взгляд!
Что держишь ты в руке, скажи мне?
 

Домино сбрасывает капюшон. Донья Соль, вскрикнув, узнает дон Руй Гомеса.

 
Это яд!
 

Эрнани

 
О боже!
 

Донья Соль

(к Эрнани)

 
О, скажи, какой ты тайной связан?
Что от меня скрывал?
 

Эрнани

 
Молчать я был обязан.
Жизнь мною отдана тому, кем я спасен,
И Сильве долг платить обязан Арагон.
 

Донья Соль

 
Вы не его, а мой! Отныне жизнью, кровью
Вы связаны со мной.
 

(Дон Руй Гомесу.)

 
Да, я сильна любовью.
Я защищу его, кто б на пути ни стал!
 

Дон Руй Гомес

(оставаясь неподвижным)

 
Коль можешь, защищай. Но все ж он клятву дал.
 

Донья Соль

 
То правда?
 

Эрнани

 
Я клялся.
 

Донья Соль

 
Нет, нет, ты, без сомненья,
Свободен от нее! То бред был, ослепленье!
 

Дон Руй Гомес

 
Идем!
 

Эрнани хочет идти. Донья Соль пытается его удержать.

Эрнани

 
Оставь! Уйти я должен с ним сейчас.
Ему я слово дал. Отец мой слышит нас.
 

Донья Соль

(дон Руй Гомесу)

 
Уж лучше вам отнять тигренка у тигрицы,
Чем у меня того, с кем жизнь успела слиться!
Вы знаете ль, кто я? Жалела я всегда
И вашу седину, и дряхлые года;
Была я девушкой невинной и покорной,
Но гневом и слезой сверкает взгляд мой черный.
 

(Выхватывает кинжал, спрятанный на груди.)

 
Вы видите кинжал? Бесчувственный старик,
Иль уж не страшен взгляд, что в сердце вам проник?
Смотрите же, дон Руй! Из одного мы рода.
Вы – дядя мне. Но пусть у нас одна природа —
Супруга моего коснуться я не дам.
 

(Отбрасывает кинжал и падает перед герцогом на колени.)

 
Ах, я у ваших ног! Явите милость нам!
Прощенье, о сеньор! Я женщина, слаба я,
Теряю силы я, насилью уступая,
Молю пощады я у ваших ног, в пыли!
О, если б сжалиться над нами вы могли!
 

Дон Руй Гомес

 
Что слышу, донья Соль?
 

Донья Соль

 
О, сжальтесь! Мы в Кастильи
Все резки на словах. Когда б вы всё забыли,
Вернули мне его! Ведь не были вы злым!
Пощады! Вы меня убейте вместе с ним!
Я так его люблю!
 

Дон Руй Гомес

 
Да, слишком!
 

Эрнани

 
Эти слезы…
 

Донья Соль

 
Нет, нет, я не хочу, чтоб те сбылись угрозы,
Чтоб умер ты. Нет! Нет!
 

(Дон Руй Гомесу.)

 
Он будет невредим —
И вас я полюблю, быть может.
 

Дон Руй Гомес

 
Вслед за ним?
Остатками любви и дружбою небрежной
Хотите вы смирить порыв страстей мятежный?
 

(Показывая на Эрнани.)

 
Он лишь один вам мил! И счастлив он вполне.
А я? Иль, мните вы, приятна жалость мне?
Все будет у него: любовь, душа, корона.
Вам на меня взглянуть позволив благосклонно,
Он может, чтоб мою тем успокоить грудь,
Вам слово разрешить несчастному шепнуть,
Бродяге, что ему уж надоел немало,
С презрением плеснет остатки из бокала.
Бесчестие! Позор! Нет, надобно кончать.
Ну, пей!
 

Эрнани

 
Я слово дал. Хочу его сдержать.
 

Дон Руй Гомес

 
Скорей!
 

Эрнани подносит флакон к губам Донья Соль силой отводит его руку

Донья Соль

 
О, подожди! Внемлите мне вы оба.
 

Дон Руй Гомес

 
Нет, ждать я не могу. Уж он стоит у гроба.
 

Донья Соль

 
Мгновенье, о сеньор! Как жестоки сейчас
Вы оба! Слушайте, что я хочу от вас.
Мгновенье – вот и все, что женщине здесь надо.
Позвольте же сказать, что для души отрада,
Что в сердце у нее! О, дайте же сказать!
 

Дон Руй Гомес

(к Эрнани)

 
Я тороплюсь.
 

Донья Соль

 
Зачем так сердце мне терзать?
Что сделала я вам?
 

Эрнани

 
Ах, плач ее – терзанье!
 

Донья Соль

(снова удерживая его руку)

 
Мне многое сказать вам надо на прощанье.
 

Дон Руй Гомес

(к Эрнани)

 
Пора!
 

Донья Соль

(повиснув на руке Эрнани)

 
О дон Хуан, излиться дай душой
И делай все тогда, что хочешь…
 

(Вырывает у него флакон.)

 
Мой он, мой!
 

(Высоко поднимает флакон перед взорами Эрнани и изумленного старика.)

Дон Руй Гомес

 
Когда две женщины решают дело чести,
Нам мужество искать в другом уж нужно месте.
Поклялся хорошо ты головой отца, —
Пойду к нему, чтоб он узнал все до конца!
Прощай!
 

(Делает несколько шагов к выходу, Эрнани удерживает его.)

Эрнани

 
Остановись!
 

(Донье Соль.)

 
Мне ль отступить с позором?
Мне ль быть обманщиком, изменником и вором?
Иль хочешь, чтоб я шел, куда глаза глядят,
С клеймом на лбу моем? Отдай, верни мне яд,
Верни его – молю всем сердцем, всею страстью!
 

Донья Соль

(мрачно)

 
Ты хочешь?
 

(Пьет из флакона.)

 
Пей теперь!
 

Дон Руй Гомес

(в сторону)

 
Как? И она? Несчастье!
 

Донья Соль

(возвращает Эрнани наполовину опорожненный флакон)

 
Возьми его.
 

Эрнани

(дон Руй Гомесу)

 
Старик, смотри, как ты жесток!
 

Донья Соль

 
О милый, для тебя тут есть еще глоток!
 

Эрнани

(берет флакон)

 
Ах!
 

Донья Соль

 
Ты бы ничего мне не оставил в склянке,
Не знаешь сердца ты супруги-христианки,
Не знаешь страсти той, в чьих жилах Сильвы кровь,
Я первой выпила. Пей ты, моя любовь!
Пей, если хочешь…
 

Эрнани

 
О, что слышу я, несчастный!
 

Донья Соль

 
Ты этого хотел.
 

Эрнани

 
Но эта смерть ужасна!
 

Донья Соль

 
Нет, нет!
 

Эрнани

 
Но этот яд – прямой к могиле путь.
 

Донья Соль

 
Не вместе ли должны мы в эту ночь заснуть?
А где – не все ль равно?
 

Эрнани

 
За клятвопреступленье
Вот месть твоя, отец!
 

(Подносит флакон к губам.)

Донья Соль

 
О, страшные мученья!
Отбрось скорей флакон! Ах, я схожу с ума!
Остановись, Хуан! В той склянке смерть сама!
Дракон, стоглавый яд, в какой-то дикой страсти
Растет в груди моей, мне сердце рвет на части!
О, можно ль так страдать? Весь ад в душе моей!
Ах, что со мной сейчас? Огонь! Огонь! Не пей!
Нет, ты не вынесешь!
 

Эрнани

(дон Руй Гомесу)

 
Ты – порожденье ада!
Ужели для нее другого нету яда?
 

(Пьет и отбрасывает флакон.)

Донья Соль

 
Что сделал ты?
 

Эрнани

 
А ты?
 

Донья Соль

 
О милый мой, приди
В объятия мои!
 

Садятся рядом.

 
Ты слышишь боль в груди?
 

Эрнани

 
Нет.
 

Донья Соль

 
Это свадьбы час. Блаженств ночных начало.
Не слишком ли бледна я для невесты стала?
 

Эрнани

 
Ах!
 

Дон Руй Гомес

 
Час судьбы пробил.
 

Эрнани

 
Горит вся грудь моя!
Страдает донья Соль – и это вижу я!
 

Донья Соль

 
Мне лучше, милый мой! Сейчас мы без усилья,
Чтоб вместе нам лететь, свои расправим крылья.
Вдвоем мы ринемся к иной, большой стране.
О, обними меня.
 

Обнимаются.

Дон Руй Гомес

 
Проклятие на мне!
 

Эрнани

(слабеющим голосом)

 
Благодарю судьбу за весь мой путь прекрасный
В изгнанье, средь врагов, в ночи, всегда опасной,
За то, что в час, когда я жизнью утомлен,
Здесь, на твоей груди, мне послан этот сон!
 

Дон Руй Гомес

 
Как счастливы они!
 

Эрнани

(все более слабеющим голосом)

 
Мне ночь легла на очи.
Страдаешь ты?
 

Донья Соль

(таким же угасающим голосом)

 
Нет, нет.
 

Эрнани

 
Ты видишь свет средь ночи?
 

Донья Соль

 
Где?
 

Эрнани

(со вздохом)

 
Вот…
 

(Падает.)

Дон Руй Гомес

(поднимает его голову, которая вновь падает)

 
Он мертв.
 

Донья Соль

 
Он мертв? О нет! Он крепким сном
Заснул! О мой супруг! Как хорошо вдвоем!
Мы оба здесь легли. То свадьбы нашей ложе.
 

(Угасающим голосом.)

 
Зачем его будить, сеньор де Сильва? Боже,
Он так устал сейчас…
 

(Поворачивает к себе лицо Эрнани.)

 
Взгляни, любовь моя!
Вот так… в мои глаза…
 

(Падает.)

Дон Руй Гомес

 
Мертва! И проклят я!
 

(Убивает себя.)

СТИХОТВОРЕНИЯ

ОДЫ И БАЛЛАДЫ

Железный голос.

Вергилий

I

 
В судьбе племен людских, в их непрестанной смене
Есть рифы тайные, как в бездне темных вод.
Тот безнадежно слеп, кто в беге поколений
Лишь бури разглядел да волн круговорот.
 
 
Над бурями царит могучее дыханье,
Во мраке грозовом небесный луч горит.
И в кликах праздничных, и в смертном содроганье
Таинственная речь не тщетно говорит.
 
 
И разные века, что братья исполины,
Различны участью, но в замыслах близки,
По разному пути идут к мете единой,
И пламенем одним горят их маяки.
 

II

 
О муза! Нет времен, нет в будущем предела,
Куда б она очей своих не подняла.
И столько дней прошло, столетий пролетело, —
Лишь зыбь мгновенная по вечности прошла.
 
 
Так знайте, палачи, – вы, жертвы, знайте твердо,
Повсюду пронесет она бессмертный свет —
В глубины мрачных бездн, к снегам вершины гордой,
Воздвигнет храм в краю, где и гробницы нет.
 
 
И пальмы отдает героям в униженье,
И нарушает строй победных колесниц,
И грезит, и в ее младом воображенье
Горят империи, поверженные ниц.
 
 
К развалинам дворцов, к разрушенным соборам,
Чтоб услыхать ее, сберутся времена.
И словно пленника, покрытого позором,
Влечет прошедшее к грядущему она.
 
 
Так, собирая след крушений в океане,
Следит во всех морях упорного пловца
И видит все зараз на дальнем расстоянье —
Могилу первую и колыбель конца.
 

1823

Ubi defuit orbis[446]446
  Там, где кончается мир (лат.).


[Закрыть].

I

 
Так – я перелистал историю народов!
Все есть в той книге – скорбь, величье, блеск походов.
И дух мой трепетал при смене царств и лет,
Когда скрывала тьма мужей великих лица,
Гремя, откидывалась медная страница
      И век злодеев шел вослед.
 
 
Теперь ту книгу мы закроем – не пора ли!
В надежде пламенной мы сфинкса вопрошали —
Немое чудище в личине божества,
Но разве разрешит его загадку лира?
Лишь кровью и огнем он в летописи мира
      Заносит темные слова.
 

II

 
И кто поймет их смысл? Искатель правды смелый,
Усни, усни, поэт, над лирой онемелой!
К чему нести на торг заветной думы плод?
Зачем ты пел, скажи, то гневно, то уныло?..
      Пытливой мысли нужно было
      В движенье увидать народ.
 
 
Дух революции я вызвал беспокойный?
Но хаос надобен, чтоб мир воздвигнуть стройный,
Я слышал некий глас в безмолвии ночном,
И я воззвал к толпе, чтобы могучим словом
      Век отошедший с веком новым
      Соединить одним звеном.
 
 
Народ внимающий необходим поэту —
Он должен жечь сердца, будить, вести их к свету,
Он должен видеть мир бескрайный пред собой,
Он к небу воспарил, раскрыв крыла впервые,
      И что ж – он как в родной стихии
      Над бездной моря голубой!
 
 
Он мощь обрел свою. Взмахнув крылом могучим,
То волн коснется он, то унесется к тучам,
В любой предел стремит безудержный полет.
Он в вихре кружится, как буря, чужд покою,
      Ногою став на смерч, рукою
      Поддерживая небосвод!
 

26 мая 1828 г.

И королева Маб ко мне явилась тенью.

Когда мы спим, она низводит к нам виденья.

Эм. Дешан. «Ромео и Джульетта»

 
Будь то Урганда иль Моргана, —
Но я люблю, когда во сне,
Вся из прозрачного тумана,
Склоняет фея стебель стана
Ко мне в полночной тишине.
 
 
Под лютни рокот соловьиный
Она поет мне песни те,
Что встарь сложили паладины, —
И я вас вижу, исполины,
В могучей вашей красоте.
 
 
Она за все, что есть святого,
Велит сражаться до конца,
Велит сжимать в руке суровой
Меч рыцаря, к боям готовый,
И арфу звучную певца.
 
 
В глуши, где я брожу часами,
Она, мой вездесущий друг,
Своими нежными руками
Луч света превращает в пламя
И в голос превращает звук.
 
 
Она, укрывшись в речке горной,
О чем-то шепчет мне тайком,
И белый аист, ей покорный,
Со шпиля колокольни черной
Меня приветствует крылом.
 
 
Она у печки раскаленной
Сидит со мною в поздний час,
Когда на нас из тьмы бездонной
Глядит, мигая утомленно,
Звезды зеленоватый глаз.
 
 
Влечет видений хороводы,
Когда блуждаю меж руин,
И эхо сотрясает своды,
Как будто там грохочут воды,
Подобные волнам стремнин.
 
 
Когда в ночи томят заботы,
Она, незрима и легка,
Приносит мне покой дремоты,
И слышу я то шум охоты,
То зов далекого рожка.
 
 
Будь то Урганда иль Моргана,
Но я люблю, когда во сне,
Вся из прозрачного тумана,
Склоняет фея стебель стана
Ко мне в полночной тишине.
 

1824

Гроза обрушилась, шутя,

На беззащитное дитя.

– Откройте, – крикнул он, – я голый!

Лафонтен. «Подражание Анакреону»

 
«Ты, что жадному взору в окне освещенном
Вдруг предстала сильфидой в смирении скромном,
Отвори мне! Темнеет, я страхом объят!
Бледных призраков полночь ведет небосклоном,
Дарит душам покойников странный наряд!
 
 
Дева! Я не из тех пилигримов печальных,
Что рассказы заводят о странствиях дальних,
Не из тех паладинов, опасных для дев,
Чей воинственный клич откликается в спальнях,
Будит слуг и пажей, благодарность презрев.
 
 
Нет копья у меня или палицы быстрой,
Нет волос смоляных, бороды серебристой,
Скромных четок, меча всемогущего нет.
Если дуну отважно я в рог богатырский,
Только шепот игривый раздастся в ответ.
 
 
Я лишь маленький сильф, я дитя мирозданья,
Сын весны, первозданного утра сиянье,
Я огонь в очаге, если вьюга метет,
Дух рассветной росы, поцелуй расставанья
И невидимый житель прозрачных высот.
 
 
Нынче вечером двое счастливых шептали
О любви, о горенье, о вечном начале.
Я услышал взволнованный их разговор,
Их объятья мне накрепко крылья связали,
Ночь пришла – а свободы все нет до сих пор.
 
 
Слишком поздно! Уже моя роза закрылась!
Сыну дня окажи ты великую милость —
Дай до завтра в постели твоей отдохнуть!
Я не буду шуметь, чтобы ты не смутилась,
Много места не надо – подвинься чуть-чуть.
 
 
Мои братья уходят в цветущие чащи,
Открывают им лилии сладкие чаши,
Травы в чистой росе, как в вечерних слезах.
Но куда же бежать мне? Дыханье все чаще:
Ни цветов на лугах, ни лучей в небесах!
 
 
Умоляю, услышь! Ночи темные эти
Ловят маленьких сильфов в незримые сети,
К белым призракам, к черным виденьям влекут…
Сколько сов обитает в гробницах на свете!
Сколько ястребов замки в ночи стерегут!
 
 
Близок час, когда все мертвецы в исступленье
Пляшут в немощной ночи при лунном свеченье.
Безобразный вампир, полуночный кошмар,
Раздвигает бестрепетной дланью каменья
И могиле приносит могильщика в дар.
 
 
Скоро карлик, весь черный от дыма и пепла,
Снова спустится в бездну бездонного пекла,
Огонек промелькнет над стеной камыша,
И сольются, чтоб в страхе природа ослепла,
Саламандры огонь и Ундины душа[447]447
  …Саламандры огонь и Ундины душа. – По представлениям средневековых алхимиков. Саламандра – это дух, обитающий в огне. Ундина – фольклорный образ, водяная дева.


[Закрыть].
 
 
Ну, а если мертвец, чтоб от скуки отвлечься,
Средь костей побелевших велит мне улечься?!
Иль, над страхом смеясь, остановит спирит,
Мне прикажет от мирных полетов отречься,
В тайной башне мечты и порывы смирит?!
 
 
Так открой же окно мне, покуда не поздно,
Не вели мне отыскивать старые гнезда
И вторжением ящериц мирных смущать!
Ну, открой же! Глаза у меня, словно звезды,
И признанья умею я нежно шептать.
 
 
Я красив! Если б ты хоть разок поглядела,
Как трепещет крыло мое хрупко и смело!
Я, как лилия, бел, я прозрачнее слез!
Из-за ласки моей и лучистого тела
Даже ссоры бывают порою у роз!
 
 
Я хочу, чтоб сказало тебе сновиденье
(Это знает сильфида), что тщетны сравненья:
Безобразна колибри, убог мотылек,
Когда я, как король, облетаю владенья, —
Из дворца во дворец и с цветка на цветок.
 
 
Как мне холодно! Тщетно молю о тепле я…
Если б мог за ночлег предложить, не жалея,
Я тебе мой цветок и росинку мою!
Нет, мне смерть суждена. Я богатств не имею, —
Их у солнца беру и ему отдаю.
 
 
Но укрою тебя я во сне небывалом
Шарфом ангела, феи лесной покрывалом,
Ночь твою освещу обаянием дня.
Будет сон этот нового счастья началом,
От молитвы к любви твою душу маня.
 
 
Но напрасно стекло мои вздохи туманят…
Ты боишься, что зов мой коварно обманет,
Что укрылся поклонник за ложью речей?!
Разве слабый обманывать слабого станет?
Я прозрачен, но тени пугаюсь своей!»
 
 
Он рыдал. И тогда заскрипели засовы,
Нежный шепот ответил нездешнему зову.
На балконе готическом дама видна…
Мы не знаем, кого удостоила крова, —
Сильфу или мужчине открыла она!
 

1823

Даже облака в недоступном небе боятся, что я последую за моими врагами в их лоно…

Мутанабби[448]448
  Мутанабби (915–965) – арабский поэт, панегирист и сатирик.


[Закрыть]

 
О воины! Рожден я был средь галлов смелых.
И Рейн переступал мой пращур, как ручей.
Меня купала мать в морях обледенелых,
И колыбель была из шкур медведей белых,
Поверженных отцом, сильнейшим из мужей.
 
 
Отец мой был силён! Но возраст сгорбил спину,
На лоб морщинистый легла седая прядь.
Он слаб, он стар! Увы, близка его кончина…
И трудно вырвать дуб и вытесать дубину,
Чтобы дрожащий шаг в дороге поддержать.
 
 
Я заменю отца! Хотя умрет он вскоре,
Он завещал мне лук, и дротик, и быков.
Я по следам отца пойду, осилив горе,
И если дуну я на дальний лес со взгорья, —
Дыханием сломлю столетний дух стволов.
 
 
Став отроком едва, я на альпийских кручах
Торил себе тропу в нагроможденье скал,
И голова моя тогда терялась в тучах,
И часто я следил полет орлов могучих,
И с голубых небес их прямо в руки брал.
 
 
Перекрывало гром в грозу мое дыханье,
Гасило молнии извилистый полет.
Когда резвился кит в бескрайнем океане,
Я ждал у берега моей законной дани
И доставал кита, создав водоворот.
 
 
Ударом удалым учился настигать я
Акулу в глубине и ястреба вдали,
Медведю смерть несли жестокие объятья,
Ломала рысь клыки, но лишь рвала мне платье, —
Мне причинить вреда укусы не могли.
 
 
Но отрочества мне прискучили забавы,
И устремлен теперь я к мужеству войны.
Проклятья плачущих, победный запах славы
И воины мои с оружием кровавым,
Как пробужденья клич, сегодня мне нужны.
 
 
Во мгле пороховой, в горячке рукопашной
Всё, словно вихрь, войска сметают пред собой,
А я встаю один, огромный, бесшабашный,
И, как баклан в волну врезается бесстрашный,
Ныряю смело я в кровавый, мутный бой.
 
 
Потом иду, как жнец среди колосьев спелых,
И остаюсь один в поверженных рядах.
Доспехи – словно воск для великанов смелых,
И голый мой кулак легко пробить сумел их,
Как узловатый дуб в уверенных руках.
 
 
Я так силен, что в бой иду без снаряженья,
Одетые в металл, мне воины смешны.
Из ясеня копье не знает пораженья,
И волокут быки мой шлем без напряженья,
Когда они в ярмо попарно впряжены.
 
 
Ненужных лестниц я не строю для осады,
Я просто цепи рву у крепостных мостов,
Кулак мой, как таран, легко крушит преграды;
Когда в пылу борьбы мне ров засыпать надо,
Обламываю я ограды городов.
 
 
Но, как для жертв моих, и мой черед настанет…
О воины! Мой труп не бросьте воронью!
Пусть гордый горный кряж моей могилой станет.
Когда же на хребты здесь чужестранец глянет,
Не сможет разглядеть средь многих гор – мою.
 

Март 1825 г.

Любите же меня, покуда вы прекрасны.

Ронсар

 
Послушай-ка, прекрасная Мадлен!
Сегодня день весенних перемен —
Зима с утра покинула равнины.
Ты в рощу приходи, и снова вдаль
Нас позовет врачующий печаль
Звук рога, вечно новый и старинный.
 
 
Приди! Мне снова кажется, Мадлен,
Что, уничтожив зимний белый плен,
Весна оттенки пробуждает в розах…
Так хочет угодить тебе весна:
На вереск ночью вытрясла она
Цветное платье, вымытое в росах.
 
 
О, если б я овечкой стал, Мадлен,
Чтобы затихнуть у твоих колен,
Когда коснутся белой шерсти руки!
О, если б я летящей птицей стал,
Чтоб в бездне неба я затрепетал,
Призыва твоего услышав звуки.
 
 
Когда б я был отшельником, Мадлен,
Ко мне бы ты явилась в Томбелен
Для исповеди и для покаянья,
Свои уста приблизила б ко мне,
Шепча в благочестивой тишине
Про грех вчерашний девичьи признанья.
 
 
О, если бы я получил, Мадлен,
Глаз мотылька моим глазам взамен,
То в темноте я стал бы страстно-зорким,
И билось бы нескромное крыло
В прозрачное, но прочное стекло
Твою красу скрывающей каморки.
 
 
Когда выходит грудь твоя, Мадлен,
Из плена крепостных корсетных стен,
А черный бархат разомкнет объятья, —
Стесняясь неприкрытой наготы,
Торопишься простосердечно ты
На правду зеркала набросить платье.
 
 
О, если б захотела ты, Мадлен,
Ты воцарилась бы, как сюзерен,
Над преданностью слуг, пажей, вассалов.
В твоей молельне, радующей глаз,
Скрывал бы камни шелк или атлас,
Пышнее, чем убранство тронных залов.
 
 
О, если б захотела ты, Мадлен,
То не вербена или цикламен
Тогда твою бы шляпку украшали,
Тогда носила бы корону ты,
И вечные жемчужные цветы
На ней бы никогда не увядали.
 
 
О, если б захотела ты, Мадлен,
Дворец бы дал на хижину в обмен
Я – граф Роже, я – раб твоей причуды.
Но если хочешь, буду пастухом,
Вдвоем с тобою в шалаше глухом,
Как во дворце, я вечно счастлив буду.
 

14 сентября 1825 г.