355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Вернер Лежер » Капитан 'Аль-Джезаира' » Текст книги (страница 9)
Капитан 'Аль-Джезаира'
  • Текст добавлен: 26 сентября 2016, 13:09

Текст книги "Капитан 'Аль-Джезаира'"


Автор книги: Вернер Лежер


Жанр:

   

История


сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 22 страниц)

– Сражаться? Сейчас? Здесь? – растерянно забормотал Парвизи, сдерживая мула.

Едущий вслед за ним негр невозмутимо взял ружье наизготовку.

– Вперед, Луиджи! – нетерпеливо потребовал он от итальянца и, видя, что тот еще медлит, добавил: – Давай, давай же! Я не могу тебя обогнать, не могу объехать. Мы должны поспешить на помощь Пьеру Шарлю!

Парвизи устыдился своего страха. Друзья, рискуя жизнью, вызвались помочь ему отыскать Ливио, а он позорно замешкался, когда французу потребовалась поддержка. Он не был трусом, но дикая природа, непривычная, таящая неведомые опасности обстановка, да и сам он, неловкий и не приспособленный еще к такой жизни – все это и составляло причины его нерешительности. Ведь он был в Африке, в Алжире – опаснейшей стране, чей властитель угоняет в рабство белых людей.

Мулы осторожно двинулись дальше.

В ущелье прогрохотал выстрел. Это стрелял де Вермон.

По тропке шириною не более полуметра мул обогнул выступ. У Парвизи душа ушла в пятки. Справа зияла пропасть. В нескольких шагах впереди лежал мул француза. А где же он сам?

– Слезай с седла. Луиджи! – приказал только что преодолевший опасный поворот Селим.

– А Пьер Шарль? – сиплым голосом спросил итальянец.

– Да вон же он, за камнем, – рассмеялся негр.

И верно, де Вермон пригнулся за невысокой скалой. Парвизи в растерянности его просто не заметил.

Среди скал оказалось достаточно места для укрытия трех человек. Селим и Луиджи подползли к де Вермону.

Примерно в двадцати метрах от них проходила вьючная тропа, сливающаяся слева внизу с тою, по которой приехали друзья.

На обеих тропах, на порядочном удалении, стояли группы берберов. Они видели Эль-Франси, конечно же, слышали его выстрел, и теперь им, видимо, было неясно, как поступить дальше.

– Слева тулхах, справа силуне. Мы находимся как раз посередине обоих племен, – разъяснил Пьер Шарль. – Должно быть, враждуют две деревни, а может, и отдельные соффы.

– А мы – посередине. Скверное дело – угодить в клещи между враждующими оравами. Почему ты решил вмешаться?

– Не тревожься, Луиджи, – ответил де Вермон, не спуская глаз с берберов. – Я сделал это специально, чтобы привлечь к нам внимание обеих группировок и показать им, что мы – чужие и к их действиям никакого отношения иметь не желаем. Пусть выслушают нас, прежде чем втягивать в драку, хотя я ее и не боюсь. Наши ружья стреляют дальше, чем их. Отсюда я держу на прицеле оба отряда, но и у них есть свое преимущество – они стоят выше нас. С наступлением ночи они могут стать хозяевами положения. Однако до этого мы их допустить не должны. Следуйте за мной! Животные останутся здесь.

Француз поднялся из-за укрытия, замахал руками и бесстрашно пошел вперед, не дожидаясь одобрительного знака со стороны берберов.

– Что такое софф, Селим?

– У кабилов, как здесь называют берберов [Кабилы (от араб. "кабила" племя) – народ группы берберов в Алжире.], это – братство, обеспечивающее своим собратьям особую защиту. Интересы соффа стоят выше интересов семьи или деревни. Изменить интересам соффа кабил считает бесчестьем.

Предводители обоих отрядов медленно ехали к развилке, возле которой остановился Пьер Шарль. Длинные цепочки их людей застыли с оружием наизготовку.

Прошло некоторое время, пока они не съехались на обрывистой и осклизлой из-за непогоды тропе. Оба бросали друг на друга хмурые взгляды.

– Аллах да пребудет с вами! – приветствовал де Вермон вооруженных до зубов туземцев.

– Да не обойдет Аллах своими щедротами тебя, чужестранец, – разом поблагодарили оба кабила.

– Я Эль-Франси и иду, чтобы посетить деревню силуне.

– Эль-Франси? Анайя! – радостно, но и довольно грозно воскликнул подъехавший справа предводитель силуне, пытаясь прикрыть своим конем де Вермона.

– Анайя! – прорычал, потрясая ружьем тулхах.

Возбужденность кабилов развеселила француза. Парвизи не понимал, чему радуется друг и почему он в этой угрожающей ситуации не хватается за ружье, а повесил его за спину.

Кабилы напоминали двух изготовившихся к прыжку пантер. Вот-вот бросятся! Парвизи замер в напряженном ожидании. Он едва удерживал себя от желания выхватить пистолет, чтобы хоть что-то иметь в руках, если разразится беда. Однако, памятуя напутственные слова Пьера Шарля – никогда не делать ничего иного, кроме того, что укажут он или Селим, Луиджи только глубже засунул дрожащие руки за широкий кушак.

– Этот незнакомый вам человек, – указал де Вермон на Парвизи, – брат Эль-Франси. Ну а нефа вы отлично знаете, это Селим, мой друг. Примете ли вы брата Эль-Франси как друга?

– Анайя! – заверил силуне.

– Анайя! – подтвердил тулхах.

Однако их взаимная неприязнь от этого отнюдь не ослабла.

– Благодарю, друзья! Что побудило вас вступить в войну?

– Силуне убили нашего человека, – сообщил тулхах.

– Аллах да покарает тебя! Ты лжешь! – взревел представитель обвиняемого племени. – Ты же – амин, старший в своей деревне, и ты бросил нам тяжкое обвинение и не поверил моим словам. Мы будем мстить за нашу поруганную честь!

– Отступи назад со своими друзьями, брат, – обратился он к Эль-Франси, и в голосе его все еще гремел гром. – Отойди, чтобы вы, храни вас Аллах, не впутались случайно в нашу драку. А когда мы смоем пятна с нашей чести кровью этих нечестивцев тулхах, мы приведем вас к себе в деревню и примем со всем подобающим гостеприимством.

– Да, Эль-Франси, отойди назад вместе со своими друзьями. Ты стоишь как раз на пути нашей мести этим лживым силуне. За тобой и твоими спутниками присмотрят люди тулхах

По поведению кабилов Парвизи заключил, что предотвращенная было опасность возникла снова. Из переговоров, которые велись на тамазири, языке берберов, он не понял ни единого слова и вообще не знал, о чем идет речь. Что бы, к примеру, могло означать это повторенное несколько раз "анайя", предвещавшее будто бы поначалу поворот к миру и добру? Он собрался уже было спросить Пьера Шарля о его значении, как де Вермон снова обратился к силуне:

– Когда это случилось?

– Сегодня утром во время грозы. Человек из нашей деревни видел издалека, как один тулхах был сбит камнепадом с лошади и свалился в ущелье. Я сейчас же велел сообщить об этом тулхахскому амину, а он из-за натянутых отношений между нашими деревнями не только не подарил меня доверием, но и послал мне в ответ ружье, знак войны, и, вопреки всякому праву, взял под стражу нашего посланца. А я в ответ задержал его человека.

– Где пострадавший?

– Все еще в ущелье.

– Мертв?

– Конечно. Посмотри вниз, Эль-Франси. Упавший здесь неминуемо тут же пойдет по эс-сихету, мосту смерти.

– Возможно, ты и прав. Но ты же знаешь: пути Аллаха неисповедимы. Я не хочу спорить с вами, ни с тобой, силуне, ни с тобой тулхах. И все же да будет позволено Эль-Франси сказать, что оба вы забыли о самом важном позаботиться о попавшем в беду человеке. Я, друг и заступник обоих племен, прошу вас – прекратите распри, пока не разыщете несчастного. Обещайте сохранять мир, и я сам спущусь вниз и попытаюсь найти его.

– Нет, Эль-Франси, – запротестовал тулхах. – Старейшина силуне действительно сообщил мне об этом именно так, как только что сказал. Но вот сказал ли он правду – об этом выступить со своим мнением я пока воздержусь. Удастся вытащить человека из пропасти, тогда, может, и узнаем обо всем более подробно. А пока я готов не браться за оружие. Но не ты полезешь за ним, а мы сами. Согласны?

Вопрос относился и к Эль-Франси, и к предводителю силуне.

– Я согласен, – важно заявил де Вермон, сказав это так, будто за спиной у него стояло большое, грозное войско, в любой момент готовое подтвердить оружием справедливость его слов.

– Я тоже. Мы будем помогать вам, – присоединился к Эль-Франси и силуне.

Оба кабильских предводителя вернулись к своим людям, чтобы сообщить им о результатах долгих переговоров.

– Что там у них, Пьер Шарль? – сгорая от нетерпения, спросил Парвизи, когда кабилы находились уже вне пределов слышимости. – Пропустят они нас дальше?

Француз рассказал вкратце, что случилось. Луиджи был поражен авторитетом, каким пользовался Пьер Шарль у этих горцев.

– Если я правильно понял, анайя – нечто вроде охранной грамоты, которую повсюду почитают. Потому с тобой так почтительно, чуть ли не благоговейно, и обходятся.

– Да, анайя – для этих людей святыня. По существу это действительно охранная грамота. Силуне, не колеблясь ни секунды, отдали бы свои жизни, чтобы сохранить мою, хотя ни старейшина, ни его друзья меня прежде и в глаза не видели. То же самое сделали бы и тулхахи. Бербер очень гордится тем, что безоговорочно признает свои заветы. Он хочет, чтобы сказанное им слово почиталось каждым, как и он сам готов, разумеется, почитать сказанное другим. Приди к очагу кабила просящий защиты незнакомец, и тот, к кому обратились с просьбой, посчитает высочайшей для себя честью сказать находящемуся под угрозой "анайя", беря его тем самым под свое заступничество. Кабил будет сражаться за этого человека, даже если впоследствии окажется, что защищает преступника, а то и убийцу. А повернись он к просящему защиты спиной, и будет ему уделом бесчестье, и тогда не сможет он жить ни в своей деревне, ни в племени.

Де Вермон подошел к краю тропинки и пытливо заглянул в пропасть.

– Ты собираешься спуститься туда, Пьер Шарль? В такую погоду?

– Разумеется, Луиджи. Только, боюсь, мне этого не позволят. Это, конечно, небезопасно, однако, если не свалятся сверху камни и не прибьют, можно быстро все уладить. Нужен только надежный трос да пара крепких мужчин для страховки.

Так оно и вышло: оба старейшины категорически отклонили предложение Эль-Франси спуститься в ущелье. Они опасались за его жизнь. Тогда француз решил действовать на свой страх и риск, заявив Селиму и Парвизи, что помочь кабилам считает своим долгом. Веревок и ремней у него и его спутников было достаточно, и, пока силуне и тулхахи собирались, он успел уже начать спуск.

Селим лежал на краю пропасти; Парвизи стоял, чуть отступив, вполоборота к каменной стене, чтобы не видеть ужасной бездны. От этого зрелища у него кружилась голова.

Натяжение веревки ослабло. Должно быть, Пьер Шарль был уже на месте. Итальянец облегченно вздохнул. Однако мгновение спустя веревка резко дернулась, едва не ободрав до мяса его ладони.

– Эль-Франси! – закричал Парвизи.

От волнения он совсем не подумал, что, случись несчастье, веревка провисла бы, а не натянулась до предела, как теперь.

– Держи крепче! – рявкнул Селим.

Вытянув шею, осторожно, медленно поворачивая голову, негр пытался рассмотреть, что там в пропасти. Далеко внизу, может, всего в нескольких метрах от дна ущелья (определить расстояние точнее не в состоянии были даже глаза Селима), вращался, как волчок, повисший на веревках де Вермон.

– Отпускай потихоньку. С ним все в порядке, – сказал негр.

И в самом деле веревка вскоре ослабла: Эль-Франси был на дне. Затем она слегка дернулась два раза – условный сигнал: выбирай. Повинуясь ему, Селим и Парвизи вытащили наверх сперва раненого тулхаха, а затем и самого Пьера Шарля.

– Пути Аллаха неисповедимы, – бормотали кабилы. Несчастный был тяжело ранен, однако серьезной опасности для жизни это не представляло. Придя в сознание, он рассказал, что это действительно был лишь несчастный случай. Ни о каком преступлении не могло быть и речи.

Совет Эль-Франси предотвратил бессмысленное кровопролитие. А уж о том, как вырос после всего этого во мнении детей гор сам охотник, – и говорить не приходится.

Не менее страшным оказалось и ущелье Руммель, через которое пришлось далее перебираться отважной тройке. Могучие отвесные его стены, казалось, вот-вот рухнут. Слева люди построили на скалах город – Константину, некогда римскую Кирту, а ныне резиденцию недосягаемого в его Касбе турецкого бея.

На шестидесятиметровой высоте, над неистово, в пене и брызгах мчащейся по каменным уступам рекой Руммель, протянулся древний, еще римских времен мост. На одной из мостовых опор француз показал друзьям мастерски высеченное изображение слона. Выходит, что много столетий назад и здесь тоже водились эти колоссы.

– Дальше! – торопил Пьер Шарль, не в силах дождаться, когда Луиджи нанесет последний штрих на зарисовку этого фантастического ландшафта.

Да, теперь дальше, прочь из этих гигантских скал, так сдавивших реку, что она прямо-таки взбесилась.

Они пошли на юг, хотя Медеа находилась на западе. Сперва по равнине, а позже – по отрогам Сахарского Атласа.

Над кучами щебня и песчаными барханами высились две колонны. Они тоже сохранились с римских времен И дальше, куда ни глянь, повсюду руины античных сооружений. Должно быть, некогда здесь была большая колония древней мировой империи.

– Тимгад, – ответил де Вермон на вопрошающий взгляд Парвизи. – Древний колониальный город времен императора Траяна (пятьдесят третий – сто семнадцатый год новой эры). Я пробовал вести раскопки в разных местах и повсюду натыкался на развалины. Целое гигантское поле руин.

Француз задержался в Тимгаде на целый день, чтобы Луиджи мог зарисовать останки былой роскоши. Парвизи с увлечением занялся этой работой: может быть, его рисунки пригодятся другу и придадут большую убедительность его трудам?

Куда бы ни направляли путешественники своих мулов, повсюду они натыкались на следы римлян: остатки колодцев, акведуки, театры, термы, жилые дома. Когда-то Северная Африка считалась самой цветущей колонией, житницей Рима. Спустя три столетия после Траяна Северная Африка снова стала центром мира. Здесь служил архиепископом Гиппо, нынешней Боны, великий христианский религиозный философ Августин. А затем разного сорта ревнители ислама, вплоть до турецких янычар, придушивших своей кровавой лапой Алжир, усердно вытаптывали и выкорчевывали последние скудные плоды римской цивилизации, остававшиеся здесь даже после нашествия вандалов.

"Все это, конечно, очень интересно, – думал Луиджи. – Но они-то ведь отправились в путь вовсе не для того. Что происходит с де Вермоном? Забыл он, что ли, о цели их поездки? Да нет, здесь определенно что-то кроется". То, что наряду с поисками Ливио и своими научными исследованиями Пьер Шарль преследует в этом путешествии по стране еще и какую-то иную свою цель, сомнений почти не вызывало. Но какова она, эта цель? Приставать к французу с расспросами Парвизи, однако, не решался. Пьер Шарль – человек бывалый и многоопытный, и причины для такого поведения у него, разумеется, есть.

Стоило назвать имя Эль-Франси в любой деревне, в любом шатре, у любого костра, друзей радостно приветствовали и сердечно привечали. Никто, правда, не знал в точности о национальности охотника, впрочем, это, похоже, мало кого и волновало. Эль-Франси хоть и чужой, но такой же магометанин, как и они, и молится вместе с ними и соблюдает посты, как это предписывает Коран, короче говоря, он – настоящий друг. Де Вермон до тонкостей знал нравы и обычаи кабилов, берберов, арабов и мавров и никогда их не нарушал, а стало быть, и не давал ни малейшего повода к сомнениям и расспросам. Он был дружен со всеми, ни секунды не колеблясь, присоединялся к охотничьим походам на грозу их очагов – львов и пантер и нередко в одиночку поднимал ружье против хищника, когда туземные охотники дрожали от страха, словно в лихорадке. Страх обращает порой загонщика в гонимого. Но Эль-Франси, мужественному, отважному, надежному, страх был неведом. И любые опасности рядом с ним не казались уже такими грозными. Жаль только, что редко кому выпадало счастье залучить его к себе. Слишком многие в гигантском регентстве дожидались его посещения.

Столь же дружеский прием, как и самому Эль-Франси, оказывали и его неизменному спутнику Селиму. О том, что негр не придерживается больше прежней веры, кроме Пьера Шарля и Луиджи, не знал никто. Селим, как и прежде, оставался для всех мусульманином. Дружба его с Эль-Франси началась несколько лет назад. Француз нашел тогда раненного пулей негра, перевязал его и выхолил. С тех пор – это совпало с освобождением Селима от оков рабства – благодарный суданец не отходил ни на шаг от своего спасителя. В Ла-Кале с ним вместе он, правда, никогда не появлялся, но де Вермон наверняка знал, что чернокожий где-то рядом и неустанно заботится о его безопасности.

С некоторых пор дневные переходы троих друзей заметно увеличились. Теперь Парвизи некогда было браться за рисунки. "Вперед, вперед", – торопил Пьер Шарль. Вечером совершенно изможденный Луиджи мешком падал на землю. Двое остальных о чем-то шушукались, однако ни разу и пальцем не шевельнули, чтобы помочь обессиленному другу, более того, они как ни в чем не бывало посылали его, измотанного до предела, позаботиться о мулах или разбить лагерь; не освобождали и от дежурств.

"Почему такая спешка, такая гонка? – спрашивал себя Луиджи. – Может, существует какая-то опасность, которую ты как новичок не видишь?"

Пьер Шарль пресекал все расспросы с самого начала коротким: "Так надо!"

Но почему, почему?

Однажды утром после двухчасовой скачки по холодной долине перед ними вдруг распростерлась пустыня. Еще не та могучая, без конца и края песчаная Сахара, скорее некая каменистая равнина, но все же – пустыня, ее край, ее начало – страна фиников.

Луиджи мгновенно вспомнил Роже де ла Виня. С ним самим происходило сейчас то же самое, что некогда с молодым французом – его залихорадило, он с трепетом в душе вступал в это страшное, таинственное песчаное море.

А Ливио ждет!

Повернуть назад, назад, спасти мальчика! Почему друг тянет? Зачем он привел их сюда? Что все это значит? Неужели он не может если не сострадать, то хотя бы представить себе чувства, страхи и беспокойство несчастного отца?

Де Вермон ускакал вперед. Когда Луиджи и Селим его догнали, то увидели, что он разглядывает какой-то след.

– Страус, – пояснил он Парвизи. – Утомился. Отбился от стада, вот и бегает по пескам уже который день.

Пьер Шарль с сожалением поглядел на своего коня, на животных Луиджи и Селима. Недавно они поменяли мулов на лошадей. Теперь Луиджи знал почему. Потому что его другу захотелось поохотиться! Измена? Ливио в рабстве, в руках беспощадных турок, но что это значит по сравнению с охотничьей страстью де Вермона, так недавно обещавшего сделать все возможное, чтобы освободить ребенка!

– Обидно, – пробурчал де Вермон. – Я переутомил животных. На этих жалких клячах за страусом не угнаться. Он удерет от нас. Но все равно – мы затравим его!

– Хорошо, мы его затравим, – покорно сказал Парвизи.

Возражать не имело смысла. Это могло бы вызвать обиду, а то и разрыв так хорошо складывающихся до сих пор отношений с французом.

Слова Луиджи развеселили Селима. Негр широко улыбнулся, блеснув жемчугами зубов. Рассмеялся и Пьер Шарль.

– И как же ты себе это представляешь? – с легкой ехидцей спросил он.

– Ну, в общем... – замялся Парвизи. Поведение друга смутило его. Охота на страуса, похоже, велась как-то иначе, чем обычная, знакомая итальянцу. Лучше уж помолчать, чтобы не сказать какую-нибудь глупость.

– Охота на страуса самая трудная и затяжная, – пояснил француз. – Птицу не стреляют, а забивают ее палкой или ружейным прикладом, чтобы не испачкать кровью ее драгоценные перья и не обесценить их из-за этого.

– Я об этом не знал.

– Охотно верю, мой дорогой. Но ты, возможно, знаешь, что страус отличный бегун, способный делать прыжки длиною до трех метров. Чтобы угнаться за такой бегающей птичкой, нужна необычайно быстрая и выносливая лошадь. Поэтому бедуины к охоте на страусов готовятся особенно тщательно.

Далее Парвизи узнал вкратце обо всем, что касается охоты на страусов: о том, что вес сбруи и седла необходимо всемерно уменьшить и вообще отказаться от всего лишнего, чтобы не истощить преждевременно силы лошади. И все же зачастую убить дичь с первого раза не удается. Тогда страуса травят, стараясь окружить. Казалось бы, охота уже удалась. Но вдруг перепуганная и уже утомленная птица делает мощный рывок и, словно молния, проносится мимо охотников и убегает в глубь пустыни. Не настолько далеко, чтобы ее вовсе потерять, но на какой-то миг она все же – в безопасности. Ничего, сегодня ускользнула – завтра поймают. Иной раз эта пожирающая силы и нервы игра затягивается на целую неделю. Бедуины учитывают это и выезжают на охоту с большой свитой помощников, которые снабжают охотников водой и пищей. Счастлив тот, кому удастся нанести драгоценной добыче удар по лысой голове, самому уязвимому месту у страуса. Результат гарантирован.

Добывают, правда, иной раз вожделенную дичь и с помощью стрелкового оружия. Те, у кого нет подходящего коня. Конечно, такая охота в глазах других почитается бесчестной, но отказаться от редкостной добычи – выше сил человеческих. Ведь за страусиные перья так дорого платят! В этом случае загонщики гонят птицу в сектор обстрела заранее спрятанного стрелка. Если охотник прилично стреляет, страусу не уйти. Ни хитрость, ни сила не помогут – пуля настигнет его.

– Клячи! – снова заворчал де Вермон, с презрением глядя на коней. – Эх, нам бы сюда да лошадок благородных кровей!

– Ливио! – простонал Луиджи. – Охота для тебя важнее моего ребенка? – И добавил тихо: – О Пьер Шарль!

Француз снова склонился над страусиным следом: так итальянцу не было видно, что его друг улыбается. Но мгновение спустя улыбка его исчезла, и он сказал уже совершенно серьезно:

– Да, Луиджи! Все это как раз для Ливио. Птичка придется мне как нельзя более кстати: она – часть нашей спасательной операции. Вперед! Но не стрелять! Сумеешь его настичь – бей прикладом по голове!

Де Вермон пришпорил коня. За ним – негр. Вот они уже далеко в усеянной камнями и скалами пустыне. Скачут, не обернутся, совершенно не заботясь, следует ли за ними Луиджи.

"Часть спасательной операции, сказал друг... " – Парвизи ничего не понимал.

За ними! И началась скачка. Луиджи только тихонько вскрикивал. Он ощущал каждую косточку своего усталого тела. Над пустыней стояло знойное марево. Скорее, скорее! Он торопил, он гнал коня. Животное скакало из последних сил, роняя с удил клочья пены.

Примерно час спустя Пьер Шарль и Селим нашли-таки страуса и погнали его на Луиджи.

Теперь охотничья лихорадка охватила и итальянца. Он сдержал коня. Страус был еще далеко, хотя и мчался на своих длинных, крепких ногах быстрее ветра. Несколько секунд до решающего момента для восстановления сил коня было явно недостаточно, однако слегка перевести дух все-таки было можно.

Парвизи не знал, справедливы ли его предположения, но считал, что неподвижные предметы птицам страха не внушают, а значит, и к изменению курса не побуждают. Он и его конь мгновенно замерли словно статуя.

Страус приближался. Вот он совсем близко. Пора! Итальянец ожег коня плетью. Тот взял с места и тяжелым галопом поскакал навстречу птице. Страус резко замедлил бег, взрыв пятками песок, развернулся и ринулся назад в пустыню, прямо в руки Пьера Шарля и Селима.

Заметив всадников, птица снова повернула. На этот раз Парвизи подпустил дичь поближе. Страус, конечно же, видел и коня, и всадника и все же продолжал бег, не отворачивая в сторону. Может, у него появился еще какой-то враг, которого различили зоркие глаза жителя пустыни? У охотника не оставалось времени разбираться, что к чему. Страус хотел проскочить мимо, вырваться из окружения. Будто почуяв, что в ближайшие минуты потребуются все его силы, конь напрягся. Однако усталость брала свое. Скачки его стали вялыми, он больше спотыкался, чем шел правильным галопом.

Вот страус и конь уже поравнялись. Нет, еще нет. Птица на полкорпуса впереди. Еще один-другой скачок – и она уйдет.

Луиджи схватил ружье за ствол, взмахнул им над головой и... промахнулся. Не достал до птицы! Драгоценная добыча ускользала. Он снова взмахнул ружьем. На этот раз удар пришелся в цель. Парвизи взвыл от боли. Руку, что ли, вывихнул?

От сильного удара ружье вылетело из рук и, описав широкую дугу, шлепнулось на песок. А добыча? А страус? Несется дальше! Совершенная нелепость... Искры сыплются, звезды пляшут – что это?

* * *

Пьер Шарль придержал коня, чтобы установить, куда побежит страус, если слишком рано заметит Луиджи. В подзорную трубу он увидел итальянца и двух чужих охотников, которые тоже гнались за птицей.

– Луиджи! Луиджи! – кричал Эль-Франси, но друг не слышал его.

С Луиджи что-то случилось, он упал с коня! Немного впереди него рухнул на землю и страус. Из-за огромной скорости пораженную насмерть птицу пронесло по инерции еще на несколько шагов.

Сердце француза бешено колотилось. Другу нужна немедленная помощь! Однако он не сдвинулся с места и лишь взмахнул рукой, подзывая остановившегося чуть поодаль Селима.

То, чего не заметил в своем охотничьем азарте Луиджи (да и откуда ему, неопытному, было об этом знать?), Пьеру Шарлю давно уже было ясно. Ведь еще разглядывая следы, он определил, что птицу давно уже травят. Загонщики слегка приотстали, но стрелки поджидают ее, распределяясь по пустыне полукругом. Де Вермон рассчитывал встретиться с ними в течение ближайших часов. И они действительно объявились. Когда страус вышел в первый раз на Парвизи, его гнали не Эль-Франси и Селим, а арабы, преследовавшие птицу с самого рассвета. Неискушенный итальянец не догадался, что всадники – вовсе не его друзья. Зато в другой раз это точно были они.

Несколько чужих охотников уже сгрудились вокруг Луиджи. Друзья или враги? Осторожность не помешает. Потому он и подозвал Селима.

Они медленно подъехали к бедуинам.

– Аллах да пребудет с тобой и твоими братьями, Хаджи Мохаммед Шебир! поприветствовал охотников Пьер Шарль.

– Аллах да пребудет с тобой, Эль-Франси! – тем же приветствием ответил старший охотничьей ватаги.

– Я вижу богатую добычу на ваших вьюках. Ты принесешь радость в кочевье Бен-Нуик, о шейх!

– Охота была удачной.

– А что с этим человеком? – указал де Вермон на лежащего на песке друга. – Почему вы его связали ?

– Разбойник.

– Что он у вас отобрал?

– Он осмелился убить нашего страуса, последнего и самого красивого из всех, которых нам удалось отбить от стада.

– Что с ним будет?

– Это решит совет старейших.

– И во главе совета ты, шейх Хаджи Мохаммед.

– Да, я. Ты сказал правду, Эль-Франси. И пусть разбойник не ждет пощады.

– Я верю тебе, ибо ты мудрый и справедливый человек. А что, разве страусиное стадо – ваша собственность? Вы вскормили его или купили у другого племени?

– Что это тебе вздумалось шутить, Эль-Франси? – едва сдерживая улыбку, сказал Хаджи Мохаммед.

– Нет? Тогда мне непонятно, за что ты ругаешь и в чем обвиняешь этого человека.

– Мы затравили этого страуса. Он принадлежит нам.

– А если бы вы упустили его?

– Мы не упустили, друг.

– Ну а если бы все же упустили? – настаивал Пьер Шарль.

Шейху Мохаммеду разговор явно не нравился. Чего хочет Эль-Франси? Бедуин пренебрежительно махнул рукой, давая понять собеседнику, что тот говорит несуразицу, и уже направился было к своим людям, чтобы распорядиться насчет пленника, как Эль-Франси задал ему новый вопрос:

– Ведь тогда страус стал бы свободной добычей для любого, не так ли, шейх Хаджи Мохаммед?

– Да, – нехотя проворчал старик.

– Вот это я и хотел узнать. Этот человек – мой друг.

– Ты, должно быть, шутишь, Эль-Франси! Как может разбойник быть твоим другом?

– Он и в самом деле мой друг. А ты противоречишь сам себе, Хаджи Мохаммед. Только что ты согласился с тем, что не являешься владельцем страуса, а значит, и не имеешь на птицу каких-то особых прав, а теперь снова повторяешь, что тебя и твое племя ограбили. Сними с него путы!

Ошеломленный резким приказом Эль-Франси, шейх склонился над Луиджи, чтобы развязать веревки.

– Чужак убил птицу, которую мы гнали несколько дней. Он лишил нас богатой добычи! – послышался недовольный голос одного из охотников.

– Брось этого грабителя львам, о шейх, пусть они сожрут его! – вторил ему другой.

– Нельзя отпускать разбойника! – надсаживался еще кто-то.

– Замолчите, люди! – потребовал Мохаммед. – Здесь стоит Эль-Франси. Он мой друг и друг этого незнакомца. Его друг – друг и мне, а значит, и друг всему нашему племени.

Выговор подействовал. В полной тишине шейх без помех снял с Луиджи путы.

– Прости, мы не знали, что тебя привел сюда великий охотник Эль-Франси, – извинился старик перед Парвизи.

– Я благодарен тебе, Хаджи Мохаммед, за то, что ты исполнил мое желание, – сказал Пьер Шарль шейху и добавил, обращаясь к остальным: – Я признаю, что первое право на добычу – ваше. Мой брат Жан лишил вас ее. Не из корысти, а из охотничьего азарта. Я возмещу вам вашу потерю.

При упоминании о компенсации лица сынов пустыни заметно просветлели.

– Эль-Франси поможет нам покончить со столь дерзко нападающими на наши стада львами. Он и его спутники – наши гости и отправятся вместе с нами к нашим шатрам.

Ну и хитрец этот шейх! Вроде бы в гости пригласил, а выходит, что и от участия в походе на край пустыни не отвертеться.

– Охотно, мой друг! Мы с радостью окажем вам эту небольшую услугу, принял приглашение Пьер Шарль, чем и завоевал дружбу еще незнакомых с ним людей племени, знающих отважного охотника только по рассказам своего шейха. Теперь-то уж львам не сдобровать! А особенно тому желтогривому хитрецу, которого они столько раз безуспешно подстерегали. Недаром бежит впереди Эль-Франси его добрая слава. Он и вправду такой, как о нем говорят, верный, всегда готовый помочь друг.

Падение с лошади не причинило Луиджи сколь-нибудь серьезного вреда. Несколько ссадин да большой синяк на скуле – вот и все потери. А болезненные ушибы на теле – не в счет: руки-ноги целы, значит, все в порядке.

– Возьми себя в руки, ты – брат Эль-Франси! – шепнул Пьер Шарль не понимающему по-арабски и не знавшему, о чем идет разговор, Луиджи. Тот согласно кивнул и нашел в себе силы не издать ни единого стона, когда предупредительные бедуины усаживали его в седло.

Страуса при участии Селима быстро разделали, и кавалькада направилась к стоянке.

Ехали, к счастью, шагом. Охота окончена, спешить больше некуда.

Парвизи который раз внимательно озирал окрестность – не покажутся ли на горизонте палатки? И каждый раз огорченно вздыхал, пока наконец спустя несколько часов над желтым песком не замаячили черные шатры арабов.

Охотничьи трофеи вызвали в лагере большой восторг. Страусиные перья тщательно пересчитали; за них можно было выменять много необходимых и важных в кочевье вещей.

Де Вермон купил несколько баранов и пригласил охотников на обед.

Да, Эль-Франси – истинный друг, окончательно порешили мужчины на пиру. Он и о женщинах не забыл: велел зарезать барана и для них.

После захода солнца Пьер Шарль вытащил вымотанного до предела Парвизи прогуляться за шатрами.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю