Текст книги "Цветок с тремя листьями (СИ)"

Автор книги: Виктор Фламмер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 17 страниц)

– Масанори, врежь ему, тебе ближе, – Ёсицугу прикрыл ладонью глаза.

Масанори качнул головой, соглашаясь, и с разворота заехал Киёмасе по уху. Тот повернулся, и его лицо исказилось яростью.

– Эй! Киёмаса! – Масанори бросился вперед, схватил его за плечи и начал отчаянно трясти, заглядывая в лицо. – Ты что? Брось, это же Отани Ёсицугу! У него все умрут! И все будет плохо! Он же всегда так говорит – вон, и про войну с Кореей тоже твердил, что проиграем.

– Ты… выбрал хреновый пример, Масанори, – рыкнул Киёмаса, вцепляясь в ответ в плечо брата и опрокидывая его на спину.

– Так, понятно… это надолго, – сказал Ёсицугу. – Мицунари, налей мне, пожалуйста, сакэ, я как раз успею выпить.

Мицунари не шелохнулся, словно вообще не слышал его. Лицо его окаменело, в уголке рта показалась кровь.

– Отлично, – хрипло выдохнул Ёсицугу и потянулся за ковшиком.

Ручка ковшика показалась слишком тонкой, и понадобилось довольно сильно сконцентрироваться, чтобы ее ухватить. Ёсицугу очень надеялся, что все слишком заняты своими переживаниями и не видят его манипуляций. Наконец он довольно крепко зажал ковшик в руке и зачерпнул из бадьи. Остальное сделать не сложно. Всего лишь донести ковшик до чашки, налить и поставить обратно.

Самые обычные вещи ему теперь давались с таким трудом, словно он был беспомощным младенцем. Да, он быстро смирялся и привыкал, но стоило ему справиться с одной проблемой, как немедленно появлялась новая. Это иногда очень сильно выводило из себя. Можно сколько угодно смеяться над Киёмасой и его гневом. Если не вспоминать, сколько листов бумаги им самим было смято и разорвано, сколько посуды он разбил, пытаясь ухватить ее негнущимися, похожими на гнилые корни пальцами.

Ему все-таки удалось поднести ковшик ближе и подставить чашку. И в этот момент рука дрогнула, ковшик выскользнул из непослушных пальцев, и по хакама расползлось большое мокрое пятно.

Ёсицугу прикрыл глаза, призывая себя к спокойствию.

– Ёсицугу! – сдавленно вскрикнул Мицунари и сжал его запястье. И принялся, нелепо суетясь, вытирать разлитое сакэ рукавом своего кимоно. Затем внезапно замер, словно осознав, что делает что-то не то. – Ёсицугу… прошу, прости меня.

– Что?

Мицунари, как будто внезапно ослепнув и онемев, принялся ощупывать и оглаживать одежду Отани и беззвучно шевелить губами. И наконец снова сдавленно произнес:

– Прости…

– Мицунари… – медленно проговорил Ёсицугу.

– Нет, подожди, – Мицунари вздернул руку и выставил ее ладонью вперед. – Я… я не смел тревожить тебя, боялся, что поездка плохо скажется на твоем здоровье. И писал тебе письма так… чтобы ты мог их сам читать… и вот, ты здесь, выпиваешь с Киёмасой как ни в чем не бывало… я радоваться должен был, а я… прости, что я вел себя, как последняя сволочь. И думал только о себе! – Он ударил себя кулаком в грудь.

Киёмаса отпустил Масанори, которого держал за горло, и не спешаразвернулся.

– Заткнись! – рявкнул он. – Я до обеда мыл его и брил. Чтобы ты тут этих соплей не разводил! И ты спрашиваешь, почему он у меня остановился?!

– Замолчите все! – захрипел внезапно Ёсицугу и отчаянно закашлялся, содрогаясь всем телом. Сжал горло рукой и попытался сделать вдох.

– Ёсицугу! – все трое кинулись к нему.

– Я же сказал: тихо! – Ёсицугу махнул рукой, и она со стуком опустилась на столик.

Все замерли, словно этот жест парализовал их.

– Нет, это невозможно… – Ёсицугу справился с кашлем, но голос его был тих, словно слова давались ему с трудом. – Вы… Ты… Киёмаса… тебе уже было шестнадцать, когда ты выпускал кишки жителям деревни, отказавшейся сдать оружие? И приматывал ими людей к деревьям вдоль дороги? А ты, Масанори? Сколько было тебе, когда ты приказал грузить отрубленные тобой головы в повозку, чтобы доставить их для осмотра? Мицунари? Скольких ты обрек на голодную смерть, когда тебе было поручено любой ценой достать продовольствие для отступления? А ведь тогда вы все были детьми. Но вы все никогда и ни во что не ставили ни свои жизни, ни жизни людей вообще. Так почему же, стоит только смерти коснуться кого-то, кто близок вам, вы немедленно превращаетесь в сопливых баб?! Его светлость умрет. И я умру. И ты, Киёмаса, – тоже. Так же, как и ты, Мицунари. Просто примите это как данность.

– А я?! – возмутился Масанори.

– Ты тоже умрешь, – успокоил его Ёсицугу, – от пьянства.

– На красотке?

– Сразу на трех.

– Вот так-то лучше! – обрадовался Масанори и потянулся за ковшом, распластавшись по полу. – Ты не мог его, что ли, поближе уронить?..

Но Киёмаса перехватил ковш на мгновение раньше. Взял чашку Отани, налил и протянул ему. И выпустил из руки только тогда, когда понял, что Ёсицугу ее держит достаточно надежно. И только потом налил себе и Масанори.

– Мицунари? – он наклонил голову, не опуская ковшик.

– У меня есть выбор? – с вызовом спросил Мицунари, но все же взял свою чашку и протянул Киёмасе. Тот налил и ему, затем поднял свою чашку почти к самым глазам. Долго смотрел на нее, потом одним движением вылил содержимое себе в рот.

– Вот и пей теперь из маленькой… – пробормотал Масанори, прикладываясь к своей огромной чаше.

Ёсицугу пил долго, крохотными глотками, словно наслаждаясь вкусом сакэ. После чего отвел руку с пустой чашкой в сторону и медленно оглядел присутствующих.

– Я полагаю, с лирикой покончено, наконец. Перейдем к делу. Так вот, в отличие от всех вас, его светлость прекрасно понимает, что жить ему осталось недолго. Да, может произойти чудо, и мы все будем молить богов о нем. И если оно произойдет – мы все будем счастливы. Только вот глупо полагаться на чудеса – надо исходить из реального положения вещей. И, я думаю, ни для кого не секрет, что после смерти его светлости власть над страной перейдет в руки Токугавы Иэясу.

– Так все-таки именно он за всем этим стоит… я не ошибся… – прошептал Мицунари.

– Разумеется, ты не ошибся, Мицунари, – сказал Ёсицугу, – ты слишком умен, чтобы закрывать глаза на очевидные вещи. Так что, повторяю, я восхищен сообразительностью Киёмасы.

– И?.. Ты будешь продолжать утверждать, что он не предатель?!

– Я ничего подобного не утверждал.

– Ёсицугу?.. – Киёмаса вытаращил глаза и подался вперед.

– Помолчи, – Ёсицугу поднял руку, – я сейчас пытаюсь донести до Мицунари то, что тебе понятно и без моих пояснений.

Мицунари криво усмехнулся:

– Ты что же, считаешь меня глупее Като?

– Нет, не считаю. Поэтому надеюсь, что ты не станешь говорить и делать глупости. Итак, Токугава Иэясу на данный момент уже обладает очень большим влиянием. Равных ему просто нет, за исключением его светлости, разумеется. И его окончательный приход к власти – лишь вопрос времени. У его светлости нет преемника. Малыш Хироимару не в счет. Как ты можешь хорошо помнить, Самбоси[37]37
  Тоётоми Хидэёси пришел к власти, официально став опекуном Самбоси, малолетнего наследника правителя Японии Оды Нобунаги. Но практически сразу Хидэёси стал править страной от своего имени, а Самбоси был забыт.


[Закрыть], родной внук господина Оды Нобунаги, не остановил его светлость. Даже сыграл ему на руку. Токугава Иэясу ничуть не глупее нашего господина, а сейчас даже гораздо влиятельнее, чем он был в то время, – Ёсицугу снова окинул всех странным пристальным, немигающим взглядом, остановив его на каждом и посмотрев прямо в глаза.

Киёмаса прикрыл веки и, соглашаясь, кивнул.

– И ты молчишь?! И даже ничего не скажешь в свое оправдание?! – Мицунари посмотрел на него так, словно хотел испепелить.

– Я смотрю – ты любишь заставлять меня оправдываться, Мицунари.

– Ты… Мы должны остановить его, а не… заигрывать с ним и его отродьем.

– Сибата Кацуиэ[38]38
  Сибата Кацуиэ – полководец, вассал Оды Нобунаги. После его смерти боролся за власть с Тоётоми Хидэёси, проиграл и совершил сэппуку вместе со своей женой Оити, сестрой Оды Нобунаги, матерью Тяти и Го (Кацуиэ был ее вторым мужем, первый ее муж Адзаи Нагамаса также погиб, проиграв битву Хидэёси в те времена, когда тот еще служил Нобунаге).


[Закрыть]. – Ёсицугу помахал в воздухе пустой чашкой, и Киёмаса, взяв ковшик, под яростным взглядом Мицунари снова наполнил чашку Отани.

– Что – Кацуиэ?

– Он рассуждал так же, как ты, Мицунари. И напомнить, что произошло с ним? И… – Ёсицугу сделал паузу, – с госпожой Оити?

– Сибата Кацуиэ был глупцом! Ты что же, равняешь меня с ним?

– Мицунари, – Отани вздохнул, – в твоей голове мозгов в тысячу раз больше, чем у Сибаты. Только от нее, выставленной на всеобщее обозрение, будет мало толку.

– Господин Хироимару… – медленно проговорил Киёмаса.

– Именно. Чтобы наследник его светлости смог правит страной – ему для этого следует вырасти. Детей врагов обычно казнят – я думаю, никому не надо об этом напоминать. И его светлость – о, он прекрасно это понимает. Также думаю, Мицунари, мне не надо объяснять тебе, о чем я говорю. Я тут упоминал о чудесах. Так вот. То, что выжили сестры Адзаи, дважды выжили, Мицунари, – это уже чудо. То, что госпожа Тятя родила его светлости наследника, – чудо вдвойне. Может, стоит перестать уже уповать исключительно на чудеса?

– Ёсицугу, – Мицунари взял его за руку, – послушай меня. Это не чудо. Это воля богов. Понимаешь? То, что именно кровь его светлости соединилась с кровью Адзаи, чтобы род нашего бывшего господина не сгинул в веках, – это не чудо, повторяю. Это справедливость. Высшая, недоступная людям. И я жизнь отдам за то, чтобы эта справедливость восторжествовала. И уничтожу любого, кто встанет у нее на пути.

Мицунари отпустил руку Ёсицугу и сжал кулаки.

– Если Токугава Иэясу хотя бы помыслит взять себе то, что принадлежит роду Тоётоми, я убью его.

– Отлично. Убьешь. А дальше что? Потом ты убьешь Мори Тэрумото, Уэсуги Кагэкацу… кого еще?

– Если вырвать корень…

– …То дерево упадет, Мицунари. И если бы только тебе на голову.

Киёмаса моргнул, озадаченно наморщил лоб и потер его рукой.

– Если честно, Ёсицугу, я вообще ничего не понял.

– Эй! Это я хотел сказать! – Масанори хлопнул его по плечу и, зачерпнув сакэ из бадьи, хлебнул прямо из ковша.

– А тебе и не надо, Киёмаса. Тебе, Масанори, тем более. У вас один мозг на двоих, и увы, а может, и к счастью, он не в твоей голове.

Масанори оглушительно расхохотался, прыснув сакэ:

– Ты наговариваешь на Киёмасу, он бы обязательно поделился.

– Ты мне лучше вот что скажи, Киёмаса, – Ёсицугу старательно проигнорировал выкрик Масанори. – Ты доверяешь его светлости?

– Что?..

– Еще раз повторяю: я терпеть не могу, когда ты корчишь из себя дурачка. Ты доверяешь его светлости? Уверен ли, что он поступает верно?

– Не хочешь получить глупый ответ – не задавай глупый вопрос. Его светлость умнее всех нас вместе взятых настолько, насколько человек умнее лягушки.

– Мицунари, ты это слышал? Вот и ответ на твой второй вопрос. А сам ты – как? Считаешь, что его светлость не ведает, что творит, только на основании того, что ты этого не понял? Вот Киёмаса не понял. И совершенно не беспокоится на этот счет.

– А о чем мне беспокоиться? Какую политику ведет его светлость в отношении семьи Токугава, я понятия не имею. Если мне прикажут убить Токугаву Иэясу – я пойду и убью. А еще я знаю, что его светлость не станет приближать к себе людей, которым не доверяет.

– Киёмаса! Тебе разве не сказали перестать строить из себя дурачка? – Мицунари подался вперед. – Господин Ода Нобунага тоже доверял Акэти Мицухидэ, разве нет? Даже самого умного и проницательного человека можно обмануть.

– Мицунари, – хмыкнул Киёмаса, ты сам-то понял, что сказал?

– Да с чего вы вообще ведете тут разговоры о каком-то доверии? Вы что, всерьез полагаете, что его светлость принимает решение исходя из того, доверяет он кому-то или нет? Да, обмануть можно кого угодно. Только вот я сильно сомневаюсь, что он позволит себя обмануть. В отличие от тебя, Мицунари, он прекрасно понимает, кто именно займет его место. И… – Ёсицугу коснулся рукой принесенных Мицунари листов, – он принимает меры.

– Меры?.. – Мицунари нахмурился. – О чем ты сейчас? Ты же сам говорил, что это забота Киёмасы о своем… будущем. В семье Токугава, надо полагать.

– Именно. Его светлость очень заботится о будущем Киёмасы, ты это верно подметил. И именно в семье Токугава.

– Мицунари! Я же говорил: Отани Ёсицугу все объяснит, – Киёмаса расхохотался.

– Пока, Киёмаса, мне ясно лишь только то, о чем я говорил.

Ёсицугу вздохнул и снова коснулся документа:

– Странно, что ты этого не заметил, Мицунари. То, что делает наш господин, – настолько просто и очевидно, что это даже тонкой игрой не назовешь. Он старается связать свою семью с Токугавой как можно более прочными узами. И, вероятнее всего, именно Иэясу его светлость назначит опекуном Хироимару в случае своей смерти. Или усыновит сына Иэясу. Потому что, Мицунари, убить того, кого тебе доверили защищать, особенно ребенка, – это верх низости. На такое мало кто способен пойти, а уж политик и умный человек точно не совершит такой ошибки. Потому что тогда ему начнут плевать вслед даже собственные вассалы.

– А что ему может помешать править страной от лица наследника его светлости? А потом, когда ребенок станет не нужен, попросту убрать его, не важно как. Отравить, устроить несчастный случай. Просто… отослать в дальние провинции и лишить даже надежды на власть?

– Вы все: ты, Мицунари, ты, Киёмаса, даже Масанори, – сказал Ёсицугу. – Поэтому о вашем будущем и заботятся.

– Ты знаешь, Ёсицугу… – Киёмаса задумчиво повертел чашку в руке, потом, словно внезапно вспомнив, зачем она нужна, наполнил ее, – Мицунари мне может не верить сколько угодно. И я ничего не могу сказать в этом плане о Токугаве Иэясу. Но Хидэтада честный и порядочный человек. В этом я уверен абсолютно. Он не даст в обиду господина Хирои. Он жизнь готов отдать за него, я это сам видел.

– А вот это, Киёмаса, действительно хорошие новости. И тем более ваш с ним «роман», пусть даже он существует только на бумаге, – очень хороший ход. Разрывать такие узы враждой не менее подло, чем предавать того, кого тебе доверили защищать. Это все гораздо сильнее, чем даже брачные соглашения. Если ты собрался править – о своей репутации нужно хорошо заботиться.

Мицунари молча протянул свою чашку Киёмасе. Тот усмехнулся и наполнил и ее тоже.

– Ээх… давненько я не видел пьяного Мицунари, – хихикнул Масанори и подставил свою чашу.

– Что? Меня тут вообще решили не замечать? – помахал рукой Ёсицугу.

– Ёсицугу… – Мицунари озабоченно посмотрел на него, – ты уверен?..

– В чем? В том, что я хочу как следует выпить? Абсолютно уверен. А если ты о том, что мне вредно, то я все равно скоро умру, так что – какая разница?

Киёмаса хмыкнул и снова погрузил ковшик в бадью. Плеснул в чашку Ёсицугу, а остальное заглотил одним махом.

– Во! А я что говорю? Сколько уже можно этих заумных разговоров? Давайте веселиться! – Масанори опустошил свою чащу с громким хлюпающим звуком и стукнул ею по полу.

– Танцевать хочу!

Киёмаса смерил его взглядом с головы до ног и криво улыбнулся:

– Ты у меня на берегу сходни видел?

– Видел, а что? – уголки губ Масанори тоже медленно поползли вверх, а в глазах заблестели крохотные огоньки.

Киёмаса кивнул, все также усмехаясь, и ткнул его в бок:

– Я тебя с них в воду спихну – ты даже моргнуть не успеешь!

– Что? Да ты не успеешь «один» сказать, как будешь с каппой обниматься!

– Карп тебя взасос поцелует, плавает тут один, с тебя размером!

Масанори вскочил на ноги и упер руки в бока. Киёмаса тоже поднялся, швырнул на пол ковшик, и тот покатился прямо к ногам Мицунари.

– Много болтаешь, братишка! – он буквально вытолкал Масанори за порог комнаты.

Мицунари, не торопясь, протянул руку и поднял с пола ковшик. Молча повертел его между пальцами, затем покачал головой:

– А я ведь надеялся, что с возрастом у них ума прибавится… хоть немного. На что я рассчитывал? С таким же успехом можно ожидать от южного ветра хорошей погоды.

– Хватит ныть, Мицунари. Они ушли, чтобы оставить нас вдвоем. То, что ты не стыдишься своих чувств, еще не значит, что они не смущают окружающих.

– Кого? Киёмасу? Масанори?.. Ёсицугу, ты… – Мицунари вдруг снова швырнул ковшик на пол, а затем неожиданно спокойно и твердо сказал: – Вот что. Завтра на рассвете ты переезжаешь в мое поместье.

– Почему это? – Ёсицугу посмотрел на пустую чашку печальным взглядом. – Мне и здесь совсем не плохо.

– Да потому что он тебя убьет.

– Киёмаса?

– Да.

– Что ж… не самый худший расклад, не находишь?

– …А его светлость прикажет ему совершить сэппуку. Это, по-твоему, тоже хороший расклад?

– Не прикажет. Вопреки слухам и домыслам, его светлость вовсе не выжил из ума.

Мицунари вздохнул. Снова поднял ковшик и аккуратно налил себе и Отани. И тихо произнес:

– Я очень хорошо понимаю, сколько сил ты вкладываешь в то, чтобы просто жить и дышать. Но ты сам говорил об этом, говорил весь вечер. Ты сейчас нужен, очень нужен его светлости, господину Хироимару, сестрам Адзаи и… – он сделал паузу и опустил глаза, – …мне.

Ёсицугу коснулся губами края чаши и прикрыл глаза. Потом осторожно и медленно, глоток за глотком осушил ее.

– Я думаю, Като все понимает не хуже тебя.

– Да, только его рука быстрее, чем его голова.

– Он не убьет меня. Я в этом абсолютно уверен. И ты не сомневайся. Я слишком хорошо его знаю. Теперь – не убьет. Но я завтра отдам приказ своим людям собираться и к закату буду у тебя, обещаю. Я ведь тебя и правда… в последний раз вижу, – сказал он и протянул пустую чашу Мицунари.

Киёмаса остановился возле сходней, развязал сандалии, снял их и таби[39]39
  Таби – традиционные японские носки высотой до лодыжки с раздельным большим пальцем; их носят и мужчины, и женщины с дзори, гэта и другой традиционной обувью с ремешками.


[Закрыть] и повесил на куст. И зашлепал босыми ногами по влажным холодным доскам.

– Скользко… – протянул у него за спиной Масанори, также закинув обувь на ветки.

– А я что говорил? Идеально! – Киёмаса резко развернулся, но не успел напасть первым – руки Масанори уже вцепились ему в пояс.

– Ах, вот ты как! – рассмеялся он и толкнул брата грудью, стараясь удержаться на ногах. Масанори подставил ему подножку, но не удачно – там, где только что была нога Киёмасы, оказались скользкие доски. Масанори обиженно выдохнул и уперся головой Киёмасе в грудь. Тот обхватил его за плечи и рывком поднял вверх.

Потеряв опору под ногами, Масанори дернулся и ударил ребром ноги под колено противнику. И тут же получил удар в грудь, которым из легких вышибло весь воздух. Но одновременно с этим он почувствовал под ногами мокрое дерево. И, согнувшись, словно пытаясь прикрыть живот, изо всех сил боднул Киёмасу головой в грудину. Киёмаса захрипел и отступил, отпустив его на мгновение. Этого Масанори хватило, чтобы освободить руку. Он схватил брата за запястье и, выворачивая, резко дернул на себя. И тоже получил сильный удар в колено, однако руку не выпустил, также продолжая выкручивать запястье, а затем, понимая, что падает, увлек Киёмасу за собой. Тот постарался вывернуться, но тут же получил свободным кулаком в горло, под челюсть, и зарычал. Схватил противника за лицо и изо всех сил надавил на нос. Братья покатились к краю и оба едва не свалились в воду, но Масанори в последний момент вывернулся из-под тяжелого тела, так и не выпустив руку из захвата, и с победным воплем прыгнул сверху, заворачивая ее за спиной Киёмасы. И для надежности треснул локтем по затылку.

– Ну что? Легче? – он наклонился к поверженному противнику.

– Нет, – прорычал в доски Киёмаса и попытался достать Масанори ногой. Попал, но не сильно, и Масанори, хмыкнув, уперся пальцами босой ноги в щель между досками и столкнул Киёмасу вниз, выпустив его руку только в последний момент.

– А так? – осведомился он, когда голова брата показалась из воды.

Киёмаса ничего не ответил, молча выбрался обратно на мостки и сел, мотая головой и разбрасывая вокруг себя брызги. Потом опять зарычал и врезал кулаком по доскам так, что они хрустнули.

– Да ладно, в первый раз что ли? – самодовольно произнес Масанори.

– Заткнись.

– Если бы я дал себя победить, лучше бы было, что ли?

– Никакого долбанного ёкая ты не понимаешь.

– Понимаю.

– Нет! – Киёмаса резко обернулся и снова двинул кулаком по доскам. – Я тренировался с ним утром! Я двигался, как протухшая на солнце черепаха! А он даже не заметил этого!

– Хорошо, если не заметил… – Масанори плюхнулся рядом и положил руку Киёмасе на плечо. Тот дернулся, но Масанори крепко сжал пальцами мокрую ткань.

– Ты не понимаешь. Мне никогда, слышишь? Никогда его уже не победить. Сколько бы ни тренировался, сколько бы ни оттачивал свое мастерство! Сотни, тысячи побед – что толку? Я проиграл ему. Проиграл окончательно. Навсегда. И ничего уже не исправить.

– Не все так плохо. Ты же слышал, что он говорил. Главная битва еще впереди. Что тебе мешает сойтись с ним на поле боя не как с воином, а как с генералом?

Киёмаса медленно повернул голову и стиснул пальцами пальцы Масанори на своем плече:

– Ворона на поле боя утешает лучше, чем ты, Масанори.

– Зато я тебя положил на лопатки и столкнул в воду, – рассмеялся Масанори.

Киёмаса снова замолчал, задумчиво глядя на отражение луны в воде. Пошевелил ногами, пуская волну, и полукруг луны пошел рябью, расплываясь на множество серебристых пятен.

– Как ты думаешь, его светлость действительно скоро покинет нас? – спросил он, не сводя глаз с этих блестящих чешуек.

Масанори задумался, потом тряхнул головой:

– Брось. Отани Ёсицугу прав. А чего ты хотел? Мы уже сами давно не юноши. Старики умирают, ничего с этим не поделать.

– Чего я хотел? Умереть я за него хотел! Но даже это у меня не вышло! На что я вообще годен?

– Эй, Тора! Вытри сопли! – Масанори отпустил плечо и еще раз с силой заехал Киёмасе по затылку. Тот даже не пошевелился.

– Вот что. Когда его светлость покинет этот мир – я последую за ним. Хочу, чтобы ты знал.

– Вот как… А господин Хироимару? Ты же слышал, что говорил Ёсицугу?

– Слышал. Ты останешься. И Мицунари останется. Будешь его слушать. И остановишь, если он начнет делать глупости.

Киёмаса закинул ноги на мостки, рывком вскочил и зашагал на берег. Остановился на мгновение возле куста, махнул рукой и двинулся по тропинке наверх.

– А кто мне скажет, что он глупости делает? А? Киёмаса? Кто? – закричал ему в спину Масанори. Потом тоже встал и направился следом, остановившись только, чтобы обуться.

Мицунари сразу обратил внимание, что на Киёмасе другая одежда. И едва заметно усмехнулся. Но от Киёмасы эта усмешка не укрылась. Он поставил на пол новую бадью, которую принес с собой, и, демонстративно кряхтя, уселся сам.

– Если бы ты знал, Мицунари, как полезны для здоровья ночные холодные ванны! Не желаешь?

– Прошу позволить мне отказаться от столь щедрого предложения.

– А давай его за руки и за ноги? А? Макнем, чтобы протрезвел?

– Я и так трезвый, – заметил Мицунари.

– Сейчас исправим, – Масанори принялся откупоривать новую бадью.

– Разве мы уже все выпили? – спросил Ёсицугу.

– А разве нет? Мы же тебя тут оставляли?! – удивленно вскинул брови Масанори.

Створка двери отъехала в сторону, и в комнату вошла совсем юная девушка с сямисэном[40]40
  Сямисэн – японский щипковый трехструнный музыкальный инструмент. Ближайший европейский аналог сямисэна – лютня.


[Закрыть].

– Вот ты брехло… – вытаращив глаза, возмутился Масанори, – девочек нету! А это кто? Мальчик что ли? Переодетый?

– Она будет нам петь, – кивнул на девушку Киёмаса и, повернувшись к Масанори, с добрейшей улыбкой проговорил: – Это младшая дочь моего главного вассала. Протянешь руки – оторву по локоть.