Текст книги "Безумный барон 2 (СИ)"

Автор книги: Виктор Гросов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 14 страниц)

Шедшая, как сомнамбула, девчонка сжимала зубы так, что на скулах ходили желваки. Она вздрагивала каждый раз, когда поле вокруг нас «мерцало», высасывая из меня очередной кусок энергии. Для нее это было все равно что идти по дну мутного, грязного пруда – ни звука, ни света, ни жизни. Только вязкая, гнетущая пустота. Пару раз ее взгляд останавливался на мне – не испуганный, нет. Исследующий. Она пыталась понять, во что я превратился. И, судя по тому, как она тут же отводила глаза, результаты исследования ей не нравились.

Зато кордоны мы проходили, как нож сквозь масло. Несколько раз натыкались на патрули Орловых – хмурые рожи, алебарды наперевес. Их взгляд скользил прямо сквозь нас, мимо, не находя, за что зацепиться. Для них мы были просто частью леса, пустым местом. Один раз мы прошли в десяти метрах от мага-дозорного, сидевшего на пеньке и ковырявшего в зубах. Он даже ухом не повел.

«Фиксирую стандартные охранные плетения типа „Сигнал-1М“, – с могильной бесстрастностью сообщила Искра. – Примитивная конструкция, реагирующая на всплески ауры. Наше поле искажения не вызывает у них тревоги. Оно их… щекочет. Они не понимают, что происходит. Как если бы ты пытался поймать комара, а он бы вдруг начал весить три тонны. Логический парадокс».

«Спасибо за лекцию, профессор, – мысленно буркнул я. – Продолжай в том же духе, и я тебя на гвоздь повешу».

К вечеру мы вышли к цели. Орлиное Гнездо. Название пафосное, а на деле – здоровенная каменная коробка, построенная по принципу «чем толще стены, тем спокойнее спится». Никакой архитектурной изюминки, голый, брутальный функционал. Крепость, одним словом.

Трижды ухнув совой, отчего Арина посмотрела на меня как на полного идиота, мы подали условный сигнал. Через десять минут из ближайшего перелеска вынырнул мужичок в ливрее какого-то мелкого рода – герб с двумя перекрещенными морковками я видел впервые. Человек нашего клиента, барона Мякиничева – вечно нейтрального и вечно бедного аристократа, который за пару золотых был готов продать не только свою лояльность, но и фамильные портреты (Ратмир успел договориться).

– Барин велел передать, что все готово, – прошептал мужик, не глядя на нас и нервно теребя рукав. – Ваша одежда в мешке. Переодевайтесь и держитесь позади. Рты на замок.

Через пять минут, облачившись в серые, безликие камзолы, мы уже стали частью его скромной свиты. Ратмир, со своей рожей лесоруба, идеально вписался в роль начальника охраны. Мы с Ариной – типа бедные родственники, которых взяли с собой за компанию. Пристроившись в хвост их небольшой колонны, мы двинулись к главным воротам.

На входе царил полный бедлам. Десятки гербов, сотни людей – лорды, их свита, купцы, слуги – все смешалось в одну гудящую, цветастую массу. Стража Орловых, с их фирменными наглыми рожами, проверяла каждого, но больше для вида. Нашу процессию они пропустили, едва глянув на герб Мякиничева. Махнули рукой – типа, проезжай, мелочь пузатая.

Пройдя гулкий, забитый людьми двор, мы шагнули в тронный зал и тут же оглохли от тишины. Под высоченными сводами, с которых свисали тяжелые железные люстры, раскинулось огромное помещение. Вдоль стен висели знамена всех северных родов, а за длинными столами по центру сидели не просто гости – здесь собралась вся элита Севера, вся его знать и сила.

Мой взгляд тут же начал сканировать зал. Вот Кривозубовы, с их гербом в виде клыкастого вепря, сидят, набычившись, и сверлят взглядом Орловых. Вот представители рода Лисьих, дальние родичи Шуйских, – делают вид, что им все до лампочки, но уши торчком. Купцы, главы гильдий, даже пара священников из местной церкви. Все здесь.

В воздухе, который можно было резать ножом и намазывать на хлеб, висело напряжение. Никто не смеялся, говорили вполголоса. Никакого пира. Суд. Публичная порка, на которую созвали всех, чтобы показать, кто в доме хозяин. И на роль поротого, как я понимал, был назначен я.

Мы забились в самый темный угол, притворяясь мебелью. Ратмир застыл, как каменный, не выражая ничего, но на его лице ходили желваки. Арина, бледная, но собранная, с холодным презрением разглядывала это сборище лицемеров. Она знала их всех. И, похоже, ненавидела каждого второго.

Все ждали. Напряжение нарастало, как гул перед грозой. Вот-вот должно было начаться представление. Я был не зрителем, а актером, который ждет своего выхода на сцену, чтобы сыграть свою последнюю, главную роль.

Мы стояли в тени. Пользуясь моментом, я сканировал взглядом публику. Наш клиент, барон Орлов, еще не вышел, зато за главным столом, именуемым, видимо, «президиумом», уже собрались самые сливки общества. Пару-тройку рож, о которых рассказывал Ратмир, я узнал. Все было предсказуемо: союзники Орловых сидели с наглыми, уверенными физиономиями; нейтральные – с постными, будто им лимон в рот засунули; а симпатизирующие Шуйским старательно изучали узоры на потолке. Классика. Политический театр, где все роли давно расписаны.

Я уже было расслабился, прикидывая, с какой стороны лучше всего устроить фейерверк, когда мой взгляд зацепился за две фигуры в самом центре этого «президиума». И тут у меня внутри все похолодело. Не от моего нового, внутреннего сквозняка. От осознания того, в какую задницу мы только что вляпались.

«Началось в колхозе утро», – мысленно пробормотал я, ощущая, как по спине пробегает неприятный, липкий холодок.

Первого я узнал сразу. Легат Империи Голицын. Седовласый, с лицом хитрого лиса и глазами, которые, казалось, видят тебя насквозь и уже подсчитывают, сколько можно выручить за твою шкуру. Его портрет висел в замке Шуйских. Он должен был вести официальное расследование. Должен был. Но не здесь. И не сейчас.

Но второй… Второго я не просто узнал. Я его запомнил на всю оставшуюся жизнь. Инквизитор Валериус. Тот самый, чей хваленый защитный купол я едва не разнес к чертям в Долине Пепла. Прямой, как аршин проглотил, он сидел в своем черном облачении, и от него веяло таким холодом, что мой собственный внутренний ледник показался мне теплой печкой. Его лицо, похожее на маску из слоновой кости, не выражало ничего. Абсолютно. И это было страшнее любой ярости. Он не смотрел на толпу – он ее презирал.

«Ой», – пискнула у меня в голове Искра, и в ее голосе впервые за долгое время прорезались нотки чего-то похожего на испуг. – «А этот дяденька в черном… он фонит. Очень сильно. Не как Арина, не как ты. По-другому. Как… сломанный компас, который показывает сразу на все стороны света и ни на одну. Его аура… она неправильная».

«Спасибо, подруга, я и без тебя вижу, что дело пахнет керосином, – мысленно огрызнулся я, не в силах оторвать взгляд от этой парочки. – Этот дяденька в черном – местный аналог прокурора и судьи в одном флаконе. И он, похоже, очень не любит, когда его беспокоят по пустякам».

До меня дошло. Медленно, со скрипом, как до жирафа. Это был не просто «Собор Лордов», не местечковый суд, который Орловы устроили, чтобы потешить свое самолюбие. Это, чтоб его, было официальное, выездное заседание Имперского трибунала. Эти хитрожопые ублюдки не просто созвали соседей. Они притащили сюда высшую судебную власть Империи. Теперь любая наша выходка, любой мой «сюрприз» будет расценен не как внутренние разборки двух баронских родов, а как прямое нападение на представителей закона. Государственная измена. А за такое здесь, я был уверен, не просто вешают. За такое здесь, наверное, сначала вешают, потом четвертуют, а потом остатки скармливают свиньям. И все это – под аплодисменты публики.

Я скосил глаза на своих спутников. Узнав Легата и Инквизитора, Ратмир окаменел. Его лицо, и без того серое, стало цвета мокрого асфальта. Весь его опыт, вся его воинская логика вопили, что мы не просто в ловушке – мы в мышеловке, которую поставили на рельсы перед несущимся на полной скорости поездом.

Арина… она тоже смотрела на президиум. В ее глазах, до этого полных холодного презрения, теперь плескалось отчаяние. Наследница великого рода, она отлично понимала, что это значит. Ее слово, ее статус здесь, перед лицом Легата и Инквизиции, не стоят и ломаного гроша. Она такая же обвиняемая, как и я.

Ловушка оказалась не просто хитрее – она была гениальна в своей подлости. Орловы не оставили нам ни единого шанса. Любое наше действие играло им на руку. Будем молчать – нас осудят. Попытаемся что-то сделать – станем государственными преступниками. Шах и мат. Приехали. Конечная, просьба освободить вагоны и приготовить шеи.

Внутренний холод, до этого бывший просто фоном, сжался в ледяной кулак где-то под ребрами. Страх? Нет. Ярость. Холодная, звенящая, безжалостная ярость на этих ублюдков, которые переиграли меня. Которые посмели меня, Михаила Котова, загнать в угол.

«Ну, суки, – прошипел я сквозь зубы так тихо, что не услышал бы и сам. – Вы хотели шоу? Вы его получите. Только вот в сценарии, похоже, придется внести пару правок».

Тишина в зале стала такой плотной, что ее можно было резать ножом и намазывать на хлеб. И в эту звенящую, наэлектризованную тишину, как ледокол, ломающий лед, вышел он. Барон Орлов-старший. Глава рода, главный паук в этой банке. Вышел не спеша, с достоинством патриарха, идущего на заклание. Рожа у него была – хоть сейчас икону пиши. Скорбь вселенская, праведный гнев, запрятанный в самые уголки глаз, и благородство, которым можно было бы, наверное, мосты строить. Актер, чтоб его. Станиславский бы поверил.

Остановившись в центре зала, он обвел всех тяжелым, печальным взглядом и начал говорить. И полилась не речь – песня. Ода поруганной чести и мужской дружбе. О том, как его род и род Рокотовых веками стояли плечом к плечу, как его отец и мой… то есть, отец того парня, в чьем теле я очутился, были не просто соседями – братьями по оружию. Голос его дрожал, когда он вспоминал «светлый образ» моего предшественника, и у некоторых особо впечатлительных лордов заблестели глаза.

А потом он перешел ко мне. И тут тон сменился. Печаль уступила место праведному гневу. Мой образ он не рисовал мазками – он лепил его из грязи и дерьма. «Безумный Барон» – не просто прозвище, а диагноз. Чернокнижник, связавшийся с силами, от которых содрогается сама земля. Убийца, предавший память своего отца. Вероломный зверь, похитивший невинную наследницу рода Шуйских, чтобы ввергнуть северные земли в пучину междоусобной войны.

Каждое слово выверено. Каждый жест отточен. Он не просто обвинял – он лепил из меня пугало, монстра, на фоне которого он и его семейка выглядели последними оплотами добра и справедливости. Я слушал и восхищался. В моем мире этот мужик сделал бы блестящую карьеру в политике. Врать так вдохновенно, так искренне, глядя прямо в глаза, – это талант.

«Анализ вербальной атаки. Используются методы психологического давления, апелляция к эмоциям, демонизация образа противника, – с бесстрастием патологоанатома констатировала Искра. – Эффективность воздействия на аудиторию… высокая. Концепция „вешать лапшу на уши“ выполняется им на профессиональном уровне. Что такое „лапша“? Это пищевой продукт из теста?»

«Это то, что ты сейчас жрешь вместе со всеми, подруга», – мысленно прошипел я, ощущая, как холод в груди сжимается в тугой, звенящий комок.

Орлов тем временем вышел на финишную прямую. Воздев руки к сводчатому потолку, он обратился уже не к лордам – к Легату и Инквизитору.

– И я спрашиваю вас, благородные лорды! Я спрашиваю вас, уважаемые представители Империи! – его голос гремел, отражаясь от каменных стен. – Доколе этот монстр, это исчадие ада, будет ходить по нашей земле и осквернять ее своим присутствием⁈ Где же он, этот трус, этот убийца Рокотов, который боится даже предстать перед лицом правосудия⁈

Зал замер, все взгляды были прикованы к нему. Он создал идеальный момент. Момент, когда толпа готова была разорвать меня на части, а представители власти – подписать смертный приговор, не глядя. Он ждал. Ждал оглушительной тишины, которая стала бы моим заочным приговором.

И он ее получил. На пару секунд.

А потом я сделал шаг вперед, выходя из тени, из нашего кокона невидимости.

«Искра, – скомандовал я мысленно, и это было похоже на щелчок выключателя. – Фас».

Поле искажения, державшее нас в тени, не просто исчезло – оно схлопнулось. Вся моя аномальная, чужеродная сила, которую я вливал в него и которую оно сдерживало, на долю секунды вырвалась наружу.

Не взрыв. Не огонь. Вспышка. Ослепительная, беззвучная вспышка чистого, серебристого света хлынула от моего меча, на мгновение заливая весь зал и заставляя всех зажмуриться, а свечи в люстрах – затрепетать и почти погаснуть.

Когда свет схлынул, я стоял в центре пустого пространства, образовавшегося вокруг меня. Люди инстинктивно отшатнулись, расступились, как вода перед носом корабля. Один, в своем потрепанном дорожном плаще, с гроссбухом в одной руке и с мечом, на котором едва заметно пульсировали темные вены, – в другой.

Тишина стала абсолютной. Орлов замер с воздетыми руками и отвисшей челюстью, похожий на нелепый памятник самому себе. Лорды таращились на меня, как на привидение. Легат Голицын подался вперед, его лисьи глаза сузились в щелочки. А Инквизитор Валериус… он впервые за весь вечер удостоил меня взглядом. И в этом пустом, безжизненном взгляде на мгновение промелькнуло что-то похожее на… интерес.

Я поднял голову, встречая его взгляд без страха. Мой голос, усиленный остатками той же силы, что создала вспышку, разнесся по залу – ровный, холодный и оглушительно громкий в наступившей тишине.

– Я здесь.

Я сделал паузу.

– И у меня есть пара вопросов к обвинению.

Глава 14

Весь этот курятник, полный напыщенных индюков в бархате и шелках, замер. Кто-то подавился вином; кто-то уронил кубок, и глухой стук в этой мертвой тишине прозвучал, как выстрел. Рожи вытянулись, как у двоечника, которого мамка застала за курением за сараем. Сценарий, где я должен был быть заочно осужденным пугалом, только что накрылся медным тазом.

«Анализ физиологических реакций. У объекта „Барон Орлов“ зафиксирован скачок артериального давления до критических отметок. Пульс – сто сорок два удара в минуту. Рекомендуется ввести внутривенно магнезию, но у нас ее нет», – с бесстрастием медицинского справочника сообщила у меня в голове Искра. – «Вероятность спонтанного инсульта – двенадцать процентов. Это считается успешным выполнением задачи?»

«Это считается хорошим началом, подруга, – мысленно я отмахнулся. – Молчи и сканируй дальше, идет сеанс одновременной игры».

Первыми, как и положено, из ступора вышли те, у кого вместо мозгов – набор простых рефлексов. Стража. Десяток лбов в шлемах, с деловитостью мясников, увидевших заблудшего поросенка, ринулись ко мне. Не с криками, нет. Молча, с лязгом выхваченных мечей, со скрежетом сапог по камню. Ощетинившаяся свора, готовая рвать.

Я даже не шелохнулся. Адреналин, который должен был бить по вискам, куда-то исчез. Вместо него – звенящая, отстраненная тишина в голове. Весь этот зал, полный перепуганных рож, вдруг показался не угрозой, а… задачей. Набором данных. Фигурами на доске, двигавшимися как-то замедленно, предсказуемо. Холод в груди не мешал – он прочищал мозги, убирая все лишнее. Например, инстинкт самосохранения.

Их порыв, уже готовый превратиться в короткую, но очень кровавую свалку, прервал властный, резкий жест. До этого сидевший с кислой миной, будто ему в вино уксуса плеснули, Легат Империи Голицын лениво поднял руку. В его скучающих глазах вспыхнул огонек, какой бывает у следователя из старого сериала, когда подозреваемый вдруг начинает путаться в показаниях. Ага, попался, голубчик. Сейчас мы тебя начнем колоть. Он не спасал мою шкуру, нет. Он просто увидел на доске новую, интересную фигуру, которая только что съела вражеского ферзя, и не собирался позволять пешкам смахнуть ее с поля раньше времени.

– Оставить, – его голос, спокойный и холодный, как сталь моего нового меча, без труда разрезал начавшийся было гул. – Это суд. Даже самый отъявленный преступник имеет право на последнее слово. Пусть говорит.

Получив приказ, явно противоречащий их внутренним установкам, стражники неохотно затормозили. Как псы, которых отогнали от миски с мясом. Они не ушли – они просто образовали вокруг меня кольцо, держа мечи наизготовку. Любое резкое движение, и эта тонкая ниточка приказа порвется. Но я получил то, что хотел – время. Несколько драгоценных секунд, чтобы перестроить план.

Этим решением Легат мгновенно перехватил инициативу, превратив самосуд Орловых в официальное, мать его, выездное заседание. Дирижерская палочка теперь была в его руках. Мой мозг аналитика тут же оценил расклад: Легату, как любому крупному игроку, нужна не справедливость, а сильная позиция и демонстрация власти. Ему нужны факты. Ему нужен скандал, который он сможет лично «разрулить». Что ж, скандал я ему обеспечу. Такой, что весь Север еще полгода икать будет.

До этого казавшийся ледяной статуей, высеченной из куска вечной мерзлоты, Инквизитор Валериус едва заметно повернул голову. Его пустые, безжизненные глаза впились в меня. И вот тут моя ледяная уверенность дала трещину. От него не несло силой – от него несло ничем. Пустотой, которая была на порядок страшнее моей. Мой внутренний холод, моя новая «суперсила», впервые съежился, как дворовый пес перед матерым волком. Он не собирался меня судить. Он собирался меня изучать. А потом, скорее всего, препарировать, чтобы понять, как я устроен. И от этого взгляда мой гениальный план только что обзавелся переменной, которую я не просчитывал. Этот мужик был не фигурой на доске – он был самой доской. Игровым полем. И он мог в любой момент изменить правила.

«Зафиксировано аномальное поле в секторе „Инквизитор“, – в голосе Искры впервые прозвучало что-то похожее на недоумение. – Энергетическая сигнатура… отсутствует, но при этом оказывает подавляющее воздействие на окружающее пространство. Это как черная дыра, которая нарушает законы физики, просто существуя. Я не понимаю, как это работает. Мне нужно больше данных».

«Вот и я о том же, подруга, – мысленно ответил я, заставляя себя не отводить взгляд. – Так что давай без экспериментов. С этим парнем шутки плохи».

Стоя в одиночестве посреди этого гадюшника, я снова ощутил, как возвращается та отстраненная, холодная уверенность. Передо мной была не просто толпа напыщенных аристократов, а система – сложный механизм, полный шестеренок, рычагов и уязвимостей. И в моей руке, тяжелый, как судьба целого мира, лежал главный инструмент для ее взлома – обитый кожей гроссбух.

Сцена была готова. Декорации расставлены. Зрители в сборе, причем билеты в первый ряд достались самым интересным персонажам. Пора начинать представление. И я собирался отработать его так, чтобы овации еще долго отдавались эхом в стенах этого проклятого замка.

Оправившись от шока быстрее прочих, потому что наглость, как известно, второе счастье, барон Орлов решил вернуть себе контроль над ситуацией. Этот старый хрыч был актером, каких поискать. В моем мире он бы, наверное, вел какое-нибудь политическое ток-шоу, где с одинаково скорбным лицом обсуждал бы и курс доллара, и проблемы миграции сусликов. Сделав пару шагов вперед, он воздел руки к потолку, будто призывая в свидетели всех небесных и не очень покровителей. Рожа у него была – хоть сейчас икону пиши: скорбь вселенская, праведный гнев, запрятанный в самые уголки глаз, и благородство, которым можно было бы, наверное, мосты строить.

– Чернокнижник! – его дрожащий голос ударил по ушам. – Ты смеешь являться сюда, оскверняя своим присутствием этот благородный собор! Ты, чьи руки по локоть в крови моего друга, твоего же отца! Ты, кто принес тьму на наши земли!

Молот обвинений обрушился, но я не стал подставлять под него свою голову. Я не оправдывался. Я напал.

– Тьму, говорите, принес? – мой голос прозвучал ровно, безэмоционально, и от этого контраста с его театральным надрывом по залу прошел легкий шепоток. Медленно обведя взглядом «президиум», я задержался на Инквизиторе. – Ваша Святость, ваша светлость, вы ведь были в Долине Пепла. Помните, как из-под земли полезло то, чему даже названия в ваших книгах нет? Помните, как трещал по швам ваш хваленый защитный купол, Валериус? – я выдержал паузу, глядя прямо в его пустые, бездонные глаза. На его лице не дрогнул ни один мускул, но ответная волна ледяного ничего заставила мой внутренний холод съежиться. – И кто же тогда остановил эту… тьму? Не я ли, с помощью своей «неправильной» силы? Так что позвольте задать встречный вопрос, благородные лорды: кто на самом деле якшается с тьмой? Тот, кто ее останавливает, или те, на чьих землях она почему-то постоянно просыпается?

«Так, первый пошел, – мысленно я отметил. – Намек на Долину Пепла задел не только Орлова, но и вон того толстяка в третьем ряду – помнится, его отряд там чуть не в полном составе полег. Хорошо. Побледнел и вцепился в подлокотники. Значит, слушает».

Под кожей на благородных скулах Орлова заходили желваки. Поняв, что первый удар ушел в молоко, он сменил тактику, переходя к более личному и понятному для этой толпы.

– Ложь! Гнусная попытка уйти от ответа! – взревел он, указывая на меня дрожащим пальцем. – А что ты скажешь о похищении невинной девы⁈ О леди Арине Шуйской, которую ты, монстр, выкрал из ее замка, чтобы прикрываться ее именем и ввергнуть Север в пучину междоусобной войны!

Он разыграл карту «дамы в беде». Хороший ход. Проверенный. Толпа одобрительно загудела – вот это им понятно, это близко. Вот только дама у меня была с сюрпризом.

Вместо ответа я просто сделал шаг в сторону, открывая вид на свою спутницу. Выйдя из тени на свет, Арина, бледная и изможденная, но не сломленная, расправила плечи. Она вскинула подбородок, и в ее глазах горел такой ледяной, презрительный огонь, что несколько лордов в первых рядах невольно поежились. В зале поднялся гул; кто-то из дальних родичей Шуйских даже вскочил с места, но тут же сел, наткнувшись на тяжелый взгляд Легата.

Арина не сказала ни слова. Ее молчаливое, вызывающее присутствие здесь, рядом со мной, было красноречивее любой речи.

– Леди Арина не похищена, – мой голос резал тишину, как скальпель. – Она спасена. Спасена от своего родного дядюшки, вашего, барон Орлов, верного союзника. Того самого, который уже договорился с вашими друзьями из Ордена и собирался продать собственную племянницу им в качестве живой жертвы для их темных ритуалов. Так что вопрос о разжигании войны стоит адресовать не мне, а вашим партнерам по бизнесу.

Смотрю на Легата. Не реагирует. Каменное лицо. Значит, прямые обвинения его не проймут. Ему нужны факты. Бумажки. Документы. Ладно, прелюдия окончена, пора доставать главный калибр.

Старый паук понял, что его сеть рвется. Отчаяние придало ему сил. Он перешел к последнему, главному аргументу, пытаясь сплотить толпу против общего, непонятного врага.

– Это все заговор! Он лжет! Этот человек – не просто убийца, он чума, которая хочет поглотить всех нас! Его цель – не власть, не земли! Его цель – хаос! Война всех против всех!

И вот тут я впервые позволил себе повысить голос. Не сорвался на крик, нет. Он просто стал тяжелее, весомее, заставляя каждого в зале вслушиваться.

– Война? Да, вы правы, барон. Война идет. Только ведете ее не вы и не я. Ее ведут они. – Я выдержал паузу, давая словам набрать вес. – Вы все слышали о Жнецах, об ассасинах в черном. Считаете их просто наемниками, экзотическими головорезами. Вы ошибаетесь. Это солдаты другой армии. И поверьте, им плевать на ваши земли, на ваше золото, на ваши титулы. – Я обвел взглядом их холеные, перепуганные рожи. – Вы думаете, им нужны ваши замки? Не смешите мои тапочки. Им нужны вы. Вы все. Как ресурс. Как топливо для их машины, которая работает на чем-то похуже дров. И барон Орлов здесь не просто союзник, который решил прибрать к рукам соседские земли. Он – завхоз. Тот, кто открывает им двери на склад. На склад с вашими жизнями.

Мои слова упали в мертвую, ошеломленную тишину. Лорды, до этого видевшие во мне лишь безумного выскочку, начали переглядываться. В их глазах, до этого полных праведного гнева, теперь плескалось сомнение и страх. Я не просто защищался. Я рисовал перед ними картину такого масштабного, чудовищного заговора, что их местечковые интриги казались детской возней в песочнице. И в этой новой, страшной картине мира барон Орлов из оскорбленной жертвы медленно, но верно превращался в одного из ключевых игроков. В пособника чудовищ.

Понимая, что теряет аудиторию, что его тщательно выстроенная роль оскорбленной невинности трещит по швам, барон Орлов пошел ва-банк. Он взорвался не благородным гневом, а самой натуральной истерикой, какую закатывает ребенок, у которого отобрали любимую игрушку.

– Ложь! Гнусная, чудовищная ложь! – он тыкал в меня пальцем, который трясся так, будто у него припадок. – Вы слышите, благородные лорды⁈ Этот ублюдок, этот чернокнижник, пытается очернить честное имя моего рода, рода, который веками стоял на страже Севера! Он несет бред безумца! Вы поверите ему⁈ Убийце и предателю⁈

Он почти преуспел. Его слова были простыми, понятными и били в самое сердце их мировоззрения. Лорд, честь, враг, предатель. Черное и белое. А я? Я нес какую-то муть про «Жатву душ», про «завхозов» и «ресурсы». Это было слишком сложно, слишком страшно, чтобы быть правдой. Толпа снова загудела, на этот раз склоняясь на его сторону. Проще поверить в одного конкретного злодея, чем в глобальный заговор, который ставит под угрозу их всех. В их глазах снова загорался праведный гнев. Еще минута, и они бы разорвали меня на части, наплевав и на Легата, и на Инквизитора.

«Так, Миша, кажется, твое ораторское искусство не зашло, – пронеслась в голове холодная, как сквозняк, мысль. – Этим ребятам нужны не концепции. Им нужны доказательства. Материальные. Такие, чтобы можно было пощупать. Время для представления».

Я не стал с ним спорить. Медленно, небрежно, будто вспомнив о чем-то неважном, я сунул руку за пазуху и вытащил толстый, обитый черной кожей гроссбух. Я не бросил его на стол. Я держал его в руке, лениво перелистывая страницы.

– Слова – это действительно всего лишь слова, барон, тут вы правы, – мой голос прозвучал на удивление спокойно. – А вот цифры… цифры врать не умеют. Вот, например, интересная запись. Барон Кривозубов, вы здесь? – я поднял глаза на набычившегося соседа Орлова. Тот дернулся, будто его ткнули шилом. – Помнится, в прошлом месяце у вас пропал караван с имперским железом? Так вот, согласно этой книге, он не пропал. Он был очень выгодно продан пиратам с Черных островов. Сделка оформлена через подставное лицо, некоего… Аристарха. Знакомое имя, барон Орлов?

Кривозубов, побагровев до корней волос, вскочил с места, его рука сама собой нашла рукоять меча. По залу прокатился возмущенный гул. Первое семя раздора, брошенное мной в эту благодатную почву взаимного недоверия, мгновенно дало всходы.

– А вот еще, – перелистнув страницу, я проигнорировал шум. – Поставки соли в обход имперской пошлины. Господин глава купеческой гильдии, – я кивнул на пузатого купчину, который тут же побледнел и попытался спрятаться за спину соседа, – тут ваша подпись стоит. Очень узнаваемая.

Паника начала расползаться по залу, как пожар по сухому лесу. Союзники Орлова, его должники, его партнеры по грязным делишкам – все разом поняли, что я держу в руках не просто книгу. Я держу в руках их репутации, их кошельки, а возможно, и их жизни. Верность барону Орлову начала таять на глазах.

И только тогда, когда зал был достаточно «подогрет», когда их монолитный строй рассыпался на кучку перепуганных, готовых предать друг друга эгоистов, я сделал главный ход, подойдя к столу президиума.

– А теперь, ваша светлость, самое интересное, – я наконец положил книгу перед Легатом, но не бросил, а аккуратно, как нечто очень ценное. – Все это – мелочи, недостойные вашего внимания. А вот здесь, – я стукнул пальцем по закладке, сделанной из тонкого стилета ассасина, – здесь уже не про деньги. Здесь про кровь.

При упоминании убийства Арина, стоявшая за моей спиной, вышла вперед. Ее лицо превратилось в маску, но в глазах плескалась такая неприкрытая боль, что даже самые черствые из лордов не выдержали и отвели взгляд. За ее спиной Ратмир сжал кулаки до побелевших костяшек.

– Здесь подробно расписана оплата за услугу. Услугу по устранению барона Шуйского. Вашего старого друга, барон Орлов. Исполнители, как я понимаю, тоже были любезно предоставлены Орденом. Очень педантично, с датами и именами.

В зале раздался не просто вздох. Это был коллективный стон, в котором смешались шок, ужас и у некоторых – плохо скрываемое злорадство. Это было уже не обвинение. Это был приговор, подкрепленный уликой, которую нельзя было назвать «бреднями чернокнижника».

Легат Голицын, чье лицо превратилось в непроницаемую маску, медленно, почти с брезгливостью, протянул руку и взял книгу. Открыв ее на заложенной странице, он начал читать. И с каждой строчкой его лицо становилось все более каменным, а глаза – холодными, как зимняя ночь.

Инквизитор Валериус не смотрел в книгу. Он смотрел на меня. В его взгляде теперь не было ни любопытства, ни отстраненности. В нем плескалась чистая, концентрированная ненависть. Ненависть перфекциониста к кляксе на идеально чистом листе. Я был Хаосом, который посмел вершить свое собственное правосудие на его территории, его, Инквизитора, методами – уликами и логикой.

В рядах сторонников Орлова стало тревожно. Как крысы на тонущем корабле, они зашептались, засуетились, бледнея на глазах. Барон Кривозубов, тот самый, что потерял караван, уже не просто сверлил Орлова взглядом – он смотрел на него, как на свой личный кошелек, который только что сбежал и теперь его нужно догнать и выпотрошить. Купец, которого я приложил поставками соли, незаметно пробирался к выходу, притворяясь частью гобелена. Верность, честь, союзнический долг – вся эта шелуха слетела, обнажив голый, животный страх. Их покровитель не просто получил пробоину ниже ватерлинии – его корабль уже разваливался на куски, и каждый спешил спастись на своей собственной шлюпке.

Легат Голицын дочитал. Долго изучать каракули Аристарха он не стал – хватило пары строк. С громким, сухим стуком, похожим на удар судейского молотка, книга захлопнулась. Этот звук, эхом пронесшийся по замершему залу, поставил жирную, черную точку в судьбе одного из самых могущественных родов Севера.

Подняв свой ледяной, ничего не выражающий взгляд, он посмотрел на барона Орлова, стоявшего посреди зала, как памятник собственному провалу.