Текст книги "Жил на свете рыцарь бедный"

Автор книги: Вера Белоусова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 13 страниц)

– Я позвоню вам завтра, – сказал Мышкин. – Я… или мой коллега. До свидания.

Дерюгин молча кивнул и проводил его мрачным взглядом.

Рогов выскочил следом за Мышкиным в прихожую.

– Ну как? – шепотом поинтересовался он.

Мышкин вздохнул и неопределенно пробормотал:

– Да никак… Если не возражаете, заеду к вам завтра. Я позвоню.

– Конечно, конечно. – Рогов услужливо распахнул перед ним дверь и вдруг зашептал, оглядываясь с опаской: – Вы думаете, он уйдет? Или…

– Уйдет, уйдет, – сказал Мышкин. – Он совсем проснулся.

– Ну и ладно, а то мы уж и не знали, что с ним делать. Не учинил бы чего ночью… от тоски…

– Он ее… очень любил? – как-то само собой выговорилось у Мышкина.

– Не то слово! Я вам… потом расскажу… – Рогов снова с опаской взглянул в сторону кухни.

Мышкин в очередной раз миновал внушительные фигуры телохранителей и вернулся в квартиру Кати Козловой. За столом на кухне сидели друг против друга Гаврюшин и Коля. При появлении Мышкина Гаврюшин тотчас же умолк, но Мышкин, еще подходя к кухне, успел услышать, что он рассказывает стажеру увлекательные случаи из своей розыскной практики.

– Все, – сообщил Мышкин. – Побеседовали.

– Ну и как? – поинтересовался Гаврюшин. – Ответил он вам на ваш вопрос?

Мышкин отрицательно покачал головой.

– Какой вопрос? – спросил Коля, страшно захваченный происходящим.

– Э-э, Коля… – протянул Гаврюшин. – Это вы зря! У инспектора свои методы… и свои секреты…

– Глупости, Женя, – отмахнулся Мышкин. – Методы у всех свои, а секретов тут никаких нету. Я подумал – он может знать или хотя бы догадываться, кто приходил к Козловой после его ухода. Соседям он как-то так сказал… как будто знает. Ну вот я и спросил. А он сказал, что понятия не имеет. Вот и все. Засим предлагаю всем разойтись и все дальнейшее отложить до завтра. Поглядим… Экспертизу, надо думать, ради такого случая произведут ударными темпами…

– Надо думать, – поддакнул Гаврюшин. – Только не факт, что нам это что-нибудь даст, увы. На пистолете, конечно, ничего… А вокруг, наоборот, всего полно и не разберешься. Мало ли кто к ней приходил и чего хватал…

– Поглядим… – задумчиво пробормотал Мышкин. – Меня еще книжка очень интересует…

– Да, кстати, инспектор, – спохватился Гаврюшин. – Если уж вы нынче ничего не скрываете… Что там, с этой книжкой? Чего вы в нее вцепились?

– Элементарно, Ватсон! – не удержался Мышкин. – Просто я не могу понять, кто в этом доме мог читать стихи Сологуба. Глупость, конечно, и несерьезно… Могла она сама читать. Непохоже, конечно, но что, в сущности, я о ней знаю?.. На Дерюгина совсем непохоже, но с другой стороны – может, это он перед ней… выпендривался. А мог и другой кто-то…

– Ну, книжки-то эти она покупала, во всяком случае, – возразил Гаврюшин. – У нее в шкафу вся серия стоит – я заметил.

– Книжки – красивые, смотрятся хорошо, ну и… интеллигентно, – пояснил Мышкин. – А эту кто-то вынул из шкафа и раскрыл. Заинтересовался… Разные вещи… Да нет, чушь скорее всего. Мало ли кто мог… Одним словом – увидим. Я все-таки настоятельно предлагаю нам всем разойтись. Не знаю, как вы, а я уже ничего не соображаю.

Возражений не было. Всем хотелось спать, даже Коле, хоть ему и было ужасно жалко тратить время на сон.

За те несколько часов, что они провели в доме Кати Козловой, погода успела сильно испортиться. Резко похолодало, ветер изменил направление и усилился. Начинало мести. Все трое подняли воротники и пустились рысцой. Получив в лицо очередную порцию мелкой и колючей снежной пыли и пытаясь на ходу отряхнуться, Мышкин машинально повторял про себя: «Завируха. Завируха. Странное слово… За-ви-ру-ха. Что это такое? Вот это она и есть. Вихрь. Серебряный вихрь. Нет, надо же такое придумать!»

«Типичный серебряный вихрь! – думала Аня, перебегая через улицу и безуспешно пытаясь защититься от ветра, сбивавшего с ног и каждые две минуты засыпавшего какой-то ледяной и колючей дрянью. – Вихрь, надо же! И кто это придумал только! Все – глупость и гадость. Ветер этот мерзкий, поэты эти… Не хочу, не хочу!..»

Она бегом пересекла двор, вбежала в подъезд и с трудом перевела дух. В тот момент у нее было одно желание – чтобы никто не заметил ее прихода, чтобы никого не видеть и ни с кем не разговаривать. Лечь носом к стенке, под теплое одеяло – и все, и ничего больше. В крайнем случае принять таблетку снотворного, если не получится так заснуть. Чаю горячего, конечно, тоже неплохо, но тогда уж точно с кем-нибудь столкнешься и придется разговаривать. Бог с ним, с чаем.

Она открыла дверь, стараясь поворачивать ключ как можно тише и медленнее, сбросила куртку и сразу прошмыгнула к себе в комнату. Ей удалось остаться незамеченной – в гостиной громко работал телевизор, но тут до нее дошло, что так нельзя – невозможно же просто не объявиться. Еще искать, чего доброго, начнут, не сообразив заглянуть к ней в комнату. Она сделала над собой усилие, провела руками по лицу, пригладила волосы и вышла в гостиную. Отец и мать сидели перед телевизором. Аня в очередной раз подивилась дикому отчуждению, которое испытывала в последнее время. В основном, конечно, от отца… но и от матери тоже, как ни странно…

– Привет, – сказала она, стараясь, чтобы голос звучал как ни в чем не бывало. – Я пришла. Устала как собака.

– Ужинать! – засуетилась мать.

– Спасибо, мам, я поужинала… там, – неопределенно сообщила Аня. – Очень плотно. У меня все в порядке. Просто устала… Да еще погодка! Сразу пойду спать.

На пару вопросов ответить все-таки пришлось, зато потом мечта начала сбываться – стало возможно наконец закрыться, принять таблетку и залечь, как она и собиралась.

Она не знала, сколько прошло времени, потому что уже начала проваливаться в сон, как вдруг голос матери за стенкой произнес «Господи!» так громко и с такой интонацией, что ее прямо-таки подбросило на постели. Она села, широко раскрыв глаза и плохо понимая, что к чему.

– Не буди ее, – сказал голос отца.

– Ты думаешь, она уже спит?

– Потом уж точно не заснет. Оставь до утра. Что за срочность!

Аня сползла с кровати, накинула халат и, с трудом волоча свинцовые от снотворного ноги, поплелась в гостиную. По дороге она бросила взгляд на будильник. Было начало одиннадцатого.

Отец сидел мрачный и молчал. Мать бросилась к ней со словами:

– Ты подумай, детка, что случилось! Козлову убили! Дома… застрелили из пистолета!..

Аня повернулась и, не говоря ни слова, ушла на негнущихся ногах обратно к себе. Там она рухнула на постель и заснула.

ГЛАВА 3

На следующее утро в назначенный час Мышкин, Гаврюшин и Коля встретились у Мышкина в кабинете. Предстояло разработать план действий на ближайшее время. Гаврюшин не ждал от экспертизы особого толку и потому был преисполнен жаждой немедленной деятельности. Мышкин, наоборот, по каким-то одному ему известным причинам надеялся услышать от экспертов что-нибудь важное и потому был настроен скорее ждать, а не действовать. То есть действовать, конечно, тоже – но скорее так, для порядку… Коля переводил взгляд с одного на другого, горя нетерпением и ожидая распоряжений. «Очень славный! – подумалось Мышкину. – И где только такого нашли?»

– Значит, так… – сказал он. – Ничего не поделаешь – надо еще раз поговорить с соседями этими, с Роговыми, и с Дерюгиным. На свежую голову. Выяснить как можно больше – не только про вчера, но и про вообще.

– И кто – куда? – поинтересовался Гаврюшин. – Вы, надо думать, к Дерюгину?

– Можем бросить жребий, – сказал Мышкин. – Но вообще-то я бы предпочел наоборот, если вы не против. Вы – к Дерюгину, я – к соседям. Потом съезжаемся здесь и обмениваемся впечатлениями. А с Дерюгиным я в другой раз поговорю. Идет?

Гаврюшин растерянно кивнул – он уже приготовился не подавать виду, что недоволен, и теперь, когда все повернулось именно так, как ему хотелось, чувствовал себя несколько сбитым с толку.

– А я? – робко подал голос Коля. – Мне что делать?

– А к вам, Коля, маленькая просьба, – сказал Мышкин, протягивая ему записную книжку Кати Козловой. – Найдите здесь телефон Василия Тошкина, позвоните ему и договоритесь о встрече.

– Тошкин – это тот, с которым она собиралась встретиться? – уточнил Коля. – Из органайзера?

– Вы тоже так говорите? – удивился Мышкин. – Неужели у этой штуки нет другого названия? Впрочем, не важно. Да, тот самый, оттуда.

– И… это все?

– Знаете, Коля, – сказал Мышкин, – вы не беспокойтесь – тут нам всем дел хватит… по горло. Вот увидите, скоро начнется. Это только сегодня так…

Коля покорно кивнул и принялся листать записную книжку. Гаврюшин ушел звонить Дерюгину, а Мышкин набрал номер Роговых. Трубку снял Илья.

– Нам подъехать куда-нибудь? – сходу поинтересовался он.

– Да нет, – сказал Мышкин. – Не стоит. Я сам к вам приеду, где-нибудь через полчасика.

– Будем очень рады.

Мышкин невольно хмыкнул – про себя, разумеется.

В третий раз он ехал этим маршрутом и снова с трудом узнавал все вокруг. Вчерашняя вьюга сменилась морозом и солнцем. Эти мороз и солнце Мышкину не то что не нравились – скорее, наоборот, – а как-то отвлекали от дела. Сперва он думал составить более или менее четкий план предстоящего разговора, но потом плюнул и оставил это занятие. «Вот посмотрю на них и на ходу соображу, что к чему, – решил Мышкин. – Может, так оно и лучше – на сегодняшний день».

На этот раз дверь открыла женщина. На вид ей было столько же лет, сколько мужу. Странная бесформенная хламида, похожая на длинную, до щиколоток, мужскую рубашку, в сочетании с длинными распущенными волосами придавали ей диковатый вид. Лицо, впрочем, было скорее приятное. Смотрела женщина настороженно и, как показалось Мышкину, со скрытым испугом.

– Татьяна, – представилась она, протягивая Мышкину узкую холодную руку. – Проходите, пожалуйста.

Мышкин вошел в комнату и огляделся. Комната тоже была чудноватая, под стать хозяйке, почти без мебели – сидеть было решительно не на чем, с какими-то шкурами и бурками на полу. Стены были увешаны картинами, изображавшими в основном ряды разноцветных кружков и квадратиков в разных сочетаниях, отчего Мышкину припомнился «Тетрис». Среди них ютилось несколько трогательных в своем наивном реализме пейзажей.

– Это – Татьянины картины, – пояснил вошедший в комнату Илья, проследив за мышкинским взглядом. – Она художник.

– А вы?

– А я… тоже… Тоже художник. Но я не рисую. То есть сейчас не рисую. В поиске.

Мышкин неопределенно покивал, с опаской посмотрел на шкуры и бурки и сам выступил с инициативой перебраться на кухню.

– Ну вот, – начал он, переводя взгляд с одного лица на другое. – Я знаю, что вы вчера уже беседовали с моим коллегой. Но вчера обстановка была такая… трудно сосредоточиться… В общем, если можно, расскажите мне еще раз… все, что, по-вашему, может иметь отношение к этой истории.

– М-м… – протянул Илья. – Даже не знаю, откуда начать…

– Начните со вчерашнего, – посоветовал Мышкин. – С конца то есть. А там посмотрим. Я вам помогу. Значит, вчера вы оба сидели дома и…

– И – как обычно, ничего особенного, – подхватил Рогов. – Я пришел с работы…

– А где вы работаете? – поинтересовался Мышкин.

– В школе. Преподаю черчение. На полставки, – без особой охоты сообщил Илья. – Я пришел, собирался поесть. Татьяна до того рисовала…

– Маялась, – уточнила Татьяна. – Не шло у меня…

– Ну да, не важно. Я говорю, она бросила рисование и пришла ко мне. И тут как раз – звонок в дверь.

– В котором часу, не помните?

– Часа в три. Я на часы не смотрел, но раз я пришел и чайник успел вскипятить…

– Значит, позже, – перебила Татьяна. – Ты приходишь почти в три… Плюс чайник – это еще минут пятнадцать.

– Ты что, хочешь сказать, что чайник пятнадцать минут закипает?

– Ну да…

– Ты обалдела, Танька. Минут пять, от силы.

Татьяна с досадой махнула рукой, но спорить не стала.

– Значит, так… Ты не влезай, а то я сбиваюсь… Я открыл дверь. Там – Дерюгин. Я говорю: проходи…

– Он не объяснил вам, зачем пришел?

– Объяснил? Да нет, он давно уже перестал… Чего там объяснять – мы уж привыкли. Он ведь уже сто раз приходил. Вы сами сказали – начать со вчерашнего…

– Да-да, – поспешно поправился Мышкин. – Извините. Давайте дальше.

– Дальше он вошел и сел. Мрачный… Обычно час посидит, иногда – два, а потом опять – к ней… Иногда она его со второго раза пускала, а один раз даже с третьего. Обычно он потом уж не возвращался, если второй раз выгоняла – совсем уходил. А тут…

– А скажите… – начал Мышкин. – Извините, что опять перебиваю… Скажите, что он делал, когда вот так у вас сидел?

– Ну, что делал… Да ничего не делал. Водку пил. Иногда – коньяк, иногда – виски. Но чаще – водку. Иногда молчал, иногда разговаривал. О политике, ну и хохмы там всякие… из жизни богатых. Иногда про Катьку расспрашивал, про детство. Мы даже выдумывали кое-что… Иногда телевизор смотрел. Вчера, наоборот, выключил. Сказал – на нервы действует. Сидел, курил. Потом вроде отошел немного. Анекдот какой-то рассказал, про нового русского и два процента. Забыл, в чем там дело… Не помнишь, Танька? Хотя да, это не важно… А потом… Там, у нее, дверь хлопнула. Он аж почернел от злости и выругался…

– Как? – быстро спросил Мышкин.

– Чего – как? – растерялся Илья. – Как выругался? Ну как ругаются…

– Понятно, – смущенно проговорил Мышкин. – Вам не показалось, что он… э-э… ругает кого-то конкретно?

– Показалось, – неожиданно твердо заявила Татьяна. – Мне показалось. Он сказал: «А, с-сука! Пришел! То-то она меня выгнала!» Примерно так. И я сразу подумала – значит, знает…

– А я не подумал… Или подумал? Хрен знает – не помню… Но что-то такое он сказал – это точно. Я еще ему говорю: «Может, говорю, это она сама куда-то пошла». А он только рукой на меня махнул, ну и я заткнулся, а тут она музыку включила. Ну, может, не сразу, минут через пять…

– Время не заметили? – без особой надежды поинтересовался Мышкин.

– Не смотрел я на часы… Но можно посчитать… Значит, если он пришел в три с копейками и просидел у нас до того минут двадцать…

– Да что ж ты такое говоришь! – снова вклинилась Татьяна. – Полчаса как минимум…

– Ну я не знаю, Танька. – Илья развел руками. – У тебя чувства времени совсем нету! Или у тебя вчера с испугу все перепуталось…

– У меня-то не перепуталось!..

Какое-то время они переругивались, а Мышкин покорно слушал, довольно быстро оставив бесплодные попытки понять, кто прав. Потом они как-то разом смутились и умолкли.

– Ну, в общем, вот… – пробормотал Илья. – Сидели… Тут уж он совсем замолчал. Сидит, молчит и курит, курит… Музыка играет. Не знаю сколько. Танька сейчас опять скажет: час. А по-моему – так полчаса, не больше…

На этот раз жена не стала спорить, а только молча пожала плечами. «Видимо, ей это дерюгинское сидение давалось тяжелее, чем ему, – подумал Мышкин. – Потому и время дольше тянулось. А тяжело, должно быть, когда вот так сидят и молчат…»

– Потом? – спросил он вслух.

– А потом… – Илья мучительно сморщился, сглотнул какой-то комок и продолжал как бы через силу: – Потом она как закричит!.. Но как! Мы аж подскочили. И тут же бабахнуло…

– Я никогда в жизни не слышала выстрела, только в кино, – вдруг вступила Татьяна. – А тут сразу поняла. Звук какой-то такой… – Она поежилась.

– Это точно, – согласился Рогов. – Бабахнуло как следует. Нас вроде как парализовало, всех троих. Сидим и смотрим друг на друга, как в ступоре. Верно, Танька?

Татьяна кивнула.

– Надолго? – поинтересовался Мышкин.

– Какое – надолго! На секунду какую-нибудь. И тут у нее опять входная дверь хлопнула. Тут мы вроде как очнулись. Антон вскочил – и бегом туда, мы за ним… Прибегаем – дверь захлопнута, заперта. Я говорю: милицию, дверь ломать, а он – не надо ломать, у меня ключ. И между прочим, смотрите, как интересно, – вдруг добавил Рогов, явно осененный новой мыслью. – У него был ключ, а он ни разу к ней не вошел без разрешения – вот когда она его выгоняла-то. Во как она его держала!

Мышкин задумчиво кивнул.

– Ну вот… – продолжал Илья. – Вбегаем, а там… она… перед зеркалом… Он к ней кинулся, стал трясти, пульс щупать… Потом вдруг отскочил, повернулся к нам, лицо страшное, и как заорет: «Скорую», милицию, быстро! Ничего здесь не трогайте!» Мы – бегом к себе. Позвонили… Танька то есть позвонила… сама трясется вся… – И бегом обратно…

– Не из любопытства, вы не думайте, – вдруг добавила Татьяна, надо сказать, в точности прочитав мышкинские мысли. – Я бы туда вообще никогда не пошла. Я боялась, что он… того… из окошка выкинется, пока милиция приедет…

Мышкин снова кивнул.

– В общем, вот… – закончил Илья. – Вот и все. Ваши быстро приехали. А мы к себе ушли, и он с нами. После того, конечно, как все рассказали – этому вашему… который вчера был, на «Г» фамилия…

– Все понятно, – сказал Мышкин. – А теперь, если можно, расскажите мне вот что… Расскажите мне о ней… о Козловой. Давно вы ее знали?

– Давно, – сказала Татьяна. – Лет пятнадцать уже. Илья чуть меньше – он сюда въехал, когда мы с ним поженились. А я здесь всю жизнь живу. И Катька здесь жила, с бабушкой, лет с пяти. У нее как-то с родителями… не очень… Отца, кажется, вовсе нету, а мать какая-то… в общем, матери, как я понимаю, не до Катьки было. Потом, когда Катька выросла, бабушка переехала куда-то в другой город, к сыну, к Катькиному дяде, значит, – внуков нянчить, там внуки маленькие. А Катька здесь одна осталась. Потом она замуж вышла, потом вернулась, потом опять уехала, опять вернулась… И с Дерюгиным – так же… Жила-жила у него, вроде замуж собиралась – и вдруг – на тебе! – опять тут как тут.

– Когда она вернулась?

– Примерно с месяц… или чуть меньше. А через пару дней Дерюгин… зачастил…

– А почему он к вам пришел? Вы были знакомы?

– Она же нас и познакомила… – сказал Илья. – В подъезде как-то столкнулись. Еще до того… Когда они еще вместе были. Заехали сюда зачем-то – может, что-нибудь из вещей забрать, не знаю… Катя говорит: «Вот познакомься, Антон, это Таня и Илья, мои соседи и хорошие приятели. Знают меня с раннего детства». Танька еще потом сказала: «Это ей похвастаться захотелось». Помнишь, Тань?

– Дурак! – с чувством отрезала Татьяна.

– Ну хорошо, – примирительно сказал Мышкин. – Это понятно. А как он к вам впервые пришел… пересиживать?

– Да как пришел? – Илья развел руками. – Пришел – и все. Позвонил в дверь и говорит: «Извините, ребята, тут такое дело… Катя меня выгнала. Я бы у вас посидел, если вы не против… А потом еще разок попробую сунусь…» Мы растерялись, ладно, говорим, сидите… Выпить предложили. А потом он уж сам приносил, то есть даже не приносил, а просто у нас держал… про запас. – В подтверждение своих слов Илья распахнул дверцу буфета, и взору Мышкина предстала целая батарея дорогих коньяков и виски.

– Плюс водка в морозилке, – добавила Татьяна.

– Он на ней помешался, – вдруг сурово заявил Илья. – Понимаете – помешался, поехал… Не на водке – на Кате. Я такого вообще не видел. Я вот, допустим, Татьяну тоже люблю, но он ведь совсем как ненормальный был. И ведь дела свои все забросил, надо думать. Сидит здесь, а время идет… Доллары капают…

– А она?

– Не знаю, – коротко сказал Илья. – У нее разве разберешь. Но раз она от него ушла…

– Кстати, – осторожно начал Мышкин, – может, у вас есть какая-нибудь идея насчет того, что между ними случилось?..

– Так она ведь вроде… замуж собралась… – растерянно проговорил Илья. – А вы не знали? За другого, конечно…

– За кого?

– Не знаю, не говорила.

– За бедного, – внезапно заявила Татьяна.

– С чего ты взяла? – опешил Илья.

– Чего-то она такое… рассуждала… Мы с ней как-то во дворе встретились… Насчет «с милым рай и в шалаше»… Не вышла бы, конечно…

– Почему вы так думаете? – ухватился Мышкин.

– Ну-у… Передумала бы. Побесилась бы – и успокоилась. Зачем ей шалаш? Она не привыкла…

– Это ты зря, между прочим, Танька! – возразил Илья. – С нее бы сталось… Она такая была – сама знаешь… необычная.

– Шальная.

– Нехай будет шальная. Не в том дело. А вот кто он – мы совсем не знаем. К ней столько народу ходило! Обещала, правда, познакомить, но вот… не успела…

– Слушайте, – внезапно возбужденно заговорила Татьяна, – так ведь Антон-то, наверное, вчера про него говорил! Про жениха этого! С такой злостью: «с-сука!» Значит, что же выходит?..

– Ничего не выходит, – возразил Илья. – Чего тут выходит? Ясное дело, он все время про это думал. Ах, кто-то к ней пришел! – ну, ясное дело, он, жених, кто ж еще! Тем более она его выгнала. Свободно мог ничего не знать и просто так ляпнуть – от ревности и от подозрительности. Сам-то он что говорит?

– Что ничего не знает, – покорно признался Мышкин.

– Ну вот, видишь! – воскликнул Илья, обращаясь к жене. – Стал бы он его покрывать, если б что-то знал – как ты думаешь?

Мышкин давно заметил, что свидетели при нем часто как будто забывают о распределении ролей и принимаются сами рассуждать, строить предположения, выдвигать концепции – словом, ведут себя как сыщики, совершенно игнорируя его присутствие. Кое-кто из коллег в свое время сильно ругал его за это, утверждая, что детектив должен полностью владеть беседой и направлять ее исключительно по своему усмотрению. В противном случае, говорили они, голову могут заморочить. Мышкину же всегда казалось, что это и так, и не так. Бывали случаи, когда в этих спонтанных рассуждениях вдруг проскакивала чрезвычайно ценная информация, о которой он, может быть, и не додумался бы спросить сам, а если бы и додумался – то не факт, что получил бы ответ на прямой вопрос. Кроме того, он очень хорошо знал, что такой способ для него более органичен – а значит, скорее всего принесет больше толку. В случае с Роговыми, впрочем, все вроде бы и так было на поверхности…

Первым, кого увидел Мышкин, вернувшись к себе в контору, был стажер Коля, уныло бродивший взад и вперед по коридору.

– Его нет, – печально сообщил он Мышкину.

– Нет – кого?

– Василия Тошкина нет.

– Вы его не застали?

– Нет, не нашел. Его нет в записной книжке.

– Ах, вот оно что! – воскликнул Мышкин. – Ладно, будем думать. Пошли пока ко мне.

По дороге Мышкин постучался к Гаврюшину, и скоро все трое снова засели у Мышкина в кабинете.

– Договорился? – почему-то первым делом поинтересовался Гаврюшин, обращаясь к Коле.

– Его нет, – покраснев, пробормотал Коля.

– Кого нет?

– Тошкина, – ответил Мышкин за Колю.

– Тошкина… – машинально повторил Гаврюшин.

Они с Мышкиным уставились друг на друга и воскликнули чуть не хором: «Ну конечно!» – Мышкин, и «Тьфу ты!» – Гаврюшин. Коля озадаченно переводил взгляд с одного на другого.

– Может, в справочную… – робко предложил он.

– Не надо в справочную, – сказал Гаврюшин.

– Это не фамилия, – объяснил Мышкин. – А я осел. Очень просто. «Тоша», «Тошка» – уменьшительное от «Антон». Вот и все. Должно быть, какой-то дерюгинский знакомый – кто-то, кого она знала через Дерюгина. Извините, что сбил вас с толку. Ей-богу нечаянно…

– Да ладно вам, инспектор, – не выдержал Гаврюшин. – Будет извиняться-то! Мог бы и сам сообразить. Ему тоже упражняться надо. Мозги упражнять. Правда, Коля?

Стажер покорно кивнул. Чувствовалось, что он ужасно переживает из-за своей недогадливости.

– Раз так, наверное, нужно самого Дерюгина спросить, кто это… – отводя глаза, пробормотал он.

– Ну да, – Мышкин кивнул.

– Может, сначала обменяемся впечатлениями? – предложил Гаврюшин. – Давайте я начну. – И не дожидаясь ответа, начал рассказывать: – Значит, так. Принял он меня сразу… Да, кстати, инспектор… – Он неожиданно прервал рассказ и иронически взглянул на Мышкина. – Ей-богу, он был разочарован, что приехал я, а не вы…

– Что за глупости? – удивился Мышкин. – Какая ему разница, во-первых? И потом, почему вы так решили?

– Какая ему разница, я не знаю. Это там… психология. Вам виднее. Это раз. А два – когда я звонил договариваться, он к телефону не подошел, через секретаршу передал, что можно приехать. А секретарша ему, наверно, сказала просто: звонят из угрозыска, без фамилии. Я вошел, а он первым делом говорит: «A-а, это вы… А я думал… А где тот, другой… Мышкин?» – причем недовольным таким голосом…

– Бред какой-то. – Мышкин пожал плечами.

– Ну, я его обнадежил – придет, говорю, непременно, только в другой раз…

– Это правда, – кивнул Мышкин. – Никуда я не денусь. Ну, в общем, это не важно…

– Конечно, не важно, – легко согласился Гаврюшин. – Чего уж тут важного? Просто любопытно… Ладно, я продолжаю… Про вчерашнее он говорит в точности то же, что вчера, и что говорят соседи – я не буду повторять. Я спросил насчет ее врагов и насчет каких-нибудь сложностей – ну как обычно… Он помолчал… а взгляд у него, надо сказать… гипнотизирует… и говорит: «Враги есть не у нее, а у меня. У меня, говорит, их мно-ого. Неужели, говорит, непонятно, что это все на меня рассчитано?» Как-то он так выразился… вроде: «Мне подарочек» или нет, как-то не так… В общем, что-то в этом духе… Вроде с иронией, а посмотрел я на него – у него желваки ходят, и, ей-богу, инспектор, он чуть не плачет… Тогда я спрашиваю: «Скажите, пожалуйста, почему она оказалась в этой квартире? Вы же, кажется, вместе жили?» – «Она, говорит, от меня ушла, примерно месяц назад». – «А если так, говорю, то не кажется ли вам странной такая форма мести или там… воздействия?.. На вас то есть. Если бы Козлова была при вас – тогда понятно. А так – какое вам, казалось бы, дело?» Тут он долго молчал. А потом говорит, причем как будто с трудом: «Они знали… все знали, что мне без нее не… в любом случае… Что я сдохну. И потом – она бы ко мне вернулась. Вернулась бы!» И тут он, инспектор, как хватит кулаком по столу! А потом как-то скис и говорит: «Извините. Я не в себе, конечно. Но она бы вернулась, это я вам точно говорю… могла бы вернуться…» И тут я, как вивисектор: «А почему, спрашиваю, она вообще от вас ушла? Что между вами случилось?» – а сам думаю: ка-ак он меня сейчас пошлет! Ан нет. «Она, говорит, замуж собралась. Так она мне сказала». – «За кого?» – спрашиваю. Он плечами пожал: «Не знаю. Ни за что не соглашалась признаться. Боялась, должно быть, что я… мстить буду… А может, вообще все сочинила, от начала до конца, чтоб меня поучить… За ней много бегало… В общем, не знаю кто».

– Странно… – пробормотал Мышкин.

– Странно, конечно, – согласился Гаврюшин. – Хотя чего только не бывает…

– А скажите, – неожиданно вмешался Коля, – вы тоже думаете, что это по нему били… по Дерюгину? Что Козлова тут – вроде инструмента?..

Мышкин и Гаврюшин переглянулись.

– Давайте вы, инспектор, – попросил Гаврюшин.

– Теоретически это вполне возможно, – начал Мышкин. – И даже весьма вероятно. Я бы даже сказал – наиболее вероятно, если бы не два обстоятельства… Он считает, что Козлову убил кто-то из его врагов или конкурентов. Но люди… э-э… этого круга… редко стреляют сами. Они, как правило, кого-нибудь нанимают. А тут… почерк не тот, и вообще – она же его сама в квартиру впустила…

– Ну вот же это самое я и хотел сказать! – с воодушевлением воскликнул Коля.

– Да… И кроме того… Вот этот момент… Насчет того, что все понимали, что он надеется ее вернуть… и вообще… Может, оно и так, а все-таки странный какой-то момент выбран. Именно тогда, когда они в полуразводе и она ему вроде бы изменила. Хотя… я, конечно, тут многого не понимаю. Посмотрим еще, что экспертиза покажет.

– Примажем, инспектор! – воскликнул Гаврюшин. – На что-нибудь хорошее!.. Ничего вам ваша экспертиза не даст!

– Идет, – неожиданно согласился Мышкин. – Бутылка хорошего вина, грузинского, настоящего. У меня есть.

– Перочинный ножик, – сказал Гаврюшин. – Хороший, лезвий куча. Разбейте, Коля. Вот так. А теперь давайте звонить Дерюгину насчет Василия.

Он подвинул к себе телефон, набрал номер, представился и попросил секретаршу соединить его с Дерюгиным напрямую.

– Антон Антонович, – сказал он. – Извините за беспокойство, тут у нас еще вопросик возник… – Его голос звучал настолько непривычно – никакой иронии, одна вежливость, чтобы не сказать – подобострастие, что Мышкин посмотрел на него с удивлением. – Нет ли среди ваших близких знакомых какого-нибудь Василия? Почему я спрашиваю? – Он бросил быстрый взгляд на Мышкина. Тот кивнул. – Видите ли, у Козловой в записной книжке есть одна пометка… Похоже, она вчера ждала какого-то Василия… Да, без фамилии. Да… Потому что там написано… э-э… ну, в общем, там написано «Тошкин Вася». Тоша – это ведь от Антона… Мы думаем, это про вас. Да, спасибо. Да, пишу. Ах вот как! Ага… Ну ладно… Спасибо большое.

Он повесил трубку и повернулся к Мышкину.

– Значит, так. Василий у него есть один. Его заместитель. Вчера вечером улетел на три дня в Вену, на переговоры…

– А что, если это он… сбежал? – предположил Коля.

– Гм… Послезавтра узнаем. Между прочим, Дерюгин пробормотал что-то вроде: «Васька – к ней? Это надо же!» – и довольно злобно, по-моему, пробормотал, но ручаться не могу – по телефону не поймешь. А фамилия этого Васи – Зуев, Василий Зуев. Я пошел? Готовьте винишко, инспектор.

Хоть Мышкин и согласился на это пари, надо признаться, что Гаврюшин его почти убедил. Пари он заключил для нормализации отношений. Работать с Гаврюшиным оказалось несколько проще, чем он думал, но все-таки… не совсем просто. Так что пари понадобилось из соображений тактических, а вовсе не из азарта. Азарта не было – больше того, он уже готов был согласиться, что ждать особенно нечего. Однако он выиграл, а Гаврюшин проиграл. Эксперты обнаружили нечто весьма любопытное.