Текст книги "Безумный барон 2 (СИ)"

Автор книги: Виктор Гросов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 14 страниц)

– Дело сделано, – сказал я, и снова поразился, насколько чужим и безжизненным стал мой голос. – Пора уходить.

Никто не ответил. Они просто смотрели. Ратмир – с тяжелой, мрачной решимостью солдата, который понимает, что оказался в союзе с ядерной бомбой. Его люди – с опаской и готовностью в любой момент отскочить в сторону. Мы были в одной комнате, но между нами пролегла пропасть. Пропасть, которую я сам только что и вырыл.

Я сказал, что пора уходить, но сам понимал: так просто это не закончится. Не после того, что здесь произошло. Тишина в комнате звенела так, что хотелось заткнуть уши. Ратмир и его ребята, хоть и поднялись на ноги, все еще напоминали боксеров после тяжелого нокдауна. Они были здесь, но мыслями, казалось, где-то далеко, пытаясь осознать, как им удалось выжить там, где по всем законам они должны были сдохнуть.

Первой нарушила эту парализованную тишину Арина.

Собрав остатки своей воли, она с трудом поднялась на ноги. В отличие от вояк, в ее взгляде не было страха, только серьезная, обеспокоенная сосредоточенность. Она смотрела не на меч, не на разгром в комнате – она смотрела на меня. Прямо в глаза. Она, с ее чутьем на жизненные потоки, чувствовала изменение не на уровне инстинктов, а на уровне самой сути, видела трещину, которая прошла через меня.

Медленно, будто ступая по тонкому льду, она подошла ко мне. Я не шелохнулся, только крепче сжал в одной руке гроссбух, в другой – рукоять своего нового, пугающего меча. Остановившись в шаге от меня и помедлив секунду, она протянула руку.

Я ожидал чего угодно – упрека, вопроса, может, даже удара. Но она просто коснулась моего предплечья.

В тот же миг ее теплая, живительная, созидающая аура, которую я привык ощущать как солнечное тепло, наткнулась на мой внутренний холод. Не просто столкновение – взаимное отторжение, физически ощутимое, будто два однополюсных магнита пытались соприкоснуться. От места ее касания по моей руке пробежал разряд статического электричества, а воздух между нами зашипел, как вода, попавшая на раскаленную сковороду.

Она резко отдернула руку, будто обжегшись. На ее лице отразилось потрясение. Она не просто почувствовала – она поняла. Поняла, что во мне поселилось нечто, абсолютно враждебное самой природе ее силы, самой сути жизни. Мы, еще час назад бывшие двумя сторонами одной монеты, теперь стали двумя противоположностями, которые не могут существовать рядом, не причиняя друг другу боль.

В этот момент, наконец, подал голос Ратмир. Опираясь на стену, он выпрямился. И хотя рожа у него была серой, а сам он качался, как тростинка на ветру, в его голосе снова зазвенела сталь.

– Барон… – прохрипел он, его взгляд был прикован к изменившемуся клинку, к этим уродливым черным венам, пульсирующим на серебре. – Что ты… сделал?

Медленно, очень медленно я повернул к нему голову. И когда наши взгляды встретились, воевода, этот каменный истукан, не знающий страха, невольно отшатнулся. Отшатнулся, как от удара. На долю секунды, в тусклом свете, пробивающемся из окна, ему, видимо, привиделось то, что теперь было моей новой реальностью. Ему показалось, что глаза мои – не просто карие, а иссиня-черные, бездонные, как сама Пустота. Как дыры в космос, из которых сквозит вечной, могильной стужей.

– Я сделал то, что было необходимо, чтобы мы выжили, – ответил я, и мой собственный голос ударил по ушам своей безжизненной холодностью. В нем не было ни сарказма, ни злости, ни облегчения. Ничего. Просто констатация факта, как в отчете. – А теперь убираемся отсюда. Пока весь этот дом не решил похоронить нас под своими обломками.

Я заставил себя сделать шаг. Потом еще один. Внутренний холод, который до этого был просто фоном, вдруг сжался в тугой, ледяной комок где-то в солнечном сплетении. Мир качнулся под ногами, и я понял, что это не просто усталость.

Он реален. Этот холод. И он требует своей платы.

Словно услышав мои мысли, меч в руке снова завибрировал. Не яростно, как раньше, а требовательно, настойчиво. Как голодный младенец, требующий соску.

«Зафиксировано критическое падение твоих жизненных показателей, – с той же медицинской бесстрастностью сообщила Искра. – Внутренний энергетический баланс нарушен. Требуется срочная компенсация».

Я не успел спросить, что она имеет в виду. Я почувствовал это сам. Будто из меня выдернули какую-то важную деталь, и весь механизм начал идти вразнос. Холод в груди стал нестерпимым, а по венам, казалось, потекла ледяная крошка.

Пошатнувшись, я инстинктивно выбросил руку, упираясь в стену, чтобы не упасть. И в этот момент, когда мои пальцы коснулись холодного камня, произошло то, чего я никак не ожидал.

Один из телохранителей – тот, которого я вырубил первым, – зашевелился на полу в паре метров от меня, пытаясь приподняться на локте. Стоило моей руке коснуться стены, как Искра в моей руке дернулась, а внутренний холод нашел свою цель.

Я не хотел этого. Не отдавал приказа. Это произошло само.

Из моей ладони, прижатой к стене, к раненому верзиле метнулась едва заметная, похожая на разряд статического электричества, темная нить. Она коснулась его, и тот замер. Его глаза, до этого мутные от боли, широко распахнулись в последнем, немом изумлении. Он не закричал. Он просто… погас. Как лампочка, из которой выкачали весь воздух. Тело его обмякло, и он безвольно рухнул на пол, а по темной нити обратно ко мне, в мою руку, хлынул едва заметный, серый ручеек энергии.

Холод в груди отступил. Не исчез, нет. Но ледяные тиски, сжимавшие сердце, ослабли. Я ощутил прилив сил – не тепла, не жизни, а просто… энергии. Будто в разряженный аккумулятор влили немного заряда.

Я застыл, глядя на свою руку, потом на безжизненное тело на полу, и ледяной пот прошиб меня насквозь.

Все это видели. Ратмир. Арина. Степан. Игнат.

Они видели, как я, не пошевелив и пальцем, просто высосал жизнь из раненого человека.

Глава 12

Рука, сжимавшая меч, казалась чужой. Ни крови, ни грязи, но ощущение такое, словно по локоть измазался в чем-то липком и несмываемом. Подняв взгляд, я наткнулся на четыре пары глаз. В них не было ни капли благодарности за спасение. Только первобытный, инстинктивный ужас, с которым деревенский мужик смотрит на волка, который вдруг заговорил с ним человеческим голосом. Для них я только что перестал быть «Безумным Бароном», неудобным, но понятным союзником. Я стал… неправильным. Чужим.

В этот самый момент поместье, решив, что с него хватит, начало активно складываться, как карточный домик после пинка пьяного гостя. С потолка посыпались уже не крошка, а вполне увесистые булыжники, один из которых с грохотом разнес в щепки остатки хозяйского стола. Стены ходили ходуном, издавая утробный, скрежещущий стон, будто сам дом умирал в агонии.

– Подъем, воины! – мой хриплый, плоский голос резанул по ушам в наступившем хаосе. – Экскурсия по развалинам окончена, пора на выход. Если, конечно, у вас нет желания остаться здесь в качестве нового фундамента.

Шок – хорошая штука, но только до определенного момента. Мои временные соратники, до этого напоминавшие соляные столпы, дернулись, будто их окатили ледяной водой. Первым пришел в себя Ратмир. С усилием, от которого заходили желваки под кожей на его пепельно-сером лице, он поднялся на ноги. Его люди, Степан и Игнат, тут же подхватили командира под руки, не давая ему снова мешком осесть на пол. Их быстрые, косые взгляды были полны опаски.

– Ты… – начал было Ратмир, но я его оборвал.

– Потом, воевода. Все вопросы и взаимные упреки – потом. Если это «потом» у нас будет. Сейчас – двигаем. Живо!

Развернувшись, я пошел первым, прижимая к груди тяжелый, обитый кожей гроссбух – наш единственный приз в этой паршивой лотерее. Я не оглядывался, зная, что они пойдут за мной. Не из доверия. Из чистого инстинкта самосохранения. Когда горит дом, ты бежишь за тем, кто знает, где выход, даже если этот кто-то тебе совсем не нравится.

Продираясь через заваленные коридоры, как крысы по тонущему кораблю, я ощущал спиной ее взгляд. Не злой, не прожигающий – осторожный. Стоило мне замедлиться перед очередным завалом, как она тут же замирала, сохраняя эту проклятую, выверенную дистанцию. Будто я – кусок радиоактивного плутония, к которому опасно подходить слишком близко. В ее глазах больше не было ни аристократической спеси, ни ярости. Только глухая, вселенская усталость и вопрос, на который у меня не было ответа.

«Зафиксировано изменение в психоэмоциональном состоянии объекта „Арина“, – с клинической бесстрастностью констатировала у меня в голове Искра, чей новый голос действовал на нервы похлеще любого скрежета. – Отмечается повышение уровня кортизола и адреналина, характерное для реакции „бей или беги“. Но в данном случае это скорее „смотри и охреневай“. Любопытная реакция. Это у вас, людей, называется страхом?»

«Это у нас, подруга, называется здравым смыслом, – мысленно огрызнулся я, уворачиваясь от куска потолочной балки, рухнувшего в сантиметре от моей головы. – И если ты не заткнешься, я найду способ вживить тебе концепцию „получить по кумполу“».

Наконец, выломав какую-то заднюю дверь, мы вывалились наружу, в ночной сад, и попали из огня да в полымя. Внутри был строительный ад, снаружи – форменный дурдом. Весь город Торнхольд стоял на ушах. Мой гениальный план по «созданию помех» сработал даже лучше, чем я рассчитывал.

Лишившись командира и получив по зубам от отряда Ратмира у главных ворот, стража Аристарха полностью потеряла управление. Дисциплина, которой они так гордились, испарилась, как утренний туман. Носились по улицам, как ошпаренные коты, орали, спотыкались друг о друга и совершенно не понимали, что им делать. Одни пытались тушить уже вовсю полыхающий флигель, в который, видимо, прилетело что-то зажигательное от людей воеводы. Другие сбились в кучу посреди двора, выясняя, кто главный. А самые умные, и таких было большинство, просто бросали свои алебарды, срывали гербовые накидки и растворялись в толпе перепуганных горожан, высыпавших на улицы.

Идеальная картинка. Делов на копейку, а шуму на рубль.

– Сюда! – махнув рукой, я нырнул в спасительную тень, увлекая за собой свою пошатывающуюся команду. – Прикинуться ветошью и не отсвечивать.

Став частью этого хаоса, мы нырнули в паникующую толпу. Плащи, капюшоны на самые глаза. Ратмира, едва волочившего ноги, его верные мордовороты тут же взяли под микитки. Со стороны – просто подвыпившего мужика тащат домой, чтобы жена сковородкой не прибила. Вжимаясь в стену, я шел впереди, Арина – замыкающей. Никто не обращал на нас ни малейшего внимания. В этой всеобщей суматохе, где каждый спасал свою шкуру, всем было глубоко плевать на еще одну группу оборванцев, спешащих унести ноги.

Из города мы вышли так же легко, как и вошли, без единого вопроса от кого-либо. У ворот царила такая же неразбериха: стража сама пыталась понять, не пора ли им валить вслед за всеми. Предрассветный, промозглый туман тут же обнял нас своей сырой, холодной пеленой.

Оставив за спиной обезглавленный и подожженный нами город, мы углубились в лес. Лишь отойдя на пару километров, я позволил себе остановиться. Адреналин, державший меня на ногах, начал отступать, и на его место пришла она – чудовищная, высасывающая все соки усталость. И холод. Этот проклятый, внутренний холод никуда не делся. Он просто затаился, как зверь, ожидая своего часа.

Прислонившись к стволу вековой сосны, я смотрел на то, что сжимал в руке. Тяжелый гроссбух. Наш приз. Наша победа. Вот только ощущался он сейчас не как трофей, а как гиря, прикованная к моей шее и тянущая меня на самое дно. Мы выбрались. Мы победили. Но настоящая война для меня только что началась. И вести я ее буду в полном, абсолютном одиночестве.

Лес встретил нас тишиной, после грохота и криков Торнхольда давящей на уши, как вакуум. Отойдя от дороги на пару верст, мы завалились в какой-то бурелом, где нас и черт лысый не нашел бы. Адреналин, до этого бивший фонтаном, схлынул, оставив после себя мерзкую, липкую пустоту. Тело, еще минуту назад бывшее натянутой до звона струной, превратилось в мокрую тряпку.

Я привалился спиной к шершавому стволу сосны, ощущая, как внутренний холод, который я до этого игнорировал, начинает расправлять свои ледяные щупальца. Рядом, метрах в трех, тяжело дыша, сидел Ратмир. Рожа у воеводы была цвета старого пергамента, а под глазами залегли такие тени, что в них можно было спрятать пару контрабандных сундуков. Его верные громилы, Степан и Игнат, молча потрошили свои походные аптечки. Руки их, обычно быстрые и точные, двигались вяло, будто вымоченные в киселе. Степан уронил бинт, тупо посмотрел на него секунду, прежде чем нехотя нагнуться, и в этом простом движении было больше безнадеги, чем в любом стоне.

На поваленном дереве поодаль устроилась Арина. Обхватив колени руками, она сжалась в комок, будто пытаясь согреться. Но я-то знал – холод, который она чувствовала, шел не от утреннего тумана. Он шел от меня. Она не смотрела на меня в упор, нет. Притворялась, что изучает свои сапоги, но я ловил на себе ее быстрые, колючие взгляды. Такой, каким смотрят на приблудную собаку, которая только что спасла двор от волка, но от этого не перестала быть хищником. Стоило мне пошевелиться, как она едва заметно напрягалась, готовая в любой момент отскочить.

Я же, игнорируя эту молчаливую пантомиму, изучал то, что держал в руке. Мой меч. Вернее, то, чем он стал. Уродливые черные вены на серебре пульсировали в такт моему сердцу, и от этого вида к горлу подкатывала тошнота. Проведя пальцем по клинку, я ощутил такой холод, будто касался не металла, а куска самой беззвездной ночи. В ответ на это прикосновение холод внутри меня радостно, хищно мурлыкнул, а меч в руке едва заметно потеплел. Будто я почесал за ухом довольного, сытого зверя.

«Анализ тактильной реакции завершен. Отмечается положительная обратная связь между твоей нервной системой и измененной структурой артефакта, – с той же могильной бесстрастностью сообщила Искра. – Кажется, мы синхронизируемся. Это повысит эффективность в бою. Концепция „стать одним целым“ приобретает буквальный смысл. Не увлекайся, а то я еще и есть за тебя начну. Шутка».

Шутка. Отлично. Я заключил дьявольскую сделку, чтобы спасти их шкуры, а мой личный дьявол уже отпускает шуточки. Кажется, в договоре мелким шрифтом было прописано, что чувство юмора у нас теперь тоже общее. И оно паршивое.

Эту гнетущую тишину первым нарушил Ратмир. Он не был бы лучшим воеводой рода Шуйских, если бы позволил себе долго раскисать. Собрав остатки воли в кулак, воевода заставил себя сесть прямо. Голос его был хриплым, будто он всю ночь не водку пил, а гравий жевал, но в нем снова зазвенела привычная сталь.

– Итак… подведем итоги. – Он обвел тяжелым взглядом нашу потрепанную компанию. – Задача, поставленная бароном, выполнена. Гроссбух у нас.

Сделав паузу, он остановил взгляд на мне, потом скользнул по мечу, и челюсти его сжались.

– Но цена… высока. Мы – беглецы. Обвиняемые не только в убийстве, но и, после того, что случилось в поместье, – в чернокнижии самого гнусного толка. Орловы спустят на нас всех собак. Инквизиция уже точит колья. А через день здесь будет Легат Империи, который приехал судить барона Рокотова и вряд ли обрадуется, узнав, что обвиняемый в это время сжег половину города и вырезал местного казначея.

Он говорил, как рубил – коротко, жестко, по делу. Никаких упреков, лишь холодный анализ ситуации от профессионала, который отлично понимал, в какой глубокой заднице мы все оказались.

– Предлагаю следующее, – продолжил он, и его голос стал тверже, снова превращаясь в командира, принимающего решение. – Прятаться здесь, в лесах – безумие. Нас выследят и перебьют поодиночке. Нам нужна база. Крепость. Предлагаю немедленно двигаться на север, к землям барона Кривозубова.

Степан и Игнат, услышав знакомое имя, согласно загудели. План был им понятен и близок.

– У него мы сможем перевести дух. – Ратмир загибал пальцы. – Пополнить припасы, дать людям отдохнуть. Я смогу связаться с леди Вероникой, передать ей… – он снова покосился на гроссбух в моих руках, – … передать ей доказательства. А уже она, используя свой статус и влияние при дворе, представит их Легату. Мы уйдем в тень. Спрячемся за чужими стенами и будем ждать, пока наверху решат нашу судьбу. Это единственный разумный ход.

Он закончил. В наступившей тишине его план звучал чертовски логично. Осторожно, прагматично, правильно. Отступить, сохранить главный козырь, передоверить политическую борьбу тем, кто в этом разбирается. Любой нормальный военный на его месте предложил бы то же самое. Измотанные до предела, его люди, казалось, готовы были вцепиться в любую надежду на спасение. На их лицах читалось явное облегчение. Наконец-то хоть какой-то понятный, здравый план, а не безумные авантюры этого приезжего чернокнижника. Они все ждали моего согласия, чтобы наконец-то вздохнуть спокойно и начать двигаться к спасению.

Именно в этот момент я понял, что «нормальным» я больше никогда не буду.

План Ратмира повис в утреннем, промозглом воздухе – логичный, правильный и до одури предсказуемый. Спасительная соломинка для утопающих, за которую тут же, с видимым облегчением, ухватились Степан и Игнат. Даже Арина, казалось, была готова согласиться на эту передышку. Отступить. Залечь на дно. Дать большим дядям и тетям разобраться. Любой здравомыслящий человек на нашем месте поступил бы именно так.

Но здравомыслие, похоже, осталось в той комнате, вместе с трупом Аристарха.

Из моей глотки вырвался короткий, сухой смешок. Он прозвучал в лесной тишине так неуместно, что все разом уставились на меня. Ратмир нахмурился, его и без того мрачное лицо превратилось в грозовую тучу.

– Я что-то смешное сказал, барон? – проскрежетал он.

Опираясь на меч, я медленно поднялся на ноги. Внутренний холод придавал сил, отгоняя усталость. Я чувствовал себя не человеком, а машиной, в которой только что заменили батарейку.

– План хороший, воевода. Только ты мыслишь, как солдат. А надо – как крыса, загнанная в угол. Твой план – это не спасение. Это красивая, почетная капитуляция.

– Это единственный способ доставить доказательства леди Веронике и выжить! – рявкнул Ратмир, и в его голосе зазвенело оскорбленное достоинство.

– Выжить? – я усмехнулся. – Ты это называешь «выжить»? Отсидеться в чужой норе, пока твое имя смешивают с грязью? Это не жизнь, воевода, это ожидание приговора. Прямо сейчас гонцы Орловых уже несутся во все стороны. И везут они не приглашения на чай. Они везут свою версию правды. И пока мы будем неделю пробираться к Кривозубову, эта версия станет единственной. Все будут знать, что «Безумный Барон» с подельниками вырезал гарнизон, убил казначея и сбежал.

Я посмотрел на Арину. Она вздрогнула, но глаз не отвела.

– Эта книга? – я постучал по тяжелому переплету костяшками пальцев. – К тому моменту, как она попадет к Веронике, ее ценность будет равна нулю. Это будет просто бумажка в руках сестры беглого преступника. А мы из обвиняемых превратимся в осужденных. Заочно.

– Но Легат… он должен будет провести расследование! – упрямо возразил воевода, но в его голосе уже не было прежней уверенности.

– Должен. Но зачем ему лишняя головная боль? – я криво усмехнулся. – У него будет простая и ясная картина: благородный род Орловых, требующий возмездия, и группа отморозков, которые где-то прячутся. Как думаешь, на чью сторону ему будет проще встать, чтобы быстро закрыть дело и отчитаться перед Императором?

В лесу повисла тишина, нарушаемая лишь редким пением птиц. Ратмир молчал, его взгляд уперся в землю. Он был похож на игрока в шахматы, которому только что показали комбинацию, ломающую всю его защиту. Он был солдатом, а я говорил с ним на языке подлости и пропаганды, и он, стиснув зубы, понимал, что в моих словах есть своя, уродливая правда.

– Так что же ты предлагаешь? – наконец выдавил он. – Сидеть здесь и ждать, пока нас окружат?

– Нет. Я предлагаю перестать играть в догонялки, – я подошел к нему почти вплотную. Внутренняя стужа делала меня на удивление спокойным. – Если они хотят суд – они его получат. Только не тот, на который рассчитывают.

Впервые за все это время подала голос Арина. Ее голос был слаб, но тверд.

– Ты хочешь… пойти к ним? Прямо в пасть? Это безумие.

– Именно, – я кивнул, и ледяная уверенность заполнила меня изнутри. – Бежать – это то, чего они от нас ждут. Это предсказуемо. А мы сделаем то, чего не ждет никто. Мы сами придем на этот суд.

Они уставились на меня, как на сумасшедшего. Даже Искра в моей голове, кажется, на секунду зависла, обрабатывая объем поступившего бреда.

– Это будет уже не их игра, воевода. А наша.

Я выпрямился, чувствуя, как азарт игрока, который увидел на доске выигрышную, хоть и самоубийственную комбинацию, заглушает и холод, и усталость.

Они все еще молчали, переваривая услышанное. Ратмир, этот каменный истукан, смотрел на меня уже не как на союзника, а как на оружие, которое он сам же и притащил в этот лес. Арина, до этого сжавшаяся в комок, теперь распрямилась, и в ее глазах, помимо страха, проступило что-то еще. Острое, хищное любопытство. Она была игроком до мозга костей и поняла, что я собираюсь не просто перевернуть доску – я собираюсь сломать ее об колено вместе с фигурами и самим столом.

Мое предложение повисло в воздухе, густое и тяжелое, как туман. Безумие. Чистое, незамутненное безумие. Ратмир смотрел на меня так, будто я предложил ему голыми руками ловить молнии. Арина – с той смесью восхищения и ужаса, с какой смотрят на гениального хирурга, который собирается оперировать сам себя ржавым ножом. Они молчали, не находя слов, чтобы прокомментировать мой бред.

И в этот самый момент из-за деревьев, бесшумно, как тень, выскользнула фигура. Один из вояк Ратмира, тот, которого он оставил на стреме у дороги. Парень был бледен, дышал тяжело, но держался молодцом.

– Командир, – выдохнул он, игнорируя всех, кроме воеводы. – Новости. Плохие.

– Говори, – коротко бросил Ратмир, не отрывая от меня своего тяжелого взгляда.

– Гонцы от Орловых… скачут во все стороны. Один мимо пролетел, я в кустах отсиделся. Трясся, как осиновый лист, но орал на всю дорогу своему оруженосцу. Я подслушал.

Разведчик перевел дух и выпалил:

– Орловы созывают «Собор Северных Лордов». Прямо в своем замке, в Орлином Гнезде. Хотят устроить публичный суд. Над… – он запнулся и покосился на меня, – … над бароном Рокотовым. Чтобы, значит, при всех его осудить и показать, кто тут главный. Говорят, и Легат, и сам Инквизитор туда приглашены. В качестве почетных гостей.

Парень закончил и уставился на своего командира, ожидая реакции. Но реакция последовала не от Ратмира.

В ответ я рассмеялся. Тихо, коротко, с каким-то внутренним, ледяным удовлетворением. Будто игрок в покер, которому на ривере доехал флеш-рояль. Все мои спутники, включая запыхавшегося разведчика, уставились на меня, как на привидение. Их мир рушился, а я смеялся.

– Они решили не просто выиграть, а еще и на бис станцевать на наших костях, – прошипел я, и в моем голосе не было веселья, только холодный, злой азарт. – Что ж, поможем им с музыкой.

Я обвел их взглядом, который, я знал, сейчас пугал их до чертиков.

– Это наш шанс, воевода. Единственный. Они хотят шоу? Мы им его устроим.

Я поднял гроссбух, который все это время сжимал в руке.

– Они ждут нас в качестве дичи на своей охоте. А мы придем как волки в их овчарню.

– Прорваться в Орлиное Гнездо во время сбора лордов? – Ратмир недоверчиво покачал головой. – Там будет тройное оцепление. Это не просто крепость, это будет самая охраняемая точка в северных землях. Как ты себе это представляешь? Мы даже к стенам не подойдем.

– А кто сказал, что мы будем подходить к стенам? – я усмехнулся. – Ты мыслишь категориями штурма, воевода. А надо мыслить, как… контрабандист. Они будут ждать врагов снаружи. А мы уже будем внутри.

В их взглядах читалось понимание всего масштаба авантюры. Пан или пропал. Либо мы с триумфом выходим из ворот, либо наши головы украшают пики на стенах Орлиного Гнезда. Ставки взлетели до небес.

Ратмир потер переносицу с усталостью человека, который уже ничему не удивляется.

– Хорошо, барон. Допустим, ты не врешь, и у тебя есть способ просочиться внутрь. Что дальше? Ты выйдешь на середину зала и крикнешь «Сюрприз!»? Нас скрутят раньше, чем ты успеешь открыть рот. Легат и пальцем не пошевелит, чтобы спасти обвиняемого, который устроил дебош на суде.

В ответ я впервые с момента нашей встречи в том проклятом кабинете улыбнулся. Улыбка получилась холодной, хищной и, я был уверен, совершенно чужой. Я медленно провел свободной рукой по своему мечу, на котором едва заметно пульсировали темные вены.

– Кто сказал, что они нас увидят? – мой голос прозвучал тихо, но от этого еще более зловеще. – После недавней «трапезы» у нашего друга, – я кивнул на Искру, – появились новые, весьма специфические таланты.

Я поднял взгляд на ошарашенного Ратмира, на замершую Арину.

– Думаю, пришло время для небольшого маскарада.

Глава 13

Моя последняя фраза про «маскарад» повисла в промозглом лесном воздухе. Судя по рожам моих спутников, они были готовы к тому, что этим топором сейчас огреют именно их. Ратмир, этот ходячий монумент воинской чести, смотрел на меня так, будто я предложил ему на спор съесть ведро гвоздей. Его верные громилы, Степан и Игнат, застыли с таким выражением, будто впервые увидели говорящую лошадь, и она им нахамила. А Арина… ее взгляд был прикован не ко мне, а к мечу в моей руке. В нем смешались первобытный ужас и болезненное любопытство, с каким кошка смотрит на клубок ядовитых змей.

– Маскарад? – наконец выдавил из себя Ратмир, и голос его проскрежетал, как несмазанная телега. – Ты в своем уме, барон? Орлиное Гнездо – это не трактир. Там на входе маги-дозорные сидят, которые муху на лету по ауре опознают. Нас вычислят раньше, чем мы к воротам подойдем.

– А кто сказал, что у нас будет аура? – я позволил себе кривую усмешку, от которой, я был уверен, у них по спинам пробежал холодок.

Внутренний холод отозвался требовательным толчком. Он хотел жрать. И я собирался дать ему то, что он хочет. Это был чистый, незамутненный инстинкт, как у водителя, который на гололеде выворачивает руль, не успев даже подумать.

– Отойдите, – бросил я, делая шаг на небольшую поляну. – Сейчас будет небольшой фокус-покус. Слабонервных и беременных просим удалиться.

Завороженно глядя на меня, они не двинулись с места. А я просто закрыл глаза – не столько для концентрации, сколько чтобы не видеть их испуганных лиц. Погрузившись в ледяную, звенящую пустоту, зиявшую у меня в груди, я не искал ответов. Я отдавал приказ.

«Искра», – мысленно позвал я, и на этот раз не было ни детского любопытства, ни подростковой иронии. Лишь холодный, бесстрастный отклик, как щелчок реле в мертвой машине.

«Я слушаю».

«Маскировка. Не иллюзия. Искажение. Мне нужно поле, которое сожрет наши сигнатуры. Превратит нас в ничто. В серый шум».

Пауза. Меч в моей руке завибрировал, а холод в груди сжался в тугой, болезненный комок. Плата. Он требовал платы.

«Концепция принята. Требуется источник питания для генерации поля искажения реальности. Твоя жизненная эманация подходит. Начать процесс?»

Я стиснул зубы. Вот оно, началось в колхозе утро. Он не просто просил – он выставлял счет. Либо я его кормлю, либо фокуса не будет.

«Начинай, дармоедка».

И он начал. Укол ледяной иглой прямо в сердце – вот на что это было похоже. Будто из меня стали выкачивать не кровь, а саму жизнь, саму суть. Энергия, до этого бывшая просто моей силой, теперь стала топливом для этой ненасытной твари. Она текла из меня в меч, преобразуясь там в нечто иное – в холодную, вязкую, мертвую рябь, которая начала медленно расползаться от меня во все стороны.

Мир затрещал. Открыв глаза, я увидел, как воздух пошел волнами, похожими на марево над раскаленным асфальтом, только эти волны не искажали свет – они его пожирали. Цвета тускнели, звуки глохли. Тень под деревьями стала гуще, чернее. Словно кто-то медленно выкручивал контрастность и насыщенность у всего мира.

Арина вскрикнула и отшатнулась, прижимая руки к вискам.

– Что ты делаешь⁈ – в ее голосе звенела боль. – Это… это неправильно! Я ничего не чувствую!

Ее личный мир, сотканный из потоков жизни, схлопывался – оглушительное ощущение, равносильное потере всех чувств разом. Ратмир и его ребята попятились. Их лица, и без того не пышущие здоровьем, сделались землистыми. Эта противоестественная пустота давила на них, делая слабее, уязвимее, и стена между нами, до этого невидимая, стала почти осязаемой. Они смотрели на меня, как на источник чумы. И они были правы.

«Энергетическая подпись объекта „Арина“ успешно зашумлена. Эффективность маскировки – девяносто семь процентов. Побочный эффект – ментальный дискомфорт, вызванный сенсорной депривацией, – с клинической бесстрастностью прокомментировала Искра. – Забавный у вас вид. Как у привидений на корпоративе. Что есть „корпоратив“?»

«Потом объясню, – прошипел я, чувствуя, как по подбородку течет струйка крови из носа. – Работай».

Еще один рывок, еще одна порция моей жизненной силы ушла в ненасытную пасть меча. Поле стабилизировалось, больше не расширяясь, а окутывая нас пятерых плотным, невидимым коконом. Моя рука, на которую я бросил взгляд, казалась блеклой, полупрозрачной. Мы стали призраками. Энергетическими фантомами, которых нет на карте этого мира.

Тяжело дыша, я выпрямился. Холод внутри немного отступил, сменившись гулкой, звенящей пустотой.

– Ну что, воевода, – я повернул голову к Ратмиру, который смотрел на меня с откровенным ужасом. – Теперь у тебя есть возражения по поводу дозорных?

Возражения у воеводы, конечно, были. Целый вагон и маленькая тележка. Но он был профи, а профи умеет отличать личную неприязнь от тактического преимущества. Мой фокус с «выключением» наших аур, очевидно, произвел на него впечатление. Он просто мотнул своей квадратной башкой, и в этом жесте было все: и «ты, барон, полное чудовище», и «но фокус, черт побери, годный». Его ребята, Степан с Игнатом, переглянулись, но слова против командира не сказали. Сказано в морг – значит, в морг. По пути переоденемся.

Так мы и двинулись – призраки на профсоюзном собрании: вроде все здесь, а никто ни с кем не разговаривает. Шагая впереди, я поддерживал эту дрянь, этот «серый шум», и был натуральной вышкой сотовой связи, которая не раздает интернет, а глушит все вокруг. Каждые полчаса внутренний холод сжимался в тугой узел, заставляя снова «подкармливать» Искру очередным куском своей жизненной силы. Та жрала молча, без прежнего энтузиазма, но с деловитостью хорошего бухгалтера, списывающего со счета очередной платеж.