Текст книги "История одного лагеря (Вятлаг)"

Автор книги: Виктор Бердинских

сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 33 страниц)

Судя по материалам архивного личного дела, К.А.Огородников – типичный работник районного масштаба, старательно исполняющий все инструкции, планы и директивы по борьбе с "врагами народа". "Классовое чутье", "непримиримость к социально-чуждым элементам" у него "хорошо развиты", так что начальству иногда даже приходилось сдерживать его чрезмерную "чекистскую рьяность": в 1935 году, например, был подвергнут 15-суточному аресту "за недопустимые методы следствия". Впоследствии, когда применение "методов физического воздействия" к "врагам народа" было официально санкционировано, проблем в этом плане у Кузьмы Александровича уже не возникало.

После эпохи "больших чисток" он пошел "на повышение": помощник по оперативным делам, заместитель начальника УНКВД по Кировской области (1940-1941 годы), начальник тюремного отдела УНКВД (1941-1944 годы), вновь заместитель начальника УНКВД по Кировской области (1944-1947 годы).

Снят с последней должности за "отказ выехать на службу в другую область" и (как "проштрафившийся") направлен в систему ГУЛАГа: с января 1948 года по апрель 1953 года – заместитель начальника Управления Вятского ИТЛ. После разделения в 1953 году лагеря на две части исполнял (очень короткое время – с апреля по октябрь) обязанности начальника Управления Вятского ИТЛ Министерства юстиции СССР.

Подполковник внутренней службы К.А.Огородников имел звание "Почетного чекиста" – в 1937 году отмечен знаком "Почетный работник ВЧК-ОГПУ-НКВД".

Все остальные награды (кроме ордена «Знак Почета», врученного Кузьме Александровичу в 1943 году за «образцовое выполнение заданий правительства» в период Отечественной войны) получены им «автоматически» – по истечении определенного срока службы в НКВД-МВД («за выслугу лет»): 1945 год – орден Красной Звезды; 1946 год – орден Красного Знамени; 1952 год – орден Ленина.

Женат Кузьма Александрович дважды, вторая жена моложе его на десять лет. Имеет 6 детей: двое из них – от первого, а четверо – от второго брака.

Есть в послужной анкете К.А.Огородникова, образцового выходца из "рабоче-крестьянской среды", и заметные "родимые пятна".

Брат его второй жены, находясь в плену, поступил в РОА, за что был осужден.

В период обострения ситуации в Вятлаге подполковник Огородников неоднократно подвергался дисциплинарным взысканиям: в июне 1950 года от заместителя министра внутренних дел "заработал" 10 суток гауптвахты за "невыполнение приказа МВД СССР, в результате чего в лагере возникли беспорядки"; в сентябре 1953 года ему объявлен министром юстиции СССР выговор за "неудовлетворительную организацию режима содержания заключенных, недостаточный контроль за работой Управления".

"Довятлаговские" служебные характеристики на "почетного чекиста" пестрят негативными оценками:

– "…Политически подготовлен недостаточно. К глубокому изучению курса истории ВКП(б) не приступил. Из произведений Ленина-Сталина глубоко также ничего не читал. Дал обещание отставание в этой части ликвидировать в ближайшее время…" (28 мая 1939 года);

– "…Имеет низкую общеобразовательную подготовку, чувствуется недостаток общекультурного кругозора, что мешает ему на ответственной руководящей должности…" (10 февраля 1942 года);

– "…За последнее время состояние здоровья тов.Огородникова резко ухудшилось, что отражается на его работе. Раздражителен, иной раз бывает груб с подчиненными, повышением своего идейно-политического уровня не занимается – в результате чего полностью обеспечить возложенные на него обязанности не может. При вызове в Управление кадров МВД СССР заявил, что выезжать из Кировской области не может ввиду слабого состояния здоровья. В связи с этим считаем необходимым подполковника Огородникова как не обеспечивающего руководства порученным участком работы от занимаемой должности освободить с оставлением его в распоряжении УМВД Кировской области…" (22 ноября 1947 года).

Полковничье звание К.А.Огородникову так и не присвоили, даже в Вятлаге, где требования к кадрам (в силу их хронического дефицита) всегда были несколько "принижены".

Но с начальником здешнего Управления (С.А.Дидоренко) "опальному" подполковнику Огородникову удалось сработаться, и служебные характеристики его "вятлаговских лет" вполне "благополучны":

– "…Тов.Огородников проявил себя с положительной стороны. Уделяет достаточно внимания вопросам улучшения быта заключенных. Лагерь закончил подготовку к зиме, обеспечен зимним вещдовольствием. Созданы нормальные условия для контингентов. Лагерь находится в социально-бытовом отношении в удовлетворительном состоянии, что способствовало выполнению государственного плана по лесозаготовке и вывозке леса в 1948 году… Физический профиль контингента продолжает оставаться на низком уровне. I и II категории (так называемые "рабочие" – В.Б.) составляют всего 28,5 процента…" (26 января 1949 года).

И все же к 1954 году становится предельно очевидным, что К.А.Огородников не в состоянии руководить лагерем.

А в мае 1954 года подведен официальный итог его вятлаговской деятельности:

"…В течение 6 лет руководящей работы в системе ИТЛ Огородников зарекомендовал себя хорошим администратором и организатором, умеющим мобилизовать личный состав на выполнение поставленных перед лагерем задач. Однако вследствие слабого состояния здоровья (инвалид III группы) и преклонного возраста (56 лет) в его работе имели место недостатки…"

В марте 1954 года (в связи с "попятным" объединением Вятского ИТЛ и Вятспецлеса Минлесбумпрома СССР) подполковник внутренней службы Огородников К.А., как "имеющий слабое здоровье и преклонный возраст", оставлен "за штатом", а с 14 июля того же года уволен из органов МВД по болезни…

Достаточно характерный финал "чекистской" карьеры сотрудника ОГПУ-НКВД районного масштаба, попавшего после больших кадровых чисток в "органах" конца 1930-х годов в областной аппарат НКВД-МВД, "проштрафившегося" и завершившего свою службу в ГУЛАГе…

Владимир Никитович Мартыненко

Начальник Управления Вятского ИТЛ МВД СССР с 1 марта 1954 года по 1 февраля 1955 года.

Родился в 1905 году в Пятигорске в семье рабочего-каменщика. Русский. Образование низшее. Окончил приходскую школу (1917 год), шестимесячные оперкурсы ОГПУ в Ростове (1933 год), межкраевую школу НКВД в Ставрополе (учебная программа – 100 часов). Основная профессия – кожевник. Член компартии с 1928 года.

Прошел типичный для сотрудника "органов" волны 1930-х годов "предварительный" жизненный путь: рабочий, безработный, мастер кожзавода (1918-1927 годы), затем действительная военная служба в родном Пятигорске (1927-1929 годы).

Сущность мироощущения и мировоззрения таких "рабоче-крестьянских детей" с горькой проницательностью и убийственной точностью сформулировал поэт Б.Слуцкий:

Деревенский мальчик, с детства знавший, что почем, в особенности лихо, прогнанный с парадного хоть взашей, с черного пролезет тихо.

Что ему престиж? Ведь засуха высушила насухо полсемьи, а он доголодал, дотянул до урожая, а начальству возражая, он давно б, конечно, дубу дал.

…Что ему? Он самолично видел тот рожон и знает: не попрешь.

Свиньи съели. Бог, конечно, выдал.

И до зернышка сгорела рожь.

…Надо позабыть все то, что надо.

Надо помнить то, что повелят.

Надо, если надо, и хвостом и словом повилять.

…Станет стукачом и палачом для другого горемыки, потому что лебеду и жмыхи ел и точно знает, что почем.

Очевидно, Владимир Никитович тоже с "младых ногтей" и крепко усвоил это самое "что почем": во всяком случае, он, демобилизовавшись из армии и проработав некоторое время массовиком-инструктором пятигорской конторы Союзкино, поступил (после соответствующей "негласной стажировки") на службу не куда-нибудь, а в ОГПУ.

И началась (шаг за шагом, ступенька за ступенькой) его извилистая, но постепенно восходящая "чекистская стезя": начальник экспедиции отделения фельдсвязи Прикумского райотдела ОГПУ, помощник уполномоченного Георгиевского райотдела ОГПУ на Ставрополье (1931-1933 годы), затем – уполномоченный по обслуживанию спецпоселенцев райотдела ОГПУ, заместитель по оперативной части начальника политотдела овцеводческого совхоза "Советское руно" в селе Ипатово и (на той же должности) – в селе Петровском (1933-1936 годы).

В этот период В.Н.Мартыненко активно участвовал в ликвидации вооруженных выступлений "контрреволюционно настроенных" крестьян, в выселении "раскулаченных" из Прикумского и Георгиевского районов. Награжден за эти "подвиги" от имени местных властей грамотами и часами. "Преданность делу революции" была доказана, и карьера В.Н.Мартыненко выходит на новый, более высокий "виток": сотрудник для особых поручений спецгруппы оперотдела УНКВД города Ростова-на-Дону (Азово-Черноморский край), оперуполномоченный, начальник Минводского райотдела НКВД (1936-1941 годы).

Осенью 1941 года Владимир Никитович переходит на работу в систему ГУЛАГа: заместитель начальника отдела исправительно-трудовых колоний УНКВД Ставропольского края (сентябрь 1941-июль 1943 года), начальник отдела ИТК-ИТЛ, помощник начальника УНКВД по Краснодарскому краю (1943-1951 годы).

Дальнейшая служба В.Н.Мартыненко проходила исключительно в лагерях: заместитель по лагерю и общим вопросам начальника СМУ N 47 (п/я 29) и Строительства N 565 в городах Москве и Дмитрове (1951-1953 годы); начальник Управления Восточно-Уральского ИТЛ (город Тавда Свердловской области, 1953-1954 годы).

С последней должности он и переводится в Вятлаг – также "хозяином", но в лагерь "поскромнее масштабом"…

Награды свои Владимир Никитович стяжал (в основном) за "выслугу лет" в НКВД-МВД: орден Красной Звезды (1945 год), орден Красного Знамени (1951 год), орден Ленина (1954 год).

Последнее и окончательное полученное им специальное звание – подполковник внутренней службы.

Ну а "заработанные" за его "чекистскую карьеру" дисциплинарные взыскания типичны для всех сотрудников "органов" того времени и такого уровня: 1929 год – выговор за "выпивку"; 1934 год – арест на 15 суток за "пьянство и учинение дебоша со стрельбой"; 1947 год – выговор за "отсутствие надлежащего контроля за деятельностью торгового отделения, за допущение непропорционального распределения промтоваров", а также предупреждение за "неудовлетворительное состояние пересылочных тюрем".

Женат, имел двух сыновей – 1931-го и 1933 годов рождения.

И (как у многих других его коллег) существенная "доза компромата" в служебную анкету В.Н.Мартыненко попала именно со стороны родственников супруги. Ее сестра в 1948 году была арестована, а затем осуждена по части 1 статьи 58 (за "измену Родине") на 8 лет лагерей. Имел судимость и тесть Владимира Никитовича…

Профессиональное "кредо", стиль работы и поведения чекиста Мартыненко вполне согласуются с нормами, принятыми тогда в "органах".

Одно из свидетельств тому – вынесенное 27 марта 1940 года оперуполномоченным при Особоуполномоченном УНКВД по Орджоникидзевскому (Ставропольскому) краю младшим лейтенантом госбезопасности Сулейкиным постановление по заявлению арестованного А.П.Головко.

Цитируем (Документ N 53):

"…В своих жалобах на имя Председателя Верховного Совета СССР и Особоуполномоченного УНКВД Головко А.П. указывает о том, что будучи арестован Моздокским РО НКВД в 1937 году, на допросах подвергался жестоким избиениям прикладами винтовки, бутылками, сапогами и другими предметами, а для того, чтобы не было слышно криков, ему тряпками затыкали рот, а также надевали на голову корзину.

В избиении принимали участие Алиманов, Мартыненко, Каминский и Колюжный.

В своем объяснении Мартыненко не отрицает факта нанесения ударов рукой Головко и указывает, что когда он вошел в кабинет Алиманова, Головко действительно стоял в углу с надетой на голову корзиной и подвергался избиению со стороны Алиманова, Каминского и командира взвода Харьковской пограншколы. В этом же избиении принимал участие и он – Мартыненко и что инициатором избиения он не является.

Других материалов, кроме заявления Головко, об избиении Мартыненко арестованных нет.

Алиманов В.Т. за мародерство в 1939 году осужден к 3 годам ИТЛ.

На основании изложенного постановил:

Следственную переписку в отношении Мартыненко дальнейшим производством прекратить…"

Такого рода документы наглядно рисуют общую картину нравов в НКВД даже в период "бериевской оттепели", когда жалобы, подобные той, что написал неизвестный нам А.П.Головко, иногда все-таки рассматривались, проверялись и "запускались" в следственное производство…

Как руководитель колоний и тюрем в "краевом масштабе" В.Н.Мартыненко, по всей видимости, значился у вышестоящего начальства "середнячком", которого следует чаще "подстегивать", чем поощрять. Впрочем, в документах по результатам проверок его деятельности на этом поприще ничего особенного (имея в виду "недочеты и упущения" в сравнении с общим состоянием дел в стране и в гулаговской системе в частности) мы не находим.

Обратимся к одному из этих документов, датированному 24-м декабря 1948 года.

Итак, к концу того года возглавляемое В.Н.Мартыненко Управление исправительно-трудовых лагерей и колоний Краснодарского края имело в своем составе 16 колоний и одну пересылочную тюрьму. Производственный план 11 месяцев 1948 года недовыполнен этим Управлением на 5,2 процента (на 1.123.000 рублей по себестоимости продукции). План финансовых накоплений исполнен только на 50 процентов. По мнению проверяющих, "…режим и охрана поставлены неудовлетворительно – все еще продолжаются побеги заключенных, которые слабо ликвидируются…" Условия содержания "контингента" также "не на высоте": "…большое количество заключенных не обеспечены нательным бельем, многие не имеют верхней одежды и теплой одежды…"

В не менее "запущенном состоянии" работа с кадрами: велика их "текучесть", особенно в колониях…

Весьма интересны и выводы о "стиле работы тов.Мартыненко", основанные, надо полагать, на "оперативных материалах и донесениях": под "колпаком" ("спецконтролем") находился тогда руководитель любого ранга в НКВД-МВД.

"Приговор" комиссии разносно категоричен:

"…Тов.Мартыненко склонен больше администрировать, чем руководить подчиненным ему составом и организовывать последний на выполнение заданий. Во взаимоотношениях с подчиненным составом не уравновешен. Много уделяет внимания различным хозяйственным работам, упуская при этом главное в работе. Не только допускает в своем присутствии разговоры подчиненных о трудностях в работе, которые якобы нельзя преодолеть и которые порождают серьезные недочеты, но и сам часами проводит такие разговоры, вместо мобилизации всех сил и средств на безусловное, точное и своевременное выполнение возложенных задач на УИТЛиК. Дисциплина работников УИТЛиК слаба. Не создал среди подчиненных ему атмосферу нетерпимости ко всякого рода отрицательным проявлениям и недочетам в работе.

Одним из наиболее серьезных недочетов в работе тов.Мартыненко является плохой контроль за работой подчиненных.

Над повышением своего идейно-политического уровня тов.Мартыненко работает мало и не систематически.

Все это привело к вышеописанным показателям в работе, к тому, что МВД СССР работу УИТЛиК в целом считает неудовлетворительной и тов.Мартыненко строго предупрежден…"

В дальнейшем общая ситуация в кубанских лагерях и колониях развивалась для В.Н.Мартыненко все более неблагоприятно. Переломить такой ход событий он не смог, и в конце концов (в соответствии с заключением Управления кадров МВД СССР от 6 июля 1951 года) было принято решение "…освободить подполковника Мартыненко Владимира Никитовича от должности начальника УИТЛиК УМВД как не обеспечившего руководство порученным участком работы…" Заметим, что и на последующих "участках" оценочные формулировки такого типа ("в силу недостаточных знаний, условий строительства с работой справляется слабо" и т.п.) регулярно "пополняют" материалы личного дела подполковника Мартыненко.

Тем примечательнее "метаморфозы", произошедшие в его служебных характеристиках после прибытия в дальний Вятлаг и в период кратковременного (менее года) пребывания на посту "хозяина" этого лагеря. Сам тон этих документов разительно "преображается". Так, политотдел Вятлага в августе 1954 года (через 5 месяцев после приезда В.Н.Мартыненко в Лесной) "сочиняет" на своего нового лагерного "шефа" (при представлении его к очередному ордену) не характеристику, а "парадный" панегирик:

"…Тов.Мартыненко за период работы в Вятском ИТЛ МВД проявил себя способным руководителем и хорошим организатором.

За последнее время в лагере значительно улучшилась дисциплина и порядок, проведен целый ряд мероприятий по укреплению режима и улучшению использования труда спецконтингента, что положительно сказалось на выполнение производственного плана.

Требовательный к себе и подчиненным, скромный в быту.

Проявляет необходимую заботу об улучшении культурно-бытовых условий работников…"

Впрочем, когда вскоре оказалось, что новый начальник Управления вынужденно (по болезни – тяжелая форма сахарного диабета) уходит в отставку, тональность политотделовских оценок его деятельности меняется коренным образом.

Приведем выдержку из партийно-служебной аттестации на того же В.Н.Мартыненко, составленной тем же самым Вятским политотделом, но уже в феврале 1955 года, то есть спустя всего полгода после предыдущего хвалебного "славословия":

"…Необходимо отметить, что в работе тов.Мартыненко имели место существенные недостатки. В лагере имели место бандпроявления и побеги заключенных, программа по заготовке древесины за 1954 год полностью не выполнена.

Общее образование тов.Мартыненко низкое, часто болеет.

Согласно заключению ЦВЭК МВД признан инвалидом 3-ей группы…"

Итог закономерен: с 19 февраля 1955 года В.Н.Мартыненко уволен из органов МВД по болезни…

Поколение ветеранов-выдвиженцев 1930-х годов сходило со сцены в ГУЛАГе.

"На смену" заступали люди иной формации – "орлята", учившиеся "летать" и получившие "путевку в жизнь" уже в 1940-х годах, – фронтовых, "свинцовых", "роковых"…

***

Завершим настоящую главу некоторыми краткими выводами.

В биографиях всех начальников Вятлага 1930-х – 1940-х годов немало общего.

Вполне допустимо предположить, что при "отборе" сотрудников в "органы" и последующем продвижении кадров по службе в ОГПУ-НКВД существовали некие обязательные стандарты: "безупречное рабоче-крестьянское происхождение" (причем "пролетарская генеалогия" ценилась выше, а среди крестьянских детей предпочтение отдавалось выходцам из сельской бедноты); минимальное образование (приходская школа, а затем – различные "курсы" в РККА-ОГПУ-НКВД); рабочая профессия, приобретенная в далекой юности и давно позабытая, но с гордостью зафиксированная в послужных анкетах как "основная"; "коренная" национальность (основная часть начальников лагеря – русские, "этнические девиации" – еврей, украинец, – единичны).

"Переход" в органы ВЧК-ОГПУ некоторые совершили после гражданской войны, участниками коей они являлись, с командных должностей в РККА, в условиях резкого сокращения регулярных вооруженных сил (пополнять собой армию безработных этим людям, понятное дело, вовсе "не улыбалось").

Молодежь 1900-х годов рождения "пополняла ряды чекистов" (в 1920-х годах) чаще всего после действительной воинской службы в частях ОГПУ (нередким при этом было предварительное негласное сотрудничество с "органами" на протяжении нескольких лет).

В период "коллективизации", когда "объем работ" ОГПУ значительно увеличился и штаты сотрудников соответственно "разрослись", эта "плеяда", исполняя службу "не за страх, а за совесть", выдвинулась в низовом районном звене.

Во времена "ежовщины" эти "выдвиженцы" исправно и усердно "проводили в жизнь" плановые "установки" по "обезвреживанию врагов народа" и инструкции по обращению с ними.

Массовые аресты руководителей территориальных (республиканских, краевых и областных) управлений НКВД, масштабное расширение ГУЛАГа в конце 1930-х годов предоставили "кадрам среднего звена" возможности для ускоренного карьерного роста.

Вместе с тем, нередко перевод на службу в лесные лагеря (даже на должность всесильного "хозяина" ИТЛ) после войны становится мерой "мягкого наказания" для отдельных "проштрафившихся" руководящих работников НКВД-МВД краевого и областного уровня. При постоянно сверхвысокой текучести кадров в лесных лагерях туда отправляли из территориальных структур НКВД-МВД чаще всего людей с "изъянами", находившихся под угрозой увольнения из "органов" вообще.

В 1940-е – 1950-е годы чекистов-ветеранов, "идейных борцов-строителей социализма" образца 1920-1930-х годов, сменяют в руководстве лагерями матерые хозяйственники-администраторы. Это связано как с тотальным обюрокрачиванием всей структуры НКВД-МВД, так и с особенностями работы ИТЛ, считавшихся в системе "плановой социалистической экономики" стабильно "прибыльным производством".

Между тем, нарастание внутренних противоречий в гулаговской системе конца 1940-х годов делает невозможным ведение хозяйства и использование "рабсилы" по старинке. А в период кризиса ГУЛАГа начала 1950-х годов стандартный тип начальника территориального лагерного комплекса, сформированный в недрах НКВД за предыдущие десятилетия (плохо образованный, малокультурный, не умеющий стратегически, по-государственному мыслить, но жестокий и волевой, управляющий методами грубого насилия и голого администрирования) – оказывается бессильным изменить или хотя бы нормализовать взорвавшуюся ситуацию. В условиях острой борьбы за власть в высшем руководстве страны, полной растерянности в верхних эшелонах МВД и ГУЛАГа начинается пора "судорожных экспериментов", еще более ухудшивших общую обстановку в лагерях.

Старое поколение "хозяев" лесных ИТЛ уходит со сцены.

Матерых энкавэдешных профессионалов с богатым "репрессивно-карательным" опытом 1930-х годов сменяет молодежь, прошедшая через фронт, с боевой закалкой, "обновившая" личный состав лагерей в конце или после войны и занимавшая (до поры до времени) второстепенные должности.

Однако, как это ни парадоксально, "молодые хозяева" нередко еще в меньшей мере, чем "могикане" старшего поколения гулаговцев, оказывались в состоянии "овладеть" кризисной ситуацией в лагерях.

Начинает все более осознаваться острая необходимость коренных изменений в подходах к руководству уголовно-исполнительной системой страны, в том числе – к подбору и подготовке для нее управленческих кадров.

Теме системного кризиса ГУЛАГа 1950-х годов и посвящена следующая глава нашей книги.