Текст книги "Цветок с тремя листьями (СИ)"

Автор книги: Виктор Фламмер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 17 страниц)

– Они уже давно не дети, мой господин…

– Тятя… – Хидэёси вновь внимательно посмотрел на нее, – скажи, разве для тебя Хирои не останется твоим маленьким сыночком, даже когда у него вырастут усы и борода? О, Хирои, подойди-ка к папочке!

Он поймал подбежавшего мальчика, схватил Тятю за прядь волос и приложил волосы к лицу малыша:

– Смотри, вот такая борода! И огромные усы! Чтобы враги боялись! Мы сядем на коня и поедем завоевывать мир! Ты хочешь весь мир, Хирои?

– Да! – радостно воскликнул мальчик и отчаянно замахал луком.

Хидэёси повернулся к Тяте и отпустил ее волосы. Тяжелая длинная прядь упала ей на грудь.

– Что для меня? Они и друг для друга все еще мальчишки, как и для тебя твоя маленькая сестренка. Но ты отличная мать, Тятя, просто великолепная!

– Благодарю вас, мой господин, – Тятя поклонилась.

– Да… – протянул Хидэёси, явно ее не слушая, – ты молодец… Придумала, как развести по разным комнатам подравшихся детей и никого не обидеть… Нужно одному дать конфету, а другому – игрушечную лошадку… Вот что… Киемаса твою жизнь спас, тебе его и благодарить, при чем тут я? Подаришь ему свой летний домик возле озера. Там и комнаты для слуг есть, для его разбойников – самое то.

– Что?! Но ваша светлость!

– Что? Отличный подарок. И сад там красивый, все как ты хотела.

* * *

Го нравилось в Осаке. Новый, чистый, словно умытый летними дождями, город сиял свежими красками подобно девице, готовящейся к свадьбе. И это как-то сближало Го с широкими ровными улицами, украшенными разноцветными полотнищами с причудливыми узорами: каждый владелец лавки будто старался превзойти соседей в яркости красок вывесок и витрин. И простор, такой нехарактерный для больших городов. Здесь почти не было пыли: дороги поливали владельцы домов и садов, из которых доносилось благоухание цветов и негромкий плеск фонтанов. Богатый город. В нем словно отсутствовали нищета и болезни. На пути Го попадались люди в добротных одеждах, паланкины сопровождали слуги и лишь изредка – воины, и по их пыльным ногам было видно, что они прибыли издалека. Безопасный город. Не знавший и, она надеялась, и не узнающий никогда ужасов войны. Мир. Сейчас наконец-то настал мир. И даже та война, что унесла жизнь ее супруга, тоже подошла к концу.

Го ненавидела войну едва ли не больше, чем ее сестра. Пусть Го и знала меньше, как той казалось, но это не смягчало горя потерь.

Го вздохнула. Скоро ли она сможет увидеть дочь? И как отнесется к девочке Хидэтада? Хотелось бы надеяться, что он полюбит ее. Как полюбил ее мать.

Девушка улыбнулась, вспоминая, какими глазами смотрел на нее юноша, когда она застала его, пробравшего ночью в окно второго этажа с цветком лотоса, с которого еще падали на пол капли воды, как, впрочем, и с волос неожиданного визитера. Хидэтада явно не предполагал, что его услышат, поэтому настолько смутился, что не смог вымолвить ни слова. И от юноши, когда-то поразившего ее своим красноречием, это молчание впечатлило больше, чем тысяча стихов. Настолько, что она согласилась, переодевшись, вылезти с ним из окна и прогуляться по ночному саду. Словно к ней снова вернулась беззаботная юность.

Была ли она у нее на самом деле?

Го прикрыла лицо рукавом и выглянула из паланкина: стены замка были уже совсем близко. Она прикинула в уме, все ли она купила, что собиралась, и пересчитала коробки. Да, вроде ничего не забыла. Было бы нехорошо явиться к госпоже Западных покоев без достойных подарков.

– Госпожа Го? Конечно же, заходите, моя милая, я с утра вас жду! – Нэнэ быстро поднялась с подушки и, протянув руки, взяла гостью за запястья. – Я сегодня приготовила особый чай, специально для женских бесед.

– О, я не знаю, как благодарить вас, госпожа Онэ!

– Нэнэ, давайте вы будете называть меня Нэнэ. Мы же не собираемся беседовать о государственных делах?

– Конечно, нет! – притворно возмутилась Го. – То, о чем я хочу побеседовать, гораздо важнее!

Нэнэ рассмеялась и снова опустилась на подушку, указав Го место напротив.

– Я принесла вам подарки, сладости, чтобы мои речи были слаще для вас, – Го взмахнула кистью, и ее служанки приблизились и выставили вперед коробки и шелковые мешочки.

– Как здорово! Очень кстати, я уже несколько дней не могу выбраться в город – это требует стольких приготовлений. Эх, как бы мне хотелось просто выйти из замка и пойти бродить по улицам в простом платье! Давайте скорее сюда конфеты! А я взамен угощу вас сладостями, которые готовлю сама.

Го поклонилась и открыла одну из коробок. Разноцветные леденцы в шкатулке казались драгоценностями.

– Я не знаю, как вас благодарить за такую честь.

– Ерунда, – отмахнулась Нэнэ, – какая честь? Это я вам буду благодарна, если вы съедите хотя бы часть. Я целыми днями только и занимаюсь, что их готовлю, скоро буду вот такая. – Нэнэ показала руками, какого именно размера она станет совсем скоро.

Го почтительно негромко засмеялась:

– А я в свободное время занимаюсь вышивкой по шелку, это очень интересно.

Нэнэ вздохнула:

– Я пробовала, иголки такие тонкие, все время теряются. А я потом на них наступаю! Мне больше нравится шить одежду, только вот кому она теперь нужна?

– Мне! – воскликнула Го. – Я совершенно не умею шить, все время получается криво. Давайте, вы сошьете мне кимоно для прогулок, а я вам вышью платок или пояс?

– Девочка моя, – хитро улыбнулась Нэнэ, – да разве у вас их мало?

Щеки Го слегка порозовели, и она опустила взгляд:

– Они… неудобные. Мне нужна одежда для ночных прогулок, ну знаете, такая, неброская… И чтобы не цеплялась. И чтобы… никто больше не знал, кроме вас и господина Хидэтады…

– Ах, вот оно что! – Нэнэ расхохоталась. – Этот мальчишка и вас втянул в свои авантюры?

– Что вы… просто ведь неприлично до свадьбы говорить наедине. А так хочется узнать друг друга поближе. Понимаете, ему шестнадцать… если честно, я рядом с ним ощущаю себя старухой…

– Вот как… Вы об этом пришли поговорить со мной, да?

– Простите, – еще больше смутилась Го, – но мне и правда не к кому больше пойти. Я выросла без матери, и господин Хидэтада… ведь именно вы заменили ему мать.

– Ох, Го, девочка моя… вы не против, если я буду вас так называть? – Нэнэ легко двумя руками коснулась плеч девушки.

– Конечно, нет! Вы, госпожа Нэнэ, мне и самой как матушка! – воскликнула Го, и женщины обнялись.

– Э-эх… Сейчас принесут чаю, и мы обо всем поговорим, – сказала Нэнэ. – У меня нет своих детей, но по пальцам не перечесть, сколько сорванцов я воспитала. А вот любимой дочки у меня не было. Так грустно, что ваша сестренка не приняла меня. Впрочем, не могу ее винить: она очень щепетильно относится к памяти о вашей матушке.

– Тятя… она считает, что я совсем не помню матушку… и она очень сильно ошибается. Но, поверьте, в моем сердце нет и не может быть ни обиды, ни гнева. Вы и ваш супруг так хорошо всегда заботились о нас. А вы – вы не в обиде, что господин открыл моей сестре свое сердце?

– Что вы? Да как вы могли такое подумать? Девочка здорово выручила меня: я чувствовала себя такой виноватой, что не могла подарить супругу счастье отцовства. И моя благодарность госпоже Тяте не знает границ! Достаточно только посмотреть на счастливое лицо моего господина, когда он возится с Хирои. И я надеюсь, он сможет полюбить его так же, как любил бедного Цурумацу. После смерти малыша ваша сестра совсем отдалилась от меня, словно в этом есть моя вина… – Нэнэ печально вздохнула и развела руками.

– Госпожа… матушка… давайте не будем о печальном… У меня скоро свадьба, и я в панике!

– Почему же, девочка моя? Разве вы сомневаетесь в чувствах своего будущего супруга? Да об этом весь город говорит. Мальчик совершенно потерял голову от вашей красоты.

– «Мальчик»… я уже говорила об этом… – Го опустила глаза и принялась сосредоточенно теребить рукав. – Мне уже двадцать… Я вдова, и у меня есть дети… как долго продлится его любовь?

– Думаю, всю жизнь, – Нэнэ улыбнулась ободряюще, – я хорошо знаю Хидэтаду. Он большой романтик, но его душа – как натянутый лук. Выпустив стрелу, он никогда не сможет вернуть ее обратно. И разум его чист и тверд, как кремень.

– Благодарю вас за слова поддержки… Расскажите мне о нем. Как женщина. Какой он?

– Конечно, милая. Эй, девочки? – Нэнэ оглянулась на двери. – Где наш чай? Вы его что там, жуете что ли?

* * *

– Эй, Нагамаса, Нагамаса, Нагамаса! Подержи-ка мои сандалии, я хочу пробежаться босиком по мокрой траве! – Хидэёси сбросил сандалии, оставил их на крыльце и поскакал вперед, высоко задирая ноги и игнорируя тропинку. Остановился и подтянул руками намокшие снизу хакама. – Отличная погода! Обожаю гулять после дождя!

Нагамаса хмыкнул, подобрал сандалии и двинулся по тропинке к беседке. Действительно, после дождя дышалось удивительно хорошо, и он был рад тому, что Хидэёси пребывает в таком бодром расположении духа. С их последней встречи он, казалось, еще больше похудел и осунулся, похоже было, что он плохо спит по ночам. Его здоровье уже начало вызывать у Нагамасы серьезное беспокойство. Всегда такой деятельный и шумный, теперь он выглядел стариком.

– Иди сюда, старый прохвост, я почти тысячу лет тебя не видел.

– Вы преувеличиваете, господин Хидэёси.

Нагамаса протянул сандалии, и Хидэёси запрыгал на одной ноге, пытаясь их надеть:

– Да помоги же ты мне. Смотрит стоит. Смешно, да?

– Вовсе нет, – Нагамаса хмыкнул и ловко надел сандалию на протянутую ногу.

– Придержи меня, я дальше сам… – Хидэёси наклонился, завязывая ленты, и выпрямился, тяжело отдуваясь.

– Ох, моя голова… Нагамаса, помнишь, сколько мы выпили на моей свадьбе? Так вот, она тогда так не болела! Как сейчас, когда я завязал одну дурацкую сандалию. Вообще не буду их носить, буду ходить босиком. А то все ноги стерли. И хватит уже ржать!

– Да не смеюсь я… Правда, не верите?

– Не верю. Где ты шарахался все это время?

– У меня было очень много дел, простите. И вы преувеличиваете насчет тысячи лет, тянет от силы на полторы сотни.

Хидэёси расхохотался:

– Вот бы и правда столько прожить, а? Хотел бы прожить тысячу лет?

– А что, через тысячу лет в этом мире что-то изменится настолько, что это стоит такого долгого ожидания?

– Ах-ха… – Хидэёси внезапно закашлялся, и Нагамаса подхватил его за плечи. – Проклятье… Почему ты такой здоровый, а я такой больной? Мы же почти ровесники, где справедливость, я тебя спрашиваю?

– Да я мальчишка по сравнению с вами. И мои заботы с вашими тоже не сравнимы.

– Ты сакэ принес?

– Конечно, – Нагамаса изобразил на лице горделивую усмешку.

– Хорошее? Или какое не жалко? Ну-ка, дай понюхать!

Нагамаса протянул Хидэёси бамбуковую фляжку:

– Самое лучшее. Я же тоже собираюсь его пить.

Хидэёси откупорил фляжку и недоверчиво понюхал содержимое.

– О, отлично! Молодец! То, что надо. А теперь, – он схватил Нагамасу за руку, – уходим отсюда быстрее, я знаю отличное место. Если нас заметит Мицунари – мне конец.

Хидэёси красноречиво провел рукой по горлу и захихикал.

– Я смотрю, господин Мицунари организовал слежку за вами под предлогом заботы о вашем здоровье и безопасности?

– Вот! Точно! Настоящую слежку. Подсунул мне своих людей – думает, я не вижу, ха-ха. Я уже кровать проверяю на всякий случай. И не зря: прихожу как-то, а у меня под одеялом девчонка. Постель она мне греет, конечно. Лучше бы старуху положили, чтобы охладила.

Нагамаса засмеялся, и Хидэёси тоже мелко затрясся, хихикая.

– А вот мы и пришли, – Хидэёси указал на низкую беседку, увитую виноградом. Спелые гроздья тяжело свешивались вниз, наполовину загораживая вход. – Отличное место: мы видим всех и никто не видит нас. Люблю такие. И закуска под рукой.

Хидэёси отщипнул ягоду и сунул в рот. Нагамаса прошел вперед и осмотрелся.

– И ты туда же…

– В чем-то господин Мицунари прав. Вот только ведет себя так, словно это вы тут главный заговорщик, – сказал Нагамаса.

– О! Вот это ты точно подметил. А знаешь, он прав. Именно я больше всех склонен причинять вред своему здоровью, вот смотри, – Хидэёси поднял фляжку и присосался к ней, – а ты мне потакаешь. Эх, хорошо, что девочки принесли сюда подушки и одеяла, моя задница совсем перестала выполнять свое прямое назначение: на ней невозможно сидеть.

– Держи, – он передал фляжку Нагамасе и тяжело опустился на подушку.

Нагамаса устроился напротив, тоже приложился к фляжке и подумал, что в самом деле давно не имел возможности вот так запросто посидеть и выпить с Хидэёси. Или просто расслабиться. Впрочем, жаловаться не имело смысла: каждый из них сам выбрал свою судьбу.

– Что в Киото?

– Строительство идет полным ходом. Отдельная благодарность господину Токугаве: его помощь людьми и материалами просто неоценима. А Киёмаса, похоже, собирается совсем разорить свои земли: обозы идут один за одним.

– А… Это он молодец, – усмехнувшись, сказал Хидэёси, – ну ничего, тем сильнее у него будет стимул завоевать новые. Отдай фляжку, знаю я тебя, оглянуться не успею, как опустеет.

– Хм… все настолько плохо?

– А что хорошего? – Хидэёси развел руками. – Сколько лет можно мне морочить голову? Если Китай и правда отправил послов, как меня все уверяют, то они идут пешком по морскому дну, не иначе.

– Значит – новая война? Вы поэтому не отпускаете Киёмасу и остальных?

– Подождем еще немного. Нам сейчас эта тягомотина даже на руку. Сначала – Киото, потом будем решать вопрос с войной. Если бы они были поумнее, прислали бы мне письмо с отказом на второй день после землетрясения, – со смехом произнес он.

– Да, но если бы у них были воины, летающие по воздуху, – нам бы точно пришлось нелегко.

– Это ты верно подметил. Кстати, о войне. Ты долго собираешься прятать от меня своего старшего? Ему бы тебе помогать, а он прохлаждается. Брось, я давно на него не злюсь, пусть возвращается.

– Хм… – Нагамаса протянул руку и пошевелил пальцами в воздухе.

Хидэёси хмыкнул и передал ему фляжку.

– Господин Хидэёси, вы… неправильно поняли. Я вовсе не прячу от вас Юкинагу.

– Да? А что он тогда делает в храме? Замаливает грехи?

– Ну, вроде того… эх, мне, выходит, и пожаловаться некому…

– Жалуйся, Нагамаса, жалуйся. Кому тебе еще жаловаться как не мне, своему брату?

– Да, сейчас я вам, а через пятнадцать лет вы мне начнете? – Нагамаса усмехнулся.

– Начну, еще как начну! И не надейся даже сбежать. Что твой сорванец опять учудил?

– Да, в общем, ничего… – Нагамаса откашлялся и выпил, – просто в его возрасте уже пора иметь голову на плечах. Юкинага отличный воин, сильный, бесстрашный, хороший командир. Я бы спокойно доверил ему любое войско, но…

– Что?

– Несдержан, не умеет владеть собой и думает только о своих чувствах. И ему наплевать, сколько глупостей он способен натворить, поддавшись импульсу. Кидается везде, очертя голову и совершенно не желает слушать, что ему говорят.

– Что ему говорит – кто?

– А-а-а… господин Хидэёси, вы сто раз правы. Что ему говорю я. Киёмасу он готов слушать, даже если тот матерится, уронив чашку с чаем себе на ногу. Совсем потерял голову, балбес.

– И ты?..

– И я отправил его в храм, пусть посидит и подумает. Может, монахи хоть немного научат его смирению и послушанию. А то он как-то даже грозился на меня руку поднять, представляете?

– Да… тяжело тебе, три сына и все трое – в тебя, – Хидэёси рассмеялся и снова дернул ягоду с ближайшей грозди.

Нагамаса захохотал в ответ:

– …И опять я не могу с вами спорить.

– И не спорь. Посидел, пусть обратно едет. Верь в Киёмасу, мой мальчик. Если нужно, он качественно вправит мозги твоему. Поговори с ним об этом.

– Да, это отличный совет. Пожалуй, и правда поговорю с Киёмасой. Он в замке?

– А, нет, тут такая история: наша Тятя подарила ему свой любимый сад с домиком. Тот самый, который она так выпрашивала.

– Что?.. – Нагамаса чуть не выпустил из руки флягу, которую только что с таким трудом отвоевал.

– Вот, представляешь? Оказывается, Тятя ужасно боится его щетины, да-да. И ради избавления от этого кошмара согласилась даже расстаться с моим подарком. Так что Киёмаса сейчас сидит в роскошном саду возле озера и закусывает сакэ тятиными любимыми ручными карпами. Впрочем, он это заслужил, бедняга, пускай отдохнет, а то повадился по ночам замок патрулировать.

– Это… после той истории с господином Мицунари? Так ведь? До меня доходили слухи, что Киёмаса избил его.

– Тс-с… – произнес Хидэёси, прикладывая палец к губам и наклоняясь к самому уху Нагамасы. – Правильно он ему врезал. Я и сам хотел. Ты просто не знаешь, да и не надо тебе. И его не расспрашивай, договорились?

– Как скажете. Да и не собирался я лезть в личные дела Мицунари и Киёмасы.

– Именно. Личные. Так-то. Ладно, давай вернемся к детям. Вот ты мне сейчас жалуешься, а я тебе завидую.

– Мне? А, господин Хидэёси. Ваш сын вырастет – вы оглянуться не успеете, поверьте мне. Вот буквально вчера Юкинага ревел, получив от меня палкой по колену, и тут – раз, и он уже боевой командир.

– Эх… ничего ты не понимаешь, Нагамаса, ничего. Посмотри на меня. Хорошо посмотри. Что ты видишь? Только честно.

– Я? Я вижу перед собой своего господина, брата и старого друга.

– Вот! – Хидэёси ткнул ему пальцем в грудь. – Точно! Ты верное слово сказал – «старого». На самом деле ты видишь перед собой больного старика, Нагамаса. И знаешь, что самое страшное?

– Что?

– Этого старика видят все. А рядом с ним – младенца. Как ты думаешь, что это значит?

Нагамаса вздохнул:

– Я… кажется, понимаю, о чем вы говорите.

– Конечно, ты понимаешь, ты же не дурак. Нагамаса, я не могу взять и казнить всех, кто видит старика, понимаешь?

– Заговор и мятеж неизбежны, если дайме не будут чувствовать уверенность в будущем, – произнес Нагамаса.

– Именно. Я как следует напугал их, не пощадив даже собственного племянника и его семью. Они – те, кто был недоволен, оплакали своих дочерей молча. Но долго ли они будут сохранять это молчание? Спасибо дураку Хидэцугу: благодаря ему я теперь знаю их имена. Но что мне дает это знание? С одной стороны – Китай, с другой – эти сволочи. И между ними – я, старик с трехлетним ребенком на руках. А если я сейчас перепьюсь с тобой и умру? Что будет, а?

– Война будет. Снова начнется война.

– Да, Нагамаса. А в качестве знамени они поднимут на копье Хирои. Что мне делать? Пока все были заняты Кореей, все было спокойно. Но эти переговоры… – Хидэеси плюнул на пол, – долго, слишком долго… И тут же нашлось время. Они не желают войны, представляешь? Они не хотят войны на чужой земле!

– Они хотят войны на своей… – закончил за него Нагамаса и сжал фляжку.

– Куда? А я? Ты что, поверил, что я и впрямь вознамерился помирать прямо сейчас?

– Конечно, нет. Я просто задумался.

– Вот подумай, Нагамаса, подумай. Я выпью, а ты подумай.

Нагамаса прислонился спиной к перилам беседки. Поелозил немного, потом взял одну из подушек и подсунул под поясницу.

– Можно еще раз фляжку… – попросил он.

– На, если в обмен ты мне подашь дельную мысль.

– Моя мысль может показаться вам пьяным бредом.

– Говори, не тяни! Вот, выпей и говори!

Нагамаса взял флягу и медленно сделал несколько глотков, вытер губы тыльной стороной кисти и проговорил:

– Объявите своим наследником Хидэтаду.

– Хидэтаду?..

– Да, именно его, – Нагамаса замялся и замолчал.

Хидэёси резко схватил его за руку и сильно ее сжал:

– Нет, говори.

– Я говорю. Не буду лгать, у меня не сейчас появилась эта мысль. Еще когда вы при всех назвали парня своим сыном. Я подумал: а не приходят ли вам в голову те же мысли, что и мне?

– Ты в мою голову не лезь, Нагамаса, и хватит вертеть эту рыбу над огнем: готова – подавай к столу.

– Вы дали имя Хидэтаде. И вы можете усыновить его официально и назначить наследником. А он пусть в свою очередь усыновит и сделает своим наследником Хироимару. И подпишет документ, в котором обязуется передать еду титул кампаку после совершеннолетия. Сам Хидэтада получит титул тайкo[21]21
  Тайко – кампаку в отставке (главный советник императора, отошедший от дел).


[Закрыть]– это совсем неплохо, а, как вы считаете? И тогда, если вдруг с вами что-то случится, за спиной вашего сына будет стоять не только семья Тоётоми, но и вся мощь семьи Токугава. Разве кто-нибудь в таком случае посмеет хотя бы косо взглянуть в его сторону?

Хидэёси запрокинул голову и громко расхохотался:

– Ну ты и хитрец, Нагамаса. А что если семье Токугава этого будет недостаточно? И Хидэтада захочет, чтобы ему наследовал родной сын?

– Вы… не доверяете Хидэтаде? Даже после того, как он спас Хироимару едва не ценой своей жизни? Или это дело рук Исиды Мицунари? Он отчаянно ревнует вас к Хидэтаде.

– Нагамаса… Слышишь меня, Нагамаса? Посмотри внимательно, – Хидэёси похлопал себя ладонью по лбу. – Это все еще моя голова! Не голова Мицунари! Юноша, полный романтических и благородных устремлений, который спасает от убийц невинного младенца, и разменявший четвертый десяток правитель страны, которого собирается лишить власти молодой сильный наследник, – это совершенно не одно и то же. А Иэясу – Иэясу тоже боги не наделили бессмертием.

– Именно, – подтвердил Нагамаса, – но у Хидэтады совсем скоро будут дети. И наверняка хоть одна дочь.

– А вот это ты дело говоришь, – обрадовался Хидэёси. – На самый крайний случай у Иэясу найдется подходящая девчонка. Свою кровь Токугава не тронет. А ты гений!

Хидэёси хлопнул Нагамасу по шее.

– Сытый тигр спит. Давай накормим его, – он снова от души приложился к фляжке. Помолчал немного, прикрыв глаза, затем наконец произнес: – Вот что… Иэясу прибывает со дня на день на свадьбу сына. Отправлю ему письмо, пусть обдумает по дороге. Это ты здорово придумал с подушкой. Давай, помоги мне.

* * *

Мицунари ошарашенно смотрел на господина. Кисть застыла в его руке, слово на листе бумаги так и осталось недописанным.

– В-ваша… – наконец смог выдавить из себя он.

– Что? – Хидэёси, глядя на него, хитро прищурился. – Я невнятно продиктовал? Или ты после падения с лестницы стал хуже слышать?

– Н-нет…

– Тогда чего уставился? Пиши.

– Подождите, ваша светлость! Я не уверен, что правильно вас понял!

– А, то есть ты ударился головой, да, Мицунари? Бедняга, тебе следует отдохнуть, я бы позвал кого-нибудь другого, но понимаешь, это секретное письмо, и никому я больше его доверить не могу.

– Пожалуйста, ваша светлость! – Мицунари отложил кисть и коснулся лбом столика, на котором писал. – Я прошу, нет, я умоляю: выслушайте меня!

Хидэёси вздохнул:

– Мицунари, я тебя пригласил помочь мне написать письмо, потому что у меня дрожат руки, а не советы давать.

– Мой господин, – Мицунари поднял голову, щеки и лоб его покрылись красными пятнами. – Это все господин Асано. Это ведь его идея? Он специально напоил вас, вам теперь плохо! Вам нужно отдохнуть и все как следует обдумать!

– А вот это не твое дело, Мицунари! – вспылил Хидэёси и ударил столик ногой. – За кого ты меня держишь? За пьяного дурака?

– Нет! Ваша светлость, вы можете меня казнить на месте, но умоляю вас подумать. Получив власть, Токугава никогда не выпустят ее из рук! Я не буду писать смертный приговор вашему сыну!

Хидэёси вскочил и пнул Мицунари в грудь:

– Закрой рот! Ты что же, считаешь, я выжил из ума?!

– Нет, ваша светлость, – Мицунари весь сжался, держась за грудь. – Я думаю: вы слишком верите близким вам людям.

Хидэёси схватил Мицунари за волосы и поднял его лицо, а сам наклонился почти вплотную:

– А тебе я верю не зря, а, Мицунари? Не зря? А может, ты сам метишь на место опекуна Хирои? А потом, получив его, убьешь меня?!

Мицунари выхватил из-за пояса танто и прижал к горлу. По его лицу потекли слезы:

– Ваша светлость. Умоляю вас, скажите, что вы сейчас говорили не всерьез.

– Дурак… – устало выдохнул Хидэёси, разжал кисть и потряс ею в воздухе. – Смотри. Хорошенько смотри сюда, – он протянул руку к самому лицу Мицунари. – Видишь? Видишь, как они дрожат? Знаешь что это?

Мицунари судорожно сглотнул, и слезы полились сплошным потоком.

– Правильно. Это смерть. И когда она придет за мной, я хочу быть к этому готов.

– Вы… вы не умрете, господин! Я найду еще лекарей, самых лучших!

– Я же говорю: ты дурак. Никто еще не научился лечить старость… – Хидэёси снова устало опустился на подушку.

– Ваша светлость… я все… понимаю. Но мне невыносима мысль, что кто-то смеет ставить вас в безвыходное положение и диктовать вам свои условия. Я обещал разобраться с этим, я работаю днями и ночами!

– Лучше бы ты ночами спал. Ты прекрасно знаешь, на чем держится моя власть. Семья Токугава так же сильна, как семья Тоётоми. Да, я пошел на многое, чтобы Иэясу признал мою власть. Знаешь, почему он это сделал?

– Потому что только вы достойны править этой страной.

Хидэёси расхохотался.

– Простите. Это не было сказано с целью восхваления. Я имел в виду, что господин Иэясу очень умный человек и прекрасно это понимает, – торопливо произнес Мицунари.

– А почему нет? Почему же нет, Мицунари? Я обожаю восхваления! Только от тебя никогда не дождусь! Ты вечно всем недоволен. Тем, что я ем, с кем я сплю. Ты ко мне в горшок не заглядываешь, а?

– Нет… – смутился Мицунари, – это… работа вашего лекаря…

Хидэёси расхохотался и тут же закашлялся. Мицунари вскочил с места и подхватил господина за плечи:

– Эй, кто-нибудь! Срочно лекаря!

– А ну замолчи! – Хидэёси раздраженным жестом отослал вбежавшую служанку. – Мицунари, вот посмотри, до чего ты меня довел. Почему я не слышу от тебя слов: «Ваша светлость, я поражен до глубины души вашей мудростью!» – или: «Мне бы и в голову не пришла такая замечательная идея объединить самые сильные и влиятельные семьи»?

– Объединить?..

– Да. Я давно хотел это сделать. Я выдал замуж за Иэясу свою сестру, но она оказалась уже не способна родить ему детей. А как было бы здорово, если бы у Токугава был наследник моей крови. Но не все еще потеряно.

– Как бы вы ни были привязаны… к юному господину Токугаве, в нем нет ни капли вашей крови.

– Пусть так. Но давай, я начну загибать пальцы, а когда закончу – ты мне предложишь другую идею, лучше. Впрочем, ты бы уже это сделал, если бы она у тебя была.

Мицунари молча вздохнул.

– Незачем терять время. Садись и пиши дальше.

Мицунари поклонился и послушно взялся за кисть. Слова были бессмысленны. Словами он не сможет искупить свою вину.

* * *

Он даже не смотрел на него! Даже не смотрел! За время всего приема отец не удостоил его ни единым взглядом! Словно и не было там Хидэтады. Как будто не его сын сидел там, по правую сторону от его светлости! Вежливый кивок с ничего не значащей улыбкой, и взгляд в сторону. Мог ли Хидэтада его осуждать? А если то, на что не хотел смотреть его отец, – это павлонии[22]22
  Павлония – цветок этого растения изображен на гербе клана Тоётоми. Клановый герб Токугава – цветок мальвы.


[Закрыть]на его одеждах? Если так, то не все еще потеряно. Да. Хидэтада сжал зубы до боли. Решение еще не принято окончательно. Пусть сам Хидэтада ответил согласием – а как, как еще он мог ответить?! Ведь очевидно, насколько предложение его светлости выгодно отцу! Но окончательное решение ведь не еще не принято!

Хидэтада медленно шел по коридору. Он даже не мог вспомнить точно, о чем говорили на этом официальном приеме его светлость и отец. Ничего не значащие слова. Пустые, словно его чаша, с которой он просидел весь вечер. Пустые, как его взгляд. Все решится на их приватной встрече. Когда? Этого Хидэтада не знал. Проклятие, он даже не знал, чего он хочет сам.

Предложение его светлости застало Хидэтаду врасплох. Уже всеми мыслями он был на предстоящей свадьбе, а в качестве главного подарка ожидал встречи с отцом. Сколько он его не видел? Вечность? Больше? И не так, совсем не так он ее себе представлял. Он отдал бы все что угодно, лишь бы увидеть в глазах отца гордость за сына. Своего сына! Как старательно Хидэтада готовил комнаты в поместье, сам переехал в восточное крыло, приказал украсить стены и даже полы, запасти сладости и западное вино – очень хотелось чем-нибудь удивить и порадовать отца.

К чему все это, если теперь он идет по коридорам замка в отведенные ему комнаты? И если ничего не изменится – в скором времени он, Хидэтада, будет носить фамилию Тоётоми.

Он зашел в комнату и без сил опустился на пол. Надо позвать слугу зажечь лампу… Или не надо? Он бросил взгляд на занавешенный прямоугольник окна. Полоса заката все еще тлела на горизонте. Что же делать? Бежать к его светлости и умолять, чтобы позволил увидеться с отцом наедине? Хидэтада с горькой улыбкой отбросил эту мысль. Он прекрасно знал, что ему скажут на это. Будет чудо, если его светлость не разозлится. И будет удача, если он продолжит верить Хидэтаде как и раньше. Как, как он сможет доказать его светлости, что любит его?..

Хидэтада сжал руками голову. До боли в глазах. Что ему делать сейчас? Ждать? Просто ждать? Но… А если в следующий раз отец обратится к нему: «господин кампаку»?

…Или может именно тогда Хидэтада увидит гордость в его глазах?

Хидэтада слегка улыбнулся. Так или иначе, время у него еще есть: в запасе почти целая ночь. Когда бы ни состоялась приватная встреча его светлости и Токугавы Иэясу – это точно будет не раньше завтрашнего вечера.

Он решил, что слугу звать не станет, и разжег лампу сам. Достал из ящичка лист бумаги и кисть и тщательно вывел: «Прошу ожидать меня в час тигра[23]23
  Час (стража) тигра – 3–5 часов утра.


[Закрыть]. Если не желаете меня видеть или что-то может помешать нашей встрече – погасите свет в спальне». Он помахал листом, высушивая тушь, и подошел к окну. Несколько раз, как бы в задумчивости стукнул пальцем по дереву, и через несколько мгновений мимо него пронеслась темная молчаливая тень.

– Передашь лично в руки. И подготовь паланкин и носильщиков.

Лист исчез из его пальцев, словно унесенный ветром. Хидэтада вернулся к лампе и сел напротив, задумчиво глядя на огонь. Оставалось дожидаться, когда замок уснет.

Хидэтада очень надеялся, что замок удалось покинуть незамеченным. После того как он убедился, что его письмо ушло, он, не таясь, спустился в сад и там просидел в беседке у ручья, ожидая, пока во всех окнах замка погаснет свет. Даже слуги здесь обычно ложились рано, не то, что в поместье: там все давно привыкли, что он часто засиживается до глубокой ночи. И может захотеть поесть или прогуляться. Так что если кто и наблюдал за поместьем все это время – его не должен был удивить свет в окне бывших покоев Хидэтады. Вряд ли господину Мицунари настолько хорошо известны привычки Токугавы Иэясу.

Хидетэда слегка усмехнулся, садясь в паланкин. Люди Исиды Мицунари следили за ним едва ли не круглосуточно, и он прекрасно об этом знал. А вот знал ли господин Мицунари, что люди Хидэтады тоже тщательно следят за ним и его шпионами? Только когда ему сообщили, что дорога свободна и нет ничего и никого подозрительного, он выскользнул из беседки и покинул сад.

Паланкин тихо покачивался в такт шагам носильщиков. У Хидэтады на один момент мелькнула мысль, что стоило совершить это маленькое путешествие в одиночестве, но он знал, что отец не одобрит, если Хидэтада явится к нему через окно и без охраны. Крайне сомнительно, чтобы кто-то решил именно сейчас покуситься на жизнь наследника Токугава. Но – кто знает? Последнее время все просто помешаны на заговорах. Кроме того, нельзя быть уверенным, что тогда, на дороге в Фусими, убийцам действительно нужна была жизнь именно господина Хироимару. Ведь о том, что это кортеж Хидэтады, знали куда больше людей. И отец писал ему перед отъездом, чтобы он был предельно осторожен.