Текст книги "Жил на свете рыцарь бедный"

Автор книги: Вера Белоусова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 13 страниц)

Дверь приоткрылась, и в комнату просунулась лысая голова отца. Глаза, как показалось Агнии, горели неуемным любопытством.

– Ну что? – свистящим шепотом спросил он.

– Ничего особенного, – холодно отрезала Аня. – Почему ты шепчешь?

– Мать не хочу тревожить. Кто это был? Из угрозыска?

– Откуда ты знаешь? – Ане уже не раз приходилось дивиться его проницательности.

– Сам не знаю. Голос какой-то такой… официальный. Что он сказал?

– Сказал, что завтра придет.

– Сюда придет? Зачем?

– Откуда я знаю! – Аня начала злиться. – Почему ты меня спрашиваешь? Откуда я знаю зачем! Наверное, поговорить. Наверное, они беседуют со всеми ее знакомыми…

Голова кивнула и исчезла.

«Зачем я согласилась, чтобы он приехал сюда? – расстроенно подумала Аня. – Идиотка! Вот идиотка! Надо было сказать, что я приеду сама – куда он скажет. Тогда они бы просто ничего не узнали, – подумала она, имея в виду родителей. – А теперь не отвяжутся. Отец не отвяжется… А в общем-то наплевать. Это-то уж точно пустяки…»

Она положила наконец трубку и встала. Из соседней комнаты доносилась развеселая музыка. По телевизору шел концерт каких-то звезд эстрады. Аня прислушалась, распрямила плечи, закинула руки за голову и начала танцевать – сперва задумчиво и как будто осторожно, потом все более увлеченно и раскованно, потом снова сбросила темп и наконец остановилась, растерянно обводя глазами знакомую мебель.

ГЛАВА 7

Утром следующего дня вся троица вновь собралась в кабинете у Мышкина. Коля забежал перед походом в библиотеку – узнать, не возникло ли каких-нибудь новых обстоятельств, которые повлекли бы за собой новые поручения. Была у него и другая, тайная, цель – выяснить, где и когда состоится встреча с красавицей Агнией. Он был жестоко разочарован, узнав, что Мышкин собирается к ней домой. Мышкин, во время разговора с Агнией начисто забывший про Колю, почувствовал себя предателем и обманщиком.

– Не обижайтесь, Коля! – попросил он чуть ли не жалобно. – Понимаете, иногда лучше разговаривать с людьми на их территории. Все-таки, знаете, интересы дела… Мы потом что-нибудь придумаем…

Коля страшно покраснел, сказал:

– Что вы, что вы! – и удалился.

Гаврюшин, от души веселившийся во время этой сцены, вытер выступившие слезы и сказал:

– Ну, инспектор, с вами, я вам скажу, не соскучишься! Я думал, вы его вместо себя пошлете – во искупление вины. Особенно про «интересы дела» было хорошо!

Мышкин почувствовал, что вот-вот обидится, но вместо этого вдруг не выдержал и рассмеялся сам.

– Ладно, – резюмировал Гаврюшин. – Будем надеяться, что страдания не помешают нашему мальчику читать газеты. Зуеву звонить пока рано. Первый самолет из Вены только что прилетел, плюс дорога из аэропорта… Подождем. Так что там Наташа? Было что-нибудь интересное?

– Кое-что было, – кивнул Мышкин и пересказал вчерашнюю беседу. – Как по-вашему, интересно?

– Весьма, – задумчиво проговорил Гаврюшин. – Теоретически она вполне могла унести пистолет. А еще вполне вероятно, что она продолжает быть любовницей Зуева и действует с ним заодно. Причем заметьте, инспектор, сюда укладывается не только пистолет с отпечатками, который, вообще говоря, в другом раскладе все-таки не вполне понятен, но и запись Козловой о намеченной встрече с Зуевым…

– То есть основная цель все-таки – не травмировать, а подвести под подозрение в убийстве…

– Выходит, что так. Откуда я знаю – может, травма – это, так сказать, побочный продукт. А может, хотели убить двух зайцев. Сразу с двух сторон, чтоб вернее…

– Что ж… – пробормотал Мышкин. – Правда, она сама с большой легкостью призналась, что продолжала ходить к Дерюгину и была у него на той неделе. Но это, конечно, ничего не значит. Она же понимает, должна понимать, что это нетрудно узнать у него… Несколько менее понятно, зачем ей понадобилось самой сообщать о своих отношениях с Зуевым… С другой стороны, здесь мог работать тот же механизм. Мало ли кто об этом знает и может рассказать…

Все это он пробормотал себе под нос, уставившись в какую-то условную точку на поверхности стола и старательно обводя ее пальцем. Внезапно он вскинул голову и воскликнул с полувопросительной интонацией, как будто вспомнив что-то очень важное:

– А книжка-то? Тогда, выходит, книжка здесь ни при чем!

Гаврюшин пожал плечами:

– А я вообще как не понимал, так и не понимаю, инспектор, чего она вам далась, эта книжка. Я знаю вашу идею – насчет того, что там все фигуранты… э-э… не читатели… Это, конечно, красиво, но… Неубедительно ведь, ей-богу! Вот представьте: кто-то умный зашел в гости накануне, взял книжку, посмотрел и оставил на столике, а кто-то другой в тот день прикоснулся случайно, ну а потом сообразил и… протер…

– Вы правы, вы правы, – кивая, пробормотал Мышкин, успевший снова заняться своей загадочной точкой.

– Ну хорошо, – сердито сказал Гаврюшин, мысленно отругав себя за непрошеную инициативу («Зачем вылез? Пусть себе делает, чего хочет!»). – А как она вам вообще, Наташа эта? Что говорит нам психология?

– Психология нам говорит, – неожиданно ясно и четко заявил Мышкин, – что если это сделал Тошкин… то есть тьфу… Зуев, то очень может быть, что его загранкомандировка – не случайность и мы его уже не увидим. А эта Наталья останется отдуваться за двоих… С другой стороны… у него ведь тут дела…

– Звоним? – спросил Гаврюшин, посмотрев на часы.

– Звоним, – решительно кивнул Мышкин.

Гаврюшин набрал номер, сказал, что хотел бы поговорить с господином Зуевым, повернулся к Мышкину, сделал круглые глаза и закивал. Зуев явно оказался на месте.

– Добрейшей души человек, – сказал Гаврюшин, поговорив и повесив трубку. – Мог бы и полоснуть. Только вошел в дом – и на тебе! А он – ничего, даже вполне любезно… Сказал, что приедет сам.

– Это хорошо, – заметил Мышкин. – А то было бы неуютно – под боком у Дерюгина. Кабинеты-то небось рядом. Может, он сам… из тех же соображений…

– Единственное, о чем он просит – и опять-таки, заметьте, очень вежливо, – это дать ему немного опомниться и сделать кое-что неотложное. Договорились на пять. Я не прав? Надо было тащить тепленького?

– Нет-нет, пускай его, – махнул рукой Мышкин. – Не хотелось бы, конечно, чтобы он поговорил с Наташей и узнал о нашей вчерашней беседе… Но для этого, как вы понимаете, нескольких часов не нужно. Тут пяти минут хватит, так что предотвратить это мы все равно не в силах. А давить не надо. Пусть чувствует себя… как дома.

Около четырех забежал Коля, озабоченный и деловитый. Мышкин почти не сомневался, что мальчик обижен – не только из-за Агнии, но и потому, что его заставляют рыться в старых газетах, вместо того чтобы ловить преступников. Он уже приготовился разъяснять смысл и неизбежность бумажно-архивной работы, но вдруг понял, что это ни к чему. Коля, к его искреннему удивлению, отнюдь не выглядел недовольным – больше того, в глазах у него читалось некое подобие азарта.

– Пока просмотрел только то, что здесь, – сообщил он с порога. – Сейчас поеду дальше… в зал периодики. Пока все вещи известные…

– Ну например? Вы не забывайте, Коля, меня долго не было. Мог чего-то и упустить.

– Например, вечная война с Чайковским. Уж про Чайковского-то вы наверняка слышали?

Про Чайковского Мышкин слышал. Это был еще один «олигарх», примерно дерюгинского ранга, – а в тонкостях Мышкин не разбирался. Дерюгин и Чайковский действительно пребывали в состоянии непрекращающейся войны, причем вполне публичной – ведшейся при помощи купленных газет, журналов и телепрограмм. «Интересно, – впервые задумался Мышкин, которого в принципе это не особенно интересовало, – почему они не оставят друг друга в покое? Сферы влияния, надо думать, давно поделены. Экономического, во всяком случае. Развлекают публику? Дерутся за политическое?»

– Еще Дерюгин подумывает заняться политикой, – словно откликаясь на его мысли, сообщил Коля. – Но это тоже все знают. В Думу хочет. Я вот подумал: может, это все из-за выборов? Вы как раз говорили – вывести из игры не совсем, а временно…

– Это я говорил, пока не знал про отпечатки на пистолете, – задумчиво возразил Мышкин. – Кстати, гибель подруги только прибавила бы ему шансов на выборах. Люди жалостливы… Конечно, если бы он оказался под следствием… Но, выборы?.. Нет, не думаю…

В дверь постучали. На пороге возник Гаврюшин. Мышкин кивнул ему, указывая на стул, а потом кивнул еще раз – Коле, чтобы он продолжал.

– Что еще?

– Еще аукцион будет на днях, – сообщил Коля. – Опять СМИ будут делить. Хотя вообще-то это одно название – аукцион, всем известно, что Дерюгин уже победил. Чайковский локти кусает… Общественность возмущается…

– А ведь это, пожалуй, теплее, – сказал Мышкин. – Сделать так, чтобы ему стало не до того… И вообще ни до чего… Хотя бы временно. Стилистика, конечно, нестандартная… но кто его знает? Надо обдумать.

– Вот вы говорите – нестандартная, – вдруг вдохновенно заговорил Коля. – А для кого нестандартная? Для «крутых»? А вдруг это не они, а кто-нибудь из СМИ?.. Может, кто-нибудь не хочет на Дерюгина работать… а уходить тоже не хочет?..

Мышкин и Гаврюшин уставились друг на друга.

– А что? – проговорил Гаврюшин в конце концов. – Вай, так сказать, нот?

– Ну, не знаю… – Мышкин с сомнением покачал головой. – Этот не купит – другой купит. Против лома, как известно, нет приема… Разве что какой-нибудь Робин Гуд, который всем новым русским войну объявил…

– А я бы все-таки проверил, как там и что, – задумчиво сказал Гаврюшин. – Кто особенно возражал, выступал и все такое…

– Ну, может быть… – неопределенно пробормотал Мышкин.

– А скажите, пожалуйста, – вдруг снова отважился Коля, окрыленный предыдущим успехом, – мы что, совсем не допускаем, что ее убили… не из-за Дерюгина, а из-за нее самой?

– Свежая мысль! – хмыкнул Гаврюшин. – А отпечатки-то, Коля? Вот те, что на пистолете? Полагаете, кто-то случайно прихватил именно этот пистолет?..

Коля стушевался.

– А с чего он вообще начал? – вдруг спросил Мышкин.

– Кто?

– Дерюгин… Кто он по специальности? С какого бизнеса начал? С чего-то он ведь начал?

– Этого я пока не выяснил, – смутился Коля. – Я же только последние газеты читал. Сейчас поеду смотреть дальше.

Гаврюшин пожал плечами:

– И я не знаю. Как-то не интересовался…

Коля попрощался и ушел.

– Не пойму я, инспектор, чего вы его дрессируете? – сказал Гаврюшин, глядя ему вслед. – Ну что он там найдет? Не проще ли самого Дерюгина спросить или наших «экономистов»?

– Хорошо, – как-то сразу согласился Мышкин. – Завтра дам отбой. Просто мне кажется, знаете… что в газетах можно откопать массу полезной информации… если, конечно, уметь копать…

Гаврюшин внимательно посмотрел на него и неожиданно громко фыркнул. Мышкин ответил удивленным взглядом.

– А знаете, что мне все время кажется, инспектор… – посмеиваясь, пояснил Гаврюшин. – Вот вы тут выясняете про конкурентов, про бизнес, про аукцион этот… А мне все кажется, что в глубине души вы уверены, что все дело в той книжечке и что через нее все раскроется. Знаете, как в романах или в кино… Много-много ложных ходов – и одна такая деталька, совсем мелкая… но не может же она быть лишней!..

Он как-то неожиданно оборвал и замолк.

– Очень может быть… – признался Мышкин. – Может, вы и угадали… почти… И что с того?

– Да ничего. – Гаврюшин пожал плечами. – Просто… вот будет смешно, если она окажется действительно ни при чем…

– Совсем ни при чем? – как-то очень по-детски переспросил Мышкин.

– Ну да, совсем.

– А знаете, что, Женя? – Мышкин неожиданно широко улыбнулся. – Ведь очень возможно, что вы правы. Что я это… из литературы – чтобы ружье выстрелило. И останусь в дураках!

Гаврюшина, при виде этой улыбки, так и подмывало сказать: «Уже!» – но с другой стороны, эта же улыбка его как-то обезоружила.

– Та-ак, – протянул он, глядя на часы. – Вот-вот Василий явится. Кто будет с ним разговаривать?

– Давайте вместе, – предложил Мышкин. – Вы ведете, я вступаю по мере необходимости. Про запись в дневнике у Козловой и насчет алиби – в последнюю очередь. Так?

– Разумеется, – кивнул Гаврюшин. – Сначала общие соображения: про Дерюгина, про Козлову, то да се… Наталью эту тоже, я думаю, на засладочку…

В этот момент зазвонил телефон. Мышкин снял трубку.

– Да, – сказал он, – я слушаю, – и вдруг ужасно покраснел и схватился за голову. – А у вас что сказано? Да-да, все правильно, да, пропустите скорее, это я виноват…

Он повесил трубку и смущенно взглянул на Гаврюшина:

– Угадайте, на кого я заказал пропуск?

– Чего тут угадывать! На Тошкина, разумеется!

Оба рассмеялись. В дверь постучали.

– Войдите, – сказал Мышкин.

Василий Зуев оказался плотным коренастым мужчиной лет тридцати пяти. Главную особенность его внешности составляли пышные усы совершенно пшеничного цвета, придававшие ему сходство с большим, красивым котом. «Какое-то такое слово… – подумал Мышкин. – Не ухоженный, нет… Вальяжный? Холеный?» Он взял у Зуева пальто, повесил его на крючок, после чего отошел в сторонку и уселся на подоконнике. Зуев развалился на стуле напротив Гаврюшина. Гаврюшин представился, наскоро извинился, что не дает человеку опомниться – ничего, мол, не поделаешь, работа у нас такая, да и обстоятельства, сами понимаете… – выслушал в ответ снисходительно-добродушное «да чего уж там, все понятно» и приступил к делу:

– Вы являетесь заместителем генерального директора корпорации «Анварес», то есть заместителем Антона Дерюгина. Так?

– Совершенно справедливо.

– Давно вы работаете вместе?

– Да в общем, с самого начала… Уже лет десять.

– Познакомились тогда же?

– Нет, мы всю жизнь знакомы.

– То есть? С детства?

– Ну да, с детства, со школы. Учились вместе. Потом поступили в разные места. Я – в Плешку, он – в «керосинку». Ну, общаться стали меньше, конечно… Потом распределились: я в НИИ, он в КБ. Встречались время от времени. Потом, сами понимаете, времена изменились – Антон пошел в бизнес и почти сразу меня втянул. Сдернул, можно сказать, с насиженного места и выманил на жизненные просторы.

Мышкин удивленно покосился на него. Кот быстро освоился в новой обстановке и начал говорить метафорами.

– По дружбе? – зачем-то поинтересовался Гаврюшин.

– Ну как – по дружбе… – Зуев усмехнулся. – По чистой дружбе дела, знаете, не делаются… Я ему нужен. Мозговой центр.

«Скромненько!» – отметил про себя Мышкин.

– Да вы не смотрите на меня так, – как ни в чем не бывало продолжал Зуев, обращаясь к Гаврюшину. – Я не хвастаюсь. Антон – он и сам неплохо соображает. Ему терпения не хватает все просчитать и продумать до конца. Он такой… с полетом. Заводной. Ему себя сдерживать скучно. Вот для этого я и нужен. Он придумывает, я обдумываю. Ну, в общем, что я вам рассказываю… Разделение труда у нас, короче. Разумное разделение.

– Отделиться никогда не хотели? Чтобы собственное дело?..

«Слишком в лоб», – мысленно прокомментировал Мышкин.

Зуев пожал плечами:

– А зачем? Мне и так неплохо. Да и… поздновато уже. Не в смысле возраста, а в смысле… как бы это сказать… положения дел. Сейчас с нуля не очень начнешь. Никогда в жизни мне так не раскрутиться…

– Скажите, Василий Михайлович, – гнул свое Гаврюшин, – какие у вас с ним отношения?

– С кем? С Дерюгиным? А при чем здесь, простите?.. А впрочем, ладно, вам виднее… Нормальные отношения. Деловые.

– Ага. С Козловой когда познакомились?

– Вот не помню… Антон ее сразу же привел. Не скрывал.

– Вы хорошо ее знали?

– Катю-то? Да нет, не особенно… На приемах виделись, на банкетах… Ну и… в гостях были – мы у них, они у нас. По разу.

Гаврюшин удовлетворенно кивнул, как будто соглашаясь, а на самом деле отмечая для себя момент вранья. Какую-то долю секунды он колебался, решая, потянуть ли за ниточку сразу, и решил повременить.

– Что вы думаете об этой истории, Василий Михалыч? – спросил он, вдруг резко меняя интонацию и как бы советуясь. – Вы знаете… э-э… знали их обоих – и Дерюгина, и Козлову, вы представляете себе их окружение… Как по-вашему, кто мог ее убить?

И вот тут произошла вещь абсолютно неожиданная. Мышкин в глубине души был совершенно уверен, что сейчас он скажет: «Не знаю», – или поведает очередную сагу о том, как мужчины сходили с ума из-за Кати… Однако ничуть не бывало. Зуев навалился на стол и, глядя в упор на Гаврюшина, заявил:

– Все ясно как день. Антон ее убил, больше некому…

Гаврюшин оторопел.

– По-почему? – поинтересовался он, запнувшись от растерянности.

– Ну как почему? Вы что, не раскопали, что ли?.. Она от него ушла…

– Ну знаете ли! – возмутился Гаврюшин, как-то выбиваясь из официального тона. – Мало ли кто от кого уходит! Что же, так сразу убивать? Неубедительно…

– Вы не понимаете. Можно? – Зуев указал рукой на стакан остывшего чая, который Мышкин с утра заварил, но так и не выпил.

Гаврюшин растерянно кивнул. Зуев залпом выпил горькую и холодную жидкость и повторил:

– Вы не понимаете. Он… бешеный. Он ревнивый, как зверь. И он на ней помешался. Крыша уехала, понимаете? Я же видел его до этого… с другими бабами. Не-ет, тут совсем другое, никакого сравнения. Не мог он пережить, что она его бросила. Я знаю.

– Почему же он тогда не сделал этого сразу? – несколько оправившись, поинтересовался Гаврюшин. – Скажем, во время ссоры или в момент ухода? Или сразу после? Почему он ждал целый месяц?

– Вот этого я не знаю! Может, надеялся, что вернется. Он, между прочим, этот месяц и не работал совсем. То у нее торчал… пороги обивал то есть… а когда приходил, тоже толку было мало. Ни о чем думать не мог. Говоришь с ним, а он как будто не слышит. И в тот день, кстати, тоже… У него встреча была назначена… важная. А он не пришел. Взял и не пришел – и все. Там потом еле расхлебали. Это я только сегодня узнал. Позвонил на работу, мне все и вывалили… Разве так можно!

– Все это замечательно, – негромко и с расстановкой проговорил Гаврюшин. – И вполне можно было бы допустить, что вы правы… если бы не один факт. Дело в том, что у Дерюгина стопроцентное алиби.

– Алиби?! Какое алиби? – воскликнул Зуев, привстав от напряжения.

Гаврюшин спокойно и не торопясь объяснил ему, в чем дело. Повисла пауза. Зуев явно пытался что-то сообразить. Гаврюшин молчал, выразительно поглядывая на Мышкина.

– Не знал… – пробормотал Зуев. – Вот не знал… Надо же!.. Телевизор не смотрел, газет не читал – в Вене-то… Небось все уже раззвонили?..

– Да, передавали… – сам толком не зная зачем, пробормотал Мышкин, опережая Гаврюшина.

– Соседи! – воскликнул Зуев так неожиданно, что оба детектива невольно вздрогнули. – Подкупил он их, вот что! Вы посмотрите, как они живут, эти соседи!

Гаврюшин подался вперед. Зуев не должен был знать, как живут соседи Козловой.

– Небось нищие какие-нибудь! – лихорадочно продолжал Зуев.

Коротенькое «небось» сразу в корне меняло дело. Гаврюшин расслабился и откинулся на спинку. Оставалось неясно, то ли Зуев неудачно выразился, то ли быстро спохватился.

– Нищие небось, – повторил Зуев уже спокойнее. – Вы бы к ним присмотрелись, между прочим.

– Присмотримся, – пообещал Гаврюшин. – А вы мне пока вот что скажите, пожалуйста… Кто, по-вашему, Дерюгина сильно ненавидел?

– Ничего себе вопросик! – хмыкнул Зуев. – Да ведь имя им – легион. Я, конечно, понимаю, о чем вы… Только знаете, легион-то легион, только все уже по большей части смирились. А в ближайшее время вроде никаких таких дел не намечалось – чтоб кого-то топить…

– А как насчет аукциона? – поинтересовался Гаврюшин.

Зуев отчего-то вздрогнул.

– А что насчет аукциона? С аукционом все чисто… А, вот! – внезапно оживился он. – Могу вам рассказать – в качестве хохмы. Был у нас один… э-э… знакомый… Костя Орловский. Это еще тогда, десять лет назад. Математик, интеллигентный, худенький такой, хлипкий – знаете? Он тогда решил математику свою забросить и податься в бизнес. Подался. Сначала все ничего шло, неплохо. А потом они с Антоном кой-чего не поделили, и Антон его с потрохами скушал, по миру пустил. Он тогда вроде как в уме повредился. Поклялся Дерюгина уничтожить. Я, говорил, его изведу, рано или поздно. Именно так – изведу. К гадалкам каким-то ходил, к экстрасенсам, черт его знает… За Антоном по пятам ходил, все бормотал что-то такое: мол, твой час пришел, молись… стихами…

– «Теперь твой час настал. Молись», – вдруг громко произнес Мышкин, резко повернувшись на подоконнике и чудом успев подхватить горшочек с кактусом, который чуть не свалился на пол.

– Во-во, – подтвердил Зуев. – Это самое.

Гаврюшин покосился на Мышкина, но смолчал.

– А потом? – спросил он.

– А ничего. Я его уже лет пять не видел. Я же говорю – это я так, для хохмы. Вы лучше соседей проверьте.

– Теперь вот что… – сказал Гаврюшин, как будто не слыша. – Скажите, пожалуйста, какие у вас были отношения с Козловой?

– Да какие отношения! – рассердился Зуев. – Вы что, не слушаете, что ли? Не было никаких отношений. Встречались на людях. «Привет», «Как дела?». Все. Хотите знать, как я на нее реагировал? Как все. Кончал я от нее, грубо говоря. Вы ее видели? Небось не видели? Ну так и не поймете…

– Имели на нее виды?

– Нет! У меня, знаете, и без того жизнь непростая! Себе дороже.

– Вы бывали у Козловой после их разрыва с Дерюгиным?

Зуев отрицательно помотал головой. Мышкин и Гаврюшин переглянулись. Мышкин кивнул.

– А у нас есть сведения, – нарочито медленно начал Гаврюшин, – что вы очень даже интересовались… и на квартире этой бывали…

– Кто сказал? – Кот сощурил глаза и ощетинился.

– Григорьева Наталья Владимировна.

– A-а. Наташка, – сквозь зубы процедил Зуев. – Нашли кому верить! Она меня терпеть не может – за то, что я ее выгнал.

– В календаре у Козловой, – невозмутимо продолжал Гаврюшин, – было отмечено – ее рукой, разумеется, – что она ждет вас в тот самый день…

Зуев вздохнул, снова схватил стакан и, запрокинув голову, жадно высосал из него последние капли.

– Ну да, – сказал он мрачно. – Был я там. В тот самый день. То есть… не там. У подъезда. Когда я пришел, там уже милиция была, толпа. Люди между собой говорили… Я все понял…

– Вы… меня видели? – вдруг вырвалось у Мышкина.

Зуев вздрогнул и обернулся.

– Где? – изумленно переспросил он.

Мышкин, казалось, сам растерялся еще больше.

– Н-ну вообще, в жизни… раньше… – нечленораздельно пробормотал он.

– Извините, нет. – Зуев пожал плечами.

Гаврюшин взглянул на Мышкина с недоумением. Мышкин смущенно тер лоб и смотрел в окно. Гаврюшин слегка пожал плечами и поспешил задать следующий вопрос, чтобы загладить нелепость ситуации:

– Расскажите, пожалуйста, что вы делали в тот день, когда была убита Козлова.

Зуев помолчал, мрачно глядя на Гаврюшина исподлобья. Казалось, он размышляет, не послать ли собеседника куда подальше с его вопросами. По-видимому, вышло, что посылать не надо, потому что секунду спустя он заговорил:

– Встал, умылся, выпил кофе. С женой поговорил. Поехал на работу.

– Дерюгина видели? – быстро спросил Гаврюшин.

– Нет. По телефону говорил. Он сказал, что поедет прямо на ту самую встречу… на которую он потом не поехал…

– Дальше, пожалуйста.

– В офисе просидел примерно до часу, потом со всеми попрощался и поехал домой, на ленч, так сказать… Поел. Собрал чемоданчик. То есть не собрал, а проверил, все ли взял. Переоделся. Передохнул. Собрался с мыслями. Ну и… поехал… туда, к Козловой.

– С чемоданом?

– Что? А, да, с чемоданом. На всякий случай… чтобы потом уж никуда не заезжать. Чемоданчик маленький.

– Так, дальше.

– А дальше я уже все сказал. Увидел толпу, милицию, постоял, послушал – и уехал.

– Куда?

– В аэропорт. Приехал черт знает как рано. Пошел в ресторан и выпил как следует… по такому поводу. Потом улетел.

– С Дерюгиным связаться не пытались?

– Как же не пытался? Пытался! Звонил каждые пять минут, но его нигде не было. Как сквозь землю провалился.

– Скажите, Василий Михайлович, дома у вас кто-нибудь был?

– Когда?

– Когда вы заезжали перекусить.

– Никого не было, – буркнул Зуев. – Валентина, жена моя, усвистала куда-то…

– Вы всегда заезжаете домой перекусить?

– Нет. Обычно – нет. Я ж не каждый день улетаю. Я за вещами заехал, ну и… марафет навести… Перед визитом.

– Скажите, пожалуйста, какова доля вашего участия в дерюгинской корпорации? – неожиданно резко перевел разговор Гаврюшин.

На лице Зуева вновь явственно отразилась внутренняя борьба. Он как будто прикидывал – дать волю ярости или все-таки воздержаться. И снова вышло, что лучше потерпеть.

– Не-ет, – проговорил он с какой-то особенной, слащавой интонацией и неожиданно потянулся. – Этого я вам не скажу. Потому что это вас не касается, уж извините. И вообще… – Тут он еще более неожиданно встал. – В следующий раз, если что, связывайтесь с моим адвокатом. Всего наилучшего.

Гаврюшин не стал его удерживать. Зуев аккуратно выложил на стол визитную карточку, забрал подписанный пропуск и вышел. Уже совсем в дверях он обернулся еще раз, сказал:

– А соседей – проверьте! Очень советую… – и исчез окончательно.

Мышкин слез с подоконника и сел на стул. Какое-то время они с Гаврюшиным молча смотрели друг на друга.

– Слушайте, инспектор, – вдруг с явным раздражением поинтересовался Гаврюшин, – с чего это вам вздумалось спрашивать, видел он вас или нет? Как барышню – мы с вами где-то встречались…

– Да так… – отводя глаза, пробормотал Мышкин. – Показалось что-то…

К счастью, Гаврюшин не был настроен развивать эту тему.

– Что это за стихи вы говорили, инспектор? И почему разволновались? Неужто опять Сологуб?

– Нет. – Мышкин покачал головой. – Это Блок. Не Сологуб, но эпоха та же… Еще один томик.

– Томик чего?

– Серии «Серебряный вихрь», чтоб ей пусто было… Это уж как-то слишком…

– Слишком – не слишком, – решительно заявил Гаврюшин, – а я насчет этого Орловского выясню. Где он и что.

– Это правильно, – одобрил Мышкин. Вид у него был совершенно растерянный. Гаврюшину сильно захотелось его встряхнуть.

– Ну а как он вам вообще, Зуев-то? – с нетерпением спросил он. – Как вам кажется? Темнит?

– Не исключено, – задумчиво сказал Мышкин. – Однако с Натальей он, видимо, по возвращении не связывался…

– А если бы они были сообщниками, он, по идее, должен был первым делом ей позвонить и узнать, вышли на нее или нет и что она нам сказала, – докончил за него Гаврюшин. – Но ведь он мог просто не успеть – не застать, скажем… Времени-то было немного. И потом, почему вы так уверены? Может, он нарочно очки втирает? На Дерюгина он, надо сказать, катит последовательно…

– Сейчас-сейчас… Постойте-ка… Он знал, что у Дерюгина назначена встреча…

– То есть мог рассчитывать, что не столкнется с ним у Козловой…

– Да, но ведь сама эта встреча – это алиби, – возразил Мышкин. – Отличное алиби для Дерюгина. Нет, что-то тут все-таки не вяжется…

– Он мог рассчитывать на то, что у Дерюгина не будет алиби на первую половину дня… – не очень уверенно предположил Гаврюшин. – Смотрите… Предположим, он знает, что до трех Дерюгин не контролируем, – например, один дома, а с трех он на этом совещании… или встрече. Зуев приезжает к Козловой, скажем, примерно к трем, делает свое дело – и уезжает. Время с такой точностью не определяется – это он наверняка понимает…

– А зачем он тогда вернулся из Вены?

– Ну как зачем? Если уж он решил Дерюгина устранить, то, наверное, не просто так. Взять дело в свои руки…

– Знаете, Женя, – Мышкин с сомнением покачал головой, – у них ведь все-таки не монархический принцип. Вряд ли, убрав Дерюгина, он прямо так все и унаследует. Это все как-то иначе устроено.

– Это-то мне ясно… Кстати, про акции он так и не сказал. С понтом: нечего лезть не в свое дело, но не сказал ведь… Ну, это мы, положим, выясним. А ведь не любит он Дерюгина, как по-вашему?

– Не любит, – согласился Мышкин.

– А почему, как вы думаете? Завидует?

– Кто его знает… – задумчиво сказал Мышкин. – За двадцать пять лет знакомства многое могло накипеть. И потом… Катя эта…

– Да, вот тут-то он уж точно соврал! Как заговорил о ней – глазки загорелись. Я, говорит, не рассчитывал – а глазки горят!

– Я вот думаю… – Мышкин на секунду замялся, как будто что-то прикидывая. – Нужно ли соседей проверять?..

– Вы что, думаете… – Гаврюшин вытаращил глаза. – Вы думаете, он правда мог с ними договориться? Чтоб они ему алиби сплели, зная, чем дело пахнет?.. Ну, не знаю… Это ж статья! Кто их знает, впрочем… Я на них как-то и внимания особого не обратил. Как вам кажется, похоже?

– Н-не очень. – Мышкин потер лоб, словно пытаясь что-то припомнить.

– Вот и мне показалось… Но опять же… если так, то они могли подготовиться… и разыграть, как по нотам…

Он немного помолчал и заявил решительно:

– Ладно. Съезжу. Вот прямо сейчас и поеду. Без звонка. Проверю реакцию. Вы – к красавице, я – к соседям. У каждого свои сверхурочные…

Мышкин вышел на крыльцо и поежился. На небе не было ни облачка, маленькие, колючие звезды светили сквозь морозную дымку. Было очень красиво и очень холодно. «Вечер был, сверкали звезды, – продекламировал он про себя. – Ну, давай, малютка, вперед!» Он уткнул нос в воротник и рысцой припустил к своей машине.

Машина, к счастью, завелась сразу. Прогревая мотор, он размышлял о том, что Гаврюшин, пожалуй, прав и ему, Мышкину, ужасно хочется, чтобы ружье выстрелило, другими словами – чтобы книжка сыграла в этой истории свою роль. «А зачем, собственно, мне это нужно? – спросил он сам себя. – Из честолюбия? Чтобы оказаться правым и чтобы вышло, что самое главное подметил я – и никто другой? Очень может быть. Ничто человеческое… Но пожалуй… главное все-таки не это. А главное вот что. Если окажется, что все это – месть бизнесмена, она же, как нынче принято говорить, «разборка», мне будет просто скучно, неинтересно. Хоть разборка, надо признаться, и нестандартная. И потом… девушка слишком хороша, чтобы оказаться просто… разменной монетой. Обидно. Так вот тебе где собака зарыта! – ехидно сказал он сам себе. – Сильно же она на тебя подействовала! И как! Через телевизор! Все равно что в актерку влюбиться… как мальчишка, ей-богу. И вообще, что за дикие рассуждения: интересно – неинтересно… Не те категории. Неприлично даже. Впрочем, мы ведь никому не признаемся. Уж как будет, так будет…» В машине стало тепло, даже душно. Мышкин временно выключил печку и тронулся с места.

Минут через двадцать машина въехала во двор нужного дома. Мышкин вышел из машины и огляделся в некоторой растерянности. Дом оказался довольно шикарный, с закрытым двором и платной стоянкой. Собственно говоря, в самом этом факте не было ничего удивительного. Чувство, которое испытывал Мышкин, являло собой эффект обманутого ожидания. Хотя он едва ли смог бы ответить на вопрос, откуда оно взялось, это самое ожидание. Почему-то он ожидал увидеть хрущевскую пятиэтажку или в крайнем случае двенадцатиэтажный блочный дом. «С чего это я взял? – подумал он в недоумении. – Неужели потому что… филолог? Кажется, да! Вот глупость какая! Мало ли какие у нее родители, да и филологи, кстати, разные бывают».