Текст книги "Надежный тыл (СИ)"

Автор книги: Весела Костадинова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 18 страниц)

И на её фоне он. Такой спокойный, уверенный в себе. Чуть уставший, но сдержанный. Когда он вошёл в клуб, моё сердце на мгновение замерло. Я узнала его сразу – этого красивого, уверенного в себе мужчину.

Даниил Сокольский. Основатель и генеральный директор Ювелирного дома, в котором я работала уже три года.

Три года, которые изменили всю мою жизнь. Они дали мне больше, чем семь лет обучения и работы в другом месте. Эти три года были для меня настоящим открытием. В компании Сокольского я смогла дать волю своей фантазии, реализовать свои мечты, показать, на что я действительно способна.

Он одним взглядом заставил свою жену замолчать, и этот момент я запомнила навсегда. Резкий, как удар ножа, взгляд, который, казалось, говорил: «Достаточно». И она заткнулась. Но перед слезами своей дочери он не устоял.

Я даже не могла злиться на неё – перепуганную, маленькую девочку, голову которой едва не размозжили огромные копыта Дейва, если бы я не заметила его отсутствие в стойле и не побежала их искать, не бросилась успокаивать моего мальчика. Да, она сама была виновата в том, что потребовала себе моего красавца со строптивым характером, к которому даже опытные наездники не всегда могли найти подход. Но она всего лишь подросток. Ожидать от неё разумных действий в тот момент было бы слишком много. Злилась я на тех, кто разрешил ей сесть на неподготовленного коня.

Её слёзы, полные страха и стресса, растопили даже моё сердце. Сколько бы я ни злилась на ситуацию, я не могла не понять её состояние. Она пережила настоящий ужас. Какое уж тут быстрое успокоение?

Но за этим ужасом последовало другое – Даниил, всё тот же сдержанный и уверенный, повернулся ко мне, узнав меня в тот же миг, хоть раньше мы всего лишь пересекались в коридоре и на совещаниях, и холодно произнёс:

– Пишите заявления на увольнение, – лишая работы сразу и в своей компании, и здесь – на ипподроме.

Он сказал это тоном, который не оставлял места для возражений. Не приказ, но именно то, что нельзя было проигнорировать.

Я стояла там, оцепенев, ощущая, как внутри всё кипит от ярости и несправедливости. Моя лошадь ни в чём не виновата. Дейв испугался, потому что его загнали в ситуацию, к которой он не был готов. И я… я не заслужила этого, я не могла так просто уйти.

Но этот взгляд. Этот голос. Я почувствовала, как моя уверенность сдувается, как воздух из проколотого шара. Слова замерли на кончике языка, и я не смогла вымолвить ни звука.

Сломанная, вышла из клуба, чувствуя, как мир рушится у меня под ногами. Я помню, как к горлу подступил ком, как горячие слёзы застыли на ресницах, но так и не упали. Не тогда, не перед этими людьми.

После. Я буду плакать после, прижавшись лицом к мощной шее моего вороного друга – прощаясь с ним, с собственными мечтами и, возможно, с частью себя. Но не здесь. Не перед этой обабившейся, визгливой клушей, не перед её капризной дочуркой и, главное, не перед ним.

Я выпрямила спину, стиснула зубы и ушла, не оглянувшись ни разу.

Через три дня позвонила Зоя и сказала, что меня искала Кира. С отцом.

Понятия не имела, что им было нужно, но на ипподром приехала, справедливо полагая, что ударить сильнее эта семейка меня уже не сможет.

И тем неожиданнее для меня были извинения.

Кира стояла передо мной, глядя в землю. Её плечи были напряжены, словно она готовилась услышать от меня упрёки. Голос девочки был тихим, дрожащим, и она даже не пыталась поднять на меня свои глаза – такие карие, такие похожие на отцовские.

– Простите меня, – произнесла она, будто через силу, но в её словах слышалась искренность. – Это была моя вина. Дейв ни при чём. И вы… вы тоже. Спасибо вам…. за то, что спасли….

Даниил стоял рядом, молчаливый, спокойный, держа руку на плече дочери. Его присутствие было ощутимым, весомым.

Он не сказал ни слова, но его взгляд… он заставил меня сжаться внутри. Этот взгляд был холодным, пронизывающим, но в то же время в нём читалась какая-то странная смесь уважения и ожидания.

– Это был хороший урок…. Для нас обеих, – тихо ответила я девочке. – И надеюсь мы обе его усвоили, Кира. Я не сержусь, но ты всегда должна соизмерять свои желания и возможности – иначе беды не избежать.

Девочка подняла на меня глаза, полные слез.

Я улыбнулась ей и строго велела идти на дальнейшие занятия.

Когда она убежала, хотела уйти и сама, чувствуя себя неуютно под пристальным взглядом карих глаз. Но Даниил остановил меня.

– Алина, – его голос был низким, спокойным, но в нём чувствовалась какая-то стальная нотка. – Произошло недоразумение. Я тоже приношу извинения и надеюсь, что в понедельник вы вернётесь к работе в компании.

Я замерла, уставившись на него. Это было неожиданно. И в то же время… раздражающе.

Что-то во мне взорвалось. Может, это была злость, которую я сдерживала все эти дни. А может, неуверенность перед ним – таким спокойным, таким уверенным в своей правоте.

Но, круто развернувшись на каблуках и глядя ему прямо в глаза, я ответила зло, по-хамски:

– С самодурами я работать больше не стану!

Его глаза чуть прищурились, но он не отреагировал на мою дерзость так, как я ожидала. Никакого возмущения, никакой вспышки гнева. Только лёгкая усмешка, которая почему-то заставила меня почувствовать себя ещё более раздражённой.

– Самодур, говорите? – спросил он тихо, но в его тоне слышался вызов.

– Именно, – я держала его взгляд, даже когда внутри всё дрожало.

Даниил сделал шаг ближе, но вместо устрашающей силы в его движении было что-то… притягательное.

– Хорошо, – произнёс он, его голос был всё таким же ровным, но в нём чувствовалось что-то, что я не могла разобрать. – Тогда, может, вы расскажете мне, как с вами работать?

Я растерялась. Его ответ выбил меня из колеи.

– А зачем вам это? – вырвалось у меня, и в голосе прозвучала искренняя озадаченность.

Даниил усмехнулся, и эта усмешка была почти тёплой.

– Потому что, Алина, таких, как вы, я не отпускаю.

Я закрыла глаза, откидываясь на мягкую спинку кресла и позволяя теплу от камина течь от моих ног по всему телу. Зоя, отлично зная меня, не мешала моим мыслям и воспоминаниям. Обладая удивительной интуицией и своей странной, подчас не понятной мне логикой и мудростью, она всегда знала, когда можно подшутить, съязвить, а когда просто оставить меня в полной тишине.

Он не оставил меня, как и обещал. Заставил вернуться, заставил работать на пределе сил, бросив на один из самых важных и сложных проектов – Миланский конкурс.

Сначала это был вызов, проверка, а после… я и сама уже не знала. Его глаза находили меня везде, где бы я не была. Его легкие, незаметные, словно бы случайные прикосновения говорили больше чем слова. И уезжая в Милан, я точно знала, что там произойдет. Хотела этого не меньше его.

Чувствовала ли я сожаления в отношении его жены?

Ни на секунду. Эта женщина не вызывала во мне ничего, кроме презрения и жалости. Я ничем не обязана была ей или ее детям, во мне жил долг только по отношению к тем, кого я любила по-настоящему. А эта безликая женщина, чьего лица я даже не помнила, была для меня никем и ничем. Она не удержала, а я – не упустила. Жизнь.

Телефонный звонок прервал мою уютную дрему у камина.

Потягиваясь и разминая чуть затекшую шею, я потянулась к телефону, с удивлением замечая, что звонит Дани.

Зачем? Он планировал сегодняшний день провести дома, о чем предупредил меня заранее.

– Да, Дани, – ответила я на вызов, отмечая краем глаза, как навострила ушки Зоя.

– Лин, привет, – голос его был спокойным, чуть ниже обычного, будто он был чем-то утомлён или задумчив. – Ты на ипподроме?

– Да, – подтвердила я, пытаясь уловить в его тоне что-то необычное. – Разминаю Дейва. А что?

Он помолчал, словно что-то обдумывая, а потом просто ответил.

– Все равно завтра-послезавтра узнаешь. Я развожусь, Алина.

6. Алина

В первое мгновение мне послышалось, что я ослышалась.

– Прости… что? – переспросила я, пытаясь откашляться и собрать мысли в кучу.

– Вчера я ушёл из дома, – повторил он, на этот раз чуть медленнее, словно давал мне время переварить информацию.

Я почувствовала, как сердце гулко стучит в груди, а пальцы слегка дрожат, сжимая телефон.

Ну просто супер! Что еще сказать!

– Алин… – тихо напомнил о себе Даниил.

– Я… не знаю, что сказать, – честно призналась я, чувствуя, как мои пальцы судорожно сжимают подлокотник кресла. Глаза Зои впились в меня, полные тревоги и немого вопроса.

– Даниил… – начала я, не зная, как завершить эту мысль.

– Я понял, – сухо ответил он, в его голосе скользнула тень разочарования. – Прости, что дернул тебя в законный выходной. Увидимся на работе.

– Да, – выдохнула я, с облегчением, что он не стал настаивать или требовать немедленной реакции. – Увидимся. На работе.

Он повесил трубку, а я положила телефон на колени, чувствуя, как волна напряжения начинает медленно отпускать.

– Лин, что такое? – подруга ощутимо тряхнула меня за плечо.

– Полный пиздец, Зоя, – я подняла на нее глаза, – он ушел от жены. Подал на развод!

– Охренеть! – только и отозвалась она, падая на диван. – Вот те бля…. Не уходят от жены, да, Лин?

– Сама в ахуе…. Боже, Зоя, я такого не планировала! Одно дело быть любовницей, свободной, как ветер в поле, а сейчас… я не знаю, Зой!

– Так, выдыхай, бобер! О чем вы в Милане говорили?

– Да мы вообще не говорили! – закричала я, – мы трахались как кролики! После награждения у нас словно крышу сорвало. Я даже не помню, кто первый начал! Он меня поцеловал или я – его, даже не помню! Это случилось, потом мы оказались в номере, где провели всю ночь! Ну шутили, смеялись, радовались победе, для нас второе место – уже победа! Утром собрались и поехали в аэропорт! Там держали дистанцию – все-таки общественное место и куча коллег. В самолете он сказал, что поедет домой и что завтра, ну то есть сегодня, у нас выходной, который он проведет дома. Все!

Зоя вскинула брови, внимательно глядя на меня, и её лицо то и дело меняло выражение – от удивления до откровенного шока.

– Подожди… – она подняла руки, словно пытаясь остановить поток моих слов. – Так ты хочешь сказать, что за всю поездку, кроме вашего… ну, «празднования», никаких серьёзных разговоров не было?

– Да! – я всплеснула руками, чувствуя, как внутри всё кипит. – Мы вообще не говорили об этом! Не планировали, не обсуждали. Ничего!

Зоя уставилась на меня, её чёрные глаза сузились, словно она пыталась понять, что происходит у меня в голове.

– Лин, ты понимаешь, что он, похоже, всё это время планировал? – спросила она медленно, выделяя каждое слово.

– Планировал? – я рассмеялась, но смех был нервным, рваным. – Зоя, ты думаешь, он это заранее задумал? Да мы… мы просто жили в моменте, понимаешь? Радовались победе, друг другу. Никаких серьёзных разговоров! Никаких обещаний! Ничего! Я ничего у него не просила, ничего не требовала! Да, знала, что нравлюсь, видела это…. Да, бля, 90 процентов мужиков с его статусом и положением имеет любовниц! Я не первая и не последняя. А носки и трусы ему пусть жена стирает! Я планировал получить свои дивиденды в виде протекции и возможно Дейва на Новый год, но ничего более! Зачем мне вообще этот геморрой! А если эта клуша еще и скандалить начнет? А ее деточки? Мало мне этой капризной мартышки Киры, так еще и великовозрастный остолоп начнет права качать? Что мне с этим делать? – меня начинало трясти все сильнее и сильнее.

– Лин, – вдруг расхохоталась Зоя, кутаясь в свою шаль, – ты хоть понимаешь, что разносишь к херам все стереотипы о любовницах? Эти клуши ведь искренне полагают, что такие как мы спим и видим как их родненького под крылышко забрать и денежки его к рукам прибрать? А ты сейчас, вместо того, чтобы от счастья скакать, кругами бегаешь и материшься, словно тебе в руки гранату сунули!

– Да это граната и есть! Мне-то теперь что делать? И теперь я должна быть этой… как там их называют… новой мамочкой? Стирать носки? Убирать за ним? Ладить с его детьми? А если не захочу? Что тогда? Работу менять? Из города уезжать? Бля… – я закрыла лицо руками, – три года охуенной работы – и все псу под хвост, только потому что одна амеба своего мужика рядом удержать не смогла! Это прикинь, Зой, как нужно было мужику остопиздеть, чтобы он после ночи с молодой девкой на развод подал?

– Может ты дала как-то…. в позе лотоса или…

– Да ладно тебе: классическая миссионерская! Ну парочка еще… ничего сверхъестественного. Блин…. Приехали. Ты хоть представляешь, что сейчас начнется? Скандалы, разборки…. Дележка имущества… блядь! – я помассировала виски, – они ведь и компанию начнут делить…. Пиздец, Зой! Столько труда, столько сил, столько таланта…

– Слушай, ну может по-хорошему разойдутся, – подруга задела меня за плечо, – взрослые же люди. Да и дети – не малыши. Дани твой не производит впечатления сволочного мужика, даст ей хорошие отступные.

– Там проблема не в ней, а в его сыночке-корзиночке… – выдохнула я, чувствуя, как тяжесть этих мыслей ложится на мои плечи.

Зоя приподняла бровь, явно заинтересовавшись.

– Борис, да? – уточнила она, облокотившись на спинку дивана. – Я видела его пару раз. Вроде ничего парень, или я ошибаюсь?

Я фыркнула, не сдерживая раздражения.

– Ничего парень? – передразнила я, закатив глаза. – Знаешь, почему его Дани на пушечный выстрел к компании никогда не подпускал и даже не хотел на практику устроить?

– Просвети….

– Зой, там сильно продуманный мальчик, который сам из себя ничего не представляет, а вот на папино имущество смотрит как на свое собственное. Таланта – ноль, держится в университете только из-за своей фамилии. Его даже на практику брать никто не хочет, потому что абсолютная бездарность. Зато когда в компанию заходит – сразу такого большого начальника строить начинает. Девчонки наши из отдела секретариата от него ревут постоянно. Ни идей, ни понимания, как работает бизнес. Только одно: «Я Сокольский, значит, мне всё можно». И ведь что самое ужасное – он искренне верит, что всё это ему по праву принадлежит! Амебой-матерью крутит как хочет… маменькин сынуля…. Твою мать… А теперь и повод есть на отца войной пойти…

– А Кира? – тихо спросила Зоя.

– Кира…. Она другая. Капризная – да, но стержень в ней есть. Только мамаша распустила ее донельзя. А сейчас, боюсь, еще и против Дани настроит…. Знаешь, Зой…. Бизнес может устоять перед внешними бурями, но как дерево, может сгнить изнутри…. Много ли для этого надо…. – я закрыла лицо руками.

– Слушай, Лин, ты так психуешь, словно это твоя компания, – усмехнулась Зоя, – или что, все-таки подумываешь?

– О чем? Блин, Зой! Там ведь и моя работа тоже есть. За три года мы выпустили 8 коллекций, из которых моих – три! И индивидуальных заказов сколько! Я только у Сокольского расти по-настоящему начала, экспериментировать…. Знаешь, что мне говорили на прошлой работе: твои идеи слишком смелые! Слишком… дорогие! Слишком новаторские! Постоянное «Слишком!»

Зоя внимательно смотрела на меня, её насмешливое выражение сменилось более серьёзным. Она допила остатки кофе, поставила кружку на стол и скрестила руки на груди.

– Лин, послушай, – начала она, её голос был мягким, но настойчивым. – Ты права, там и твоя работа, и твоё будущее. И да, может, сейчас всё выглядит, как будто это буря, которая затронет всех. Но давай по-честному: ты ведь уже прошла через подобное. Эти «слишком» тебя не остановили раньше, и не остановят сейчас.

Я устало вздохнула, чувствуя, как её слова проникают в моё сознание, но пока не приносят облегчения.

– Зоя, дело не в том, чтобы остановиться, – проговорила я, глядя в огонь. – А в том, чтобы не потерять то, что я строила эти три года. Я вложила в эти коллекции всё: свою энергию, время, идеи. У Дани я впервые почувствовала, что мои «слишком» – это не недостаток, а сила. А теперь что? Сын начнёт качать права, жена устроит скандал, и я просто окажусь между двух огней?

– И ты боишься, что всё, что ты создала, разрушится? – Зоя прищурилась, её взгляд был внимательным, почти изучающим.

– Да, боюсь! – я всплеснула руками, чувствуя, как раздражение снова захлёстывает. – Я боюсь, что всё пойдёт коту под хвост из-за этого развода. Я боюсь, что меня втянут в этот хаос, и я потеряю то, ради чего так старалась. Не говоря уж о том, кого сделают виноватой во всей этой ерунде. У нас, знаешь ли, принято любовниц во всех бедах обвинять. А то, что ты, бля, всю жизнь на жопе сидишь, ничего из себя не представляешь и из достижений только рождение детей – это, знаешь ли, никто из этих идиоток понять не может. Не доходит до них, что мужику не только это надо! Ты бы глаза Дани видела, когда он работает! И когда эскизы обсуждает, и когда переговоры ведет и даже тогда, когда финансовые отчеты проверяет! А когда у него сложности…. Его глаза об этом говорят, даже если сам молчит.

Зоя молча слушала мой эмоциональный поток, её лицо оставалось спокойным, но в глазах читался интерес. Она отложила свою кружку и наклонилась вперёд, сцепив пальцы.

– Лин, – начала она, её голос был тихим, но твёрдым, – давай разберёмся. Во-первых, ты не обязана никому ничего доказывать. Ни его жене, ни детям, ни обществу, которое с удовольствием взвалит всю вину на тебя. Если кто-то думает, что ты разрушила их «идеальную» жизнь, это их проблема, не твоя.

– Ага, попробуй объяснить это, когда они начнут обливать меня грязью, – перебила я, чувствуя, как в груди снова поднимается волна раздражения. – Ты же знаешь, как это работает. Я стану злодейкой, разрушившей «идеальную семью». Шлюха, шалава, как еще принято называть таких, как я? Ты не понимаешь, Зоя, я не боюсь их нападок. Мне давно уже все равно, что обо мне говорят, но готовой к этому я быть теперь должна.

– А что… что будешь делать с Даниилом? – тихо спросила подруга.

– Не знаю, – буркнула честно. – Бросать не буду, но…. дистанцию буду увеличивать. Не нужны мне с ним серьезные отношения. Пусть другую дуру ищет, которая рада будет его женушку в золотой клетке сменить.

Зоя поднялась с дивана, скрестив руки на груди.

– Лин, я тебя понимаю. Но ты должна быть честной, и с собой, и с ним. Если ты действительно хочешь оставить всё как есть, то скажи ему об этом. Не молчи, не играй в «увеличение дистанции», не пытайся уйти по-тихому. Потому что, если он решил, что ты – это больше, чем просто часть его жизни, он так просто не отступит.

– Зоя, я – не часть его жизни. Мы просто переспали! И если он вернется к жене – я точно против не буду!

– На это я бы рассчитывать не стала, – подруга обняла меня за плечи.

– Тогда… – я вздохнула, – готовимся к войне. Все, Зойче, мне пора на занятие – дети заждались.

– Лин, – остановила меня на пороге Зоя, – из тебя рано или поздно выйдет отличная мать.

7. Анна

Боль. Она заполнила всё пространство вокруг меня, словно чёрное густое облако, не давая ни вдохнуть, ни выдохнуть. Она была везде – в груди, в висках, в руках, которые дрожали от напряжения. Боль, от которой перехватывает дыхание, от которой хочется выть на весь мир, от которой сердце кажется стеклянным и разлетается на тысячи осколков.

Я сжала руки в кулаки, так сильно, что ногти врезались в ладони, но даже эта физическая боль не могла заглушить то, что я чувствовала внутри.

«Вот тебе подарочек на Новый год, Аня,» – мысленно усмехнулась я сквозь слёзы. Даниил всегда умел преподносить сюрпризы. А этот… этот он готовил долго, тщательно, как свой самый изысканный проект.

Горечь перекрывала дыхание. Я снова повернулась, глядя в потолок, где тени качались от света уличных фонарей, словно какие-то чудовищные фигуры. На этой кровати, в этом доме, я всегда чувствовала себя в безопасности. Здесь было моё убежище, мой мир. А теперь? Теперь оно превратилось в место боли, где каждое воспоминание – как нож в сердце.

Я закрыла глаза, пытаясь успокоиться, но вместо этого передо мной всплыло лицо Даниила. Его холодный взгляд, его твёрдое выражение, когда он говорил о разводе. Словно это не было чем-то важным, словно он решал не судьбу нашей семьи, а что-то вроде очередного отчёта.

«Почему?» – этот вопрос не выходил у меня из головы. Почему всё закончилось так? Почему я не заметила раньше? Почему он сделал это именно сейчас?

Слёзы текли без остановки, я даже не пыталась их сдерживать. В этом потоке была вся моя боль, обида, любовь, которая оказалась никому не нужной. Я сжала простыню в руках, как будто это могла быть его рубашка, его плечи, его лицо. Хотелось кричать, но голос не слушался, застревал в горле.

Я не знала, как жить дальше. Не знала, что будет завтра. Всё, что я могла, это просто лежать здесь, утопая в своей боли и бессилии, позволяя ей затопить всё внутри, как волна, которая разрушает всё на своём пути.

Что я сделала не так? Когда упустила свою семью? Когда успела так достать мужа, что он даже попытки сохранить семью не сделал? В чем его подвела?

Я всю жизнь посветила ему и детям! Я отдавала им всю себя, выворачиваясь на изнанку, чтобы у Даниила был надежный крепкий тыл, дом, где его всегда ждут, где о нем всегда будут заботиться.

Как он отозвался о нашем доме? Склеп! Склеп, в котором я старалась поддерживать уют. Каждая комната в этом доме хранила воспоминания. Вот кухня, где я готовила ужин для всей семьи. Смех детей, запах выпечки, тёплый свет лампы. Вот гостиная, где мы встречали Новый год, распаковывали подарки, смотрели фильмы. Вот спальня, где мы делили мечты и тревоги, где он, с усталой улыбкой, рассказывал о своих успехах на работе. И я всегда слушала, всегда старалась быть рядом, быть его опорой. Даже когда его работа и его успехи были так далеки от того, что меня действительно интересовало.

И теперь всё это стало ничем. Пустотой. Он смотрел на всё, что я так любила, с презрением, называя это «склепом».

Я провела рукой по покрывалу на кровати, в которой мы столько лет делили всё: радость, усталость, близость. Теперь это место тоже казалось холодным, чужим.

– Склеп, – повторила я вслух, и это слово прозвучало, как удар. – Всё, что я построила, всё, что я вложила, для него – просто склеп.

И если это правда, если он действительно так это видел, то, может, проблема была во мне? Может, я действительно где-то ошиблась? Может, я слишком сильно сосредоточилась на доме, на детях, на том, чтобы быть «идеальной женой»?

Но разве это было неправильно? Разве не этого он хотел? Разве он не говорил, что ему важен надёжный тыл, семья, куда он может возвращаться после своих долгих рабочих дней?

Я обхватила голову руками, чувствуя, как мысли превращаются в один сплошной хаос. Всё, что я знала, всё, во что я верила, теперь оказалось под сомнением.

А за окнами, где снег падал тихо и беззвучно, жизнь продолжалась. Но внутри меня всё рухнуло.

Внизу раздался звонок. Я только горько засмеялась – наверное привезли елку, которую я заказала к праздникам. Которую планировала наряжать вместе с мужем, даже если в этом году дети и не захотели бы составить нам компанию. Не стану подниматься…. Не стану открывать…. Боря дома – пусть он все делает…. Не хочу… сжечь бы эту елку, вместе со мной.

Я услышала, как Боря тяжело спустился вниз и открыл дверь. Глухой голос курьера, звук расписываемых бумаг, шорох ёлки, которую заносили в дом. Но для меня всё это было где-то там, на заднем плане. Моя реальность сейчас была только здесь – в этом тёмном, тихом пространстве, где я утонула в своей боли.

Через пару минут Боря поднялся наверх. Я слышала его шаги, но не открыла глаз. Не хотела ничего видеть.

– Мама, – тихо позвал он. – Мама, внизу ёлку поставили. Что мне с ней делать?

Я лишь покачала головой, не открывая глаз.

– Ничего, – наконец выдавила я из себя. Голос был слабым, словно из другой жизни. – Ничего не делай.

Он помолчал, а потом осторожно сел рядом на край кровати.

– Мам, – его голос стал мягче, он положил руку мне на плечо, – ты должна что-то делать. Мы не можем просто так… мы не можем остаться в этой пустоте.

Я открыла глаза и посмотрела на него. Его лицо было серьёзным, но в глазах – тревога. Мой мальчик. Уже взрослый, но всё ещё мой мальчик.

– Боря, – прошептала я. – Я… не знаю, что делать.

– Что-что, снимать штаны и бегать! – услышала злой и решительный голос Лики. – Так, Борис, живо на кухню, сто грамм коньяка для матери и двести – для меня. Потом заваришь такой чай, чтоб на чифирь похож был и закажешь пиццу или… что ты там Анька пожрать любишь?

Я замерла, ошарашенная неожиданным появлением Лики. Она стояла в дверях, облокотившись на косяк, как будто всегда здесь была, её решительный взгляд прожигал меня насквозь.

– Лика… – начала я, но она не дала мне сказать ни слова.

– Молчи, Анька, – резко оборвала она, махнув рукой. – Сейчас не время для твоих истерик. Ты, мать твою, что себе позволяешь? Лежишь тут, как растение, вместо того чтобы взять себя в руки? А ну поднимайся!

Боря растерянно посмотрел на неё, явно не зная, как реагировать.

– Ты чего стоишь? – снова накинулась она, обращаясь уже к нему. – Я сказала, коньяк, чай и что-нибудь поесть! Живо!

Борис приподняв брови быстро ушел вниз.

Когда он ушёл, Лика подошла ближе, схватила стул и уселась напротив меня, пристально разглядывая.

– Ну и вид у тебя, Ань, – сказала она без тени жалости. – Как будто тебя катком переехали. Ты что, решила, что он этого достоин?

– Лика, я не могу… – начала я, но она снова перебила.

– Не можешь? – её голос стал тише, но в нём по-прежнему чувствовалась твёрдость. – Аня, ты прожила с этим человеком 25 лет. Ты выстроила всю свою жизнь вокруг него. И теперь ты собираешься позволить ему разрушить тебя?

– Я не знаю, что делать, – призналась я, глядя на неё.

– А я знаю, – ответила она, пристально смотря мне в глаза. – Ты встаёшь с этой проклятой кровати, приводишь себя в порядок и начинаешь жить дальше. Не ради него. Ради себя. Ради Бори. Ради Киры.

Я закрыла глаза, пытаясь справиться с эмоциями, которые снова грозили меня захлестнуть.

– Это не так просто, Лика, – прошептала я.

– Аня, – её голос смягчился, но всё ещё оставался твёрдым, – я не говорю, что будет легко. Но ты должна. Ты должна доказать, что ты сильнее. И знаешь что? Я тебе в этом помогу. Сколько ты так уже валяешься?

– Не знаю…. Дня четыре…

– Значит ровно четыре дня по пизде! Он там со своей молодой шлюшкой в постели кувыркается, а ты тут слезы льешь, точно крокодилица! Посмотри на кого похожа! Морда словно в аварии побывало, из волос паклю можно делать, а одежда? Ты когда последний раз в душе была? От тебя попахивает, знаешь ли? И не духами!

Лика была беспощадна, но её слова пробивали броню моей апатии. Я почувствовала, как стыд и злость смешиваются внутри, заставляя меня сидеть немного ровнее.

– Лика, ну хватит… – попыталась я протестовать, но её взгляд был, как острый нож.

– Нет, Аня, не хватит! – рявкнула она, поднимаясь и начиная ходить по комнате, размахивая руками. – Ты что, собираешься всю оставшуюся жизнь провести в этой постели, утирая сопли? Пока он там с Алинкой мир делит, ты сидишь и превращаешься в тень самой себя!

Я замолчала, не в силах противостоять её напору.

– Ты что, думаешь, ты единственная, кто через это прошёл? – продолжала она. – Ань, мужики уходят. Да, это больно. Это адски больно. Но ты что, хочешь дать ему такую победу? Чтобы он смотрел на тебя и думал: «Ну вот, без меня она никто»?

Я отвернулась, чувствуя, как слёзы снова подступают.

– Знаешь, что ты сделаешь? – Лика резко остановилась, в её глазах горела решимость. – Сейчас ты встаёшь. Идёшь в душ. Прямо сейчас! Потом переодеваешься во что-то приличное. Мы закажем тебе парикмахера на дом. Тебе нужно выглядеть на все сто.

– Зачем? – выдавила я, не поднимая глаз.

– Затем, что ты что, хочешь отдать ему весь бизнес? Хочешь, чтобы он бросил к ногам своей шлюхи миллионы, которые зарабатывает ваша компания? Боря рассказал мне о его «щедром» предложении! Говнюк! Решил бросить тебе подачку и ждать, что ты станешь на него молиться? Нет, милая, так дело не пойдет. Ты бороться ради детей должна. Иначе, эта проблядь молодая быстро приберет к рукам все имущество.

– Бороться? – прошептала я, чувствуя, как внутри рождается нечто новое. Слабый, но реальный проблеск решимости. – А как я могу бороться, Лика? С чем? С кем? Он уже всё решил. Для него всё кончено.

Лика фыркнула, сложив руки на груди.

– Ты всё ещё не понимаешь? – она наклонилась ко мне, почти уткнувшись лицом в моё. – Это не он решает, Аня. Это ты решаешь. Ты – мать его детей, ты – его жена 25 лет. Ты вложила в эту семью, в этот дом, в его карьеру больше, чем он когда-либо признает. Так почему ты думаешь, что он может просто всё забрать, а ты будешь сидеть здесь, вытирая слёзы?

– Но я… я не знаю, как… – я снова опустила взгляд, но она резко взяла меня за подбородок и подняла лицо.

– Знаешь! Ты мать, ты женщина, которая сделала эту семью возможной. Ты выстояла рядом с ним все эти годы. Ты вытирала сопли его детям, ты поддерживала его самого. Ты сильнее, чем думаешь, Аня. И сейчас ты встанешь, пойдёшь в душ, приведёшь себя в порядок, и мы разработаем план.

– План? – я смотрела на неё, чувствуя, как что-то внутри начинает меняться.

– План, как оставить тебе и детям то, что по праву ваше, – сказала она решительно. – Это не о мести, Аня. Это о справедливости. Ты должна показать ему, что ты – не его жертва. Ты женщина, которая встанет и возьмёт то, что принадлежит ей. Так, чтобы эта белобрысая сученка поняла раз и навсегда – ничего ей не достанется! Она может сколько угодно своей жопой крутить, но ты свое вернешь.

– Мама, Лика права, – в комнату с подносом вошел Боря. – Я тебе это пытаюсь уже 4 дня говорить – не стоит он твоих слез. А вот компания – дело другое. Мама, ты никогда не думала, почему он не допускает меня туда? Эта шлюха у него работает уже три года, не думаешь, что это она делала все, чтобы разделить меня с отцом?

Слова Бориса прозвучали, как гром среди ясного неба. Я резко повернулась к нему, глаза наполнились недоумением и тревогой.

– Что ты хочешь этим сказать? – мой голос дрожал, но не от слабости, а от внезапного осознания, что пазлы начинают складываться.

– Мама, подумай сама, – Боря поставил поднос на стол, сел рядом со мной и посмотрел мне прямо в глаза. – Я предлагал столько идей, столько раз просил дать мне шанс. А он? Каждый раз отмахивался, находил отговорки. И всё это время она работала рядом с ним. Ты думаешь, это совпадение? Или совпадение, что она, якобы, Кирку спасла, да еще и извиняться заставила? Не для того ли, чтоб отец ее заметил, выделил?

Лика кивнула, её лицо стало ещё серьёзнее.

– Аня, уж поверь мне, такие, как эта Алина, знают, как манипулировать. Она не просто так стала его «музой». Она постепенно убирала с пути всех, кто мог угрожать её влиянию.