Текст книги "Надежный тыл (СИ)"

Автор книги: Весела Костадинова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 18 страниц)

И теперь она просто ушла. От нас, от меня, от отца, от брата. Ушла неизвестно куда, и я даже не представляю, где её искать. Ощущение пустоты и тревоги разрывает душу. Я сижу в тишине, уставившись в телефон, словно он должен был позвонить сам, как будто это чудо вдруг принесёт мне ответ.

– В общем, – наконец-то раздался голос Бори на другом конце, – дома её нет. Я еду сейчас в компанию. Думаю, она могла уйти туда, или… Или ты была права, и она умотала к этой драной кошке. Если это так, я даже не знаю, что делать, мам. Разве что подавать заявление о похищении. Понятно, что ничего из этого не выйдет, но хоть нервы этой заразе потреплем. Лика сейчас к тебе вернется, не хочет тебя одну оставлять

Я молчу, сжимая телефон так, будто это он виноват во всём.

– Поверить не могу, Борь, – наконец произношу я, – что она предпочла меня, свою мать, этой женщине.

Моё сердце сжимается от горечи. Разве можно в это поверить? После всего, что я для неё сделала. Я растила её, оберегала, боролась за неё. И теперь…

– Ну, а ты как хотела, мам? Там добренькая Алиночка, которой срать на Киру, и ничего она требовать не будет. Даааа, заварил отец кашу…. Пустил козу в огород. А мы теперь расхлебывай. В общем, не психуй, приедем в компанию, узнаю адрес этой поганки, и поеду туда. Хоть со скандалом, но заберу идиотку домой. А там всыплю ей, наконец, по первое число. Мало у тебя сейчас нервотрепки с папашей, так еще она сюрпризы преподносит.

– Подожди, Борь, у меня вторая линия, давай перезвоню. Вдруг Кира….

Я сбросила сына и посмотрела на номер звонившего. Николай. Друг, партер и заместитель Даниила в компании.

– Да, Коль, – ответила сразу.

– Привет, Ань, – голос его звучал устало и от этого хрипло. – Как у вас там?

– Все по-прежнему. Даня в реанимации, – я едва сдержала слезы. – Коль, Кира в офис не приходила?

– Ань, тут такое дело…. – голос Николая стал виноватым. – Она пришла. И сказала, что не хочет домой возвращаться….

На несколько секунд я застыла, будто земля под ногами провалилась. Но сильная рука подоспевшей Лики не дала мне пошатнуться.

– Что значит «не хочет домой возвращаться»? – мой голос стал резче, чем я хотела.

– Ань, я не знаю деталей. Она была сама не своя. Вся на нервах…. Плакала…. У девочки шок из-за всего того, что происходит. Аня, она сказала…. Она сказала, что Борис ее запугивал. Что ей тяжело рядом с братом….

Я почувствовала, как кровь отхлынула от лица. Лика сделала жест, чтобы я на громкую связь.

– Запугивал? – выдохнула я, не веря своим ушам. – О чём ты говоришь, Коль? Это же её брат!

– Ань…. Послушай. Я не хочу влезать в то, то в вашей семье сейчас происходит, но услышь меня: Кира не хочет находиться рядом с Борисом. Никак. Понимаешь?

– Господи, – мне хотелось плакать и орать одновременно, – Коль, ты вообще понимаешь, что несешь? Да, Боря бывает с ней строг, потому что она хамит напропалую: мне, ему. Мог на нее прикрикнуть или подзатыльник дать, но ничего больше. Да, ругаются. Но это нормально между братом и сестрой. Может иногда он и перегибал палку, но то, то она сказала – бред! Она у вас там? Сейчас ее Боря заберет!

– Ань, – голос Николая звучал спокойно, но в нем чувствовалась твердость, – услышь меня, пожалуйста. Она не хочет домой! Ты её дома к стулу привяжешь? В комнате закроешь? Что ты собираешься делать? Она снова сбежит, и тогда ты её уже так просто не найдёшь. Может, в её словах есть хотя бы часть правды? Подумай об этом.

Я почувствовала, как внутри закипаю. Ещё один «мудрец» нашёлся! Дружек-козлёнок. Уж наверняка он знал, что Даниил изменял мне с этой дрянью, но молчал, прикрывая его. А теперь, видите ли, из себя друга семьи строит. Лика тоже молча покрутила у виска пальцем.

– Слушай меня, Коля, – зло произнесла я, чувствуя, как каждый мой нерв натянут до предела. – Сейчас ты прикажешь открыть двери офиса своим гориллам на входе и отдашь мне дочь. Понял? Иначе я вызову полицию!

Я не ждала ответа и продолжила, намеренно усиливая напор:

– И если надо, да, я её закрою дома! Действительно, Кира совсем от рук отбилась, посидит денек – другой дома может хоть немного образумится! Это моя семья, а не твоя! И советы свои ты будешь раздавать своей жене, ясно? Или своим детям… если такие когда-нибудь появятся!

Я знала, что ударила по больному. Николай прожил двадцать лет в браке без детей, и я видела, как эта тема всегда его ранила. Но сейчас мне было всё равно.

Я борюсь за свою семью. За свою дочь.

На другой стороне повисла долгая пауза. Напряжённая, тягучая, почти ощутимая.

– Ань… – наконец заговорил Николай, и его голос звучал уже не обвиняюще, а скорее примиряюще. – Я не для ругани звоню. Давай сделаем так: Кира пока поживёт у нас с Наташей. Ты нас знаешь, с ней ничего не случится. Дай ей немного успокоиться, собраться с мыслями. Подумай сама, сейчас у тебя и так забот хватает, чтобы ещё и с Кирой воевать. Ты ведь сейчас в больнице, так?

– Да… – вынуждена была признать я, чувствуя, как с каждым его словом во мне угасает ярость. Опустилась на одно из мягких кресел в больничном холле. Лика скорчила презрительное лицо, подняв глаза к потолку.

– Вот видишь. Куда тебе сейчас ещё и война с дочерью? Когда кризис у Даньки пройдёт, вы все немного остынете. Кира успокоится. Тогда и поговорите.

Я закрыла глаза, чувствуя, как внутреннее напряжение сменяется опустошением. Его слова были разумными, слишком разумными. Но мысль о том, что моя дочь будет где-то, а не дома, терзала меня изнутри.

– Я еще о чем поговорить хотел, – так же мягко заметил Николай, – завтра я отменю приказ Даньки не пускать Бориса в компанию.

– Что? – я поверить не могла, в то, что услышала, а сердце забилось быстро-быстро. Лика тоже навострила ушки.

– Не вижу смысла, Аня, продолжать эту войну…. Мы с тобой оба взрослые люди. Мне не с руки с вами воевать, я как лучше хочу. И тебе легче станет.

Лика скорчила удивлённое лицо.

– То есть ты допустишь Бориса к управлению?

– Нет, Ань, – мягко ответил Николай, – таких полномочий у меня нет. Но я не стану препятствовать его визитам в компанию. Пусть приходит и наблюдает….Пусть учится, пусть вникает в дела. У него будет чем заняться, у тебя сейчас иные заботы, а Кира… выдохнет. Как ты на это смотришь?

Я не могла поверить, что наконец-то отстояла свое. Борис будет допущен в компанию, сможет отслеживать все, что там происходит, держать руку на пульсе. Это был шаг к победе.

– Я хочу, чтобы ты уволил Алину, – едва слышным шёпотом произнесла я, не веря, что позволяю себе диктовать условия.

На той стороне повисла тишина, такая же густая и напряжённая, как моя просьба. А Лика подняла две руки вверх пальцами.

– Ань… – наконец осторожно начал Николай. – Ты понимаешь, что это не так просто. Она работает в компании уже давно….

– Мне плевать на это, – перебила я, с каждым словом обретая уверенность. – Она не должна быть там, Коля. Я не позволю этой женщине находиться рядом с моей семьей!

– Аня… – его голос звучал устало, но я не позволила ему договорить.

– Ты говоришь о компромиссе? Вот мой компромисс: Борис может прийти и наблюдать, Алина уходит. Немедленно. Только тогда я позволю Кире жить у вас.

На той стороне снова наступила пауза, но теперь она была ещё более тяжёлой.

– Ань… – начал он, глубоко вздохнув, – услышь меня, пожалуйста. На Алине сейчас висят три срочных и важных заказа. Очень важных. Без её умений мы просто не справимся. Ладно бы это касалось только коллекции, но она ведёт ещё три индивидуальные линии. Клиенты знают ее, работают именно с ней. Если мы их упустим, на компании можно будет поставить крест.

Я сжала телефон так сильно, что он едва не выскользнул из моих рук.

– Это не вопрос, Коля. Я не позволю ей быть в моей компании, – ответила я, чувствуя, как злость перетекает в усталую, но твёрдую решимость.

– Не дави… – одними губами успокоила меня подруга, делая жест рукой, чтобы я смягчилась.

– Ань, – его голос стал более настойчивым, – если Даниил не поднимется на ноги… это его наследие. Это твоё, твоих детей. Ты правда готова разрушить всё ради этой войны?

Его слова звучали разумно, но всё внутри меня бурлило от ярости. Эта женщина всё так же будет ходить на работу, принимать участие в деятельности моей компании, находиться рядом с тем, что принадлежит моей семье. Но, несмотря на гнев, я чувствовала в груди странное, почти триумфальное тепло. Я побеждала. В этой войне медленно, но верно я склоняла чашу весов в свою сторону. Если уж ближайший друг Даниила решил отступить, то победа – лишь вопрос времени.

– Хорошо, Коль, – устало согласилась я, будто это решение далось мне нелегко. – Пусть остаётся.

На той стороне послышался тихий вздох облегчения, но я не собиралась останавливаться.

– Но, – продолжила я твёрдо, – ты и слова в её защиту не скажешь, даже если Боря сорвётся на неё. Ясно? Он имеет полное право её не щадить – она нас не жалела.

Николай замолчал на несколько секунд, видимо переваривая мои слова.

– Ань, – сказал он наконец, его голос звучал устало, но без признаков спора, – я понял тебя. Но прошу, постарайтесь держать всё в рамках. Сейчас для компании важна стабильность.

– Стабильность? – холодно усмехнулась я. – Пусть благодарит судьбу, что я вообще согласилась на это. Кира тоже пока пусть живет у вас. Но если я узнаю, что она хоть словом перекинулась с этой мразью….

– Спасибо, Ань, я понял. – коротко ответил он, и связь прервалась.

Не успела я перевести дух, как на плечи опустились горячие руки Лики, которая с нескрываемым восторгом потрясла меня.

– Умница, Ань! – воскликнула она, её голос звенел торжеством. – Просто умница! Вот теперь-то всем станет понятно, кто ты есть!

– Ух, – выдохнула я, чувствуя, как кровь прилила к щекам.

– Ты хоть понимаешь, как они все сейчас напуганы? – Лика не переставала веселиться. – Эх, знаешь, я рада, что у Даньки сердце прихватило. Все резко сбросили масочки. Вот он тебе – реальный расклад. Пошли в ножки кланяться, в дружбе заверять.

Она села напротив меня, сверкая глазами, и чуть качнула головой.

– Нет, – выдохнула она чуть тише, словно сама себя осаживая, – какие же сволочи всё-таки. Когда он тебе о разводе сказал, когда мордой об стол возил – никто не заступился. А тут всё резко поняли, куда ветер дуть стал.

Я опустила взгляд, не зная, что ответить. Слова Лики звучали жёстко, но в них была правда. Как только Даниил оказался в больнице, всё вокруг начало меняться, словно люди наконец увидели меня не как «его жену», а как реального игрока. И мне это нравилось. Даже если я не могла в этом признаться вслух.

– Смотри, подруга, какой расклад вырисовывается, – продолжила Лика, сверкая глазами. – Если даже Данька и оправится, то на восстановление ещё куча времени уйдёт, а ты всё это время будешь рядом с ним. Чтобы понял, козлина, кого на пизду променял.

Я невольно вздрогнула от её прямоты, но Лика уже не останавливала себя.

– Боря будет в компании находиться. А потом, может, и возглавит. Такие приступы, Ань, – они ведь даром не проходят. А если Данька помрёт… – она сделала паузу, явно следя за моей реакцией, – ты по-любому хозяйкой станешь. Поняли, просчитали. Молодцы.

– Не говори так, Лик, – попросила я тихо, не поднимая глаз. – Всё с Даниилом будет хорошо.

– Ой, да ладно, будет-будет, – проворчала она, махнув рукой. – Ты только держись. Главное, что у тебя есть сейчас – это сила. Ты в этот момент самая важная фигура. Поняли они это или нет, но тебя с доски не убрать. А Кира и сама домой вернётся, вот увидишь. Не вечно же ей с этим Колей жить…. Так что, ты молодец, что согласилась на такие условия.

Я невольно улыбнулась словам подруги, впервые в жизни ощущая, что стала не пешкой, а фигурой.

27. Алина

Ночь не принесла никакого отдыха. Когда Кира уснула, наплакавшись, я осталась одна в тишине, глядя на отблески электрического света за окном. Пыталась отдохнуть, но как только проваливалась в короткий, тревожный сон, тут же просыпалась с ужасным чувством паники, которое сжимало грудь.

Вставала с дивана, на котором разместилась рядом с Кирой, ходила из угла в угол, словно движение могло унять беспокойство. Потом снова ложилась, чувствуя, как ткань подушки медленно пропитывается слезами. Сон, когда он всё же приходил, не приносил облегчения. Вместо покоя он показывал мне картины прошлого, наполненного светом рядом с Даниилом, или непроглядный мрак будущего, от которых становилось только страшнее.

Снова и снова я брала в руки телефон, справедливо полагая, что, если бы с Дани что-то случилось, нам бы сообщили. Впрочем, от Анны можно было ожидать любой пакости, но я всё-таки надеялась на Николая. Он бы не позволил оставить нас в неведении.

Откладывала телефон, а потом тут же снова брала его в руки, пролистывая фотографии, которые отправляла мне Кира. На них был он. Спокойный, уверенный, сильный. И я не могла поверить, что этот человек сейчас борется не просто за здоровье, но за жизнь.

О, если бы я могла отдать ему хоть часть своей силы, хоть немного от своей молодости, своего времени… Но всё, что мне оставалось, – это тихо молить все силы этого мира, чтобы он выстоял, выдержал. Чтобы он вернулся.

Встала около шести утра, так и не найдя покоя. Не выдержав, я набрала номер Николая. Трубку он взял сразу, будто сам ждал звонка.

– Алина, новостей нет. Никаких. Стабильно тяжёлый, – его голос звучал хрипло, но спокойно.

– Спасибо, Николай Платонович, – выдохнула я, чувствуя благодарность даже за то, что он просто информирует меня. – Анна… с ним?

– Да. Но её в реанимацию не пускают. Мне новости сообщает не она, Алина, так что, если бы что-то изменилось – я бы знал. И тебе сообщил бы первой.

– Хорошо… – выдохнула я, крепче сжимая телефон.

Повисла короткая пауза, в которой только моё беспокойное дыхание нарушало тишину.

– Лин, – вдруг обратился он, уже совсем неформально, – клянусь тебе: он выкарабкается. Я знаю его. Он и не через такое проходил… Просто поверь мне.

Я знала, что он хочет только успокоить меня. Эти слова не были гарантией, скорее попыткой дать мне опору, хоть на мгновение. Но всё равно почувствовала, как боль, терзавшая меня всю ночь, вдруг стала чуть легче.

– Спасибо, – прошептала я, понимая, что большего он сейчас не может сказать.

– Лин… – Николай замялся, – если хочешь…. Если хочешь, я дам тебе отпуск. На тебе Кира сейчас.

– Нет, – едва сдерживая слезы ответила я, – нет. Я нужна компании сейчас. Нужно решать проблему с Марышкиными… и коллекция, сегодня привезу все эскизы на доработку….

На том конце телефона снова повисла пауза, но теперь она казалась тревожной.

– Лин, – наконец произнёс он, – сегодня в компании появится Борис… со всеми вытекающими.

Сердце дрогнуло. Эта новость будто обрушилась на меня, добавив к и без того тяжёлой ситуации новый слой напряжения.

– Борис? – повторила я, стараясь говорить спокойно, но голос дрогнул.

– Да, – подтвердил Николай, и я почти почувствовала его горькую усмешку. – Анна настояла. Приняла сделку: Кира остаётся, типа, у меня, а Боренька получает доступ к компании.

Я ошеломлённо замолчала, не веря своим ушам.

– Что? Вы серьёзно? Она променяла Киру на… – я запнулась, чувствуя, как злость и разочарование накрывают меня.

– Увы, Алин… – его голос стал тише, почти извиняющимся. – Я сам охуел. Наталья в шоке. Анна, кстати, настаивала, чтобы я тебя уволил.

Эти слова ударили ещё больнее, но Николай тут же добавил:

– Но я этого не сделал. Не собирался и не собираюсь. Ты мне нужна в компании, Лин. Ты это знаешь. Но, сама понимаешь, теперь этот мелкий говнюк покоя тебе не даст.

– На зубах продержусь, – горько покачала я головой, глядя как за темным окном тихо кружатся снежинки. – Даниил…. Должен вернуться к работающей компании, а не к руинам. Николай Платонович, я что-нибудь придумаю с заказом Марышкиной. Убьюсь, но придумаю!

– Главное время потяни…. Устрой с ней переговоры, не знаю, уточни детали… Я пока замену камню ищу…. Что-нибудь придумаем.

По дороге на работу завезла Киру к Зое, которая предложила нам пожить у нее. Ничего подруга мне говорить не стала, просто крепко обняла нас обеих и забрала у меня девочку на день, пообещав присмотреть за моей подопечной.

На душе стало чуток спокойнее – мне не хотелось оставлять Киру одну. Но с Зоей ей будет спокойнее днем.

На работе атмосфера была тяжёлой, почти похоронной. Уже в холле я почувствовала витающее напряжение, густое, как густой осенний туман. Люди ходили мимо молча, опустив головы. Сотрудники не улыбались, старались даже не смотреть друг на друга, словно лишний взгляд мог стать поводом для подозрений или конфликтов.

Но самое неприятное ждало при виде их реакции на моё появление. Многие, увидев, сразу отворачивались, не желая даже поздороваться. Они старались избежать встречи, будто на мне было выжжено клеймо.

Все понимали: ситуация изменилась. И теперь я была тем человеком, от которого лучше держаться подальше. Я стала для них символом нестабильности, чужой в этой игре, первой кандидаткой на то, чтобы «пойти под топор».

Я старалась держать спину прямо, шаг уверенным, но внутри всё сжималось от этого ледяного игнорирования. Стены компании, в которой работала так долго, вдруг казались мне сегодня чужими, враждебными.

Пройдя в свой отдел, отдала подчиненным свои наброски, коротко велев начинать работу. Они так же молча приняли слова к сведению, но взглядами со мной старались не встречаться, словно я уже выпала из жизни компании в целом и отдела, в частности. Впрочем, спорить или конфликтовать тоже никто не стал, краем глаза я видела, что взгляды, брошенные на меня были скорее сочувствующими или расстроенными.

Часа через два после начала рабочего дня дверь кабинета тихо приоткрылась, и на пороге появилась Маргарита с неизменной кружкой какао.

– Держи, Лин, – сказала она, протягивая мне кружку.

Я чуть растерянно посмотрела на неё.

– Оба-на! А ты не дрожишь от страха? – усмехнулась я, принимая какао и впервые за весь день чувствуя тёплую волну благодарности.

Маргарита села напротив, чуть пожав плечами.

– А я, в отличие от молодых и не опытных, прожжённая сука, – с улыбкой ответила она, но в её голосе звучала серьёзность. – Если Сокольский не выживет или отойдет от управления – один чёрт здесь ловить нечего.

Я подняла бровь, не мешая ей продолжать.

– Боренька тут развалит все, – спокойно ответила она. – Бестолочь, каких свет не видел. Год, максимум два, и от компании останутся руины. Оно мне надо? Если тебя выкинут – уйду за тобой. И знаешь что? Я не одна такая. Ювелиры тоже об этом подумывают. Половина отдела. Угу, кое-кто уже ищет новое место работы…. С тобой работать – одно удовольствие, а Борька…. Ой бля…. Как подумаю об этом….

Она поморщилась, словно сама идея о Борисе во главе компании причиняла ей физическую боль.

– Видела его сегодня уже?

– Не имела счастья, – пробормотала я, отпивая горячий напиток, который уже начал меня немного согревать.

– Его только в компанию допустили, – продолжала Маргарита, явно наслаждаясь возможностью поделиться свежими сплетнями, – а он уже хозяином себя чувствует. Хотел занять кабинет Даниила Сергеевича, но там сейчас окно вставляют, поэтому пока выгнал Виктора Павловича… Представляешь?

Я подняла брови, чувствуя, как голова начинает болеть.

– Это он зря… – пробормотала я, понимая, что Борис только что ступил на очень опасную территорию. Шеф службы безопасности, таких вещей не прощал никому.

– Говорю же – идиот, – подытожила Маргарита. – Ссориться с шефом СБ… это надо очень много мозга иметь.

Я качнула головой, пытаясь переварить услышанное. Кажется, Борис успел создать хаос ещё до того, как официально успел заступить на «должность». Если он начнёт ссориться с ключевыми людьми компании, это может привести к катастрофе быстрее, чем мы все ожидали.

– Алин…. Что с Даниилом Сергеевичем? Как он?

– Стабильно тяжелый, – угрюмо ответила я, стараясь держать лицо.

– Была у него? – очень тихо спросила Марго, отпивая свой кофе.

– Нет, – призналась я, глядя на стену, – там Анна. Устраивать скандал в больнице…. Такое себе….

– Ну да… – согласилась Маргарита, кивнув. Её голос наполнился сарказмом. – А знаешь, что самое поганое, Лин? Вот это у них называется забота! Нихуя не делать, сидеть в больнице, лить слёзы и на нервы врачам действовать. Или в компанию приходить и ломать то, что работает. Хозяева, блядь!

Я вздрогнула от неожиданной злости Маргариты, поднимая голову.

– Громкие жесты и много шума, – продолжила Маргарита, явно разогреваясь. – Только пользы от этого никакой. Подожди, если Даниил Сергеевич выкарабкается, она ему кашки таскать будет и, прости, утку выносить. Словно для этого специального персонала нет! Заботливая наша!

Она фыркнула, её сарказм стал почти театральным.

– А сынуля здесь будет всё разорять к херам! – закончила она, сделав широкий жест рукой, словно собиралась разнести всё вокруг. – Слышала, он с утра уже успел бухгалтеров до трясучки довести, требуя себе корпоративную карту на представительские расходы? Пока Николай Платонович не вмешался и его не утащил с собой.

– Марго! – постаралась хоть немного урезонить я коллегу. – Перестань!

– Что Марго? Скажешь не так, Лин? Почему, сука, все считают, что если баба хорошо научилась рожать детей и варить суп – то ей все всё должны? Почему все считают, что штамп в паспорте, это как клеймо раба?

Я открыла рот, чтобы возразить, но она не дала мне вставить ни слова.

– Вышла замуж, родила – всё, ты теперь у нас «королева». Все вокруг обязаны, да? А то, что другие пашут сутками, строят карьеру, держат на ногах бизнес, рожают детей и продолжают работать – кому это надо? Главное, супчику наварить и в больнице порыдать!

Она резко поставила кружку на стол, отчего кофе в ней едва не выплеснулся.

– Скажи мне, Лин, может, мы как-то неправильно понимаем отношения? Может, и правда стоит сесть мужику на шею, сложить ножки и ручки, нарожать детей побольше и забыть обо всём? Пусть он пашет на работе, убивает себя до сердечного приступа, строит всё, а ты ему только борщика побольше!

Я молчала, дававя ей выговориться, чуть прищурив глаза.

– Зачем слушать о его проблемах с конкурентами, налоговой, трудовой, зачем понимать его страхи и неуверенность – он же брутал, всё сам решать должен, а ты ему в год по ребёнку! А что нет-то? Матка же функционирует? Это ж подвиг великий – родить такого вот Бореньку! А потом, если кто-то чем-то недоволен, еще и в лицо крикнуть: ты ж отец, сам и должен воспитывать был! Должен! Должен! Должен! Девиз этих женщин, которые забывают, что мужчины – тоже люди! Должен деньги приносить, должен детей воспитывать, должен жену на руках носить и еще ей в ножки кланяться. Должен ей быт организовать, хобби для нее придумать, развивать ее. Да, блядь, Лин! А бабы-то эти на что годны тогда? Они-то зачем, раз мужик сам должен все и всем!

Её слова были жёсткими, злость так и плескала через край, но я понимала, что в них звучала боль и разочарование. Она злилась, злилась на то, что выстраиваемая годами карьера летела ко всем чертям.

– Марго… – начала я спокойно. – Достаточно. Хватит.

– Нет, Лин, – перебила она, глубоко вздохнув, – я знаю, ты скажешь, что нельзя всё под одну гребёнку. Думаешь я одна тут так думаю? Думаешь другие наши девчонки не злятся? Но мне просто надоело это лицемерие. Если кто и станет осуждать тебя или Сокольского, то только не я, хоть тоже жена и мать. Его чувства к тебе не с потолка упали! Знаешь, я дольше тебя здесь работаю, а жену Сокольского ни разу за эти семь лет не видела! Ни разу! Она с ним ни на одно мероприятие не приходила, ни разу сотрудников ни с чем не поздравила. Даниил Сергеевич как дурак, на всех мероприятиях один был! И до меня так было. Все замы с женами, а он – один. Думаешь не пытались к нему подкатить? Ха, да только он морду кирпичом всегда делал, никогда ничего себе не позволял. А думаешь ему не обидно было? Не неловко? Благотворительные проекты в компании кто ведет? Правильно – Вера и Наталья. Секретарь и жена зама, мать его, совмещают. И ведь за эти годы – ни одного слуха, Лин, ни единого! А с тобой…. Да даже и не удивился уже никто. Все видели, к чему идет, как он стал на тебя смотреть…. Раньше вас самих вас свели…. – она махнула рукой.

– Свели… – горько хмыкнула я, потирая лоб. – А теперь последствия моей глупости все разгребаем….

– Глупости, Лин, или чувств? – вдруг в лоб спросила Маргарита. – Ты, мать, себя со стороны не видела… твои глаза не меньше чем его горели. Ты на работе языком то никогда не трепала, да только черта в мешке не утаишь. В последние месяцы между вами искрило так, что всем жарко становилось.

Я невольно горько засмеялась, даже с учетом того, как гадостно и больно было на душе.

– Что, понесло на откровения? Ты какая-то не правильная жена, должна была меня растерзать, а ты еще и поддерживаешь.

– Тошно мне, Лин, – призналась Маргарита. – Тошно от того, что происходит. Тошно от лицемерия, тошно видеть, как те, кто прекрасно знают, что из себя Борясик представляет, сегодня уже улыбаются ему, на поклон идут. Старый лев при смерти, теперь петух из себя льва строит. Он ведь сегодня павлином ходит, а завтра начнёт на тебе срываться. Отыграться решит. И ведь даже не из-за матери, Лин, а, чтобы отцу досадить, власть показать.

Я посмотрела на неё, сжимая руки, но быстро овладела собой и сказала максимально жестко:

– Хватит, Марго. Я дала тебе пар выпустить, потому что лучше ты мне это сейчас скажешь. Но если я услышу, что ты сплетни по компании разносишь…… Прости, как бы я тебя не уважала, но ты наказана будешь! И себя под монастырь подведешь, и других тоже, если твои слова услышат. Мне-то действительно уже все равно. Больнее, чем сейчас, не сделать. Но когда Даниил… – я сделала паузу, сглотнув ком в горле, – вернется, то наша задача – сохранить то, что ему дорого. А для этого не сплетничать надо, а работать. И чтоб этот разговор, Марго, был последним. Донеси это до остальных, знаю, ты это умеешь. Услышу сплети, хоть от кого-то, у сплетника будут проблемы!

Маргарита криво усмехнулась, но кивнула. Она всегда понимала все с полуслова.

28. Алина

Зря я думала, что работать с Борисом будет просто тяжело, это оказалось невыносимо. Каждый раз, сталкиваясь с ним в коридоре или на совещаниях, я оказывалась политой отборными помоями. Его слова были унизительными, а поведение – намеренно агрессивным. Он словно наслаждался тем, что может безнаказанно отыгрываться на мне. Что, впрочем не удивляло.

Но самое неприятное заключалось в том, что часть коллег поддерживали Бориса в его травле. Не знаю, делали ли они это ради сохранения места в компании или потому, что искренне считали меня виновной в разрушении «крепкой семьи», но факт оставался фактом: офис буквально раскололся на два лагеря. Один, поменьше, откровенно травил меня, другой, пусть и не открыто, но выражал поддержку. На столе я постоянно находила то мандаринку, то конфеты, то чашку горячего кофе. После очередного скандала или оскорбления, нанесенного Борисом, коллеги, особенно мой отдел, старались хоть одним словом, хоть одной улыбкой поддержать. Это было неожиданно, но сил придавало невероятно.

У меня забрали кабинет и возможность участвовать в стратегических совещаниях, оставив лишь непосредственную работу с дизайном. Я скрипела зубами, подавляя эмоции, понимая, что не могу ничего изменить, но могу навредить себе, если дам слабину.

Самое плохое оказалось то, что Борис вмешивался в любые процессы компании, мог зайти к ювелирам и запросто сорвать работу на весь день. Накричать на опытных мастеров, которые работали в компании многие годы, если ему казалось, что они что-то делают неправильно, отходят от эскиза. Он мог позволить себе оскорбительные высказывания в адрес обслуживающего персонала, женщин, чья честность и трудолюбие были проверены временем. Я постоянно встречала в коридорах то заплаканных девушек, попавших ему под горячую руку, то хмурых мужчин, задумывающихся о смене работы.

Больше всего доставалось моему отделу. Борис любил зайти к нам и начать на моих глазах доводить дизайнеров до белого каления, придираясь к работе. Ему словно доставляло извращенное удовольствие видеть мою беспомощность в вопросе защиты моих подчиненных. И как только я срывалась и вмешивалась в ситуацию – оказывалась снова и снова объектом его злобы. Он всем давал понять, кто виновен в сложившейся ситуации.

Права оказалась Маргарита – Борис разваливал компанию изнутри, причем делал это в максимально короткие сроки.

Состояние Даниила не улучшалось. Его прогнозы оставались такими же туманными, а каждое утро начиналось с надежды, что появится хоть малейшая положительная новость.

Николай, несмотря на всё происходившее в компании, никогда не скрывал от меня состояния Дани. Напротив, он иногда сам звонил мне вечером, чтобы рассказать о том, что он узнал.

– Пока без изменений, Лин. Стабильно тяжёлое, но он держится, – говорил он, и эти слова становились для меня спасением в дни, когда казалось, что всё катится в пропасть.

Я знала, что Николай не может открыто поддерживать меня – это было бы слишком опасно для него самого. Но его вечерние звонки были для меня маленьким лучом света в этом мраке. Они показывали, что его отношение ко мне не изменилось, что даже в этом хаосе я не одна.

Однако через три дня мне пришлось отдать Киру в семью Николая. Анна не оставляла её в покое: она звонила дочери каждые два-три часа, требуя немедленно сообщить, где она находится. Если Кира не брала трубку или задерживала ответ, звонки шли к Наталье или самому Николаю.

Эти постоянные вторжения не давали Кире даже малейшего покоя. Она становилась всё более раздражительной, её нервное состояние ухудшалось. Казалось, что каждый звонок матери вытягивал из неё остатки сил.

Так продолжаться больше не могло. Анна была словно безумной, решив, что сможет достичь своего, изматывая дочь до предела. Я видела, что Кира уже не справляется. Её маленькая, измотанная фигура напоминала мне птицу, которая изо всех сил пытается вырваться из клетки, но только сильнее обдирает крылья.

В конце концов, девочка отправилась в семью Николая, поскольку мы всерьез стали опасаться, что Анна заставит Киру прислать свою геолокацию. Там у неё хотя бы была надежда на относительное спокойствие и передышку от постоянного давления. Мне было горько, но я понимала, что это лучшее решение для неё. Кира нуждалась в этом отдыхе, даже если Анна не собиралась так просто её оставлять.

Обнимая нас на прощание – меня и Зою, у которой мы жили, – Кира не скрывала слёз. Её дрожащие плечи, тихие всхлипы и красные глаза раздирали мне сердце. Она была такой хрупкой, такой растерянной, и в этот момент я чувствовала себя предательницей, хотя понимала, что поступаю правильно.