Текст книги "Надежный тыл (СИ)"
Автор книги: Весела Костадинова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 18 страниц)
– Дальше что? – спросила я в трубку, едва справляясь с дрожью в голосе.
– Человек в сознании?
– Да, – коротко ответила я, скосив взгляд на Даниила. Его глаза смотрели на меня тяжело, но осознанно.
– Нужно дать таблетки нитроглицерина под язык. Если их нет, дайте разжевать аспирин, – продолжал холодный и уверенный голос на том конце.
Я оглянулась в поисках хоть чего-то, но ни одной аптечки или лекарства поблизости не было видно.
– Вера Николаевна! – вылетела из кабинета, – не ебу где, но, если хотите работать и дальше, ищите или нитроглицерин или аспирин. У вас две минуты!
Её лицо вспыхнуло от неожиданности, но она моментально вскочила с места, побежав в неизвестном направлении.
Я вернулась в кабинет, чувствуя, как внутри всё сжимается от ужаса и отчаяния. Даниил лежал на полу, его грудь поднималась и опускалась с трудом, губы едва шевелились, как будто он пытался что-то сказать, но слова не выходили.
Рядом с ним, обнимая за плечи, сидела Анна. Она плакала, гладя его по лицу, целуя в лоб, покрытый испариной.
– Он в сознании? – снова спросил голос в телефоне.
– Да, – ответила я, едва справляясь с дрожью в голосе.
В этот момент в кабинет вбежала бледная Вера. В её руках был блистер с аспирином, а в глазах читался неподдельный ужас от увиденного.
– Алина, нитроглицерина нет, но я нашла аспирин, – быстро сказала она, опускаясь на колени рядом с Даниилом.
Я схватила упаковку, выдавила таблетку и приблизилась к нему, стараясь, чтобы он сфокусировал взгляд на мне.
– Даниил, нужно это разжевать, слышишь меня? – сказала я чётко и громко, поднося таблетку к его губам.
– Дай ему хоть воды! – прорвалось отчаяние Анны, её голос сорвался в рыдания.
– Нельзя! – резко ответила я, не отводя взгляда от лица Даниила. – Дани, пожалуйста, постарайся.
Его взгляд на миг стал осмысленным, он чуть приоткрыл губы, и я вложила таблетку ему в рот.
– Жуй, – прошептала я, а затем громче повторила: – Жуй!
Я видела, как его челюсти медленно сжались, и почувствовала, как весь воздух в комнате наполнился напряжением. В этот момент каждый из нас жил только одной мыслью: он должен выжить.
– Хорошо, – выдохнула я, хотя внутри всё ещё бушевал ураган эмоций. – Дани, вот так, молодец.
Анна продолжала тихо рыдать, прижимая его голову к себе, гладя по волосам, словно пытаясь удержать его здесь, в этом мире. Её голос был почти шёпотом:
– Ты не можешь так, Даня… ты не можешь оставить меня…
Телефон снова ожил, голос на другом конце звучал настойчиво:
– Проверьте дыхание. Грудная клетка должна двигаться ровно. Бригада почти на месте.
Я склонилась ближе, прислушиваясь, как его дыхание становится чуть менее прерывистым, но всё ещё слабым.
Стук в дверь раздался как гром среди тишины. Вера рванула к выходу, чтобы впустить врачей. Через мгновение кабинет наполнился людьми в форме, быстрыми командами и металлическими звуками медицинского оборудования.
– Назад! – резко велел один из медиков, и нас всех оттеснили от Даниила.
Я почувствовала, как ноги подкашиваются, и только тогда осознала, что всё это время держала себя в напряжении, не давая себе упасть.
Анна, смахнув слёзы с лица, выглядела так, словно балансировала на грани. Я хотела что-то сказать, но слова застряли в горле.
Теперь всё зависело от тех, кто склонился над Даниилом.
Медики действовали быстро, слаженно. Один из них подключал аппаратуру, другой давал команды:
– Давление падает. Подключаем кислород.
Словно в тумане я наблюдала за их работой. Каждое их движение, выражение лиц, каждая фраза вызывали новый прилив паники.
Анна опустилась на стул, закрыв лицо руками.
– Он сильный, – прошептала она, словно убеждая не только меня, но и саму себя.
Я кивнула, хотя сомневалась, что она это заметила. Внутри меня боролись два чувства: страх и странная, неестественная ясность.
– Мы стабилизировали его состояние, нужно срочно отправить его в больницу, – подошел к нам один из врачей.
– Я его жена, и я поеду с ним, – тут же отозвалась Анна, резко поднявшись на ноги. Она толкнула меня плечом, оттесняя на шаг в сторону, словно её слова не допускали возражений.
Я молча отошла, чувствуя, как её гнев и страх буквально исходят от нее волнами. Её лицо было напряжённым, но в глазах читалась только одна мысль: я должна быть рядом.
– Хорошо, – кивнул врач. – Машина уже готова.
Анна быстро подошла к носилкам, которые медики перекатывали к выходу, её руки дрожали, но она не выпускала из них руку Даниила. Я осталась стоять на месте, наблюдая, как их фигуры исчезают за дверью кабинета.
Комната опустела, оставив за собой только следы хаоса – разбитое окно, разлетевшиеся бумаги, пуговки от рубашки и галстук Даниила на полу. Села на пол и закрыла лицо руками.
Закрыв лицо руками, я попыталась справиться с вихрем мыслей и эмоций.
«Он выживет? Всё будет хорошо?»
Но никто не мог дать мне ответа. Все события, произошедшие за последние минуты, казались сюрреалистичными, как будто это случилось не со мной, а я лишь смотрела на это со стороны.
В голове крутилась только одна мысль: Он не должен…. Не должен…. Нет…
Слёзы сами собой начали стекать по щекам, я даже не пыталась их сдержать. Слёзы ужаса, боли, горечи и осознания того, насколько сильно я привязана к человеку, который находился между жизнью и смертью.
Теплая рука опустилась на мое плечо.
– Пойдем, девочка, я сварю тебе кофе… – хрипло сказала мне Вера, помогая подняться. – Ты теперь нужна здоровая и сильная.
Вера усадила меня на диван в приёмной, рядом с её столом.
– Сиди здесь, – строго сказала она, прежде чем направиться к кофемашине. – Всё, что случилось, уже позади. Даниилу Сергеевичу помогут, а ты должна прийти в себя.
– А если… – голос мой сломался.
– Нет. Он и не такое переживал. А вот шакалы сейчас накинутся. Тебе ли этого не знать, девочка? Лев ранен, ослаб…. Вот и примчатся. Уже завтра начнется. Николаю теперь оборону держать, и тебе тоже. Так что в руки себя возьми. Я сейчас всех соберу, вам нужно решать, что делать дальше.
23. Алина
Вера сдержала своё слово. Через двадцать минут в кабинете Даниила собрались все первые лица компании. Атмосфера в комнате была тяжёлой, пропитанной напряжением и тревогой. Люди говорили, обсуждали, но я никак не могла сосредоточиться на их словах.
«Это всё нереально,» – думала, глядя в стол. Казалось, что я оказалась в кошмаре, от которого никак не могу проснуться.
Каждая секунда напоминала мне о том, что Даниил сейчас в больнице. О том, что он, возможно, борется за свою жизнь, а я нахожусь здесь, как будто это имеет какое-то значение.
Больше всего на свете мне сейчас хотелось просто плюнуть на всё и поехать в больницу. Узнать, как он. Узнать, что с ним. Узнать, могу ли я сделать хоть что-то, чтобы помочь.
Но вместо этого я сидела здесь, на своём месте, окружённая людьми, голосами, которые казались приглушёнными, словно я слушала их сквозь толстое стекло.
– Алина? – прозвучал голос Николая, заместителя Даниила, вырывая меня из мыслей.
– Простите, Николай Платонович, что?
– Что произошло? – жестко спросил он, поблескивая стеклами очков, глядя на меня холодными расчетливыми глазами.
– Похоже на сердечный приступ, – ответила, стараясь взять себя в руки, отчаянно моргая, сдерживая слезы. – Ему кто-то позвонил, что-то сказал и…. Даниилу Сергеевичу стало плохо…… вызвали скорую….
Кто-то тяжело вздохнул, кто-то бросил на стол ручку, кто-то тихо матерился. Мало у нас было проблем в компании, так еще это.
Только бы Даниил выжил…. Только бы держался….
Николай, стиснув виски пальцами, поднял голову и обвел собравшихся взглядом. В его глазах читалось не только напряжение, но и холодное требование ответа.
– Кто-нибудь знает, что случилось? – его голос прозвучал неожиданно громко, почти отрезвляюще.
На пороге кабинета показался начальник отдела ювелиров. Он двигался медленно, словно весь мир вокруг вдруг стал вязким, и каждый шаг давался ему с трудом. Бледное, осунувшееся лицо и красные глаза делали его старше на десяток лет.
– Да… – проговорил он глухо, облизнув пересохшие губы. – Я… Мы… – его голос сорвался, но он все же продолжил, на миг прикрыв глаза, словно пытаясь собраться. – Мы раскололи ермеевит.
Тишина обрушилась на кабинет, накрывая всех присутствующих, как ледяной купол. Ни звука, ни движения. Даже дыхание казалось неподвижным, словно воздух превратился в камень.
Кто-то зашевелился, попытался что-то сказать, но голос сорвался в гортани.
Николай обхватил лоб ладонями, отчаянно стараясь осмыслить услышанное.
А я… Мне казалось, меня с размаху ударили в живот, прямо в солнечное сплетение. Горло пересохло, будто его перетянули тугой петлей, а сердце ушло куда-то в пятки. Руки и ноги заледенели, словно кровь перестала циркулировать, а по спине пробежал отвратительный озноб, от которого стало еще хуже. Меня затрясло, и я всерьез подумала, что сейчас упаду в обморок прямо на месте.
– Как… – начал кто-то из угла, но голос сорвался.
– Это… это был несчастный случай, – бормотал начальник ювелиров, словно защищаясь. – Мы пытались… укрепить оправу. Но…
– Это пиздец, – неожиданно громко и жестко проговорила Светлана, глава отдела маркетинга. Она откинулась на спинку стула, глядя в потолок с таким видом, будто внутри уже все сгорело дотла.
– Тотальный, – кивнул начальник отдела снабжения, сжимая в руках ручку так, что она угрожающе трещала. – Все, друзья. Гроб готов, крышка закрыта и заколочена.
На этих словах кто-то нервно хихикнул – коротко и истерично, словно от безысходности, но этот звук быстро заглох, растворяясь в тишине, еще более тяжелой, чем прежде.
Я закрыла лицо руками, плечи затряслись в беззвучном плаче. Казалось, сама судьба ударила нас всех так, чтоб подняться мы уже не смогли.
– Похоже, Коль…. – начал наш Павловский, начальник юристов, – нам действительно конец….
И тут… как гром среди ясного неба.
– Вы тут все охренели, что ли⁈ – рявкнул Николай.
Он резко поднялся, со стуком ударив ладонями по столу, и это движение пронзило комнату, заставив всех вздрогнуть. Всегда спокойный, выдержанный Николай вдруг превратился в человека, разрывающегося от злости и решимости. Его глаза сверкали, как у хищника, загнанного в угол, но не готового сдаваться.
– А что ты предлагаешь, Николай Платонович? – ехидно протянула Светлана, скрестив руки на груди и откинувшись на стуле. Ее голос звенел так, что казалось, вот-вот порежет воздух. – Может, это… коллективный дух поднимем? Ура-патриотизм, да? А все из-за этой! – она резко повернула голову, злобно сверкая глазами в мою сторону.
Я почувствовала, как что-то внутри оборвалось. Сердце ухнуло куда-то вниз, а кровь моментально бросилась в лицо.
– Света! – рыкнул Павловский, но его голос лишь подлил масла в огонь.
– Что, мужики? Солидарность не позволяет правду признать? – Светлана резко выпрямилась, её лицо перекосилось от злобы, а голос звенел насмешкой. – Или вы тоже, как Сокольский, думаете, что этой… – она ткнула пальцем в мою сторону, едва не встав с места, – может всё с рук сходить? Не потрахивай он её – и развода бы не было! Дотрахался, понимаешь, – почти прошипела она, и вдруг осеклась, сглотнув оставшееся ругательство. – Вот и результат: сам в больнице, а компанию по пизде пустил!
В комнате стало настолько тихо, что казалось, можно услышать, как падают пылинки. Никто не осмелился прервать эту вспышку злости. Даже Николай на мгновение застыл, стиснув зубы и, казалось, борясь с желанием сорваться на крик.
Я сидела, словно парализованная, пытаясь перевести дыхание. Казалось, что ещё немного – и я просто растворюсь в этом гневе и осуждении, обрушившемся на меня.
– А знаешь что… Светлана Валентиновна, – наконец, раздался голос Николая, низкий, будто приглушённый, но от того ещё более угрожающий. Он смотрел прямо на неё, и в его взгляде было что-то ледяное, способное пробраться под кожу.
– Что? – резко бросила Светлана, но её голос дрогнул.
– Пиши-ка заявление… – Николай медленно выдохнул, словно контролировал каждое слово, – по собственному.
Светлана опешила. Она замерла, широко раскрыв глаза, словно не веря тому, что услышала. Как, впрочем и остальные.
– Это шутка? – она попыталась ухмыльнуться, но улыбка вышла кривой и натянутой.
– Я выгляжу так, будто шучу? – Николай выпрямился, его голос больше не был резким, но именно эта холодная, стальная интонация пробирала до мурашек. – Завтра тебя здесь быть не должно. Мы тут все одной нитью повязаны, если ты еще не поняла. А раз не поняла – свободна.
– Ты права не имеешь, Николай Платонович! – рявкнула женщина.
– Я первый зам Даниила, пока он нетрудоспособен – имею. Вернется – сам решит, что с тобой делать.
Светлана открыла рот, чтобы возразить, но, встретившись с его взглядом, так и не смогла вымолвить ни слова. Она хлопнула стулом, резко поднявшись, и вылетела из кабинета, едва не снеся дверь.
Тишина, которая повисла после её ухода, была ещё тяжелее, чем прежде. Никто не осмеливался заговорить.
– Кто-то ещё хочет последовать её примеру? – Николай наконец разорвал тишину, его голос прозвучал хлёстко, как удар плети. Серые глаза прищурились, холодный взгляд скользнул по присутствующим. – Есть ещё желающие потанцевать на костях?
Казалось, слова отозвались эхом, пробирая до мурашек.
– Прости, Коль, – раздался дрожащий голос снабженца. Он медленно поднялся, стараясь не встречаться с глазами Николая. – Староват я стал для таких… кризисов.
Он выглядел опустошённым. Казалось, что уход дался ему тяжело, но его взгляд говорил ясно: это решение он уже принял, и переубеждать его не было смысла.
Мне хотелось выть, когда дверь захлопнулась за ним, оставив в кабинете ещё больше пустоты.
Николай выдохнул через сжатые зубы, затем, не поворачивая головы, произнёс холодным, бесстрастным тоном:
– Вить, – он обратился к начальнику службы безопасности, стоявшему неподалёку, – проследи за этими двумя. Чтоб ничего лишнего…
Виктор кивнул, его лицо оставалось бесстрастным, но в движениях читалась напряжённость.
– Не рискнут, – зло и холодно отозвался он. – Но я бы сейчас к Алине Геннадьевне охрану приставил. На всякий случай…
Я вскинула голову, подняв горящее от боли и слёз лицо.
– Зачем? – мой голос сорвался, но я заставила себя спросить.
– Согласен, – перебил меня Николай, даже не глянув в мою сторону. Его взгляд был направлен куда-то мимо, но каждое слово звучало уверенно, будто он уже видел следующий ход. – Уже завтра в компанию припрётся наш всеми горячо любимый Боренька. И первое, что он попробует сделать, Алина, это начать давить на тебя.
Он замолчал на мгновение, будто обдумывая каждое слово, и продолжил, уже тише, но не менее жёстко:
– Если Даня… – Николай сжал челюсти, взгляд стал стеклянным, – не переживёт эту ночь… завтра ты напишешь заявление. Сама.
Каждое его слово било, как хлыст, оставляя болезненный след. Мне казалось, что меня бьют наотмашь. Воздух вылетел из лёгких, и я едва могла дышать.
Николай поднял руку, словно пытаясь остановить мои мысли, прежде чем они превратились в слова.
– Но, если он выкарабкается… – его голос стал чуть мягче, но в нём всё ещё чувствовалась тяжесть ответственности, – он должен вернуться в компанию. В компанию, которую мы постараемся хотя бы удержать на плаву. И для этого ты нам нужна. Не смотря на личные отношения….
Он посмотрел на меня, наконец позволяя взглядам встретиться. В его глазах не было ни злости, ни упрёка – только решимость.
– Работаем по тому плану, что установил Даня. Алина, твоя основная задача – новая коллекция. Я барсуком рыть буду, но обеспечу все необходимое. А вот…. Марышкин…. – он потер переносицу.
– Давайте попробуем выиграть время, – хмуро предложил Павловский.
– Я пока камень поищу… – кивнул Виктор, – по… – он запнулся и с сомнением посмотрел на меня, – по своим каналам.
– Я могу потянуть резину с эскизом, – мне самой свой голос – хриплый и слабый – показался чужим. – Предложу пару незначительных правок…. Дней десять дополнительно выиграем….
– Мы еще потянем время, изготовим пока основу, – поддержал меня ювелир, который все это время просидел серый, почти прозрачный.
– Отлично, – кивнул Николай. – Вить…. Придумай, чем Бореньку отвлечь…. Ну, заставь поработать, что ли. Проверь мальчика…. Попробуй дать задания посильные в управлении… Может…. Не знаю, хоть какие-то мозги от отца у него должны же быть. Должен же понять, что это и его будущее, в конце концов!
– А если не поймет? – скептически поднял бровь безопасник.
– Ну не знаю… шлюх ему найми. Пусть, – Николая передернуло, – почувствует себя хозяином жизни. За одним и проверим, чего стоит…
– И как ты это через бюджет проведешь? – хмыкнул Виктор.
– Как представительские расходы, – фыркнул Николай, вызвав у всех невольные, пусть и горькие улыбки. – Шлюхи не ермеевит….
– А жаль, – пробурчал Павловский.
– А мне-то как, Дмитрий Антонович. Что с судами?
– Давай ночь, Коль, переживем…. – тяжело ответил юрист, – может уже завтра этот вопрос перестанет быть актуальным, а мы все подадим заявления по собственному. Особенно, после сегодняшнего разговора.
Тишина, опустившаяся в кабинете, была почти ощутимой. Никто не осмеливался даже пошевелиться. Казалось, любой звук мог разрушить этот хрупкий момент. Нам было страшно посмотреть друг на друга – каждый из нас видел в этом взгляде свои страхи. А мои глаза заволокли слезы, и я уткнулась в ладони, чтобы никто не заметил.
И вдруг…
Раздавшийся звонок прорезал тишину, заставив нас вздрогнуть, как от выстрела.
– Алина Геннадьевна, это у вас, – кивнул мне Павловский, кидая короткий взгляд на мою сумку.
– Черт… – пробормотала я, начиная нервно рыться в сумке. Телефон продолжал вибрировать, будто специально нагнетая обстановку. – Простите…
Я выудила телефон и, взглянув на экран, едва удержалась от тихого ругательства:
– Еб… – остановилась на полуслове, ощущая на себе взгляды. – Это Кира….
– Бля… – выругался Николай, роняя голову на ладони.
Остальные отвели глаза. Во всем этом кошмаре никто из нас и подумать не мог о Кире. И о том, что она осталась одна.
– Отвечай уже, – хмуро велел Николай. – Пожалей девочку….
– Да, Кира, – стараясь сделать все, чтобы голос не сорвался, ответила я.
– Алина! – в голосе Киры явственно слышалась истерика, – что происходит? Где папа? Почему Борька сказал, что сейчас приедет за мной? Алина! Я с ним не поеду!
Я поставила телефон на громкую связь.
– Кира…. Послушай, – мои руки тряслись, – папа…. Папа…
– Алина!
– Папа в больнице… ему плохо стало…. Кира, послушай…
Всхлипывания в трубке перешли в откровенный рев.
– Алина, ты с папой? Я еду к вам! Я не поеду никуда с Борькой! Я к папе хочу!
– Кира…. Я не с папой. В больнице твоя мама…. Если хочешь, езжай к ним, – от острой раздирающей боли в груди захотелось выть самой.
– Почему ты не с ним? – кричала Кира.
– Кира, послушай, – я заставила себя успокоится. – С папой все будет нормально. Ты мне веришь?
– Нет! Да…. – девочка задыхалась.
– Послушай. Ты все эти недели помогала папе, была рядом с ним, была его опорой. Понимаешь, Кира? Сейчас ты особенно нужна ему…. Борис приедет и заберет тебя домой. К маме.
– Я с ним не поеду! – крикнула мне Кира. – Ты не понимаешь, что такое жить с ним в одном доме! Если с папой… если папа…. Алина, я сбегу!
– Кира… – у меня не хватало слов. – Там же твоя мама! Она сейчас с твоим папой! Ты понимаешь? Ты им сейчас нужна…. Обоим….
– Забери меня…. Алина! – ревела трубка так, что взрослые мужики не знали куда глаза девать. Кто-то матерился, кто-то смотрел хмуро в сторону. – Я к тебе поеду!!!
– Кира! Я тебе никто…. Пойми ты это! У тебя мама есть…. Ты ей нужна….
– Нет, это ты ничего не понимаешь! Он меня сломает! Слышишь…. Сломает! Я только рядом с папой жить начала нормально! Никто не орал, никто не истерил, никто не оскорблял. Никто за шею не хватал и не говорил, что я уродина! Понимаешь! – ее слова, которые слышали мы все, заставляли внутри похолодеть. Глаза Николая были больше похожи на два блюдца, Виктор смотрел в потолок, Павловский матерился.
Я не знала, что ответить. Мои руки бессильно опустились, когда Николай внезапно протянул руку и забрал у меня телефон.
– Кира, – произнёс он твёрдо, но неожиданно мягко. – Ты меня узнала?
– Да, дядь Коль… – её голос стал тише, но всё ещё дрожал.
– Слушай внимательно, малышка. Сейчас ты берёшь из квартиры трусы, носки, всё, что тебе нужно – гаджеты, зарядки, ничего лишнего. Поняла?
– Поняла… – отозвалась она, всё ещё всхлипывая.
– Хорошо. Затем выходишь на квартал ниже. Там тебя подберёт мой водитель и привезёт сюда, в офис. Всё, больше ни о чём не думай. Позже разберёмся, что делать дальше. Справишься?
На другом конце раздался тихий всхлип, но затем она ответила утвердительно, и Николай спокойно добавил:
– Молодец. Теперь действуй. Мы ждём тебя.
Как только он нажал на кнопку сброса, тишина в комнате была нарушена язвительным голосом Виктора:
– Полный пиздец, – коротко резюмировал он, пробежав пальцами по лицу.
– Теперь меня посадят за киднеппинг, – мрачно пробормотала я, чувствуя, как сердце всё ещё колотится, как бешеное.
– Не переживайте, Алина, – хмыкнул Павловский, поправляя галстук. – Посадят нас всех. Командой.
– Ну вы хоть сидеть в соседних камерах будете… – пробормотала я. – А то и вообще в одной. Все не так скучно.
– Коль, – юрист повернулся к Николаю, его взгляд был тёмным и тяжёлым, – что за херня у Дани в семье творилась?
Николай устало пожал плечами, поднимая руки в жесте бессилия.
– А я, бля, знаю? Я там что, свечку держал? Ты же знаешь, Даниил никогда особо не распростронялся на эту тему… А Борька… так это вообще его больная мозоль с тех пор как Данька его из передряг вытаскивать заколебался… мальчик с 15 лет прикурить всем дает…
Я удивленно слушала разговор, который явно не для моих ушей предназначен был.
– Никого не смущает, что я всё ещё здесь? – пробормотала тихо, но в этой фразе скрывалась вся моя растерянность и неловкость от услышанного.
Николай резко поднял взгляд, будто только сейчас осознав, как прозвучали его слова.
– Прости, Алин… – он потёр переносицу, его лицо стало чуть мягче. – Похоже, Боренька ещё более отмороженный, чем мы считали… И я вообще не ебу, что с этим делать… У кого есть предложения, коллеги?
24. Анна
До больницы мы добрались за десять минут. Эти десять минут растянулись для меня в вечность. Я держала Даниила за руку, крепко, как только могла, боясь, что если отпущу, то потеряю его навсегда.
Он смотрел на меня. Глубокий, проникающий взгляд, от которого слёзы сами собой катились по моим щекам. Я знала, что сейчас я – его якорь, единственное, что удерживает его в сознании, его спасение.
Он ничего не сказал про свою малолетнюю… про неё. Даже попыток не сделал спросить, где она. Как будто её вообще не существовало. Его взгляд говорил только обо мне.
Когда его забирали на каталке в реанимацию, он ещё успел улыбнуться мне – слабой, едва заметной улыбкой, но от неё внутри что-то оборвалось. Я не знала, что будет дальше, но в этот момент, в его глазах, я видела только одно: доверие. И это было одновременно и счастьем, и ужасом.
Устало опустившись на одно из кресел в приемном отделении, я закрыла глаза, чувствуя, как напряжение последних часов тяжёлым грузом оседает на плечах. Готовилась к многочасовому ожиданию, к тому, что придётся сидеть здесь, слушая скрип туфель врачей и шум дежурного персонала, только чтобы дождаться хоть какой-то вести.
Интересно, хватило бы у нее сил и терпения вот так же ждать новостей? Нет, конечно. Она ведь даже не стала настаивать на поездке в больницу. Ушла, поняв, что здесь ей не место. Здесь моё место.
Я – его жена. Мать его детей. Как бы ни разваливалась наша жизнь, как бы ни рушились наши отношения, я знала одно: я не оставлю его. Не позволю уйти одному.
Что бы ни происходило между нами, как бы сильно я его ни ненавидела или любила, я буду рядом. Даже если это последние мгновения его жизни.
Минута текла за минутой, растягиваясь в вечность. В тишине приёмного отделения, под приглушённые звуки суеты больницы, я погрузилась в воспоминания. Наша жизнь прошла перед глазами, как старый фильм, каждая сцена, каждое слово, каждая эмоция.
Я вспомнила наше знакомство. Его светящиеся глаза, когда он смотрел на меня, будто я была центром его вселенной. Его улыбку, которая могла растопить любой лёд. Как он, совсем ещё юный, бросал весь мир мне под ноги, как будто ничего в этом мире не было важнее.
Я вспомнила день, когда он подарил мне первое колье. Оно было по его собственному эскизу, идеальное, словно вырезанное из самого сердца. Он сам надел его мне на шею, а потом смотрел на меня так, будто я была самым драгоценным украшением, а не это колье.
Я вспомнила тот вечер, когда я предложила ему, что буду вести наш дом. Наш дом. Уют, быт, дети – всё это стало бы моей зоной ответственности. Я хотела создать для нас место, где было бы тепло и спокойно, где он мог бы отдыхать от суеты, где каждый уголок дышал бы любовью.
Он слушал, не перебивая, не пытаясь переубедить или вставить свои замечания. Просто смотрел, а потом улыбнулся и кивнул. Так легко, будто это было самое очевидное решение на свете.
Я ведь никогда много не зарабатывала, да и не стремилась к этому. Я всегда полагалась на Даниила. На его силу, ум, невероятную решимость. Его надёжность казалась незыблемой, как гранит. Он был тем, на чьих плечах держался наш мир, и я не видела смысла растрачивать свои силы на что-то ещё, кроме семьи.
И сейчас, сидя в этом приёмном отделении, прислушиваясь к больничным звукам, я вдруг ясно поняла: я всё делала правильно. Каждый выбор, каждая жертва – всё это было не зря. Я была для него тем, кем ни одна «Алина» никогда не смогла бы быть.
Никогда таким, как она, не понять, что значит быть женщиной – настоящей женщиной, надёжным тылом для мужчины, как Даниил. Матерью, которая растит детей с заботой и любовью. Хозяйкой, которая делает из дома место, куда хочется возвращаться. Женой, которая живет за спиной своего мужчины, как за каменной стеной.
У подобных Алине девочек в голове только мысли о карьере, деньгах и статусе. Они гонятся за блестящими иллюзиями, забывая, что на самом деле делает человека счастливым. Они ничего не знают про уют, про семейные радости – про тёплый свет лампы на кухне поздним вечером, когда сидишь за чашкой чая и смеёшься над какой-нибудь мелочью. Они не понимают, как важно быть рядом в сложные моменты, не требовать ничего взамен, просто поддерживать, слушать, даже если тебе не интересно и скучно.
Я знала, что Даниил всегда видел это. Возможно, иногда забывал. Возможно, не ценил так, как я бы хотела. Но в глубине души я была уверена: он знал, кто был его настоящей опорой. И сейчас, когда он борется за свою жизнь, здесь, рядом с ним, моё место. Не где-то, а здесь. Всегда.
Слезы катились по лицу. Кто-то, возможно одна из медсестер, принесла мне чашечку с кофе, сочувственно погладив по плечу. Стало чуток теплее – эти женщины, повидавшие столько боли и горя, искренне старались помочь мне, скрасить это время ожидания.
Я встала с кресла, чувствуя, как затёкшие ноги подгибаются от усталости, и медленно пошла по длинному больничному коридору. Холодные плитки пола, едва слышные шаги медицинского персонала – всё это казалось настолько чужим, будто я оказалась в каком-то ином мире. Я шла, стараясь отогнать от себя те страшные мысли, что посещали меня в кабинете Даниила.
Эти мысли… Это было какое-то помрачение рассудка, затмение. Ведь не могла же я так думать о человеке, которого любила всю жизнь. Просто не могла. Во мне говорили обида и боль. А ещё – её присутствие рядом. Она словно вытягивала из воздуха всё тепло, оставляя только холодный, стерильный след.
Эта шалава, даже там, в его кабинете, действовала как заведённый робот. Никаких эмоций, кроме ужаса. Она выполняла только то, что было необходимо, с каким-то отстранённым равнодушием. Я смотрела на неё и думала: разве так выглядит любовь? Разве так ведёт себя женщина, которой действительно дорог мужчина?
Скорее всего, Даня всё понял. Его ужасающая проницательность, его умение видеть людей насквозь – я всегда это в нём ценила, даже когда он обращал этот взгляд на меня. Он точно видел истинные чувства каждой из нас. Увидел мою боль, мою любовь, мою готовность быть рядом до самого конца. И понял, что из двоих его действительно люблю только я.
Именно поэтому он смотрел на меня так. Поэтому слабо, но крепко сжимал мою руку, будто цеплялся за меня, за наше прошлое, за ту часть своей жизни, которая была настоящей.
Если Даня выживет… Всё будет иначе. Я больше не позволю малолетней шлюхе влезать в нашу семью, разрушать то, что мы строили годами. Я буду бороться до конца. За себя. За наших детей. Даже за Даниила, даже если он сам не понимает, что ему это нужно.
Я не брошу его одного здесь. Я дождусь, сколько бы ни понадобилось времени. Если он придёт в себя, первым, кого он увидит, буду я.
Потому что я – его жена. И это моё место.
Из реанимационного отделения вышел врач и сразу направился ко мне.
– Анна Юрьевна? – устало спросил он, задержав взгляд на мне.
– Да, – голос сорвался, и я тут же сглотнула ком в горле, пытаясь взять себя в руки. – Как мой муж?
Врач тяжело поджал губы, будто собирался с мыслями.
– Ничего утешительного я вам сказать не могу, – произнёс он медленно, с такой же тяжестью, что отразилась на его лице. – Он стабильно тяжёлый.
Эти слова обрушились на меня, как камни. Стабильно тяжёлый. Они звучали холодно, безжизненно, но их смысл бил больнее любого удара.
Я сглотнула ещё раз, чувствуя, как что-то сжимается в груди.
– Что это значит? – еле слышно выдавила я, цепляясь за последнюю надежду.
Врач вздохнул и, склонив голову, заговорил чуть мягче:
– Это значит, что его состояние остаётся критическим, но без ухудшений. Мы делаем всё возможное. Сейчас главное – время.
Время. Я почувствовала, как сжались кулаки, но лишь кивнула, понимая, что это всё, что он мог мне сказать.
– Спасибо… – прошептала я, хотя благодарность не казалась уместной. – Могу я… его увидеть? Могу быть рядом с ним?
– Увы, – тихо произнёс он, качая головой. – Мы не можем пустить вас в реанимацию, Анна Юрьевна.
Эти слова были как холодный душ, обрушившийся на меня.
– Но… – начала я, чувствуя, как дрожь пробирается в голос, – ему нужен кто-то рядом… кто-то, кто…
– Анна Юрьевна, – врач слегка поднял руку, чтобы остановить меня. Его тон был мягким, но неумолимым. – Я понимаю ваши чувства, но сейчас это невозможно. Мы делаем всё, чтобы он был в безопасности. Постарайтесь немного отдохнуть.
Отдохнуть? Он говорил это так буднично, будто это действительно было возможным. Я закрыла глаза, чувствуя, как внутри накатывает волна отчаяния, но лишь кивнула в ответ.
