Текст книги "Незваный гость. Поединок"

Автор книги: Виктор Андреев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 16 страниц)

В пятницу

Не все то, что мне рассказывала на допросе Вера Лозина, имело прямое отношение к расследованию преступления, но я не перебивал ее. Передо мною начинали постепенно раскрываться судьбы людей, оказавшихся в орбите «белогорского дела». Не один раз я возвращался к показаниям Лозиной, перепроверял показания других свидетелей, делая очные ставки. И как-то само собой так получилось, что показания Веры явились костяком всего расследования...

Разговор матери Симы со сборщиком утильсырья, переданный им листок бумаги для Симы, назначенный срок какого-то события – в пятницу – все это взволновало и насторожило Веру. Ко всему этому Сима почему-то стала сторониться ее, избегать разговора наедине и уже всегда торопилась первой выйти из цеха в конце работы. И вдруг Сима перестала приходить на работу вовсе.

– Ну вот и прогулы пошли, – пробасила Левитан. – Только этого не хватало.

Вера предположила:

– А может быть, Сима больна?

– Мы с тобой ее не вылечим, – недовольно буркнула Левитан.

Вера решила навестить Симу в первый свободный вечер. Она быстро нашла Меловой переулок, сразу увидела тот дом, возле которого сидела с Симой.

Не без робости Вера толкнула калитку и вошла во двор.

Двор был просторный, с трех сторон огороженный забором, а с четвертой его отсекал овраг. Возле самого обрыва, запрокинувшись к ручью, стояла баня с крохотным оконцем, которое можно было закрыть ладонями рук.

Вера прошла мимо грядок, небольших и аккуратных, как могилки на городском кладбище. Пройдя к бане, постучала в окно, словно боясь войти в низкую дверь. В окне показались глаза Симы.

– Заходи, – сказали ее губы беззвучно.

Вера, пригнувшись, переступила порог предбанника и увидела Симу, державшую в руках гитару. Сима была здорова! Она даже играла!.. Не стоило так беспокоиться. И внутри бани, в крохотной комнатушке, оказалось светлее и чище, чем Вера предполагала. Она думала, что попадет в сумрачный погребок, с запахом мыла и веников, а оказалась в чисто выбеленной комнате с двумя кроватями, столом и цветами возле окошка.

Вера облегченно вздохнула.

– У тебя неплохо, Сима, – воскликнула она, оглядывая комнату. – Ну, здравствуй!

Сима сдержанно ответила на приветствие, положила гитару на стол, сверху лежащего на нем листка бумаги.

– А мы думали, что ты заболела... – проговорила Вера. – Все беспокоятся. Ведь не показываешься сколько дней. Что случилось?

Вера пододвинула к столу табуретку и присела напротив Симы. Разговор не вязался. Сима отвечала односложно, как очень усталый человек, взгляд ее пугал.

– В самом деле, что с тобой? – переспросила Вера.

– Не понять тебе...

– Почему же? Думаешь, я уж такая...

– Да нет!.. Ты – умная, Вера. Но глухая к слову... К святому слову.

– Ах, вот что! – воскликнула Вера. – А я думаю... Святое, правда, не признаю. И не хочу признавать. Оно исходит не от умных людей.

– Оно – от души! – Сима взяла гитару и поправила рукой открывшийся листок бумаги. Вера увидела, что он исписан стихами. Ей показалось, что это тот самый листок, который передала ей от сборщика утиля мать.

– Кто тебе стихи пишет? – спросила Вера, надеясь вызвать девушку на откровенность.

– Это наш гимн, – ответила Сима значительно. – Я читаю его, и мне проясняется, как жить...

– Жить нужно по-коммунистически, Сима.

– Не говори так. Эти слова от сатаны.

Вера вспыхнула. Ее возмутило спокойствие, с которым были произнесены эти слова. От сатаны! Сима говорит, как столетняя старуха-колдунья.

– Разве плохо то, что мы решили трудиться и жить по-коммунистически? К этому стремятся все люди!

– Не будем говорить про это, – попросила Сима. – Не надо... А если тебе хочется знать, почему я не выходила на работу, то скажу: молилась.

– Целые дни?

Сима не ответила.

Было похоже, что она говорит правду. У нее такое измученное лицо, лихорадочный блеск в глазах.

– У тебя какое-нибудь горе?

– Когда я обращаюсь к господу с горячей молитвой, то всегда получаю дар прощения и опять чувствую, что господь со мной.

– Но какие у тебя могут быть грехи? – недоумевала Вера.

– Дела и мысли мирские – всегда грешны. Вот и находит отчаяние, что господь не простит. И за тебя молилась... – Сима вытерла платочком глаза, голос у нее задрожал. – Мы всегда молимся друг за друга. Вот и сегодня у нас будет моление. Мы будем петь свой гимн. – Сима показала на листок. – Послушай, нравится тебе мотив?

Тронув струны, она взяла несколько аккордов и пропела:

 
В этот час благоприятный,
Боже, душу мне открой,
Чтобы ближе и понятней
Был мне твой призыв святой.
 

У Симы был голос! Еще одно открытие! Но что такое? Мотив песни показался Вере знакомым. Она вспомнила.

– Симка, это же... Слушай:

 
По долинам и по взгорьям
Шла дивизия вперед...
 

– Ну и что же? – перебила Сима. – Знаю. Мы свои песни на мотив мирских поем. Это разрешается. Разве плохо?..

– Знаешь, под этот мотив плясать впору. Попробуй другой. Хотя бы «Из-за острова на стрежень», – посоветовала Вера.

Сима прошептала про себя несколько фраз, сделала радостные глаза:

– А получается ведь!.. Попробуем на два голоса. Подпевай, Вера... – И она, глядя на листок, вновь пропела первый куплет.

– Ну что ты?.. – Сима вопросительно взглянула на молчавшую Веру. – Боишься?

Вера сидела, прикусив губу. Ей было и больно, и стыдно за Симу. Еще хорошо, что она удержалась, чтобы не пропеть вместе с Симой эти глупые, обманывающие слова!

– Гадко, Сима... – проговорила, наконец, Вера. – Дурман какой-то.

Сима снисходительно улыбнулась.

– Тебе недоступен смысл. Истина закрыта для твоих глаз. Мне жалко тебя.

Сима встала, сложила листок со стихами вчетверо, опустила в кармашек кофточки.

– Мне нужно идти...

Вера вспомнила: сегодня пятница. И, не задумываясь, решила:

– Я пойду с тобой!

Сима вздрогнула, посмотрела на свою подругу испуганно.

– Сегодня нельзя. Брат Иосиф не разрешил.

– Это сборщик утильсырья? Почему ты слушаешься его? Я хочу идти с тобой.

– В следующий раз, сестра... Вера. – Сима улыбнулась.

– Не называй меня так!

Сима пожала плечами.

– Разве это обидно?.. У нас все называют друг друга братьями и сестрами. А ты бываешь со мной. Слышишь слово о вере. Истина начинает проникать в твою душу. Этого пока достаточно.

Вера почувствовала, как у нее пробежал по спине холодок. Она никогда не думала о том, что Сима рассчитывала приобщить ее к секте. Но этому никогда не бывать!

Они вышли из комнатушки вместе. Сима повесила на дверях замок, положила ключ в тайник – в расщелину колодки, заменяющей порог, и молча направилась к воротам. Вера последовала за ней.

– Не думай убежать, – предупредила Вера, сдерживая улыбку. – Я позову милиционера, дружинников...

Сима обернулась. Лицо ее пылало гневом.

– Какие вы... настырные все! – Она вздохнула и замолчала.

Трамвай привез их на противоположную окраину, когда уже стемнело. От остановки до места собрания оказалось недалеко.

– Кто здесь живет? – спросила Вера, когда они остановилась возле дома, обнесенного глухим забором.

– Шомрин... брат Иосиф, – прошептала Сима, дернув за проволоку. Тотчас где-то в глубине двора звякнул звонок.

Минуты две они ждали, пока им откроют. Вера со страхом глядела на закрытые окна, на высокий забор. Ее знобило. Наконец за воротами раздались шаги, загремел засов, и калитка приоткрылась. В образовавшейся щели блеснули глаза.

Кто с тобой? – спросил молодой голос.

– Вера. Брат Иосиф знает...

Их впустили. Следом за Симой Вера поднялась на крылечко, миновала темные сени с запахом сбруи и дегтя, как во сне переступила порог небольшой двери и остановилась. Комната, в которой она очутилась, была заполнена людьми.

Как только она вошла, сразу увидела устремленный на себя взгляд седого человека, сидящего за столом рядом с другим, черным. У седого было широкое, бабье лицо, небольшая бородка веником с проседью посредине. Черный тоже взглянул на Веру, но взгляд его не пронизывал ее, как взгляд седого.

– Сестра Сима, кто пришел с тобой? – громко спросил седой.

Веру удивил его чистый и сильный голос. И она сразу вспомнила: брат Иосиф! Шомрин! И тут же подумала: «Нет, здесь не равны друг перед другом. Шомрин сидит за столом, руководит».

Сима ответила подобострастно:

– Девушка с нашей фабрики... Я рассказывала вам о ней. Ее зовут Вера.

– Хорошее имя – Вера. Но, может быть, сестра Вера придет к нам в другой раз?

Черный махнул перед собой ладонью, будто отгоняя от лица муху, сказал хриплым, простуженным голосом:

– Пусть останется. Мы не обсуждаем сегодня проступков наших братьев и сестер, значит, могут присутствовать и приближающиеся. Пусть молодое деревце укрепляет свои корни в вере.

– Она помогла мне подобрать мотив к новому гимну, – заступилась и Сима.

– Пусть останется. Помолится вместе с нами, – послышались голоса.

– Но я пришла к вам не молиться! – произнесла Вера, задыхаясь от волнения.

– А ты посиди, сестра, послушай, что будут говорить старшие братья и сестры.

– Я не сестра вам. Пришла, чтобы...

– В том, что мы называем друг друга братьями и сестрами, нет ничего плохого. Но ты не мешай нам, если хочешь остаться, – предупредил черный. – А мы, брат Иосиф, помолимся, чтобы бог вразумил сестру Веру.

– Помолимся, брат Иван, – согласился Шомрин.

Теперь она знала имя человека с темным лицом. Брат Иван! Он тоже занимает руководящее положение в секте. Недаром его так слушаются: у него тон наставника, властный голос.

Вокруг Веры зашептали: началось моление. Молились все, но каждый про себя и по-разному: одни – закрыв глаза и запрокинув голову, другие – опустив голову на грудь. Все чаще повторялись обращения к богу, к Христу. Вера услышала и свое имя. Молились за нее, чтобы она прозрела, чтобы ее просветил Христос. Вначале это показалось Вере смешным, но потом растрогало ее: незнакомые ей люди молились горячо, со слезами, Прасковья Семеновна, мать Симы, стояла у стены рядом с пожилыми женщинами. Все они были в платках, несмотря на то, что в комнате стояла банная духота. На глазах у многих были слезы, а стоявшая возле нее высокая и очень худая женщина с острым птичьим лицом вдруг разрыдалась. Позже Вера узнала, что это Сарра Бржесская, от которой ушел муж, не смирившийся с ее фанатизмом. Бржесская обнимала двоих девочек-школьниц. У них были бледные, болезненные лица. Девочки тоже что-то шептали, но глядели не на потолок, как их мать, а на Веру. И от кроткого взгляда детских глаз Вере делалось не по себе.

Возле другой стены сидели на лавках парни и девушки. Молились они тихо и сдержанно. Вера пробилась к ним и села на край лавки возле полной девушки в черном платье. Сима же устроилась среди пожилых женщин. Она была без обуви, как и другие, молилась тяжело, со слезами и этим обращала на себя внимание.

Среди собравшихся было несколько мужчин, из них выделялся рослый с рыжей бородой старик. Это был брат Коля, хозяин бани, в которой поселилась с матерью Сима. Он сидел возле стола и смотрел на брата Ивана тупым, ожидающим взглядом.

– Господи, помоги!.. Очисти!.. Царь, царь, вразуми!.. Отпугни сатану!.. Спаси!.. – нарастали крики, вопли. Бржесская, вздрагивая, начала говорить что-то быстро, невнятно.

– Что с нею? – спросила Вера, пугаясь.

Соседка Веры, девушка в черном платье, повернулась к Вере, прошептала с улыбкой, прикрывая рот ладонью:

– Сестра Сарра одарена духом.

Веру удивила улыбка. Эта девушка сомневается?

Наклонившись к ней, Вера осмелилась спросить:

– Как вас зовут?

– Татьяна... Таня, – прошептала она и толкнула Веру.

Сигнал был вовремя. Из-за стола на них уже смотрел Шомрин. Вот он поднялся, выражение лица его изменилось. Теперь оно стало ласковым. Он оглядел молящихся, поднял руку. Гул голосов начал стихать. Люди вздыхали, вытирали мокрые глаза, потные лица, будто тяжело потрудившись. Вере было стыдно и невыносимо больно смотреть на них, не поднимавших друг на друга глаз.

Шомрин, откашлявшись, заговорил:

– В наш виноградник возвратился брат Семен. Давайте спросим его, не отошел ли он от Христа? Не поселился ли в его душе сатана?

С той же скамьи, на которой сидела и Вера, поднялся невысокий парень в военной гимнастерке и, сильно картавя на букве «л», волнуясь и глядя почему-то в угол комнаты, быстро проговорил:

– Не было силы, чтоб совратить меня с истинного пути. Я по-прежнему считаю вас братьями и сестрами своей души.

Шомрин довольно закивал головой:

– По заветам Христа, брат Семен. А как же с оружием?

Еще более картавя, мешая «л» и «р», Семен сказал:

– Оружия я не брал в руки, за что претерпевал гонения и был переведен в стройбат.

Семен был отвратителен. «А может быть, этот картавый лицемерит? – подумала Вера. – Может быть, и Шомрин тоже? И этот черный, Иван?»

Словно оправдываясь перед ней, Иван захрипел:

– Хорошо поступил, брат Семен. Мы не должны быть воинами по плоти, а только воинами Христа. Нам чуждо плотское оружие. Мы должны иметь меч духовный для борьбы со злобой поднебесной. Иначе Христос отвернется от нас, как отвернулся от пяти неразумных дев.

– А если война? – не выдержала Вера.

Шомрин и брат Иван взглянули на нее осуждающе.

– Война не коснется нашего сердца, – отвечал брат Иван. – Американцы не будут нас убивать. Они тоже веруют в Христа, как и мы. Так, брат Иосиф?

– Истинно! – подтвердил Шомрин. – Нас, христиан веры евангельской, не трогали и немцы. Однажды во время войны привели в комендатуру женщину. Она молилась в душе о себе и сыне, который вопреки ее воле ушел в партизаны. Женщина стояла, стояла перед комендантом и вдруг опустилась на колени и начала молиться «на языках». Комендант смутился и, когда женщина встала, спросил: «Ты немка?» – «Нет, я русская». – «А как же ты молилась по-немецки?». – «Я не знаю, что говорила». – «Ты молилась по-немецки, и я отпускаю тебя за это». И отпустил. Вот видите, женщину спасла вера в Христа, языки...

«Вот ты куда повернул! – удивилась Вера. – Вот на каком языке говоришь!»

– Бог знает, где совершить чудо, – хрипнул Иван, перебив ее мысли. – Христос говорил: люби врагов своих, молись за них, да простит господь грехи им, которые они творят по незнанию своему и заблуждению. И еще сказано в евангелии: тех, кто будет говорить «мир» и «безопасность», – постигнет пагуба. Нас же никакой микроб, никакая атомная бомба не коснется, если мы верой в господа будем жить. Будут поражены только люди неверующие, грешные, с сатаной в душе.

Иван говорил долго. Каждое его слово, тяжелое и фальшивое, будто западало в самое сердце Веры и обжигало, как расплавленная капля свинца. Были моменты, когда ей хотелось вскочить, крикнуть во весь голос, что Иван обманывает. Нужно было разбудить в людях сознание, вызвать протест против шарлатанства, но она чувствовала, что не сумеет этого сделать, что ее никто не поддержит.

– У кого будут вопросы? – спросил Шомрин, совсем как на собрании.

Встала Татьяна, соседка Веры.

– Как принимать газеты, радио, кино? И как быть, если хочется пойти на танцы или в кино?

– Хорошо, сестра. Вопрос твой ясен, – торопливо начал Иван. – Святое слово учит об испытании всего, о принятии только угодного богу. Газеты, радио, кино, театр, танцы – все это от сатаны. Нам же до́лжно принимать только слово и читать только его. Неугодное богу не до́лжно брать в руки, не до́лжно зреть очесами. Дадут нам пшеницу, например. Неужели мы, чтобы отведать злак, станем есть ее с корня, с соломы? Нет. Так не станем мы засорять и наши умы тем, что идет не от бога. Молись, сестра, и искушения будут оставлять душу твою...

«Так вот почему Сима стала такой!» – подумала Вера. Она не жалела, что пришла на моление, хотя у нее уже кружилась голова от духоты и спертого воздуха.

После беседы опять молились, но уже не все сразу, а по очереди и недолго. Читали библию, растолковывая смысл. Иван тоже молился, холодно и грубо, слова его молитвы были невнятны. Он хрипел все сильнее, словно кто-то невидимый душил его. За ним стала молиться Сима, не громко, но четко произнося слова.

– Господи! Проверь еще раз мое сердце, – взывала она, закрыв глаза и приподняв к потолку худые руки. – На правильном ли я пути стою? Если есть что неугодное в сердце моем, то, прошу тебя, очисть, удали, ибо только чистые сердцем бога узрят...

По впалым порозовевшим щекам Симы катились слезы. Вера видела, что молитва Симы подействовала на молящихся, многие плакали, да и сама она глотала схватывающие горло спазмы. Что-то больное присосалось к сердцу, тянуло. Сарра Бржесская, вдруг оттолкнув девочек, упала на колени, возвела на Симу безумные глаза и зашептала:

– Невеста!.. Невеста Христа!

Кто-то выкрикнул:

– Откровение! Дар божий!..

Брат Коля, будто проснувшись, гаркнул:

– Невеста Христа!

Люди попадали на колени.

– Вижу господа! – изрекла Бржесская, зажмурив глаза. – Небо голубое, на нем звезды...

Шомрин, покрывая высоким тенором голоса, протянул:

– Поблагодарим господа за откровение, дарованное нам. Помолимся за невесту Христа.

Его обращение вызвало новый прибой воплей и стоков. Но вот опять встал Шомрин, раскрыл библию. Что-то сказал матери Симы и брату Коли. Они тут же вышли в сени и, когда Шомрин окончил чтение, вернулись с тазами, до половины наполненными водой. Началось омовение ног. Мать Симы мыла ноги женщинам, брат Коля – мужчинам. Потом вытирали полотенцем. Опять читал библию Шомрин, а Иван разламывал лепешку на мелкие кусочки и раздавал молящимся. Затем он достал из-под стола бутылку виноградного вина и дал всем по небольшому глотку. «Тайная вечеря!» – вспомнила Вера, и ей снова стало стыдно за всю комедию, которая разыгралась на ее глазах. Начали петь, заглядывая в одинаковые тетрадки, в которых под одними и теми же номерами были написаны от руки одинаковые тексты. Псалмы и гимны пели на мотив мирских песен. Вот зазвучал гимн на мотив «Из-за острова на стрежень...» Это тот самый, который разучивала Сима. Она аккомпанировала на гитаре. Пели слаженно, с подголосками, и эта слаженность опять больно отозвалась в Верином сердце.

После пения Иван говорил проповедь, читал о вечере Христа со своими учениками, разъяснял прочитанное, призывал к отречению от земных радостей.

– Близок час суда господнего. Земля и все, что на ней есть, будут господом сожжены, – устрашал он простуженным голосом. Если верить его словам, то только избранные господом, верные его закону будут взяты на небо, где получат вечный покой.

– Просите святого духа снизойти на вас, как он сошел на апостолов, просите Христа крестить вас святым духом.

– Крести, господи, крести!..

Иван напрягал голос, на темной шее его вздувались толстые жилы. Глаза налились кровью.

– Крести, господи, крести!.. – вдруг подхватил Шомрин.

Сарра Бржесская завизжала:

– Крести-и-и!..

– Дай, господи! Дай! – неслось уже со всех сторон.

Вере казалось, что люди посходили с ума. Скоро нельзя уже было разобрать слов. Судорожные выкрики превратились в сплошной стон. Сарру Бржесскую корчило на полу. Девочки старались поднять мать и тоже голосили навзрыд. Мать Симы, как заведенная, твердила «крести» и не двигалась. Брат Коля бухал как в колокол: «Бог! Бог! Бог!»

– Громче просите! Громче! – подхлестывал тенором Шомрин.

Кто-то выключил свет. Вера почувствовала, что сейчас должно случиться самое страшное, и она, не помня себя, закричала:

– Остановитесь!..

Кто-то сзади зажал ей рот, отбросил к стенке. Ощупью она нашла дверь, навалилась на нее всем телом. Дверь подалась. Падая через порог, она услышала чей-то вопль:

– Вижу! Вижу!

Крики как ножом срезало.

Вера выползла в сени, поднялась и, шатаясь, вышла на крыльцо. Светало. Над забором поднималась алая полоска зари. Казалось, что это от нее исходил пахнущий небом ветер. Вера подставила ему лицо, жадно вздохнула. И вместе с ним в нее влились новые силы.

Из открытой двери доносился голос Ивана. Он поздравлял с крещением святым духом. Шомрин призывал к пожертвованиям для покупки билета брату Ивану на обратный путь.

«Значит, Иван приезжал откуда-то?» – подумала Вера, сходя по косым ступенькам на землю. Очутившись за воротами, она вдруг потеряла самообладание и побежала от страшного дома, от всего того, что пережила в нем за ночь...

«Христова невеста»

Мне и не думалось, что люди могут так тяжело и изуверски молиться. Я прослушал рассказ Веры с волнением, и мне стало больно оттого, что они так заблуждались.

– Мне прямо не верится, что это все было, – говорила мне и Вера. – Порою кажется, что был просто сон, тяжелый и вздорный. А ведь Сима молилась так постоянно. И я не удивилась тому, что на следующий день после моления она по-прежнему не работала. Мне уже казалось, что она не вернется к нам...

Нет, Вера Лозина была не только свидетелем по делу. Судьба Симы стала для нее судьбой человека, оказавшегося в тяжелой беде. Она не могла ее оставить без помощи. Нельзя было допустить, чтобы Сима стала такой же, как Сарра Бржесская.

...На заседании бюро комсомола швейной фабрики рассказ Веры о молении в секте прослушали, затаив дыхание. Прений не открывали и сразу перешли к предложениям. Единодушно создали атеистический штаб, решили начать индивидуальную работу с верующими.

– Как же начинать? Ведь мы ничего не знаем! – оглушила всех Левитан.

– Нужен семинар, – сказала Маша Миронова, первой записавшаяся агитатором.

С ней согласились. Решили обратиться с этим в партбюро. Вере пришлось сделать информацию на партбюро, затем в отделе агитации и пропаганды райкома, в отделении Общества по распространению научных и политических знаний. Вера сделалась популярным атеистом в городе. Ей пришлось накупить книжек про сектантов и засесть за них.

За несколько дней комсомольский штаб сумел подготовить небольшую лекцию об антиобщественной деятельности сектантов, проинструктировал первых добровольцев, идущих в дома к верующим. В газете появился фельетон о Шомрине, написанный по заявлению соседей.

Кто-то, увлеченный наступлением на проповедников, до этого действовавших беспрепятственно, предложил продемонстрировать в день моления кинокартину. Эта идея понравилась всем. Левитан заранее торжествовала:

– Воображаю: идут на моление, а попадают в кино. Мы же прямо на воротах повесим экран!

– А если Шомрин...

– Дружинников пригласим. Что нам этот фанатик!..

Однако с демонстрацией фильма ничего не вышло. Кинотеатр запросил такую сумму, что Левитан, забывшись, присвистнула.

– Да ведь мы не для себя! Для пропаганды!.. Для воспитательной работы!.. Для борьбы с невежеством!..

– Знаю, знаю, – перебил ее директор. – Не могу бесплатно картины показывать.

Разговаривать было бесполезно. Возвращались ни с чем. Левитан всю дорогу возмущалась:

– Нам лекции читают бесплатно, спектакли ставят бесплатно, да мало ли какие блага мы получаем от государства бесплатно! А тут захудалую картинешку нельзя показать на улице для просвещения темных людей. Ведь они, эти сектанты, наверное, никогда в жизни картины те видели!..

Она расходилась все больше, на нее уже стали обращать внимание прохожие.

– Перестань, Левитан! – одернула ее Вера, не во всем согласная с ее доводами. Да и не верила она в то, что сектанты станут смотреть кино. С фанатизмом этих людей она столкнулась вплотную.

Наконец выпал свободный от всех мероприятий день, и Вера пошла после работы к Симе. Та сидела у окна, держала на коленях девочку лет десяти и читала. Вера поздоровалась.

– Христос спасет! – ответила Сима.

– Христос спасет! – пролепетала вслед за ней девочка.

Сима похвалила:

– Умница. Навещает меня...

– Вот и я пришла, – сказала Вера. – Не ждала?

– Почему же! Господь положил мне на сердце, что ты придешь...

Вера улыбнулась, присела к столу.

– Ты что? – Сима насторожилась.

– Выдумщица ты! Как же я не приду к тебе? Я подруга твоя, товарищ по работе. Причем здесь господь? Да еще несуществующий.

– Для меня существует, Вера. Не говори так. И для Надюши тоже. Правда? – Она прижала девочку к груди, погладила по головке. – Умница, уже внимает святому слову. Мы вот читали с ней о праведном пустынножителе Варлааме.

Вера ее перебила:

– Не надо бы... Наденька маленькая, не смыслит. Это чья дочка?

– Брата Коли...

– Не следует отравлять ее сознание.

– Отравлять? А может быть, я проясняю! Ты вот послушай, что мы прочитали, а потом говори... – Раскрыв тетрадку, Сима начала читать, растягивая слова, как в песне. – Жил один пречестный человек по имени Варлаам. Он томим был душевным гладом, день и ночь пребывал в молитвах и псалмопениях. Однажды в келью Варлаама вошел престарый странник. Кто он был – неведомо, откуда взялся – никто не видел.

– Он с неба спустился, – прошептала Наденька, взглянув на Веру.

«Не первый раз читает ребенку», – подумала Вера, возмущаясь.

– И вот благословил пречистый странник пустынножителя Варлаама огненной смертью живот свой скончати, чтоб благочестные люди сходились поклониться святому пеплу Христа ради сожженного, – продолжала Сима. – Не бойся, говорит, отче Варлаам, сего временного огня, помышляй же о том, како бы вечного избежати. Малое время в земном пламени потерпи, вечного же царствия достигнешь. Егда же вступишь во огнь, самого Христа узришь и ангелов с ним. Емлют они, ангелы, душу из телес горящих и принесут ее к самому Христу, царю небесному...

Вера слушала, напрягая свою память, чтобы вспомнить, где она читала про этого пустынножителя Варлаама. Именно читала, потому что никто из ее друзей и подруг не мог рассказать такую историю.

– Варлаам догадался, что перед ним святой в образе странника, и пал ниц, – продолжала Сима. – А когда встал, странника нигде не было. Тогда пустынножитель Варлаам поджег свою келью, взошел на костер и сгорел телесами. Душу же его, блаженного страстотерпца, ангелы божий взяли и в небеса ко Христу понесли. Тако и обрел пречистый Варлаам царство вечное...

Сима закрыла тетрадку и положила на стол.

– Вот какая крепость веры была у людей! – воскликнула она.

– То было в далекие времена, когда человек очень мало знал. А теперь мы летаем вокруг земли, – ответила Вера. – Вместо того чтобы рассказать Надюше о полете Гагарина, ты ей рассказываешь басню о Варлааме...

Сима обиделась.

– Не басня это... Брат Иван привез из тюрьмы.

– Он был осужден?

– За веру.

– Какая наивная ты! В тюрьму попадают за преступления, а не за веру. Каждый человек может верить во что угодно. И вер этих не пересчитать. И так ведется издавна. Вот ты можешь верить в Христа, но нарушать законы не должна.

– Разве я нарушаю? – удивилась Сима.

– Внушаешь ребенку религиозные предрассудки. С малых лет втягиваешь в секту. Это – преступление. Пусть Надя вырастет и тогда решает сама: верить ей или нет. А сейчас она глупенькая...

– Я не глупая, – серьезно возразила девочка и, протянув ручонку, разжала кулачок. На ладони лежала звездочка.

– Ты октябренок?

– Да.

– А почему не носишь значок?

– Ношу. В школе. А дома снимаю. Папенька не велит. И еще тетя Сима.

– Вот! Твое влияние, – проговорила Вера.

Сима ссадила девочку с колен, подтолкнула к двери.

– Иди домой, Наденька. Тебя мама ищет.

Проводив девочку за дверь, Сима недовольно взглянула на Веру и спросила:

– Ты зачем ко мне?

– Пришла спросить, когда выйдешь на работу, – как можно дружелюбнее ответила Вера.

– Я решила не работать, посвятить себя Христу.

– А жить на что будешь? – удивилась Вера.

– Мне немного нужно... Главное – молитва. Хочу предстать перед Христом чистой и непорочной. Только тогда можно светить людям...

Сима зашла далеко. Убежденность, с которой она говорила это, поразила Веру. Вот до чего закрутили ей голову проповедники. В невесты Христа готовится! Срам! Уж не такая темная, не чета Сарре Бржесской. Все-таки восемь классов окончила. А блажь на себя напустила.

– И не верится, что вспоминали обо мне, – вдруг сказала Сима дрогнувшим голосом. – Поди, только рады. Особенно Левитан...

Вера принялась убеждать ее, что она ошибается. Девочки искренне обеспокоены ее судьбой.

– Обеспокоены? Наверное, нет. Все вы живете грешно: каждый для себя. А забота о других – на словах.

– Ты не справедлива, Сима, – решительно возразила Вера. – Откололась от людей, замкнулась, а говоришь...

– Ну ладно, не будем спорить... Ты рассказала девушкам о молении у нас?..

– Рассказала.

– Напрасно. Они же не поймут. Ведь и ты не поняла ничего.

– Не думай так, Сима. Я еще более убедилась, что ты и твои братья и сестры в страшном заблуждении. Вы сами себе уродуете жизнь. А ведь жить хорошо...

– Хорошо? – Сима усмехнулась. – Не знаю. Я не чувствую этого.

– Еще бы! После таких молений разве будет радость? Вы истязаете себя. Кому нужно это? И зачем?

– Чтобы достойно встретить Христа.

– Христа не было. Я принесу тебе книг...

– Все книги от сатаны, – перебила ее Сима.

– Но и библия – тоже книга.

– Это святая книга.

– Ерунда. Ее писали такие же люди, как и мы с тобой. Ее набирали в типографиях, печатали, продавали, как любую другую книгу. На ней даже цена стоит.

Вера принялась рассказывать историю создания библии, говорила горячо, убедительно. Она прочла об этом недавно и хорошо запомнила интересовавшие ее моменты.

Сима вдруг перебила ее:

– Не нужно. Один грех...

– Вот видишь, ты закрываешь глаза на правду, – заметила Вера.

– Такой правды не принимает душа.

– Меня удивляет, почему твоя душа принимает ложь? Убедили проповедники? Но кто такой Шомрин, этот сборщик утильсырья? Думала ли ты когда-нибудь об этом?

– Он служит Христу...

– Разберись. Кому он служит, очень хорошо сказано в фельетоне.

– В каком? – удивилась Сима.

– «С миру по нитке – брату Иосифу... дом» называется. В нашей газете. В самом деле, на какие средства он выстроил дом? Почему ты, живя в этой халупе, не выстроила себе дом? Или ты деньги в кубышку откладываешь? Почему ты не огородилась таким забором, как Шомрин?..

– Постой, постой... – Сима схватилась за голову. Так никто не говорил с нею. – Брат Иосиф праведный человек....

– Иуда он самый настоящий, – доказывала Вера. – Десятину с верующих собирает? Собирает. А отчет вам дает? Про то бог знает. Твоя мать у него на огороде батрачит? Батрачит. Кто пасеку Шомрина сторожит? Брат Сидор. Кто бахчу Шомрину посеял? Опять-таки братья по вере да сестра Виталия...

– Откуда ты знаешь? – удивилась Сима.

– Про это весь город знает. Прочитай в фельетоне. Там написано и про тебя, как ты у него на дворе тряпье разбирала, а на фабрику не пришла. Стыдись, Сима! Как ты могла так опуститься, стать безропотной! Что скажет проповедник, то и делаешь.

– Уйди, Вера... Уйди сейчас, – попросила Сима.

– Я принесу завтра газету и книжку про сектантов. Ты прочитаешь сама... – Вера ушла взволнованная, готовая разрыдаться.

У ворот она столкнулась с каким-то стариком. Белая борода его, мелькнувшая в темноте, показалась Вере знакомой.

«Шомрин?»

Сомнений не оставалось: невдалеке под деревом стояла подвода. На телеге горой возвышался утиль.