Текст книги "На «Ишаках» и «Мигах»! 16-й гвардейский в начале войны"

Автор книги: Викентий Карпович

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 23 страниц)

В вечернее время, когда оставался ночевать в школе, я спешил на каток. Это время, которое я проводил на катке, было самым счастливым для меня. Я забывал обо всех невзгодах, радовался, как ребенок красивой игрушке, любовался всем тем, что происходило на льду, где всегда было людно, светло и весело, много молодежи и смеха. Время бежало быстро, и приходилось сожалеть, что нужно было возвращаться куда-то, чтобы провести ночь.

Цирк работал только в летний период, и ребята всегда радовались его приезду. Он располагался на берегу Свислочи в том же городском парке. Посещать его приходилось значительно реже, но интерес к нему был всегда большой, особенно когда выступал со своими «умными» животными дрессировщик Дуров.

Белорусский академический театр находился в центре города, в одном из парков. Как правило, театр мы посещали семьей – я и брат приглашали мать. Очень часто ходили в кинотеатры, собираясь группой одноклассников, – это было более доступно.

После окончания семилетки свою трудовую деятельность я начал рабочим у станка. Случай привел меня на завод «Ударник», занимавшийся изготовлением весов и гирь, – в отделе кадров мне предложили учиться при заводе. Тридцатые годы были слишком трудные, не хватало продовольствия – существовала карточная система на хлеб и другие продукты, во многих местах Украины была засуха, неурожаи и голод, поэтому продкарточка имела большое значение.

Кадровик сказал, чтобы я приносил документы и отправлялся на комиссию. На следующий день я вновь был на заводе. Предстал перед комиссией, состоящей из начальника цеха, инструктора, завуча училища и кадровика, и после нескольких вопросов и напутственных слов мне было объявлено, что я зачисляюсь в училище на токарное отделение. Радостный и взволнованный, я вышел из заводского двора и побежал к трамвайной остановке, чтобы успеть к поезду и быстрее поделиться радостной вестью с матерью.

Учебный корпус училища находился на Немировской улице. На первом его этаже располагалась учебная часть с учебными классами, а на втором этаже одна комната была отведена под общежитие. Это было относительно небольшое помещение, вытянутое в длину, с двухрядным размещением коек возле стен и небольшим проходом между ними. Двухъярусное расположение коек как в плацкартном вагоне позволяло разместить до 35–40 человек.

Встретили меня ребята с радушием и указали на одно из свободных мест на втором ярусе – сразу при входе в комнату, которую разделяла с внешним миром единственная дверь, открывающаяся на площадку лестницы. Все места уже были заняты, выбирать не пришлось, нужно было довольствоваться тем, что было. Важно было то, что нашлось место, свое, рядом с одноклассниками, теперь не нужно будет скитаться в поисках ночевки.

Питались мы в столовой, где было организовано одноразовое питание в обед. Каждый из нас получал хлебную и продовольственную карточку с прикреплением к заводскому магазину, всем учащимся назначалась стипендия. Все это, вместе взятое, было настоящим богатством. «Не было ни гроша, да вдруг алтын! Теперь я заживу и даже смогу помогать матери!» – думалось мне.

Началась учеба, знакомство с заводом, с цехами, рабочими и мастерами. Затем пришли в токарный цех, где нам предстояло работать. Вот они – станки, стоящие в ряд, их много, один за другим, хватит всем, только будь добр – изучай и трудись. Вокруг легкий шумок, работают отдельные станки, шуршание приводных ремней… Подошла к нам девушка в спецовке, молоденькая, интересная, серьезная.

– Будем знакомиться, я ваш инструктор Валентина Михайловна, – представилась она. – Буду обучать вас работе на этих токарных станках.

Она очень ловко включила станок и направила резец для обточки детали. Девушка среднего роста, круглолицая брюнетка, спортивного телосложения. Своим мягким голосом, простотой обращения и обаятельностью она покорила нас, мы отнеслись к ней с большим уважением, почувствовали себя свободнее и смелее.

Мы, будущие токари, внимательно слушали объяснения инструктора, стремясь ничего не пропустить и запомнить все эти мудреные названия. Затем инструктор разъяснила, как обращаться с теми или другими частями станка. Особое внимание было обращено на технику безопасности:

– Следует быть осторожным, – сказала она, – возле шестерни и главного привода, чтобы туда случайно не попал рукав рубашки или пола спецовки.

Значительно позднее, когда я уже самостоятельно работал на станке, мне пришлось испытать на себе, что такое «техника безопасности». Не то я позабыл урок, не то пренебрег осторожностью и притупилось мое внимание, а быть может, просто по халатности, без умысла – трудно теперь вспомнить, – но я приступил к работе и не привел в порядок свою одежду. Рукав рубахи зацепился, и мою руку потянуло в шестерни. Мысль сработала мгновенно, я понял, что грозит неминуемая опасность и дело закончится плохо, могу остаться без руки… Что было сил, я рванул рукав. Только благодаря случайности – материал на рубахе был старый и слабый, – оторвав половину рукава, я спас руку от неизбежного увечья.

Вначале у меня как-то не ладилась работа на станке, все непривычно было в обращении с ним. Не было навыков, не получались координированные движения продольной и поперечной каретки, не было точности подведения резца к детали. Затруднялось определение толщины стружки и объемов обработки, обточки детали. Не получалась и заточка резца, за всем нужно было обращаться к инструктору. Но с каждым днем мы приобретали все больше навыков, у нас получалось все лучше и лучше. Пришел день – и мы получили дневную норму по обработке деталей, перешли на самостоятельную работу.

Начали мы с обработки обыкновенных весовых гирь 0,5 и 1 кг. В цех к нам приходили болванки, отлитые в литейном цехе, и наша задача состояла в том, чтобы ее обточить и довести до определенного веса. Сложность заключалась в том, чтобы сделать обработку с величайшей точностью, не больше и не меньше нужного веса.

В конце рабочей смены мы становились в очередь, чтобы сдать инструктору свою продукцию. Проверка была тщательная, каждая гиря взвешивалась на эталонных весах, и малейшее отклонение от нормы расценивалось как брак. Самое неприятное было, если инструктор выбраковывал гирю.

Настало время практики, мы знакомились и обучались слесарному делу. Другой цех, другой инструктор, но отношение к работе осталось то же – полное внимание и усердие к работе. Вместо станка перед нами были верстак и тиски, основным орудием производства служили зубило, молоток и напильник. Инструктор говорил, что этот инструмент – неизменный спутник слесаря. Иногда приходилось пользоваться сверлильным станком.

После окончания практики в слесарном цехе мы снова перешли в токарный цех. Практика подкреплялась теоретической учебой. Особенно всех заинтересовал предмет «Технология металлов» – очень привлекательный, интересный и нужный для токаря, поэтому мы относились к нему с большим усердием и вниманием.

Однако полностью закончить курс обучения на «Ударнике» и получить специальность токаря мне не пришлось, чем я был очень огорчен. Заводское училище в Минске было расформировано и переведено в другой город Белоруссии. Учащиеся из других городов и сельских мест направились к новому месту учебы, а минчане поступили в другие учебные заведения Минска.

В 1933 году я поступил в индустриально-педагогический техникум, где продолжил учебу. По своему профилю техникум с трехгодичным обучением готовил наставников – инструкторов производства. В основе учебы первых двух лет лежала теоретическая подготовка по общеобразовательным дисциплинам и педагогике, с прохождением практических занятий по слесарному и столярному делу.

В 1934 году я уже был на втором курсе техникума, второй год жил студенческой жизнью. В это время происходили важные события, которые запомнились на всю жизнь, к ним были обращены взоры всей страны, о них говорил весь мир, писалось во всех газетах, о них извещало радио.

В феврале 1934 года в арктических льдах потерпел крушение и затонул ледокольный пароход «Челюскин», на котором находилась научная экспедиция, возглавляемая Отто Юльевичем Шмидтом. Команда ледокола и научная экспедиция высадились на лед, создав ледовый лагерь.

ЦК Компартии и советским правительством были приняты меры по спасению членов экспедиции и экипажа «Челюскина». Одним из эффективных средств явилась авиация – самолеты наиболее подходили для вывоза экспедиции из ледового лагеря.

Я со вниманием слушал радио и следил за печатью, освещающей подвиги летчиков, совершавших полеты в лагерь Шмидта в условиях сложной метеорологической обстановки: при низкой и сплошной облачности, снегопаде, тумане и обледенении самолетов. 13 апреля советские летчики вывезли на материк, мыс Ванкарем, последнюю партию из остававшихся на льду 111 членов экспедиции.

20 апреля 1934 года страна узнала первых в стране Героев. Советского Союза – летчиков, удостоенных награды за проявленный героический подвиг по спасению челюскинцев. Первыми Героями Советского Союза стали С. А. Леваневский, B. C. Молоков, Н. П. Каманин, М. П. Слепнев, М. В. Водопьянов и И. В. Доронин.

Событием большой значимости для советской авиации явился беспосадочный полет осенью 1934 года летчика М. М. Громова и штурмана И. Т. Спирина на самолете АНТ-25. Экипаж пробыл в воздухе 75 часов и покрыл расстояние 12411 км, тем самым установив мировой рекорд дальности полета по замкнутой кривой. За этот подвиг заслуженный летчик М. М. Громов был удостоен звания Героя Советского Союза, а штурман И. Т. Спирин награжден орденом Ленина.

Эти героические подвиги советских летчиков, слава о которых облетела всю страну и весь мир, всколыхнули молодежь, у которой появилась тяга к авиации, стремление сесть на планер и самолет, прыгать с парашютом, осваивать летное мастерство, продолжать почин первых героев. Как-то, сидя в комнате общежития, комсорг Володя Ганестов сказал: «Послушай, Витя, я вижу, ты интересуешься полетами наших летчиков, все время ведешь разговоры об авиации. Я думаю – не поступить ли тебе в аэроклуб, там по желанию можно заняться любым авиационным спортом. Но отбор там тщательный, нужно иметь хорошее здоровье, да и вообще соображать, что к чему. Что касается рекомендаций и комсомольской характеристики, то, я думаю, комсомольская организация возражать не станет».

Шура Внук, внимательно осмотрев меня, с улыбкой подтвердил совет Володи, что мне следует хорошенько и серьезно подумать, навестить аэроклуб и при первой возможности попытать счастья. «Мой брат, – сказал Шура, – уже давно в авиации, летает на самолетах, недавно ему присвоено звание подполковника».

На следующий день, после занятий, я уже был в аэроклубе. Там было много ребят и девушек; одни разговаривали, другие чего-то ждали. По обстановке было видно, что в классах идут занятия. В штаб или в канцелярию аэроклуба я не решился зайти, а попытался узнать, есть ли набор в аэроклуб, у вышедшего из кабинета мужчины, на первый взгляд, моложе средних лет. Мужчина, как потом оказалось, инструктор, посмотрел на меня и на вопрос ответил вопросом:

– Кто ты такой, где работаешь и кем хочешь быть?

– Я студент индустриально-педагогического техникума, а кем я хочу быть, пока не знаю, пришел узнать.

– Вообще тебе следовало бы обратиться к начальнику штаба, но могу сказать, что на самолете учиться летать тебе еще рановато, а вот поступить в планерную или парашютную группу, пожалуй, можешь. Приходи завтра, приноси документы и обратись к начальнику штаба, там и решат, куда тебя направить.

Первый шаг был сделан. На следующий день я не пришел, а, собрав необходимые документы, зашел в аэроклуб через несколько дней. В это время работала мандатная комиссия, и я был зачислен в планерную группу.

Занятия в аэроклубе проводились по вечерам, после работы. Первые занятия в классе проводила девушка невысокого роста, молоденькая, стройная, обаятельная и очень уж серьезная. Представилась:

– Нина Дмитриевна, буду вашим инструктором по обучению полетам на планере. Начальник аэроклуба Климов, начальник штаба Шварц, начальник планерной подготовки Максим Антонюк. Кроме меня, занятия по некоторым дисциплинам будет проводить инструктор Александр Быков. Я познакомлю вас с функциями аэроклуба и программой обучения в планерном кружке.

Обучение в планерном кружке состояло из двух разделов: первой и второй ступеней. В этом году мы проходили обучение по первой ступени. Зимний период отводился для занятий в классе по изучению материальной части планера, теории пилотажа и аэродинамике, истории планеризма. В весенние и летние периоды были практические занятия на планере.

Ангар с планером находился на окраине города, и первое практическое занятие заключалось в знакомстве с материальной частью. Планер был выведен из ангара на площадку, и мы обступили его со всех сторон, рассматривали и сидели в кабине, с особым интересом и вниманием слушали рассказ инструктора. На этих занятиях инструктор, кроме матчасти планера, коснулась развития планерного спорта.

Мы узнали, что поступательное движение планера осуществляется под действием собственного веса. На равнинной местности, в спокойной атмосфере планер летает с постоянным снижением, благодаря чему получает определенную скорость, и эти полеты основаны на тех же физических законах, что и полет самолета.

Тренировочные полеты и планерные соревнования, как правило, проводились в то время на холмистой и гористой местности, например в Крыму, в Коктебеле, где в атмосфере возникают восходящие потоки, что позволяет осуществлять парение в воздухе, т. е. осуществлять полеты без потерь высоты или снижения. Такие полеты могут быть скоростные, по треугольному маршруту, на дальность и продолжительность полета.

В нашей планерной группе насчитывалось 12 ребят и девушек, которым полюбился авиационный спорт, которые мечтали испытать счастье и полетать на аппарате тяжелее воздуха. Среди учеников нашей 1-й группы были Володя Коротков, Александр Лобанов, Валя Молодцова, Аня Чекунова, Люся Черномор, Матвей Хмельницкий, Степан Комлев, Андрей Дроздов. Все они были истинными энтузиастами и любителями острых ощущений, упорно перенося все трудности и тяготы, связанные с учебой в планерном кружке и работой на производстве.

Шел 1935 год, остался позади первый год обучения в аэроклубе, закончена первая ступень планерного кружка. Прошло два года учебы в индустриально-педагогическом техникуме, получены хорошие знания по многим теоретическим дисциплинам, практическим навыкам по слесарной и столярной подготовке. Остался один год, всего только один год учебы в техникуме, а там самостоятельная работа.

Но этого не случилось. Когда летние каникулы подходили к концу, неожиданно для всех студентов стало известно, что наш техникум прекращает свою работу в Минске и переводится в Витебск. Но нет худа без добра. В стенах теперь уже бывшего техникума было вывешено красочно разрисованное объявление, которое извещало бывших студентов техникума, что здесь, на улице Володарского, открывается двухгодичный педагогический институт нацменьшинств. В институт без вступительных экзаменов принимаются студенты бывшего индустриально-педагогического техникума после двухгодичного срока обучения.

«Ну, что же, это прекрасно», – решили мы. Для нас, уже бывших студентов техникума, этот вариант был самым приемлемым: имелась возможность без лишних хлопот продолжать учебу, а профиль будущей работы менялся незначительно. Всех минчан это обрадовало, они были очень довольны и надеялись на скорую возможность стать студентами института.

Я решил поступать на историко-географический факультет. Откровенно говоря, при учебе в семилетке мне не приходилось особенно вступать в конфликты с физматом: по физике и математике я имел хорошие отметки и вполне находил с этими предметами общее понимание, однако больше всего мне приглянулся историко-географический факультет, в котором я больше всего любил географию, а история для меня была «попутным предметом».

Как студентам института, нам было определено дополнительно еще одно общежитие в бараках так называемого студенческого городка, который располагался на самой окраине города на приличном расстоянии от учебного корпуса. Изменение профиля учебы повлекло за собой исключение практических занятий по слесарному и столярному делу. Теперь читались новые предметы: история, психология, география, педагогика и много других новых дисциплин. Изменилась форма учебы – для нескольких групп студентов профессора и доценты читали лекции в большой аудитории, затем проводились семинары.

Учеба в институте оставила приятное впечатление – прекрасный преподавательский коллектив проводил занятия на высоком квалифицированном уровне и весьма интересно. Для меня же учеба в институте сопровождалась большим напряжением и большими трудностями, особенно на втором курсе учебы.

Осенью этого года, будучи студентом первого курса института, в аэроклубе я поступал в группу обучения полетам на учебном самолете У-2. Прошел медицинскую комиссию и по состоянию здоровья прошел без ограничения, но на мандатной комиссии после незначительных вопросов в приеме мне было отказано. Так до сих пор я и не узнал истинной причины отказа. Мне просто было сказано: «Вам, молодой человек, следует еще поучиться». Вот и все. Огорчению не было предела. Что было делать? Не порывать же вообще с мечтой об авиации, пришлось возвращаться вновь в планерный кружок. Усердно и настойчиво продолжал учебу в аэроклубе и в институте, надеясь на то, что добрые времена должны прийти и ко мне, время и выдержка – лучшие судьи.

Инструктор планерного кружка Нина Дмитриевна усердно продолжала занятия с нами, теперь мы поднялись на ступеньку выше – по второму году обучения стали настоящими учлетами-планеристами: занятия проводились на холмистой местности, и планер приходилось таскать в более сложных условиях, амортизатор растягивался с большим напряжением, совершали подлеты и полеты, не слишком отрываясь от земли. Занятия наши часто посещал начальник планерной станции Антонюк, он же контролировал несение охраны по ночам нашего единственного учебного планера, находящегося в ангаре за городом.

Так прошел еще год, который принес мне еще шаг продвижения вперед в спортивной авиации. На втором году обучения в планерной группе я вступил одновременно в группу парашютистов, где велась подготовка к парашютным прыжкам с самолета. В этом я был обязан Людмиле Черномор.

Люся одна из первых смогла выполнить парашютный прыжок с самолета, и на следующий день на занятиях она поделилась с нами новостью и своими впечатлениями. Обращаясь ко мне, она сказала:

– Виктор! Можешь меня поздравить, я совершила первый свой прыжок с парашютом; все было прекрасно, интересно и романтично, но в момент отделения от самолета Николай меня подтолкнул за медлительность.

В свою очередь, я поздравил Люсю, в душе завидуя ее смелости и решительности, попросил рассказать, как она готовилась к прыжку и что для этого нужно знать. Она выразила готовность оказать мне содействие в подготовке и выполнении прыжка, пользуясь особым расположением к ней инструктора Николая Васильева.

Программа подготовки к прыжку предусматривала изучение материальной части парашюта, его укладку в ранец и приведение в боевую готовность, подгонку парашюта по росту, прыжки с парашютной вышки и технику выполнения прыжка с самолета У-2, ориентацию в воздухе после раскрытия парашюта и правила приземления после прыжка.

Занимаясь в планерной группе, мне еще не приходилось летать на самолете, и это было двойное ощущение: как первый полет на самолете, так и первый прыжок с парашютом. Подняться в воздух на самолете, покинуть его и приземлиться на парашюте – все это воспринималось, как что-то необычное.

И этот день пришел. Впервые поднимаюсь на самолете – и вдруг первая неудача: неожиданно отказал мотор, инструктор произвел вынужденную посадку. Механик осматривает мотор и устраняет неисправность. Затем – повторный взлет, на этот раз все благополучно. Над аэродромом делаем один круг за другим, высота 600 метров. Инструктор сбавляет обороты мотора и дает команду приготовиться. Покидаю переднюю кабину самолета и выхожу на плоскость, вниз стараюсь не смотреть, но любопытство сильнее – и я бросаю мгновенный взгляд в воздушное пространство. Земля слишком далеко, по спине пробегают мурашки… Но на впечатления времени не остается, слышу команду: «Пошел!» Покидаю самолет, шагаю в пропасть… Проваливаюсь… Чувствую, что падаю в воздухе, но сознание работает. Проходят секунды, я берусь за кольцо, вынимаю из кармашка и выдергиваю из замков… Проходит немного времени, и я слышу хлопок над головой – раскрывается парашют, я повисаю на стропах. Теперь можно и рассматривать необозримые просторы земли – леса, кустарники, зеленые луга, хлебные поля.

Как учили, берусь за противоположные лямки и разворачиваюсь лицом по сносу: земля медленно уходит под ноги, меня несет по ветру к центру летного поля – так и нужно, так рассчитано, я должен приземлиться туда, где ожидают дежурная машина и санитарка с врачом.

Это действительно прекрасно, романтично, сказочно красиво и приятно – висеть на стропах парашюта и опускаться к земле, обозревая все вокруг. Как в песне поется: «Мне сверху видно все, ты так и знай…»

Жаль, что так быстро проходит время нахождения в воздухе, парашют все ниже и ниже несет меня к быстро приближающейся земле. Готовлюсь к приземлению – проверяю, правильно ли иду по сносу, чтобы не получить бокового удара, подгибаю в коленях ноги, чтобы приземление получилось мягким. Касаясь земли, я не смог удержаться на ногах, да это и необязательно. Падаю и одновременно подбираю стропы, гася купол парашюта, чтобы он не тащил меня по земле. Итак, первый прыжок совершен!

1936 год стал определяющим годом дальнейшего обучения и шагом вперед к спортивной авиации, к полетам на учебном самолете. Продолжая учебу на втором курсе института, я вновь попытался поступить в самолетную группу: прохожу медицинскую комиссию – годен без ограничения, дрожу перед мандатной комиссией и радуюсь, радуюсь, что зачислен! На этот раз председатель комиссии начальник аэроклуба Климов без всяких сомнений сказал свое твердое слово: «Принят!» Вероятно, немалую роль сыграли комсомольская рекомендация, настойчивое обучение в планерном кружке и характеристика, которая была дана инструктором Ниной Дмитриевной, ведь на протяжении двух лет я верой и правдой старался быть примерным учеником планерной группы, терпеливо и добросовестно посещал занятия, прилежно выполнял задания по практическому обучению на планере.

И вот – ежедневные занятия зимними вечерами в классе по теоретическим дисциплинам в группе моторных полетов. Здесь наша летная группа предстала в новом составе: Володя Коротков, с которым я учился в семилетке, Александр Лобанов и Иван Игнатов, Степан Комлев и Матвей Хмельницкий, Валентина Молодцова, Аня Чекунова и Вера Аладьева, и вновь я был назначен старшиной группы.

Мы познакомились с инструкторами. Обучать нас должны были летчики-инструктора Александр Чигирин и Иван Ипатов, заместитель начальника аэроклуба по летной подготовке Виталий Скорб.

Теоретическая подготовка началась с изучения материальной части мотора М-11 и самолета У-2, теории полета, аэродинамики, наставления по полетам и ряда других дисциплин.

В первую очередь нас всех интересовал самолет, на котором предстояло летать, и нас с ним познакомил инструктор Александр Чигирин. Самолет У-2 конструкции Н. Н. Поликарпова, созданный в 1928 году, стал единственной учебной машиной первоначального обучения в летных школах и аэроклубах Осоавиахима. Это был биплан деревянной конструкции с полотняной обшивкой, с крейсерской скоростью 100–120 км/час. Посадочная скорость, которая имеет большое значение при эксплуатации самолета неопытным летчиком, составляла 60–70 км/час. Самолет был надежный, легкий и послушный в управлении, совершал взлет и посадку на самых малых аэродромах и даже на неподготовленных площадках. Вот на таком самолете нам предстояло обучаться полетам.

Александр Чигирин знакомился с каждым из нас, затем готовил к практическим полетам – требовал доскональных знаний материальной части самолета, его кабины: рычагов управления, приборной доски и расположенных на ней приборов, показаний приборов контроля работы мотора и навигационно-пилотажного оборудования. На классной доске он рисовал разбивку старта: посадочные знаки, взлетную и посадочную полосы, линии предварительного и исполнительного старта, стоянок самолетов, ограничители и направляющие из флажков, а затем, вооружившись моделью самолета, рассказывал порядок взлета, построения «коробочки», заход и расчет на посадку, технику ее выполнения, особые случаи в полете.

Инструктор обращал наше внимание на то, чтобы все элементы полета были понятны и уяснены на земле, что в воздухе для доработки вопросов времени не будет. Каждый инструктор-летчик стремился как можно яснее изложить свои знания и передать их молодым парням и девушкам, которые готовились подняться в небо. Для этого потребовалось несколько зимних месяцев.

Пришла весна тридцать седьмого года. Зачеты по всем дисциплинам остались позади. Ранним утром мы впервые на автомашине выехали на аэродром Мачулищи, где находилась база аэроклуба. Ровное, уже покрытое зеленой травой летное поле, стоянки самолетов У-2. В небе гудят моторы. Это облет машин и тренировочные полеты инструкторского состава.

Наша летная группа изучает, аэродром: составляет кроки аэродрома, разбивку старта и господствующие направления ветров, подходы к аэродрому и препятствия вокруг него. Затем пришли на стоянку, знакомимся с самолетом, садимся в кабину и изучаем приборную доску, рычаги управления и запуск мотора. Все для нас представляет интерес, мы очень внимательны и наблюдательны.

В следующий приезд мы приступили к ознакомительным полетам по кругу и в зону. Подошел и мой черед лететь. Самолет стоит на линии предварительного старта, мотор не выключается. Инструктор сидит в передней кабине самолета, как только освободилась кабина от предыдущего учлета, а это был радостный и улыбающийся Володя Коротков, я стараюсь побыстрее и аккуратнее занять свое место в задней кабине, пристегиваюсь ремнями и докладываю о готовности к полету. Между мной и инструктором есть переговорное устройство (СПУ): мне положено только принимать, а инструктору вести передачу – передавать команды, делать замечания, исправлять ошибки, ставить вводные и вести весь разговор с учлетом, который вызывается необходимостью в процессе полета.

Впоследствии мы поняли, что чем меньше инструктор ведет разговоров и делает замечаний, тем лучше. Значит, полет проходит нормально и можно рассчитывать на хорошую оценку. Однако за время обучения учлет (так нас именовали) может наслушаться по СПУ всего: спокойных и справедливых замечаний, добрых советов, необходимых указаний и даже того, чего здесь не напишешь. Все зависело от самого учлета, насколько удачно он совершит полет, и от настроения инструктора.

Ожидая взлета, инструктор отдавал какие-то распоряжения механику. Мне пришлось немножко поволноваться – хотя это был не первый мой полет, но сейчас я был в качестве учлета и на меня возлагались определенные обязанности. От того, как удачно они будут выполнены, зависел мой успех.

И вот инструктор двигает вперед сектор газа, стартер поднял белый флажок – взлет разрешен, обороты мотора увеличиваются до максимальных, самолет пошел на взлет, разбегаясь по полосе. Невольно почувствовал взгляд инструктора, обратив внимание на контрольное зеркало, укрепленное справа на стойке крыла. Александр Чигирин, глядя в это зеркало, наблюдал за моим поведением, определял мое состояние, изучал меня в воздухе как будущего пилота.

В иной раз он мне скажет: «На взлете близко смотришь на землю, нужно бросать взгляд вперед, метров на тридцать от самолета» или «На развороте держи «шарик» в центре» – это означало, что нужно координировать движения ручки управления и ножных педалей, задавая отклонение руля поворота и элеронов.

Ветер гудит в лентах расчалок, ровно гудит мотор, под плоскостями самолета бежит земля, остаются позади деревья и постройки… Распахнулись невиданные дали, невероятно расширились просторы воздушного пространства, только сейчас можно оценить красоту земли: вот зеленые поля и леса, деревянные приземистые постройки хуторов, вот идет ровная полоска железнодорожной линии и незаросшая тропа для гужевого и автомобильного транспорта, а самолеты на аэродроме превратились в небольшие силуэтики, сверкающие на солнце.

Так я не заметил, как мы набрали высоту и пришли в зону пилотажа, инструктор выполнил мелкие и глубокие виражи, сделал петлю и горку, скольжение, и мы направились на аэродром для посадки. И здесь неожиданно Александр Чигирин приказал мне взять управление и вести самолет. Робко и несмело берусь за рычаги управления. Из прошлых занятий я помнил, что для того, чтобы самолет шел по горизонтали без набора и потери высоты, нужно удерживать в одной линии капот мотора самолета с горизонтом, там, где «небо опирается на землю», и отрегулировать обороты мотора в соответствии со скоростью. Это у меня получилось; потом я попытался войти по касательной в круг, построить «коробочку» с разворотом под девяносто и не без помощи инструктора сделать четвертый разворот и пойти на посадку. Первый полет завершен, ощущения прекрасные, появилась уверенность в себе. Конечно, в управлении планером и самолетом имеется большая разница, но есть и общие элементы!

С этого дня начались регулярные полеты, за исключением дней, нелетных по метеоусловиям. Приступили к так называемой вывозной программе – полетам по кругу – взлет, посадка, взлет, посадка. Диапазон количества таких полетов значительный: кому-то для освоения основных элементов хватает 15–20 полетов, кому-то необходимо до 40 и более.

В таком темпе прошел летний сезон полетов. Для меня, как для студента, это был самый трудный и напряженный период. Приходилось ранним утром ехать на полеты, затем возвращаться и спешить на занятия в институт, в котором приближалось время экзаменов. После окончания учебы в институте мы были отозваны с предприятий и учебных заведений в летние лагеря, где целиком и полностью вошли в подчинение аэроклуба, жили на аэродроме в палатках, питались в палаточной столовой, летали ежедневно.

Вывозная программа подходила к концу, каждый из нас чувствовал, что вполне уже освоил большинство премудростей вождения самолета У-2, Все ожидали скорого начала самостоятельных полетов. В некоторых группах такие полеты уже начались, и мы считали, что наш инструктор не захочет отставать от других.