Текст книги "Мужчина для сезона метелей"

Автор книги: Вера Копейко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 14 страниц)

26

В этот воскресный день из разных концов города ехали люди в дом, выкрашенный свежей желтой краской, он казался веселым, солнечным, раньше всех готовым встретить весну. В квартире на пятом этаже в большой гостиной все готово: накрыт стол, начищены серебряные приборы, до прозрачности невинной слезы отмыт хрусталь. Торт, испеченный Марией, «доходил», как она говорила, пропитанный канадским кленовым сиропом. Его подарил Лекарь, когда узнал о большом сборе в Надином доме.

– Вы оставите мне кусочек? – спросил он Надю, просящими глазами глядя на нее.

– Но может быть, вы успеете. Вы на самом деле решили поехать? – спросила она, явно волнуясь.

– Мне позвонили, что заказ готов, – ответил Лекарь. – Зачем тянуть?

– Неужели вы…

– Помните наш разговор после катания на снегоходе? Вы спросили меня, сказать ли отцу, что вы знаете… тайну?

– Да. А вы ответили – нет.

– Именно так. Почему? Я усомнился кое в чем и решил проверить.

– Вы… перезаказали… через столько лет?

– Если учитель истории пользовался документами, то они есть и сейчас. Кстати, вас не удивило, что во время войны сгорела деревня, а документы живы? – Лекарь сощурился и внимательно посмотрел на Надю.

– Ну-у… В общем-то я не думала над этим. – Она пожала плечами. – Дядя Александр заказывал, это он должен был…

– Конец восьмидесятых, начало девяностых, вспомните. – Лекарь усмехнулся. – Время, когда все хотели срубить, как говорят, с иностранцев доллары. Он не финскими марками расплачивался, верно?

Надя озадаченно смотрела на него.

– Вы хотите сказать, что все эти годы мы… возможно… – Она задохнулась. – Я…

Он поднял руку:

– Не станем спешить. Я обещал вам, помните, в начале нашей работы, все закрученное раскрутить… А это значит начать сначала.

Надя засмеялась:

– Я буду рада, если вы успеете приехать на воскресный обед.

«Интересно, успеет?» – спросила она мысленно.

С самого утра солнце не жадничало – конец марта, а так тепло. Она прикинула, не надеть ли тонкую блузку из серого шелка, но отложила – до будущих светлых времен, как она это называла.

Пожалуй, думала она, сегодня в какой-то мере день решающий и разрешающий многие проблемы. Надя обрадовалась, что приехала свекровь – она позвонила. Нина Александровна удивила ее: подумать только, уже в городе, но не давала о себе знать, у нее, видите ли, была одна чрезвычайно важная встреча.

Что ж, свекровь – журналистка. Надя вздохнула и вспомнила фразу, которая рассмешила: научить писать нельзя, а отучить можно. Нина Александровна писала, делала это лихо. Может быть, нашла какого-то героя даже здесь.

Вместе с Николаем они хотели сообщить ей о новом семейном раскладе. Но после парадного обеда.

Первыми приехали родители с девочками. Она бросила взгляд на отца, ее сердце зашлось от боли. Как заметно опустились плечи, как сильно поседели волосы. Мать казалась крепче, она держала за руки обеих внучек. Дочери-двойняшки, такие непохожие друг на друга, говорили об одном – о скрипках, которые уже куплены и лежат у дяди Александра. Он сам им позвонил.

– Мама, привет. Мы будем играть, как Ванесса Мэй! – хором объявили они. – Ты знаешь, кто это?

– Конечно, – сказала Надя, обнимая обеих. – Китаянка, скрипачка.

– У нее таки-ие гоно… гоно… – начала одна.

– …рары, – закончила другая. – Дядя Александр говорит…

– Погодите про гонорары. Вы знаете, сколько времени она занимается? – остановила бабушка.

– Привет. – Отец наклонился и поцеловал Надю. – Как ты? – спросил, как спрашивают тяжелобольную.

– Отлично, папа. Лекарь считает, что мне можно садиться за руль мотоцикла.

Отец улыбнулся, темно-серые глаза повеселели. По цвету они такие же, как у Николая. Может быть, такое сходство привлекло Надю к нему в первый же вечер…

– Дай Бог, дай Бог. Но может, рано…

– Па-апа, – капризно протянула Надя. – Я попробую.

– Снова в загородном клубе? Мария, вы едете с ними? – Мать обернулась к Марии, которая несла хлебницу с огромным караваем, нарезанным тонкими ломтиками. Надя резала сама, ножом кхукри, который, уверял Лекарь, не годится для такого простого дела. Но Надя сумела.

– Конечно.

– Тогда я спокоен, – сказал отец и отошел от Нади. – Отлично, Надя, ты не забываешь о моих кактусах. Подумать только, они цветут и цветут.

В двери заскрежетал ключ, это Николай. Мария послала его за соком и минеральной водой в супермаркет на первом этаже. Не успел он поздороваться, как раздался звонок. Он быстро открыл дверь. На пороге стояла его мать.

– Всем привет! – громко объявила Нина Александровна, как всегда возбужденная.

– Какой сюрприз! – всплеснула руками Надина мать. – Что же вы не позвонили!

– Хотите верьте, хотите нет, но у меня не нашлось сил произнести хоть слово. Они все вышли, у меня была такая встреча…

Звонок снова зазвонил. Николай передал сок и воду Марии и толкнул дверь.

Он замер. Он стоял, словно не хотел, чтобы те, кто за дверью, вошли.

– Николай, кого ты там держишь? – спросила Нина Александровна, стараясь перекричать смех и шум в квартире Фоминых. На пианино бренчали девочки, шумела вода в кране: Надин отец наливал в вазу воду для цветов, которые они с женой принесли Наде – золотистые герберы. В этом сезоне не сыщешь ее любимых ноготков, а эти все-таки похожи.

Николай отступил наконец, пропуская троих.

Впереди шел Петруша в желтой куртке нараспашку, под которой виднелся синий пиджак, под ним – белая рубашка, но самой яркой деталью была, конечно, черная бабочка в белый горошек на шее. Он держал клетку, в которой сидел беленький Тимоша. За ним шла Тамара Игнатьевна, а следом – Августа.

Августа не хотела подниматься. Она привезла их и собиралась подождать в машине. Но Тамара Игнатьевна настояла – мало ли что, говорила она, речь идет как-никак о краже.

Но она знала, к кому они на самом деле едут. Тамара Игнатьевна не сказала Гуте фамилию мужчины из поезда, а она не спрашивала. Экспромт, считала Тамара Игнатьевна, – проверка на искренность.

Что ж, думала Тамара Игнатьевна, глядя на Николая Сушникова, вряд ли Гутя станет упорствовать… в том, о чем ночь напролет проговорили они с Ниной Александровной в гостиничном номере. Соединив свои познания, они сошлись во мнении, что лучше всего, надежнее всего соединиться двум представителям взаимно проклятых родов под одной фамилией. Тогда настанет конец всем несчастьям.

– Тимоша! – закричала одна девочка.

– Тимоша! – вторила ей другая.

Они подскочили к Петруше, запрыгали.

– Я тебе говорила, он найдется!

– А я тебе говорила, что его унес мальчик!

– Потому что он спасал его от проводницы.

Петруша улыбался, но клетку держал крепко.

– Петруша, – сказала Тамара Игнатьевна, – отдай Тимошу хозяйкам.

– А где тогда… кизиловое варенье? – строго спросил он.

Девочки открыли рот и опустили руки.

Тишина, потом громкий хохот взрослых.

– Молодец, – похвалил Надин отец, который уже поставил букет на стол. – Оно было такое вкусное, что мы его съели. Предлагаю возместить ущерб.

– Хочешь малиновое? – крикнула одна девочка.

– Вишневое! – крикнула вторая.

– Я подумаю, – ответил Петруша. Наконец нехотя протянул клетку в четыре протянутые руки. – Праба, ты мне обещала… помнишь?

– Конечно, куплю тебе двоих. – Тамара Игнатьевна кивнула, не глядя на мальчика. Она смотрела на Августу. Бледная, словно из нее выкачали всю кровь, она не сводила глаз с женщины в коляске.

Но та, казалось, не замечала ее взгляда. Она каталась вдоль стола, проверяя, все ли в порядке. За ней шла Мария, исправляла недостатки, если хозяйка их находила.

Мария улыбнулась Тамаре Игнатьевне. Это ей позвонила она, приехав из Москвы, чтобы уточнить фамилию мужа ее подопечной.

Так что теперь? Теперь? А это, простите, уже не ее дело. Вот они – все здесь. Им решать.

В дверь снова позвонили. Тамара Игнатьевна, наблюдавшая за Надей, заметила, как настороженно поднялись плечи, а руки легли на поручни кресла и напряглись.

Она кого-то ждала, но не слишком надеясь, что этот человек придет?

Мария рассказывала, что у хозяйки есть Лекарь. Он – единственный человек, с которым Надежда другая.

Николай направился к двери, проходя мимо Августы, он кивнул ей не таясь. Это понравилось Тамаре Игнатьевне. Августа вспыхнула.

На пороге стоял мужчина, не слишком высокий, но отлично сложенный. Он был в кожаных штанах, кожаной куртке, на голове косынка из черной кожи, завязанная концами назад. Бандана, отметила Тамара Игнатьевна. Модная вещь.

– Здравствуйте, – сказал он. – Меня пригласила Надежда Викторовна, а я не посмел отказаться.

Его серые глаза смотрели на Надю, казалось, сейчас он ей подмигнет.

Надя быстро подкатила к нему.

– Это мой… Лекарь, – представила она его всем. – Дмитрий, если угодно. Я рада, что вы успели, – сказала она ему. – Вы увидите всех, и вас все – тоже… Пойдемте со мной. – Она быстро направила кресло в кабинет. – Простите, мы на минуту.

В ее голосе было что-то, отчего замерли девочки, болтавшие с Петрушей, родители подняли головы, прислушиваясь. Словно позади себя слова оставили длинную звучащую ноту. Только Николай и Августа не обратили внимания. Они стояли рядом возле двери и о чем-то шептались.

– Вот, – сказал он, когда Надя закрыла дверь. – То, что я обещал. – Он протянул Наде файловую папку. – Ксерокс тоже здесь. Для вашего дяди Александра, – добавил он.

Надя побледнела, но, посмотрев на Лекаря внимательно, улыбнулась.

– Мне это понравится? – тихо спросила она.

– Надеюсь.

Она вынула бумагу, на которой ветвилось дерево. Она искала глазами имена – Виктор и Галя. Но Гали не было.

– Здесь не так, – пробормотал она.

– Здесь все так, как должно быть. Посмотрите, на соседней ветке есть имя Геля. То есть Ангелина. Учитель, который спешил заработать на вашем иностранном дядюшке, второпях написал имя, которое ему привычней.

– Вы… видели его?

– Нет, только его могилу.

Надя откинулась на спинку кресла.

– Ох! Все равно, земля ему пухом. – Помолчала, потом позвала: – Папа! Можно тебя?

Фомин-старший вошел к дочери, он сразу почувствовал ее особенное волнение.

– Папа, Дмитрий привез генеалогическое древо рода Фоминых. Помнишь, ты говорил, дядя Александр заказал, но тот историк обманул его, ничего не сделал. – Дочь внимательно смотрела на отца.

– Д-да… – Он побледнел. – Именно так я и говорил… тебе. Но я должен хотя бы сейчас…

– Погоди, папа. Тот учитель на самом деле его обманул. Может быть, не нарочно. Посмотри… Только внимательно.

Отец взял лист с печальной обреченностью. Лекарь наблюдал за ним, он знал, куда устремится его взгляд.

– Геля? – прошептал он.

– Да. Не Галя, – тихо подтвердила Надя.

Отец выронил лист и закрыл лицо руками.

– Не плачь, папа. Даже если бы то древо было правильным, все равно ничего страшного. Знаешь, я читала, что Тутанхамон, египетский царь, был женат на родной сестре. Не на двоюродной. И ничего. – Она потянулась к отцу и обняла его за шею.

– Ты знала… Да, ты знала… – бормотал он.

– Папа, это не важно, нет… – шептала она.

– Дмитрий, – услышала Надя, – вы самый настоящий Лекарь. Для всех нас. Для всей семьи Фоминых.

Надя отпустила отца, он протянул руку Дмитрию.

– Она встанет… Она пойдет, – говорил он. – Я это знаю.

– Я встану, Лекарь, – повторила она за отцом.

– Не сейчас, – предупредил он ее. – Всему свое время.

– Ты скажешь маме сам, ладно? – сказала Надя. – Потом.

Отец кивнул.

Надя оттолкнулась от стола, Лекарь открыл дверь, и она громко объявила:

– А теперь приглашаю всех за стол… – Надя взяла за руки Лекаря и отца. – Я хочу занять место между вами.

Эпилог

Надя сидела на берегу озера и смотрела на воду. Желтая кувшинка шевелилась, как будто она не цветок, а живое существо. Впрочем, это почти правда. Она – тончайший биологический прибор, по которому можно судить о степени чистоты воды в озере. В такой воде понравится малькам финской кумжи, которую они с Лекарем привезут от дяди Александра. Лекарь согласился проводить ее к нему. Они отвезут ему и копию настоящего генеалогического древа. Вспомнив о нем, Надя испытала легкий победный толчок в сердце.

Это уже третье озеро на севере области, которое они осмотрели. Оно в трех километрах от поселка, где Надя жила в детстве с родителями. Сюда она прибегала на лыжах в метель.

Она откинулась на спинку кресла и закрыла глаза, чувствуя аромат крема для тела. Его принес Лекарь перед отъездом сюда и сказал:

– Он особенный, по восточному рецепту. Придает ощущение легкости во всем теле, самоуверенности и нежности. Вам понравится.

– Что в нем? – с любопытством спросила Надя, открывая белую баночку с крышкой, косо срезанной.

– Сок бамбука, белой лилии и еще некоторые компоненты, – уклончиво ответил он.

Но Надя не собиралась доискиваться до истины, она вдыхала аромат, чувствуя, как тяжесть уходит из тела и души, уступая место желанию двигаться.

– Скорее, скорее поедем! – торопила она.

Если верно, что любовь – это сумасшествие, то она в своем уме. К тому же они не любовники. Значит, если бы они поженились с Лекарем, это был бы трезвый шаг?

– Даже не любовники, – пробормотала она, передразнивая себя.

Они здесь уже неделю, Лекарь говорит, что позвоночник поддается массажу, но с той скоростью, с которой она заставляет свои мысли меняться… А когда он поставит ее ноги, он… потом… положит ее? Она захихикала.

Она не против. Николай согласился на развод. Она все сделала правильно, подтолкнув его к Августе. Надя улыбнулась: когда Августа увидела у него на мизинце перстень с борзой, то, говорит Николай, чуть не лишилась чувств. Она увидела в этом знак, благословение… Борзовы думали, что перстень потерялся навсегда – ушел из этого мира вместе с погибшим мужем Августы. Но ничто в этой жизни не происходит просто так, убедилась Надя. Этот перстень, можно сказать, отправился на поиски нового мужчины для Августы Борзовой. И привел его к ней.

Она не слышала ни звука шагов, ни плеска воды, но, когда открыла глаза, кувшинки не увидела. Напрягая глаза, всматриваясь в поверхность озера в густеющих сумерках, Надя не нашла ее.

Кто-то утащил под воду? Да кто посмел!

Надя резко бросила кресло вперед, колеса крутанулись и застряли в ямке. Не отдавая себе отчета, она выскочила из него и… пошла. Она не думала, что делает. У нее одна цель – вернуть на место кувшинку. Ее она назначила якорем, за который уцепится и останется в новой жизни.

Выставив руки вперед, Надя вошла в воду.

– Сюда, сюда, – услышала она тихий голос. Он манил ее из-за густых ивовых кустов. – Она подчинилась…

Кувшинка вынырнула. Живая! Какой-нибудь толстый карась задел стебель и потопил. А она испугалась.

Что она сделала? Испугалась? Надя почувствовала, как холодная дрожь мелко-мелко трясет все тело. Плечи, спину, талию, бедра. Бедра? Трясет их? Она замерла. Но они же ничего не должны чувствовать. Надю неодолимо потянуло вниз.

Нет, должны! Должны! – барахталась она, глотая воздух. Уже должны, Лекарь сказал, что…

– Надя, сюда…

Голос звал ее дальше, он уводил ее от берега, на котором осталось кресло, с которым, она думала, уже срослась.

Она узнала голос, он манил ее, звал за собой, она послушно раздвигала руками воду перед собой. Когда-то она быстро плавала брассом. Тело вспомнило движения, а ноги – подумать только! – повторяли движения рыбьего хвоста!

– А-а-а! – закричала она, не зная, как иначе выразить свой восторг. Это был животный крик радости. – А-а-а…

Лекарь протянул к ней руки и обнял. Он молча вынес ее на берег. Так же молча положил на траву. Полная луна оказалась на одной линии с его головой, Наде показалось, что он в соломенной шляпе. Такой, какую носил дядя Александр, вспомнила она.

– Сатурн, – прошептала она. – Как Сатурн.

Он снимал с нее мокрую блузку, шорты, мокрое белье. Она не противилась. А потом…

Потом было то, что яснее всего подтверждает человеку: он живой по-настоящему.

– Ты совершенно здорова, – объявил Лекарь, обнимая влажное, но уже не от воды, тело.

Надя приподнялась, чтобы посмотреть на озеро, из которого она вышла такой живой. Она не поверила своим глазам. Над озером вилась… метель?

– Что это? – проговорила она.

Лекарь сказал:

– Мотыльки. Поденка. – Он обнял ее и прижал к груди Надину голову.

Но она вывернулась и снова посмотрела на озеро.

– Я так давно их не видела. На самом деле они называются эфемериды, – бормотала Надя. – Их личинки живут в воде два-три года, потом всплывают. Кожица на спине разрывается, вылетает мотылек. Они живут не больше одного дня, но успевают отложить кучки яиц. Как похоже на метель… – Она не отрывала глаз от озера. – Смотри-ка, их все больше и больше. Они как крупные снежинки. Падают, усеяли берег…

Он слушал ее бормотание и думал – он полюбил ее. Полюбил так, как самого себя. Когда после долгих мучений, поисков, забегов по жизни наконец понял, как это сделать…

Надя подтвердила то, что он открыл для самого себя: неподвижность тела – не что иное, как результат перенапряжения души, разочарования, чувства вины и страха… День за днем он освобождал ее разум, а тело возвращалось в движущийся мир.

«Ну что, Доктор, готовьте бумагу с золотым обрезом! Что вы скажете, когда мы вместе предстанем, именно так, оба, будем стоять перед вами? А как насчет гранта для дальнейшего практического изучения связи между разумом и телом?»

Он засмеялся.

– Я тоже люблю сезон метели, – тихо проговорил он. – В нем можно найти такую женщину… Послушай, ты пойдешь ко мне в ассистенты?

– А ты ко мне? В этом озере будет жить финская кумжа, то есть форель…