Текст книги "Чужое терзанье"
Автор книги: Вэл Макдермид
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 23 страниц)
– Я же говорю – это изолированный этаж. Я не собираюсь тебя компрометировать. По ступенькам можно подняться в садик позади дома. Внутренняя дверь ведет наверх, но на нее нетрудно поставить замок. – Он улыбнулся. – Если хочешь, даже пару задвижек к нему.
– Ты все обдумал заранее, да?
Тони пожал плечами:
– Когда я осматривал дом, мне показалось разумным кое-что там переделать – для большего удобства. Тогда ведь я не знал о твоих планах. Вчера строители приступили к работе. Что до меня, я бы предпочел, чтобы там поселилась ты, а не кто-то чужой. Знаешь, тебе не надо давать ответ прямо сейчас. Подумай. Все взвесь. Спешки ведь нет. – Наступило неловкое молчание: оба пытались найти другую тему для разговора. – А как прошел твой первый рабочий день в старой упряжке? Над чем вы работали? – поинтересовался Тони, уводя беседу подальше от щекотливого вопроса о жилье.
– Пока нет ничего серьезного, мы рассматриваем пачку незавершенных дел. – Кэрол взглянула на официанта, который принес закуски.
– Вероятно, нудное занятие.
– Поначалу оно таким и было, но, представь себе, к вечеру все переменилось. – Кэрол потянулась к тарелке с жареной картошкой, щедро сдобренной специями. – Коллега из другого отдела случайно наткнулась на новую информацию. Я невольно увидела в этом добрый знак.
– Замечательное начало.
На лице Кэрол отразилось сожаление.
– И да и нет. Ты помнишь Дона Меррика? Теперь он инспектор, работает в моей группе. Беда в том, что эта информация касается одного из его неудачных дел. Поэтому он чувствует себя весьма скверно.
– Не Тима ли Голдинга?
Кэрол кивнула:
– Да. Он даже к тебе вроде обращался. Спасибо, Тони, что сообщил мне об этом, – добавила она с иронией.
Он смутился:
– Говоря по правде, я боялся говорить, пока ты размышляла, стоит ли тебе возвращаться в Брэдфилд. Мне не хотелось никоим образом влиять на твое решение.
– О, ты думаешь, что твое присутствие в Брэдфилде стало бы для меня мощным магнитом? – улыбнулась Кэрол.
Он положил на тарелку кусочек пакоры, который уже поднес ко рту.
– Что ж, скажу тебе правду. Я боялся, что если ты узнаешь о моих намерениях, то не захочешь сюда перебраться.
***
Дон Меррик сумрачно глядел в пинту ньюкастлского темного эля, в его глазах лабрадора сменялись печаль и злость.
– Черт побери, Пола, перестань искать во всем только хорошее, – проворчал он. – Потому что там его нет, ясно тебе?
Пола водила пальцем по запотевшему боку бутылки «Смирнофф Айс». Она и Дон все еще сидели в пабе после междусобойчика, который группа решила устроить по поводу знакомства со старшим инспектором Джордан. Впрочем, праздник как-то не удался. Стейси и Сэм отбыли после первого раунда, а Кевин прилип к бильярду в обшарпанной задней комнате паба. Ни Пола, ни Меррик не возражали. Они достаточно долго работали вместе, чтобы отбросить в нерабочее время оковы субординации.
– Дон, да ладно тебе…
– Этот снимок у меня перед глазами стоит! Я все время думаю о том, что пришлось вытерпеть мальчишке перед смертью. И ты даже не пытайся мне возражать, – продолжал он, выставив перед собой руку. – Мы с тобой знаем, те подонки, что похищают и насилуют детей, не оставляют свидетелей. Они убили Тима Голдинга, но перед тем увезли незнамо куда и вытворяли с ним невесть что. Похитили его вечером, а снимок сделан при дневном освещении. Значит, на следующее утро он еще был жив. Именно это меня и терзает. Если бы я выполнил свой долг до конца, мы бы его нашли.
Пола протянула руку и вытащила сигарету из пачки Меррика:
– Раз уж ты пустился в сантименты, мне надо покурить.
– Ты ведь бросила вроде.
– Бросишь с вами! – Она с жадностью затянулась. – Все это дерьмо собачье, что ты сейчас несешь. Мы проработали то дело до конца. Хватит бить себя в грудь, Дон. Кроме всего прочего, ты нам нужен нормальный, не трехнутый. У нас уже есть трехнутая руководитель группы. Еще не хватало, чтобы был и трехнутый инспектор.
Меррик удивленно взглянул на нее:
– Ты думаешь, что Кэрол Джордан трехнутая?
– Конечно. Ее изнасиловали, Дон. И случилось это из-за того, что для своры наших боссов она значила так мало, что они отдали ее на заклание, как библейского агнца. Как ни крути, сейчас она не играет в полную силу. Ее профессиональная дееспособность скомпрометирована.
Меррик покачал головой:
– Не знаю, Пола. Мне она показалась такой же, как прежде.
– Говорить всякие правильные слова легко, когда на тебя не давят, но я не уверена, что она сможет работать по-настоящему.
Меррик с сомнением посмотрел на нее:
– Слишком рано делать такие выводы. Кэрол Джордан – самый лучший шеф, с каким я когда-нибудь работал.
– Когда-то я тоже так думала. Но теперь… – Пола проглотила остатки спиртного. – Поглядим, как ты запоешь через полгода. Ну а что ты думаешь о наших новобранцах?
– Рано еще делать выводы. – Меррик пожал плечами. – Вот то, что Стейси хорошо разбирается в компьютерах, это факт.
– Я тут поймала себя на мысли, не робот ли она. – Пола хихикнула. – Она не такая, как все, это точно. Я несколько раз пыталась поболтать с ней о том о сем – ни хрена. Стейси вообще не умеет общаться.
Меррик усмехнулся:
– Да уж, не могу себе представить, чтобы она сплетничала в туалете про мужиков или обсуждала косметику. Зато она быстро врубается в суть дела, когда требуется помощь с компьютером.
– А что Сэм? Что скажешь о нем? – спросила Пола.
– По-моему, нормальный парень. Не болтун.
– Я в нем не уверена, он какой-то мутный, – призналась Пола. – Одна моя знакомая работала с ним в Даунтауне и так о нем и сказала – мутный. Он никогда не говорит много, но не упускает шанса выскочить впереди других. И всегда поразительно хорошо осведомлен о всех и каждом. Явно любит выставиться перед начальством, этот наш Сэм.
– Ну и что такого? Мы все любим, – возразил Меррик.
– Но не обязательно за счет своих коллег. Да, еще она сказала, что он все время напрягался, когда оставался наедине с ней и другими женщинами из их отдела. И считала, что он, возможно, тайный сексист.
Меррик расхохотался:
– Пола, нынче нам только и дозволяется быть тайными сексистами, иначе вы, бабы, наедете на нас как паровой каток!
Она шутливо шлепнула его по руке:
– Ладно тебе… Ты ведь понял, о чем я… – Взглянув на пустую бутылку, добавила: – Повторим?
– Мне домой пора, – нерешительно отозвался Меррик.
Пола встала усмехаясь:
– Значит, еще порцию темного эля?
***
Эти улицы он знает как свои пять пальцев. С детских лет он по ним ходил, работал на них, ему известны места, где определенных людей можно встретить в определенное время дня и ночи. Прежде он не придавал значения такому знанию – ну есть оно и есть. Но Голос заставил его уразуметь, что знание – это сила, и то, что ему известно, делает его королем улицы.
Он тащится по тротуару, как обычно, изо всех сил стараясь выглядеть так же, как всегда, в любую другую ночь. Так велел Голос. Поэтому, когда полиция начнет задавать вопросы, люди поместят его в число обычных фигур, делающих обыденные дела.
Но вот приближается тот миг. Он знает, где ее искать. Она всегда стоит там, когда уже обслужила клиента и ждет следующего. Он прокашливается и идет к ней. Она смотрит с удивлением и насмешкой, как будто глазам своим не верит. «Учти, никаких скидок для скотоложцев», – заявляет она. Он краснеет и ежится. Ему неприятно, что она называет его так. Ведь то, что делают скотоложцы, не имеет никакого отношения к тому, что он собирается с ней сделать. Но откуда ей знать, что у него на уме! Она видит лишь то, что ожидает увидеть: клиента, который чувствует себя не в своей тарелке.
Он говорит, что хочет пойти с ней в ее комнату. Он знал про ее комнату еще до Голоса. Никому и в голову не придет, как много он знает о том, что творится вокруг. Быстро взглянув через плечо, он идет за ней за угол, в развалюху, где находится ее комната. На них никто не обращает внимания. А если бы даже кто и стал наблюдать, так напрасно бы время потратил: здесь слишком темно. Торговцы наркотиками бьют уличные фонари так часто, что городские власти перестали их заменять. Короче, если и отыщется кто-то с кошачьим зрением, не страшно. Ведь любой подумает, что он просто работает, а не ее хочет заставить работать на него… то есть с ним.
Она поднимается впереди него по лестнице – короткая юбка обтягивает задницу. Удивительно, но от этого зрелища у него напрягается плоть. Миллион раз он видел этих девок, они часть улицы, их просто не замечаешь. Однако в эту ночь, глядя на крутые бедра Сэнди, он возбуждается. И тут смутно припоминает, что должен сделать, достает цифровик и щелкает ее. При вспышке она резко останавливается и поворачивается к нему.
– На хрена ты это делаешь? – спрашивает.
Он машет ей фотоаппаратом.
– Хочу снять тебя на память, – говорит он.
Отрепетированные слова гладко льются с его губ.
Секунду она хмурится, потом смеется:
– Ладно, согласна. За дополнительную плату.
Он делает еще один снимок:
– Я могу себе это позволить.
Она поднимается дальше, он за ней. Возле двери она оборачивается.
– Дай-ка глянуть, какого цвета у тебя деньги, – говорит. – Раз ты хочешь меня связать, плати вперед.
Он вынимает пачку денег, которые Голос оставил ему вместе с инструкциями, и отшелушивает несколько купюр. Сэнди выхватывает их и сует в сумочку.
– Видно, у тебя дела идут лучше, чем мои, – говорит она. В ее голосе горечь, как у кофе из кафе «У Стэна». Затем открывает дверь. – Ну заходи. Раньше ляжем, раньше встанем.
Он улыбается. Она бы так не говорила, если бы знала, что он ей приготовил. С другой стороны, если он выполнит то, что ему велено, она больше ничего не скажет. Никогда.
***
Темпл-Филдз не переменился за последние два года, подумала Кэрол, когда они возвращались к ее седану. Тот же мусор вдоль водостоков, та же смесь из неловких искателей того, что принято считать удовольствием, и тех, кто уже нашел его и утратил все запреты. Ее мозг полицейского фиксировал их на ходу: хрупкие на вид мальчики на час, скучающие шлюхи, изворотливые торговцы химическими иллюзиями, гуляющие среди них лохи, выделяющиеся наигранной самоуверенностью. Женщина, притаившаяся под оболочкой копа, дрожала от страха при таком скоплении человеческой плоти и инстинктов. Ей не хотелось думать о том, что будет твориться на этой квадратной миле к утру. Кэрол казалось, будто с нее содрали кожу. Интересно, сколько уйдет времени на то, чтобы выросла новая?
– Все по-старому, как всегда, – устало проговорила она. – Ты только взгляни на них: они уверены, что заключили сделку с кем-то, кто позаботится об их безопасности, и даже не подозревают, что их жизнь, возможно, висит на волоске.
– Они не могут себе позволить думать об этом, – возразил Тони, глядя на уличную толчею, политую кричащим неоновым светом.
Они молча брели по улице.
– Тебя подвезти? – предложила Кэрол, когда они остановились у машины.
– Нет, поезжай. Я лучше пройдусь.
Кэрол подняла брови:
– Хочешь что-то обдумать?
Тони кивнул:
– Сегодня я разговаривал с одним человеком, обещал сделать для него кое-что, и мне нужно поразмыслить, как это выполнить.
– Что, новая благотворительная акция? – улыбнулась Кэрол. – Благородный идальго оседлал Росинанта?
Тони удивленно посмотрел на нее:
– Вот, значит, как ты представляешь мою работу?
– По-моему, ты и сам так к ней относишься. Рыцарь – посланник сил добра, борец со злом.
Он пожал плечами:
– Если бы все было так просто… Ну что, может, заглянешь ко мне завтра вечером? Посмотришь дом?
– Да, я заеду. И со временем, возможно, пойму, что мне хочется стать сумасшедшей теткой из подвала. Привезти пиццу?
Он склонил голову набок, обдумал ее предложение.
– Китайскую, – сказал он наконец.
– О'кей. – Она взялась за ручку дверцы. – Спасибо за вечер, Тони, и за то, что ты тут, в Брэдфилде.
Он искренне удивился: где мне еще быть? Все, что мне нужно, сейчас здесь. Правда, вместо того чтобы высказать свои мысли вслух, он неловко похлопал ее по плечу:
– До завтра.
Она села за руль и поехала. В зеркале заднего вида отражался Тони. Он стоял и глядел ей вслед, пока она не скрылась за поворотом. Кэрол понимала, что его привело сюда чувство вины. Когда-то это разозлило бы ее и внесло напряженность в их отношения. Но теперь она была другой, и эта другая женщина научилась быть благодарной за добро, в какой бы странной упаковке оно ей ни преподносилось.
***
Сэм Ивенс осторожно приоткрыл дверь офиса и заглянул внутрь. Там было темно. Он отворил дверь шире, проскользнул в нее и плотно прикрыл, повернув замок. Зажег свет. Флюоресцентные трубки мигнули и залили ровным светом офис группы по особо тяжким преступлениям. Сэм обвел глазами столы и двинулся прямиком к рабочему месту Полы Макинтайр.
Он сел в ее кресло и запомнил положение бумаг на столе. Дело, над которым она корпела, перейдет к нему. Он осторожно просмотрел каждую стопку, пытаясь понять резоны выбранного ею порядка. Раскрыл ее блокнот и прочел список намеченных пунктов. Некоторые из них показались ему весьма толковыми, и он отложил их в памяти – пригодятся, когда придет его очередь изучать дело.
Он выдвинул поочередно все ящики стола, с помощью карандаша, чтобы не оставлять отпечатков, переворошил их содержимое. Всегда полезно знать, что люди убирают с видного места, но держат под рукой. Почти на дне одного из них он нашел фотографию Дона Меррика: обняв за плечи женщину, он сидел в каком-то клубе или пабе. При ближайшем рассмотрении Сэм с удивлением понял, что эта женщина – Кэрол Джордан. Ее волосы были длинней, лицо круглей, но это была она, вне всяких сомнений. Они оба как будто произносили тост фотографу, подняв бокалы с шампанским. Очень интересно, хмыкнул он. И наверняка еще пригодится.
Он задвинул последний ящик и перешел к столу Кевина Мэтьюза, где повторил то же самое. Недаром говорится: ты должен знать своих врагов. Сэм Ивенс был также уверен, что полезно знать и своих коллег. Как заметил Джон Брэндон, он был полон амбиций. Однако он не просто хотел быть первым, он хотел быть уверенным, что его никто не обскачет. Никто и никогда.
Знание – сила. И власть. А Сэм знал, что никто и никогда еще не отдавал власть просто так, в подарок. Ты должен хватать ее каждый раз, когда можешь и где можешь. Если ее приходится красть у кого-то – кради. Если люди не в состоянии ее удержать, значит, так им и надо, значит, они просто слабаки.
Так он и поступал.
***
Он сравнивает картину, которую видит перед собой, с той, что создали в его сознании Голос и видеофильмы. Сэнди лежит, распростершись на дешевой сосновой кровати, ее запястья прикованы наручниками к каркасу, ноги привязаны веревками: ножные оковы не доставали до спинки.
Уже неправильно, но иначе не получалось. Он еще раз с благодарностью вспомнил Голос: ведь это он посоветовал ему захватить веревку на случай, если кровать окажется нестандартная.
Ему досадно, что комната такая неприглядная, но тут уж ничего не поделаешь. Ну ладно, хотя бы свет неяркий, и то неплохо. Можно не обращать внимания на следы от игл на руках Сэнди и на ее слишком костлявую фигуру. А так – она почти как красотка из видео. Подбритый треугольник таит в себе секреты, которыми он скоро овладеет.
Он отворачивается от нее и натягивает резиновые перчатки.
– Давай, – говорит она. – Чего копаешься? У меня нет времени.
Только он знает, сколько правды в ее словах. Он лезет в рюкзак и извлекает из него кожаный кляп. Тут на ее лице появляется беспокойство. Он идет к ней. Она поднимает крик:
– Подожди минуту, мать твою! Мы так не договаривались… – Фраза обрывается – он затыкает ей кляпом рот и, рывком приподняв голову, закрепляет его на затылке. Она пытается кричать, глаза ее лезут из орбит, но не слышно почти ни звука.
Он вспоминает, что нужно стереть отпечатки пальцев с наручников, потом берет видеокамеру, укрепляет на небольшой треноге и наводит так, чтобы была видна вся кровать. Долго возится с ноутбуком и веб-камерой. Сэнди отчаянно бьется в оковах.
Он достает сверток, закутанный в кухонное полотенце. Делает шаг в кадр и медленно его разворачивает. Сэнди видит, что у него в руках, и на ее шее вздуваются вены. Воздух наполняется запахом мочи. Он сладко улыбается. Сейчас у него хорошая эрекция, лучше, чем при просмотре видео. Но он не должен терять над собой контроль. Ему надо, чтобы Голос им гордился, а это означает – никаких улик.
Он набирает полную грудь воздуха и выдыхает, чтобы успокоить бешено стучащее сердце. Он вспотел, пот течет по шее и спине. Он крепко сжимает свое орудие. Лезвия остро и зловеще блестят при свете лампы.
– Я надеюсь, Сэнди, что ты готова меня принять, – нежно говорит он – в точности так, как велел ему Голос.
Потом приступает к делу.
***
Кэрол разглядывала сквозь прозрачное с ее стороны стекло мужчину, приведенного в комнату для допросов. Рональд Эдмунд Александер никак не соответствовал распространенному представлению о педофилах. Не был ни щуплым и юрким, ни потным, ни неряшливым. Он выглядел так, как ему и полагалось, – средней руки чиновник, который живет в пригороде с женой и двумя детьми. Вместо забрызганного грязью плаща – скромный черно-серый костюм фабричного пошива, бледно-голубая рубашка, вишнево-красный галстук в тонкую серую полоску. Аккуратная стрижка, никаких бесплодных усилий скрыть наметившуюся лысину. Он огорченно протестовал, когда двое полицейских привели его в комнату для допросов. Они не имели права, горячился он, никакого права врываться в его офис в «Брэдфилд Кросс», словно он какой-то уголовник. Ведь он согласился на добровольное сотрудничество, разве не так? Им было достаточно лишь позвонить по телефону, и он тут же явился бы сам. Не было вообще никакой необходимости так компрометировать его на работе.
Кэрол смотрела на Александера из соседней комнаты наблюдения и пыталась определить, за что она ненавидит его сильней: за те поганые картинки в его компьютере или за то, что он воплощал в себе всех бюрократов, которые когда-либо доводили ее до бешенства своими мелочными придирками. Ей хотелось войти к нему прямо сейчас, но – увы – его адвокат опаздывал.
До приезда адвоката его пришлось перевести в камеру, также оборудованную для наблюдения. Он держался на удивление спокойно, отметила она. Интересно, какой вывод сделал бы Тони по поводу такой манеры поведения. Александер оглядел помещение и спокойно сел на койку, широко расставив ноги, скрестил руки на груди и уставился на стену. Дзен и умение владеть собой, кисло подумала Кэрол.
Наконец дверь открылась, заглянула Пола:
– Пора, шеф. Прибыла его адвокат.
– Кто такая? – поинтересовалась Кэрол, с трудом оторвав взгляд от Александера.
– Бронвен Скотт.
Кэрол помнила эту даму еще по своей предыдущей работе в городе. В отличие от многих защитников, Скотт одевалась в костюмы «Дольче & Габбана» и туфли соответствующего цвета и предпочитала сумочки от Прада. Блестящие черные волосы до плеч и безупречные ногти всегда пробуждали у Кэрол чувство стыда за свою неопрятность: ей начинало казаться, будто ее только что вытащили из постели и не дали привести себя в порядок. Все бы ничего, но вот только безупречный внешний вид Скотт дополняли острота ума и агрессивность. Всем своим видом она словно предупреждала: если ты можешь позволить себе взять в адвокаты Бронвен Скотт, считай, твое дело в шляпе.
– А, ну-ну… – промямлила Кэрол, направляясь к двери.
Выйдя в коридор, она столкнулась нос к носу с адвокатом.
– Инспектор Джордан, какой сюрприз! Я думала, что вы покинули нас ради более эффектных подмостков, – холодно и удивленно протянула Скотт.
– Старший инспектор, если уж быть точной. И вы знаете лучше чем кто бы то ни было, что в расследованиях, которые мне приходится вести, нет ничего эффектного. Пойдемте?
Скотт покачала головой:
– Нет-нет. Я не знаю, где вы скрывались все это время, старший инспектор, но тут, в Брэдфилде, защитникам по-прежнему дозволено говорить с клиентами приватно. До этого мне хотелось бы получить от вас объяснение о причинах задержания моего клиента.
Ничего неожиданного, подумала Кэрол, а вслух произнесла:
– Когда ваш клиент был арестован, мы конфисковали его компьютерное оборудование и подвергли его анализу. Среди прочих материалов у него обнаружена фотография, имеющая непосредственное отношение к серьезному расследованию, которое я веду в настоящее время. Именно об этом снимке я и намерена с ним поговорить.
– Что за снимок?
– Я буду рада поговорить об этом на допросе и покажу копию вам и вашему клиенту.
Скотт покачала головой:
– Вы действительно все забыли, не так ли, старший инспектор? Для содержательной беседы с моим клиентом мне необходимо знать, о чем вообще идет речь.
Наступило долгое молчание. Кэрол кожей ощущала взгляд Полы, выжидательный и оценивающий. По сути, сейчас не было резона делать из фотографии секрет. Непохоже, чтобы Рон Александер мог оказаться серьезным подозреваемым в исчезновении Тима Голдинга. Если она откажется рассказать Скотт о фотографии, то на допросе они устроят игру в молчанку, это уж точно, и закон оставляет за ними такое право. Если предъявит фото лишь на допросе, Скотт просто возьмет тайм-аут для обсуждения ситуации с клиентом. Кэрол задумалась. Ей необходимо сотрудничество Александера в деле Тима Голдинга. И наплевать, как это скажется на расследовании, заведенном против педофила.
– Что ж, можно ускорить события, – согласилась она. – В компьютере вашего клиента обнаружен снимок Тима Голдинга, восьмилетнего…
– Я в курсе, кто такой Тим Голдинг, – нетерпеливо перебила Скотт. – Но ведь вы сами разослали фотографии ребенка по всей стране, поэтому едва ли можно счесть серьезной уликой то, что она оказалась в компьютере мистера Александера.
– Зато улика становится крайне серьезной, если на снимке испуганный голый ребенок. – Кэрол резко повернулась и зашагала прочь. – Дайте знать, когда вы будете готовы к допросу, – бросила она через плечо. Пола шла за ней.
– Как я вижу, Бронвен Скотт не помягчела с годами, – заметила Кэрол.
– Жалко, что вы сообщили ей так много, – сказала Пола. Теперь она шла рядом с Кэрол.
– Вы ведь знаете положения закона, Пола. Если они требуют объяснить причины ареста, мы обязаны это сделать.
– Но разве вы не могли назвать прежние мотивы, шеф? А уж потом, во время допроса, ошарашить его?
Кэрол остановилась и задумчиво посмотрела на Полу:
– Вы считаете, что я дала слабину, не так ли?
– Я не… – испуганно стала оправдываться та.
– Уступка – еще не признак слабости, Пола. Держать снимок в тайне не было никакого смысла. Я знаю, как работает Скотт. Александер просто ушел бы с допроса, не сказав ни слова. Теперь же она, возможно, увидит в этом нашу готовность к сделке. – Кэрол двинулась дальше, ощущая напряжение в плечах. Возможно, ее подчиненные доверяют ей не в той мере, как ей казалось.
***
Он долго спит. Просыпается только в полдень и даже тогда с трудом поднимает веки. Он чувствует себя так, словно кто-то нашпиговал его мозги валиумом: в голове какая-то муть, он не сразу соображает, где находится. Лишь потом до него доходит, что он дома, в своей постели, лежит, свернувшись калачиком, как ребенок. Правда, в это утро внутри его тела живет уже совсем другой человек.
Он больше не тот недоделанный ханурик, над которым все смеются. Он выполнил приказ. Выполнил в точности так, как надо. Так, как велел ему Голос. И получил вознаграждение – деньги. Хоть и объяснял, что старался не ради них. Не деньги позволяют ему испытывать удовлетворение, а то, что Голос его хвалит. Да еще понимание, что он сделал такое, на что вряд ли решится кто-либо другой. Нечто особенное.
Слава богу, он сумел скрыть, что испытывал в действительности, когда дошел до главного момента. До этого были восторг, возбуждение – до такой степени, что он едва не кончил в штаны, как подросток. Но когда дошло до главного, когда ему пришлось совать в нее ту штуку снова и снова, у него все опало. Остались лишь кровь, испуг и ужас. В самом конце ему было совсем не до восторга. Его сменили печаль и ощущение нечистоты, грязи.
Однако Голос этого не знает. Голос знает, что он сделал то, что от него требовалось, и сделал правильно.
Окончательно проснувшись, он ощущает волнение в крови. Гордость и одновременно страх. Теперь его будут искать. Голос обещал, что все будет хорошо. А вдруг… вдруг Голос ошибся?
Может, Голос не такой умный, как ему казалось?
***
Том Стори смотрел в окно. Листья срывались с деревьев и кружились на резком ветру, который усилился к полудню. Сидел он неподвижно, поддерживая здоровой рукой забинтованную культю. Тони наблюдал за ним через окошечко добрых десять минут, но Стори так и не шевельнулся.
Затем Тони прошел в палату Стори и увидел лиловый синяк на его щеке. По словам санитара, впустившего Тони в отделение, Тома Стори ударил во время групповой терапии другой пациент. «Даже эти сумасшедшие ублюдки презирают детоубийцу», – прокомментировал он.
Тони подвинул стул и сел рядом с пациентом.
– Понимаете, Том, в любом из нас живут две личности, – начал он. – По одной на каждое полушарие головного мозга. Из них одна – босс, она повелевает другой личностью, более слабой. А у вас повреждены дипломатические связи между ними, и трудно сказать, что начнет вытворять слабая личность, когда войдет во вкус власти.
Стори, не изменив позы, произнес:
– Я это чувствую. Внутри меня словно поселился злой дух и не оставляет меня в покое. Допустим, вы выясните, что у меня опухоль мозга, и, допустим, она меня не убьет. Значит, безобразия в моей голове продолжатся и дальше?
– Я не стану вам лгать, Том, – сказал Тони. – Вашу ситуацию невозможно исправить быстро. Понимаете, у вас доминантная левая сторона мозга. Она отвечает за чтение, письмо и счет. А правая сторона мозга неграмотная, зато воспринимает музыку и форму. Я подозреваю, что она испытывает фрустрацию, так как не может выразить себя обычным путем человеческого общения. Вот почему она срывается с катушек, когда левая сторона ослабляет свою хватку. Но это еще не конец истории.
– Зато конец для Тома Стори. – В голосе пациента звучала горечь.
– Не обязательно. У нашего мозга поразительное строение. В случае повреждения какого-то участка он задействует другие, и они выполняют работу, которую делал пострадавший участок. Кроме того, мы сами можем кое-что предпринять для реабилитации взбунтовавшейся части вашего мозга. Я могу вам помочь в этом.
Стори тяжко вздохнул:
– Но вы не можете вернуть моих детей. Верно?
Тони посмотрел в окно на метель из золотых и пурпурных листьев:
– Нет, не могу. Зато я в силах помочь вам жить дальше без них.
Слезы брызнули из глаз больного и потекли по щекам.
– Зачем вам это надо?
Потому что это единственная вещь, которую я хорошо делаю, подумал Тони, а вслух сказал:
– Потому что вы этого заслуживаете, Том. Определенно заслуживаете.
***
Кэрол вошла в комнату для допросов, излучая уверенность, которой на самом деле не ощущала. Уже много месяцев она не проводила таких бесед со свидетелями или подозреваемыми и опасалась, что эта пауза скажется на профессионализме. Ее тревожило и сознание того, что сама она постоянно находится под пристальным критическим взглядом Полы. Рон Александер казался уже не таким безмятежным, как до этого. Он прятал глаза, непрестанно крутил на пальце обручальное кольцо.
– Я старший детектив-инспектор Джордан, а это детектив-констебль Макинтайр, – проговорила Кэрол, садясь в кресло. – Как вам, вероятно, объяснила ваш адвокат, мы ждем от вас, мистер Александер, помощи в другом расследовании, не связанном с тем, по которому вы были арестованы. Мы будем признательны вам за сотрудничество.
– Почему я должен вам что-либо говорить? – выпалил Александер. – Вы исказите все, что я вам сообщу, и состряпаете против меня дело.
Бронвен Скотт положила ладонь на его плечо:
– Вы имеете полное право молчать, Рон. – Она твердо смотрела на Кэрол. – Мой клиент озабочен тем, что любая его попытка сотрудничества в дальнейшем обернется против него.
– Между прочим, миссис Скотт, – обратилась к ней Кэрол, – не мы завели против него дело, а Королевская прокуратура, но я готова при необходимости обратиться к ним с ходатайством.
– Этого недостаточно.
Кэрол пожала плечами:
– Это все, что я могу сделать. Впрочем, пусть ваш клиент рассмотрит и альтернативный вариант. Если он не поможет нам в таком щекотливом деле, никто не станет делать ему в дальнейшем никаких поблажек.
– Это угроза, старший инспектор?
– Нет, констатация факта, миссис Скотт. Ведь вам прекрасно известно, какие страсти бурлят, когда дело касается пропавшего ребенка. Да и в тюрьме с насильниками не церемонятся. Так что решайте, мистер Александер. – Кэрол в упор посмотрела на подследственного, и он беспокойно заерзал на стуле. Тогда она раскрыла лежавшую перед ней папку и вынула снимок. Положила перед ним. – Мы нашли это в вашем компьютере. Вы знаете этого ребенка, мистер Александер?
Он бросил взгляд на фотографию и отвел глаза, потом уставился на стену, словно надеялся найти там ответ.
– Да, – сказал, точнее, прошептал он.
– Вы можете мне сказать, кто это?
– Его имя Тим Голдинг. – Он схватил ручку адвоката обеими руками и сдавил ее, будто хотел разломить пополам. – Его фото было во всех газетах. И его показывали по ТВ.
– Оттуда у вас этот снимок? Когда он у вас появился? – Кэрол слегка наклонилась вперед и с трудом изменила тон – добавила тепла и задушевности.
Александер взглянул на Скотт, та кивнула.
– Точно не помню. Кажется, несколько недель назад. Прибыл с электронной почтой, приложением. Я был потрясен, когда открыл его.
– Вы были потрясены тем, что узнали мальчика, Тима Голдинга?
Он кивнул:
– Да, и тем… тем, как он выглядел.
– Вы не привыкли получать снимки голых испуганных детей?
– Не отвечайте, Рон, – тотчас вмешалась Скотт. – Старший инспектор, если вы собираетесь продолжать беседу, я буду настаивать, чтобы вы воздержались от вопросов, ответы на которые могут повредить моему клиенту.
Кэрол тяжело вздохнула: да, верно. Достала из папки еще одну фотографию.
– Вы узнаете этого мальчика?
Александер наморщил лоб:
– Это не тот ли, который пропал в прошлом году? Его зовут Гай или как-то похоже.
– Гай Лефевр, – уточнила Кэрол. – Вам никогда не присылали фотографии Гая Лефевра?
– Нет. – Глаза Александера бегали из стороны в сторону.
Кэрол не могла определить, паникует он или лжет, но при Бронвен Скотт, контролирующей каждый ее вопрос, давить на подозреваемого было бесполезно.
– Что вы сделали, когда узнали Тима Голдинга?
– Я тут же стер снимок, – ответил Александер. – Не хотел, чтобы он у меня оставался.
Кэрол выбивалась из последних сил, стараясь заставить свой голос звучать сочувственно:
