Текст книги "Трое в подводной лодке, не считая собаки (СИ)"

Автор книги: Виктор Дубровский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 19 страниц)

   – В какую сторону идти-то? Тут джунгли какие-то, а не лес! Ты посмотри на этот кустарник, это же мрак какой-то. И вот эта синяя ягода – наверняка ядовитая!

   Костя сорвал с куста пару ягод, кинул их в рот и сказал:

   – Тямнота! Это же ежевика, причём спелая. Сезон, значит. Мобильник, радио проверил?

   – В первую очередь. Пусто.

   – Убедительно, – он ещё раз зевнул, – надо бы кофия сварганить.

   Ярослав чуть не задохнулся от возмущения:

   – Костя, мы же по-па-ли! А ты про какой-то кофе...

   – Ну, попали, что теперь, не жрамши жить? Мы же целы и здоровы? Атмосфера пригодна для дыхания? Климат умеренный? Хищников и разумных насекомых нет? – он ловко на лету раздавил комара, – есть только насекомые неразумные.

   Слава смолк от таких убедительных и непробиваемых аргументов. Однако вымученно произнёс:

   – Вот и заводи костёр. Я рыбу ловлю.

   Глава 2

   Встреча с прекрасной незнакомкой. Ребята узнают точку заброса.

   ^{«Они вели счёт времени по праздникам, по временам года, по разным семейным и домашним случаям, не ссылаясь никогда ни на месяцы, ни на числа». (Гончаров).}

   Поскольку терпеть всякие неприятности вдвоём было выше Костиных сил, он самым бесцеремонным и садистским способом разбудил Сашу. То есть вытащил его из палатки вместе со спальным мешком и пригрозился вылить на него ведро воды. Белка радовалась такой забаве, весело скакала вокруг Саши и постоянно лизала ему лицо. Наконец недовольный Александр выполз, поворчал. Когда Костя сообщил ему новость, то он трижды проверил сотовый, магнитолу, сбегал к тому месту, где, по идее, должны были бы быть машины, но чуть не заблудился в кустарнике. Всё тщетно. Одно радовало: они были на Земле и, судя по всему, вообще на том же самом месте.

   Если много людей много-много о чём-то думают, то рано или поздно это что-то случится. Закон природы, сформулированный широко известным в узких кругах эзотериком N, с этим не поспоришь. Но бурная Сашина натура требовала, просто вопила предпринять хоть какие-то действия, а не раздумывать.

   – Ну чё сидим-то? Чё сидим?

   – Ты полежи, само пройдёт, – посоветовал ему Костя, – я лично, без чашки кофе с места не сдвинусь. И чё бежать-то? У нас что, горит? Жрать нечего? Или что?

   Саша в изнеможении плюхнулся на свой спальник.

   Ярослав, понятное дело, тоже не был в восторге от того, что их переместили неизвестно куда и неизвестно зачем, но включил голову и начинал думать, как из этого выбираться. Думать было не о чем – не зная где они, думать было бесполезно.

   Что касается Константина, то он никаких признаков паники не показал, и, похоже, неприятностью попаданство не считал. Он так же флегматично продолжал лежать под дубом и жевать травинку, а потом заявил:

   – Ну что, сейчас выйдем к людям и всё узнаем. Куда мы попали, в когда мы попали, и есть ли здесь феечки, гоблины и эльфы. Эх, я бы феечке впиндюрил! По самые помидоры! Гы-гы-гы!

   При этом он даже не пошевелился, чтобы куда-то бежать и что-либо узнавать. Саша, наоборот, вместо того, чтобы успокоится, снова вскочил, начал нарезать круги и вопить:

   – Всё! Всё пропало! Мы где? В жопе? А? Не? Эти все проблемы с того Гармина начались!

   – Нет, твои проблемы начались, когда ты родился, – ответил Костя и рассмеялся, – Саша, прекращай истерить! Что ты как баба с писаной торбой?

   – А ты что лежишь как статуй каменный? У тебя всё в порядке? У тебя есть план, мистер-р-р Фикс-с-с? – ядовито прошипел Саня.

   – У меня нет плана. План будет потом. Как узнаем, где мы. Или когда мы. Люди везде и во все времена одинаковые, и здесь, если здесь, конечно, люди, а не гоблины, всегда можно договориться.

   – Ну так вставай, пойдём что ли?

   – Вот так всё бросим и пойдём? – флегматично спросил Костя, – а как же завтрак?

   – Давай хоть окрестности посмотрим.

   Костя нехотя признал:

   – А идти надо... Впрочем, уже не надо.

   В лесу едва слышны были чьи-то задорные крики: "Ау! Манька, не теряйся".

   – Анекдот про экипаж самолёта знаешь? Который упал на необитаемый остров?

   Саша знал, ибо рассказан тот был не менее шести раз.

   – Значит, сами придут. Нечего суетиться. Придут, да, а мы тут голодные. И угостить-то нечем. Ну-ка, живо картошку чистить, а я костром займусь.

   Полагая, что тройная ушица – самое верное средство выведения алкогольных токсинов из организма, Костя стремительно развёл костёр, подвесил котелок с водой и помог Саше чистить картошку. Слава в этот момент занимался тем, что пытался выудить крупную рыбу, которая ходила кругами вокруг крючка и не хотела его брать. "Жерех, наверное, как пить дать, жерех. Это они тут самые умные".

   Белка внезапно вскочила и сделала стойку. Костя посмотрел с удивлением на неё.

   – А что это вы тут делаете? А? – в тишине раздался женский голос с едва заметными истерическими нотками*.

   Щуря глаз от попавшего в него дыма, Костя обернулся на голос, быстро оценил обстановку и спокойно произнёс:

   – Шла бы ты отсюда, девочка.

   _________ _______

   ^{* – 2-3% по шкале Лурье-Кащенко.}

   Молоденькая девушка стояла у кустарника дальней, от Кости, стороны полянки. Бесформенная, подпоясанная шнурком, серая хламида на ней оставляла самый широкий простор для фантазии, но не могла скрыть гибкий стан и приятные округлости. На ногах её были лапти с онучами, а в руках – небольшое лукошко, а русые, слегка вьющиеся волосы покрыты чёрным платком. Она отчаянно трусила, это было видно невооружённым взглядом, но неведомая сила заставляла её бросаться в бой.

   – На моей земле рыбу ловите без разрешения! А кто вы такие? Беглые? Пошто по лесам скрываетесь? Я вот сейчас мужиков кликну, вас разом отведут в холодную!

   Ярослав немного замешкался, но хотел обернуться, посмотреть, чей же это дивный голос он слышит. Однако судьба-злодейка чуть не испортила всё. Он начал уже разворачиваться, и тут произошло сразу несколько событий. Слава наступил в ведро с наловленной уже рыбой и начал падать. Удочка в его руках совершила рывок в сторону и вверх. Жерех решил, что его лишают заслуженного завтрака, рванулся и ухватил приманку с крючком. В итоге удочка полетела в одну сторону, жерех прилетел прямо в руки Константину, а Ярослав встал нараскоряку, упираясь руками в глинистый берег, перед юной, судя по всему, женщиной. Он, насколько смог быстро, вскочил на одну ногу, с грехом пополам освободил сапог из ведра, поправил очки на переносице, оставив грязные разводы на носу. Девушке эти эволюции показались настолько комичными, что она звонко рассмеялась, прижав кулачок ко рту.

   Костя в это время боролся с резвым жерехом, Саша спешно собирал с лужайки разбежавшуюся плотву, а Слава смотрел на девушку и не мог насмотреться. Что-то мямлил совершенно непотребное, вроде, "дриада из кущ лесных, нимфа, Афродита... позвольте лобызать следы ваших ног..." и тому подобную чушь. Стоял, растопырив измазанные в глине руки, на лице его написана обида на столь, как ему казалось, неуместный смех, пополам с восхищением прекрасной женщиной. Выражение его лица вызвало у неё новый приступ смешливости, отчего Ярослав и вовсе скис.

   Саша в смехе девицы сразу почуял шанс. Нужно было ловить благоприятный момент. Пока она смеётся, явно не побежит звать околоточного

   – Сударыня, э-э-э... не стоит беспокойства. Мы не тати, а скромные паломники, заблудились вот э-э-э... и решили остановиться возле речки. Да ежели мы бы знали, то нешто? Непременно бы у вас спросили позволения, но вы-то неужто скитальцам не позволили бы переночевать в вашем лесу? Страннолюбие – есть первая заповедь господня, ибо сказано в Писании: "Страннолюбия не забывайте, ибо через него некоторые, не зная, оказали гостеприимство Ангелам".*

   Костя уже откинул вторую порцию рыбьей мелочи и кинул в котелок куски жереха. Еще пять-семь минут – и можно было подавать на стол. Со словами: "иди, рожу умой", – бесцеремонно отодвинул Славу от прекрасной незнакомки и произнес:

   – Позвольте представиться, Константин Иванович Берёзов. Это мои друзья, Ярослав Ханссен, – он показал на Славу, – и Александр Шубин. Путешествуем.

   – Лежнёва, Анна Ефимовна, – ответила ему девушка, – помещица села Романова.

   – Милости прошу к нашему шалашу, отведайте, чем бог послал, – проворковал он и негромко прошипел в сторону Александра: "Суетись, суетись!" От первых мгновений зависело слишком многое, нужно во что бы то ни стало привлечь женщину на свою сторону. То, что это не юная девушка, а женщина лет 23-25, не оставалось сомнений.

   __________ ________

   ^{* – Евр 13:2}

   Саша мухой вытащил на белый свет пластиковый столик и раскладные стулья – он страстно любил отдыхать с комфортом, более, того, с некоторым шиком и даже дешёвым понтярством. Вытащил плетёную корзину со столовым набором (пластик под фарфор) на шесть персон, ложки, вилки и ножи из китайской нержавейки. Ловко, как будто всю жизнь этим и занимался, Костя под локоток подвёл Анну Ефимовну к столу, подал ей складной стульчик:

   – Присаживайтесь, Анна Ефимовна, сделайте одолжение.

   А тем временем Саша со сноровкой бывалого полового расставил посуду на столе.

   – Как же вы в лес, а вдруг действительно здесь тати какие были бы?

   – На всё воля божья, – с тоскливым фатализмом произнесла Анна, – и возле дома могут...

   Что тати могут сделать возле дома, она не стала говорить, а Саша наливал уже в любимые гранёные стаканы лимонад.

   – Не побрезгуйте, Анна Ефимовна, – предложил он. – Сей момент ушица будет.

   – Невместно женщине с мужчинами за одним столом бражничать, – сказала помещица заученную фразу.

   – Это не хмельное. Это безал... фруктовый напиток. Сладкий.

   Анна пригубила чуть лимонаду и удовлетворённо зажмурилась.

   – Хороший напиток. В нос только шибает.

   Наконец и уху Саша разлил по тарелкам. Анна почему-то не начинала есть, поглядывая то на одного, то на другого. Слава сообразил и сразу же перекрестился:

   – Ну, приступим, помоляся. Вы, Анна Ефимовна, кушайте. У нас тут без патриархальных церемоний, а молитву каждый про себя читает.

   Ели молча. Анна – не наклонялась над тарелкой, а подносила ложку ко рту, держа под ней ломтик хлеба. Потом Ярослав решил поухаживать за дамой, забрал у неё суповую тарелку, а подал другую, с хорошим куском отварной рыбы. За что заслужил благодарный взгляд женщины.

   – Добрая у вас уха получилась. Мужики-то все на поле нынче, некому рыбки наловить. А что это за овощ у вас?

   – А, – догадался Слава, – это картофель. Сиречь, земляное яблоко.

   – Так оно же ядовитое? И батюшка наш анафемой его называл!

   – Оно ядовитое оттого, что неправильно готовили. У картошки съедобные корешки, а отнюдь не вершки, как некоторые считают.

   – Картошка – второй хлеб, – добавил Саша многозначительно, – спасение крестьянства.

   Ему очень хотелось произвести впечатление, но он не знал, на какую тему говорить, и вообще, как себя вести. Кроме того, по тем взглядам, что изредка бросала Анна на Ярослава, становилось понятно, куда будут направлены её симпатии.

   Для дальнейшего ублажения гостьи и фиксации достигнутого успеха, подали на стол чаю с шоколадными конфетами, чем окончательно смутили женщину. Костя заметил, что она вела за столом очень деликатно.

   – Анна Ефимовна, – продолжил Костя, – Мы несколько сбились со счёта в днях в своём путешествии, да и у схизматиков счёт иной. Не подскажите ли, который нынче день?

   – Так Спас завтра*, – ответила Анна.

   – А год какой? – с нетерпением спросил Ярослав.

   – Двести тридцать третий, ой, тысяча семьсот двадцать пятый, – она смущённо улыбнулась. – Батюшка у нас старенький, он всё по-прежнему считает. Сам никак к новому счёту не привыкнет, и нас путает. А что, у схизматиков не так разве?

   _______ ________ _

   ^{* – Медовый Спас – 1 августа, начало Успенского поста.}

   – Схизматики разные бывают, – пояснил Слава, – у некоторых из них лета числят вовсе на наше не похоже.

   Саша в это время пытался соотнести Спаса с привычным ему календарём, у него ничего не получалось. Поняв, что сейчас это самый простой способ сойти с ума, забросил это занятие.

   – А вы, видно, в самых разных краях бывали? Ой, что это я.

   Анна встала, поклонилась неглубоким поклоном, почему-то в сторону Кости, и сказала:

   – Спасибо вам за хлеб, за соль. Засиделась я с вами.

   – Куда же вы спешите, Анна Ефимовна?

   – С девками по ягоды пошла, сейчас самое время малину брать. А оне, как без пригляду, так никакой ягоды не возьмут. А вас, судари, милости прошу к нам в дом. Негоже, как татям, в лесу хорониться, и обо мне что люди подумают?

   – Э-э-э-э, Анна Ефимовна, тут дело деликатное. Наши одежды и кое-какие вещи могут привести в смущение людей. А там, по недомыслию, донесут ненароком, а мы не хотели бы доставлять вам беспокойства.

   Она немного подумала и сказала:

   – Я пришлю человека, он немой, ничего никому не скажет.

   – Герасим что ли? – встрял Саша.

   – Да, Герасим, а вы откуда знаете?

   – Так просто подумалось.

   Про Муму он деликатно промолчал.

   – И одёжу я вам тоже присмотрю, – добавила Анна.

   Всегда подозрительный Костя подумал: "А неспроста ли это жу-жу?", но, тем не менее, сообразил кулёк, насыпал конфет и всучил ей чуть ли не силком.

   После ухода Анны, Ярослав сказал:

   – Почти триста лет, а?

   – Мне похрен скока лет, я в дикости прозябать не хочу! Унитазов нет, туалетной бумаги нет, автомобилей нет, нет даже парового двигателя! – воскликнул Саша. – Электричества нет, промежуточного патрона нет, и вообще!!! патронов, как таковых – нет! Химии нет, водки – и той нет! Как жить во тьме веков, если мы даже по-русски толком не можем разговаривать! Поелику, понеже, вельми паки, паки, иже херувимы!

   В его голосе сквозило нешуточное отчаяние, он горько рассмеялся и склонил голову на колени. Сквозь листву проник луч тёплого летнего солнца и отразился на блестящей лысине. Хотя, надо признать, Саша был не вполне прав: Анна говорила вполне по-человечьи, а из всяких старорежимных слов сказало только одно: "впусте".

   – Застарелая и неистребимая болезнь нашей вшивой интеллигенции, – сказал Костя с насмешкой, – в том, что она всегда во всём права. Но делать ничего не может, не хочет и не умеет. Нет, одно дело она умеет делать очень хорошо – это жаловаться на что-нибудь.

   Поморщился, а потом спросил:

   – На кой хрен ты к тому истукану полез, кровью его мазать?

   – К-к-какому истукану? – по лицу Саши было видно, что он искренне не понимает, о чём идёт речь. Он обернулся с вопросительным взглядом к Славе.

   – Да-да, – подтвердил тот, – пляски ещё всякие шаманские плясал. Мы думали, ты повыёживаться хотел, поглумиться, так сказать, над святынями. С вас, болотных, такое станется. То сношаетесь в музее, то в храме оргии устраиваете.

   У Ярослава, похоже, прорвалось давно накопившееся раздражение, тем более, что Саша как-то имел неосторожность при нём, пусть даже и в шутку, одобрительно отозваться о любителях подобных перформансов и инсталляций. Теперь Ярослав высказывал всё, что думал, свалив в кучу всё, сразу, и без разбору, не забыв и приглашение Саши выйти на Болотную площадь. В тот раз Слава просто послал его с резкой отповедью, сказав: "Мне некогда по Болотным шариться, мне на жизнь зарабатывать надо".

   – Вы хоть расскажите, что было-то, – взвыл Саша, – что вы взъелись на меня? Мы ж не пили, мы ж трезвые были, что-то мне рассказываете, а я ничего не понимаю!

   Костя подробно, поминутно рассказал Саше, как всё происходило, с момента остановки машины в лесу.

   – За что мне, господи, такое наказание небесное? И что, так и было? Я что, как обкуренный был? – Саша тщетно пытался увидеть хоть бы след насмешки в глазах приятелей, но они были абсолютно серьёзны.

   – Был, – подтвердил Ярослав, – и, кстати, что за хрень ты в руках крутил вчера вечером? Не от неё ли все наши беды? Я у тебя такой штучки раньше не видел.

   После краткой реконструкции вчерашних событий все сошлись на том, что Саша всё-таки что-то в руках крутил, и это что-то было связкой светлых, по всей вероятности костяных, пластинок. Минут через сорок, изнурённые бесплодными поисками злополучного артефакта, он свалились на траву.

   – Как сквозь землю провалились, – резюмировал Константин, в последний раз выворачивая наизнанку Сашину куртку, – и ведь, главное, как вчера всех накрыло. Про зайца даже и не вспомнили вечером!

   – Что делать-то будем? – спросил Ярослав. – Кстати, Саша, не всё так и плохо в мире. Имперская Академия наук на ноги становится, Кант ещё жив, жив Эйлер, Яков Брюс, Карл Линней. Ньютон и братья Бернулли, правда, при смерти, зато Даниил Иваныч Бернулли в Питере сейчас. Недавно помер Лейбниц, известно слов "интеграл", дифференциальные уравнения люди решают. Михайло Ломоносов и Виноградов уже в возраст вошли, скоро в Европу поедут учиться, жив Гюйгенс, а химик Глаубер давно уже изобрёл азотную и соляную кислоты. На престоле барынька Екатерина, скоро помрёт. Года через два.

   – Может с будущим царём закорешиться? – спросил Саша.

   – Так тебя к царю и допустили. Сейчас его Меньшиков возле себя держит, а позже – Долгорукие. Те вообще никого к нему не подпускали.

   Саша вскочил и начал нервно ходить вокруг дуба, потом сказал:

   – Будем, значицца, торговать.

   – Чем? – хором спросили Костя и Ярослав.

   – Продадим алюминиевый котелок, два штука, топорик – два штука и столовый набор из нержавеющей стали на шесть персон! В коробочке! Смотрите, какая хорошая коробочка из фанеры, покрытая несгибаемым дерматином весёленькой серенькой расцветочки! А наш китайский столовый сервиз из Франции? Севрский фарфор из пластика, ему же цены нет! Водку вот выпьем, а бутылки продадим! Это же дефицит!

   – И пойдёшь, как офеня, солнцем палимый. Тебя, Саша, в таких одеждах в ближайшей деревне на вилы поднимут, – сказал Слава, – я тебе авторитетно заявляю. Ну, или ограбят лихие люди, сразу же, за ближайшим поворотом. Что-то одно точно случится. Так что ты готовься пострадать на благо обчества, – и весело засмеялся.

   – А я... – продолжал он, – нет, давайте выпьем, а то мозговой центр заржавел.

   Он налил себе полстакана водки, и, не предлагая приятелям, закинул себе в рот. Помолчал и произнёс:

   – Моя творческая либида совершает променады по мозговой извилине. Если чем в это время торговать, так это только своими мозгами.

   – Ты их прежде пропьёшь, чем продашь, – заявил Костя и тоже плеснул себе на четыре пальца, – кстати, о стаканах. Ноу, типа, хау! Стекло ещё не прессуют, а выдувают.

   Стаканы, те самые, классической формы советские гранёные, возились Сашей в отдельной упаковке и береглись, как ничто другое. На фоне всеобщего падения нравов и питья из вульгарной одноразовой посуды, это выглядело несколько по-снобски, но вызывало всеобщую зависть. Таких теперь не делают!

   – Ну хоть какой-то бонус за такое попаданство-то должен же быть? Мы ж не просто так должны страдать? – Александр тоже выпил водочки.

   Он был большим специалистам по разным способам попадания, прочёл всё ныне существующие книжки на эту тему и твёрдо был уверен, что всякая, а особенно такая крупная, неприятность должна была бы компенсироваться приятностью. То бишь, внезапным магическими способностями, богатырским здоровьем, супернавыками единоборств или тому подобными плюшками, явно облегчающими адаптацию в новых, никому не известных условиях, и позволяющих не только выжить, но и достичь определённых успехов в новом мире. В идеале, конечно же, стать Властелином Вселенной, ну или, на крайний случай, просто Императором.

   – Плюс десять к харизме и плюс пять к потенции, – рассмеялся Слава, – так тебе и привалило счастье. Карман держи шире.

   Тут же грустно добавил:

   – А вообще нахрена нас было сюда закидывать? Сейчас придёт добрый волхв и расскажет нам Пророчество? И будет нам щастье? Или нам всё-таки придётся обустраивать Россию? Мля.

   – А что не так?

   – Это крайне неблагодарное, если не пустопрожнее занятие. Ты видел, как в болото камень падает?

   – Ага. Не видел, – ответил Саша.

   – Ну, представь. В точке падения – всплеск и брызги, а в пяти метрах – только колыхнётся и всё. И всё! Через пять минут и следов никаких. Так же и в России. Впрочем, так же, как и везде, – огорчённо сказал Ярослав.

   – Ну так надо создать условия для модернизации!

   – Так, философские споры – нах, – прекратил прения Костя. – Ща опять за старое возьмётесь!

   Это он имел в виду форумские баталии, которые, как всем известно, никогда и никому ничего не доказывали, только убеждали всех участвующих в чувстве правоты собственной и ничтожестве оппонентов.

   – Мы таким образом сейчас расплюёмся и всё. А тут думать надо, как дальше жить, хотя бы в первое время! Мы тут, сейчас, сияем как чирьи на заднице! – начал раздражаться Костя. – А вы, блин, за какую-то модернизацию заговорили. Да ща любой крикнет "Слово и дело" и пипец котёнкам, будем болтаться на дыбе! И петь, и петь, и петь! Как соловушки майские, а потом тихо прикопают нас, чтоб не вносили сумятицы в мозги людские!

   – Всё-всё-всё! Костя, успокойся, мы не совсем тупые! – стал успокаивать его Ярослав, – давайте как-то действительно думать, что делать будем.

   Костя начал сразу:

   – Первым делом легализация. Легенда. Кто мы, откуда мы, чьи дети, где родня и всякое такое. Вариантов минимум. Да что там говорить, нет вариантов. Блин. Слава, что у тебя конкретно по этому времени? В смысле, насчёт бюрократии?

   Ярослав открыл свою сумку и начал там рыться.

   – Ага, вот оно, – он начал листать толстую растрёпанную тетрадь на 96 листов в виниловом переплёте, разбухшую от вклеек и вкладышей.

   – Всё херова, господа присяжные заседатели, – объявил он, – легенду состряпать можно, но она до первой серьёзной проверки. Жизнь человеческая, даже если он и крепостной, расписана не только от рождения до смерти, но и на три поколения вперёд и назад. Причём бумажек и записей тьма тьмущая, у нас до такого не додумались. Начиная от процедуры бракосочетания дедов и родителей.

   – А чё там бракосочетание? Ну, повенчались и все дела? – спросил Саша.

   – Перед венчанием – запись в исповедную книгу, это только номер раз. А вообще, каждый член общества, был учтён в Метрических книгах, Ревизских сказках, в Писцовых, Переписных и Исповедных книгах. Так что никто не забыт, ничто не забыто. И любой перекрёстный поиск выведет любого из нас на чистую воду, если, конечно, буде у кого такая потребность поискать. А ещё нынче в ходу паспорта, ага. А в замкнутые сословия типа духовенства проникнуть вообще невозможно. В купечестве все друг друга знают, или через третьих лиц все знакомы. Да и посадские тоже не жаждут нас принять, я так думаю. Так что, господа, у нас выбор, в общем-то, и невелик. Одна радость – император Петр взбаламутил Русь святую так, что кое-где кое-куда протиснуться можно. Кстати, господа... а все ли из нас крещёны?

   Саша и Костя неопределённо буркнули.

   – Вы внятно отвечайте! – вдруг неожиданно взвился Слава.

   – А в чём проблема-то?

   – Крестики у вас на шее есть? Молитву хоть одну знаете? Отче Наш, Символ Веры и Богородице Радуйся?

   – Э-э-э ...

   – Понятно. Тупите, господа. В нынешнее время без этого никак нельзя. Какие бы вы не были прогрессивно-мыслящие обезьяны. Безбожниками кличут сейчас людей, от общества оторванных

   – Ну поняли мы, поняли. Что кричать-то? У меня нету, не ношу. В смысле, дома есть, а так – нет, – сказал Саша.

   Костя достал из рюкзака моток медного провода, счистил изоляцию и с помощью мультитула скрутил крестик, очень похожий на настоящий. Передал его Саше:

   – А коловрат свой спрячь. Не место и не время им светить. А то инквизиция Феофана Прокоповича тебя быстро оприходует.

   – Ну, на кострах-то не жгли?

   – Зато жгли в избах и скитах, – возразил Костя.

   – Да это единичные случаи!

   – Тебе и одного раза хватит. Кстати, помимо богохульства. Никогда, я повторяю, никогда, и ни при каких обстоятельствах, если мы проколемся и нас раскусят, а нас обязательно раскусят, не говорите про истукана. Это прямое обвинение в колдовстве и волхвовании, это – совсем другая статья, – добавил к сказанному Слава, – и немедля начинаем учить необходимый минимум.

   – Так что про легализацию-то? – снова спросил Костя.

   – Да хрен его знает. Походу, надо подкупить какого-нибудь приказного дьяка в городе и забрать документы покойника. Или ещё лучше, идея из "Дня шакала", идти на погост и выискивать могилки померших крещёных младенцев, а там уже дело техники.

   – Короче, в Сибирь надо драпать. А ещё лучше – в Америку! – неожиданно заявил Саша.

   – И зарасти там диким волосом и покрыться плесенью? Ну уж нет. Деньги надо делать здесь, в центре России. В кондовой, так сказать, глубинке. Да и женщины ихние мене вовсе не по ндраву! Не возбуждают оне мене! – ответил Костя.

   – Ты что, уже того? Попробовал?

   – Нет, я так, чисто умозрительно. Я ж говорю, не стоит у меня на них.

   – Ну а что тогда не Урал? Там вроде уже цивилизация?

   – Тебя там, мил друг, прикуют к тачке и будешь ты во глубине сибирских руд кайлом махать. За пайку. Нет, нет, и ещё раз нет! Тем более, – Костя многозначительно понизил голос, – здесь точка перехода. Когда-нибудь она должна будет открыться. По крайней мере, я всегда буду на это надеяться.

   – Ну есть, короче, несколько вариантов: идти в Академию наук, впроголодь совершать открытия во славу русской науки, можно как-нибудь подсуетиться и какую-нибудь мануфактурку открыть, например стеклянную или фарфоровую – в Европе фарфор уже открыт, в России – нет, и не скоро откроют. Можно...

   – Ты скажи, что сейчас с преступностью? Шалят ли на больших дорогах тати-душегубцы и охотники до чужого добра?

   – Буквально не скажу, но все историки говорят одно. Что бандитов развелось столько, что даже Меншиков по своей губернии боялся ездить. В смысле, в окрестностях Санкт-Петербурга.

   – Хорошо, – ответил Костя и промычал: "выхожу один я на дорогу, передо мной кремнистый путь блестит", – а ты поройся в бумагах, может найдёшь кого, кто при Петре Первом уехал за границу и там помер... А мы типа вернёмся...

   – Это в ноуте. А его надо распаковать. И, кстати, как-то питать. Чёрт. В экономичном режиме на пять часов хватит, – сказал Слава.

   – Давайте типографию откроем! Газету начнём выпускать, – у Саши прорезалась новая идея.

   – На дыбу тебя отправят, немедля, – ответил Ярослав.

   – За что?

   – За то, что замышлял!

   – Что замышлял?

   – Вот на дыбе ты и расскажешь, что замышлял и против кого. Если до этого не заручишься личным, его величества, соизволением, печатать что-либо вообще, не говоря уже о газетах.

   Ещё одна чудесная идея завяла, так и не принеся России плодов Просвещения.

   – Ребята, ну хотя бы надо как-то со своими умениями определиться. Ну, теми, которые помимо охоты и рыбалки. Надо всё, всё, что есть в головах, выкладывать, иначе ведь так и сгинем. Самые бредовые. Любые идеи и навыки.

   – Хорошо. Я вот могу полицаем работать, – сообщил Костя. – Или подследственным.

   Он обернулся, и в течение секунды из цветущего, жизнерадостного мужчины превратился в подобострастную, трясущуюся тварь. Гнусавым, вызывающим тошноту голосом, заглядывая Ярославу в глаза, чудесным образом снизу вверх, хотя и был выше его на полголовы, произнёс:

   – Товарищ сержант, ну может не надо? А? Товарищ сержант, вот возьмите детишкам на молочишко.

   Преображение было настолько правдоподобным, что даже пацифисту Ярославу захотелось вытереть об Константина ноги.

   – Я, может быть, только с вами и отдыхаю. Везде враги, все хотят бедного сироту обидеть.

   Со злости, видимо, закрутил гвоздь-сотку спиралью вокруг пальца, а потом тут же и распрямил. Лениво развернулся лицом к Ярославу, посмотрел на него холодным, немигающим взглядом. Так же лениво козырнул и изобразил, похлопывая палкой по левой ладони:

   – Старший сержант Опупэнко. Ну что тут у вас? Документики предъявляем! Куда следуете? Почему нарушаем? А вас, гражданин, не спрашивают. Не спрашивают, я сказал! Или пройти в отделение желаете на трое суток? До выяснения? Нарушаем, значицца. Права придётся изъять. До выяснения, значицца. Чтобы впредь, так сказать.

   Ярослав, с детства неспособный противостоять полицейскому произволу, немедленно захотел дать на лапу этому чудовищу триста, нет, пятьсот рублей. Настолько манера поведения, интонации и общая аура высшего существа, снизошедшего до разговора со смертным, соответствовала облику сержанта с поста ДПС N 134, который Славу видел, кажется, за километр, и всегда, не промахиваясь, выдёргивал из общего потока.

   – Ну ты артист ваще... Ты что, в Гнесинке учился, а, Станиславский? – поёживаясь, спросил он у Кости.

   – Нет, я в других академиях учился, а так вообще жисть заставляет. Надо будет, ещё и не тому научишься.

   – Костя, ты где служил-то? – спросил Саша, также впечатлённый удивительными превращениями Кости.

   – В подводных войсках Украины, гы-гы., в степях под Херсоном. Как матрос Железняк. Теперь ты давай, колись.

   – А я чо. Я механик. Инженер-механик. Проектирование технологических машин и комплексов, специальность 151701. Бауманку закончил. Два года на заводе отработал, потом к буржуинам перешёл, в проектный офис. Пилить, сверлить, точить и строгать умею. А что ещё-то?

   – Это хорошо. Это прекрасно, – сказал Слава. – Есть идея тебя сделать настоящим механиком. Но об этом чуть позже. Из меня, к сожалению, мало что в практическом смысле полезного. Я ведь историк. Просто историк. Во, глядите, Герасим едет, у нас вещи не собраны.

   К дубу приближались лошадь, телега и Герасим. Настолько колоритный персонаж, что Саша произнёс:

   – Как в книжке Льва Николаича*, я в детстве так себе Герасима и представлял.

   Герасим подъехал и что-то невнятное промычал.

   – Ты Герасим? – на всякий случай переспросил Костя.

   Мужик закивал. В отличие от книжного персонажа, он был всё-таки просто немой. Это во многом облегчало коммуникации.

   – Давай, кидай в телегу всё, что собрано. А мы остальное сейчас упакуем.

   Парни начали складывать палатки, спальники и прочий разбросанный бутор. Костя указал всем перемотать портянки, идти неизвестно сколько, а сбить ноги – раз плюнуть. Когда-то Костя удивил всех своими пристрастиями в обуви – он всегда носил яловые офицерские сапоги, а в запасе имел сменные ботинки и две пары портянок. "Сухие ноги – залог долгой и счастливой половой жизни" – говорил он, и теперь и Саша и Ярослав на природу выбирались только в сапогах, и ни разу об этом не пожалели.