Текст книги "Как много в этом звуке…"

Автор книги: Виктор Пронин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 48 (всего у книги 49 страниц)

– Открыто! Входите!

И он вошел. И увидел на столе знакомую бутылку коньяка с пятью звездочками и заснеженной горной вершиной на этикетке. Рядом стояла тарелка со свежесваренной картошкой и, опять же, соленый огурец. Настя сменила махровую простыню на великоватый халат, Ваня был в свободном, тоже великоватом свитере.

– И у меня тут кое-что есть, – Зайцев поставил на стол бумажный пакет.

– Из Елисеевского? – строго спросил Ваня.

– Есть вещи, которыми не шутят, – ответил Зайцев его же словами. Когда картошка закончилась и бутылка опустела, а Настя убрала со стола и то и другое, Зайцев сложил руки на столе и уставился Ване в глаза.

– Давай, дорогой, колись. Я долго ждал, не мешал тебе надо мной куражиться… Колись.

– А что, собственно, тебя интересует?

– Как ты битые стекла взвешивал, я видел… Об этом ты чуть попозже расскажешь. Что произошло, я тоже знаю…

– А что произошло? – невинно спросил Ваня.

– Особо опасное преступление. Похоже, профессионалы сработали.

– Ну, ограбление – это так… Нечто побочное… Это знаешь, как купишь таблетки от кашля, а на бумажке предупреждение – сыпь по всему телу может высыпать, не исключено расстройство желудка, а также нервные припадки…

– Ограбление и убийство – это что? Сыпь или нервные припадки?

– Господи, – вздохнул бомжара, – ну, собрались ребята, выпили, плохую водку выпили, паленую, как сейчас говорят… Повздорили маленько, фомка подвернулась…

– Какие ребята, Ваня?!

– Как какие… Охранник со своими приятелями. Ему и досталось.

– Так, – крякнул капитан и вынул из бумажного елисеевского пакета еще одну бутылку коньяка. Поколебавшись, он свинтил пробку, но разливать коньяк по стаканам не стал, отодвинул бутылку в сторонку. – Зачем ты взвешивал битое стекло?

– Чтобы узнать, сколько их было, – Ваня поморгал своими глазами и, взяв зайцевскую бутылку, плеснул в стаканы. – Были и другие способы, но этот мне показался самым простым.

– И сколько же их было? – нервно спросил Зайцев.

– Трое. С охранником их было трое.

– Это тебе кучка битого стекла подсказала?

– Да, – кивнул Ваня и пригубил коньяку из своего стакана.

Зайцев помолчал, потом решительно взял свой стакан и выпил весь коньяк одним глотком.

– Закусывай, капитан, – Ваня заботливо поставил перед Зайцевым баночку с маслинами.

– Из директорского холодильника?

– Видишь, капитан, после хорошего глотка хорошего коньяка и тебе бывает доступно логическое мышление.

Ответом на эти слова был только веселый смех Насти.

– Говори, Ваня, говори, – повторил следователь. – Внимательно тебя слушаю.

– Ты, капитан, не обратил внимания на маленькую подробность – на чаше весов лежали только осколки битых стаканов. Ими была усеяна вся сторожка. И твои же ребята помогли мне собрать осколки.

– Взвесил – и что?

– А потом я взвесил один стакан. Целый. Я его в туалете нашел, возле рукомойки. Потом разделил первый результат на второй. В ответе получил цифру «три». Это и было количество стаканов. Значит, в сторожке пили трое. Что пили, я узнал уже по бутылочным стеклам. Бутылок было три – три этикетки я нашел на осколках. По бутылке на брата. Многовато, если учесть, что водка была поддельная, плохая водка. И ребята отрубились. Но ненадолго. Когда оставшиеся двое, гости нашего охранника, увидели, что их приятель мертв, они мгновенно протрезвели и решили, что таким шансом грех не воспользоваться.

– А зачем им было взламывать решетку на окне? Уж коли охранник их приятель, он же мог впустить их и через дверь?

– Он и впустил их через дверь. Они и раньше бывали у него в гостях, осмотрелись, фомку приметили, мешки для мусора, пути отхода…

– Зачем же им взламывать решетку?

– Они ее и не взламывали. Они сковырнули ее фомкой. Изнутри, капитан, изнутри. На раме окна следы от фомки. От фомки квадратного сечения, как ты успел заметить. От круглого сечения были бы другие следы отжима.

– Но уж если они вошли через дверь, они могли через дверь и уйти?

– Не могли, – вздохнул Ваня. – По многим причинам.

– Например?

– В подсобку можно войти только через дверь, которая выходит на улицу, то есть через главный вход. Следовательно, и выйти через эту дверь можно только на улицу. А выходить на улицу среди ночи с мешками… Капитан, это плохо.

– Дальше.

– Замки на сигнализации, их открывать тоже нежелательно. И это они уже знали. Наконец, самое важное – нужно было пустить следствие по ложному пути. Для этого проще всего выломать решетку. Дескать, в окно мы вошли, в окно и ушли. И знакомство с охранником, таким образом, маскируется. Надо признать, капитан, что пустить следствие по ложному пути этим двум пьяным придуркам удалось. Несмотря на то, что фомка оставила на оконной раме четкие свои следы. Внутри магазина, капитан.

– Виноват, Ваня. Не добивай.

– Тебя?! Упаси боже! Если бы ты не доложил мне столь подробно и грамотно суть происшествия, ни за что бы мне не разобраться в этом кровавом преступлении.

– Лукавишь, Ваня, – тяжко вздохнул Зайцев.

– Я совершенно уверен, что операцию по задержанию злодеев ты проведешь просто блестяще. Тебе достаточно установить круг знакомств охранника, и преступники сразу засветятся.

– Круг знакомых, соседей, собутыльников охранника уже установлен.

– Засветились?

– Мыслишка есть, – скромно потупился Зайцев.

– В таком случае мы можем наконец уделить внимание содержимому твоего елисеевского пакета? – еще более скромно потупился бомжара.

– Боже! – вскричал капитан покаянно. – Я совсем о нем забыл!

– Настя! – на этот раз вскричал бомжара. – Наш гость позволил тебе заглянуть в его пакет!

– Как я мог забыть о нем! – продолжал причитать Зайцев.

– Вот эта твоя оплошность действительно непростительна, – и, произнеся эти слова, Ваня вскинул правую руку вверх и чуть назад – точь-в-точь как это делали две тысячи лет назад прекрасные, если судить по их мраморным изображениям, боги и богини на горе Олимп.

Володя дочитал последнюю страницу, долго смотрел в окно и наконец вспомнил обо мне.

– Это что же получается… Разве может следователь быть таким глупым?

– Он совсем не глупый! Инициативный, решительный, бесстрашный… Но действует научными методами, которым его обучали в разных академиях. А бомжару никто не обучал. Невежество очень часто оказывается посильнее научных знаний. Вот я, например… Не заканчивал ничего, кроме горного института… Во всем остальном я полный невежда… И если уж взглянуть на меня повнимательней…

– Уже взглянул, – сказал Володя сурово.

– И что ты увидел?

– Я увидел, что внутренний карман твоего пиджака отдувается слишком подозрительно. С бомжарой слишком часто общаешься. Знаешь народную мудрость… С кем поведешься, с тем и наберешься.

И Володя посторонился, пропуская Валю к столу – в каждой руке у нее была довольно емкая хрустальная рюмка.

Р.S. О названии… Почему «Бомжара седьмой»? А потому «Бомжара седьмой», что это как раз седьмая история о его победных криминальных похождениях.

Бремя доказательств

Жизнь в подворотнях, под железнодорожными платформами, в брошенных домах, конечно, унизительна. Но давайте назовем вещи своими именами – такая жизнь унизительна лишь для людей, живущих в приличных квартирах, то есть, в квартирах с натертым паркетом, с мохнатыми ковриками в ванных комнатах и с телевизором в полстены.

Да, в этом есть нечто привлекательное.

И действительно, что плохого в том, что человек после сладкого сна, набросив махровый халат на уже поплывшие свои плечи, присядет к кухонному столику и выпьет чашечку свежего, натурального кофе, приготовленного юной, улыбчивой женой с загаром на юных опять же плечах. Да, с загаром, который можно приобрести только на Мальдивских островах, да и то в удачный сезон – когда на наших непроходимых улицах беснуется февральская метель.

Кстати, вы знаете, где находятся Мальдивские острова? Не задумывайтесь надолго – если подзабыли школьную географическую карту, значит, вам и не нужно знать, где расположены Мальдивские острова, вам эти знания не пригодятся, довольно с вас будет вашей же бывшей секретарши – молодой девахи с загаром, который она получила, без дела валяясь весь день на вашем же балконе.

Ладно, речь не о девахе, о ней как-нибудь в другой раз. Речь о другом – паркет, коврик, халат, острова, соблазненная по пьянке секретарша… Все хорошо, но класть на это единственную свою не столь уж долгую, неповторимую жизнь… Ребята, дороговато обходится. Когда помрешь, а ведь помрешь, все достанется не брошенной жене, не подрастающим тощеватым пацанятам, девахе все достанется, дай бог ей здоровья.

Ну что, ребята, речь опять пойдет о бомжаре Ване, помните такого? Давно что-то мы с ним не встречались, надо бы поговорить, да и у него накопилось о чем рассказать. Живет он все в той же полуподвальной комнатке дворника, куда определил его следователь Зайцев, все с той же женщиной, которую привел к себе как-то ночью пьяную и зареванную, да и оставил у себя. От неуклюжих, но искренних забот Вани она помолодела, похорошела, повеселела, а когда вспомнили о ней прогнавшие ее люди, не пожелала вернуться к ним.

– Я останусь, ладно? – не то спросила она, не то просто поставила Ваню в известность.

– Конечно, – ответил он и даже плечами пожал – дескать, а как же иначе.

– А знаешь, ты обалденный мужик, – как-то сказала Настя с глазами, наполненными слезами.

– Местами, – махнул Ваня рукой и, взяв в углу метлу, вышел исполнять свои обязанности.

Была у Вани привычка выходить во двор со своей метлой пораньше, чуть ли не затемно. И не потому, что очень уж исполнительным был, вовсе нет, хотя работу свою выполнял исправно и в срок. Дело в том, что образ жизни людей, которые обитали в приличных квартирах, расположенных над Ваниным полуподвалом, просто вынуждал их оставлять после себя большое количество отходов – красивые бутылки из-под вкусных напитков, подсохшие куски дорогой колбасы, недоношенное тряпье. Из всего этого богатства бомжару интересовало то, что мы пренебрежительно назвали тряпьем. Свитер с жирным пятном на видном месте, с надорванным торчащим гвоздем рукавом, поднадоевшие джинсы – все это безжалостно выбрасывалось в мусорные ящики, а Ваня бестрепетно относил в свою комнатку. Настя же в свою очередь, все, что ей приглянулось, относила в ближайшую химчистку. И постепенно получилось так, что бомжара со своей избранницей одевались ничуть не хуже, чем все остальные обитатели этого дома, где и произошло кошмарное убийство, о котором до сих пор говорит весь квартал.

Началась все с того, что однажды утром в дверь Ваниной комнатки раздался частый и как бы несколько нервный стук.

Ваня склонил голову к одному плечу, потом к другому и произнес:

– Все ясно… На пороге капитан Зайцев. В городе убийство.

– С чего ты взял? – вскинулась Настя.

– Так, – бомжара повертел в воздухе растопыренной ладонью. – Умный потому что. Открывай, Катя, дверь. У капитана нет времени ждать.

И действительно, когда Настя откинула крючок и распахнула дверь, на пороге она увидела капитана Зайцева, который носовым платочком протирал внутренности своей вспотевшей форменной фуражки.

– Разрешите войти?

– Входи, капитан, – бомжара сделал широкий жест рукой. – Присаживайся. Давно ждем.

– Давно ждете? Так ты уже все знаешь?

– А чего там ждать… У вас опять небось убийство?

– Нет, Ваня… На этот раз убийство у вас. В твоем доме. Недосмотрел ты, расслабился… – капитан оглянулся на Настю, давая понять, кто виноват в оплошности бомжары.

– Третий этаж, семнадцатая квартира, – как бы про себя пробормотал Ваня.

– Ты что, уже побывал там? – резко повернулся к бомжаре капитан.

– Да нет…

– А откуда тебе известны подробности?!

– Умный потому что, – пробормотала как бы про себя Настя.

– А если умный, почему не предотвратил?

– С тобой, капитан, захотелось повидаться. Вот ты и пришел. А то ведь совсем про меня забыл.

– Шуточки, да? Прибауточки? Собирайся, Ваня, – поднялся Зайцев с табуретки. – Пойдем осматривать место преступления. Там кровищи… Видимо-невидимо.

– Задушили, застрелили, зарезали? – спросил бомжара уже на площадке.

– Всего понемножку, Ваня… А если всерьез, то, скорее всего, нож… Уж больно крови много… От пистолета так не бывает, от петли тем более… Мы вообще-то давно присматривались к этому мужику, уж больно он рисковый был… Даже среди своих вел себя… Как бы тебе сказать доходчивее…

– Да уж скажи как-нибудь, авось соображу.

– Неосторожно он вел себя. Неуважительно. Здесь, к примеру, так можно, а там так нельзя. Ребята обидчивые, прощать у них не принято. Только вчера с Мальдивских островов вернулся – а сегодня вот, пожалуйста.

– Бывает, – вздохнул бомжара, тяжело поднимаясь по лестнице.

Как и говорил Ваня, семнадцатая квартира выходила на площадку третьего этажа. Дверь была не заперта, но прикрыта, чтоб не шастали тут разные любопытные да любознательные. Труп уже увезли, но все остальные следы преступления были, как говорится, налицо – кровь, сдернутая на пол скатерть с круглого стола, разбитая посуда, остатки пиршества…

– Ты, Ваня, пока осматривайся, может, чего увидишь такого, что никто не увидел, – усмехнулся Зайцев, – а мне надо с ребятами потолковать, – он кивнул в сторону двух экспертов, которые, присев на корточки, что-то высматривали среди битой посуды. Бомжара отошел в сторону, чтоб не путаться под ногами у людей грамотных, занятых, озабоченных и чем-то очень недовольных. Хотя, с другой стороны, повода для хорошего настроения и у них не было.

Посидев на небольшом диванчике, Ваня прошел на кухню, увидев холодильник, внимательно осмотрел его содержимое и, огорченный, захлопнул дверцу. После этого он вернулся в большую комнату и заглянул в шкаф со стеклянными дверцами. Заинтересовавшись чем-то, он открыл дверцу, повернув торчащий из нее ключ, и вынул из темной глубины шкафа нераспечатанную бутылку шведской водки «Абсолют».

Когда Зайцев, отдав очень важные распоряжения, в поисках бомжары прошел на кухню, он увидел Ваню сидящим за маленьким белым столиком. Перед ним стояла початая бутылка «Абсолюта», рядом с ней – два хрустальных стаканчика. Не полномерные стаканчики, нет, нечто вроде крупноватых стопок. Закусывал Ваня черными блестящими маслинами.

– Приятного аппетита, – холодно сказал Зайцев, присаживаясь на кухонную табуретку.

– Спасибо. Присоединяйся, капитан, – Ваня придвинул поближе к капитану бутылку и второй хрустальный стаканчик.

– И тебе, Ваня, спасибо. Есть успехи?

– Да, кое-что прояснилось… У меня такое впечатление, что здесь, в этой квартире, произошло преступление. Может быть, даже убийство.

– Надо же! – удивился Зайцев.

– Но трупа я не нашел.

– Увезли труп. Тебя не стали дожидаться.

– И ножа не нашел. А он может оказаться орудием убийства.

– Это ты верно подметил, – кивнул Зайцев. – Видимо, убийца прихватил нож с собой, чтобы не оставлять следов.

– Он правильно поступил, – Ваня щедро плеснул себе в стопку шведской водки «Абсолют». – На ноже всегда остаются следы. Отпечатки пальцев и эти, как их… И другие. Ты и без меня знаешь. А о водке не печалься, у меня такое ощущение, что хозяину она больше не понадобится. Он свое уже выпил.

Зайцев долго молчал, нервно барабаня пальцами по столу.

– Знаешь, Ваня, а не сходить ли тебе на улицу, не прогуляться ли по свежему воздуху? Глядишь, на мыслишку на какую набредешь, а? Здесь, за этим столиком, с этой бутылкой ты ничего не высидишь…

– Капитан, а ты ведь прав. Прогуляюсь, – и Ваня, плотно завинтив серебристую крышку на горлышке бутылки, сунул ее в наружный карман куртки. В другой карман он опустил оба стаканчика.

– Не многовато будет? Спозаранку-то?

– Не себе, капитан. Все для дела. Ты бы заглянул ко мне вечерком, а?

– Неужто мыслишка забрезжила? – с надеждой проговорил капитан.

– А ты все-таки загляни… Чего не бывает!

Бомжара вышел на крыльцо, постоял, привыкая к яркому свету. Потом присел на ступеньку, огляделся. И увидел то, что хотел увидеть, – темную фигуру женщины в беседке, которая стояла невдалеке в зарослях кленового кустарника. Когда-то у этой беседки были лучшие времена – за ней ухаживали, по весне подкрашивали, обновляли ступеньки, латали крышу… Все это оказалось в далеком прошлом. Сейчас это было бестолковое, прогнившее сооружение, которое могло рухнуть от снега, от дождя, от ветра, от неосторожного движения случайного посетителя… И у пожилой женщины, которая просиживала в этой беседке целыми днями, тоже все было в прошлом. Никто к ней не приходил, даже в беседку никто не заглядывал, и она ни к кому не ходила – вымерли все ее и друзья, и подруги.

Хотя нет, вру. Ваня ее навещал, никогда не проходил мимо молча, не произнеся ни слова. Вот и сейчас он вошел в беседку, осторожно ступая по подгнившим доскам, и сел напротив женщины.

– Прекрасная погода, не правда ли, Марья Николаевна? Как протекает жизнь?

– Хх, – усмехнулась женщина. – Никак жизнь не протекает, Ваня. С некоторых пор жизнь вытекает. Как из дырявого ведра.

– Понял. А не хлопнуть ли нам по рюмке водки?

– Охотно! – ответила женщина, и что-то шалое, из далекого-далекого прошлого промелькнуло в ее глазах.

– Вот это по-нашему! – обрадовался Ваня и водрузил на щелястый столик почти полную бутылку шведской водки «Абсолют». Из другого кармана он вынул два хрустальных стаканчика и несколько черных маслинок. Стаканчики Ваня тут же наполнил водкой, с маслин сдул прилипшие в кармане крошки и посмотрел на женщину не просто радостными глазами, а даже будто бы счастливыми. Водку Марья Николаевна выпила легко и до дна. Отставив стаканчик, взяла двумя пальцами маслину, повертела ее перед глазами.

– Теперь, когда у меня спросят, была ли когда-нибудь в ресторане, я знаю, что отвечать.

– Мужика убили, – бомжара кивнул в сторону подъезда, из которого только что вышел.

– Да, я видела их вчера.

– Кого?

– Ну, тех, которые убили. Они вначале, вроде, не собирались его убивать… Вчетвером выходили на балкон, смеялись, покуривали, хлопали друг друга по плечам… А потом что-то у них пошло не так… Они и раньше к нему приходили, к нашему соседу, но чтобы вот так… А может, это и не они… Мы еще по глоточку?

– А что, к нему еще кто-то приходил? – Ваня снова наполнил стаканчики.

– Ну да… Когда эти трое ушли, к нему вскорости… Через полчаса или через час… Пришли еще двое, но тут же ушли. И это… Морды прятали.

– Это как?

– Отворачивались все время, то один кепку поправит, то второй шарф повяжет… Чтобы лица не было видно. Но этих двух я раньше не видела.

– Будем живы, Маша! – бомжара поднял свой стаканчик.

– Бог даст, будем.

Вечером бомжара не дождался капитана. Он и на крыльцо выходил, и на улицу выглядывал, и к троллейбусной остановке прошелся. Не было капитана и на следующий вечер.

– Видимо, обошлись без тебя, – сделала вывод Настя.

– Видимо, – согласился Ваня. Но, похоже, обиделся. Дескать, мог бы заскочить Зайцев на пару слов. Ну а раз нет, то и нет. Перебьемся. Не впервой. Такие примерно слова произнес бомжара, но не вслух, упаси боже! Мысленно произнес.

Появился Зайцев на третий вечер.

– Дико извиняюсь, – сказал он еще у двери и, пройдя в комнату, поставил на стол чекушку.

– Судя по емкости, убийца в бегах, – негромко проговорил Ваня.

– Но зато задержаны пять кандидатов в убийцы, – проворчал капитан.

– Многовато, – усмешливо отозвалась из своего угла Настя.

– Понимаешь, Ваня, случилась накладка, – капитан придвинул к столу табуретку, открыл чекушку, разлил водку в два больших граненых стакана. – Я все управление поставил на ноги. Первых трех гостей потерпевшего, Горшков его фамилия, мы вычислили уже к вечеру.

– Я бы мог вам назвать их утром, – пожал плечами бомжара. – Они в одной конторе работают.

– Виноват, – капитан прижал ладони к груди и склонил голову. – Виноват. А другие два, которые попозже пришли, оказывается, сидели в одном лагере с Горшковым.

– Старый друг лучше новых двух, – отозвался бомжара, отхлебнув из стакана.

– И ты знаешь, что мне говорит эта великолепная пятерка?

– Знаю, – бомжара разлил в стаканы остатки водки.

– Ну?!

– Первая троица в один голос твердит тебе, что они ушли, оставив хозяина хотя и поддатым, но в румяном и веселом состоянии. У него еще было что выпить и чем закусить. А лагерные дружки клянутся, что нашли Горшкова в луже крови и поэтому в ужасе сбежали из этой нехорошей квартиры.

Зайцев взял свой стакан, и, не выпивая, молча уставился в стол.

– Откуда ты все это знаешь? – наконец спросил он.

– Умный потому что, – опять отозвалась Настя с маленького диванчика, который они с Ваней совсем недавно подобрали у крыльца.

– Что бы ни произошло на самом деле, капитан, им больше ничего не остается, как произнести именно эти слова, – терпеливо произнес Ваня, чтобы хоть немного сгладить дерзость Настиных слов, из которых следовало, что капитан все-таки не столь умен, как ее Ваня. – Они спасаются, капитан… И поэтому произносят слова, которые никто, и ты в том числе, не сможет опровергнуть.

– И даже ты?! – почти в ужасе прошептал Зайцев, припав грудью к столу.

– А вот этот вопрос уже поинтереснее, – усмехнувшись, проговорил бомжара. – Ты знаешь точное время убийства?

– Да, – твердо ответил капитан. – Двадцать один тридцать. Во-первых, наши эксперты поработали, а кроме того… На руке Горшкова остались часы… Они разбиты. И остановились на половине десятого.

– А убийца знает, в каком положении остановились стрелки часов?

– Это имеет значение?

– Да, капитан. И очень большое.

– Может быть, ты меня просветишь?

– Чуть попозже… Так убийца знает, в каком положении…

– Да, Ваня. Знает. И, видимо, это моя оплошность. Во время допроса точное время убийства я использовал как свой козырь… И, похоже, поторопился.

– А может быть, и нет, может, как раз хорошо, что убийца знает с точностью до минуты, когда всаживал нож в грудь несчастного Горшкова, – произнес бомжара странные слова, но опять пояснять ничего не стал.

– И это его знание поможет нам раскрыть преступление? – спросил Зайцев, окончательно запутавшись в странных рассуждениях бомжары.

Ваня не успел ничего ответить, поскольку подошла Настя и, положив на стол фанерку, поставила на нее чугунную сковородку с шипящими котлетами.

– О боже! простонал Зайцев, обхватив голову руками и раскачиваясь из стороны в сторону. – С утра во рту ни крошки! Ваня, веришь?!

– Охотно! – ответил бомжара. – А как же иначе, капитан! Ты помнишь, как однажды нашел меня на свалке в районе сорокового километра Минского шоссе, помнишь?

– А как же, Ваня!

– Так наливай, капитан! Как говорит один очень известный писатель – за наши победы на всех фронтах!

На следующее утро капитан Зайцев вошел в свой кабинет вместе с бомжарой Ваней. Быстро и четко, как говорится, печатая шаг, капитан прошел к своему столу, сел, по-школьному сложив руки на столе, и требовательно посмотрел на Ваню. А тот не торопясь, почти вразвалку, пересек кабинет и расположился у приставного столика.

– Хорошо тут у тебя, – сказал Ваня. – Обстановка не дает расслабиться. Она как бы обязывает человека к мыслям четким и правильным. Ты, капитан, со мной согласен?

– Слушаю тебя внимательно.

– Значит, согласен. Ты вызвал всех пятерых?

– Да. Они уже сидят в коридоре.

– Я знаю, у вас тут есть буфет со столиками. Уже открылся?

– Ты проголодался?

– Отвечай на вопросы, капитан. А шутки шутить будешь, когда спустишься ко мне в подвал. Повторяю вопрос… Буфет открылся?

– Нет. Буфет откроется к обеду.

– Но войти туда можно?

– Да. Если взять ключ у вахтера.

– Значит, надо взять ключ у вахтера. После этого всех пятерых рассаживаешь в буфете за отдельные столики. Перед каждым кладешь чистый лист бумаги и авторучку. Предупреждаешь, что переговариваться запрещено. И ставишь задачу… Каждый должен описать день убийства с восемнадцати часов до двадцати четырех. С интервалом в полчаса. Например… «Восемнадцать ноль-ноль – стою на остановке с друзьями, жду троллейбус, чтобы ехать в гости к Горшкову. Восемнадцать тридцать – сижу у Горшкова за столом, разливаю водку по рюмкам…» И так далее. Повторяю… С восемнадцати до двадцати четырех. Каждый расписывается внизу, ставит дату и отдает это письменное задание тебе. Ты закрываешь буфет и отдаешь ключ вахтеру. А с этой великолепной пятеркой поступай как считаешь нужным. Отпускай домой, запирай в камеры, веди в баню…

– А что мне делать с их писульками?

– Отдашь мне.

– А тебе они зачем?

– Отнесу твоему начальству.

– Господи, зачем?!

– Шутка, капитан! Глупая шутка старого дворника! Отдашь эти бумажки мне и можешь о них забыть. А вечерком загляни ко мне в подвальчик… Посидим, покалякаем…

– О чем, Ваня?!

– Ну, как о чем… Как убивца будем брать, чтоб не убег от нас средь бела дня. Знаешь, эти убивцы, они такие пугливые… Чуть ветка где треснет, машина со скрипом затормозит, петух закукарекает… А они тут же бежать!

– Так мне с гостинцами приходить? – растерянно спросил Зайцев.

– Даже не знаю, что тебе и ответить… Приходи в чем есть, с чем есть… Что-нибудь придумаем. Вот Насте шоколадку прихвати, она прям счастлива будет. Я редко ее шоколадками балую.

Осознав, что бомжара невинными своими словами как бы слегка пристыдил его, Зайцев появился вечером с целой корзиной гостинцев. И коробку конфет для Кати высмотрел на какой-то витрине, и спиральку украинской колбасы прихватил, и даже бутылку шведской водки, хотя она никак не вписывалась в размер его зарплаты, – вспомнил, с каким удовольствием пил бомжара эту водку на маленькой кухоньке убиенного Горшкова.

– Боже! – радостно воскликнула Настя. – Да у нас, оказывается, праздник! Вот видишь, Ваня, как выгодно быть умным человеком!

– А если еще и слегка нахальным… – пробормотал бомжара, но мысль свою не закончил, сочтя, видимо, что и так сказал достаточно. – Присаживайся, капитан. Украинская колбаса лучше поджаренная, а шведская водка – охлажденная. Да, Настя?

– Согласная я!

– Вот видишь, капитан, как у нас с тобой все хорошо получается, – бомжара легонько выдернул из рук Зайцева исписанные листочки и аккуратно разложил на столе контрольные работы кандидатов в убийцы – назовем их так. Причем разложил лицом к Зайцеву. – Читать их не надо, они достаточно бестолковые, к тому же не без лукавства. Все кандидаты пытаются выгородить самого себя, даже когда в этом нет никакой надобности. Ведь четверо из этой пятерки чисты! А руки по локоть в крови только у одного. Я правильно понимаю?

– Да! – кивнул Зайцев. – Никаких возражений.

– Значит, из всей этой писанины нас с тобой интересуют только те слова, которые выдают преступную сущность убийцы?

– Да! – воскликнул Зайцев, обрадованный точностью формулировок бомжары.

– В таком случае я называю фамилию убийцы – Шустов. Вот его писулька, – и бомжара резко придвинул к следователю стандартный лист бумаги, в верхней части которого было четко выведено зайцевским почерком одно слово – «Шустов».

Зайцев быстро, даже с какой-то нетерпеливостью придвинул листок к себе, пробежал все строки сверху донизу, прочел их еще раз, уже медленнее, внимательнее, и, наконец, поднял на бомжару глаза полные, недоумения и даже растерянности.

– Прости, Ваня, но я не нашел здесь его признательных показаний. Он пишет то, что и все остальные. Пришел, погостил, выпил-закусил, расцеловал на прощание гостеприимного хозяина и ушел вместе с остальными своими приятелями. Из чего следует его признание в этом кошмарном убийстве… Ты утверждаешь, что он…

– Остановись, капитан. Остановись, – и Ваня выставил вперед раскрытую ладонь, как бы отгораживаясь от слов Зайцева, слушать которые у него не было никаких сил. После этого он сходил в угол к газовой плите и вернулся со сковородкой, в которой шипели в кипящем сале кружочки украинской колбасы. После этого он принес из морозилки покрытую инеем бутылку шведской водки «Абсолют». Сев и наполнив хрустальные стаканчики, да-да, те самые, так вот, наполнив их потрясающей шведской водкой, он поднял свой стаканчик, предлагая следователю чокнуться.

– За мудрость, капитан! И за справедливость.

– Не возражаю, – хмуро согласился Зайцев.

– А теперь продолжим, – сказал бомжара, выпив до дна и закусив кружочком колбасы. – Я и не ожидал легкого разговора, поэтому могу спокойно выпить и за мудрость, и за справедливость. Вот четыре листочка, исписанные каждым кандидатом в убийцы своим почерком. В этих страничках есть лукавство, передергивания, смещение времени в ту или другую сторону. Но каждая страничка написана человеком, который находится в спокойном, уверенном состоянии – он чист. Ты можешь его подозревать, выдвигать против него обвинения, требовать признательных показаний… Но он чист. Никто из них никого не убивал.

– Продолжай, Ваня… Я внимательно тебя слушаю, – Зайцев наполнил стаканчики шведской водкой, настоянной на северной смородине.

– За истину, капитан! Несокрушимую и окончательную!

– Боже! Какие у тебя торжественные тосты! Нам бы до правды добраться, Ваня! До простенькой, серенькой, заскорузлой правды!

– Мы от нее в двух шагах, капитан. Вернее в двух словах, – Ваня отставил свой стаканчик на край стола, а к капитану придвинул страничку, исписанную Шустовым. – Посмотри, капитан, что там изобразил убийца. Слова дерганные, нервные, истеричные, можно сказать. А почерк! Посмотри, как отличается почерк главной строки от почерка, которым написаны остальные строки!

– А какая тут строка главная? – в полном недоумении спросил Зайцев.

– Та, ради которой мы с тобой затеяли всю эту писанину. Та строка, в которой он отвечает на главный вопрос – а что ты, уважаемый, делал в двадцать один час тридцать минут? Это время, когда остановились разбитые часы на руке Горшкова! Как раз в это время убийца втыкал нож в грудь гостеприимного хозяина. Посмотри на эту строку! То первые буквы несуразно громадные, то вдруг по размеру они ничем не отличаются от следующих… Ты что, не видишь – Шустов заполнял эту страничку в панике?! Можешь забрать эти странички себе – для отчета о проделанной работе. И начальство тебя похвалит, грамоту какую-нибудь вручит в торжественной обстановке.

Зайцев долго молчал, потом медленно сложил все пять листочков в одну стопку и сунул их в свою сумку. Потом так же медленно наполнил стаканчики оставшейся водкой и в упор посмотрел на бомжару. И спросил негромко:

– Ваня, а доказательства?

– Ха! – весело воскликнул бомжара. – А бремя доказательств, капитан, на твоих плечах. Ведь чему-то учили тебя в разных академиях! Устраивай обыски – может, этот Шустов такой придурок, что пожлобился сжечь свою рубаху, на которой осталось неприметное пятняшко крови! А детекторы лжи для чего придуманы? Эти полиграфы всякие? А может, кто-то из собутыльников не выдержит и сдаст тебе дружка своего разлюбезного? Или убийца сам расколется? Я свою работу выполнил – преподнес тебе преступника на блюдечке с голубой каемочкой. А, Катя! – обернулся бомжара. – Преподнес?