Текст книги "Другое небо (Ложные стереотипы российской демократии, Анализ Чеченского кризиса)"

Автор книги: Вазиф Мейланов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 24 страниц)

Однако Вы знаменательно проговорились: "Так и хочется охладить..." "Мейланова надо охладить", – решали в 80-м прокурор Кехлеров и судья Тельпизов, "Мейланова надо охладить", – приказывали прапорщикам майор Осин в лагере и капитан Чурбанов в тюрьме, "Так и хочется охладить победителя -Мейланова", – выскакивает у пособника тюремщиков необольшевика Гисцева. Вы с осиными, чурбановыми, кехлеровыми не случайно совпали. У вас эмоция большевистская, мышление большевистское, ВЫ ПРОТИВ БОЛЬШЕВИЗМА ВОЮЕТЕ ПО-БОЛЬШЕВИСТСКИ И, ТЕМ САМЫМ, ВОЮЕТЕ НЕ ПРОТИВ, А ЗА. Гисцев, как я понимаю, указывает мне еще одно поле для побед: кехлеровы еще не заменены... кем? Гисцевыми, что ли? Чтобы было кем заменять и чтобы было кому голосовать за замену их другими людьми, надо изменить общественное сознание, а изменение общественного сознания идет непросто еще и потому, что гисцевы своей ненавистью укрепляют большевистские структуры сознания. Антикоммунист еще не значит – человек. И об этом тоже написано в "Из первых рук". Гитлер тоже был антикоммунистом, Гамсахурдиа тоже антикоммунист. Это не сегодняшняя мысль: я писал об этом в тюрьме. Навиделся я и там бесплодных ненавидетелей, подобных Вам. Они ненавидели и работали, а я не ненавидел и не работал.

Да, Нюрнбергский Суд необходим, он необходим для суда над внесенной в мир большевиками философией ненависти, философии, исповедуемой и Кехлеровым, и Гисцевым, и Лениным, и Гитлером, и Гамсахурдиа, и Васильевым. Я хочу пустить на слом машину, штампующую не только кехлеровых, но и гисцевых.

Вы сходитесь с большевиками в одной важной, глубинной черте: и Вы, и они ставите целью понижение уровня мысли и души до своего уровня. Так и хочется и Вам, и коммунистам охладить тех, кто выше Вас и душой, и умом. Я указал на эту глубинную сущность коммунизма еще в 1977 году в своей работе "Заметки на полях советских газет". Я писал, что глубинным источником коммунистической (гисцевской) психологии является всегда присутствующее в низменных душах стремление к равенству, стремление, над которым издевался еще Гераклит: "Дураки эфесцы, изгоняющие своих лучших из города, говоря: "Пусть не будет среди нас лучших!" Таким же понизителем уровня мысли являетесь и Вы. Это Вы, Гисцев, говорили мне, что мои тексты слишком трудны для дагестанцев и что это Вы, Гисцев, должны давать их Дагестану в своем упрощенно-сниженном переложении. Я объяснял Вам: среди жителей Дагестана найдется много людей глубже Вас поймущих мои тексты – себе же я ставлю задачу писать так, чтобы написанное нравилось мне. Подчеркну еще раз свою мысль: гисцевы, стремящиеся понизить уровень морали до своего уровня, будут всегда, надо только их правильно квалифицировать: это завистники, ненавидящие лучших большевистской ненавистью низов, это низы, желающие сегодня повторить программу большевиков: "низы сделать верхами", это низы, пытающиеся превзойти талант и культуру верхов большевистским психологическим соблазнением обывателя ненавистью: обывателю ненависть доставляет чувство превосходства: "тот, кого я ругаю, значит, уже так плох, что, вот, даже ненависти моей заслуживает, а я, выходит, много лучше него". Вы большевик, Гисцев, никуда Вам от этого не деться: Вы до кости отравлены большевистской моралью ненависти, большевистской моралью усреднения, большевистской эмоцией разрушения. ВАША КАРТА БИТА, ИБО БИТА БОЛЬШЕВИСТСКАЯ КАРТА. Провидя таких как Вы, я писал в "Говорю с коммунистами" ("Из первых рук"): "Откуда же взялись инстинкты? От многовекового насилия над народом, от приучения народа к насилию, как к аргументу – с одной стороны, и к тлеющей, ждущей своего часа животной ненависти – с другой. Ненависти, ждущей в свою очередь применить тот же аргумент насилия к самим насильникам". Это про Вас, Гисцев, я писал в тюрьме 8 лет назад. Как видите, мои восьмилетней давности мысли двумя годами задержки в публикации не потеряли ни в свежести, ни в актуальности. Нюрнбергский Суд мне нужен для суда над машиной, воспитывающей и кехлеровых, и рвущихся их заменить собою, расчеловеченных кехлеровыми, гисцевых.

"И потому-то нужен "Нюрнберг", а не христианские постулаты", – пишет Гисцев. Но Нюрнберг был не личной местью пострадавших, а защитой общечеловеческих моральных, в том числе и христианских, постулатов. Отступников от моральных заповедей человечества судили – без гнева и пристрастия – люди, сами от фашизма не пострадавшие. Присяга приносилась на Библии и Евангелии, а могла бы приноситься и на Коране. Нюрнберг был торжеством божественной морали над мстительными ничтожествами, готовыми весь мир спалить из-за обиды на собственную ничтожность.

Нюрнберг весь пронизан христианством. Вы противопоставляете Нюрнберг христианству, а они неразделимы. И дело даже не в том, что судьи были верующими христианами, с самим христианством все не так просто, как Вы себе, понаслышке, представляете. Не такое уж оно и всепрощающее. Вы-то материалов Нюрнбергского процесса не читали (как не читали вообще ничего и ни над чем самостоятельно не думали: кормитесь услышанными с пятое на десятое радиопередачами "Свободы", как коммунисты кормятся из газет "Правда" и "Советская Россия" – модус жизни у Вас одинаков: собственные мозги не включены). А на Нюрнбергском процессе главные военные преступники пытались взывать к христианскому милосердию, но ни одна религия мира не отказывается от суда, от деления жизни на светскую и духовную, от деления на Кесарево и Богово. Земной суд им и воздал, ничуть не противореча ни христианству, ни иудаизму, ни исламу, ни Возрожденческой философии гуманизма.

Я прочитал семитомник материалов Нюрнбергского процесса лет двадцать тому назад. Речи главных обвинителей от США, Англии, Франции и реплики Председательствующего поразили меня спокойствием, вежливостью, жизнерадостностью, глубоким проникновением в самую суть фашизма. Рассказы о чудовищных преступлениях выслушивались с волнением, но без гнева, отношение к обвиняемым было неизменно вежливым, без тени предопределенности приговора. Суд удовлетворил все просьбы обвиняемых. Эта высокая мягкость, это соблюдение судьями самим себе назначенных моральных норм демонстрировали бесконечную уверенность в торжестве человечности над бесчеловечием. Нюрнбергский Суд был явленным всему миру торжеством культуры над бескультурьем, цивилизованности над дикостью, воспитанности над хамством. Я думаю, что уже эта приподнято-ренессансная атмосфера Суда, в каждом слове судей и обвинителей которого сквозила вера в человека и в торжество правил доброжелательности, порядочности, честности, благородства, – уже эта атмосфера сломила обвиняемых: в человечности международного трибунала они увидели всю меру своей расчеловеченности. И своей обреченности. Думаю, они поняли, что этот суд был воистину Высоким Судом, их судили Шекспир, Сервантес, Толстой, Достоевский, Лермонтов... их судила вся человеческая история, вся человеческая культура. И, пожалуй, поскольку они были в детстве верующими христианами, они восприняли этот суд и Божьим Судом над ними. Я думаю, что в зале Нюрнбергского Суда они увидели тот добрый, человечный, полный улыбок и человеческого расположения, СВОБОДНЫЙ человеческий мир, который они у себя в стране разрушили, и поняли, что нет, не должно быть им прощения. Я думаю, что в сердце своем они осудили и приговорили себя сами.

К такому-то Нюрнбергскому Суду я и зову: к суду человечности над бесчеловечием.

Вы зовете к суду ненависти над ненавистниками. Вы зовете не к Нюрнбергскому Суду, а к судам 1938-го года. Вы разжигаете ту же ненависть в толпе, какую в ней разжигали большевики. И тут, как и во всем остальном, мы с Вами не сходимся. Вы зря думаете, что мои взгляды Вам хоть чем-то близки. Они не могут быть Вам близки, ибо Вы их не понимаете. Вы человек иной, не культуры даже, а большевистской субкультуры ненависти. Вы хотите быть самым-самым ненавидетелем большевиков, и Вы никогда не поймете, что эта ненависть делает Вас человеком той же, что и большевики, природы. Это Ленин, это Троцкий, это Сталин говорили и писали: "Тот не большевик, кто не ненавидит тех-то и тех-то и тех-то..." То же большевистское слово ненависти несет нам Гисцев: "Тот не демократ, кто не мстит коммунистам, гэбистам, тюремщикам".

Гисцев выражает свое презрение к Иисусу, к "Иисусу". И опять попадает в одну компанию с фашистами и коммунистами: и те, и другие выказывали презрение к христианской морали.

У меня есть расхождения с Христом, но есть и постулаты, на которых мы сходимся: я никогда не отзовусь пренебрежительно о человеке, который за идею "зло не победить злом" пошел на смерть.

Исповедующие философию ненависти фашисты, коммунисты и необольшевик Гисцев – логикой вещей сошлись в ненависти к Иисусу.

Читаю бессвязный бред обиженного человека и смеюсь: Иисус, Платон, Мейланов, Цветаева, Ахматова – Гисцев в ужасе от компании, в которую я попал. Ладно, пусть мне будет хуже, но от этих моих приятелей не откажусь ни за что. Гисцев и тут совпал с большевиками-гэбистами. Вспоминаю, как во время одного из допросов кровавый шут полковник КГБ Зайдиев спрашивает меня: "Мейланов! Ведь Вы один! Ну, кто, кто Ваши единомышленники?" – "Как это кто? – отвечаю я, – Бунин, Ходасевич, Короленко, Пастернак..." – "Бунин? Ходасевич? Так они же осуждены народом!" – в ужасе вскрикивает клоун в мундире, я хохочу в ответ. Гисцев... – трагическое дитя неустоявшегося времени.

Февраль 1991 года.

ПОДРОБНОСТИ ДЕЛА ГИСЦЕВА

"Новое дело", No38, 21 октября 1994 года.

В настоящей заметке я излагаю точку зрения только одной стороны -обвиняемого, поскольку сам ом изложить ее не может – сидит тюрьме.

12 октября этого года нарядом милиции Ленинского РОВД Махачкалы была взломана дверь офиса общественной организации "Русская община" (а не квартиры Гисцева, как сообщалось в предыдущем номере "Нового дела") и арестован находившийся в этом помещении сопредседатель "Русской общины" Александр Гисцев.

Обвинение, ему предъявленное, как это часто делалось при прежнем режиме, формально никак не связано с его общественной деятельностью, он обвиняется в нанесении телесных повреждений председателю садового товарищества "Монтажник" Т. Т. Алигишиеву (часть 1 ст. 109 УК РФ).

Суть дела в изложении жены арестованного, Евдокии Васильевны Туровой, такова. Председатель садового товарищества был избран председателем на 1 год, но вот уже 3 года не отчитывается ни о проделанной работе, ни о расходе денежных средств, у членов садового товарищества масса претензий к нему. Группа садоводов решилась провести собрание товарищества "Монтажник" с целью переизбрания председателя и попросила Гисцева напечатать объявление о созыве собрания, Гисцев поручение выполнил и объявления расклеил. Расклейка объявлений о собрании садоводов и послужила причиной нападения Т. Алигишиева на Гисцева 25 мая нынешнего года, "Алигишиев кинулся драться и душить Гисцева, грозился его убить". Гисцев написал о происшедшем в Ленинский РОВД, милиция проявила выдержку и хладнокровие, 26 мая Алигишиев вновь спровоцировал драку и грозился убить Гисцева, а 27 мая он, вооружившись металлической трубой, подкараулил Гисцева у его дачи и напал на него. Гисцев защищался шваброй и детской садовой лопаточкой. Оба получили травмы, но Алигишиев первым подал в суд, и объект нападения – Гисцев – превратился в преступника, а Алигишиев в пострадавшего (судя по актам судмедэкспертизы, у него сломана ключица).

Назначенный на 19 июня суд не состоялся, т. к. на суд не явились ни истец (Алигишиев), ни ответчик (Гисцев). Гисцев в заявлении суду объяснил свой отказ от участия в суде уверенностью в том, что дагестанский суд подойдет к его делу предвзято (ибо уже подошел предвзято, выставив его обвиняемым). Судья Ш. Гаджиев отреагировал на заявление Гисцева эмоционально – вынес решение об изменении меры пресечения с подписки о невыезде на заключение под стражу. Более трех месяцев арест не производился, наконец, 12 октября арест со взломом состоялся.

Жена Гисцева связывает этот шаг дремлющего правосудия с недавними заявлениями "Русской общины" правительству Дагестана, в которых "Русская община" предлагает заключать договоры о продаже квартир одиноких русских стариков с санкции "Русской общины", как некой гарантии того, что одинокие старики не будут обобраны.

18 октября я, по совету и.о. Прокурора Ленинского района Махачкалы М. Оруджева, обратился к председателю Верховного суда Дагестана А. С. Омарову с предложением изменить Гисцеву меру пресечения с ареста на подписку о невыезде. Омаров заявления не принял: "Ни Верховный суд, ни Прокуратура Дагестана не имеют права принимать решения об изменении меры пресечения," -"Почему ж тогда Прокуратура России и Мосгорсуд рассматривали заявления об изменении меры пресечения для Мавроди (хотя и направили их в конечном счете в райнарсуд Москвы)?" – "Понимаете, не все то, что делают они, должны делать мы", –"Понимаю. Вот вы возьмите заявление и сделайте не как они".

Не взял Омаров заявления. Судебная система эпохи реформ: высшая судебная власть бежит от ответственности, низшая творит произвол.

Однако Омаров при мне позвонил председателю Ленинского райнарсуда: "Ибрам Зейдуллаевич, что ж вы Гисцева арестовали до суда? Ведь обвиняется он не по тяжелой статье. У вас ведь люди, обвиняемые по 145-й (грабеж), 146-й (разбой), отпускаются с подпиской о невыезде и бегают, скрываются от правосудия, а пожилого человека, имеющего в городе постоянное место жительства, семью, вы арестовываете. Я бы на вашем месте ни за что не допустил досудебного ареста Гисцева..." и т.д.

Один из возможных ответов на вопросы председателя Верховного суда Дагестана: "Одним дагестанское правосудие позволяет грабить и разбойничать, другим не позволяет даже защищаться от нападения".

Жена Гисцева попросила меня взять на себя защиту ее мужа в суде. Я согласился с условием, что меня об этом попросит сам подсудимый.

Вчера же, 18 октября, Гисцев переведен в следственный изолятор Махачкалы (на горку). Жена добивается свидания с ним, чтобы от него самого узнать об условиях его содержания в тюрьме и решить вопрос об адвокате.

А. С. Омаров потребовал от райнарсуда "ускорить рассмотрение дела Гисцева, ибо дело раздувается прессой и принимает политическую окраску". Ну, а как дело может не приобрести политической окраски, если сопредседатель "Русской общины", имеющей целью защиту прав русских, живущих в Дагестане, три дня подряд подвергавшийся нападениям, арестован за то, что посмел защититься?

Вазиф МЕЙЛАНОВ, 19 октября 1994 г.

В ЖУРНАЛ "ОГОНЕК"

Многоуважаемый главный редактор.

Посылаю для публикации в Вашем журнале свою статью "Заметки об указе от 8 апреля". Статья эта была опубликована в конце мая (или начале июня) 1989 года в "Русской мысли", в советской печати не публиковалась. Сегодня эта работа, на мой взгляд, не менее актуальна, чем была 2 года назад. Сейчас, в эпоху увлечения съездами и голосованиями полезно со всей ясностью заявить обществу: права любого собрания ограничены. Из этого следует, а для этой страны следует особенно, что полезно иметь прямой мета-закон, запрещающий изменять закон, если изменение ограничивает свободу слова или печати ( = 1-й поправке к Конституции США).

Думаю, читателям будет полезно познакомиться и с другими идеями этой статьи. Дело в том, что вал антикоммунистической риторики прошел по и над головами советских, и выяснилось, что корешки коммунистического сознания риторикой не вычистить. Хотя я, по своему обыкновению, даю доказательства в свертке, но умному достаточно, а он объяснит остальным.

Сегодня я, наверное, писал бы эту статью в другой тональности. Но по сути сказал бы то же. Я не меняю слов, потому что сегодня важно то, что все это было сказано два года назад на два года вперед.

И наконец: и читателю, и редакции следует знать кто с ними говорит. В качестве ответа на этот вопрос посылаю Вам мою недавно вышедшую книжку1.

Вазиф Мейланов

2 февраля 1991 года.

г. Махачкала.

ХОТЕТЬ БЫТЬ ДЕМОКРАТОМ ИМЕЕТ ПРАВО КАЖДЫЙ

ВЫСТУПЛЕНИЕ НА СЕССИИ ВЕРХОВНОГО СОВЕТА

19 СЕНТЯБРЯ 1991 ГОДА

"Другое небо", No2, август, 1992 год.

Уважаемое собрание. Моя цель не дестабилизация общества -дестабильность в обществе уже есть. Новые выборы, для меня, механизм достижения стабильности.

В чем сложность сегодняшней политической ситуации в Дагестане? Сейчас в Дагестане сложились три политические силы, которые условно можно было бы обозначить партократия, демократия, теократия. Все три наименования, в том числе и демократия, условны. Сложность в том, что реальна смена власти не только на лучшую, но и на худшую. Ситуация аналогична ситуации в России накануне февраля 1917 года: думая только о свержении царизма, русская демократия, сама того не понимая, расчищала дорогу к власти третьей, антидемократической силе – большевикам. В политике благие намерения не оправдывают гибельных для общества результатов – что надо сделать демократам, чтобы не оказаться в трагичном положении социалистов-революционеров? Думаю, прежде всего понять, что резервом для построения новой власти является частью старая власть, частью бывшие члены компартии, в которую вынужденно шла большая часть наиболее активной части общества. Неслучайно среди деятелей нынешней демократии Дагестана и России 99% вчерашних коммунистов. В бывших, а пожалуй и нынешних коммунистах, на своем личном опыте испытавших разрушающее влияние тоталитаризма, демократия имеет, и в этом нет парадокса, естественный резерв. Сегодня демократы не должны совершить ошибки, если это можно назвать ошибкой, большевиков оттолкнувших от участия в жизни общества "бывших": дворян, старую интеллигенцию, предпринимателей, военных. Мы не имеем права повторять преступление большевизма: дискриминировать бывших партийцев по политическому признаку, как большевики дискриминировали высшие классы общества по признаку сословному. Причиной дискриминации "новых бывших" нередко является корыстный политический интерес людей на месяц, на полгода, на год опередивших других в выходе из компартии и на этом основании выделяющих себя в новую "наиболее сознательную часть общества".

Эти соображения не противоречат идее новых выборов – они расширяют социальную базу демократии. Формальный, а для меня фундаментальный, аргумент в пользу новых выборов: парламент не вполне законен, потому что вполне незаконны были сами выборы.

Неформальный довод: сама честная свободная предвыборная борьба станет средством демократизации общества, даст статус законности парламенту, в итоге, перенесет политическую борьбу с улиц в парламент и тем обеспечит стабильность общества.

Чего мы хотим? Какова наша программа? Мы ставим своей целью (может, точнее было бы сказать "я ставлю своею целью") не замену одной клики другою кликой, одной правящей верхушки другою правящей верхушкой, – мы ставим целью изменение строя, переход к строю, в котором права и самые возможности государственной власти будут сужены до необходимых пределов.

Чем будет достигнуто упомянутое сужение прав государства? Только возвращением к частной собственности. Частная собственность на землю, на средства производства, на результаты интеллектуального труда оборвет вертикаль властных структур государства, вертикаль его же, государства, кадровой политики. Сгинет власть председателей колхозов и совхозов, бригадиров, агрономов, министров: частный производитель сам себе отдел кадров, сам себе бригадир, финансист, министр. Нам нужна власть для того, чтобы качественно уменьшить свою и наших преемников власть над обществом и настолько же увеличить власть каждого человека над своей судьбой.

Мы ставим целью дать каждому человеку возможность реализовать свои возможности и этими реализациями поднять благосостояние всего общества.

Для меня критерием нормальности или ненормальности экономики служит наличие или отсутствие закона о банкротстве предприятий. У нас закона о банкротстве нет. Это значит, что мы продолжаем дотировать убыточные предприятия и тем лишаем уже все предприятия стимула повышать рентабельность производства. Переход к частной собственности изменит ситуацию: убыточное частное производство никто своими средствами поддерживать на плаву не будет. Убыточное предприятие пойдет с молотка и перейдет от того, кто не умеет хозяйствовать, к тому кто умеет. Это и есть механизм самосовершенствования рыночной экономики.

Мы за рыночную экономику, за немедленную разработку и принятие программы приватизации бесхозной собственности, за гласный и непрерывный контроль за ходом приватизации, за прекращение дотаций убыточным предприятиям, за разработку и принятие закона о банкротстве предприятий, за понижение налоговой ставки, способствующее повышению деловой активности. За реформы в области образования, науки, здравоохранения.

Идея в том, чтобы снять с власти бремя экономических предписаний миллионам работающих и возложить бремя планирования на самих независимых производителей. Вот великая идея предпринимательства, идея рыночной экономики. И вот, за недостатком времени, вам в одном пункте вся наша экономическая программа.

Что нужно для осуществления этой программы? Нужны непопулярные меры: закон о банкротстве предприятий вызовет волну безработицы. Безработица в рыночной экономике неизбежна, более того, необходима, ибо, по моему глубокому убеждению, только голод, для большинства, стимулирует творческую активность. Что, в свою очередь, необходимо для проведения непопулярных мер? Необходима власть, которой общество доверяет, которую общество понимает, которую общество поддерживает. Только при наличии такой – поддерживаемой обществом – власти будут эффективно действовать правоохранительные органы.

Для меня новые выборы средство стабилизации общества и повышения эффективности власти. Здесь говорилось, что только кризисная обстановка может послужить основанием для назначения досрочных выборов. Простите, а зачем доводить дело до кризиса, если мы видим, что к нему-то дело и идет?

ВЫСТУПЛЕНИЕ В УНИВЕРСИТЕТЕ

"Другое небо", No1, 20 августа, 1991года.

1 июня 1991 года.

Уважаемое собрание. Я хочу высказать здесь две мысли, сейчас я чуть подробнее изложу идею окаймляющего демократического пространства, анонсированную мною в 3-м номере газеты "Взгляд" в статье "Жить ли нам в режиме революций?". Почему я считаю, что Дагестану небезразлично, кто будет президентом России и, вообще, каковы будут общественная атмосфера и политический строй в России? А потому, что гарантией стабильности демократии – то ест свободы – в Дагестане явится, я считаю, наличие окаймляющего Дагестан демократического пространства. Создание такого пространства на территории России я и считаю политическим долгом дагестанских демократов.

Дам ответ на возможные выступления суверенитетчиков. В своих статьях и выступлениях сторонники суверенитета обосновывают возможность его для малых государств примерами таких стран как Монако, Андорра, Люксембург, Голландия, Бельгия и т. д. Но их существование обеспечивается демократическим пространством! Изменилось окаймляющее пространство после прихода к власти в Германии Гитлера и куда делись суверенитеты андорр и голландий! Не озаботились созданием демократического окаймляющего пространства республики Прибалтики –и недемократичный Союз начал давить их суверенитеты танками, а спасла их хрупкая, только нарождающаяся российская демократия, поездки в Прибалтику и решительные заявления Ельцина. Итак: построение окаймляющего демократического пространства – необходимое условие стабильности демократии в Дагестане, посему построение демократии в России – дело и демократов Дагестана.

Теперь о второй идее. Я высказываю ее с целью изменить политическую философию и политическую ориентацию пары Ельцин – Руцкой, философию и ориентацию далеко не во всем меня устраивающие. Я задаю вопрос: что такое демократия? А сейчас – главная мысль: демократия – это не содержание, а форма. Смертью для демократии является фиксирование, огосударствление содержаний – идеологического, религиозного, национального. Опыт огосударствления идеологии мы уже пережили. Столь же губителен был бы опыт огосударствления религиозного или национального содержаний. Вот почему огосударствление – в масштабах России – православия так же гибельно для демократии, как огосударствление ислама в масштабах Дагестана. Спасибо за внимание.

ВЫСТУПЛЕНИЕ В ГУБДЕНЕ

"Другое небо", No1, 20 августа, 1991года.

В сентябре прошлого года я получил приглашение от представителей общества "Жамаатул мислими" принять участие в мусульманской конференции в селе Губден 23 сентября 1990 года. Я принял приглашение и выступил на конференции. В перерыве одни молодые губденцы горячо поддержали мои идеи, другие вступили со мной в богословский диспут об отношении ислама к христианству и иудаизму. Собеседники мне понравились: они были вежливы, красноречивы, уважительны. Организация и прием были очень хороши. И все-таки ощущение неблагополучия в селе, атмосферы несвободы в нем не покидало меня.

Уважаемое собрание. Я хочу поделиться с вами несколькими мыслями о религиях вообще, и об исламе в частности.

1) Важнейшим принципом любой веры, на мой взгляд, должен быть принцип терпимости к иной вере. По Корану, Мухаммед – пророк, но пророки и Иса (Исус), и Муса (Моисей) – помнить об этом раньше любого высказывания -помнить и поверять себя этим.

2) На мой взгляд, главное, а пожалуй и единственно ценное в религии -проповедуемая ею мораль. Выступивший до меня Хасбулат сказал, что вы собрались тут для того, чтобы понять для чего Аллах создал вас, людей. Мне кажется, я могу ответить на этот вопрос. Я бы одной из целей существования назвал соблюдение моральных заповедей, творение добра. Мораль (соблюдение ее) не средство, а одна из целей жизни. Моральные заповеди абсолютны и в этом смысле божественны.

3) Хочу сказать о вере и науке. Плоскость морали – это плоскость "добро – зло", а плоскость науки – "истина – ложь".

Плоскости эти не пересекаются, поэтому доказывать научно ошибочность некой системы моральных ценностей (религии, веры) просто бессмысленно, невозможно.

И тем не менее эти плоскости нуждаются друг в друге. Науке нужна честность. А морали (человеку моральному) необходим интеллект. Я говорил, что одна из целей жизни – делание добра. Другою целью я считаю познание мира. Итак, мне нужны обе плоскости.

5) Меня беспокоит моральный уровень детей и юношества. Я думаю, что идею любой морали можно сформулировать так: думать не только о себе, заботиться не только о себе, переживать не только за себя, защищать не только себя. Этому надо учить.

6) Мне кажется, я открыл нравственную максиму: зарождающаяся партия не должна извинять свое отступление от морали оправданиями: "пока мы слабые, мы можем позволить себе моральные послабления, а вот когда наша партия станет сильной, тогда – да, тогда мы в политике не позволим себе отступлений от наших моральных принципов", или: "но ведь и по отношению к нам проявлялись несправедливость и насилие". Так вот: я считаю такой подход неприемлемым. Моральные компромиссы и губят политические партии. Ваш моральный выбор не может, не должен зависеть от вашего политического статуса. Считаю неправильным и выступление оратора, приведшего примеры преследований верующих коммунистами и обещавшегося воздать им той же мерой как только ваша партия станет у власти. Аморальное поведение наших противников не может служить оправданием нашего отступления от наших моральных заповедей.

7) Вернусь к идее равноправия религий. Я противник самой идеи исламской республики. Не исламская республика, а республика Дагестан.

На манер Турции, в которой исторически большинство населения исповедует ислам, но законодательно преимущества ислама не закреплены. И не могут быть закреплены, ибо это противоречило бы идее человека – равенству прав людей всех религий, всех убеждений. Закрепление преимуществ одной из вер противоречило бы декларации прав человека.

Исламская республика – значит одна вера ставится выше другой, значит, заставляют жить по законам одной из религий. Значит церковь становится государством, а государство церковью – точь-в-точь по Достоевскому. Исламская республика – это теократическое, т.е. тоталитарное государство. Это государство, в котором заставляют думать так и верить так. Но с нас хватит тоталитарных режимов. Один режим насильственной веры и насильственной мысли мы уже пережили. Я считаю крайне опасным из одной болезни -коммунистической – впасть в другую болезнь – насильственный исламизм. Насилие все обращает во зло. А надо жить так: я насильственно никому не навязываю своего, но и мои взгляды и мою мораль насилием не изменить.

8) Проверять себя коммунизмом: не делать того, что делал и делает он. Не навязывать вооруженной силой свои взгляды. Насильственное навязывание взглядов несовместимо с самой идеей человека, потому пали и падут все насильственно навязываемые идеологии. Когда христианство насаждало себя огнем и мечом, тогда эта "религия любви" вызывала ненависть и сопротивление.

9) Вера только тогда вера, пока она ненасильственна. Вы, может быть, спросите: чем же – тогда – распространяется вера? Отвечу: вера побеждает только своей внутренней силой и личным примером людей по ней живущих.

10) Об интеллектуализации Востока. Думаю о средневековой науке Востока: наука стран мусульманской цивилизации не просто лидировала, а только и была наукой. Омар Хайям, Ал-Хорезми, Али ибн Сина... Сегодня страны Востока проигрывают в интеллектуальном развитии Западу. Не только страны исламской традиции – а именно страны Востока, в том числе и страны православной традиции – восточной ветви христианства. В чем тут, на мой взгляд, дело? Думаю, в акцентах, расставляемых восточными религиями, в, в общем-то, открытой установке на антиинтеллектуальность. Акцент на "блаженны нищие духом, ибо они спасутся". Этим, на мой взгляд, восточные религии (а может быть и все религии) смыкаются с коммунистическим сознанием: с его принципиальной враждебностью интеллекту, с тем, что я называю пролетаризмом – идеей диктатуры низших над высшими, идеей торжества тех, которые академиев не кончали, мечтами о том, чтобы те, кто был ничем, те стали всем. Любая религия говорит: не надо быть семи пядей во лбу, чтобы спастись. Восток отказался от одной из своих божественных ипостасей – интеллекта. Я же считаю, что мораль – без достаточного интеллекта – неполноценна. Надо быть сильным в обеих плоскостях. Я считаю, что диктатура пролетариата в принципе невозможна, диктатура низших неизбежно приводит к распаду, как оно и получилось в нашей стране. А вот диктатура талантов возможна – угрозой выезда из страны, которая их недостаточно ценит.