355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Виктор Андреев » Незваный гость. Поединок » Текст книги (страница 10)
Незваный гость. Поединок
  • Текст добавлен: 9 октября 2016, 19:46

Текст книги "Незваный гость. Поединок"


Автор книги: Виктор Андреев



сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 16 страниц)

Белогорск

Березы, березы, березы!.. Кажется, что их кто-то выталкивает из леса, из-за бугров. Взмахивая зелеными косами, они пускаются во весь дух наперерез машине, замирают у самой дороги, на опушке. День от белизны стволов кажется еще светлей. Я никогда не видел так много берез. А под самым Белогорском, по склонам раскидистой балки, они пошли сплошной стеной.

– Красота-то у вас какая, Иван Федорович! – обращаюсь я к шоферу, который везет меня со станции.

– Да-а! – соглашается он. – Бугры, леса...

– Не от берез ли название городу?

– Не-ет, – тянет шофер. – Город наш подле меловых гор стоит. Отсюда и Белогорск. А вот балка, точно, от берез название повела.

– Это Березовая балка? – спрашиваю я, вспомнив название ее из рапорта Савочкина и объяснения Лозиной.

– Она самая, – подтверждает шофер. – С виду красавица. А по делам в ней... Лучше и не говорить... Вот родник там знаменитый, вода сладкая, всегда холодная, ключом бьет. Ведро выпей такой воды – ничего не будет. А что только не делали, чтобы завалить этот родник! 3емлю срывали, сваи заколачивали...

– Зачем же? – возмутился я. Впервые приходилось слышать такое. Люди про родники да криницы песни слагают, а тут...

– Видите ль, дорогой товарищ, родник этот с давних пор стал приманкой для всяких святош. Каких только басен не сложили они о чудотворной силе этого родника! Как же, святая водица! Вот и текут к роднику богомольцы, а с ними и мастаки разные зашибать деньгу на людской темноте. Навешают на березы иконок и ну молитвы гнусавить, каждый на свой лад. А то целый аналой поставят, лампадки развешивают. Всем буграм библейские названия дали, куда ни плюнь – на святое место угодишь: Афон, Голгофа, Елеон... А что ни суслиный бугорок, то могилка какого-нибудь праведного старца либо пророчицы...

– И сейчас есть в балке богомольцы? – спрашиваю я, глядя, как проплывают в стороне нераспаханные бугры, про которые говорит шофер.

– Были бы! Да вот, спасибо, Василий Иванович выручил. Привез цистерну мазута и разлил по всему роднику. Вода стала припахивать, и, знаете, схлынули богомольцы.

– Кто такой Василий Иванович? – Я не совсем разделяю его методы борьбы с религиозными предрассудками.

– Разве не знаете? Начальник милиции нашей, товарищ Росин. Ему житья не стало из-за этих святых мест. В прошлом году в кустах возле родника нашли задушенную девчонку. Лет шестнадцати. Шла из бригады и забрела, наверное, водицы испить. Дело в самую жару было. Ну, и «напилась...»

– Нашли преступника?

– Найдешь ветра в поле. В эту Березовую балку каких только бродяг не наведывалось. Однажды даже «царевич Алексей» объявился.

Березовая балка остается позади. Белизна деревьев, так удивившая меня вначале, будто померкла. И я уже не восторгаюсь и гляжу на лес настороженно.

– Что же вы такую волю дали мракобесам? – спрашиваю шофера. – Смотрите-ка, что они творят! Где атеисты ваши?

Иван Федорович смеется.

– Атеисты! Они делают, что положено: лекции читают, в газете статейки печатают. Одним словом, просвещают нас, неверующих. Год-два назад я знать не знал, кто такие, к примеру, сектанты-пятидесятники или старообрядцы, а теперь сам могу беседу провести на эту тему. Но до верующих слово наших атеистов не доходит. Про главарей сект и говорить нечего: в ус не дуют. Закон нужен, чтобы эти мракобесы отвечали за свои дела. Сам молись, кому хочешь и на что хочешь, хоть лоб расшиби, а других в свое болото не тяни. Совратил – отвечай!

– Такой закон есть, Иван Федорович, – говорю я шоферу. – Статья 227-я.

– Правильно, есть такая, – согласился Иван Федорович. – А давно ли она? В новом кодексе только что появилась. Мы с товарищем Росиным на этот счет уже спорили не раз, потому что святоши нам поперек горла встали. За их безобразия в Березовой балке Росин уже два выговора схватил, а теперь строгача ждет. Могут и вовсе снять с должности. Каково? Так вот, под эту 227-ю статью можно подвести такого главаря секты, который вовлекает в секту несовершеннолетних, наносит изуверскими обрядами вред здоровью верующих. Так?

– Так.

– А вот у нас есть баптистский проповедник Шелкоперов. Препаскуднейший старичишка. С детства инвалид, будто ему еще в утробе хребет переломило. Этот сын божий не один уже год крутит голову своему стаду, а в стаде человек пятьдесят, есть молодые. Им бы рекорды ставить на производстве, а они – тише воды, ниже травы. Нормы не переработают, на собрание не останутся, общественной работы не ведут. В кино пойти – грех, газетку почитать – грех, радио послушать – тоже грех. Остается одно – читать библию. И читают! На молениях у Шелкоперова детей не увидишь, в обмороки никто не падает, никому рук и ног не отрубили. Однако разберитесь: враг он нашего общества или нет? Самый настоящий вражина. А вот подступитесь к нему с этой 227-й статьей! Не тут-то было! Нет, товарищ лейтенант, существенная недоработка в этом вопросе налицо. Вы меня не переубеждайте!..

Иван Федорович был не таким невозмутимым, каким показался мне в начале пути. Я пожалел, что не разговорился с ним сразу. Не во всем он был прав, но его непримиримая воинственность по отношению к святошам мне нравилась. Действительно, мы уже коммунизм начали строить, а какие-то шелкоперовы ставят палки в колеса.

Разговор наш мог продолжаться, но вот под машиной загремел настил моста, и она выскочила на высокий глинистый берег. Перед нами открылась улица – широкая, обсаженная деревцами.

– В милицию?

– В гостиницу, Иван Федорович, – попросил я. Нужно было почиститься, напиться.

Минут через десять мы уже были в центре города. Витрины магазинов, вывески, палатки с газированной водой и мороженым, газетные киоски. На кинотеатре громадная афиша: «Путь к звездам». Над трибуной портреты передовых людей. Через улицу протянуто красное полотнище, белые аршинные буквы:

«Мы будем жить при коммунизме».

Город как город, даже радостно стало. Горькие слова Ивана Федоровича забылись.

Проехав мимо парка, свернули на боковую улицу и сразу остановились возле крыльца белого двухэтажного дома.

Я простился с шофером и взбежал на второй этаж. Навстречу мне вышла пожилая женщина, пригласила:

– Проходите, пожалуйста. Товарищ Росин звонил... Ваш номер десятый, одноместный.

Мы познакомились. Мария Ивановна, так звали дежурную по гостинице, взяла у меня командировочное удостоверение для прописки, проводила в номер.

Номер небольшой, чистый. Я открыл окно, чтобы впустить свежего воздуха, и вдруг услышал колокольный звон. Редкие, клямкающие удары падали плоско, бескрыло. Я высунулся в окно, чтобы взглянуть в ту сторону, откуда неслись эти звуки, как вдруг увидел Марию Ивановну. Она спустилась с крыльца и засеменила по улице, торопясь на угол, где стояла подвода сборщика утильсырья. Мне видно было, что и сборщик-старик глядит в ее сторону, ждет.

– Клям, клям, клям... – все падали звуки.

Из-за верхушек тополей, кварталах в двух от меня, выступала кирпичная колоколенка церкви.

– Клям, клям, клям... – будто дразнилась она.

– Черт знает что! – выругался я и окинул взглядом улицу.

На углу, где перед этим стояла подвода сборщика утильсырья, уже никого не было.

Я захлопнул окно, вышел в коридор к телефону и попросил соединить меня с начальником милиции. Нужно было, не теряя времени, выехать на осмотр места происшествия, хотя я и не надеялся, что там сохранились какие-либо следы...

Майор Росин прислал машину тут же. Не успел я выпить чашку чаю, как под окном раздался сигнал. Я выглянул и увидел Ивана Федоровича. Очень хорошо: с ним мы уже были знакомы.

Я стал собираться, но в дверь вдруг постучали.

– Заходите! – крикнул я, думая, что пришел шофер.

Но в дверях появилась светловолосая девушка.

– Вы товарищ Иванов? – спросила она.

Мой утвердительный кивок вызвал на ее лице удивление. Наверное, девушка представляла меня каким-то другим, может быть, более солидным и строгим.

– Вы ко мне? – спросил я.

– Да! – Она назвала себя: – Вера Лозина.

Вместо того чтобы поздороваться, я подхожу к следственной сумке и перекладываю ее с одного стула на другой.

– С нами должен быть еще сержант Савочкин. Но он остался, чтобы взять понятых. Мы заедем за ним.

Лозина говорила по-деловому, спокойно, не сводя с меня светлых глаз.

Минут через двадцать мы были уже за городом. Я сидел рядом с Иваном Федоровичем, а на боковых сиденьях газика – сержант Савочкин, Лозина и двое парней-дружинников.

Савочкин – богатырь лет тридцати с усами-пиками в стороны. На полных щеках его, как у ребенка, играл румянец.

– Конечно, не захватили мы ни одного участника. Что там говорить – виноваты... – проговорил он, когда машина тронулась. В его голосе были сожаление и досада.

– Не до них было, – заметила Вера.

– Потерпевшая была такой, что напугала не на шутку. Думали, мертва. Не глядит, не дышит. Клади в гроб, да и все. Если признаться, оторопь взяла. Всякое приходилось видывать, а тут как взглянул – мороз по коже!

– Не тужите, все выяснится! – сказал я авторитетно, будто такие дела мне приходилось вести не впервые.

– Не сомневаемся, однако хлопот прибавилось...

Насколько прибавилось хлопот, я не представлял, но на сердце было тревожно. А в самом деле, сумею ли я все выяснить?

Место происшествия оказалось на поляне среди сплошных берез. Сержант Савочкин подвел меня к выгоревшей на краю поляны плешине и, ткнув ногою в едва приметную ямку, сказал:

– Здесь стоял крест...

Я подозвал понятых, разъяснил их обязанности и права. Начался осмотр места происшествия.

Прежде всего нужно было осмотреть яму. Лопатой я стал выбрасывать из нее землю, перекидывать пожелтевший дерн. Вскоре попались две спички, за ними – обрывок веревки.

– Первый трофей! – воскликнул Иван Федорович.

Сержант Савочкин тут же подхватил обрывок, стал рассматривать. Все насторожились, ожидая, что он скажет.

– Точно такая веревка была на потерпевшей! – наконец проговорил он.

«Вот тебе и не окажется следов! – подумал я. – Вот тебе и прошла неделя». И спички, и обрывок веревки становились вещественными доказательствами.

«Первые трофеи» осмотра были сфотографированы, описаны и завернуты в бумагу по всем правилам криминалистики.

Вскоре мы углубились в рощу. Если бы кто-нибудь посмотрел на нас со стороны, то принял бы за грибников. Мы заглядывали под каждый куст, раздвигали ветви, траву.

Вдруг крик:

– Товарищ Иванов!

Это зовет меня Иван Федорович. Я бегу к нему. Иван Федорович стоит на коленях возле тропы и разворачивает руками траву, высвобождая что-то.

– Что вы нашли? – спрашиваю подбегая.

– Смотрите-ка, пробка от канистры!

Подходит Савочкин, наклоняется над находкой шофера и говорит:

– Не зря эта пробка здесь! Они ведь бензин в костер подливали. А в чем приносили? В канистре!.. Я еще тогда почувствовал, что бензинцем потягивает, а откуда – не разобрал. Теперь вот стукнуло в голову!..

Да, пробка могла стать вещественным доказательством, если версия Савочкина подтвердится. Пришлось спросить Лозину, не чувствовала ли она запаха бензина, когда прибежала к костру. Нет, она не чувствовала. Ей и в голову не приходило подумать об этом.

С четверть часа мы провозились с пробкой. Фотографировали ее положение возле тропы, сделали схему. Потом я опылил ее порошком алюминия. Предчувствие не обмануло: на верху пробки выступил отпечаток пальца, правда, очень слабый, однако достаточный для того, чтобы снять на дактилоскопическую пленку.

Я старался работать спокойнее, но слишком много глаз наблюдало за каждым моим движением. Я нервничал.

Едва успел я закончить процедуру со снятием следов пальца, как из лесу позвала Вера Лозина:

– Товарищи, сюда, сюда!

Все бросились к ней.

Вера Лозина стояла возле срубленной березы.

– Здесь делали крест, – показала она на лежащие в траве щепки.

Я обошел высокий пень, стал рассматривать ветки с завядшими листьями, щепки. На одной щепке я увидел две параллельные бороздки. Показал их Лозиной.

– След топора. На лезвии зазубрины, – догадалась она.

– Совершенно верно.

– Значит, по ним можно найти топор, а по топору...

– Конечно!.. Можете подавать в юридический. Рекомендация будет, – пошутил я.

Вера улыбнулась, отвела глаза.

– Не-ет. Юриста из меня не получится. Я уже выбрала специальность.

– В театральный или в кинематографический?..

– В текстильный! – гордо произнесла она.

Я вспомнил, что Вера работает на швейной фабрике.

– На будущий год поступать буду.

– Почему не в этом? Стажа не хватает?

– Нет, два года как раз... Но я подожду.

Протокол осмотра места происшествия я составлял на поляне. Напротив меня уселись Савочкин, Иван Федорович, понятые. Вера Лозина устроилась позади. Я чувствовал, что она смотрит из-за плеча, как я пишу, может быть, даже читает.

– Как у вас получается!.. – вдруг сказала она.

Когда я повернул голову, она отодвинулась и добавила:

– Наверное, следователем интересно работать.

Савочкин, сделав свирепое лицо, прикрикнул:

– Лозина, не мешай человеку!

Вера встала и пошла по поляне, медленно, срывая цветы. Я углубился в записи.

Протокол осмотра места происшествия мы подписали уже при свете фонарика.

Без радости

Начальник милиции выделил мне кабинет, небольшой, но светлый, с широким окном, выходящим в палисадник. Плотная стена сирени надежно предохраняла от зноя и уличного шума.

Я пришел на работу рано. Ночью спалось тревожно и плохо. И во сне я составлял протокол осмотра места происшествия, и во сне Вера Лозина спрашивала, интересно ли работать следователем...

Допрос свидетелей я решил начать с Веры Лозиной. Она пришла, как мы договорились, ровно в девять. Села возле окна, еще более красивая в своем светлом платье, насторожилась. Я предупредил ее об ответственности за дачу ложных показаний и за отказ от показаний, попросил расписаться. Она написала свою фамилию четко, букву за буквой, и поставила точку. Сделала она это торжественно.

– Скажите, свидетельница, что вам известно по делу? – спросил я.

Это был первый в моей жизни вопрос свидетелю, который я задал. Торжественный и официальный тон его испугал Лозину: она растерялась и не сразу нашлась, что ответить.

– Что мне известно по делу? – переспросила Вера. – Очень многое. Вам все рассказывать?

– Конечно!

И Вера начала свои показания с рассказа о событиях того дня, когда ее вызвали в отдел кадров фабрики и предложили взять в свою бригаду новую работницу.

Начальник отдела кадров, указывая глазами на сидящую в стороне высокую и худую девушку, сказал Вере:

– Понимаешь, помочь придется Вороновой. Жизнешка у нее... того, не совсем ладно складывается...

Вера окинула глазами девушку и смутилась, встретившись с ее взглядом. Что-то непривычно страдальческое было в ее продолговатом лице, необычное.

– Надо посоветоваться с бригадой, – сказала Вера.

– Ну, что же. Веди Воронову в цех, представь девчатам. Поговорите... Не понравится – переведем в другую бригаду. Но мне хотелось, чтобы к вам...

Кадровик говорил так, что новенькая слышала, и Вера не могла отказать. Она позвала Воронову и повела с собой.

Бригада – молоденькие девчата, комсомолки – встретила Симу Воронову, как хорошую знакомую. Сразу рассказали о себе, стали ее расспрашивать. А Сима, отвечая односложно, дичилась и смотрела на них отчужденно и как бы свысока.

– Ну что же, работать и жить будем вместе, как одна семья, – сказали ей. – Ты согласна?

Новенькая молча кивнула головой и опять посмотрела на девчат непонятно и гордо. Тихо, будто про себя, сказала:

– Приду завтра.

– Приходи, – ответила Вера за всех. – Начинаем в восемь!

Когда она ушла, одна из девушек – Левитан (так ее звали за сильный, почти мужской голос) – сказала:

– Воображалка! Мы с ней горя хлебнем...

– Левитан, как не стыдно! – воскликнула Вера. И больше ничего в защиту Вороновой сказать не могла. Девчата ручались друг за друга во всем. А теперь в их жизнь входил новый человек. Какие радости, заботы он принесет? Этого никто не знал, даже прозорливая Левитан, редко ошибавшаяся в людях.

Но опасения оказались напрасными. Сима Воронова не опаздывала на работу, выполняла норму, никому не противоречила, но после работы сразу уходила домой – сосредоточенная, замкнувшаяся в себе. Девушки старались привлечь ее к общественной работе, но не смогли.

– Что за человек, не понимаю! – возмущалась Левитан.

Однако скоро все выяснилось. Наступил тот день, когда Сима открылась. Как-то утром, вбегая в цех, Левитан прокричала:

– Товарищи! Человек в космосе! На корабле «Восток».

Она выходила из цеха в местком, куда ее вызвали по поводу выступления в театре на концерте, и принесла эту ошеломившую всех новость. Нужно еще представить, как прокричала Левитан, не сдерживая голоса.

Минут через пять ни одного человека не осталось на своем месте – все бросились к репродукторам. Лишь одна Сима как сидела за мотором, так и осталась, будто ничего не случилось.

– Не слышишь разве? Космонавт в небе! – Подбежала к ней Вера и положила на плечо руку.

Сима дернула плечом, освобождаясь от руки, спросила:

– Ну и что же?

Лозина растерялась: на лице Симы не отражалось никакой радости, будто эта весть вовсе не касалась ее...

В тот же день на фабрике состоялся митинг. Не было такого человека, который бы не торопился в клуб, чтобы узнать последние сообщения о полете вокруг Земли. А Сима пробивалась к выходу, отчаянно работая локтями и боясь, как бы людской поток не захватил и не увлек ее в клуб.

Уже за дверью ее нагнала Вера, спросила:

– Сима, что с тобою? Почему тебя не радует это?

Она поглядела на Веру снисходительно, улыбнулась:

– Меня радует только бог.

– Бог?

Вера не сразу поняла, что это значит, а Сима, ответив ей, вскинула голову и пошла прочь.

После митинга Вера Лозина сказала девчатам, что Сима Воронова верит в бога.

– Ты что мелешь? – грубовато набросилась Левитан.

– Сима ве-рую-щая!.. – повторила Лозина.

– Верующая? Она ходит в церковь?.. У нее иконы?.. – посыпались вопросы.

– Видите!.. Я же говорила вам... – начала Левитан, но ее перебили.

– Ты лучше скажи, что теперь делать?

– Что делать? – повторила Вера. Ей казалось, что не только Сима, но вся бригада попала в страшную беду, из которой никто пока не видит выхода.

Левитан не успокаивалась:

– Кто же теперь мы? Коммунистическая бригада или нет?

Ей никто не ответил. Им просто казалось, что верить в бога так же стыдно, как в домовых и чертей. Вернее, не казалось, а только сейчас стало казаться, потому что они никогда не думали о боге, хотя иногда слышали звон надтреснутого колокола церкви да читали статьи о сектантах. Все это было очень далеким от них и, казалось, никогда не могло их коснуться. Они не нуждались ни в какой вере, любили жизнь и не сомневались в том, что никакого бога нет. И вдруг...

– Пусть она уходит из нашей бригады, – сказала Левитан. – Есть же бригады некоммунистические.

– В самом деле. Почему мы должны из-за нее страдать!

– Нас еще из комсомола исключат...

– Мы должны рассказать об этом всем!

Что же получается? Только одна она, Вера, за Симу? Только она не решается произнести слов, которые уже у всех на устах?

– Девочки, одумайтесь! – почти прокричала Вера. – Сима же человек! А что мы знаем о ней? С кем она живет, с кем дружит?..

В эту ночь в общежитии уснули поздно. Спорили, мирились, опять спорили. Говорили то о Гагарине, то о Симе. Так ни к чему и не пришли. Условились подождать, не торопиться с решением.

Секретарь комсомольской организации фабрики выслушал Веру внимательно и с тревогой. Ему искренне было жаль лучшую на фабрике бригаду, которую теперь, пожалуй, нельзя ставить в пример. Однако согласился с Верой, что ей следует ближе сойтись с Вороновой, разузнать, как она живет, кто на нее оказывает влияние.

– Если в церковь ходит, – беда, а если сектантка... – Секретарь махнул рукой и не договорил.

Лозина поняла его жест и опустила глаза. Она тоже думала об этом и почему-то решила, что Сима связана с сектой. Она знала, что в городе существовали две группы сектантов: пятидесятники и старообрядцы. Какая разница между ними? Ее одинаково пугали и те и другие.

Утром, войдя в цех, она стала отыскивать глазами Симу, но та еще не пришла. На столе, где работала Сима, белел клочок бумаги. Что это? Вера подошла и увидела записку. Размашистым почерком Левитан было написано:

«Сима, уходи из нашей бригады!»

Зажав записку в кулак, Вера возвратилась к своему месту. Она чувствовала, что Левитан поступила дурно и самовольно. Об этом нужно поговорить с девчатами. А что, если и они?.. Нет, этого не могло быть.

Левитан пришла как ни в чем не бывало и сразу метнула взглядом в сторону стола Симы. Вера сделала вид, что не замечает ее, и продолжала работать. Нужно было сосредоточиться, обдумать.

Сближение с Симой неожиданно для Веры оказалось не таким уж трудным делом, как она представляла. Сима сама пошла навстречу этому и перестала сторониться Веры. Чем объяснить столь неожиданный перелом в поведении Симы, Вера не знала и не догадывалась. Это стало для нее ясным позднее.

Однажды они вместе вышли с фабрики.

– Тебе в какую сторону? – спросила Сима, останавливаясь.

– Мне сегодня по пути с тобою. – Вера улыбнулась.

– Ну, пошли...

Несколько минут они прошли молча, потом перекинулись несколькими словами о бригадных делах.

– С нормой у нас хорошо, опять процентов сто пятьдесят будет, а вот живем недружно, – заметила Вера.

– Почему? – В вопросе Симы послышалось удивление. – Мне кажется, вы очень дружны, всегда вместе.

– Но ведь ты никогда не бываешь с нами, – поправила ее Вера.

– Обо мне нечего говорить.

– Почему? Разве ты не в нашей бригаде?

– Я не в счет.

– Как ты можешь так говорить? – Вера рассердилась. – Оттого, что ты всегда в стороне, мы переживаем.

– А я переживаю за вас, – вдруг призналась Сима.

– Переживаешь? За нас? – Веру удивили эти слова.

Сима вздохнула:

– Заблуждаетесь вы... Не знаете истины.

– Истины? Какой? Сима, ты говори прямо. Что-то у тебя все туманно.

– Вот видишь, ты не понимаешь того, что я говорю, а для человека верующего мои слова были бы ясны. Я говорю об одной истине для всех: вере в бога.

– Почему ты считаешь это истиной? – удивилась Вера. – Большинство людей, наоборот, считает веру в бога, религию пережитком прошлого.

– Ты говоришь не своими словами, книжными, – перебила ее Сима.

– Но и твои слова об истине чужие и тоже книжные.

– Они восприняты моим сердцем. Стали моими...

– Ну и у меня тоже!..

– Я не чувствую этого. Твои слова холодны... Трудно разговаривать нам. А вот наши братья и сестры понимают друг друга с полуслова и ведут беседу в согласии. Мы же чуть не поругались и уже согрешили перед богом.

– Кто это ваши братья и сестры? Те, что ходят в церковь?

– Мы в церковь не ходим...

«Сектантка!» – догадалась Вера, и у нее даже потемнело в глазах. Она глядела на Симу с сожалением и болью. Вот почему эта девушка замкнута, вот почему с ее лица не сходит печаль! Да, вера в бога никогда не приносит радости никому.

– Вот мы и дошли, – проговорила Сима, останавливаясь возле добротного дома с новыми воротами. Вера спросила:

– Ты здесь живешь, в этом доме?

Сима улыбнулась.

– Нет, это дом брата Коли...

– У тебя есть брат?

– Нет же! Брат по вере. У меня, кроме матери, никого нет. Мы живем с ней в... бане. Когда наш дом сгорел, брат Коля отдал нам баню. Мы не могли купить себе дом... – Сима замолкла и вдруг предложила: – Давай посидим здесь...

Жестом руки она указала на скамью возле калитки и опустилась на нее первая. Вера присела к ней, догадавшись, что Сима стыдится пригласить ее в свое жилье.

Впереди, в прогалах между домов, были видны горы, покрытые лесом, и над ними – предвечернее небо с неподвижным облаком, вобравшим в себя все цвета пылающего заката. С гор подувало ветром, он нес запахи соснового бора, полыни.

– Как у вас тут хорошо... – начала Вера и не договорила: из-за угла выехал на средину улицы сборщик утильсырья и прокричал:

– Эй, бабки, давайте тряпки!.. Эй, детки, берите конфетки!

Вера улыбнулась. Какой забавный старик. Ей хорошо было видно его загорелое морщинистое лицо, бородка с проседью, его голос звучал звонко, весело. В задке телеги, на которой ехал старик, возвышалась куча тряпья, сверху лежал помятый медный самовар. В передке стоял открытый сундук, из которого выглядывало что-то пестрое, яркое.

– Несите тряпки, берите «гусиные лапки»!.. Ленты для молодух, платки для старух!.. Всякий товар даром отдам!.. – припевал сборщик, подворачивая лошадь к дереву напротив Веры и Симы.

– Вот балагур! – улыбнулась Вера. Старика уже окружили дети, слышно было, что они просили каждому по крючку, а сборщик не давал и требовал еще яиц или денег. Торг не состоялся, и ребята припустились обратно.

Из ворот дома, возле которого сидели Вера и Сима, торопливо вышла женщина, повязанная темным платком. Высокая, худая, она чем-то напоминала Симу. Женщина оглянулась по сторонам, будто проверяя, не глядит ли кто на нее с улицы, и, увидев Веру, смутилась.

– Это Вера, – проговорила Сима.

Женщина кивнула головой и направилась к сборщику.

– Мама? – догадалась Вера.

– Да.

– Как ее зовут?

– Сестра Паша. – Сима вспыхнула и поправилась: – Прасковья Семеновна.

Мать Симы подошла к сборщику, поздоровалась. К удивлению Веры, они стали говорить, как знакомые. Видно было, что сборщик говорил что-то назидательное, а мать Симы словно оправдывалась и стояла перед ним, скрестив на груди руки и опустив глаза.

– Вы знакомы с ним? – спросила Вера.

– Да... Это брат Иосиф. Он молится вместе с нами.

– Странно. Он так весело зазывает, что нельзя и подумать... – проговорила Вера и вдруг спросила: – Сима, а вас, верующих, много?

– Да...

– Сколько?

– Мы сильны не числом.

– Чем же?

– Крепостью веры.

– Вот как! Во что же вы веруете?

– В пришествие Христа на землю.

– Ведь Христа не было!

– А вот ты приди к нам, послушай брата Иосифа, тогда скажешь, – не согласилась Сима.

– Брат Иосиф у вас проповедник? Этот сборщик утиля? – удивилась Вера.

– У нас все равны. Брат Иосиф хорошо знает писание и всегда разъясняет, как понимать святое слово. Поэтому мы его уважаем.

К сборщику утиля опять подбежали дети, с их ручонок к старику перешли яйца. Еще минута, и стайка улетела куда-то в проулок, может быть, к речке, чтобы попробовать, как будут ловиться ерши на новые крючки. Старик, продолжая свои наставления, посмотрел в сторону Веры.

– Он что-то говорит про меня, – сказала Вера.

– Может быть. Он знает, что мы работаем вместе, я рассказывала про тебя.

– Что же ты рассказывала?

– Какая ты... Ему жалко тебя!

– Почему?

– Тебя ждут муки... Как и всех грешников.

– Это говорил брат Иосиф?

– Это знают все, жаждущие прихода Христа.

– Ну, а я не жажду. Мне и бояться нечего, – как можно беззаботнее ответила Вера, сдерживая и возмущение, и гнев.

Все, что происходило у нее на глазах, все, что она слышала от Симы, казалось ей несуразным, похожим на бред. Это раздражало ее, но она чувствовала себя бессильной вступить в борьбу, разбить убежденность Симы в незыблемости религиозных догм.

В эти минуты Вера ненавидела себя за беспомощность. Когда уехал сборщик и мать Симы подошла к воротам, где сидели девушки, Вера ничего не могла сказать ей, а ведь на сердце кипел протест, страшное желание обрушиться на подругу, И впервые она почувствовала, что ей не хватает знаний. «Одними утверждениями, что бога нет, сделаешь мало, – думала Вера. – Сима вот тоже утверждает, что бог есть, ссылается на библию. А я даже не знаю, откуда взялась эта книга...»

– Мама, когда? – услышала Вера Симин голос.

– В ту пятницу.

– Он передал?

– Да, возьми вот...

Воронова протянула дочери сложенный в несколько раз листок бумаги. Сима, приняв, тут же спрятала его в кармашек, не разворачивая.

«Вот и тайны у них свои», – подумала Вера и вдруг почувствовала здесь себя неловко. Она торопливо простилась и пошла домой.

Солнце уже село, улица быстро заволакивалась сумерками. Теперь они почему-то пугали Веру. Девушка побежала к остановке трамвая, не разбирая дороги...

Вот те события, о которых рассказывала мне в первый день допроса Вера Лозина. Я передал их так, как представлял себе из ее показаний.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю