Текст книги "Чужое терзанье"
Автор книги: Вэл Макдермид
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 23 страниц)
Кэрол ужасно хотелось добавить, что упомянутый клиент – это Эйден Харт, новый босс Тони, гламурный хлыщ от психиатрии. Учитывая, что он входил в ограниченный круг людей, имевших полный доступ к деталям преступлений Дерека Тайлера, Кэрол в какой-то захватывающий дух момент решила, что обнаружила убийцу. Но его алиби исключало такую версию. Пока Сэнди Фостер умирала в адских мучениях, Эйден Харт ужинал в дорогом ресторане с высокопоставленным чиновником и членом парламента. По словам Сэма Ивенса, беседовавшего с ним, главный врач Брэдфилдского психиатрического спецгоспиталя едва не наложил в штаны, когда осознал, что женщина, которой он заплатил за интимные услуги, – та самая жертва, убийцу которой помогает искать Тони Хилл. Но это была конфиденциальная информация, делиться которой Кэрол не имела права.
– Очень жаль, что я не могу составить внятный психологический профиль, – вздохнул Тони, вторгаясь в ее мысли.
– Это не твоя вина. Для работы тебе нужны данные, а в одном-единственном деле их недостаточно.
Тони вскочил со стула и забегал по комнате:
– Увы! Это одна из самых скверных сторон моей работы! Чем чаще преступник выходит из тени и проявляет себя, тем проще бывает вычислить важнейшие элементы его преступлений. В единичном эпизоде невозможно отделить фон от главного. Чем чаще он убивает, тем больше информации я могу извлечь из его действий. Я чувствую себя каким-то чудовищем, потому что единственный оказываюсь в выигрыше, когда убийца вновь наносит удар. Не случайно кое-кто из твоих коллег смотрит на меня как на прокаженного.
– Может, он больше никого не убьет, – без всякой уверенности сказала Кэрол.
– Кэрол, он не остановится. Хоть я и определил это убийство как одиночное, на самом деле оно числится под номером пять.
Она покачала головой:
– Тони, я просмотрела материалы. Дерек Тайлер виновен – в этом нет ни малейших сомнений. Как нет и никаких признаков того, что он действовал не один. Ты мне сам говорил: во всех случаях, где убийцы действуют парой, присутствует высокий уровень взаимозависимости и близости. Они всегда неразлучны. В жизни Дерека Тайлера никого подобного не было. Сэм Ивенс детально ее изучил. Тайлер рос в приюте. Жил один. У него не было подружки или близкого друга, даже приятеля. Что, кстати, предполагает, что на воле никто не переживает за него настолько, чтобы воспроизвести его преступления и вызволить его из психушки по пересмотру дела.
Тони прислонился к стене:
– Я внимательно тебя выслушал, Кэрол, и не могу сказать ничего утешительного. Я вообще не понимаю, что происходит. Нет ни одной приличной версии, которая не разлеталась бы вдребезги при обращении к опыту психологии убийц на сексуальной почве.
– Значит, у тебя не появилось никаких свежих мыслей?
Он пожал плечами:
– Самое лучшее предположение – то, что я высказал тебе в самом начале. Ваш убийца исходит из идеи о насилии, но хочет произвести насилие за рамками самого акта. Он видит себя неким эталоном насильника, желает, чтобы всех, кто последует за ним, сравнивали с ним в том, что касается насилия и злобы, а не простого сексуального удовлетворения.
– Как будто убийство на сексуальной почве бывает простым! – хмыкнула Кэрол.
Тони экспансивно взмахнул руками и плеснул себе на рукав шампанское. Смутившись, нетерпеливо потер расплывшиеся темные пятна.
– Оно простое, Кэрол. Все зависит от работы фантазии. Убери фантазию – и получишь главную причину преступления. В девяноста девяти случаях из ста фантазия первична и помогает одолевать препятствия. Но в этих убийствах есть кое-что еще – попытка преступника утвердить свою абсолютную власть и силу. Он хочет доказать, что даже и нами может манипулировать: контролировать наши реакции и оказывать давление на все судопроизводство.
Он замолк, внезапно утратив нить рассуждений. Кэрол предпочла не вмешиваться и молча потягивала шампанское.
– Кое-что в этом психологическом профиле не дает мне покоя. – Тони оттолкнулся от стены и опять заходил по комнате. – Типологию насилия описал еще в семидесятые американский психолог Николас Грот, и, хотя впоследствии к его теории добавились кое-какие положения, в главном она не изменилась. Так вот, если бы напавший на Сэнди Фостер не убил ее, его можно было бы отнести к классическому типу личностей, самоутверждающихся через насилие. Он тщательно планирует преступление, использует наручники, так как это повышает успешность его нападения. Он хочет, чтобы его жертва не оказывала сопротивления. Вместо того чтобы искать жертву на улице, наш парень использовал проститутку и заплатил ей, чтобы разрешила себя сковать. У такого типа насильников не бывает прелюдий, поцелуев, ласки. Готов поклясться, что в этом случае было именно так. Он просто срезал с нее часть одежды, чтобы она не мешала ему выполнить задуманное, – вот и вся его прелюдия. Нет никаких признаков того, что он взял что-то на память, хотя, как я подозреваю, он снимает свои действия на видео. Пока все по классике. Но потом он ее убивает, что абсолютно нетипично для самоутверждающегося насильника. Все, что мы знаем о таком типе преступников, говорит нам, что они используют силу лишь для достижения своей цели. Они не садисты. И это первая проблема.
Он прекратил беспокойную ходьбу, допил вино и продолжил:
– У самоутверждающегося насильника высокая самооценка. Он уверен в своей мужской силе, действует в зоне комфорта и убежден, что сумеет заманить обманом свою жертву в ситуацию, где сможет проявить свою силу. Речи о вероятности нет, тут виртуальная определенность. – Он устремил на Кэрол магнетический взгляд голубых глаз. – Походит ли это на Дерека Тайлера?
Кэрол откинула со лба светлые волосы:
– Ты сам знаешь, что нет. Но такой аргумент не убедит ни одного судью. Как ты считаешь, не стоит ли тебе еще раз попробовать поговорить с Дереком Тайлером?
Тони плюхнулся на стул:
– Я пытался, но он больше не проронил ни слова, как будто научился меня не замечать. Если хочешь, я попробую еще раз. Только не жди, что я непременно добьюсь успеха.
– Ты моя единственная надежда, Тони.
***
Констебль Пола Макинтайр медленно ехала по незнакомой улице, высматривая паб «Пенни Уистл». По сторонам теснились ряды домов постройки шестидесятых и еще более старых, со всеми издержками приватизации бывшего муниципального жилфонда – безобразными, кое-как сляпанными верандами, угрюмыми дешевыми дверями, разномастными окнами с ромбическими стеклами. Еще пару лет назад для поездки в Кентон у Полы мог быть лишь один повод – очередная перестрелка в ходе бушевавшей в пригороде нарковойны. Теперь Кентон постепенно избавлялся от дурной славы – не столько из-за усилий полиции, сколько благодаря соседству с университетом и больницей «Брэдфилд Кросс». Его колонизация свершилась на удивление быстро: район захватили молодые врачи – ординаторы, практиканты и заботливые родители, постаравшиеся, чтобы их драгоценный отпрыск-студент не тратил время на поиски жилья в отдаленных респектабельных кварталах.
Но даже сейчас Кентон оставался районом, куда Пола могла поехать, разве что подчиняясь служебной необходимости. У нее было несколько приятельниц, которые купили тут жилье, однако не настолько близких, чтобы поехать к ним в гости. Дон Меррик, разумеется, тоже бывал здесь нечасто, вот почему, когда он попросил ее встретиться с ним и выпить, она больше удивилась выбору места встречи, чем телефонному звонку.
Хотя возникшая между ними дружба выходила за рамки служебных отношений, они редко встречались специально и не делились друг с другом подробностями личной жизни. После работы они порой ненадолго заходили в пабы, поскольку у обоих было много забот, отнимавших большую часть их свободного времени. Поэтому, когда Дон позвонил и предложил выпить, первой мыслью Полы было отказаться. Она рассчитывала посидеть с подругами в загородном ресторанчике. Но голос Меррика звучал как-то необычно, это насторожило ее, и она согласилась. Теперь, подъехав к безобразной конуре постройки шестидесятых, которая именовалась пабом, она уже жалела об этом.
Она открыла дверь «Пенни Уистл», и в нос ударила волна запахов: сигаретного дыма, пива и мужского пота. Только в одной кабинке сидели три женщины, которые, несмотря на все старания принарядиться, выглядели замученными бедностью и детьми. Несколько мужчин стояли у барной стойки. Один из них, которого приятель двинул локтем в ребра, обернулся и посмотрел на нее.
– Иди сюда, крошка! – окликнул он.
– И не мечтай, урод, – пробормотала Пола.
Она заметила Меррика: тот понуро сидел в угловой кабинке, угрюмо уставившись в начатую кружку. Его плечи печально поникли. В пабе звучала музыка кантри, смешиваясь с электронной какофонией джекпота. Пола подошла к стойке, игнорируя жалкие попытки выпивох привлечь ее внимание, и купила пару бутылок.
Меррик даже не поднял голову, когда ее тень упала на столик. Пола поставила бутылку нью-кастлского темного эля рядом с его стаканом.
– Это тебе, – сказала она, усаживаясь рядом с ним.
– Спасибо, – вздохнул он.
Пола потихоньку пила «Смирнофф Айс» и гадала, в чем дело.
– Ну, так что произошло? – не выдержала она наконец.
Меррик скрестил руки на груди. Казалось, он не знал, с чего начать.
– Почему обязательно должно что-то произойти? Неужели мы не можем встретиться и выпить в свободное время?
– Конечно, можем. Но этот паб во всех отношениях далек от обычного нашего кабака, и ты тут сидишь с физиономией, похожей на дождливый понедельник. Поскольку я детектив, эти два факта мне кое о чем говорят. Так что выкладывай, что стряслось. Или будем штаны просиживать в этой дыре и дальше? – Она протянула руку и выудила сигарету из его пачки. Зажигалка осветила ее крашеные светлые волосы, и они заблестели на фоне темного дерева кабинки.
– Линди меня выставила, – выдавил он.
Пола застыла, не успев сунуть в зубы сигарету. Ох, черт, подумала она, этого еще не хватало.
– Что?
– Сегодня днем я возил детей в бассейн, а когда вернулся, она уже собрала два чемодана. Сказала, что не хочет больше меня видеть.
– Ничего себе! – ужаснулась Пола. – Крутовато она с тобой.
– Вот именно. Я даже не мог с ней спорить, при детях-то. Им она сказала, что папа уезжает на несколько дней по рабочим делам. И такое лицо у нее было, вроде как она ожидала, что я стану ее уговаривать.
Пола покачала головой, пытаясь представить себе, каково пережить такое, и не смогла.
– Что же ты сделал?
– Схватил чемоданы и ушел. Сел в машину и немного поколесил по окрестностям. Никак, понимаешь, не могу прийти в себя. Пытался звонить Линди – не берет трубку. Потом припарковался и бродил по центру, а потом позвонил тебе. – Он схватил стакан и залпом опрокинул его содержимое.
– Сочувствую тебе, Дон. Даже и не знаю, что еще сказать.
– Да что тут скажешь, Пола. – Он взял новую бутылку и аккуратно налил пива в стакан, глядя, как оно светлеет и пенится.
– Ты знаешь, почему она так поступила?
Он негромко кашлянул:
– А то ты не знаешь!
– Работа, – угрюмо констатировала Пола.
– Работа, – подтвердил Меррик. – Как я получил повышение, так все и пошло кувырком. Не мне тебе рассказывать, как нам доставалось в последние недели. Мы работали как проклятые, потом пропускали пинту для разгрузки, потому что требовалась передышка. Ведь нельзя являться домой, пока немного не отойдешь от работы, иначе притащишь в семью все это дерьмо. А дома тебя ждет ледяной прием или упреки: тебя никогда нет дома, ты совсем не видишь детей, даже не представляешь, каково мне справляться со всем одной, я, как мать-одиночка…
– Ты не пытался с ней поговорить?
Меррик уныло скривил губы:
– Понимаешь, Пола, я не мастак говорить о своих чувствах. Я пытался объяснить, сколько у меня своих проблем, но она все переворачивала с ног на голову. По ее словам, для меня работа важней, чем она и дети. В общем, это все постепенно назревало, а нынешнее дело стало последней каплей. Линди обвинила меня в том, что я предпочитаю говорить со шлюхами, а не с ней.
Пола дотронулась до его плеча:
– Если все так, как ты говоришь, тебя не за что осуждать. Слушай, а если тебе пойти к консультанту по проблемам семьи? Ты не думал об этом?
Меррик запрокинул голову и уставился в потолок:
– Видишь ли, Пола, я не очень уверен, хочу ли вернуться к Линди. Я уже не тот парень, который на ней женился. Я шел в одну сторону, Линди в другую. У нас не осталось почти ничего общего. Знаешь, что она задумала? Хочет вернуться почасовиком в колледж, преподавать психологию обучения. Представляешь? По-моему, единственная психология, основами которой она владеет, – это как втаптывать меня в грязь.
– Может, ты задерживался в пабе дольше обычного? – Пола не понимала, куда дело клонится и хочет ли она в этом участвовать.
– Пожалуй. Но что бы ни происходило между мной и Линди, я не хочу терять детей. Я люблю своих парней. Ты это знаешь.
– Знаю, Дон. Но если ты уйдешь от Линди, это еще не значит, что ты потеряешь сыновей. Ты останешься их отцом, даже если не будешь жить с их матерью. Будешь водить их на футбол, в бассейн, забирать на выходные.
– Получится ли у меня – с такой-то работой? – хмыкнул Меррик. – Часто ли мы уходим с работы в положенное время?
– Теперь ты инспектор. Не работаешь посменно, тебе не надо, как раньше, брать сверхурочные. Неужели ты не сможешь выделить время для детей? У тебя все получится, Дон, если ты очень этого захочешь.
Он жалобно посмотрел на нее:
– Ты так думаешь?
– Да. – Пола перевела взгляд в угол бара, где кучка двадцатилетних парней громко спорила о футболе. Она приняла мгновенное решение и надеялась, что впоследствии о нем не пожалеет. – В общем, дело дрянь. Тебе есть где жить?
Он отвел глаза:
– Пока поживу в отеле.
– Ты в своем уме? Если вы с Линди подадите на развод, тебе понадобятся все твои деньги. Можешь пока что занять мою свободную комнату, – ворчливо предложила она.
– Ты серьезно? – Казалось, он искренне удивлен.
– Если только пообещаешь, что будешь помогать мне гладить белье, которого вечно целая куча.
По лицу Меррика пробежала тень улыбки.
– Разве ты не знаешь, что я потрясающе ловко глажу?
– Отлично. И еще уговор: не пользуйся моей бритвой, о'кей?
***
Сэм Ивенс приоткрыл окно в машине, чтобы выходил дым. Чем удобно вести наблюдение в кварталах красных фонарей – никто не обращает внимания на одинокого мужчину за рулем. Никто, кроме работающих девиц. Они попытались заговорить с ним, но тут же отвалили, когда он махнул своим удостоверением и сообщил, что они его не интересуют.
Алиби Эйдена Харта, возможно, и показалось Кэрол Джордан достаточно надежным, но Сэм Ивенс в процессе беседы с психологом почувствовал, что тот что-то скрывает, и задумался, что это может быть и нельзя ли это обстоятельство обернуть в свою пользу. Ведь если ему удастся включить Эйдена Харта в число подозреваемых в убийстве, его карьере это принесет ощутимую пользу.
В общем, Сэм решил следить за Хартом при любой возможности. Вскоре ему стало ясно: Харт и его жена живут, по сути, каждый своей жизнью, то ли по обоюдному согласию, то ли так уж сложилось само собой. Харт приезжал домой только ночевать. Днем – госпиталь, а вечера он обычно проводил в барах и ресторанах, пил и ел с мужчинами, похожими на него – благополучными, ухоженными и самодовольными.
Однако была в жизни Эйдена Харта и другая сторона, неизвестная, как подозревал Ивенс, его сотрапезникам. В те вечера, когда он не обстряпывал свои карьерные дела и не крепил мужскую дружбу, он снимал проституток для плотских утех. Шок, который Харт испытал, когда Ивенс явился к нему для беседы, не приглушил его аппетиты. Он просто сменил место охоты – вот и все.
Вместо того чтобы искать жриц любви в Темпл-Филдз, он стал выбирать места подальше. Маннингем-Лейн в Брэдфорде, Уолли-Рейндж в Манчестере и вот теперь Чейпелтаун в Лидсе. По наблюдениям Сэма, он выбирал женщин, с которыми мог пойти в их комнатки, и никогда не использовал для быстрой любви свой блестящий черный автомобиль. В двух случаях он вернулся уже через считаные минуты и поужинал в индийском ресторане.
Ивенс не осуждал явное пристрастие Харта к проституткам: он и сам, случалось, прибегал к их услугам. Однако тайная слабость доктора заставила Ивенса задуматься: что творится у того в голове? Почему его влекут эти отнюдь не аристократические утехи? В любом случае сведения о Харте давали в руки Ивенса козыри, которые, возможно, когда-нибудь сыграют. Всем известно, что сексуальные маньяки часто наведываются к проституткам, а люди некоторых профессий – в частности, психиатры – страдают некоторыми личностными отклонениями. Короче, Харт вызывал явные подозрения, хотя Кэрол Джордан исключила его из списка подозреваемых.
Ивенс был решительно настроен на то, чтобы его работа в группе Кэрол Джордан стала лишь очередной ступенькой карьерного роста. Даже если ему придется для достижения цели выставить старшего инспектора в невыгодном свете, чтобы все усомнились в ее профессиональной пригодности. Пусть будет так.
В конце концов, он располагает собственной информацией. А знание – сила.
***
В дверь кабинета постучали. Персонал госпиталя, пока еще плохо знакомый с новым доктором, старался соблюдать формальности.
– Войдите! – крикнул Тони.
Заглянула сиделка:
– Вы хотели поговорить с пациентом тут? Не в комнате для собеседований?
– Верно.
Сиделка скептически подняла брови, будто снимала с себя ответственность за любые последствия.
– Тогда я пойду за ним.
В ожидании ее возвращения Тони прикидывал, какую выбрать стратегию. Он привык мыслить нестандартно, но обычно не применял свои смелые идеи к уязвимым людям. Однако сегодня решился на это. Аргументы противников своих методов он помнил наизусть: это непрофессионально, потенциально опасно для пациента и противоречит всем принципам лечения – просить больного сделать то, что не связано непосредственно с его лечением. Но в нынешней ситуации у Тони была веская причина: возможность спасти человеческие жизни, по его мнению, перевешивала все остальные соображения. Пациенту не будет грозить физическая опасность, потому что тут, в госпитале, все под контролем. К тому же он, Тони, может помочь этому конкретному пациенту повысить самооценку, поставив перед ним посильную цель. Конечно, насколько она посильна – вопрос спорный, но ведь это последний шанс…
Для дальнейших размышлений не было времени. Сиделка распахнула дверь и впустила больного. Том Стори сделал пару неуверенных шагов и остановился. Как отметил Тони, он все сильнее сутулился. Стори огляделся, на его безмятежном лице появилось легкое удивление. Серые глаза пробежали по полкам, уже забитым до отказа книгами, картотечными ящиками и пухлыми конвертами с надорванными углами. Остановились они на Тони, который крутанулся на стуле, оказавшись спиной к заваленному бумагами столу и лицом к двери.
– Заходите, Том, – пригласил он, вставая, и показал на два низких кресла в углу. – Присаживайтесь.
Стори нахмурился.
– Обычно мы встречаемся не здесь, – неуверенно проговорил он.
– Не тут, – подтвердил Тони.
– Это означает, что вы собираетесь сообщить мне плохие известия?
Тони на миг задумался: операбельная опухоль мозга – хорошая или плохая новость для человека в таком состоянии, как Стори?
– У меня есть для вас новости, верно. Но мы встретились тут еще и потому, что мне нужна ваша помощь. Ну, садитесь, Том. – Он взял больного под руку, подвел к креслу, а сам сел в другое. – Как ваши дела?
Стори отвел глаза и взглянул туда, где когда-то была кисть его руки. Толстая повязка сменилась более легкой, казалось, что на руку надета старая кукла в вылинявшем до белизны платье.
– Вы были правы. Мне сказали, что у меня опухоль. – Он покрутил головой, словно разминая затекшую шею. – Забавно, но еще недавно это показалось бы мне самым страшным диагнозом на свете.
– Утешительным такой диагноз не назовешь. А как вы отнесетесь к тому, что ваша опухоль операбельна?
Слабая испарина выступила на лысине Стори. Он грустно посмотрел на Тони:
– Я скажу, наверное, ужасную вещь, но мне хочется сделать операцию. Я хочу жить. Мне больше не для кого жить, чаще всего я думаю именно так, и все равно хочу воспользоваться шансом.
Тони испытывал невольную жалость к этому пациенту и его загубленной жизни. Так все нелепо и бесповоротно! Ситуация усугублялась тем, что Стори был человек умный и понимал свое положение.
– Вы чувствуете себя виноватым, ведь так, Том? Помимо всего прочего вас терзает вина за то, что вам хочется жить.
Стори подтвердил это кивком, на его глазах блеснули слезы.
– Я трус, – пробормотал он. – Я… я не могу приговорить себя к тому, что сотворил с ними.
– Том, вы не трус. Смерть – вот действительно выход для труса. А жить со своим горем дальше – это требует мужества. Вы не можете вернуть назад то, что забрали, но зато вы можете достойно прожить оставшуюся жизнь.
– Значит, опухоль операбельная? Ее могут удалить?
Тони кивнул:
– Так говорят хирурги. Я предупреждал вас, операция не восстановит то, что нарушилось в вашем мозгу, но мы поможем вам с этим справляться. Вы обратили внимание, что вам теперь дают другие лекарства?
– Да, и я чувствую себя намного спокойней и лучше себя контролирую, – отозвался Том.
Как раз то, что нужно для осуществления моего плана, подумал Тони.
– Положительная динамика сохранится, – пообещал он, – а операция даст вам будущее. Я уверен, что вы сможете правильно его использовать, Том. Я искренне так считаю.
Стори утер глаза тыльной стороной здоровой руки:
– Но ведь меня все равно отсюда не выпустят?
– Пока трудно сказать. Многое зависит и от вас, и от нас.
– Как я догадываюсь, вы хотите написать обо мне? Сделать себе имя, вылечив меня? Я этим должен вам помочь? – Голос пациента зазвучал неприязненно.
Застигнутый врасплох, Тони отругал себя за самонадеянность: он поверил, что завоевал доверие Стори. Оказывается, нет.
– Нет, я совсем другую помощь имел в виду. Жаль, что вы так думаете. Мы не собираемся эксплуатировать вашу боль и беду, – сказал он, пытаясь вернуть расположение Тома.
– А разве вы, врачи, не так делаете карьеру? Изучаете таких, как я, под лупой и потом строчите свои статьи и книги?
Тони пожал плечами:
– У меня другие методы. Да, иногда я действительно описываю случаи из своей практики, но не ради профессиональных амбиций. – Он обвел рукой свой кабинет. – Взгляните, похожа ли моя берлога на резиденцию человека, озабоченного своей карьерой?
Стори еще раз огляделся, на этот раз более внимательно. На стенах ни дипломов, ни подтверждений ученых степеней, на полках не видно книг с фамилией хозяина кабинета, специально выставленных на обозрение. Ничто не указывало на то, что Тони пытается произвести впечатление на посетителей своим положением в науке.
– Пожалуй, нет, – признал он. – Так зачем вы с нами возитесь и пишете о нас, если не для того, чтобы завоевать известность?
– Потому что это позволяет мне и моим коллегам – ведь каждый из нас читает то, что написали другие, – успешнее лечить людей, обратившихся к нам за помощью. И если я когда-нибудь напишу о вас – а пока я этого не планирую, так как не знаю, как сложится ваше лечение, – то расскажу про наши методы и динамику вашего состояния, чтобы следующий Том Стори получил необходимую помощь быстрее, чем вы. – Тони говорил искренне и со страстью.
После его слов Стори заметно расслабился:
– Тогда что же вы имели в виду, когда сказали, что вам требуется моя помощь?
– Я присматривался, как вы общаетесь с другими пациентами. У вас очень хорошо получается. Вы умеете налаживать контакт с теми людьми, которые не доверяют персоналу госпиталя.
– Я всегда легко сходился с людьми, до того как… – Стори замялся.
– До того как заболели? – подсказал Тони.
– Вы хотите сказать – до того как сошел с ума. Почему не сказать прямо? Здесь никто не называет вещи своими именами. Никто не зовет нас психами, сумасшедшими, даже пациентами – редко. Вы все ходите вокруг да около, будто мы не знаем, почему оказались тут.
Тони улыбнулся, пытаясь снять раздражение больного.
– Неужели вам было бы приятней?
– Так честней. Вы ждете от нас честности во время сеансов психотерапии, а сами обволакиваете все в эвфемизмы.
Тони воспользовался моментом. Раз уж он решил переписать правила госпиталя, то сейчас самое время для этого.
– Ладно, попробую говорить без обиняков. Вы прекрасно ладите с психами. Они вам доверяют. Вы им нравитесь. Они смотрят на вас, как на своего, не воспринимают вас как угрозу.
– Потому что я один из них, – уточнил Стори.
– Но большую часть времени вы все же тот человек, каким были, пока вас не предало собственное тело. И я рискую предположить, что вы таким образом можете мне помочь. – Тони вздохнул и откинулся на спинку кресла. – Я работаю не только здесь. Еще я помогаю полиции, анализирую поведение правонарушителей и пытаюсь давать рекомендации, которые помогут задержать преступников, прежде чем те совершат новые злодеяния.
– Так вы, значит, судебный психолог? Профайлер? Как в том сериале, где играла Элли Уокер?
Тони поморщился:
– Ну, на Элли Уокер я, как видите, не похож. Так же как и на Джоди Фостер. В том, что я делаю, нет ничего выдающегося. Но я действительно профайлер. Сейчас работаю с брэдфилдской полицией. Мы должны поймать убийцу, прежде чем он заберет новые жизни.
– А я тут при чем? – озадаченно спросил Стори.
– Один из здешних пациентов был осужден два года назад за убийство четырех женщин. В его вине нет никаких сомнений. Ее подтвердили эксперты-криминалисты, да и сам он признался в содеянном. Но недавно точно таким же образом была убита еще одна женщина. Убийца знал досконально о преступлениях двухлетней давности, включая подробности, которые никогда не разглашались.
– И вы считаете, что здешний пациент невиновен? Вы хотите, чтобы я помог это доказать? – Лицо Стори оживилось, в голосе зазвучало волнение.
– Я не уверен, Том, что он невиновен. Знаю только, что в его голове есть информация, которая, возможно, позволит нам остановить череду убийств. Но со мной он не станет говорить. Он ни с кем не хочет общаться. За все время, проведенное здесь, он не сказал почти ни слова. Мне надо, чтобы вы убедили его поговорить со мной.
Стори растерялся:
– Я? Думаете, он станет говорить со мной?
– Не знаю. Я перепробовал все известные мне приемы, чтобы заставить его открыться, и все зря. Поэтому хочу попробовать еще и такой способ, какой бы безумной ни казалась моя идея.
– Безумной – подходящее слово, – хмыкнул Стори. – Сумасшедшие начинают руководить лечебным процессом в дурдоме.
Тони тоже усмехнулся:
– Может, и не всем процессом, но частью – это уж точно… Как вы смотрите на мое предложение? Попробуете?
***
Кэрол сунула ладони под струю холодной воды, пытаясь – в буквальном смысле – охладить пыл после совещания у Брэндона, где она докладывала о результатах работы группы. Она всегда считала Брэндона разумным начальником, который хорошо понимает, как в сложных случаях работают его подчиненные – на пределе сил, из кожи вон лезут. Но сегодня она приуныла: шеф был разочарован и нисколько этого не скрывал. Впрочем, иной реакции Кэрол и не ожидала: она и сама была разочарована и недовольна собой.
И все же ей удалось убедить Брэндона, чтобы он не сокращал финансирование и не локализовал расследование по делу Сэнди Фостер. То есть при необходимости она могла позволить себе привлечь дополнительные силы – за пределами своей маленькой группы. Как горько было видеть разочарование Брэндона и сознавать, что она не способна предложить направление, которое спасет следствие. Кэрол знала: одна из причин ее былых успехов крылась в умении мыслить широко, находить решения, которые никому бы не пришли в голову. А вот сейчас, имея на руках дела Тима Голдинга и Сэнди, Кэрол не могла выбраться из колеи стандартного мышления.
Отчасти это произошло из-за того, что еще один ее талант превратился в проклятие. Прежде Кэрол прекрасно владела искусством разговорить собеседника. Она мастерски проводила допросы, умела заманить свою жертву в ловушку ее собственных слов. Но теперь… теперь в мозгу постоянно крутились мысли, не имевшие отношения к тому, над чем Кэрол работала. Она так старалась не обращать внимания на эти мысли, возникающие в голове против ее воли, что у нее не оставалось места для тех экспромтов, которыми она славилась и которые, вполне возможно, помогли бы сейчас продвинуть следствие.
Кэрол прислонилась лбом к холодному стеклу и закрыла глаза. Она дорого заплатила бы сейчас за бокал вина.
Дверь туалета со стуком распахнулась, и на пороге появилась Пола. Кэрол резко выпрямилась, успев заметить в зеркале удивленное лицо своей подчиненной.
– Привет, Пола, – устало проговорила она.
На сегодняшней утренней летучке в группе Пола держалась еще более отчужденно, чем всегда. Кэрол старалась не принимать это близко к сердцу и убедить себя, что Пола не только с ней – ни с кем не ладит, но ей это не удавалось.
– Шеф, – нерешительно спросила Пола, остановившись на полпути к кабинке. – Как прошло совещание у начальства?
Кэрол подобралась и вернула на лицо привычную маску холодной властности, необходимую, по ее убеждению, для того, чтобы ее не списала со счетов эта хитрая баба.
– Как и следовало ожидать. Никого не обрадовало явное отсутствие прогресса в двух расследованиях, которые недешево обходятся налогоплательщикам. Спасибо еще, что группу пока не собираются расформировать! – Она дала Поле пройти и шагнула к выходу, но Пола ее остановила.
– Я еще раз просмотрела материалы по Тиму Голдингу, – сказала она, оборонительным жестом скрещивая руки на груди.
– Вам что-то бросилось в глаза? – Кэрол старалась говорить как можно безразличней.
– Да все тот снимок, шеф. Я не слишком разбираюсь в скалах и прочей геологии, но фон мне показался весьма характерным, и я подумала, нельзя ли убрать фигуру мальчика и попросить журналы, посвященные отдыху и туризму, напечатать снимок? Может, кто-нибудь узнает место?
Кэрол кивнула. Прежде она бы и сама додумалась до этого. Теперь же ее мыслительный процесс затуманивают навязчивые воспоминания о пережитом ужасе.
Вино в таких количествах тоже не способствует ясности мысли, ехидно шепнул тонкий голосок в ее голове.
– Прекрасная мысль, Пола. Попросите Стейси подработать фото, а потом попросим наш отдел по связям с общественностью как можно скорее разослать его по журналам. – Кэрол уже сделала несколько шагов к двери, но тут в ее голове пробудилось смутное воспоминание: – Пола, а вы что-нибудь знаете про судебную геологию?
Пола озадаченно посмотрела на нее:
