Текст книги "Безумный барон 2 (СИ)"

Автор книги: Виктор Гросов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 14 страниц)

– Анализ состояния носителя. Зафиксировано падение структурной целостности физической оболочки на ноль целых, восемь десятых процента за последние сутки, – прозвенел в голове её новый, синтетический голос.

Услышав его, я вдруг понял, что скучаю по той любопытной девчонке, которая задавала идиотские вопросы. Кажется, в той мясорубке я убил не только Аристарха. Я убил и её.

– Рекомендую найти источник питания. Вон тот толстый, в фиолетовом… расчёт… его энергетический потенциал на семнадцать процентов выше среднего. Анализ показывает, что его жизненная сила плотная, неэффективно расходуется и обеспечит сырой энергии. Значительное повышение производительности для твоего текущего состояния.

– Отставить каннибализм, – мысленно я отмахнулся, глядя, как барон Кривозубов за соседним столом давится жареным кабаном, и с отвращением подавляя мимолетный, хищный импульс. – Мне ещё с этими батарейками как-то союз строить.

– Нелогично, – безэмоционально ответила Искра. – Устранение слабых звеньев повышает общую прочность цепи.

Легат Голицын, этот хитрый, как сто лис, интриган, тоже прекрасно чуял, что его главный «актив» становится всё более нестабильным. Действовал он соответственно, избрав, по его мнению, лучшую терапию для ходячей аномалии – канцелярскую работу. Каждое утро на моём столе вырастала новая гора свитков. Пыльные фолианты с проеденными мышами страницами, зашифрованные донесения Ордена, от которых даже у Искры «процессор» грелся, бухгалтерские книги Аристарха, запутанные, как клубок змей. Старый лис требовал аналитических выкладок, тактических схем и прогнозов, отчаянно пытаясь занять мой мозг, не дать ему времени прислушаться к внутреннему скрежету. А по ночам из его покоев то и дело вылетали гонцы. Мышей ловить они явно не в столицу скакали. Этот паук не спасал Империю, он плёл новую паутину, в центре которой сидел я, и готовил почву, чтобы легализовать своё новое, страшное оружие.

Напряжение в стане моих новоиспечённых союзников достигло точки кипения. Вчера, свернув в тёмный коридор, я замер. Там, в нише за гобеленом, стояли Кривозубов и один из помощников Легата. Барон что-то горячо шептал, тыча пальцем в сторону моих покоев. А потом наткнулся на Ратмира, который бесшумно вырос из тени, как гранитная скала. Он не сказал ни слова. Просто встал и посмотрел. Кривозубов взял одну ноту, побагровел, потом позеленел, сдулся, как проколотый пузырь, и, не прощаясь, практически ускакал прочь. Началось в колхозе утро. Закулисные интриги, шепотки по углам. Они искали гарантий, что «это чудовище» будет под контролем. Что у него будет цепь. И поводок.

Верный своему слову, Ратмир, как всегда, пресекал эти попытки. Он подходил ко мне, отдавал отчёты, обсуждал планы обороны, однако его взгляд… В нём была тяжелая, молчаливая тоска. Так он смотрел на своего умирающего коня после битвы в Долине Пепла. Он всё ещё называл меня «командиром», но слово это выходило из него натужно, будто он проталкивал его через горсть гравия. Он видел, что его спаситель угасает, превращаясь в нечто иное, холодное и чужое. Помимо верности, в его глазах всё чаще проскальзывала тревога. Тревога не за себя. За меня.

На рассвете, когда туман был таким густым, что казалось, его можно резать ножом и намазывать на хлеб, в ворота Орлиного Гнезда ударил стук копыт. Не мерный, а рваный, отчаянный. Сонная стража, матерясь вполголоса, отворила ворота, пропуская внутрь всадника – или то, что от него осталось. Покрытый слоем грязи и пыли, будто он скакал не по дороге, а прямиком через преисподнюю, он качался в седле, как осенний лист на ветру. Конь под ним был уже не конь, а ходячий труп с глазами, полными вселенской тоски; животное, похоже, разделяло моё мнение о срочности имперской почты. Сделав последние несколько шагов по каменной брусчатке, оно рухнуло на колени и с тихим, жалобным стоном завалилось на бок. Замертво.

Едва успев вывалиться из седла, гонец ткнулся носом в протянутые руки гвардейцев, мертвой хваткой сжимая в одной руке тубус с большой, алой восковой печатью самого Императора. Ответ на донесения Голицына. И пришёл он с такой немыслимой скоростью, что стало ясно – в столице кто-то очень сильно вспотел.

Экстренный совет собрали с такой поспешностью, что некоторые лорды, вроде Кривозубова, ввалились в тронный зал, не успев даже толком причесать свои сальные бороды, и теперь пытались придать себе важный вид, что получалось у них так себе. В повисшей тишине отчетливо слышалось, как у кого-то от нервов скрипят зубы, а у соседа Кривозубова дрожит рука с кубком. Ждали, как приговора, будто я сейчас не на суд пришел, а их всех скопом в налоговую сдавать.

Когда двери распахнулись и вошёл я, зал замолчал. Так замолкает класс, в который вошёл директор с ремнём в руках. Я шёл медленно, опираясь на свой меч, который теперь воспринимался всеми не как оружие, а как моя третья, зловещая, неотделимая нога. Рядом, чуть позади, шла Арина – не поддерживая, нет, но одним своим присутствием создавая вокруг меня едва заметный барьер, не дававший мне окончательно раствориться в воздухе. Войдя в зал, я перестал различать их лица. Вместо людей – просто набор тепловых сигнатур разной степени интенсивности. Вон тот, в фиолетовом, «фонил» страхом так, что аж глаза режет. А вот Легат – ровное, холодное пятно. Интересно.

– Зафиксированы пиковые значения кортизола у девяноста двух процентов присутствующих, – бесстрастно сообщила Искра. – Их физиологическая реакция на твоё появление аналогична реакции на встречу с крупным хищником. Забавно. Они боятся тебя больше, чем армии Ордена.

– Потому что армия Ордена где-то там, а я – здесь, – мысленно буркнул я.

Поднявшись со своего кресла с грацией сытого кота, Легат Голицын взял у гвардейца тубус. На его лице застыла непроницаемая маска игрока в покер, которому только что доехал флеш-рояль. Читать самому было бы слишком просто; вместо этого он кивнул своему глашатаю – тощему, длинному хмырю с вечно испуганными глазами. Тот, с пергаментом в руках, трясся, как будто ему не указ читать, а в прямом эфире бюджет на следующий год защищать. Исход, похоже, ожидался такой же. С видимой дрожью в руках он сломал имперскую печать, и сухой треск в оглушительной тишине зала прозвучал, как выстрел. Развернув пергамент, глашатай прокашлялся и начал зачитывать, и голос его срывался, как у первокурсника на экзамене.

Первая часть указа была предсказуемой до зевоты. «Именем Его Императорского Величества…», «благодарим за доблесть и верность короне…», «порицаем гнусную измену рода Орловых…». Стандартная канцелярская муть, от которой сводило скулы. Лорды слушали, набычившись, каждый ждал главного. Сейчас либо шампанское откроют, либо начнут прикидывать, как мою голову на стену повесить, чтобы с гобеленом сочеталась.

Сглотнув, глашатай перешёл к следующему абзацу.

– … оценив уникальные обстоятельства, природу новой угрозы, а также проявленные бароном Михаилом Рокотовым экстраординарные способности, Его Императорское Величество принимает беспрецедентное решение!

В зале повисла такая тишина, что я услышал, как у кого-то в дальнем углу заурчало в животе.

– За проявленную доблесть и спасение северных земель, – глашатай сделал ещё одну, театральную паузу, – барон Михаил Рокотов… не жалуется титулом Маркиза Северных Пределов.

По залу пронёсся вздох разочарования и недоумения. Ага, не наградили. Значит, сейчас начнётся самое интересное.

– Вместо этого, – продолжил глашатай, и его голос взлетел до фальцета, – для него учреждается новая, чрезвычайная государственная должность! Именем Императора, Михаил Рокотов отныне нарекается… Хранителем Севера и Верховным Магистром Аномалий.

Звучало это так же пафосно и бессмысленно, как «менеджер по клинингу» вместо уборщицы. По залу прокатился гул изумления, похожий на звук потревоженного осиного гнезда. Кривозубов, до этого уже примерявший на себя роль главного борца с тиранией, так и застыл с отвисшей челюстью. На его багровой физиономии шла сложная работа мыслительного процесса, сравнимая по интенсивности с работой мозга инфузории-туфельки. Он отчаянно пытался понять: это повышение или, наоборот, изощрённая форма ссылки?

А я – понял. Мгновенно. Вся картина, до этого бывшая мутной и разрозненной, сложилась в идеально четкий, до омерзения ясный пазл. Ну вот и всё, приехали. Старый лис меня не просто обул, он на мне эти сапоги ещё и зашнуровал бантиком. Гениально, твою мать. Скосив глаза на Легата, я заметил, как тот с трудом сохраняет невозмутимое выражение лица, однако в его глазах, в самых уголках, плясали крошечные, триумфальные огоньки. Его план сработал. Идеально. Началось в колхозе утро.

Набрав в грудь воздуха, глашатай продолжил зачитывать, и его голос, до этого дребезжавший от страха, вдруг обрёл металл власти, подробно разъясняя суть моего нового статуса. С каждым зачитанным словом ледяные тиски на моей груди сжимались всё сильнее. Магистр Аномалий. Не титул, не награда – должность. Со своим уставом, должностной инструкцией и, что самое паршивое, присягой на верность. Отныне я становился личным «специалистом» Императора по борьбе с Орденом и любыми проявлениями Пустоты. Мне давались широчайшие полномочия на Севере: право реквизировать ресурсы местных лордов, командовать их гарнизонами, вести расследования и даже выносить приговоры именем Короны. Власть, о которой любой из этих напыщенных индюков не мог и мечтать.

– Расчётная вероятность твоего неповиновения снижена, – бесстрастно сообщила Искра. – Применение имперского законодательного протокола как метода контроля – высокоэффективно. Следует внести в базу данных. Ого, у тебя теперь есть должность! Это как у того мужика в твоих воспоминаниях, которого назвали «старшим менеджером», а на самом деле заставили туалеты мыть?

Она была права, стерва. Магистр Аномалий. Звучит. Прям как «почётный узник совести». Мне дали права? Нет, мне повесили на шею устав. Мне дали власть? Нет, мне выдали должностную инструкцию, где мелким шрифтом прописано «шаг влево, шаг вправо – измена Родине». Красиво упаковали. Моя аномальная сила, моё проклятие, мой вечный голод – всё это было только что официально «приватизировано» Империей. Получив безграничные ресурсы и власть, я заплатил за них последними остатками своей свободы.

Мой взгляд нашёл Арину. Она тоже всё поняла. На её лице не отразилось ни радости, ни облегчения – лишь глухая, вселенская усталость, какая бывает у человека, только что закончившего марафон и узнавшего, что ему бежать ещё столько же. В её взгляде, устремлённом на меня, читалось горькое понимание: наша общая клетка только что стала официальной, с гербовой печатью и номером в реестре. Из неё теперь не было выхода. Мы больше не беглецы, борющиеся за правду. Мы – государственное имущество.

Северные лорды тоже догнали. Их лица вытянулись, когда до них дошла вся дьявольская хитрость этого хода. Кривозубов медленно бледнел, осознавая, что теперь я могу совершенно законно прийти к нему в замок и «реквизировать» тот самый караван с железом, который он так удачно «потерял». Купец, которого я приложил поставками соли, незаметно попытался спрятаться за колонной, будто это могло сделать его невидимым. Они оказались между молотом и наковальней: с одной стороны – чудовище, которое они до смерти боялись, с другой – имперский закон, который они, как выяснилось, боялись ещё больше. Все их закулисные интриги, все их попытки сколотить коалицию против меня в один миг потеряли всякий смысл. Им оставалось лишь подчиниться. И сглотнуть.

Скрипя зубами, они медленно, один за другим, начали опускаться на одно колено. Рожи кислые, будто им не присягу приносить, а в долг просить пришли. И ведь не мне клянутся, а должности. Сегодня я Магистр – они целуют сапоги. Завтра меня на кол посадят – они первыми дров подкинут. Политика, чтоб её. Я смотрел на эту картину – на склоненные головы, на блеск дорогих камней на их перстнях, на затаённый страх в их глазах – и не чувствовал ничего. Ни триумфа, ни удовлетворения. Только холод. И тяжесть нового, невидимого ошейника на шее.

Ну всё, думал я, сейчас занавес, аплодисменты, цветы на сцену. Щас. У таких режиссеров, как наш Легат, в запасе всегда есть еще один акт, самый паршивый, с плохими актерами и предсказуемым финалом. И он не заставил себя ждать.

Глашатай, который уже было с облегчением свернул пергамент, вдруг замер. Едва заметно кашлянув в кулак, Легат подал ему знак, и тощий хмырь, побледнев, развернул свиток снова. Вишенка на торте, как говорится, подается последней, когда гость уже наелся и не может дать сдачи.

– И дабы новоявленный Магистр мог в полной мере исполнять возложенные на него обязанности, – затараторил он, будто боялся, что если сделает паузу, то у него не хватит духу продолжать, – Его Императорское Величество повелевает немедленно сформировать под его командованием специальный оперативный отряд! Отряду сему нарекается имя… «Дозор Пустоты»!

«Дозор Пустоты». Звучало, как название дешёвой рок-группы из моего прошлого мира, которая выступает по средам в затрапезном байкерском клубе. Я криво усмехнулся. У них тут, похоже, был свой штатный копирайтер с очень плохим вкусом.

– Состав отряда, ввиду чрезвычайности миссии, определён высочайшим указом, – продолжил глашатай, и вот тут началось самое интересное. – Боевым ядром и личной гвардией Магистра назначается отряд во главе с воеводой Ратмиром Шуйским!

Каменная физиономия Ратмира не дрогнула, однако под кожей на его челюсти заходили желваки, выдавая напряжение. Сделав шаг вперёд, он молча склонил голову – не передо мной, а перед бездушным пергаментом. Боевое ядро. Личная гвардия. Звучало красиво, только по сути это был мой личный конвой, а по совместительству – палач, который без колебаний исполнит приказ, если я вдруг решу, что мой поводок слишком короткий.

– На должность главного магического советника при Магистре Аномалий назначается маг Елисей из рода Шуйских!

Бедный парень. Только-только штаны сухие научился носить, а его – прямиком в клетку к тигру. Задача – изучать повадки хищника. Интересно, в должностной инструкции прописано, что делать, если хищник решит позавтракать? Елисей, дёрнувшись, будто его ткнули шилом, побледнел так, что его рыжие веснушки стали похожи на россыпь ржавчины на снегу. Сделав пару неуверенных шагов, он поклонился, не смея поднять на меня глаз.

– Статус особого консультанта по вопросам жизненных эманаций и противодействия некротическим угрозам присваивается леди Арине Шуйской!

Арина даже не подумала кланяться. Вместо этого она вскинула подбородок, и в её глазах плескался такой ледяной, презрительный огонь, которым можно было бы резать стекло. Услышав своё назначение, она перевела взгляд на меня и одними губами, почти незаметно, выдохнула одно-единственное слово, адресованное то ли мне, то ли всей этой паршивой ситуации: «Проклятье».

– Интересная социальная конструкция. Напоминает модель содержания нестабильных объектов в твоих старых файлах: один охранник, один техник, один наблюдатель, – с бесстрастием машины прокомментировала Искра. – Только здесь все трое – потенциальные ликвидаторы. Эффективность… сомнительна, но забавно.

Сглотнув, глашатай дошёл до последнего пункта, будто зачитывал собственный смертный приговор.

– Верховным куратором отряда «Дозор Пустоты», ответственным за снабжение, связь со столицей и общее стратегическое руководство, назначается Легат Империи, господин Голицын!

Старый лис с довольной ухмылкой кивнул, принимая на себя роль. Вот он. Тот, кто держит поводок.

Я обвёл взглядом свой новый отряд. Мой тюремщик, мой стукач и моя канарейка. И над всеми ними – Голицын, с поводком в руке. Началось в колхозе утро. Пора было идти на север. Только вот теперь я не был уверен, кто кого ведет на убой: я их, или они – меня.

Глава 22

Ну вот и всё. Занавес, аплодисменты переходят в овацию, цветы на сцену. Мой личный «Дозор Пустоты», собранный, как на заказ: тюремщик Ратмир, стукач Елисей и моя канарейка в шахте Арина. И над всеми ними – Голицын, с поводком в руке. Отличная компания для похода на север. Осталось только собачий корм в миску насыпать и команду «голос!» разучить.

В зале воцарилась тишина – густая, мертвая, такая, что казалось, у толстого барона в фиолетовом прямо сейчас от ужаса стынет в жилах кровь. Весь этот курятник, полный напыщенных индюков, еще мгновение назад готовый разорвать меня на части, теперь замер, будто превратившись в дурную пасторальную картину. Так замолкает класс, в который вошел директор с ремнем в руках, а на доске – мелом нарисована его карикатура с ослиными ушами.

Первым сломался барон Кривозубов. На его багровой физиономии, где шла сложная работа мыслительного процесса, сравнимая по интенсивности с работой мозга инфузории-туфельки, наконец проступил единственно верный результат: «Надо кланяться, а то хуже будет». Рухнув на одно колено с грохотом упавшего мешка с картошкой, он склонил свою сальную башку так низко, что я боялся, как бы он носом в пол не воткнулся.

Его падение стало сигналом. Следом за ним, как костяшки домино, посыпались остальные. Нехотя, с внутренним скрежетом, который читался на их холеных рожах, они гнулись, однако не ломались, а в глазах у каждого плескалась смесь животного ужаса и… облегчения. Постыдного, трусливого, зато абсолютно искреннего. Ведь теперь я – не их проблема. Теперь я – головная боль Империи. Меня «сплавили» наверх, и пускай у Его Величества череп трещит, как усмирять своего нового, ручного зверя.

Эту гнетущую пантомиму прервал голос Легата. Поднявшись со своего кресла с грацией сытого кота, который только что сожрал канарейку и теперь думает, как бы еще и клеткой закусить, он обвел зал тяжелым, хозяйским взглядом.

– Воевода Ратмир! – его голос, гладкий и ядовитый, как шелк, прошелся по залу, заставив всех вжать головы в плечи.

До этого стоявший как гранитная скала, Ратмир сделал шаг вперед. Каменная физиономия не дрогнула, хотя под кожей на его челюсти заходили желваки, выдавая чудовищное напряжение. Он склонил голову – не передо мной, а перед бездушным пергаментом в руках глашатая.

– Слушаю, ваша светлость.

– С этого момента, – Голицын сделал паузу, наслаждаясь моментом, – твой отряд поступает в полное и безоговорочное подчинение Магистру Аномалий. Ваша задача – его безопасность. И исполнение его воли. Любой. Я понятно выразился?

– Так точно, – проскрежетал Ратмир, не поднимая глаз. Приказ он принял, как солдат. И он его выполнит, даже если приказом будет вонзить мне меч в спину.

– Отлично. Маг Елисей!

Бедный парень, до этого пытавшийся слиться с колонной, дернулся, будто его ткнули шилом. Сделав пару неуверенных шагов, он почти рухнул в поклоне.

– В-ваша светлость…

– Я надеюсь, у вас больше нет возражений по поводу вашего назначения? – в голосе Легата не было угрозы, лишь ледяная констатация факта: еще одно слово, и твоя карьера мага закончится карьерой чистильщика нужников в самой дальней крепости.

– Никак нет, ваша светлость! Честь… честь служить… – залепетал Елисей, бросив на меня короткий, испуганный взгляд.

Двинувшись вперед, я медленно пошел мимо склоненных голов. Ни один не поднял на меня взгляд – все вдруг страшно заинтересовались узорами на полу, собственными перстнями или пылью на сапогах. С каждым моим шагом холод, источаемый мной, заставлял их съеживаться, будто я был не человеком, а ходячим сквозняком из преисподней.

«Зафиксированы пиковые значения кортизола у девяноста двух процентов присутствующих», – сообщила Искра. Ее новый, синтетический голос идеально подходил для зачитывания некрологов. – «Их физиологическая реакция на твое приближение аналогична реакции на встречу с крупным хищником. Неэффективно. Устранение наиболее паникующих особей повысило бы дисциплину».

– Отставить зачистку, – мысленно буркнул я. – Мне еще с этими «особями» как-то работать.

Остановившись перед столом президиума, я уставился на Легата. Арина бесшумно встала рядом, чуть позади; на ее лице застыла маска холодного безразличия, но я чувствовал, как напряжены ее плечи. Она была готова. Ко всему.

– Что ж, Магистр, – Голицын изобразил на лице подобие улыбки. – Ваш отряд в сборе. Ваша власть подтверждена. Ваши первые распоряжения?

Он демонстративно, на глазах у всех этих перепуганных лордов, вручал мне поводок, чтобы я сам надел его на их шеи. Гениально, твою мать. Старый интриган не просто выиграл партию – он заставил проигравшего самого убирать фигуры с доски. И я был этой самой фигурой. Игроком. И доской одновременно. Отлично. Прекрасно.

Мои первые распоряжения? Кривая усмешка сама собой тронула мои губы. Этот старый лис, Легат Голицын, играл свою партию как по нотам, и сейчас ждал от меня финального, предсмертного аккорда – полного и безоговорочного подчинения. Он не просто хотел, чтобы я принял его условия; он хотел, чтобы это видели все. Чтобы каждый из этих напыщенных индюков понял, кто здесь держит поводок.

Не дожидаясь моего ответа, он с видом гроссмейстера, только что поставившего изящный, в три хода, мат, начал формировать мой личный эскорт в один конец.

– Воевода Ратмир! – голос Легата упал на пару тонов, превратившись из шелка в полированную сталь.

До этого стоявший как гранитная скала, Ратмир сделал шаг вперед. Его каменная физиономия не дрогнула, хотя под кожей на челюсти заходили желваки, выдавая чудовищное напряжение. Он склонил голову – не передо мной, а перед бездушным пергаментом в руках глашатая.

– Слушаю, ваша светлость.

– С этого момента, – Голицын сделал паузу, наслаждаясь моментом, – твой отряд поступает в полное и безоговорочное подчинение Магистру Аномалий. Ваша задача – его безопасность. И исполнение его воли. Любой. Я понятно выразился?

– Так точно, – проскрежетал Ратмир, не поднимая глаз.

Приказ он принял, как солдат. И он его выполнит. Мой личный конвой, а по совместительству – палач, который без колебаний исполнит приказ, если я вдруг решу, что мой поводок слишком короткий.

– Отлично. Маг Елисей!

Бедный парень, до этого пытавшийся слиться с колонной, дернулся, будто его ткнули шилом. Сделав пару неуверенных шагов, он почти рухнул в поклоне.

– В-ваша светлость… я… я не могу! – лепет Елисея походил на отчаянный писк мыши, которую за хвост вытащили из норы. – Мои знания… они не подходят для… для этого. Методы Магистра… они нарушают фундаментальные законы магии! Я буду бесполезен! Я…

– Маг Елисей, – голос Легата превратился в ледяной шепот, от которого, казалось, иней пошел по стенам. Он не кричал, нет, он просто объяснял правила игры. – Приказы Императора не обсуждаются. Они исполняются. Или вы предпочитаете продолжить свое обучение в рудниках на ледяном острове Скорби? Говорят, тамошний климат очень способствует концентрации.

Елисей вздрогнул так, будто его ударили. Побледнев еще сильнее, он сжался, и в его глазах, полных ужаса, отразилось понимание: это не предложение, а приговор.

И вот тут я решил, что с меня хватит быть пассивной фигурой на его доске.

– Постойте, – мой голос прозвучал ровно, безэмоционально, но заставил всех в зале замереть. – Я, кажется, еще не дал своего согласия на кандидатуру.

Голицын медленно повернул голову, и в его лисьих глазах мелькнуло удивление, тут же сменившееся хищным интересом. Он ждал бунта. Ждал, что я откажусь, но я не собирался играть по его правилам.

Подойдя к Елисею, который от моего приближения вжал голову в плечи так, что, казалось, вот-вот провалится сквозь пол, я положил руку ему на плечо. Парень вздрогнул, как от удара током, и замер, боясь дышать.

– Ты прав, Елисей. Твои знания действительно бесполезны, если пытаться применять их по учебнику, – сказал я, поворачиваясь к Легату и глядя ему прямо в глаза. – Но мне нужен не канонический маг. Мне нужен исследователь. Тот, кто сможет забыть все, чему его учили, и начать думать. Анализировать. Искать закономерности там, где все видят только хаос.

Я не просто принял его «шпиона». Я тут же дал ему задание, переподчинив его себе на глазах у всех. Наглая, открытая пощечина Легату, и тот ее почувствовал. Желваки на его лице напряглись, но он промолчал, лишь едва заметно кивнул. Возразить – значит, признать, что Елисей был его человеком. Шах и мат, старый лис. Теперь это моя фигура.

– Я… да… Магистр, – пролепетал Елисей, и в его глазах на смену животному ужасу пришло недоумение.

«Интересная социальная конструкция. Напоминает модель содержания нестабильных объектов в твоей памяти: один охранник, один техник, один наблюдатель», – с бесстрастием машины прокомментировала Искра. – «Только техник теперь работает на объект. Эффективность контроля снижена на сорок процентов. Мне нравится».

Легат перевел взгляд на Арину. Она даже не подумала кланяться, вместо этого вскинув подбородок. В ее глазах плескался такой ледяной, презрительный огонь, которым можно было бы резать стекло.

– Леди Арина, – Голицын слегка склонил голову, изображая уважение, которое никого не обмануло. – Ваш статус «особого консультанта» дает вам право находиться рядом с Магистром в любое время. Ваша… экспертиза будет неоценима.

Она посмотрела на меня и одними губами, почти незаметно, выдохнула одно-единственное слово, адресованное то ли мне, то ли всей этой паршивой ситуации: «Проклятье».

Вот и все. Отряд в сборе. Мой тюремщик, мой новый научный сотрудник и моя канарейка. И над всеми ними – Голицын, который только что понял, что поводок в его руке может оказаться слишком коротким. Представление было окончено. Или, наоборот, только начиналось.

Старый лис, Легат Голицын, с трудом сохранял невозмутимое выражение лица, однако в его глазах, в самых уголках, плясали крошечные, злые огоньки. Он проиграл раунд, но не партию. И сейчас, я это чувствовал каждой клеткой, он собирался выложить на стол свой главный козырь.

Вишенка на торте, как говорится, подается последней, когда гость уже наелся и не может дать сдачи.

Глашатай, который уже было с облегчением свернул пергамент и приготовился слиться с гобеленом, вдруг замер. Поймав тяжелый, приказывающий взгляд Голицына, этот тощий хмырь побледнел так, что его можно было использовать в качестве холста для натюрморта. Его руки, державшие пергамент, затряслись, как у алкаша с похмелья. С видимой неохотой, будто разворачивая собственный смертный приговор, он снова раскатал свиток.

По залу пронесся шепоток, похожий на шелест сухих листьев. Все поняли. Это еще не конец.

– И… и последнее… – голос глашатая сорвался, превратившись в жалкий писк. Он откашлялся, пытаясь придать себе веса, но получилось так себе. – Первый приказ Его Императорского Величества новому Магистру Аномалий!

Я не стал ждать. Вместо этого, я подошел к столу президиума и сам вырвал пергамент из дрожащих рук глашатая. Тот испуганно пискнул и отскочил, будто я его кипятком ошпарил.

– Хватит этого театра, легат, – сказал я, пробегая глазами по строкам. – Если Император хочет отправить меня на убой, давайте без этих пафосных прелюдий. Мы здесь все взрослые люди.

Голицын на мгновение замер. На его лице промелькнуло удивление, тут же сменившееся хищным, азартным блеском. Он не просто ждал – он наслаждался моим вызовом, моим перехватом инициативы.

– Вы, как всегда, нетерпеливы, Магистр, – с ядовитой вежливостью произнес он. – Но раз уж вы так настаиваете…

Обводя взглядом зал, я поймал на себе полный плохо скрываемого злорадства взгляд Кривозубова. Рядом, наоборот, нахмурился Ратмир, его рука легла на эфес меча – не для атаки, а по привычке солдата, чующего засаду. Взгляд наткнулся на Арину. Она не отводила глаз, и в них плескалось не страх, а холодное, аналитическое ожидание. Она тоже понимала, что это – ключевой момент. Развязка.

«Расчет вероятности», – бесстрастно констатировала Искра. Ее синтетический голос был единственным спокойным звуком в моей голове. – «С вероятностью в девяносто восемь целых, семь десятых процента, следующий приказ будет классифицирован как „самоубийственная миссия с низкой вероятностью возвращения“. Это стандартный протокол Империи для утилизации нестабильных, но полезных активов».

– Спасибо, подруга, я и без тебя догадался, – мысленно прошипел я.

Внутренний холод, до этого бывший просто фоном, сжался в тугой, звенящий комок. Вот она. Плата. За власть, за спасение, за то, что я еще дышу. Империя не прощает долгов, она их облекает в форму приказов.

Все, от последнего лорда до самого Легата, понимали – это не просьба о защите границ. Это проверка. Испытание на прочность и лояльность. Приказ, который должен либо сломать меня, либо окончательно превратить в верного, безропотного пса Империи. И оба варианта их, кажется, вполне устраивали.

Выпрямившись, я опирался на свой меч, который теперь ощущался не оружием, а костылем, не дающим мне окончательно развалиться. Я ждал. Спокойно. Безразлично. Пусть наслаждаются моментом. Я уже был мертв. Просто мое тело еще об этом не знало.

Сглотнув под моим тяжелым, выжидающим взглядом так, что кадык у него дернулся, как пойманная на крючок рыба, глашатай наконец заставил себя продолжить. В его голосе, до этого дребезжавшем от страха, зазвенел металл. Не свой – чужой. Он превратился в бездушный рупор, транслирующий ледяную, безжалостную волю Императора.

– Ввиду чрезвычайной угрозы, исходящей от еретического Ордена, и во имя защиты незыблемости имперских устоев, – тараторил он, будто боялся, что если сделает паузу, то у него не хватит духу продолжать, – Его Величество повелевает о необходимости нанесения упреждающего удара по главному источнику заразы!

Канцелярская муть, от которой сводило скулы. Звучало, как заголовок в газете «Правда» перед вводом войск в очередную братскую республику. Все красиво, благородно, и ни слова о том, что сейчас кого-то отправят удобрять землю.

«Анализ семантической структуры», – с бесстрастием машины прокомментировала у меня в голове Искра. – «Используются стандартные формулировки для легитимизации акта агрессии. Эффективность – высокая. Протокол „Священная Война“ активирован».

– … полное и безоговорочное искоренение ереси, где бы она ни гнездилась! – глашатай вошел в раж, и его голос взлетел до фальцета. – Восстановление порядка и демонстрация несокрушимой мощи Короны!

На багровой физиономии Кривозубова проступила откровенно злорадная ухмылка; он практически облизывался, предвкушая мою отправку на верную смерть. Каменная маска Ратмира, казалось, покрылась инеем; он слушал, как солдат, уже просчитывая маршрут и неизбежные потери. Старый лис Голицын, однако, не отрывал от меня взгляда, и в его глазах плясал хищный, азартный огонек – он оценивал не приказ, а мою реакцию на него.