Текст книги "Цветок с тремя листьями (СИ)"

Автор книги: Виктор Фламмер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 17 страниц)

Из ступора Хидэтаду вывел выкрик его светлости:

– Эй! Жених! Откажись от невесты! Я на ней сам женюсь! – и довольный смех, на который эхом отозвались все присутствующие.

Хидэтада тоже улыбнулся и встал, приветствуя супругу. Затем помог ей подняться по ступенькам. А госпожа Онэ и госпожа Тятя направились к помосту его светлости и сели по обе стороны от него. И Хидэтада отчетливо увидел, как госпожа Онэ просунула руку в прорезь хакама его светлости, и тот внезапно вскрикнул: судя по всему, госпожа Онэ ущипнула его. И довольно чувствительно.

Служанки привели Хироимару и подвели к отцу. Мальчик вежливо поклонился ему, сел между ним и матерью и замер как изваяние. А сам господин Хидэёси вдруг закричал:

– Иэясу! Эй, Иэясу! Иди сюда, выпей со мной! Нам есть за что!

Иэясу медленно и с трудом поднялся со своего места, на котором уже устроился, и поплелся к помосту. Поднимаясь по ступеням, он изо всех сил пыхтел и демонстрировал, как ему тяжело.

– Мицунари, налей ему, – скомандовал Хидэёси, когда тот поднялся. А когда полная чаша оказалась в руках Иэясу, вдруг привстал, взмахнул веером и воскликнул: – Начинаем!

И тут же со всех сторон заиграла музыка. На площадку словно ворвался хоровод осенних листьев – танцующие девушки, одетые в оранжево-алый шелк, вздымали вверх свои длинные рукава-крылья. Следом за ними выскочили носатые тэнгу[49]49
  Тэнгу – (яп. «Небесная собака») существо из японских поверий. Представляется в облике мужчины огромного роста с красным лицом, длинным носом, иногда с крыльями.


[Закрыть], и восторженный рев потряс ряды гостей.

А Иэясу поднял свою чашу, и наконец на его лице заиграла довольная улыбка.

И Хидэтада почувствовал, как и его тоже оставила тревога, и радостная эйфория затопила его душу. Между отцом и его светлостью шла все та же игра. Кто выиграл этот раунд – Хидэтада пока не знал. Но одно было ясно: сегодняшний праздник ничто не омрачит. А значит, его семейная жизнь будет долгой и счастливой.

Он взял пустую чашку и протянул ее госпоже Ого. И девушка с улыбкой наполнила ее.

Киёмаса прислонился к помосту и, одной рукой держась за резные золоченые перильца, почти висел на них. Он попытался было взгромоздиться на угол, но мешали мечи за поясом, поэтому он просто перегнулся и снова вручил Хидэтаде пустую чашу. Тот покачав головой, передал ее госпоже Ого.

– …Так вот… Э… – Киёмаса мотнул головой, – …я забегаю на второй этаж, а там госпожа Тятя уже держит госпожу Ого за волосы. И кинжал. Во, смотри. – Он вытянул вперед руку: – Вот за этот палец меня госпожа Ого и укусила! До крови прокусила, веришь? – Онрассмеялся.

Хидэтада взял у госпожи Ого чашу и вложил Киёмасе в протянутую руку.

– О! – cказал Киёмаса, запрокинул голову и вылил содержимое чаши себе в горло, громко булькая. И со стуком почти швырнул на помост. – …А госпожа Тятя полоснула меня по руке. Я сейчас покажу, шрам до сих пор остался, веришь? – Киёмаса принялся закатывать рукав, но скользкий шелк его парадного одеяния, словно живой, выворачивался из-под пальцев.

– А-а, проклятье… до чего же неудобное тряпье… – Киёмасе все-таки удалось обнажить локоть, и он вывернул его, демонстрируя едва заметную белую полоску на загорелой коже. – Вот! Я ее за руку схватил, и тут твоя жена…

– Ты штаны сними – покажешь, куда она тебя пнула, – посоветовал подошедший к ним Масанори.

– Эй! Тебя там не было! – Киёмаса метнул на брата яростный взгляд и двинул его локтем. И тут же снова рассмеялся, поворачиваясь к Хидэтаде: – В общем, не стал я церемоний разводить – все уже в дыму было. Врезал госпоже Тяте по шее и перебросил через плечо. А госпожу Ого – под мышку. А госпожа Хацу бежала сзади и ревела, ее уже на выходе подхватили. Так и выбрались. – Он снова попытался сесть.

– Зачем вам два меча? – Хидэтада попытался перевести тему. – Они же вам только мешают веселиться.

– Эх, мой юный друг, – Киёмаса дотянулся и потрепал Хидэтаду по плечу, – если бы ты только знал, скольких хороших людей зарезали на их собственных свадьбах. Я тебе сейчас расскажу одну историю…

Хидэтада облегченно выдохнул и наклонился, всем видом демонстрируя желание слушать.

Мицунари поднялся по ступеням и опустился на колени, незаметно поправляя сбившийся в сторону пояс. И кивнул в сторону Хироимару. Мальчик наелся и спал, пристроившись у матери на коленях.

Хидэёси покачал головой и приложил ладонь к губам, призывая говорить тише.

– Не надо, пусть спит, – зашептал он и указал на площадь, – смотри, все довольны и веселятся.

И действительно, музыка продолжала играть, к танцующим девушкам и артистам давно присоединились гости, с нескольких сторон доносилось пение. Мицунари покачал головой. Лично он считал, что Хироимару следует унести в спальню и уложить отдыхать. Такие мероприятия явно не подходили для ребенка. Но все же он спал под этот шум…

– Ваша светлость, все очень, очень довольны, – вполголоса обратился он к Хидэёси, а затем демонстративно посмотрел в сторону помоста молодоженов, на котором продолжал висеть Киёмаса, и покачал головой: – Особенно некоторые…

Хидэёси проследил за его взглядом.

– Чем ты недоволен опять? – он тихонько хихикнул.

– Киёмаса пьян, ваша светлость. Совершенно пьян. И, судя по всему, сейчас рассказывает юному Токугаве о том, как мы брали Китаносё.

– О, ты отсюда слышишь? – Хидэёси прыснул и округлил удивленно глаза.

Мицунари вздохнул:

– Я несчетное количество раз слышал эту историю. В том числе – на свадьбе вашей светлости и госпожи Тяти. Вы помните, что было потом?

Хидэёси нахмурился:

– Пожалуй что… и что ты предлагаешь?

– Я предлагаю объявить мужские игры. Сумо, перетягивание каната. Мои люди уже подготовили луки. Если вам будет угодно – можно устроить скачки.

– О, Мицунари, правильно! Отличная идея, пока все еще не напились! Но только на условии – ты тоже участвуешь!

– Ваша светлость… – смутился Мицунари, – разве только лук…

– Брось, – притворно рыкнул Хидэёси, и Хироимару заворочался и закряхтел.

– Ваша светлость… – Тятя наклонилась к Хидэёси. – Можно тогда няня все же заберет Хирои? Сейчас будет очень шумно, и кроме того…

– А ну замолчи! – теперь не притворяясь, рявкнул Хидэёси. – Нечего из парня бабу растить! Проснется – пусть смотрит, как развлекаются мужчины! Или нет! Мицунари, распорядись, чтобы принесли и его лук тоже! Он будет участвовать в соревнованиях!

– Конечно, сейчас, – Мицунари поклонился, уже собираясь уйти.

– Стой, – поймал его за рукав Хидэёси, – приведи сюда Хидэтаду. Он со мной сегодня еще не пил.

Исида Мицунари, одетый в роскошный парадный костюм из темно-багрового, расшитого золотыми и темно-синими узорами шелка, степенно поднялся по ступенькам и согнулся в глубоком вежливом поклоне. Нарочито глубоком и демонстративно вежливом. И только поднимаясь, он едва заметно улыбнулся Го – тепло и ободряюще.

Го не знала причины неприязни своего теперь уже мужа и господина Исиды, но саму эту неприязнь трудно было не заметить. За безукоризненными манерами обоих даже сейчас чувствовалось скрытое напряжение.

Ничего, позже она расспросит Хидэтаду и выяснит причину. И, может быть, ей удастся их примирить. Сама она относилась к Исиде Мицунари так, как, вероятно, могла бы относиться к своему старшему брату, останься тот в живых. Но брата своего она совершенно не помнила, как и родного отца, а вот господин Исида… В ее память навсегда врезалась картинка, как почерневшая от горя и отказывающаяся от еды Тятя, все время сидящая в углу комнаты, словно каменная статуя, вдруг оживает и бьется в рыданиях у него на плече.

Исида Мицунари как никто заботился обо всех троих сестрах. И всегда был рядом, если самой Го нужна была поддержка или просто жизнь поворачивалась своей темной стороной. Он каким-то волшебным образом узнавал о ее печалях и бедах. И если они не могли увидеться лично, то письма, полные единственно правильных и подходящих слов утешения, всегда приходили вовремя. Го знала, что многие, очень многие не любят Исиду Мицунари. Но они просто совершенно его не знали. И, кроме того, у таких честных, верных и порядочных людей всегда море врагов.

Она тоже тепло улыбнулась в ответ и наклонила голову и плечи.

– Господин Токугава… – Мицунари сделал паузу, – его светлость желает лично поздравить вас с этим знаменательным днем и поэтому призывает вас подойти к нему и разделить с ним чашу. Соблаговолите не мешкать.

– И в мыслях не было задерживаться, когда мне оказана такая высокая честь! – Хидэтада коснулся руки госпожи Ого, словно извиняясь, и встал. А когда он спустился вниз, Мицунари обратился к Киёмасе:

– Тебе я тоже советую уйти.

– Ты меня прогоняешь? С чего это? – с угрозой спросил Киёмаса.

– С того, что сейчас будет борьба сумо. И тебе стоит пойти переодеться, если ты не хочешь запутаться в своих роскошных цветастых штанах.

– О! Спасибо, Мицунари! Дай я тебя обниму! – Киёмаса потянулся обеими руками через ограждение, но Мицунари увернулся. И, едва заметно наклонившись, слегка сжал руку Го.

Го тихонько сжала его пальцы в ответ. Сначала она решила, что это просто дружеский жест поддержки, но внезапно почувствовала, как небольшой свернутый кусочек бумаги скользнул в ее ладонь. Она подняла голову. Исида Мицунари слегка прикрыл глаза, отвернулся, спустился вниз и, совершенно бесцеремонно взяв двумя пальцами за рукав Киёмасу, повел того прочь. И Киёмаса неожиданно послушно последовал за ним.

Го была очень благодарна господину Исиде за то, что он увел Като Киёмасу. Нет, она не питала к нему такого страха и ненависти, как Тятя, но все равно… он не был тем человеком, которого она сейчас хотела видеть. И тем более – слышать. Она нагнулась словно бы за розовым шариком моти[50]50
  Моти – лакомство из истолченного клейкого риса.


[Закрыть], быстро развернула записку и, прикрыв рукавом нижнюю часть лица, словно она ест, быстро прочитала написанное.

«Виноградный павильон, восточная сторона сада»

Холодок пополз у нее по спине. И в то же мгновение ей стало ужасно стыдно за свой страх. Не один Исида Мицунари был рядом с ней в тяжелые времена.

В свете дня, да еще и в обрамлении слегка желтеющих листьев, Отани Ёсицугу не казался ей пугающим. Наоборот, ее сердце вдруг наполнилось теплом и участием к этому человеку. Она постаралась рассмотреть его хорошенько – тогда, в темноте, он казался ей ночным призраком, духом юрэй[51]51
  Юрэй – призрак умершего человека в японской мифологии.


[Закрыть]. Сейчас же она чувствовала с ним странное родство душ, а его глаза смотрели так, словно видели в ней что-то, недоступное обычному человеческому взгляду. Он сидел на подушке у стены павильона, тяжело привалившись к ней спиной, и Го поняла, скольких трудов ему стоило дойти сюда одному.

– Присаживайтесь, госпожа, – он слегка приподнял руку.

Го опустилась на колени рядом, и некоторое время они молчали. А потом хриплый тихий голос господина Отани нарушил тишину:

– Вас видел кто-нибудь?

– Нет, думаю, нет. Я ушла переодеться из торжественного наряда в одно из кимоно, которые подарил мне на свадьбу мой супруг. Все заняты состязаниями.

Отани удовлетворенно прикрыл глаза и снова открыл:

– Вы все сделали?

– Да… конечно. Тятя сумела убедить его светлость не казнить младшую дочь господина Хидэцугу, и никого не удивляет, что она ходит иногда навещать малышку. Она нашла все письма и сожгла их.

– Отлично, – Ёсицугу наклонил голову, – если бы их нашел Мицунари, то рано или поздно докопался бы до истины. Мои письма к вам тоже сожгите, даже самые невинные. И, умоляю вас, будьте предельно осторожны с отцом вашего супруга. Вы должны стать самой верной и ласковой женой на свете. Надевайте свои лучшие наряды и делайте все, что там должна делать женщина. Возьмите несколько уроков у таю. Токугава Хидэтада не должен вылезать из вашей спальни, пока вы не родите ему хотя бы двух сыновей.

Го улыбнулась:

– Это будет несложно. Господин Хидэтада без памяти влюблен в меня.

– А вы?

– Я… я тоже очень люблю его. Он очаровательный юноша.

– Очень хорошо… – Отани опять замолчал, глядя куда-то вдаль сквозь густую листву. А потом медленно протянул руку и провел по волосам девушки: – Будьте… счастливы. Видят боги, больше всего под этим небом я хочу, чтобы вы наконец были счастливы.

Го прошла через кусты акации и, подхватив длинные полы своего нового кимоно, чтобы не замочить их в воде, перебралась через ручей по маленькому декоративному мостику. Отпустила полы, позволив подолу тянуться за ней по разноцветной плиточной мозаике дорожки, гордо выпрямилась и степенно пошла по направлению к площадке, откуда доносились крики и рев. Именно там, похоже, проводились состязания. Но женщине они не интересны, поэтому она сделает вид, что просто прогуливается в саду.

– О… какой замечательный рисунок… и эти мальвы на подоле… вы выбрали этот наряд, чтобы еще больше понравиться моему сыну или же чтобы впечатлить меня?

Го обернулась от неожиданности довольно резко. Но быстро взяла себя в руки и опустилась на колени, склонив голову и глядя в землю, – почтительная и воспитанная невестка. Токугава Иэясу стоял в тени китайского дуба, и за те секунды, что Го успела его рассмотреть, она заметила, что его взгляд был полон любопытства.

– Встаньте, девочка, ну встаньте же! Нельзя прятать такое красивое личико, – Иэясу шагнул на дорожку.

Го немного более поспешно, чем требовалось, поднялась на ноги и снова поклонилась.

– Какая ткань… – Иэясу протянул руку и, продолжая восхищаться нарядом, потрогал шелк ворота. – Но неужели юные девушки сейчас переодеваются не в своих покоях, а в саду, в кустах? Когда я был молод, подобное было недопустимо! – Он сокрушенно покачал головой и всплеснул руками.

– Я… – по спине Го словно прополз большой муравей, – я просто прогуливалась… хотела отдохнуть от шума, но я уже…

– Отдохнуть… – протянул Иэясу задумчиво, – хорошее дело, я сам, как видите, тоже вышел на прогулку. В моем возрасте уже нечего делать среди борцов, а смотреть на других – съедает черная зависть, а это сгущает желчь. Очень плохо для пищеварения. Прошу, давайте прогуляемся вместе. Мне будет веселее, да и вы больше… не забредете в кусты акации, колючие ветки которой могут легко повредить ваши роскошные одежды.

Щеки Го вспыхнули, и ее бросило в жар. Она порадовалась, что за толстым слоем белил не видно, как покраснело ее лицо. Коротко кивнув, она медленно посеменила по дорожке рядом со своим свекром.

Некоторое время Иэясу шел молча, а потом, словно невзначай, обронил:

– Скажите мне, дорогая, вы сегодня вышли замуж. Вы любите Хидэтаду или просто смирились с этим браком, как подобает приличной девушке?

Го облегченно выдохнула. Так вот что заботит этого человека. Всего лишь семейное счастье его любимого сына. Она повернулась вполоборота и широко улыбнулась:

– Я люблю господина Хидэтаду всем сердцем! – с жаром заверила она. – Никто и никогда не посвящал мне столь прекрасных стихов! Стать его женой – была моя самая сокровенная мечта!

– Вот оно что… – в голосе Иэясу появилась задумчивость, – звучит красиво… Но если вы так его любите, то зачем же нанимали синоби, чтобы его убить?

Го остановилась настолько резко, что даже покачнулась. Горло перехватило, в глазах потемнело, и в следующую секунду она сама не заметила, как ноги ее подкосились и вот она уже распростерлась у ног Токугавы Иэясу. Из глаз хлынули потоком горячие слезы.

– Господин… Господин! – она вцепилась руками в его колени и прижалась к ним лбом, оставляя на синем шелке его хакама белые следы. – Я никогда… Господин Хидэтада не должен был пострадать! Все было не так! Никто, никто не должен был, ни его светлость, ни мой племянник!

– Что? – в голосе Иэясу теперь послышалось крайнее удивление. Он наклонился и принялся рассматривать девушку, словно диковинного зверька, а потом высоко поднял брови, и его тон сменился на восхищенный: – Так я, выходит, угадал? Это и правда вы? Невероятно!

Он наклонился еще ниже и схватил Го за руку. Рывком подняв девушку с земли, он бесцеремонно потащил ее к ручью.

– Нам есть о чем поговорить, вы не находите, дорогая?

Возле самого ручья спряталась прикрытая плющом беседка, нижние ступени которой уходили в воду. Иэясу втолкнул девушку под зеленый свод и только тогда отпустил ее руку. Го прижала руку к груди и потерла запястье – кисть ощутимо ныла. А Иэясу присел на верхнюю ступеньку, так что его ноги почти касались кромки воды, и шлепнул ладонью рядом с собой.

Го села. Несколько секунд она безуспешно пыталась что-то сказать, но в результате просто снова залилась слезами. Иэясу помолчал немного, а затем осторожно положил руку на колено девушки. Го вздрогнула и повернула к нему заплаканное лицо. И увидела в его взгляде такое неподдельное участие, что от удивления перестала плакать. А он, слегка похлопав ее пальцами по колену, мягко и добродушно улыбнулся:

– Вам незачем плакать. От слез ваше очаровательное личико постареет раньше времени. Не бойтесь, вы теперь – Токугава. Вы принадлежите моей семье. И я смогу вас защитить от чего угодно и кого угодно. Вы верите мне? – он склонил голову к плечу, повернулся и с той же участливой улыбкой заглянул ей в лицо.

Го быстро кивнула.

– Вот, очень хорошо. Но чтобы я мог вам помочь, вам придется рассказать мне все. Всю правду, понимаете, моя девочка?

Го вздрогнула и сжалась, боясь дышать. И поняла, почему ее собеседник получил прозвище «тануки». Токугава Иэясу и вправду напоминал сейчас толстого добродушного енота. Но – кто знает, чем он обернется в следующий миг?[52]52
  Тануки – традиционные японские звери-оборотни. Обычно описываются в виде енотовидных собак. Тануки часто изображают добродушным толстяком в соломенной шляпе.


[Закрыть] Она прекрасно понимала, что его могущества действительно хватит на то, чтобы защитить ее от кого угодно, но… Она прекрасно помнила, что этот человек когда-то казнил собственную жену и старшего сына за участие в заговоре против ее дяди, Оды Нобунаги, и самого Токугавы Иэясу. Но злые языки говорили, что вовсе и не было никакого заговора. Что это был лишь повод для того, чтобы сделать наследником своего рода сына любимой женщины.

Го глубоко вздохнула и постаралась взять себя в руки.

– Я бы никогда не посмела причинить никакого вреда господину Хидэтаде! Наоборот! Я это сделала ради него!

– Вот как? – глаза Ияэсу стали совсем круглыми, и ему в самом деле сейчас настолько не хватало красного платка и соломенной шляпы, что Го даже улыбнулась. И решила, что лучше и правда рассказать ему все. Если он увидит ее искренность – кто знает… Может быть, он ее пощадит хотя бы ради тех чувств, которые питает к ней его сын.

– Да, – твердо сказала она, – именно так. Я хотела, чтобы господин Хидэтада выглядел в глазах его светлости героем. Героем, спасшим его светлость и его сына.

– О… – восхищенно протянул Иэясу, – какая достойная цель… И ваши труды увенчались успехом, да еще каким!..Вот только совершенно не ясно – зачем? Разве и без этого его светлость, господин Хидэёси, не выделял Хидэтаду среди других? Разве ваш брак с моим сыном не был уже делом решенным?

– Да, но… Разве может быть мало славы и почета?

– Разве может быть мало правды? – эхом ответил Иэясу.

Го опустила глаза.

– Говорите, милая, говорите, – еще более мягко произнес Иэясу, – вы же понимаете, что часть правды – это почти ложь. А мы же с вами договорились – мы одна семья. Я теперь ваш отец, и вы не должны от меня ничего скрывать.

– Я… я не скрываю. Я действительно хотела славы для господина Хидэтады, но вы правы, это была не единственная цель, – прошептала она, низко опустив голову.

– Рассказывайте, – с легким напором сказал Иэясу.

– Это было покушение на маленького господина. Точнее, должно было выглядеть, как оно. Чтобы его светлость принялся искать того, кто пытался убить его сына. И затем нашел его. Я сделала так, чтобы убийцу нашли там, где нужно.

– И… кто был этим «убийцей»? – Иэясу даже приоткрыл рот, весь превратившись во внимание.

– Господин Хидэцугу.

– О… а-а-а… – Иэясу закивал, словно сочетая удивление с пониманием, – так вот оно что… Только не говорите, что заговор с его участием организовали тоже вы.

– Так и есть, – Го вздохнула и коснулась рукой горла. Она теперь уже почти успокоилась. Чему быть, того не миновать. Она расскажет этому человеку все.

Почти все. Почти правда – это не ложь.

– Ну? Да не тяните же! Я умираю от любопытства! Не заставляйте меня пытать вас! – хохотнул Иэясу.

– Я… я сейчас все расскажу, – Го мысленно проговорила все то, что собиралась сказать вслух, и осталась довольна: – Я подготовила несколько поддельных писем. Многие даймё были против войны с Корей и хотели бы ее прекращения любой ценной, и это было письмо от одного из них. С просьбой к господину Хидэцугу принять клятвы верности не роду Тоётоми, а лично ему. Список этих людей прилагался, а также заверения в том, что они только и ждут от него этого предложения. Господин Хидэцугу… он был послушный, но не слишком умный: он отправил предложение всем этим людям. Некоторые, я думаю, действительно приняли его. Но кое-кто донес до сведения его светлости.

– Потрясающе! – совершенно искренне восхитился Иэясу. – Одного только не могу понять. Для чего это все нужно было вам… поэтому думаю, что вы кого-то выгораживаете. Того, кто на самом деле стоит за всем этим. Это так?

Го на секунду прикрыла глаза. Нет, она больше не попадется в эту ловушку.

– Нет, господин. Я не выгораживаю никого. И я сказала правду – я хотела лишь славы для господина Хидэтады. Но… Я сказала уже: господин Хидэцугу был глуп и труслив. И, получив должность кампаку, ни за что бы не пожелал с ней расстаться. Его светлость… он болен, тяжело болен. Если бы он умер, оставив все господину Хидэцугу, – тот первым делом избавился бы от моего племянника и моей сестры. А они… они и Хацу – все, что у меня осталось от моей семьи. Из глаз Го снова брызнули слезы.

– Вот как… это вы сестру, стало быть, свою прикрываете…

– Нет! Вовсе нет! Тятя тут ни при чем… я лишь использовала ее, она совершенно, совсем ничего не знала!

– Вот оно как, значит… – Иэясу взял ее за запястье и принялся внимательно рассматривать ладонь. – Надо же… такие тонкие и нежные пальчики… а ведь на этих руках кровь сорока ни в чем неповинных женщин и маленьких детей…

Плечи Го затряслись, она всхлипнула и зарыдала в голос.

– Я… мне бы даже в голову не пришло… я не думала! Тятя… она днями и ночами молила его светлость проявить милосердие и пощадить семью господина Хидэцугу! Это же его родня, его кровь! Никто не ожидал… Я, не переставая, молюсь за их души с того ужасного дня…

– Вы ходили взглянуть на их казнь? Или отсиделись в храме, прикрыв лицо рукавами ваших одежд? Тятя, значит… – он наклонился совсем низко над плачущей девушкой, взял ее пальцами за подбородок и повернул лицом к себе: – А теперь послушайте. И слушайте хорошо, и запомните на всю жизнь. Я теперь ваша единственная семья. Вы вышли замуж за моего сына. И будете рожать моих внуков, – слово «моих» он особенно подчеркнул голосом, – и если вы свой дьявольский ум пустите на благо нашей семьи – я буду счастлив. Но если вы хоть в мыслях своих допустите причинить вред моему сыну – я вырву ваш хвост. Даже если у вас их девять[53]53
  Иэясу сравнивает Го с кицунэ – разновидностью ёкая (демона из японской мифологии), лисьим духом-оборотнем, который может принимать в том числе облик обольстительной красавицы, юной девушки. У кицунэ может быть до девяти хвостов.


[Закрыть].

Иэясу отпустил ее и вытер пальцы о траву:

– Вы хорошо меня поняли, девочка моя?

Но ответить Го не успела.

– Отец! Госпожа Ого! Вот вы где! – послышалось сверху, и Хидэтада сбежал вниз по косогору к беседке.

– Като Киёмаса выиграл состязания по сумо! А соревнования по стрельбе из лука – вы не поверите, кто выиграл! Юный господин Хироимару! И… – он осекся, остановился и даже забыл закрыть рот, только всплеснул руками. – Вы… что с вами?! Почему вы плачете?.. – Он кинулся к жене и тут же повернулся и, нахмурившись, посмотрел на Иэясу: – Отец! Почему она плачет?! Вы что-то сказали ей?..

Иэясу развел руками.

– Понятия не имею… и именно это и пытаюсь выяснить у девочки. Когда я ее нашел здесь – она вовсю заливалась слезами. Впрочем, у тебя это выйдет лучше, а мне стоит удалиться и оставить вас вдвоем, – он поспешно поднялся и поспешил вверх по тропинке. И вскоре скрылся за кустами.

Хидэтада присел рядом с женой и робко коснулся ее плеча. Он понятия не имел, что нужно делать, если девушка плачет. Почему отец ушел? Он же гораздо больше понимает в таких вещах. Впрочем, он прав: это его жена, и учиться придется самому… Хидэтада вздохнул:

– Не плачьте… почему вы плачете? Что случилось?

Го прикрыла лицо рукавом:

– Прошу, не смотрите на меня, господин! Я ужасно выгляжу! – она мельком взглянула на свое отражение в воде – размазанные по лицу белила и потеки черной туши. Яркая помада превратилась в бесформенное пятно. От этого зрелища ей захотелось рыдать еще горше. И это свадьба, которую она так ждала. Но… господин Иэясу ничего не сказал Хидэтаде… А это значит… Стоит ли рассказывать ему? Нет, ни в коем случае. По крайней мере, не сейчас.

– Да что же это… – Хидэтада широко расставил руки, касаясь ее одежды то одной рукой, то другой, – не плачьте же! Кто вас обидел? Клянусь, я прикончу его немедленно!

– Нет, нет, господин Хидэтада, не надо никого убивать. Ничьей вины в этом нет. Просто… после рассказа господина Като я вспомнила матушку… и господина Кацуиэ, нашего отчима. Он был так добр ко мне и сестрам! Простите меня, прошу, я испортила вам свадьбу… – она всхлипнула.

– Ну что вы! Госпожа Ого, моя Ого… не надо плакать, ничего вы не испортили! – Хидэтада обнял ее и нежно прижал к груди.

– Но… Мое лицо. Как я покажусь гостям в таком виде?..

Хидэтада с облегчением вздохнул и улыбнулся. С этой бедой он знал, что делать.

– Сидите здесь и никуда не уходите. Посмотрите на радужную форель. Я сейчас вернусь. – Он бросился по тропе к площадке, где проходило празднество. И, увидев одного из своих слуг, которого узнал в лицо, схватил его за рукав:

– Срочно, бегом, найди и приведи ко мне Момо. И пусть возьмет белила, помаду… – Хидэтада задумался на мгновение, – в общем, все эти девичьи штуки. И побольше. Ясно?

Слуга низко поклонился и убежал. А Хидэтада прислонился спиной к дереву и прикрыл глаза. Все шло неплохо. Совсем неплохо.