Текст книги "Морально нечестивый (ЛП)"
Автор книги: Вероника Ланцет
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 24 страниц)
Плейлист
AHZEE – EYES CLOSED
Alessandro Safina – Luna
Darren Hayes – Insatiable
Edmofo – Lost My Mind (Original Mix)
Everybody Loves an Outlaw – I See Red
GIMS, Maluma – Hola Señorita
KAZKA – Мало
Mahmood – Barrio
Mahmood – Soldi
Maniac – Фрау
MARUV – To Be Mine
Michele Morrone – Drink Me
Oh Nanana – Bonde R300
Parah Dice, Holy Molly – Everybody's Scared
Stefflon Don – 16 Shots
THE HARDKISS feat. MONATIK – Кобра
Two Feet – I Feel Like I'm Drowning
Willy William – Ego
Ленинград – i_$uss
Пролог
Каталина
10 лет назад
Дрожащими пальцами я хватаюсь за живот. Внутри меня растет жизнь. Жизнь, которую мне навязали… Рыдание сотрясает мое тело, когда я вспоминаю его ледяные пальцы на мне. Я быстро поднимаюсь и иду прямо в ванную, высвобождая содержимое желудка. Немного приведя себя в порядок, я подхожу к зеркалу и осматриваю свою фигуру. Там, где когда-то был плоский живот, уже появилась выпуклость. Еще немного и мне будет сложно скрыть свое положение.
Не хочу думать о том, что сделает мой отец, когда узнает. Что бы ни произошло, этот ребенок ни в чем не виноват, и я намерена защитить его ценой своей жизни. Именно поэтому мне пришлось тянуть время, чтобы было невозможно сделать аборт. Прошло уже около пяти месяцев… этого ведь достаточно для того, чтобы сохранить ребенка, правда?
Набравшись сил, я спускаюсь по лестнице, пока моя решимость не исчезла. Направившись прямо к кабинету отца, я стучу.
– Войдите, – кричит он, и я вхожу. Мама и Энцо тоже там, и я надеюсь, что, может, они мне помогут.
– Каталина, вот сюрприз. – Отец с отвращением оглядывает меня с ног до головы. Он уже знает о случившемся. Меня не было целых два дня, и для семнадцатилетнего подростка, скрывающегося от родителей, это… Они уже знали, чего стоило ждать, когда нашли меня. С того момента отец объявил меня отбросом общества. Не знаю, как до сих пор мне удавалось скрывать беременность, учитывая обстоятельства, но, вероятно, по большему счету мне просто повезло.
– Говори! – требует он, и я не знаю куда деть руки.
– Я… я беременна, – шепчу, опуская голову и не желая встречаться с ним взглядом. Я слышу только стук, прежде чем меня с силой прижимают к стене. Отец держит руку на моем горле, его глаза пылают яростью.
– Ты беременна… – он невесело смеется. – И ты только сейчас заметила? Глупая девчонка.
– Хочу оставить его себе, – говорю я, надеясь, что в моем голосе достаточно силы. Отец толкает меня, и я падаю на колени.
– Она хочет оставить его себе. Ты это слышишь? – Теперь он смеется маниакальным смехом, от которого я вздрагиваю. – После всего, что я для тебя сделал, и вот как ты мне отплатила, девочка? Я мог бы найти мужа, который не обратил бы внимание на то, что ты не девственница, но внебрачный выродок. Теперь ты никому не будешь нужна.
– Пожалуйста… – шепчу я, не зная точно, о чем прошу.
– Вон! Убирайся! Теперь ты бесполезна, можешь с таким же успехом исчезнуть с моих глаз.
– Но папа… – начинаю я в панике. Мне семнадцать, и я беременна. Как мне удастся выжить на улице в одиночку?
– Отец, я думаю, у меня есть решение получше. Оно не запятнает наше имя, – вмешивается Энцо, его взгляд направлен на меня, и глазами он умоляет меня молчать.
– Говори!
– Мы можем отправить ее в Базилику Святого сердца1. Она может родить там и жить с монахинями. Если кто спросит, то мы можем сказать, что у нее были религиозные наклонности, и мы не могли противостоять ее праведному пути. Тогда наше имя не только не пострадает, но и будет прославлено за наш католический дух, – объясняет Энцо, и отец на минуту задумывается.
– Хорошо. Но она никогда не вернется. С этого момента она больше не моя дочь, – заявляет он, и я могу только вздохнуть с облегчением. Я буду в безопасности. Мой ребенок будет в безопасности.
Энцо подходит ко мне, помогая подняться на ноги.
– Спокойно, Лина. Я держу тебя, – шепчет он мне на ухо, и напряжение в плечах внезапно спадает. Я позволяю себе опереться на него, пока Энцо помогает мне выйти из кабинета и дойти до комнаты.
– Тебе лучше начать собирать вещи.
– Спасибо, Энцо. Спасибо тебе! – я бросаюсь в его объятия. – Ты спас не только меня, но и моего ребенка. – он обвил руки вокруг меня.
– Это только начало пути, Лина. Ты приняла решение, которое повлияет на всю твою жизнь, но я не могу сказать, что виню тебя. – мой брат печально качает головой.
– По крайней мере, я буду со своим ребенком… и в безопасности, – добавив, дрожь проходит по моему телу при мысли о человеке с янтарными глазами.
– Я позабочусь об этом, сестренка. Когда я стану доном, то верну тебя домой. Просто… подожди. – он целует меня в лоб и уходит.
Монастырь… Все лучше, чем оставаться в этом логове гадюк. Теперь мне есть кого защищать.
Два месяца спустя
Я не ожидала, что Сакре-Кер окажется таким… священным. Я пыталась общаться с некоторыми монахинями и послушницами, но они были холодны со мной, как будто непорочное зачатие – самый большой грех на земле. После многочисленных осуждений, летящих в мой адрес, я просто перестала пытаться. Монахини выделили мне личное помещение в виде маленькой, пустой одноместной спальни. Места не так уж много, особенно для будущей матери, но они сказали, что мне и так повезло, что у меня нет соседки по комнате. Почему-то я сомневаюсь, что это везение, скорее всего, никто не захотел делить комнату с грешницей.
Я тщательно заправляю постель, прежде чем отправиться на завтрак. Как обычно, все женщины бросают на меня холодные взгляды, поэтому я беру поднос и направляюсь в дальний конец обеденного зала. Еда, которую они подают, не самая лучшая… но думаю, что в данном случае я не могу позволить себе быть привередливой. У меня есть крыша над головой, и я могу оставить своего ребенка. Остальное неважно. В какой-то момент я привыкну к этим стандартам.
Занимаясь своими делами, я вздрагиваю от звука скользящего металла по моему столу. Я чуть приподнимаю голову и вижу маленькую девочку, которая нерешительно смотрит на меня.
– Можно мне здесь присесть? – спрашивает она тихим голосом, неуверенность написана на ее лице.
– Конечно, – быстро отвечаю я. Она нерешительно улыбается мне и тихо садится напротив.
Девочке, вероятно, около восьми или девяти лет, совсем ребенок. Она одета в темно-синюю форму, как и другие девочки ее возраста. Ее волосы такие светлые, что кажутся почти белыми, что контрастирует с оливковым оттенком кожи. Весьма необычное сочетание. Однако глаза девочки самого светлого оттенка карего, который я когда-либо видела в своей жизни. У нее потрясающие черты лица, и она, несомненно, вырастет в красивую девушку. Но есть кое-что еще. Красное пятно покрывает ее кожу с правой стороны, распространяясь от верхней части брови и переходя в линию роста волос.
Я замечаю, что ее натянутая улыбка немного дрожит от моего внимания, и понимаю, что пялюсь на нее. Мягко кивнув ей, надеюсь развеять ее опасения, что я не буду судить ее за внешность.
Мы едим в тишине, но до меня доносятся приглушенные голоса вокруг нас, шепчущие слова «шлюха сатаны» и «дитя дьявола». Конечно, я знаю, о ком они говорят. Девочка передо мной, вероятно, в той же социальной группе, что и я.
– Как тебя зовут? – спрашиваю я.
– Ассизи.
– А меня Каталина.
Она не отвечает, но черты ее лица кажутся более расслабленными.
Покончив с завтраком, я встаю, чтобы убрать поднос. Ассизи тоже быстро встает со своего места и следует за мной.
– Можно мне пойти с тобой? – спрашивает она тем же тихим голосом. Я хмурюсь.
– Куда?
– Туда, куда и ты. – Она слегка пожимает плечами. Осмотревшись по сторонам, я вижу, как другие женщины пялятся на нее. Бедное дитя…
– Хорошо, – говорю я и, чтобы показать ей, что со мной она в безопасности, беру ее за руку. Ассизи, кажется, немного удивлена такому контакту, но вместо того, чтобы уклониться, она прижимается ближе ко мне.
Я показываю ей свою комнату, и девочка удивляется тому факту, что мне приходиться жить здесь одной. Она говорит мне, что в ее спальне стоят десять кроватей, которые всегда заняты. Я ошеломлена этим. Разумеется, это не может быть законным. Однако я не комментирую это, поскольку ясно, что это все, что когда-либо знала Ассизи.
Чувствуя некоторую боль в пояснице, я направляюсь к кровати, чтобы немного отдохнуть. Взгляд Ассизи сосредоточен на моем животе, и она хмурится.
– Почему у тебя такой большой живот? – наконец спрашивает она.
– Я жду ребенка. – Ее глаза расширяются.
– Ребенок? – Поспешив ко мне, она с удивлением смотрит на мой живот: – Там?
Я киваю, беру ее руку и кладу себе на живот. Именно в этот момент моя малышка решает взбрыкнуть. Ассизи убирает руку с потрясенным выражением на лице.
До того, как я переехала в Сакре-Кер. Я узнала, что ношу здоровую девочку, и могла слышать ее сердцебиение.
– Так ты станешь матерью? – спрашивает она, прикладывая ухо к моему животу и пытаясь услышать звуки ребенка.
– Да, – отвечаю я, не придавая особого значения ее вопросу. Она медленно поднимает голову, ее глаза опущены.
– У меня никогда не было матери, – шепчет Ассизи. – Она не хотела меня.
– Милая. – Я беру ее за руку и сжимаю, пытаясь утешить маленькую девочку.
– Ты можешь быть и моей мамой тоже? – Ее прекрасные глаза полны надежды, когда она смотрит на меня.
– Милая, я не могу быть твоей мамой, – говорю я, и ее лицо тут же вытягивается. – Но думаю, что могу быть твоей сестрой. – быстро добавляю я.
– Правда?
– Правда.
– Спасибо. – Мои руки обнимают ее маленькое тело, и я крепко прижимаю ее к себе.
Теперь мы обе против всего мира.
Нежелательные.
Ненавистные.
Но, по крайней мере, мы больше не одиноки.
Часть I
– Оставь надежду, всяк сюда входящий
– Данте Алигьери, Ад, песнь III
Глава 1
Марчелло
Сегодня я сижу на могиле Тино, кажется, целую вечность. Десять лет… Я не видел своего брата десять лет. А теперь он мертв. В этой жизни у меня было много сожалений. Что еще можно добавить? Бросив последний взгляд, я встаю, чтобы уйти.
Не слишком далеко я вижу Влада, который ждет меня, засунув руки в карманы.
– Влад. – Я склоняю голову, зная, что его присутствие здесь не принесет мне никаких хороших новостей.
Я думал, что со смертью Хименеса все закончится. Но был неправ. Все только начинается.
– Дон Ластра. – Он ухмыляется мне, и моя губа раздраженно дергается.
– Что тебе нужно? – спрашиваю я.
– Тебе необходимо вернуть свою власть, мой друг. Грядет война. – Я смеюсь над его выбором слов.
– Не интересовался десять лет назад, не интересуюсь сейчас, – отвечаю я и прохожу мимо него.
– А как насчет твоих сестер? – спрашивает он, и я останавливаюсь как вкопанный, слегка поворачиваясь.
– Что насчет них?
– У меня есть две сестры, Ассизи и Венеция. Обе молоды… слишком молоды, чтобы знать о жестокости мира.
– Они будут легкой добычей для всех, для кого важна закономерность. Все еще не твое дело?
– Они справятся, – лгу я, зная, что у них никогда ничего не получится.
Была причина, по которой мне пришлось оставить эту жизнь позади десять лет назад. Я совершал некоторые поступки, которые даже сейчас не давали мне спать по ночам.
– Ты знаешь, что это не так. Венеции сколько… пятнадцать? – небрежно спрашивает Влад, и мне приходится стиснуть зубы.
Она была маленьким ребенком, когда я уехал. Я ее почти не помню. Но он прав. Они будут легкой добычей, если я не вмешаюсь.
Как бы мне ни хотелось притвориться, что последних нескольких недель не было, что я все еще Марчелло Ластра, и что Тино все еще жив и здоров… Я не могу.
– Я скоро перееду в этот дом.
– Знал, что ты поймешь причину. – Влад лучезарно улыбнулся мне.
– Галлахеры уже сделали свой первый шаг. Ты знаешь, что должен сделать.
– Знаю. Я заскочу к Энцо и помирюсь с ним, теперь, когда мы знаем, кто на самом деле убил Ромину.
– Я не об этом говорил… – Влад поднимает глаза, чтобы посмотреть на меня. – Ты должен укрепить союз. Вступив в брак.
– Венеция слишком молода, а Ассизи скоро принесет свой обед, – тут же добавляю я.
– Я не о них говорил.
– Я не могу жениться. Ты, как никто другой, должен знать почему, – подчеркиваю я. Мое прошлое запятнало меня. Мне сложно вынести даже прикосновения женщины без отвращения. Я никогда не смог бы жениться.
– Ты должен. Это единственный способ, – настаивал Влад.
– Есть только одна женщина, на которой я когда-либо думал жениться. И она ушла. – Подняв голову и на секунду закрыв глаза, пытаюсь вызывать в воображении ее лицо.
– Вот именно. Она ушла. А это значит, что ты должен жениться на той, кого предложит Энцо. Ты должен понимать, что времена меняются. – Влад ведет себя более напористо, чем я когда-либо его видел.
– Я не буду уклоняться от своей ответственности… хотя бы ради моих сестер.
– Это может быть фиктивный брак, – добавляет он, и я хмыкаю. Брак только на словах – это единственный брак, на который я способен.
– Если это все… – говорю я и собираюсь уходить.
– Нет. – Влад толкает передо мной папку. Я хмурюсь.
– Что это? – спрашиваю, гадая, что еще у Влада припрятано в рукаве.
– Твое первое задание в качестве дона.
Я беру файл и открываю его. Это отчет ФБР, документирующий серийные убийства. Я просматриваю страницы и чувствую, как у меня в животе затягивается узел.
– Как давно ты знаешь? – спрашиваю я, мой голос дрожит от тревоги.
– Достаточно долго. – Он пожимает плечами, а затем указывает на последнюю страницу.
5 мая, Филадельфия
– Это было в прошлом месяце, – говорю я, глядя на ужасающие подробности. Это убийство семьи с двумя детьми. Изображения гротескные, на них изображены взрослые с отрубленными конечностями детей и наоборот.
– Это не может быть Химерой, – уверенность сквозит в моем голосе.
– Ты прав. Но если это не Химера, тогда кто это? – Влад поджимает губы. Я отвожу взгляд и делаю глубокий вдох.
Наши грехи всегда настигают нас. А мои преследовали меня ужасно долго.
Глава 2
Марчелло
Пять лет
– Я могу оставить его себе, правда? – я смотрю на незаинтересованное выражение лица матери, молча умоляя ее сказать "да". С мамой никогда не знаешь, что получишь. Иногда мне кажется, что она в хорошем настроении, но простая просьба об объятии может вывести ее из себя. В прошлый раз это было ужасно. Я ушиб колено и хотел немного успокоиться… Не знаю почему. Иногда мне просто хочется немного человеческого общения. Сначала мама сказала "да", но через секунду оттолкнула меня от себя и швырнула на пол, сказав, что сыну грех прикасаться к своей матери.
Она такая непредсказуемая. Но я научился держаться подальше от неё, главным образом потому, что не хочу, чтобы меня постоянно ругали за то, что я грешу. Я даже не совсем понимаю, что такое грех, но мама говорит, что я это делаю. И, учитывая ее реакцию, это, должно быть, действительно плохо.
Может быть, я действительно грешу… но почему она не может научить меня, как этого не делать? Если не мама, то я не знаю, кто еще. Моему брату двадцать… Я думаю, что это очень много. Но он не любит со мной разговаривать. Обычно он просто кивает мне и уходит. И мой отец… Я просто счастлив, когда он меня не замечает. Честно говоря, мне давно хочется научиться не грешить. Моя мама говорит, что если я не остановлюсь сейчас, то буду грешить еще больше, когда вырасту.
Я не хочу грешить, когда вырасту. Мне хочется быть нормальным… И, может быть, если я не буду грешить, то тоже понравлюсь маме.
– Конечно. – Она бросает взгляд на щенка который у меня на руках и пожимает плечами. Мы только что вернулись с родительского собрания в детском саду, когда я увидел крошечный комочек шерсти возле моего сада. Я спрятал его в своей куртке и дал ему что-нибудь поесть. Все это время я с беспокойством ждал, думая, что мама скажет "нет". Но она согласилась. Я не могу удержаться от улыбки при этой мысли, крепче прижимая маленькое пушистое тельце к груди.
Я думаю, что нравлюсь щенку. И теперь, поскольку мама говорит, что я могу оставить его себе, я больше не буду один. У меня будет друг.
Мне всегда хотелось иметь друга. У других детей в детском саду есть друзья, но они никогда не разговаривают со мной. Они сказали мне, что их родители предупреждали, чтобы они не слишком дружили со мной, потому что мой отец – злой человек. Я знаю, что мой отец плохой, но я не такой. Я пытался им это сказать. Иногда я грешу, но стараюсь быть хорошим мальчиком. По крайней мере, для того, чтобы не разозлить маму. Но она игнорировала меня.
Мама закатывает глаза и ведет меня к нашей машине, где нас ждет водитель.
Дорога домой не занимает много времени, но мама продолжает сжимать в руке свой крестик и что-то шепчет. Я стараюсь не думать об этом, потому что она пугает, когда шепчет что-то.
Когда мы подъезжаем к дому, я спешу выйти из машины, забирая щенка с собой. Мне не хочется ждать на случай, если мама передумает или, что еще хуже, у нее случится один из ее припадков. Я быстро бегу в свою комнату и закрываю дверь.
Наш дом огромен. Иногда я теряюсь в нем, но стараюсь не блуждать слишком долго. Отец уже отчитал меня за то, что я хожу туда, куда мне не положено. Моя комната на третьем этаже, но я единственный, кто там живет, и это немного пугает.
Мой брат, Тино, тоже когда-то жил здесь. Теперь он редко приходит домой. Но брат всегда приносит мне плитку шоколада. Мне это нравится… Даже если он не разговаривает со мной, по крайней мере, то помнит, что я существую.
Однажды я попытался спуститься вниз, но некоторые помещения запрещены, особенно подвал. Хотя мне действительно любопытно. Мне стало любопытно с тех пор, как я услышал, что некоторые горничные говорили об этом. Их туда тоже не пускают. Однажды я попытался спуститься в подвал, но люди моего отца остановили меня.
У отца много людей, подчиняющихся его приказам, и они всегда рядом с домом. Он сказал мне, что в подвале есть монстры и что они могут причинить мне боль. Я не знаю почему, но я в это не верю. Если там есть монстры, то почему им позволено входить? Разве монстры не причиняют им тоже вред? Или, может быть, монстры предпочитают детей. Я не знаю, но не думаю, что хочу рисковать.
И дело не только в подвале. Мне также нельзя на первый этаж. Там живут отец и мать. Мама сказала мне, что не хочет видеть меня там, иначе я пожалею об этом. Однако она ничего не сказала о монстрах. Но было бы странно, если бы они жили с монстрами, не так ли? Как они могли пережить это? Если только они тоже не монстры. Но я знаю, что это не так. Потому что, если бы они были монстрами, я бы тоже был монстром. А я нет… По крайней мере, я так не думаю. Я знаю, моя мама говорит, что я много грешу, но я не думаю, что я так уж сильно отличаюсь от других детей. У меня просто нет друзей.
Я расстегиваю куртку и осторожно достаю щенка, чтобы положить его на пол. Он смотрит на меня широко раскрытыми глазами, и я не могу не улыбнуться ему. Он издает негромкий тявкающий звук, а затем бегает по комнате, осматривая каждый уголок. Его тело такое маленькое, а мех теплого коричневого оттенка. Наблюдая, как он энергично бегает вокруг моего кресла, я придумываю имя.
У него должно быть имя.
Он несколько раз гавкает на меня, и я предполагаю, что он хочет привлечь к себе внимание. Я снова беру его на руки и прижимаюсь к нему щекой. Вот тогда я улавливаю запах. Я не знаю, что это за запах, но от щенка так и разит. Наверное, потому, что он жил на улице.
– Давай приведем тебя в порядок! – говорю я ему. Он качает головой и утыкается носом в мою ногу, как будто понимает меня. Может быть, так оно и есть.
Я открываю дверь в ванную комнату и, поскольку не могу дотянуться до раковины, кладу щенка в ванну. Я снимаю свою одежду, складывая ее в сторону, чтобы она не промокла, прежде чем присоединиться к нему внутри.
Установив температуру воды на теплую, я начисто вытираю щенка, намыливая шерсть большим количеством шампуня и хорошо ее ополаскивая. Щенок, похоже, не слишком доволен и пару раз пытается выпрыгнуть из ванны. Я хмуро смотрю на него и пытаюсь сказать ему строгим тоном, что он не может этого делать.
Каким-то образом он перестает быть таким беспокойным, и это вызывает у меня улыбку. Я думаю, что завел себе дружелюбного щенка.
Вернемся к имени… Я продолжаю думать об этом, пока мою его, и на ум приходит только одно. Он будет моим первым другом… моим первым другом. Вот почему его имя должно быть Амико.
Удовлетворенный, я беру полотенце и пытаюсь вытереть его, прежде чем сделать то же самое для себя. Однако Амико выбегает из комнаты прежде, чем я заканчиваю.
Я стараюсь спешить как можно быстрее, и когда я догоняю его, то беру его на руки.
– Отныне тебя зовут Амико.
Я не думаю, что отец одобрил бы его.
Хотя я не беспокоюсь, что мама расскажет ему, так как она, вероятно, уже забыла об этом. В первые дни после того, как я взял Амико, то вижу маму всего несколько раз в доме, но она не обращает на меня внимания. Но все в порядке. Обычно так и бывает. И поскольку она большую часть времени ест в своей комнате, у нас действительно нет причин встречаться.
Горничным тоже нравится Амико, и они иногда тайком приносят ему еду. Одна из них даже принесла ему собачьи угощения. Я чувствую себя плохо, так как не могу позволить себе купить Амико настоящий корм для собак, и он обычно получает мои объедки. Но щенок пока не жаловался.
Прошло уже три
дня с тех пор, как у меня был Амико, и я не знаю, как я справлялся раньше. Совсем другое дело, когда есть с кем поговорить, даже если Амико не может ответить. И он такой игривый… всегда в настроении побегать вокруг да около.
– Синьорино Марчелло, – зовет меня из коридора Амелия – горничная. Она одна из немногих, кто спрашивает меня, как у меня дела. Я знаю, что это ее работа, но это приятно.
– Мелия. – Я подхожу к ней и поднимаю глаза, любопытствуя, почему она хочет поговорить со мной. Амико уютно устроился у меня на руках и издает тихий звук. Она смотрит на щенка почти с грустным выражением лица.
– Синьор дома. Будь осторожен, – говорит она приглушенным голосом, прежде чем направиться к лестнице и вернуться к работе.
Я глубоко вздыхаю, мне уже не по себе от этой мысли. Я представлял, что отца не будет гораздо дольше. Он редко приходит домой.
Я возвращаюсь в свою комнату, чтобы отнести Амико, надеясь, что отец быстро вернется к своим обычным делам. Не знаю, что произойдет, если он узнает, что я привел домой собаку. У него строгие правила…
Я открываю дверь и низко наклоняюсь, чтобы опустить Амико. Едва он вырывается из моих рук, как бросается обратно в коридор и вниз по лестнице.
– Нет… – Мои глаза расширяются от ужаса, и я бегу за ним. Мой щенок прыгает вниз по нескольким ступенькам, и я делаю то же самое, пытаясь догнать его. Но он меньше и быстрее меня. Амико бросается вниз, на второй этаж, и я в ужасе.
Нет… это первый этаж. Я бегу за ним еще быстрее, мне нужно догнать его, прежде чем… прежде…
Амико взвизгивает от боли. Я останавливаюсь, мои глаза перемещаются вверх, вижу отца, когда он держит Амико за затылок в отвратительной манере. Он насмехается над ним, прежде чем, наконец, переключается на меня.
Я пытаюсь скрыть свои чувства, зная, что отец больше всего презирает слабость. Его рот кривится в полуулыбке, ухмыляясь мне.
– Это твое, мальчик? – спрашивает он меня в своей обычной неторопливой манере. Я могу только кивнуть.
– Слова, мальчик, слова. – На этот раз его тон резок, и я почти боюсь, что разозлил его.
– Да, сэр. Это мое, – отвечаю я. Он хихикает секунду, прежде чем его лицо становится пустым. Отец поворачивается ко мне спиной и идет в конец коридора, Амико все еще в его руках.
Я не должен быть на этом этаже…
– Сэр? – Я набираюсь смелости спросить, нерешительно делая шаг вперед.
– Следуй за мной. – Голос отца гремит в пустом зале, и я беру себя в руки. Продолжая идти за ним, пытаюсь контролировать свои дрожащие конечности, чтобы он не понял, как я напуган. Амико – это все, что сейчас имеет значение.
Отец уходит вглубь крыла, и это место, которое я никогда раньше не видел. Наконец он останавливается перед дверью, небрежно открывает ее и входит. Я делаю то же самое.
Это темная комната, освещенная только миллионом свечей, окружающих стены. Там есть стена, полная крестов. Перед ним стоит стол, на котором стоит какой-то ящик. Мать стоит на полу на коленях, наклонившись к столу, черный шарф закрывает ее лицо. Она что-то шепчет.
Мне не нравится, когда она шепчет.
– Лилиана. – В тот момент, когда мама слышит голос отца, она бросается назад, ударяясь об стол.
– Джованни… Что ты здесь делаешь? – она храбро пытается изобразить улыбку, но мама так же напугана, как и я.
Отец поднимает руку, держащую Амико, и трясет им перед ее лицом.
– Не хочешь рассказать мне, что это такое?
– Я… – начинает она, но хмурится, ее взгляд останавливается на мне. Лицо мамы сильно хмурится, когда она обращается ко мне. – Разве я не сказала тебе "нет"?
– Но… – она сказала "да"… она так и сделала.
– Значит, ты ослушался свою мать? – отец сразу же берет инициативу в свои руки, глядя на меня.
– Нет… – шепчу я, опуская глаза, не зная, что ответить. Каков вообще правильный ответ? Если я скажу, что мама разрешила мне оставить его себе, у нее будут неприятности. Но если я скажу, что ослушался… Что будет со мной?
– Говори! – командует отец.
– Я… Мне нужен был друг. – Я надеялся, что этот ответ будет хорошим.
Это не так.
– Ты хотел друга? – голос отца приобретает зловещий оттенок, когда он смеется надо мной. Я держу голову опущенной и краем глаза вижу, как Амико борется в руках отца. Ему, должно быть, больно.
– Амико… – я поднимаю глаза, когда отец внезапно бросает щенка к моим ногам. Я быстро вскакиваю, поднимаю Амико на руки и пытаюсь утешить его, насколько это в моих силах.
– Ему нужен был друг… Он даже назвал его Амико… – отец качает головой, на этот раз глядя на маму. Ее лицо ничего не выражало, когда она смотрела на щенка.
– Неправильный ответ, мальчик. – Отец делает шаг ко мне, его рука тянется прямо к вырезу моей рубашки. Он притягивает меня ближе, так что его лицо оказывается прямо напротив моего.
– Есть только два ответа. Либо твоя мать сказала тебе «нет», и ты ослушался. Или твоя мать сказала тебе «да», и она лжет. Который из них? – На лице матери появляется выражение ужаса, когда она слышит слова отца, и я думаю, что она боится того, что ее ждет, если я выберу второй вариант. Так что я этого не делаю, выбирая первое.
– Я ослушался, – шепчу я.
– Хорошо. Мы кое-чего добиваемся. Ты не подчинился, потому что тебе нужен был друг. – Он не отпускает мою рубашку, и его серьезный взгляд останавливается на мне. – Ты должен быть наказан, мальчик.
Я киваю, потому что, что еще я могу сделать? Я знал, во что ввязываюсь… Я знал, и все же рискнул этим.
Он внезапно двигается, и я вздрагиваю, закрывая глаза. Я ожидал, что он ударит меня.
Он этого не сделал.
Я медленно открываю один глаз и вижу, что отец задумчиво смотрит на меня.
– У меня есть для тебя подходящее наказание, мальчик. То, которое будет напоминать тебе никогда больше меня не ослушиваться.
Он небрежно подходит к столу позади моей матери, берет крест… или то, что похоже на крест, потому что один конец острый. Отец проверяет остроту лезвия, и я дрожу от страха. Он собирается меня порезать?
Я инстинктивно сворачиваюсь в клубок, обнимаю колени и прижимаю Амико к груди.
– Итак, мальчик. У тебя есть выбор. Либо ты примешь свое наказание, либо я должен поверить, что твоя мать солгала. И если она солгала… – его взгляд падает на нее, и она окаменевает.
Я медленно расслабляюсь.
– Я приму свое наказание, сэр, – произношу медленно и жду своего наказания.
– Не так просто. Твое наказание будет заключаться в том, чтобы избавиться от этого вредителя, которого ты держишь. – он кивает в сторону Амико, и мои глаза расширяются от понимания.
– Нет… – шепчу я и пытаюсь отползти от него.
– Нет? – спрашивает он, забавляясь. – Хорошо. – он пожимает плечами, встает и поворачивается к моей матери. Несмотря на то, что она напугана, она не двигается с места. Она спокойно поворачивается спиной к моему отцу и расстегивает платье, так что оно падает ей на живот. Я даже не вижу, как отец поворачивается, чтобы схватить кусок веревки. Мой взгляд прикован к спине матери. Даже при плохом освещении комнаты я вижу, что ее кожа изуродована, едва ли хоть один дюйм кожи остался незапятнанным. Она уже смирилась с этим.
Как раз в тот момент, когда отец собирается ударить ее по голой спине, я кричу.
– Я сделаю это, – мой голос дрожит. Я не знаю, что заставило меня пощадить маму, когда знаю, что она никогда бы не сделала то же самое для меня. Но я это сделал. Я перевожу взгляд на Амико, который смотрит на меня своими большими щенячьими глазами. Я чувствую слезы на глазах, когда понимаю, что выбрал.
Отец снова подходит ко мне и вкладывает нож мне в руку, обхватывая его моими пальцами.
– Для быстрой смерти ты всегда выбираешь яремную вену, – напоминает он.
Я продолжаю смотреть на Амико, пытаясь уговорить себя на это. Я знаю, что колебался, когда сказал, что сделаю это, но не знаю, смогу ли.
– Лилиана, не одевайся пока, – говорит отец с ноткой предупреждения в голосе.
Моя рука сильно дрожит, когда я подношу нож к горлу Амико. Отец накрывает мою руку своей.
– Сделай это! – приказывает он, его хватка сжимается до боли. Он направляет мою руку, и одним взмахом ножа кровь хлещет из горла Амико, стекая по моей руке и покрывая мою одежду.
Я не могу пошевелиться. Просто стою там, наблюдая, как Амико секунду борется, прежде чем умереть – от моих рук.
Отец посмеивается над этим.
– Может быть, я все еще могу что-то сделать из тебя, – добавляет он, прежде чем уйти и закрыть за собой дверь.
Я баюкаю мертвое тело Амико в своих объятиях, наконец-то давая волю слезам. Мысленно я продолжаю просить прощения, зная, что некому его даровать.
Должно быть, я простоял так некоторое время, раскачиваясь взад-вперед вместе с телом Амико, молча умоляя его простить меня, когда мама внезапно толкает меня на землю.
Я падаю на спину, и мое внимание, наконец, переключается на нее. У нее безумный вид, когда она держит бутылку в одной руке и крест в другой.
– Очисти… должен очистить грех, – продолжает повторять мама, обрызгивая меня водой и ударяя крестом. Я принимаю оборонительную стойку, и она в основном бьет меня по рукам и ногам.
Я не знаю, когда она перестанет это делать, или как я оказываюсь на заднем дворе, весь в крови и синяках, и пытаюсь похоронить Амико должным образом.
Но есть одна вещь, которую я узнал в тот день.
Я – чудовище.
Я – грешник.
И мне нет никакого искупления.
