Текст книги "Любовь под облаками"
Автор книги: Вера Ветковская
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 19 страниц)
Глава 11
Открыв Олегу дверь своей холостяцкой квартиры, Глеб Стратонов присвистнул:
– Это все твои вещи?
– Еще машина. Совал сыну ключи, но он не согласился их взять, – объяснил Олег.
– Правильно, что не согласился, – одобрил Глеб. – Ты и так вышел чистой бесприданницей. Еще вопрос, возьмет ли тебя такого Галка.
– Может, ты позволишь мне все-таки войти? В квартире Глеба царил грустный порядок одинокого педанта, порядок чисто прибранного гостиничного номера, но не уютного жилища. Телевизор, проигрыватель, стеллажи, заставленные пластинками, – Глеб был поклонником классической музыки, – старенькое, доставшееся ему от матери пианино «Заря», на котором Глеб тренькал «Полонез» Огинского и «Элизе» Бетховена, журнальный столик, пара кресел, тахта – вот все, что составляло убранство комнаты. Никаких салфеток-статуэток, что свидетельствовало бы о присутствии в доме женских рук, никаких украшений, кроме одиноко торчавшего на подоконнике кактуса Жоры, к которому Глеб питал умилительную нежность. На стенах вместо ковра, фотографий, картин и картинок – огромный плакат «Аэрофлота» с календарем и огромная политическая карта Евразии.
– Я тебя ненадолго стесню, – пообещал Олег.
– Нет, уж ты, пожалуйста, надолго, – не согласился Глеб. – Это не значит, что я твой поступок одобряю, но так получилось, что ты меня выручил... – объяснил он.
– Вот как... – рассеянно произнес Олег, проверяя документы, которые он рассовал по карманам куртки.
– Ее звали Аллочка, – понизив голос, будто их кто-то мог слышать, стал рассказывать Глеб. – Понимаешь, когда с ними знакомишься, они одни, а когда узнаешь поближе – оказываются совершенно другими. Сначала была кроткая, милая девушка, парикмахерша. Ну, встречались, ну, дарил я ей подарки, как положено. И вдруг угораздило меня подарить ей кольцо... Я, дурак, купил перстень с этим, как его, бериллом, что ли... А она решила, что мы теперь вроде как обручились, и неделю назад въехала ко мне с полной сумкой косметики. Веришь ли, весь подоконник был заставлен кремами и губной помадой... зеркало стояло такое, что в нем вся рожа помещалась... Супы стала какие-то кошмарные готовить – ну вроде как жена, на рынок меня гонять, покрикивать... Словом, я просто в панику ударился... Ко мне еще ни одна девушка не въезжала со своей косметикой и домашними тапочками...
А тут, слава богу, ты позвонил... Я, конечно, – Глеб ударил себя в грудь, – все равно тебя не понимаю, хоть убей, но если б не ты, эта Аллочка окончательно бы у меня внедрилась! Пластинки какие-то свои перетащила, а я этих «Песняров» на дух не переношу!.. Так что спасибо тебе, друже! Как только за ней закрылась дверь, мой Жора расцвел от радости! А он у меня раз в году цветет. Он же нутром чуял, что хозяина хотят окрутить, весь как-то скукожился, пока Аллочка его тут поливала... А его редко надо поливать, отстоянной водичкой. Это она у меня повсюду старалась корни пустить – в постели, на кухне, на подоконнике...
– Выпьем?
Олег вынул из своей сумки бутылку.
– И как отреагировала на все Татьяна? – осторожно поинтересовался Глеб.
Олег показал жестом, что не расположен говорить на эту тему.
Глеб сокрушенно покачал головой.
– Теперь будет тебе начальство мозги промывать, бедолага, – проникновенно сказал он. – А это, говорят, такая мерзопакостная процедура...
– Будут, а как же, – согласился Олег. – Прощай, Шереметьево! Здравствуй, Внуково или Домодедово!
– Ну, Галка, ну, Галка, – вздохнул Глеб. – Я думал, она принца поджидает, а это оказался ты... Просто беда с этими красивыми девушками. Вместо того чтобы выйти замуж за приличного холостяка вроде меня, они влюбляются в женатого мужчину, разбивают семью... И какую семью! – Он помрачнел. – Она-то знает, что ты ушел из семьи?
Олег вытащил из сумки несколько банок консервов:
– У тебя картошка есть?.. Давай установим график дежурств на кухне... Сейчас твоя очередь.
– Ты хочешь меня спровадить, чтобы позвонить Гале? – мигом догадался Глеб. – Ладно уж. Только харч ты напрасно тащил. У меня этой тушенки завались, и сайра имеется.
– Извини еще раз, что свалился тебе на голову, – сказал Олег.
– Да живи, мне-то что, – пробормотал Глеб. – Просто не представляю себе... Мы ведь баньку в Верховье построили... Эх, Олег! Ну, Галка, ну, Галка!..
Телефонный разговор с Олегом ошеломил Галю.
Что рано или поздно это произойдет, она знала, хотя бы потому, что теперь об их отношениях стало известно сыну Олега. Но никак не ожидала, что события начнут наращивать обороты так стремительно.
Судьба как будто приблизилась к ней вплотную и навела на сложившуюся ситуацию особую резкость.
Конечно, они с Олегом, как все влюбленные, строили планы будущей жизни, но все это было неопределенно и, главное, не требовало со стороны Гали каких-то действий.
Теперь отступать было некуда, и вот эта-то загнанность в угол тревожила Галю.
Тревожило то, что инициатива ушла из ее рук, что теперь не она сама решает собственную судьбу, а судьба диктует ей свои требования.
Даже в художественной литературе Галя на дух не переносила никакой фатальности, роковых персонажей вроде Настасьи Филипповны и Анны Карениной. Об этом они когда-то много спорили с Федором Ступишиным, защищавшим подобных героинь, по воле авторов вынужденных совершать самые дикие, немыслимые поступки.
И вот теперь она сама оказалась в роли человека, которому навязывают чужие правила игры.
Постепенно Галя пришла в себя и решила, что на самом деле все не так скверно.
В сущности, равнинное течение жизни ее тоже не устраивало. Она обожала бороться с трудностями, с так называемыми обстоятельствами, перед которыми более слабые люди обычно снимают шляпу и обнажают чувства.
И сейчас она, с удивлением ощутив в душе первые ростки страха, не позволила им развиться. Она попала в аварийную ситуацию, и нельзя давать себе расслабиться. Нет, нельзя. Галя взяла себя в руки.
Она, конечно, еще какое-то время поиграла бы с жизнью в прятки, но в данных обстоятельствах это было нечестно. Из-за нее сейчас страдают два человека, жена и сын Олега, перед их бедой ее личные ощущения ничего не стоят. Надо оказаться достойной жертвы, на которую ради нее пошел Олег. Что проку теперь копаться в своих собственных чувствах, любит ли она его так сильно, чтобы прожить с ним всю свою жизнь, или нет. Уже все решено.
Галя, даже не обдумав как следует предстоящий разговор с матерью, вошла в ее спальню.
Часы показывали без пятнадцати полночь. Ольга Петровна лежа при свете торшера читала роман Джейн Остин «Гордость и предубеждение». Хороший нравственный камертон, пронеслось в голове у Гали, только по нему уже не настроить наши изломанные стремительными переменами души. Лучше бы мама читала «Утраченные иллюзии», роман, где герои действуют в духе практицизма сегодняшнего дня.
Галя присела к матери на кровать и стащила с ее носа очки.
– Что, доченька?
– Надо поговорить, мамулечка.
Ольга Петровна уселась в кровати, отложив книгу. В ее взгляде читалось беспокойное ожидание.
– Мамулечка, у нас намечается прибавление семейства...
Ольга Петровна сползла с подушек в панической растерянности. Казалось, еще немного – и она зарыдает.
– Ты беременна?!
Галя поторопилась ее успокоить:
– Ни в коем случае, мамочка. Я не беременна.
Ольга Петровна издала вздох облегчения и снова подоткнула под спину подушки.
– Дело в том, мамулечка, что мой Олег обо всем рассказал своей жене, – объяснила Галя.
– Господи, господи! – воскликнула Ольга Петровна, молитвенно сложив руки. – Бедная женщина! Как я ей сочувствую! Как я ее понимаю! Если бы твой отец...
– Я ей тоже сочувствую, – перебила ее Галя. – Но дело не в этом. Олег ушел из дома к своему другу. Не знаю, когда состоится развод, но я ведь тоже несу ответственность за то, что случилось, не так ли?
– Конечно, ты теперь, как честный человек, обязана выйти за него замуж, – подытожила скорбным голосом мать.
– Именно, так, мамулечка.
Ольга Петровна начала понимать, к чему клонит дочь.
– Ты хочешь, чтобы Олег жил у нас?
Галя кивнула:
– Хочу, мамулечка. Только не жил, а пожил бы некоторое время. Олег решил снять квартиру для нас, но это дорого, а у нас целых три комнаты...
Ольга Петровна не знала, что и сказать.
– Но мы... мы с ним даже не знакомы...
– Я вас представлю друг другу, – с готовностью произнесла Галя. – Вы понравитесь друг другу, я уверена.
– Но ты точно его любишь? – завела свою любимую пластинку Ольга Петровна.
Раз речь зашла о любви, Галя могла считать вопрос решенным:
– А как же, мамулечка.
С того дня, как Таня Градова узнала, что у мужа есть другая женщина, минуло больше недели.
Девять, десять, одиннадцать, двенадцать мучительных, как бесконечная пытка, дней... Таня делала все то, что обычно, – ходила на работу и по-прежнему выкладывалась там, снабжала советами и лекарствами соседей, то и дело заглядывавших к ней, бегала по магазинам, готовила, стирала, гладила...
Сын всячески пытался помочь ей, но очень быстро понял, что матери сейчас необходимо быть сверх меры загруженной, чтобы ее не съела тоска. Олежка старался не отлучаться из дома, засел за латынь и английский.
Таню поддерживала мысль, что никто на свете не должен увидеть того отчаяния, которое словно разрывало ее, сгущало воздух так, что временами она как будто задыхалась... Никто – ни сослуживцы, ни соседи, ни подруги. Поэтому она предприняла меры, чтобы лучше выглядеть, даже обратилась к Оле Коноплянниковой за консультацией относительно косметики, которой прежде не пользовалась.
Вечером Таня глотала по две таблетки родедорма, и они уводили ее в милосердный сон.
Это были небольшие, чисто внешние подпорки, которые сами по себе не могли помочь ей по-настоящему выстоять, но была у Тани внутренняя опора, надежный стержень, не дававший горю сломить ее, – женская гордость.
Однажды, когда маленького Витю уже выписали из больницы, соседка пригласила Таню на небольшое застолье по этому счастливому случаю и вдруг спохватилась:
– Танюша, а что это не видно Олега? У него как будто отпуск закончился?
– Мы разошлись, – хладнокровно произнесла Таня.
Оля даже засмеялась:
– Скажешь тоже! Скорее небо упадет на землю и реки потекут вспять... Нет, серьезно, где он?
– Мы разошлись, – повторила Таня.
И тут Оля вспомнила кое-какие приметы, которым прежде не придавала значения. Она давно заметила Танины безжизненные глаза и жесты как у манекена, будто внутри у нее действует механизм. Заметила, что Олежка утратил былую жизнерадостность, что по вечерам из соседней квартиры не доносится ни звука, хотя прежде работал телевизор или просто слышны были оживленные голоса... И эта косметика, этот тщательно наведенный на скулы румянец...
– Это правда, значит? – машинально переспросила Оля.
– Правда. У него другая женщина.
– Гад, – убежденно сказала Оля.
Таня поморщилась:
– Нет, не гад. Он ее сильно полюбил, тут ничего не поделаешь. И давай больше об этом не говорить...
Собравшись с духом, Таня занялась оставшимися вещами Олега. Отнесла в чистку костюм-тройку – пригодится для нового бракосочетания, отдала в ремонт его любимые американские ботинки, перестирала рубашки. Упаковала его любимые книги. Рано или поздно они с этой женщиной определятся с жильем, тогда и пригодится. Таня позвонила Глебу. Трубку взял Олег.
– Я собрала кое-какие твои вещи. Когда понадобится, Олежка тебе их привезет. Еще я подала на развод. Суд шестнадцатого августа, в восемнадцать тридцать. Сошлемся на разность характеров, которая с годами дала знать о себе.
– Спасибо, Таня, – сказал Олег. – Ты, надеюсь, не откажешься принимать от меня помощь...
– Вряд ли в ней будет необходимость, – возразила Таня. – Но в любом случае спасибо. Олежка передает тебе привет, – добавила она, не обращая внимания на протестующий взгляд сына. – Надеюсь, у вас сохранятся добрые отношения.
– Я очень на это рассчитываю, – ответил Олег, и Таня, попрощавшись, повесила трубку.
Минуло еще несколько дней, и Таня послала к нему Олежку.
– Он твой отец. Это свято и нерушимо, – непререкаемым тоном сказала она. – Ты обязан сейчас поддержать не только меня, но и его тоже...
– Его-то с какой, стати! – возмутился было Олежка.
– Ему сейчас нелегко, – возразила Таня. – И твой прямой долг – сделать так, чтобы между вами все осталось как прежде.
– Только ради тебя, мама, – вздохнул Олежка.
Едва за сыном закрылась дверь, в Тане словно рухнула плотина. Долго сдерживаемые слезы вырвались наружу, потоками полились из глаз. Забыв о том, что стены в доме не слишком звуконепроницаемые, она выла в голос, бродила по комнатам, валялась на коленях перед креслом, в котором Олег обычно читал газету или смотрел телевизор, поднималась и снова, прижимая к груди подушку, ходила из угла в угол, голосила, как раненый зверь. Мысль о балконе снова шевельнулась в ее сердце.
В ту минуту, когда отчаяние ее стало невыносимым, зазвонил телефон, и Таня машинально сняла трубку.
Звонил давний знакомый, почти ставший приятелем, автослесарь Гена. Его дочку когда-то вылечила Таня, а Гена иногда «лечил», как он выражался, машину Олега. Подвыпив, Гена обычно вспоминал о Тане, звонил и рассыпался в благодарностях. И сейчас он был подшофе.
– А почему у вас такой голос, Татьяна Андреевна? – спросил он после взаимных приветствий.
– Потому что я плачу, Гена! Я места себе не нахожу! Олег меня бросил, ушел к другой, а я жить без него, не могу!.. – вырвалось у Тани.
– Да ты с ума сошла! – вдруг совершенно трезвым голосом воскликнул Гена. – Ты – плачешь?! Не смей! Я все про тебя знаю! Таких, как ты, больше на свете нет! Ты лучше всех женщин в мире! Твой Олег тебя не стоит! Никто в целом мире не стоит твоих слез! Ты – врач от бога, ты спасаешь детей! Детей, Таня! Ты не можешь страдать – ведь стольких людей спасла от горя! Сейчас же приди в себя!
Эти слова, произнесенные, в сущности, не слишком близким человеком, простым – проще не бывает, – привели Таню в чувство. Слезы еще текли из ее глаз, но это были уже другие слезы – они вытекали из ее сердца вместе с ощущением непоправимости и ужаса, до этого переполнявшим его. Славный Гена произнес не просто несколько фраз, а изрек тот спасительный глагол, который пробудил в Таниной душе силы и надежду. И когда Олежка вернулся от отца, она была почти спокойна.
Таня понемногу начала привыкать к своему положению брошенной женщины, о чем постепенно прознали окружающие.
Но она держала себя так, что поведение ее исключало малейшее проявление сочувствия.
Она привыкла засыпать и просыпаться одна в широкой супружеской постели, привыкла не ждать Олега из полетов, привыкла к тому, что отец и сын встречаются где-то на стороне, и сумела сделать так, что Олежка ничего не рассказывал ей об этих встречах. «Папа здоров?» – «Здоров», – отвечал Олежка, и Таня тут же начинала говорить о чем-то другом.
С тех пор как она в последний раз видела мужа, минуло два месяца – наступил день развода.
Таня тщательно оделась, навела марафет и пришла в здание суда. Поднялась на четвертый этаж ветхого, пропахшего гнилью скандалов и обид здания и увидела Олега.
Как она ни готовила себя к этой встрече, еле смогла удержаться на ногах при виде любимого, осунувшегося лица.
– Здравствуй. Как дела?
– Здравствуй, – смущенно проговорил Олег. – Спасибо. Отлично выглядишь.
Она уже знала от Олежки, что его перевели во Внуково.
Обменявшись еще парой дежурных реплик, оба умолкли, но тут их пригласили в зал.
Пожилая судья осведомилась, не изменились ли их намерения.
– Нет, – первой подала голос Таня.
– Нет, – сказал Олег.
Судья спросила о причинах разрыва столь многолетнего брака и получила стандартный ответ супругов, не желающих выставлять себя на всеобщее осмеяние.
Из здания суда вышли вместе.
Таня остановилась, протянула Олегу руку и, глядя ему прямо в глаза, сказала:
– Всего тебе самого хорошего.
– И тебе тоже, – отозвался Олег и, не выпуская Таниной руки из своей, добавил: – Высоко я летаю, но ты еще выше, Таня. До свидания.
– До свидания, Олег, – вынимая из его ладони руку, ровным голосом проговорила Таня.
Прошло еще какое-то время, и с ней случилось одно удивительное происшествие.
Как-то поздним вечером Таня возвращалась от матери в метро.
Погруженная в свои мысли, она тем не менее заметила странную женщину, сидящую напротив, одетую в легкое не по сезону, длинное платье, с тюрбаном на голове, с резкими выразительными чертами лица. Женщина смотрела на нее, смотрела, и Таня вдруг улыбнулась ей.
Женщина тут же поднялась со своего места, подсела к Тане и сказала:
– Хочешь, я тебе погадаю?
– Вы цыганка? – спросила Таня.
– Нет, армянка. Я гадаю за деньги. Но тебе – бесплатно, ты – хорошая женщина.
Таня, рассмеявшись, протянула ей руку.
Женщина склонилась над Таниной ладонью, наморщила лоб и что-то пробормотала себе под нос на непонятном языке, а потом сложила Танину ладонь в кулак и проговорила:
– Держи что имеешь, дорогая, и тогда то, что ушло от тебя, вернется к тебе. Помяни мои слова и не плачь больше внутри самой себя – твое счастье вернется к тебе...
Глава 12
Когда Олег, получив на руки ордер, привез Галю в новую, с иголочки квартиру, ее восторгу не было границ.
Ей так надоело чужое жилище на Юго-Западе и квартирная хозяйка, которая перебралась на время к сыну и невестке, живущим по соседству, и сдавала квартиру, чтобы поднакопить денег на телевизор.
Эта Мария Яковлевна беспрестанно являлась к Гале под предлогом заботы о комнатных растениях, а на самом деле – чтобы поведать очередную гадость про невестку, не умеющую по-настоящему сварить щи и замачивающую белье на три дня.
Гале настолько надоели эти визиты, что она подумывала перебраться к матери.
Но тут Олегу дали квартиру.
Отличную однокомнатную квартиру с просторной кухней, на которой можно поставить раскладушку, с паркетом, сверкающим, как в Петергофе. В новом районе. В новом доме-башне.
– Олег, миленький, позволь мне все устроить здесь по своему вкусу! – Галя повисла на шее мужа, уже предвкушая, как замечательно она все сделает. – Я хочу переклеить обои! Эти слишком темные! Люстру хочу купить сама! Лоджию надо обязательно застеклить! Короче, родной, дай развернуться моим мещанским вкусам!
– Галочка, если ты втащишь в дом клетку с крокодилом, я не скажу ни слова против, – пообещал Олег. – Вместо люстры можешь повесить под потолком чайник, а на лоджии устроить оранжерею.
– Твое великодушие не знает предела! – торжественно провозгласила Галя.
– Это не великодушие, – не согласился Олег. – Это любовь.
Галя, засучив рукава, принялась за работу. Сначала она хотела привлечь к этому делу Варю, но сестра уже расхаживала с животом и боялась делать лишние движения, поэтому в магазин «Обои» на Профсоюзной Галя потащила Веру.
Какое же это счастье – покупать для собственного дома все эти необходимые мелочи, какое наслаждение!
Простые обои были дешевле, но Вера считала, что покупать следует моющиеся. Они пересмотрели с добрый десяток рулонов, прежде чем остановились на бледно-розовых обоях с тиснеными мелкими букетиками – для комнаты.
Для кухни идеально подходили клетчатые обои, похожие на веселенький ситчик, а для прихожей – салатовые, с блестящим узором. Вера считала, правда, что рисунок несколько навязчив, но Гале понравились эти, салатовые.
Вызвали из машины Олега: он за все заплатил и, навьючив обои на спину, отволок их в багажник.
Вчетвером – к этому делу привлекли и Валеру – переклеили обои.
Люстру – под старину, похожую на волшебную лампу Аладдина, – купили в антикварном магазине. Галя сама почистила ее, Олег повесил.
Потом выбрали стенку – белую, итальянскую – с просторным шифоньером и прекрасным книжным шкафом с зеркальными дверцами, кухонную стенку под дерево, полированный письменный стол, двуспальный диван-кровать, торшер, зеркало для прихожей, вешалку с полочкой для обуви и прочее, прочее...
Пригласили Глеба и Ольгу Петровну помочь с новосельем.
Варя с Романом приехать не согласились – сестра тряслась за свой драгоценный живот, а Рома от приглашения уклонился под предлогом занятий. На самом деле в присутствии Олега он чувствовал себя немного неловко.
Валера хлопотал на кухне: готовил свои фирменные манты. Ольга Петровна, обвязавшись фартуком, давала ему советы и всячески мешала.
Из ее дома была перевезена посуда «на первое время».
Когда Олег стал выгружать эту «на первое время» посуду, Галя всплеснула руками:
– Мамулечка! Ты в своем амплуа! Нас же в доме всего двое! К чему нам с Олегом сервиз на двадцать пять персон!
Олег задумчиво почесал затылок:
– В самом деле, Ольга Петровна... Десяток детишек мы еще прокормим, но двадцать три – это для нас многовато...
– Пригодится, – не согласилась Ольга Петровна. – При чем тут дети? А гости? Вот Глебушка... Вера и Валера...
Ольга Петровна до сих пор не могла привыкнуть к мысли, что дочь вышла замуж за мужчину, уведенного ею у другой женщины.
Но тут был Глеб, друг Олега, который, судя по его поведению, ничего особенного в такой ситуации не находил, да Вера с Валерой, состоявшие вообще неизвестно в каких отношениях...
Ольга Петровна склонялась к мысли, что время вносит свои коррективы и с этим следует по мере сил смиряться... К тому же Олег действительно не мог надышаться на ее дочь, во всем с ней соглашался, Галя немилосердно командовала им, а он подчинялся с таким добродушным терпением, что Ольга Петровна начала его воспринимать как своего родственника.
Оживленно и весело прошло новоселье – и Галя с Олегом зажили в собственном доме.
Галя продолжала украшать гнездышко, и Олег восхищался ее фантазией и вкусом.
Сострочит ли она на машинке, отданной молодым Ольгой Петровной, занавески для кухни, Олегу кажется – это произведение искусства.
Сошьет ли прихватки для сковородок в виде разноцветных матрешек – Олег ахает от изумления: какая красота неописуемая!
Купит у старика художника в Измайловском парке пару акварелей – Олег уверен, что это чудо современной живописи.
Приобретет у старушки на рынке половичок из цветных тряпочек – Олег боится на него ступать.
Притащит из соседнего магазина палас – Олег выражает готовность пылесосить его каждые два часа!
А уж готовит Галя – пальчики оближешь!
Галя и в самом деле, вооружившись книгой о вкусной и здоровой пище, старалась удивить Олега разнообразием блюд.
Тот все ел и за все благодарил.
Правда, всяким изысканным блюдам, вроде салата из крабовых палочек или цыплят табака, Олег предпочитал вареную картошку, к которой приучила его Таня, но Гале он об этом так ни разу и не обмолвился.
Он поедал диковинные омлеты с запеченными в них овощами и ветчиной, поглощал шампиньоны, рыбу по-испански, мечтая об украинском борще, который так чудесно готовила Таня.
Закусывал черносливом с орехами, хотя вместо них с удовольствием бы сжевал луковицу или соленый огурчик.
Пил молочные коктейли, с детских лет питая к молоку отвращение...
Зато Галя как заправская хозяйка делилась с Верой:
– Моего совсем не просто накормить! Моему все время надо что-то изобретать!
Не без труда в дом удалось заманить Олежку...
Галя знала, что для Олега очень важно, чтобы сын стал появляться у них дома, и она проявила массу такта и терпения, чтобы приручить Олежку.
Сначала Галя устраивала так, чтобы Олег с сыном виделись наедине. Олег зазывал его якобы для помощи по хозяйству – что-то повесить или просверлить дырку в стене. Гали «случайно» не оказывалось дома: она терпеливо дожидалась, когда Олежка освоится с ситуацией.
Затем они стали видеться как бы мельком – Галя встречала Олежку в дверях, не проявляя излишней любезности, и, извинившись, отлучалась по магазинам.
Потом ей незаметно удалось навязать свою помощь мужчинам в выборе хорошего костюма для Олежки. Они положились на ее вкус и не ошиблись – костюм Олежка проносил несколько лет.
Наконец, Галя перестала исчезать из дому во время визитов Олежки и постепенно, шаг за шагом, завоевала его.
В конце концов, они были почти ровесниками, и Гале больше, чем Олегу, были понятны проблемы Олежки с девушками, которые после Вики все казались ему обманщицами и кривляками.
И Ольга Петровна уже не могла нахвалиться на зятя номер один, как она величала Олега.
– Я была не права, – делилась она с Лилей, от нечего делать забегавшей к ней, как прежде – к Гале. – Конечно, Олег несколько старше Галочки, но так ее понимает... Такой чуткий, добрый, заботливый! Нет, это хорошо, когда муж старше жены.
– Особенно хорошо, когда он до нее имел другую жену, – невозмутимо изрекала Лиля. – Имел практику, так сказать... – Восторги Ольги Петровны по поводу Галиного мужа раздражали ее. – С таким, конечно, легче...
– Так получилось, – несколько сникнув, отвечала Ольга Петровна. – Да, моя дочь увела чужого мужа. Кто бы мог подумать!
Лиля со стуком ударяла себя в грудь:
– Я! Я могла подумать! Ваша Галка внешне только тихоня! Если бы я, как Аргус, не следила за своим мужем, неизвестно, чьим бы он был – моим или Галкиным!
– Ну, ты скажешь... – рассеянно бормотала Ольга Петровна.
Но эти мелкие Лилины шпильки уже не могли вывести ее из равновесия.
В конце концов, дочь ее счастлива. А что может быть для матери радостней сознания, что ее ребенок устроился в этой жизни благополучно! По крайней мере один ребенок! Потому что в Вариного Ромку Ольга Петровна не слишком верила.
Галя действительно ощущала себя счастливой.
Может, это было не совсем то счастье, о котором она мечтала. Может, ему не хватало остроты, пронзительности, огня, но ощущение покоя и надежности – что может быть лучше!
Олег теперь летал по своей стране, и Галя время от времени летала вместе с ним.
Олег уверял ее, что нисколько не жалеет о своем статусе летчика международного класса. Эта заграница ему надоела. Последнее время он и из отелей не вылезал, часами глазел в телевизор. А теперь вот не нарадуется на родину. Тем более жена иногда летает вместе с ним. И теперь они не сидят в гостиницах – ходят в краеведческие музеи, посещают выставки, осматривают достопримечательности... Что бы они ни делали, все казалось Олегу настоящим блаженством и верхом романтики.
С Таней он иногда общался по телефону, отвозил ее, когда это требовалось, в Верховье, кое в чем помогал по дому.
Таня оказалась на высоте.
Она держалась с бывшим мужем просто, естественно, ни разу не показала ему, как ей больно видеть его таким счастливым, помолодевшим, рассказывала о своей работе, делилась переживаниями за сына.
Галя, конечно, без звука отпускала Олега к бывшей половине.
Дни проходили за днями – спокойные, наполненные мелкими заботами и повседневными хлопотами, и Галя совершенно была уверена, что так будет всегда...
Только случалось, эта мысль опрокидывала ее в какую-то неясную тоску, в ощущение, что праздничный корабль жизни, нагруженный чудесами и озаренный всполохами фейерверков, проплывает мимо нее... Но это бывало минутное настроение, находившее на нее в часы одиночества. Оно таяло без следа в ощущении близости любимого человека.
Полное осуществление мечты ведет к опустошению. Раньше Варя с этим соглашалась. Порой мечта о счастье и есть само счастье. Но Варины мечты постоянно что-нибудь да отравляло – горестные вздохи матери, издевки Галины, необходимость жить по установленным правилам: учеба, работа, замужество – в свое время, а не сломя голову, в восемнадцать лет.
Но вот она обрела полную свободу. Стряхнула с плеч гнет семейных обязательств перед сестрой и матерью. Отныне она замужем и вольна жить дальше как пожелает. Несколько медовых месяцев Варя упивалась этой безграничной свободой и счастьем. Она любила, и любимый был с ней. Порой все двадцать четыре часа в сутки. Они не часто сидели в аудиториях, предпочитая оставаться дома или отправляться вместе на прогулку.
Они были так зациклены друг на друге, что окружающий мир перестал существовать, превратился в тусклый фон. Недели, месяцы пролетали стремительно. Просыпаясь по утрам, Варя испытывала беспричинную радость и ощущение такой полноты бытия, что у нее болело сердце.
Они выпали из жизни, серой, повседневной, для многих постылой. Но это не могло продолжаться долго. Действительность понемногу вторгалась в их безмятежное счастье, заставляла вспоминать о делах и обязанностях.
Ромка стал, кряхтя как старик и капризничая, подниматься рано и уходить в институт. Приближалась весенняя сессия. Варя легко, не напрягаясь, тоже сдала два зачета и вдруг решила как отрезала – довольно! Ее беременность уже становилась заметной, пошел четвертый месяц. Пора было открыться матери и сообщить заодно, что институт она бросает. От опеки она избавилась и теперь будет сама планировать свою жизнь.
И все же к разговору Варя готовилась несколько дней и почему-то робела. Объяснение было одно – скоро ей станет не до учебы.
– Может быть, ты все же сдашь сессию и возьмешь академический отпуск? Через год-два вернешься в институт, – робко спросила Ольга Петровна.
– Нет, мамочка. Я хочу сама растить своего ребенка, а не подбрасывать его бабуле, тебе, свекрови, – возразила Варя.
Она пока не решалась признаться, что учеба ей опостылела. Институт был выбран неправильно. Скорее по настоянию родных, чем по ее собственному влечению. «Правильный выбор придет сам собой, когда я стану зрелым человеком», – думала Варя. Она еще не знала, кем будет, но только не учителем. Весь день проводить в школе, потом вечерами сидеть над тетрадями – это не для нее.
Ольга Петровна обиделась. Ни старшая, ни младшая не пожелали идти по ее стопам. Всех пугают большие нагрузки, двоечники, стопки тетрадей. Они правы: эта профессия, как никакая другая, требует полной самоотдачи.
Даже то, что она скоро станет бабушкой, не очень обрадовало Ольгу Петровну. Теперь будущее Вареньки стало совсем темно и неясно. Муж-мальчишка, который едва ли в ближайшие годы сможет содержать семью, отсутствие профессии и маленький ребенок на руках. Но о своих тревогах она ни слова не сказала дочери. Теперь Вареньку нужно беречь от волнений. Судьба дочери складывалась неблагополучно – вот что стало очевидным для Ольги Петровны. Правда, сама дочь с этим не согласилась бы.
А Варя покинула дом, в котором выросла, с большим облегчением. Она сбросила последнее ярмо – институт. Теперь ничто не связывало ее со старой жизнью. Впереди открывались заманчивые горизонты. Ей даже сны снились только цветные. Именно такой – яркой, праздничной сказкой – представлялась ей вся будущая жизнь с мужем и малышом. Долгая, долгая жизнь.
Варя в суете и не заметила, как закончились ее медовые месяцы. Они гасли понемногу, незаметно для глаз. Да и трудно было бы жить долго в таком напряжении духовных и физических сил. Надорваться можно.
