Текст книги "Жил на свете рыцарь бедный"

Автор книги: Вера Белоусова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 13 страниц)

ГЛАВА 4

Тот день вообще оказался днем сюрпризов. Первый из них обнаружился еще до того, как Мышкин узнал заключение экспертов. С утра ему все-таки пришлось съездить по старым делам – хоть ему и было велено заниматься Козловой, и только Козловой, кое-что все-таки необходимо было доделать самому. Он приехал на работу примерно на час позже обычного и обнаружил на двери кабинета записку, предписывавшую немедленно явиться к начальству.

– Смотри, что мы сегодня получили, – начал Терещенко, как только он переступил порог. – Здравствуй то есть. Садись и смотри. – С этими словами он протянул Мышкину обыкновенный конверт. Мышкин бегло оглядел его – адрес напечатан, обратного нет – и вынул небольшой листок белой бумаги. «Убийца – Дерюгин, – было напечатано на нем, с орфографическими ошибками и почти без знаков препинания, – и вы менты поганые сами это знаите. А не берете его потому что он вас всех с потрахами купил».

– Ну и что это, по-твоему? – осведомился Терещенко. – Глас народа?

– Народа… – пробормотал Мышкин, вертя в руках бумажку и рассматривая ее со всех сторон. – Или… заинтересованных лиц. Судя по лексике…

– По лексике теперь хрен поймешь…

– Это верно. – Мышкин невольно усмехнулся. – А заключение готово?

– Готово, готово. И там, скажу я тебе, совсем уж черт знает что…

Минут десять спустя Мышкин сидел у себя в кабинете, тупо глядя в окно и пытаясь осмыслить полученную информацию. На пистолете, которому по всем законам надлежало быть чистым и незапятнанным, как стеклышко, имелись отпечатки пальцев – некоторые четкие, некоторые смазанные, но все принадлежали одному человеку – Антону Дерюгину. «Сильный номер», – сказал по этому поводу Терещенко. Номер был сильный, но не последний. На журнале «Cosmopolitan» были отпечатки пальцев Кати Козловой, что было совершенно естественно, а вот на книжке Федора Сологуба из серии «Серебряный вихрь» отпечатков не было вовсе. Ни одного. Можно было подумать, что книжка самостоятельно спорхнула с книжной полки и переместилась на журнальный столик. И еще письмо… Письмо, пистолет и книжка… главное – книжка… все это решительно не выстраивалось в один ряд. Или… выстраивалось?.. Мышкин вытащил из тумбочки пачку сухарей с орехами, уже полгода заменявших ему покинутые сигареты, выхватил сухарь и принялся старательно грызть.

В этот момент в дверь постучали – пришел страшно взволнованный Коля.

– Про анонимку слыхали? – воскликнул он, едва переступив порог.

– Я-то слыхал, – удивленно ответил Мышкин. – А вот вы-то откуда знаете?

– Все говорят!

Мышкин только руками развел.

– Знаете что, Коля, – сказал он, – вы пока посидите тут, минуточку буквально, пока я соображу, что к чему. Сухарь хотите?

Сухарь Коля принял охотно и сел на стул в уголочке. Минуты две прошло в молчании, потом он начал беспокойно ерзать на стуле и в конце концов не выдержал:

– Может, мне пока выйти? Вы скажите, если я мешаю… Я могу пока в коридорчике походить…

– Нет-нет, Коля, – встрепенулся Мышкин. – Не надо никуда уходить. Наоборот. Надо бы Женю позвать. Евгения Аркадьича то есть. Но… может, и не надо.

Мышкин не сомневался, что самолюбивый Гаврюшин не идет не потому, что жалеет проспоренного ножика, а потому, что сидит в это самое время у себя в кабинете и ломает голову над результатами экспертизы, надеясь первым сообразить, что это значит.

– Я, пожалуй, позвоню Дерюгину, – рассудил Мышкин. – Придется с ним еще раз поговорить – и, боюсь, не последний. Разговариваем, разговариваем и паки разговариваем… Собственно, поговорить нужно с двумя людьми – с Зуевым и с Дерюгиным, – забормотал он себе под нос. – Зуева пока нет, остается Дерюгин…

Мышкин набрал номер.

– Через час можно? – быстро проговорил Дерюгин. – Совещание закончу.

– Так… – сказал Мышкин, кладя трубку. – Через час… А ехать мне сколько? Если своим ходом… В общем, скоро поеду. А пока, Коля, давайте рассуждать. Вслух. Иногда это помогает. Про экспертизу вы тоже знаете?

– В общих чертах. – Коля скромно потупился. – Что на пистолете – дерюгинские отпечатки… Но ведь это бред! Тут же алиби стопроцентное!

– Вот именно, – согласился Мышкин. – И это еще не все. Оставим временно пистолет… На журнальном столике лежала книжка. Странная книжка… То есть странная не сама книжка, а странно как раз то, что она лежала на этом самом столике, раскрытая, как будто ее в этом доме почитывали. Как будто ее читали только что, в тот самый день. Кто? На Козлову непохоже, на Дерюгина – еще меньше. С одной стороны, так судить, конечно, нельзя. Что я, в сущности, знаю о них обоих? Внешнее впечатление, причем о ней – вообще из телевизора. А с другой стороны… В общем, мне казалось, что это стоит проверить. И что же? Выясняется, что на ней нет ни одного отпечатка…

– Ее протерли! – в величайшем возбуждении воскликнул Коля. – А пистолет – не протерли! Вот что интересно!

– Конечно! – кивнул Мышкин, искренне радуясь Колиной сообразительности. – И между прочим, если бы с пистолетом дело обстояло так же и при этом у Дерюгина не было бы алиби, эта книжка все равно заставила бы меня серьезно задуматься… и поискать кого-нибудь еще…

– Не книжка… – вдруг пробормотал Коля. – Не книжка, а сам пистолет. Кто это бросает на самом видном месте орудие убийства с собственными отпечатками? Он что, идиот?

– Нет, не идиот, а допустим… в трансе, в прострации. Ничего не помнит, не соображает…

– А книжку протереть не забыл! – почти радостно докончил Коля. – Так не бывает! Уж или – или. Либо аффект – либо расчет! Правильно я говорю? Но я вот чего не могу понять… Отпечатки частично смазаны, значит, кто-то запросто мог держать в перчатках или там как-то… Но откуда там вообще его отпечатки – убейте не понимаю!

– А это, Коля, нам предстоит выяснить. Я думаю… я просто у него спрошу.

– У кого, у Дерюгина?

– Ну да.

– Вы думаете, он скажет?

– Ну, Коля, вы же сами сказали, что он не идиот. Не может же он не знать… Не под гипнозом же он его трогал…

– А вдруг под гипнозом? А вдруг?!

Мышкин внимательно посмотрел на Колю, убедился, что тот откровенно развлекается, и облегченно вздохнул.

– Что же это выходит? – продолжал Коля, разом посерьезнев. – Выходит, кто-то… какой-то… читатель этого… его подставляет. Он думал, его хотели деморализовать, а его хотят подставить…

– Очень похоже, – задумчиво сказал Мышкин. – Очень. Но… знаете, Коля, эта книжка… она меня как-то сбивает с толку…

– Да почему? – изумился Коля. – Наоборот ведь!

– Н-нет, не наоборот… Я пока сам не знаю. И опять-таки письмо…

– A-а, вы о письме? – протянул внезапно возникший на пороге Гаврюшин. – К вам можно?

– Входите, Женя, входите, – сказал Мышкин.

– Ваш ножик, инспектор. Так что насчет письма?

– Да ничего. – Мышкин пожал плечами.

– Кстати, оно у вас?

– У меня.

– Можно поизучать?

– Как раз хотел вас попросить, – сказал Мышкин. – Поглядите – может, что-нибудь… А я поеду, я с Дерюгиным договорился.

– Про пистолет спрашивать?

– Ну да. Думаю, я там недолго… Приеду – обсудим.

* * *

«Мне нужно выяснить у него две вещи, – сказал себе Мышкин, возносясь в немыслимом лифте куда-то в поднебесье. – Про пистолет и про знакомых. Просто необходимо поговорить с кем-то еще. Пока я не буду ничего о ней знать – телевизор, разумеется, не в счет, – я скорее всего, ничего не пойму. Конечно, он сам мог бы что-нибудь рассказать. Но ведь он, наверное, не захочет…»

Он не угадал и даже огорчился из-за своей недогадливости. Во время разговора у него сложилось странное впечатление, что Дерюгин ждал именно его и именно затем, чтобы поговорить о Кате. «Причем, – отметил про себя Мышкин, – совершенно непохоже, чтобы он преследовал какие-то цели. Говорит, чтобы говорить. Ему необходимо о ней говорить – и все. Впрочем, не будем ничего утверждать категорически…»

От Дерюгина довольно сильно пахло спиртным. Мышкину показалось, что на этот раз он все-таки пьян. Как только Мышкин устроился в кресле, по другую сторону стола, и секретарша, подавшая кофе, покинула помещение, Дерюгин заговорил, не дожидаясь вопросов. Заговорил быстро, лихорадочно и сбивчиво, как будто только и ждал этого момента. «Почему я так действую, хотел бы я знать… – с беспокойством подумал Мышкин. – Я не исповедник все-таки. Я сыщик. Как-то… нечестно получается. Хотя… я-то чем виноват?»

– Вот этот, ваш, вчера спрашивал, были ли у нее враги, – начал Дерюгин, и Мышкину как-то сразу стало ясно, что эта фраза – не более чем формальный повод начать рассказ. – Какие враги… Бабы ее не любили – это да. Иначе и быть не могло. Ведь рядом с ней, знаете, все линяли. Никто конкуренции не выдерживал. Я иногда прямо сам поражался… Вот представьте – входим мы с ней в какой-нибудь зал. Прием какой-нибудь или презентация, что-нибудь такое… Народу – тьма-тьмущая. Девки вокруг – одна другой краше. Глаза разбегаются. Коллеги мои ведь тоже, знаете, не дураки по этой части. – Он усмехнулся. – Казалось бы, как тут выделишься? И она сперва стоит себе так тихонечко, вроде бы скромненько. А потом… улыбнется, глазами стрельнет, кому-то что-то скажет… и глядишь – вокруг нее все больше и больше. Как магнит. И всем ясно: она – главная, она – лучше всех. Так что бабы не жаловали… это конечно… Но чтоб убивать? А ей эти приемы нравились… кайф ловила. Только иногда вдруг что-то наезжало… Заводилась: быдло, быдло, с быдлом общаешься… и сам тоже… серый, как… известно что. Почитал бы хоть что-нибудь, говорит, кроме биржевых сводок…

Тут у Мышкина ни с того ни с сего вдруг возникло странное чувство – словно что-то промелькнуло знакомое, где-то и когда-то виденное… не то слышанное.

– И ведь сама-то, главное, почти ничего не читала… – продолжал Дерюгин, и ощущение пропало. – «Cosmo» да «Cosmo», и все в таком же роде. Ничего ей такого не надо было. Никакой премудрости. Это так – зуд какой-то… Блажь, одна блажь – ничего больше… Она бы ко мне вернулась. Побесилась бы – и вернулась, никуда бы не делась…

В этом месте его голос еле заметно дрогнул, и Мышкину невольно подумалось, что тут он, пожалуй, лжет. «Вопрос в том, кому – мне или себе?» – подумал он, а вслух сказал осторожно:

– Вот вы говорите, женщины ее не жаловали…

– Терпеть не могли… – перебил Дерюгин.

– Пусть так… Что же, у нее не было ни одной подруги? Может быть, кто-нибудь с детства остался?

Мышкину очень хотелось обнаружить какую-нибудь подружку. Он ни секунды не сомневался, что женщины будут необъективны, и подружки, скорее всего, тоже. Однако столь же очевидно было другое – мужчинам в этом случае можно было верить еще меньше. Он исходил из того, что портрет критический все-таки можно, поделив на десять, приблизить к истине – восхищение же застит глаза, как ничто другое. Образ Кати по-прежнему не вырисовывался, многое как было, так и осталось не совсем понятно. Рассказ Дерюгина не столько прояснил картину, сколько напустил еще больше туману. А Мышкину очень хотелось составить себе о Кате четкое представление. Так хотелось, что он, грешным делом, вдруг засомневался – не для себя ли ему этого хочется в первую очередь, а потом уж – для хода следствия. «Для следствия это нужно? – спросил он сам себя. – Нужно. Ну и все, мои дополнительные мотивы никого не касаются… Да их и нет».

– Нет, подруг не было, – покачал головой Дерюгин. – Разве что Наташка… Да какая это подруга!

– Кто это – Наташка? – поинтересовался Мышкин.

– Наташка. Домра. Домработница. Убираться приходила. И не только. На все руки мастер. И парикмахерша, и маникюрша. Веселая девка и не злая, а какая-то такая… плевать на все хотела… Я думал, уж она-то Катьку точно возненавидит. Потому что – социальный протест. А вышло не так. Уж очень они далеко… друг от друга отстояли – тут даже и делить нечего. А может, и возненавидела – кто ее знает… Виду, во всяком случае, не подавала. Так за все время и не поссорились. Хотя на Катьку, между прочим, угодить… это тоже, знаете… непросто. Смотря какая вожжа под хвост попадет… Пока Наташка дела делала, они болтали. По-моему, пару раз она и так забегала, но точно не скажу…

– Можете дать мне ее координаты? – попросил Мышкин.

– Ради бога. – Дерюгин достал записную книжку и продиктовал Мышкину номер телефона. – Ну вот… Наташка… и вроде все. Школьных не осталось. Нет, постойте, что это я?.. Еще одна была, как раз со школы. Но эту я совсем не знаю. Да и Катька с ней общалась раз в год по обещанию. К нам она не приходила, всегда Катька к ней. И всегда возвращалась злая.

– Как ее зовут?

– То-то и есть, что не знаю. Не помню. Филологичка какая-то, с филфака. Как же ее звали? Погодите… Имя какое-то редкое… Катька ее каким-то прозвищем звала… что-то от «гусеницы»… Не помню.

Эта информация показалась Мышкину весьма занимательной. Необходимо было ее обдумать и понять, можно ли ее использовать, и если да, то как именно. Однако решение вопроса приходилось отложить.

– Ну хорошо… – вздохнул Мышкин. – Задам вам глупый вопрос. Кто, по-вашему, мог это сделать? Я не имя имею в виду… То есть на имя я не рассчитываю, – поправился он.

– Я понял, – перебил Дерюгин. – Я уже говорил вчера этому… вашему… У меня есть враги – у меня, а не у нее… Я так думаю. Это раз. Ну и потом… – он на секунду умолк и окинул Мышкина странным взглядом, выражавшим одновременно бесконечную тоску и насмешку. – У меня могли быть причины это сделать. Да. Она ведь меня бросила как-никак. Если, конечно, вы, инспектор, верите в убийства из ревности…

«Инспектор» – это гаврюшинская работа, – отметил про себя Мышкин. – Делать ему нечего». У него снова возникло ощущение не то повтора, не то совпадения. «Я недавно думал про убийства из ревности… в какой-то связи…» – промелькнуло у него в голове, но вспоминать было некогда.

– Да, кстати, – начал он самым нейтральным тоном, – на пистолете, найденном рядом с телом, обнаружены ваши отпечатки. Вы можете это объяснить?

– Это мой пистолет, – заявил Дерюгин мрачно, но без тени удивления.

Если Дерюгин ожидал от Мышкина более живой реакции на его, Дерюгина, самооговор, то теперь он имел все основания чувствовать себя отомщенным. Мышкин опешил.

– Вы заметили… еще тогда? Почему же не сказали?

– Ничего я не заметил. Ничего не видел. Только… ее…

– Так как же тогда?..

– Не знаю. Сегодня утром как будто под руку толкнул кто-то. Полез проверять, а пистолета нет…

– Но кто же… Кто, no-вашему, мог его взять?

– Опять-таки не знаю. Мог кто-то из… коллег, так сказать – из тех, кто в гости заходил. Прислугу мог кто-нибудь подкупить. Ну и потом… Катька сама могла взять… хотя, видит Бог, не представляю зачем… Я ждал вашего прихода…

– Понятно… – задумчиво проговорил Мышкин. – В таком случае изменим формулировку. У кого, по-вашему, могли быть причины попытаться от вас избавиться?

Дерюгин посмотрел на него с удивлением.

– Вы не слушаете меня, что ли? Я же второй день объясняю, что это мои конкуренты, враги… по делам, так сказать. А кто именно – это уж…

– Нет. – Мышкин покачал головой. – Мы все-таки говорим о разных вещах.

– Это как?

– Вы говорите о том, что Козлову убили, чтобы вас деморализовать, выбить из колеи, уничтожить морально. А я говорю совсем о другом. И… я бы искал скорее не среди деловых конкурентов, а среди… личных. Хотя вот в этом, конечно, можно и ошибиться…

– Объясните! – потребовал Дерюгин.

– Сейчас… Еще один вопрос… Может быть, вы заметили… Когда вы пришли в тот день к Козловой, что лежало у нее на журнальном столике?

– Шут его знает! – Дерюгин пожал плечами. – «Cosmopolitan» валялся, по-моему. Но точно не скажу – может, это я так, из общих соображений. Он почти всегда там валялся – то один, то другой.

– Книжки не было, не помните?

– Н-нет, по-моему… Не помню. При чем здесь?.. Объясните мне все-таки, что к чему.

– Вас не деморализуют, Антон Антонович, – вас подставляют. Так это, во всяком случае, выглядит на первый взгляд.

Дерюгин молча и напряженно слушал.

– Возможно, я ошибаюсь… – продолжал Мышкин. – Но мне кажется, ваши коллеги обычно действуют… хм… менее замысловато – скажем так… Допустим, они хотели вас вывести из строя… или отомстить, или запугать – я не знаю… Не проще ли было воспользоваться услугами наемного убийцы?

– Если уж так рассуждать, – перебил Дерюгин, – то проще всего было заказать меня, без всяких этих штучек – и дело с концом…

– Так ведь я об этом и говорю!

– Вы не учитываете, что до меня так просто не доберешься, – неожиданно возразил Дерюгин, впадая в некоторое противоречие.

– Тут вы, пожалуй, правы… – задумчиво пробормотал Мышкин. – Может быть, я слишком тороплюсь, исключая этих, ваших… В принципе, кто-то из них мог решить, что выстрелить из пистолета с вашими отпечатками – более верный способ, чем пытаться подловить вас без охраны. Психологически и, так сказать, стилистически это не очень правдоподобно, но не исключено… нет, не исключено.

На секунду у него мелькнула мысль, не стоит ли рассказать Дерюгину о загадочной книге без отпечатков, но потом ему показалось, что с этим лучше повременить.

– Выходит, – вдруг удивленно сказал Дерюгин, – что если бы у меня не было алиби, вы меня уже давно бы арестовали?

Мышкин внимательно посмотрел на него.

– Да, с алиби кто-то просчитался… – пробормотал он вместо ответа.

– Мне вот что интересно… Почему этот гад считал, что меня там не застанет?

– Необязательно, – устало сказал Мышкин. – В крайнем случае мог бы повернуться и уйти. Он, видимо, учитывал два варианта. Если вас там нет, то все в порядке. Если вы там – значит, не вышло. А вот про то, что вы можете быть как бы и там, и не там, а в двух шагах, да еще при свидетелях, – про это он, очевидно, не догадывался. Да и странно было бы… Впрочем, если вы вспомните, не вводили ли кого-нибудь в заблуждение относительно ваших тогдашних планов, – это будет очень кстати.

– Сознательно – не вводил, – сказал Дерюгин. – Мог что-нибудь ляпнуть. Сходу не припомню. Подумаю.

– Ладно… – Мышкин решил еще раз вернуться к прежней теме. – Значит, вы все-таки считаете, что корни – в деловой сфере. Что ж… Если так, нам остается проверять алиби всех тех, кого вы намеревались разорить в ближайшее время.

– Или уже, – вставил Дерюгин.

– Или уже. Или что-нибудь еще в этом роде. Назовете кого-нибудь?

– Н-нет… не назову…

– И все-таки… Вы полностью исключаете кандидатов… из личной сферы?..

Некоторое время Дерюгин молчал, мрачно уставившись в стол.

– Не исключаю, – проговорил он наконец, – а не знаю. Не понимаю.

«Действительно, странно, – мысленно согласился Мышкин. – Я и сам думал, что это странно, и даже, кажется, говорил об этом Гаврюшину. Никакой логики, тьфу. Кто кому должен мстить? Тот, кого бросили, – удачливому сопернику. А тут что? Это же он – пострадавшая сторона! Кому же могло понадобиться?.. Разве что… Может быть, кто-нибудь был не в курсе? А в самом деле… Про то, что они вместе, знал весь российский народ, как один человек. А про то, что она ушла, почти никто…»

Тут он спохватился и поднял глаза. Дерюгин, казалось, не заметил возникшей паузы – сидел и размышлял о чем-то своем.

– Скажите, – негромко начал Мышкин, – что все-таки между вами произошло?

Конечно, он не исключал, что Дерюгин разъярится и пошлет его с такими вопросами куда подальше, но, с другой стороны, это представлялось ему крайне маловероятным…

Лицо Дерюгина болезненно покривилось.

– Она от меня ушла, – с видимым усилием выговорил он. – Ничего между нами не было. Нормальная жизнь. Никаких скандалов… особых. Так, капризы. Все нормально. Однажды приходим с банкета… она завела опять свою шарманку – ну вот, что я говорил, насчет быдла… А я чего-то усталый был как черт, ну и датый… слегка. Соображал плохо. И говорю ей: «Да ладно тебе, Кать. Сама-то, можно подумать…» – что-то такое, в этом роде… Она говорит: «Я спать, говорит, хочу». А назавтра я прихожу – а ее нету. Потом звонит мне и говорит, спокойненько так и как ни в чем не бывало: «Знаешь, Антон, я от тебя ушла. Я встретила другого человека…» Вот сейчас вы спросите – кого?

Мышкин кивнул.

– Конечно, спросите. И не поверите, что я не знаю. А я не знаю. Так она мне и не сказала… Либо боялась… меня боялась, либо вообще все вранье… – Он секунду помолчал и добавил: – А решать вам, инспектор. Вам, а не мне. Ваш выход.

Мышкин снова кивнул и встал.

– Да я не в том смысле… – Дерюгин слегка растерялся.

– Я понимаю. Просто, мне кажется, на сегодня довольно. Мы с вами, я думаю, не в последний раз видимся…

Дерюгин смотрел на него со странным выражением. Мышкину вдруг показалось, что сейчас он скажет что-нибудь вроде: «Да что вы! Посидите еще!» Однако этого не случилось. Дерюгин промолчал, но до самой двери Мышкин чувствовал на себе его тяжелый взгляд и, выйдя, невольно вздохнул с облегчением.

«Какая-то чепуха, – сказал он сам себе уже на улице. – Поговорить ему, что ли, не с кем? Хотя да, у них ведь, говорят, проблемы с общением. Где-то я про это слышал или, скорее, читал. И все-таки… Нашел себе исповедника… из правоохранительных органов!.. Как это она могла скрыть от него имя своего жениха? И почему мне пару раз казалось, что все это уже было?.. Дело, впрочем, не в этом… Что я вообще о нем думаю?»

Всю обратную дорогу Мышкин добросовестно старался дать себе ответ на этот вопрос.

«Итак, что я видел? Точнее, кого? Я видел человека, крайне подавленного – это несомненно, человека, пребывающего в очень тяжелом состоянии… Вменяемого? Да, пожалуй… и в общем, даже владеющего собой. А впрочем, это разные вещи… Иногда невменяемые отлично себя контролируют… Эта потребность все время говорить о ней – видимо, непреодолимая… это, конечно, характерный признак… Вполне возможно, работать он не в состоянии. Так что если убийца ставил перед собой цель вывести его из строя как бизнесмена, то этого он, может быть, и добился. Правда, временно… Не мог же убийца рассчитывать на то, что Дерюгин никогда не оправится? Это уж было бы как-то странно…»

Все это время в голове у него вертелся еще один вопрос: как лично он, Мышкин, относится к Дерюгину и какое тот произвел на него впечатление? В конце концов Мышкин перестал третировать его как несущественный, хорошенько подумал – и вынужден был признаться, что особой симпатии к Дерюгину не испытывает. Он не мог с уверенностью сказать почему. «Три возможных причины лежат на поверхности, – сказал он сам себе. – А – социальная чуждость, Б – зависть, В – ревность, задним числом. Б и В мы с негодованием отбрасываем, остается А. Это очевидно. Вопрос: только ли в этом дело? Позвольте! – вдруг вырвалось у него вслух. – Там же было что-то, что я хотел обдумать, какая-то важная вещь!.. Забыл, совсем забыл, пропади оно пропадом! Что же это было-то, а?»

Весь остаток пути он мучительно соображал, что бы это могло быть, и вспомнил только перед самой дверью своего кабинета. Первый, кто попался ему на глаза, был Коля, уныло подпиравший стенку и листавший какую-то книгу. «Что же, он все время так здесь и стоял, что ли? – ужаснулся Мышкин. – Стойкий оловянный солдатик, ей-богу. А вообще-то очень кстати. Его-то мне и надо!»

– О, Коля! Вас-то мне и надо! – воскликнул он вслух. – Задание, причем срочное! Поезжайте прямо сейчас в университет, нет, в два университета… Не в старый и новый, а в обычный, МГУ, и в РГГУ, в гуманитарный. Узнайте, кто ведет семинар по Серебряному веку… – Он чуть не сказал «вихрю». – Ну в общем, по началу двадцатого века… Спросите, не занимается ли кто-нибудь из студентов Федором Сологубом. Нет, не так… Лучше не спрашивайте. Придется спрашивать про каждого – кто чем занимается. Перепишите всех, с адресами и явками, но особенное внимание обратите на девушку с редким именем – буде таковая обнаружится. А каким именем – не знаю. К самим студентам не подходите. Запишите – и все. Понятно?

Коля кивнул.

– Тогда быстренько, а то там все разойдутся. Может, уже разошлись. Тогда придется завтра – еще раз… и кроме того… конечно, не факт, что в одном из этих двух… Этих гуманитарных университетов сейчас – как собак нерезаных… В общем, дел хватит. Ну давайте!

Коля снова кивнул и трусцой побежал по коридору. Не добежав до конца, он развернулся и понесся обратно к Мышкину.

– Вы мне только одно скажите! – возбужденно воскликнул он. – Это из-за той книжки, да?

– Ну да. – Мышкин немного расстроился – ему казалось, что это понятно и без вопросов.

– Я не тупой, – сказал Коля, внимательно следивший за выражением его лица. – Вы мне в тот раз не сказали, что за книжка. Сказали «странная», а писателя не сказали.

– Да что вы, Коля… – смешался Мышкин.

Коля махнул рукой, развернулся и умчался окончательно.

Мышкин вошел в свой кабинет, показавшийся ему после дерюгинского совсем крошечным, но зато чрезвычайно уютным, включил электрический чайник и сел за стол. «Что теперь? – спросил он сам себя. – Зуев – завтра, и это в лучшем случае, если он действительно вернется, если удастся его сразу перехватить и так далее… Будем надеяться, что филологиня найдется. Ну и конечно, домработница Наташа. Пожалуй, это и будет следующим номером нашей программы…»

Он потянулся к телефону, но тут пришел Гаврюшин.

– Ну как вам хозяин жизни? – с порога поинтересовался он.

– Страдает… – неопределенно ответил Мышкин. – Это его пистолет.

– Как – его?

Мышкин вкратце передал содержание беседы.

– Как же это его сперли? – удивленно пробормотал Гаврюшин. – Видимо, кто-то, кто в доме хорошо ориентировался и кому он доверял… Сама Козлова, я думаю, вряд ли… А то что же это получается?.. Зачем-то попятила пистолет, причем, заметьте, в перчаточках, и сама вручила убийце… Конечно, они могли строить какие-то планы вдвоем – насчет того, как Дерюгина подставить. А тот, убийца то есть, ее обманул. Передумал, скажем, или с самого начала обманывал… Как вам такая идея, инспектор?

Мышкин пожал плечами:

– А почему не прислуга, Женя?

– Н-ну, – задумался Гаврюшин, – я думаю, его прислуга столько получает, что ее не перекупишь…

– А вдруг они специально засылают друг к другу агентов, под видом прислуги? Штирлицев нового поколения…

– Я не пойму. – Гаврюшин вдруг уставился на Мышкина с величайшим подозрением. – Вы что, смеетесь надо мной, что ли?

– И не думал. Совсем я не смеюсь. Я унываю… ну, не унываю, а… беспокоюсь. Что-то зацепок никаких нету. Может, вы правы, а может – я. А может, ни вы, ни я. И главное, данные экспертизы такие… интересные, а толку пока никакого… Отдам я вам ножик, Женя.

– А вино? – цинично поинтересовался Гаврюшин.

– Нет, вино не отдам. Нечестно.

– Ну и ножика мне вашего не надо! Какие планы?

– Прежде всего – позвонить домработнице Наташе. Очень мне хочется понять, что она собой представляла. Не Наташа, разумеется, а Катя. Например, могла ли она выкрасть по чьему-то наущению пистолет. Вы учтите все-таки: если она и ее условный сообщник собирались впоследствии подставить Дерюгина, то для этого нужно было, как минимум, кого-то убить. И она должна была на это пойти и в этом участвовать, пусть даже косвенно. Не всякий ведь на это пойдет. Так вот, похоже это на нее или нет? Хотелось бы мне понять…

– Я знаю, что вы у нас великий психолог, инспектор, – притворно почтительно вздохнул Гаврюшин. – Но улики, знаете, как-то… надежнее…

– Одно другому не помеха, – отпарировал Мышкин, набирая номер.

Наташа оказалась на месте и сообщила, что так и думала, что ей позвонят, но сама вылезать не хотела. После некоторых колебаний она предложила два варианта: либо завтра днем она сама приезжает в контору, либо сегодня вечером кто-нибудь приезжает к ней. «Горло болит, – пожаловалась она. – Не хочу выходить. Холодно». Мышкин решил не откладывать и договорился на вечер.

– Есть очень хочется, – пожаловался он, положив трубку. – Может, чаю с сухариками?

– Нет, – решительно возразил Гаврюшин. – Никаких сухариков. Пошли в кафешку напротив. Нельзя так к себе относиться, инспектор. Вы нужны отечественной криминалистике.

– Записку надо оставить… Коле… записку… – беспомощно бормотал Мышкин, увлекаемый Гаврюшиным за дверь. – Погодите, дайте шапку надеть!..

Они прилепили записку к двери и отправились подкрепляться.