Текст книги "Другое небо (Ложные стереотипы российской демократии, Анализ Чеченского кризиса)"

Автор книги: Вазиф Мейланов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 24 страниц)

Мейланов Вазиф
Другое небо (Ложные стереотипы российской демократии, Анализ Чеченского кризиса)

Вазиф Мейланов

Другое небо

Ложные стереотипы российской демократии

Анализ Чеченского кризиса

О СЕБЕ

Я родился 15 мая 1940 года в Махачкале. До 1954 года учился в школе No1 г. Махачкалы. С 1954 учился в школе No2 г. Чарджоу (Туркмения) и окончил ее в 1957 году. С 1957 по 1958 жил в г. Пятигорске, готовился к поступлению в Московский университет. С 1958 по 1961 год учился на Физическом факультете Московского университета. С 1961 по 1964 год служил в армии (рядовым). С 1964 по 1969 учился на механико-математическом факультете Московского университета, с 1969 по 1972 – там же в аспирантуре, с 1972 по 1978 преподавал высшую математику в Дагестанском политехническом институте.

В 1972 году написал роман "Мелькнет тигрицей".

В 1974 и в 1976 годах написал две математические работы по теории функций действительного переменного. Последняя переведена и издана в США.

В 1977-м году написал и подписал своим именем философско-политическую работу "Заметки на полях советских газет", в которой единственным средством спасения общества назвал создание в стране структур свободы слова и печати, отмену статей 70 и 190-1 УК РСФСР.

В 1978 году за "противопоставление себя коллективу и нанесение ущерба коммунистическому воспитанию молодежи" не был переизбран Ученым советом на должность преподавателя института на новый пятилетний срок.

С 1978 по 1980 работал бетонщиком 5-го разряда в передвижной механизированной колонне No10 и в специальной передвижной механизированной колонне No18.

25 января 1980 года был арестован за выход на площадь им.Ленина г.Махачкалы с плакатом, на котором было написано:

"Протестую против преследования властями А.Сахарова.

С идеями должно бороться идеями, а не милицией.

Сахаровы нужны народу – они осуществляют истинный, неформальный контроль за действиями государства.

Все беды этой страны – из-за отсутствия в ней свободы слова.

Боритесь за свободу слова для идейных оппонентов коммунизма – это и будет вашей борьбой за свободу слова!"

2 декабря 1980 года был приговорен Верховным судом ДАССР к 7 годам лагеря строгого режима и к 2-м годам ссылки – "за написание и распространение своей работы "Заметки на полях советских газет", за выход на площадь с плакатом и за распространение книг "Окаянные дни" И.Бунина, "Некрополь" В.Ходасевича, "Жизнь Сологдина" Д.Панина.*

В колонии отказался от участия в исправительно-принудительном труде, заявив письменно, что исправляться не желаю. В результате весь срок просидел в тюрьме, в том числе более пятисот суток в карцере.

Вышел из тюрьмы на ссылку 11 сентября 1987 года. Место ссылки -Якутия, село Намцы Верхневилюйского района.

Из ссылки в Махачкалу вернулся 25 декабря 1988 года.

С сентября 1989 года был председателем Союза демократических сил Дагестана, затем движения "Демократический Дагестан", вышел из всех движений и партий в августе 1992 года.

В 1990-м году издал брошюру "Из первых рук".

С 1991 по 1994 издавал газету "Взгляд" и авторскую газету "Другое небо".

С 1994 по 1997 год работал старшим научным сотрудником Института социально-экономических исследований Дагестанского научного центра Российской Академии наук.

Подробней моя деятельность в Дагестане в период с 1989 по 1998-й представлена в книге "Другое небо" (1998 год).

Как получилось, что я написал "Заметки", вышел на площадь, отказался от принудительного труда, просидел весь срок (семь с половиной лет) в тюрьме? Думаю, ответ будет дан в моих будущих книгах. Для этого мне придется рассказать не только о моей жизни, но и о жизни моих отца и матери, об отце моей матери и об отце моего отца.

Многое, наверное, станет понятно из романа "Мелькнет тигрицей" (1972), написанного за восемь лет до выхода на площадь.

На суде я заявил, что не считаю для себя возможным быть только ученым:

"Ученого я уподобляю оружейнику, всю жизнь точащему меч, но никогда не доводящему дела до его применения. Я ученый и солдат, я сам выковал свой меч и сам сейчас его применяю."

Классическая русская литература XIX– начала XX века, на которой я воспитался, которую любил и люблю, вдохновила меня на преодоление ее излюбленного героя – рефлектирующего интеллигента, вроде бы все понимающего (а вот и не все!), но бессильного победить свое время, общество, обстоятельства.

Литература с малых лет была для меня родной средой обитания, математика дала мне логический позвоночник, приучила сначала самому испытывать на прочность свои рассуждения. Специально о том не думая, всей своей жизнью до 25-го января 1980 года я оказался подготовлен к сражению с коммунизмом.

1999 год.

ПРЕДИСЛОВИЕ КО ВТОРОМУ ИЗДАНИЮ

25 января 1980 года, в день моего ареста, сотрудниками КГБ из ящиков моего письменного стола было изъято все их содержимое. Под арест попали и подготовительные материалы к будущим работам.

После моего возвращения из тюрьмы и ссылки , в декабре 1991 года все бумаги с моими записями были мне возвращены.

Цитируемая ниже запись сделана в 77-78 годах – это черновик предисловия к работе "Заметки на полях советских газет". ( Лист 19, том 8 Следственного дела 1980 года).

"На одной из лекций перед математиками МГУ я выдвинул тезис о необходимости каждому участвовать в устрояющей деятельности -метадеятельности, политике. Иначе ученый превращается в Архимеда из анекдота: рушится мир, враги штурмуют остров – он погружен в занятия кривыми, и только одна просьба: "не тронь моих чертежей", и эти слова -солдату!!

И солдат, восхищенный такой преданностью науке, разваливает "архимеду" голову...

Первая встреча с солдатом оказывается и последней: не оценив, и т.п., солдат разваливает "архимеду" голову.

Помню вопрос ко мне: "Что значит заниматься политикой, как это можно делать в СССР?"

Для каждого человека политика, занятие политикой – это прежде всего осведомленность.

Встречать во всеоружии событие истории, политическое событие, каждый новый шаг правительственных преступников.

Для понимания сущности коммунистической организации общества, сущности "человека нового типа" нет нужды лазить в сейфы и перехватывать директивы ЦК: все нужное есть в доступных источниках, которые требуют лишь прочтения открытым оком.

–

Дело в том, что, как искусно и дальновидно ни корректируй историю, критических ситуаций в ней, видимо, не избежать, посему нужно специально готовиться к этим быстротечным схваткам с историей, к действиям в особом поле, когда "все плывет в радостном опьянении". [Это написано мною в 78 году, а упоминаемая в тексте "лекция перед математиками МГУ" была прочитана мною в конце 68-го–начале 69-го. Я был в то время студентом 5-го курса мехмата МГУ. Ко мне явилась делегация первокурсников с предложением прочесть лекцию на любую избранную мною тему: "Говорят, у вас своя философия...". Лекции надо было дать название (для объявления). Я назвал ее "Умеем ли мы любить?". Уже тогда, начав с темы любви, с умения чувствовать природу (я привел небольшое стихотворение древнегреческой поэтессы Праксиллы и некоторые места из "Зеленых холмов Африки" Хемингуэя, я закончил темой политики, устрояющей деятельности].

"2. Демократия невозможна при безвластии или при слабой государственной власти. Почему? А потому, что одним из принципов демократии является: "свобода одного кончается там, где начинается свобода другого". Если мы представим области свободы каждого человека кружком, то, в этой модели, демократическое общество должно обеспечить неналожение этих вот кружков друг на друга. А что в демократическом обществе обеспечивает это неналожение кружков? Органы принуждения демократического государства. Они, эти органы принуждения к демократическим правилам жизни, должны быть суперсильными, ибо люди стремятся расширить область своей свободы и своих прав за счет свободы и прав другого, других. Вот почему я во всех выступлениях особое место отвожу проблеме построения сильных правоохранительных органов. Сегодня, на мой взгляд, это одна из важнейших организационных и кадровых задач, решение которой обеспечит стабильность и, тем самым, условия для выведения республики из кризиса. Органы принуждения к соблюдению правил свободы должны перестать быть главноуговаривающими, а начать и постоянно продолжать применять силу. Для того общество им и вручает оружие. Уговаривать не надо, от уговоров уголовники только наглеют. Народ ждет применения правой силы и поддержит и самые жесткие меры по обеспечению безопасности каждого члена общества."

Напечатано в моей авторской газете "Другое небо" в августе 1992 года.

"Гражданская война, в общепринятом понимании этого термина, вещь, безусловно, нежелательная. Но... ведь в здоровых обществах непрерывно ведется и должна вестись гражданская война: война людей, желающих жить по правилам, с людьми, не желающими жить по правилам, а желающими паразитировать на том, что другие живут по правилам. Это именно гражданская война – внутренняя, одной части общества с другой его частью. И это война, которая должна вестись, чтобы общество оставалось здоровым.

Эта гражданская война велась (и ведется в здоровых обществах) во всех социумах, во все времена, при всех формациях. А у нас эта очистительная гражданская война – тонкая, адресная, правовая – не ведется, и потому в обществе накапливается отрицательный заряд, необходимый и достаточный для обыкновенной гражданской войны.

Войны, по Питириму Сорокину, понижающей уровень и качество общества, а то и ведущей его к гибели."

Опубликовано в третьем номере моего "Другого неба" в августе 1994 года.

"На самом же деле, на мой взгляд, нынешняя Россия страдает не от излишней полицейской силы государства, а из-за недостаточной силы его.

Из-за недостаточной полицейской силы государства нам грозит превращение России не в полицейское государство, а в криминальное образование.

Нам необходимо усиление полицейской силы государства, это усиление -необходимое условие демократии."

Из доклада на Ученом совете Института социально-экономических исследований ДНЦ РАН, ноябрь 1995 года.

"Коммунистическое государство поселило у населения Советского Союза ложную уверенность в том, что мира всегда можно добиться мирным путем, без крови. К сожаленью, мир часто завоевывается очень дорогой ценой. [...] демократии необходимо сильное государство. Российские демократы (Гайдар, Ковалев, Шейнис, Явлинский, Юшенков ...), которых я после Чечни уже не считаю демократами, не понимают этого. Они боятся сильного государства как идеи, как принципа. Они не дошли, и им не дойти до такой мысли: сталинское, коммунистическое государство принуждало к соблюдению законов несвободы. К соблюдению законов свободы тоже нужно принуждать! Нужно принуждать не заступать, не топтать свободу ближнего своего.

Этого нынешние демократические говоруны России понять не могут. Они все хотят решить словами. Я бы тоже рад все решать словами. Но ведь не слушаются дудаевы слов. Не все в истории решается словами. [...] К первым применившим оружие применяют уже не слова, а оружие."

Опубликовано в газете "Эхо Дагестана" (6-12 июля 1995 года, стр.2).

"Я больше доверяю не анализу, идущему вслед за событиями, а анализу, предсказывающему и объясняющему события, которым еще только предстоит произойти. Вот почему я предлагаю читателям свой анализ политической ситуации в России, данный мною 5 апреля этого года.

Вчера, сразу после выступления Б.Н. Ельцина, Р.И. Хасбулатов сослался на 104-ю статью российской Конституции. Ответ на этот аргумент дан мною 5 месяцев назад: именно 104-я статья обнулила все статьи Конституции, именно из-за нее у нас НЕТ КОНСТИТУЦИИ.

Сегодня утром Конституционный суд вынес вердикт Указу Президента: неконституционен. Я 5 месяцев назад разъяснил ситуацию с самим Конституционным судом: нарушение принципа разделения властей в действующей Конституции делает незаконным сам Конституционный суд: он призван защищать узаконивающую беззаконие ныне действующую Конституцию. [...]

На мой взгляд, и все остальные идеи того моего выступления – это размышления наперед, время и события не обесценивают их, а придают им больший вес."

Опубликовано в газете "Новое дело" 24 сентября 1993 года.

Что значит заниматься политикой, как это можно делать в СССР? – Через тридцать лет после вопроса настоящей книгой я отвечаю на этот вопрос.

Как "специально готовиться к этим быстротечным схваткам с историей"? -Алгоритма не существует. Но эта книга доказывает, что готовиться к ним нужно, а быть готовым – возможно.

20 сентября 1999 года.

ПРЕДИСЛОВИЕ К ПЕРВОМУ ИЗДАНИЮ

Я посчитал для себя необходимым высказаться о Чеченской войне, потому что все официальные и неофициальные учителя России и мира стали на сторону чеченских националистов, чеченских национал-освободителей, чеченских национал-революционеров, а я именно их (национал-освободителей) считал неправой стороной.

Потому что на сторону врагов человечности перешли все средства массовой информации России и мира.

Потому что уже и народы, привыкшие за семьдесят лет послушно повторять то, что им вкладывают в голову газета и телевидение, заговорили о "странной", о "непонятной" и даже преступной и аморальной, со стороны России, войне в Чечне.

Опять, как в семидесятые годы, в российских газетах, на телевидении, но в отличие от семидесятых, с добавлением в ту же компанию "правозащитников", "моральных оппозиционеров" семидесятых годов, свободного радио "Свобода", свободной газеты "Русская мысль", учителей демократии из Совета Европы и т.п., установилось полное единомыслие и единогласие: "имперская Россия опять, как в былые времена, стремится грубой силой подавить, а пожалуй что и уничтожить свободолюбивый чеченский народ, ведомый бескорыстными, благородными борцами за свободу".

Я начал писать и сразу увидел, что одной статьей и одним выступлением вала лжи, а то и добросовестных ошибок, не одолеешь. Нужно одолевать саму национально-освободительную идеологию, национально-освободительную мораль, нужно сегодняшние события взять в контексте истории, на несколько веков вглубь.

Нужен системный анализ, нужен ответ на все аргументы защитников национально-освободительных войн, нужно встать против правозащитников, оправдывающих применение оружия национал-освободителями, правозащитников, гнущих Закон в помощь взявшимся за оружие освободителям.

Первую часть я закончил в ноябре 1995-го. Передал ее для публикации в дагестанский еженедельник "Новое дело". Главный редактор начал выставлять мне свои возражения, которые не показались мне серьезными. Я ответил: "Послушай, ну почему я должен каждому из вас разъяснять свою теорию индивидуально? У нас ведь вроде бы свобода слова. Делай свое дело: приступай к печатанию в выпусках газеты моей работы. Возражения? А ты публикуй их, если хочешь, в тех же или в других номерах своей газеты." На это предложение Далгат Ахмедханов выставил новый довод: стиль у меня не газетный, он больше подойдет для научного журнала. – А я не хочу в научный журнал! Я хочу дать знать народу свою точку зрения. – Вазиф, ну не могу я эту работу напечатать.

Его заместитель прочитал работу и говорит мне: "Для нас было бы большой честью напечатать вашу работу, но у нас открытая граница с Чечней, нам уже угрожают, мы боимся..." Ощутили, значит, дыхание чеченской свободы.

Вот и ответ Анатолию Соловьеву на его вопрос мне в "Новом деле": почему молчит Вазиф Мейланов? – Потому что он не молчит. Молчит газета, в редакцию которой входит А.Соловьев, о позиции Вазифа Мейланова.

Несколько экземпляров "Анализа Чеченской войны", доставленных в начале 1996 года в Москву В.Барончуком, были разобраны членами думской фракции "Демократический выбор России".

Я решил послать работу в немецкий журнал "Фокус", выходящий в Москве на русском языке. Тот же фокус с "Фокусом". – Мы аналитических работ не берем. – Неправда. В "Новом деле" опубликован отрывок из вашей (Беттины Зейдлинг) статьи в "Фокусе", и этот отрывок аналитичен. – О-о! "Новое дело" нас печатает! Это прекрасно! Но, простите нас, вашу работу мы напечатать не можем.

Мне пояснений не требуется: немецкий министр иностранных дел Кинкель горой стоит за чеченских борцов за свободу и, надо полагать, демократию (я улыбаюсь).

Я посылаю в январе 96-го работу Ельцину, чтоб объяснить ему смысл введения войск в Чечню: установление торжества Закона в стране. Он (т.е. его канцелярия, за которую он несет ответственность) отправляет мою работу в аналитический центр Эмилю Паину, насмерть перепуганному стороннику "гроздий переговоров".

Я понимаю, что опубликовать ее должен я сам . И я решаю "себе во благо обратить дурное": я должен объяснить мой анализ Чеченских событий моею философией, сложившейся и двадцать, и тридцать лет назад, моими выступлениями в печати и на телевидении, моим анализом фундаментальных понятий: свобода, суверенитет, Закон, ныне действующая мораль, демократия, нынешние демократы, преступность, государство и демократия, честность и экономика, кто лучшие, как формируется социальная пирамида сегодня и как она должна формироваться.

Я решаю, что эти идеи ценны еще и тем, что не конъюнктурны: они высказаны мною первым, до войны, до Чечни. Именно потому они, на мой взгляд, оказались удивительно приложимы к предсказанным мною и последовавшим событиям.

Собранные в этой книге тексты – не просто мысли, это политические действия, совершавшиеся в течение десяти лет: речи в парламенте и университете, на площади и на поляне близ Хасавюрта, разговоры на улице и ответы в газете, заметки на полях жизни общества и официальные обращения к законодателям.

Я считал себя обязанным издать эту книгу еще и потому, что все в ней сказанное, считал я, имел право сказать только я: критиковать номенклатурную демократию наибольшее право имел человек, предпочитавший называть себя не демократом, а человеком, – действовавший в равных со всеми внешних условиях. Уже тогда, в семидесятых и восьмидесятых, политзаключенные занялись тем, чем потом, в девяностые годы, прославились демократы, пришедшие во власть – устроением личных демократических карьер, а не достижением общественно-значимого результата. Критиковать тех и других наибольшее моральное право имею я.

Я один не написал заявления, ставившегося, в 1987 году, компартией СССР необходимым условием досрочного освобождения политзаключенных. Поэтому я один имел моральное право предъявить счет компартии за ее преступления и потребовать Нового Нюрнберга над преступным коммунистическим государством.

Я один имел право и потому считал себя обязанным им воспользоваться.

Опять, как в 1990 году, я увидел, что во всех своих работах я куда меньше спорю с коммунистами (эта идеология уже отходит и отойдет), чем с демократами, думаю, что это правильно: надо спорить с и поправлять, в первую очередь, правящую идеологию, как правоохранительным органам, в первую очередь, надо поправлять себя самих.

Я понимаю, что главное в моей работе – критика российской демократии, я понимаю, что моему опыту расхождения с нынешней демократией время быть собрану и стать достоянием гласности.

В 1977-м году И.Шафаревич (в ходе первого и последнего моего разговора с ним) обратил мое внимание на то, что человечество умалчивает и покрывает преступления левых, тогда как по поводу в тысячу раз меньших преступлений правых поднимает страшный крик. На мой взгляд, причина этого явления в том, что левые мостят дорогу в ад благими намерениями, и слабая часть рода человеческого, не допуская самой возможности обмана, уступает, левые обольщают добром, правые обольщают злом, культом силы и насилия – в этом случае зло не стесняется, и картинами такой жизни обольщается намного меньшая часть человечества. Под левыми в разговоре понимались большевики и полпотовцы, под правыми – Пиночет. Я отвечал Шафаревичу идеей мировой свободы слова, которая позволит исправлять ошибки человечества.

Я и сегодня считаю эту идею верной, но сегодня я вижу, что не все просто с установлением мировой свободы слова: сегодня больше всего препятствуют свободе слова демократы, они обманывают мировое общественное мнение точно так же, как его обманывали большевики – добром, благом, интересами народа, демократии, свободы, человечества. Во имя этих высоких целей можно позволять брать в заложники женщин, детей, больных, да просто мирных жителей, можно позволять создавать освободительные армии, можно позволять войной перекраивать границы.

Новые большевики, новые учителя человечества – боннэр, ковалевы, григорьянцы, новодворские, старовойтовы, юшенковы, гинзбурги, шустеры, тольцы сегодня разрушают свободу слова, не давая слышать своих идейных противников. На время чеченской войны демократы захватили почту, телеграф, типографии, газеты, радио: российское радио, парижская "Русская мысль", радио "Свобода", газеты "Известия", "Комсомольская правда", "Общая газета", "Новая газета"... вся демократическая печать, все программы телевидения были за чеченцев-дудаевцев. Противнику блока демократов, дудаевцев и коммунистов печататься, как в 70-е годы, было негде. Такую мировую свободу слова устроили борцы за свободу слова.

Нынешние демократы дискутируют только с теми, с кем полегче -макашовыми-зюгановыми, а с теми, кто выше их, действуют по-сталински: в чьих руках свобода слова, тот и... это самое... и прав.

4 декабря 1989 года я послал в "Русскую мысль" полемизирующую с работой Шафаревича "Две дороги к обрыву" статью "Дороги И.Р.Шафаревича к обрыву". Эта статья, поначалу, было, поставленная в номер, была отвергнута, как через силу признался мне В.А.Сендеров, из-за критики позиции только что умершего А.Сахарова. Но статья-то лежала в "Русской мысли" уже 10 декабря, до кончины Сахарова. Что же: демократы, вроде бы выступавшие против культа личности, творят новый, демократический культ личности Сахарова? Безусловно. Так и не напечатали. Статью, запрещенную к публикации свободной парижской "Русской мыслью" (а где я еще в 1989-м мог ее напечатать?), так и оставшуюся неопубликованной, читатель может прочесть в этой книге.

Поправлять надо всех, особое внимание обращая на тех, кого поправлять не разрешают.

Ленина, выходит по Гинзбургу, Маркса мне поправлять можно, потому что это "наших" не обидит, а вот Сахарова – никак нет, потому что это "наших" обидит, потому что обидит влиятельную Боннэр и ее окружение.

В газете "Известия" за 31.12.1997г. помещено ценное признание: "Цивилизованный мир, ужаснувшись (речь идет о публичной казни, совершенной в Грозном на площади Дружбы народов. – Вазиф Мейланов), задумался о том, какой же режим утвердился там после завершившейся войны, в ходе которой прогрессивная общественность выступала на стороне чеченского сопротивления".

"Прогрессивная общественность"? А что это такое? Это что ли сословие? Или как-то иначе выделенная часть человечества, которая всегда права? или, хотя бы, всегда прогрессивна? А может "прогрессивная общественность" в одних вопросах быть правой, а в других ошибаться, и уже потому представлять угрозу для человечества? А из кого состоит "прогрессивная общественность"? Из тех, кто заявляет, что из них и состоит "прогрессивная общественность"? С "прогрессивной общественностью" та же история, что с известной партией -авангардом всего прогрессивного человечества: нет никакой "прогрессивной общественности", правильно отвечая на одни вопросы, любая общественность опасно-неправильно отвечает на другие. Спасение только в одном – слушать и тех, кто против.

Цивилизованному миру грозит стать нецивилизованным, если он и дальше будет слушать одних только боннэр-сендеровых-гинзбургов-ковалевых, присвоивших себе монополию на прогрессивность и демократию.

В августе 1989 года г-н Гинзбург отказался печатать мое обращение к съезду депутатов Советского Союза с требованием проведения Суда над компартией и коммунистической идеологией (оно напечатано в настоящем издании). Сегодня г-жа Боннэр жалуется-вздыхает: мы не провели суда над компартией... Так я же предлагал! А Валерий Сендеров мне возражал: "Нас мало, а коммунистов 20 миллионов. Общество не готово". – "То же мне говорили в 1980-м году: вы один, общество не готово. Так я своим выступлением его и подготовил к сегодняшнему, 1989-го года, дню. Публикация моего обращения и будет подготовкой и нашего общества и человечества к Новому Нюрнбергу". – "Я, конечно, пошлю твое обращение, а там как они решат". – "А они не имеют права решать! Они обязаны публиковать".

"Ваши" (сендеровы-гинзбурги, сванидзе-попцовы), "ваши" виноваты.

"Себе во благо обращу дурное".

Но дурное не просто позволяет обращать себя во благо: меня лишили работы "в связи с прекращением финансирования" моих работ: дурное велит финансировать преступников, "ученых", коммунистов, демократов, ловко устроившихся в сегодняшнем уголовно-демократическом обществе, но только не меня.

Кстати, сообщаю дагестанцам, наивно полагающим, что я депутат то ли народного собрания, то ли Госдумы, что правительство создало специально для меня некий институт, директором которого я все эти годы являюсь, что я занимаю некий пост то ли в Совмине, то ли в администрации города: после возвращения в Дагестан из ссылки 25 декабря 1988 года я работал на оплачиваемой должности только три года – 94-й, 95-й, 96-й – старшим научным сотрудником Института социально-экономических исследований дагестанского отделения Российской Академии наук. Из чего следует, что в течение семи лет: в годы 1989, 90-й, 91-й, 92-й, 93-й, 97-й, 98-й Вазиф Мейланов дарил своими объяснениями, предостережениями и предложениями народы Дагестана и России бесплатно.

В 94-м году я сообразил, что долго мне платить не будут, и решил сам себя профинансировать, 3 июля 1995 года я подал в Верховный суд Дагестана иск к Российской федерации по возмещению вреда, причиненного мне коммунистическим советским союзом – содержанием в тюремной камере в течение семи с половиной лет. Пятнадцатого апреля 1997 года Верховный суд выносит решение возместить мне ущерб суммой в 377 миллионов рублей. Пока я не получил ни рубля.

Я тогда решаю по-другому себя финансировать – продаю квартиру, рассчитывая, что государство исполнит решение суда – заплатит мне, и тогда я опять куплю квартиру. Но дурное не дремлет – оно уже неплохо проникло в государство: государство мне не платит (уже более 1,5 лет) денег, на которые я рассчитывал. Сегодня, 11 ноября 1998-го года, я получил извещение Верхсуда России об отмене решения Верхсуда Дагестана по моему иску и о направлении дела на новое рассмотрение. Я остаюсь без квартиры и без денег. Меня это не удивляет. Мою семью тоже.

С согласия жены я начинаю издавать книгу.

Она пред вами.

–

Тексты, собранные в этой книжке не просто слова, а действия, ценность которых еще и в том, что они совершались в то время. Они и должны сохранить отпечаток того времени, потому я привожу их, практически, без изменений.

Время превратило тексты моих выступлений в документы. Их особая доказательная сила в том, что все в них сказанное сказано до событий .

Чтобы дать понять читателю каковы моральные принципы, на которых я стоял и стою, я помещаю в конце этой книги некоторые материалы из моего Личного дела заключенного, Следственного дела, несколько моих писем и писем ко мне.

Выражаю благодарность всем, кто помогал мне в издании этой книги: Абдуразаку Мирзабекову, Багомеду Багомедову, Ахияду Идрисову, Давуду Зулумханову, Татьяне Курбановой, Юлии Халиловой.

14 ноября 1998 года.

ПРЕДИСЛОВИЕ К РАБОТЕ

"РАЗОРУЖЕНИЕ И УГОЛОВНЫЕ КОДЕКСЫ"*

Работа "Разоружение и уголовные кодексы" – первая из написанных мною в Чистопольской тюрьме, я написал ее в марте 1983-го.

Моей философии истории неприемлема сама идея объективного политического прогноза – я не угадываю, а способствую. "Разоружением и уголовными кодексами" я не угадал, а способствовал тому повороту истории, свидетелями и участниками которого мы являемся. Эту работу читали не только узники Чистопольской тюрьмы (на прогулках я перекинул ее Щаранскому и Порешу, Никлусу и Калиниченко, а в камере давал читать Ельчину, Некипелову, Новосельцеву, Ривкину, Цалитису) – ее читала и правящая верхушка страны. Владимир Ельчин говорил мне: "Вазиф, зачем Вы даете понять, как Вы опасны им? Ведь они Вас уничтожат!" Зачем? Из тюрьмы, из камеры я возвращал миру его истинное мерило – человека, я лишал их уверенности в себе, моральной силы, волевого настроя: на десяти страничках повергались уже и новые псевдообоснования их внешней и внутренней политик, всей советской жизни.

Через всю работу я провожу одну мысль: главным источником напряженности в мире является внутренняя жизнь советского союза. Доводя мысль до числа (как я это называю), я формулирую -"Бороться за мир – значит бороться за отмену статей 70, 190-1 и 64 УК РСФСР и соответствующих статей уголовных кодексов союзных республик".

Центральное рассуждение работы применимо и к сегодняшним проблемам, например, к вопросу о суверенитете: ситуация в стране (или в республике) определяется ее внутренним устройством, ее внутренними законами, образом мыслей народа, уровнем душ, уровнем отношений между людьми. Если внешние условия мешают нам становиться лучше, то есть смысл думать о внешнем статусе общества. Но, как советскому союзу не внешний мир мешал становиться лучше (наоборот, чем только мог подвигал его в сторону человеческого), так и сегодня не Россия мешает Дагестану устроиться по-человечески, а внутреннее устройство Дагестана, ложные моральные установки людей, порочные понятия, порочные подходы...

Нужно мужество, чтобы политические проблемы решать в политической плоскости, а не уходить от опасностей политической борьбы в национальную плоскость.

Большевики, взяв за основу понятие класса, укоренили сначала отчуждение, а затем и сословную (классовую) ненависть. Националисты, беря основным понятием нацию, порождают отчуждение наций друг от друга, за этим, неизбежно, придут и ненависть, и кровь.

Что же спасет, что может спасти? Только идея человека, только личностный (а не классовый, а не национальный) подход к человеку, к личности. Только создание в обществе демократических структур, безразличных к национальному признаку. Только повышение уровня души, благородства, человечности.

До недавнего времени я ставил главной задачей преодоление партийного мышления, сегодня я отдаю приоритет задаче преодоления национального мышления. Только решение этой последней не даст нам из болезни социальной -социализма – впасть в болезнь национальную – нацизм.

Центральным, основным, главным и единственным понятием человеческого общества может и должно быть только понятие человека, личности – не класса, не нации, не народа, не коллектива.