Текст книги "Другое небо (Ложные стереотипы российской демократии, Анализ Чеченского кризиса)"

Автор книги: Вазиф Мейланов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 24 страниц)

Итак, важнейший принцип конституции: нужно в конституции ограничить полномочия законодательной власти. А механизмом ограничения власти законодателей может служить, например, конституционный суд, который сопоставляет: "да, этот новый закон нарушает нормы принятые Конституционным Собранием". И тогда этот новый закон будет признан конституционным судом неконституционным и отвергнут. Я как бы усиливаю идею, которая есть в конституциях других стран: скажем, в Америке есть первая поправка в конституции, гласящая, что парламент... конгресс американский не имеет права принимать законов, ущемляющих свободу слова. Какой бы закон ни был принят конгрессом, он может быть проверен верховным судом США на предмет ущемления им (законом) свободы слова. Ущемляет? Тогда он отвергается: неконституционный, не имели вы права его принимать. А наш парламент всесильный – сейчас. У него это его право принимать какие угодно поправки к конституции является той волшебной лампой Алладина, которая дает ему необъятную власть. Вы понимаете, в конституции может быть даже проведено разделение властей, определены начальные полномочия исполнительной, законодательной и судебной властей, причем парламенту могут быть ДЛЯ НАЧАЛА вручены малюсенькие полномочия – в ЭТОЙ нашей сегодняшней конституции. Но у него в ЭТОЙ конституции спрятана лампа Алладина: он имеет право вносить ЛЮБЫЕ поправки и изменения в конституцию, он ее потрет, эту лампу Алладина, и внесет изменения – себе возьмет, а у того отнимет. И вот оттого, что нет этого барьера, оттого, что не отнята эта лампа, которая дает ему (законодателю) всемогущество, от этого идет внутренняя противоречивость, внутренняя несостоятельность, неустранимая порочность СОВЕТСКОЙ конституции, она скалькирована с той, сталинской, конституции, где советы были всевластны и союз назывался советским. А нам нужен не советский союз. А демократическое государство. Правовое. А это качество достигается только разделением, независимостью и балансом властей.

Теперь почему я стою за команду Ельцина-Гайдара. Потому что эта власть, сегодняшняя команда, качественно отлична от всех властей бывших в союзе на протяжении 75 лет: это единственная команда, которая что-то начала делать и не просто что-то, а пошла в правильном направлении. Вот, у вас, наверное, не получится показать, но я люблю, разговаривая в последние дни с людьми, рисовать такую схему:

– вот река, вот идет направление реформ Гайдара... нам надо переплыть эту бурную реку... вот направление реформ Гайдара – видно, да? – оно неоптимально, так давайте скорректируем его, давайте возьмем направление ближе к перпендикулярному, чтобы быстрее достичь берега, ведь эта команда, эта исполнительная власть открыта предложениям о любых коррекциях.

Второе: в управлении обществом никогда, в принципе, невозможен сразу оптимальный путь решения проблем, тем более таких сложных. В принципе невозможен. Всегда, любой процесс преобразования общества совершается методом последовательных приближений, т.е. методом непрерывных коррекций. А у нас что получается? Ругали Горбачева за то, что он никак не решится войти в реку, наконец люди начали делать, вошли, – да: течением их сносит, так давайте скорректируем, корректируйте, но продолжайте идти в том же направлении! А иначе что у вас получится – по этой схеме – получится то, что случалось с Россией не раз: вот до сих пор дошли – пошли назад... нет: видят хуже стало – пошли сюда... не дошли – пошли обратно... и вот так и будут бултыхаться взад-вперед на середине реки, пока не обессилет страна и не пойдет ко дну. Выбрал направление – иди по нему, плыви до конца, корректируй путь, но не меняй направления. В России это уже было -столыпинская реформа. Да даже эта ленинская: когда сначала дали крестьянам землю, дали частникам заниматься предпринимательской деятельностью, а в 29-м году, во время коллективизации, все назад отняли – и вот он результат. Сейчас нужно идти вперед, НЕ ДЕРГАТЬСЯ.

Хорошо, говорят, что, видимо, около 50% народа недовольно реформами Гайдара. А что здесь удивительного? Ведь что так будет было известно заранее, до прихода к власти Гайдара. Ведь Ельцин шел на выборы с программой: я иду к власти, чтобы проводить непопулярные преобразования. А что такое рорulus? Это, на латыни, народ. Значит, "непопулярные" – это непонравящиеся значительной части народа, – все было сказано наперед! И что они не должны были понравиться – тоже было ясно. У нас ведь в чем была беда страны? В том, что люди получали незаработанную ими зарплату. Непомерная доля предприятий дотировалась, т.е. финансировалась государством. Пример: "Россельмаш". Огромное предприятие производящее комбайны, тракторы и т.д. Еще в начале восьмидесятых – я в это время сидел в Чистопольской тюрьме -я читал статьи Черниченко "Комбайн косит и молотит" и вторую – "Комбайн просит и колотит" – про "Россельмаш": делают они эти комбайны "Дон" -тяжелые, разрушающие почву, страшно дорогие, непосильные по цене колхозам, – так заставляли колхозы покупать эти комбайны, просто присылали и снимали со счета миллионы. А сейчас, когда они вынуждены искать себе потребителя, искать кто купит за такую-то цену наши комбайны – возникают сложности. Сложно: сегодня никто не заставляет покупать. И не в одном этом сложность.

У нас промышленность – учили этому со сталинских времен – делилась на группы "А" и "В": производство средств производства и производство товаров "народного потребления". Так вот: у нас товары народного потребления всегда составляли недопустимо малую долю от производимых средств производства. Но станки – средства производства – мы кушать не можем, – в развитых странах обратная пропорция, там намного больше доля товаров народного потребления -в том числе и станков народного потребления.

Сейчас Гайдару приходится менять структуру советской промышленности. А я еще не сказал о том, что у нас больше 50% промышленности работало на оборону или на отрасли связанные с обороной: министерство среднего машиностроения, авиационной промышленности, атомного машиностроения, энергетики и так далее, и так далее – все это были закрытые министерства. Теперь идет сокращение вооружений, с оборонных предприятий уходят заказы, необходимо проводить переориентацию предприятий – конечно, это рождает недовольство миллионов людей занятых в этой промышленности, но эта переориентация необходима, потому что их промышленность не кормила людей, а люди кормили эту промышленность и людей, в ней занятых. Вот сущностные проблемы, которые достались Гайдарам-Ельциным как результат 75-летней работы машины зла, которая просто разрушала всю страну, уродовала промышленность, уродовала все на свете. Испортили и народ. Люди жили по принципу: "вы делаете вид, что вы нам платите, мы делаем вид, что мы вам работаем." А я помню, что еще в 68 году, я тогда учился в Московском Университете, у нас вел политэкономию капитализма специалист Госплана СССР Романов, – он еще тогда утверждал, что главным элементом производительных сил общества являются не станки, не технологии, а люди. И приводил в пример послевоенную Германию: заводы сравнены с землей, вся промышленность разрушена, но остались люди, умеющие и желающие качественно, добросовестно работать. То есть остался главный компонент производительных сил. И вот на этих людях (и на, конечно, американских кредитах) встала промышленность новой Германии. А у нас, я повторяю, сложность еще и в том, что развратили народ: у нас нет этих высококвалифицированных, добросовестно работающих людей. Вот – этот кооперативный дом – десять лет строился, с 67 по 77-й, я в это время преподавал в институте и проводил среди заочников и вечерников антисоветскую агитацию: беседовал по окончании занятий, и демонстрировал неэффективность советской экономики и развращенность советского трудящегося на примере этой советской работы: как тут настелены полы! как все тут сделано! десять лет! а должны были за год сделать. Примеров тут... протяни руку и наткнешься: заходишь в банк – почему деньги не перечислены? – потому что та, что должна была их перечислить, занята: сапоги примеряет! С этим столкнулось сегодняшнее правительство – нужно менять психологию, философию людей. Когда говорят, что, если правительству не подходит народ, то нужно менять не народ, а правительство, то говорят, на мой взгляд, очень неправильно. Нет: правительство реформаторов всегда меняет народ, так было и так, по логике, обязано быть. Реформаторы и духовные вожди народа всегда меняют народ – к его же благу меняют, действуют не силой, а убеждают народ, что выжить он может, только если изменится.

В этой стране всегда действовала философия: "ты что – умнее всех хочешь быть?", "ишь какой умный выискался!", "там, наверху не хуже тебя знают, что делать!" А жизнь показала, что там, наверху, знали в миллион раз хуже нас, хуже меня лично – во все это семидесятилетие, во все эти годы брежневского царствования. Да что они там знали! Эту философию тоже нужно менять. Нужно воспитать уважение к уму, к интеллекту, нужно понять, что талантливые люди являются национальным достоянием страны. И нужно понять такую вещь, что, как говорят китайцы, из десяти тысяч зайцев не слепишь одного льва. Талант является национальным достоянием, его беречь нужно, лелеять, создавать ему условия.

Вот что нужно делать с этой страной – здесь задачи нешуточные.

11 декабря 1992 года.

ДНЕВНИК РАЗМЫШЛЕНИЙ

"Новое дело", No36, 8 октября 1993 года.

ЧТО ДЕЛАТЬ С КОНСТИТУЦИЕЙ

Что же следует сделать с конституцией, чтобы она перестала быть советской и стала конституцией правового государства?

Необходимо отнять у советской власти лампу Алладина – статью 104-ю.

Нужно в конституции записать: не всякие законы имеет право принимать Законодатель.

Он не имеет права принимать законы, нарушающие закрепленные в конституции полномочия законодательной, исполнительной и судебной властей, а также законы, ущемляющие свободу слова и остальные фундаментальные права и свободы граждан. Каждый закон и каждая поправка к конституции должны быть рассмотрены конституционным судом на предмет ущемления ими перечисленных в конституции прав человека или конституционного баланса властей. Этот принцип – ограничения законодательной власти – должен быть проведен через всю конституцию.

Заботиться специально об ограничении исполнительной или судебной властей не надо, ибо их полномочия должны быть даны в конституции исчерпывающим списком, каковой расширять они не имеют права, ибо не они принимают законы и отмеряют власть. Эта-то новая конституция, уже несоветская, станет фундаментом правового государства, Новой России.

Разрушительное крыло съезда – все эти аксючицы, бабурины, астафьевы, константиновы, травкины, румянцевы – бессознательно нащупали эту лампу Алладина и время от времени в ходе съезда потирают ее: то и дело то тот, то этот депутат с важностию заявляет: "съезд правомочен принять к рассмотрению и решению любой вопрос, отнесенный к ведению Российской Федерации".

Вот этого-то права Законодателя и надо лишить.

ПОРОК И ЗАБЛУЖДЕНИЕ СОВЕТСКОГО СОЗНАНИЯ

Порочность нынешней советской конституции коренится, на мой взгляд, в ошибке народного сознания. Эта ошибка и этот порок состоят в том, что у народов, продержанных 75 лет под серпом и молотом, не только в сознание, а уже и в подкорку загнано убеждение в том, что чем больше народу соберется, тем вернее будет принятое голосованием решение. Вот это-то убеждение и является заблуждением и пороком. Это заблуждение народного сознания, во многом питавшее большевистскую философию и мораль большинства, состоит в том, что раз нас больше, то, значит, мы и правы. Есть в этой философии от примитивного общинного сознания. И есть в ней от комплекса неполноценности, и потому агрессивности, "маленького человека": "не надо мне твоего хорошего, оставь мне мое плохое".

Коммунисты очень любили эту аргументацию коллективом, съездом: "Ты умный – а коллектив народных тебя не понимает. И не принимает, так что ж: ты один умный, а девятьсот с чем-то депутатов глупые? Да как же они могут быть глупые, когда они народные?!

Вся рота, понимаешь, не в ногу, а он один в ногу. Постыдились бы. Скромнее надо быть."

Большевистская мораль большинства состоит в том, что раз нас больше, то мы должны давить этих шибко умных и много о себе понимающих, которых всегда меньше. Именно эта большевистская философия большинства задавила насмерть и самих большевиков, и саму большевистскую страну.

Демократическая философия большинства состоит в уважении большинства к мнению меньшинства, к мнению одного, к спору с его мнением по существу, а не воздыманием дланей. Демократия сильна вниманием к доводам квалифицированного и авторитетного меньшинства. Почему меньшинства? А потому, что самых квалифицированных и самых авторитетных всегда считают единицами. Диалектика: демократическое большинство говорит единице: дай нам твое хорошее, твое высшее, и, если оно лучше и выше того, что мы считаем хорошим и высоким, мы возьмем его.

А испытывающее комплекс неполноценности большевистское большинство говорит: ненавижу тебя уже за то, что ты доктор наук и языки знаешь. Не надо мне твоего хорошего...

Из кого это большинство – вот ведь в чем вопрос. Для машины голосования все голоса равны по весу, по значимости. А так ли должно быть? В свободном мире философ, ученый, писатель могут жить независимо. И их независимое творчество – творчество меньшинства, считаемого единицами, -спасает большинство. Этого никогда не хотели и до сих пор не хотят понять в этой стране. Здесь у низов всегда брала верх ближняя мотивация -повластвовать над теми, кто благороднее, умнее, талантливее, поизгаляться над отмеченными божьим перстом. В свободном мире у большинства хватало ума (и уважения к чужим достоинствам) ценить таланты как национальное достояние. У нас традицией было горе от ума. У них особый вес, придаваемый большинством мнению квалифицированного меньшинства, только и делает возможным функционирование демократических институтов общества и сопряженной с ними рыночной экономики. Тут традиция другая – большевистское неуважение к интеллекту, к порядочности, честности, доброте. Тут чекиста всегда ставили выше ученого, секретаря обкома – выше писателя, руцкого – выше гайдара. Тут 75 лет было принципом: мы академиев не кончали, потому назначай нас министрами. Демократия – это структурированность, это иерархия мнений, которые должны браться обществом с разным весом.

СЪЕЗД БОЛЬШИНСТВА

Тысячеголовое чудище – съезд только кажется сильным и неуправляемым. На деле он легко манипулируется волевым циником, согласным играть на низменных инстинктах большинства. Имраныч все потрафляет уязвленному самолюбию депутатов, по тысяче раз на день повторяя "уважаемые депутаты", а иной раз не выдержит и скажет им, что они воистину динозавры, если социалистическую законность отменять не согласные. Или вдруг признается уважаемым депутатам: "Да что вы мне все этим законом тычете! Не я ли этот закон из вас прямо-таки выколачивал". Долго съезд искал папу, ведь без папы так плохо – не знаешь кого слушаться, чьи намерения угадывать, на кого ориентироваться и, наконец, нашел его: ревнивого, с болезненным самолюбием, хорошо понимаемого, близкого, родного большинству, большевистского папу большинства. И экономист он хороший – доктор марксистских экономических наук, выступил с идеей социального государства, чтобы не одним богатым, а всем было хорошо. В общем, сам додумался до того, что лучше быть богатым и здоровым. Социальное государство. Так погодите, Руслан Имранович, ведь это что значит? Что вы у одних будете отбирать, а другим давать. Так вы, раз уж о социальном заговорили, то скажите, у кого будете отымать и кому давать. И докажите, что те, у кого вы собираетесь отбирать, согласны будут работать, чтобы русланы у них отбирали и, как посчитают нужным, распределяли. А то ведь у нэпманов отбирало социальное государство, а они взяли и бросили на него работать, и получилось не социальное государство, а социальный голод. Руслан Имранович кивает на Швецию. Так ведь там, Руслан Имранович, частная собственность, там частное предпринимательство, обеспечивающие их законы, там давнехонько рынок внешнюю жизнь общества шлифует. Там производят, Руслан Имранович, а потом уже распределяют. А вы, не построив производства, не заявив механизма, которым собираетесь его стимулировать, распределять тянетесь. Не слишком ли вам некогда?

Инда и матерком запустит... Родной он, близкий, свой. "Так точно, Руслан Имранович!...Так точь... Руслан Имранович!..." – это кто ж такой послушный? Да Рябов это – главный съездовский законник. "Чего изволите, Руслан Имранович?". "Желаю иметь своим заместителем Рябова", – кует себе кадры Руслан Имранович. Съезд голосует. "Спасибо, уважаемые депутаты!" Власть управляемой толпы.

Вот говорят, что надо, чтобы реформа шла безболезненно. Но ведь это логически невозможно: если мне не будет больно, я не стану работать иначе. Если я (государство) буду дотировать "Россельмаш", то он так и будет гнать свои комбайны, которые никто не берет. Если я буду платить оборонным предприятиям за ракеты и пушки, то они так и будут их производить.

PEREAT MUNDUS, FIAT JUSTITIA!

Пусть гибнет мир, но торжествует юстиция. Или: пусть гибнет мир, но торжествует справедливость. Председатель комитета верхсовета по иностранным делам Евгений Амбарцумов на вопрос, как же съезд принял постановление с нарушением регламента, отвечает, что они сделали это народу во благо. Амбарцумов приводит изречение, вынесенное мною в заглавие, и говорит, что, ну вот, нельзя же так, чтобы погибнул мир, только бы торжествовал закон, дескать, это уж крайность, доведение идеи законности до абсурда. Это говорит законодатель! Эти люди! Эта публика пишет у нас законы. Тут, в этом, на мой взгляд, коренится причина всех бед: к власти пришла чернь, к власти пришли люди, не имеющие идеальных устремлений, не служившие идеальным устремлениям до своего прихода к власти. Жалкие аргументы их опровергаются легко, жалкие корыстные мотивы их поведения читаются с полувзгляда. Господин Амбарцумов не понимает, что только тот мир не погибнет, который стоит на "лишь бы торжествовала юстиция". Секрет непобедимости Рима был в его моральной бескомпромиссности: pereat mundus, fiat justitia! Амбарцумов пришел в верхсовет из журналистики, был обозревателем "Московских новостей", учил нас демократии и гласности, объяснял нам что и почему. Но вел себя мудро: не выходил из круга сегодня допустимых высказываний. Я сидел в тюрьме и ссылке, а Амбарцумов писал и объяснял – в пределах разрешенного. Я расширял область допустимого, а Амбарцумов в нее вступал. Вступил, наконец, и в парламент. В парламенте этот демократ эпохи перестройки, этот столп яковлевских "Московских новостей" поругивает Козырева, но не ссорится с астафьевыми, константиновыми, бабуриными, аксючицами, он ни единым словом не задевает русских националистов – все тех же бабуриных, павловых, астафьевых, константиновых, аксючицев. Оно и понятно: армянин Амбарцумов боится, что русские его затравят своей националистской ненавистью. А те глаз не спускают с "демократа" Амбарцумова, и "демократ" лавирует и лавирует. Лавирует и дрейфует – в сторону Хасбулатова и русской правой. Лавирует и дрейфует, как лавировал и дрейфовал всю свою жизнь. Беда нашего общества в этом: откровенным политическим уголовникам не противостоит, а с ними конкурирует демократическая чернь, в политической рулетке поставившая на "демократию", въехавшая в парламент на демократической фразе, никак не обеспеченной их предыдущей жизнью.

Бедный наш народ в который раз оказался обманут политическими карьеристами. Интересно о нынешней ситуации сказал Ильич: "... к правительственной партии стремятся примазаться карьеристы и проходимцы, которые заслуживают только того, чтобы их расстреливать" (Ленин, том 31). Ильич, как всегда, погорячился, ну а пропускать карьеристов и проходимцев в высшие эшелоны власти все равно нельзя.

ПРИРОДЫ ВЕчНЫЙ МЕНЬШЕВИК

В поле действия большевистского принципа от ума всегда горе, ибо очень умных мало, умный, по слову поэта, "природы вечный меньшевик". Диалектика в том, что этот меньшевик, эта единичка (Капабланка, Колмогоров, Кавабата, Хайек, Хемингуэй) нужна большинству. Здоровому большинству. А больное большинство – большевики – обязаны ненавидеть того, кому больше дадено.

ЧЕГО НЕ ПОНИМАЮТ ПОКА ДАЖЕ ДЕМОКРАТЫ

Наш парламент с нашей историей (впрочем, любой парламент) не имеет права принимать любые законы – эта идея до сих пор непонятна самым передовым парламентариям России. Сегодня, 23-го декабря 1992 года, С.Носовец, а это депутат, считающийся, и справедливо, одним из лучших в парламенте России, демократом и либералом, заявляет как самоочевидное (говорит от микрофона): "Конечно, все то, что мы здесь примем, то и закон, но ведь нужно депутатам и честь, и совесть иметь!"

Да нельзя полагаться на вашу, депутатов, честь и совесть! Не может строиться конституция в расчете на то, что представители органов власти будут честными и совестливыми. Закон должен вынуждать их быть честными и совестливыми. Закон должен ставить барьеры бессовестности и бесчестности. Закон должен ограждать общество, в том числе, и от бесчестных и бессовестных парламентариев. А он нас не ограждает. Вот проблема. А то, что я предлагаю, тот принцип, который я предлагаю положить в основу Новой Конституции, он оградит.

Если даже конституционный суд вдруг падет и окажется сам бессовестным и бесчестным, то гражданин России сможет сам определить, нарушает или нет принятый парламентом новый закон то неприкосновенное ядро, которое и служит определителем законности самих вновь принятых законов, то есть: нарушает ли этот новый закон его неотъемлемые права и свободы: свободу слова, передвижения, частной собственности на все и остальные фундаментальные права и свободы.

ПЛЮСЫ-МИНУСЫ ЕЛЬЦИНА

Первый из минусов – в осевшей у него в костях большевистской философии, в религии большинства. Он никогда не шел один против всех. Он всегда боялся противостояния большинства. Он всегда сдавался большинству. Нет идеального, на чем он мог бы устаивать против большинства. Он не понимает, что человек, имеющий идеалы, независим от мнений большинства, он может проиграть в одном-единственном случае – если предаст свои идеалы, если поступит не в соответствии с ними. Тот, кто боится проиграть большинству, – обречен.

В политической карьере Ельцина было немало моментов растерянности, слабости, уступок силе. Это и невнятные объяснения на пленуме ЦК и партконференции (88-й год), и выдача оппозиции Бурбулиса, Яковлева, Гайдара в 92-м. Но сильнее всего внутреннее неблагополучие Ельцина выявил выбор им в вице-президенты Руцкого.

Я был так возмущен этим решением, что во время разговора на площади в мае 91-го сказал Э.Уразаеву, что всерьез думаю не вычеркнуть ли и Ельцина. Да, это было страшным падением – на 6-ом съезде не предложить (и тем самым не назначить) Гайдара премьером. Судьба тогда дала Ельцину возможность не изменить ни своему слову, ни самому себе: в числе 3-х кандидатур, набравших на съезде наибольшее число голосов, был и Гайдар. Но Ельцин сдал назад, уступил большинству. Он был не готов устаивать против большинства. Сказалась идеальная коммунистическая установка не на истину, а на большинство. И все-таки самой тяжелой, непростительной ошибкой был выбор себе в вице-президенты Руцкого. Так эти люди понимают политику: ради расширения своего электората они идут на авантюру – берут в связку человека политически – чуждого, по человеческим качествам – неизвестного. Лишь бы набрать голоса...

За моральную неразборчивость и политическую беспринципность Ельцина платить приходится сегодня не Ельцину – народу. А что же Ельцину в плюс? Самое главное – я вижу у него признаки новой, некоммунистической, идеальной установки: он уступил Гайдара, но он не уступил идеи перехода к свободной жизни, к частному предпринимательству, к частной собственности, к политическим свободам, к обеспечению прав человека. Он учится устаивать против напора низкого большинства. Наконец, он добрый человек. Он просто не умеет еще сопрягать доброту с неуступчивостью. Думаю, что эти слабости и недостатки немало способствовали избранию Ельцина президентом: он недалеко ушел от среднего советского, он близок сегодняшнему, вчера еще жившему ложными коммунистическими ценностями, советскому. Своими слабостями – этими родимыми пятнами коммунизма – он близок сегодняшнему среднестатистическому избирателю, который видит: "Ельцин не инопланетянин. Он такой же, как я, с теми же советскими недостатками, но, вот, избавляется же президент от них, идет к новым берегам, значит и я смогу". Поэтому, критикуя Ельцина, надо понимать, что многие из присущих гражданам его страны предрассудков обязаны быть у него по должности. Что ложью является вбивавшееся советским убеждение, что начальником должен быть (а следовательно, и является ) самый умный, самый знающий. Вовсе нет. Руководитель обязан обладать иным качеством – уметь выслушать, понять и принять точку зрения людей, которые глубже, умнее, более знающи, чем он сам. Ельцин оказался на высоте, заявив, что в его команде все умнее и компетентнее его. Демократическая власть не претендует на обладание высшим знанием и высшим умением, претензия власти быть самой умной – верный путь к автократии, к тоталитаризму. Эта претензия есть у Хасбулатова, и в этой претензии власти быть умнее всех (и потому не нуждаться в иных умных головах) признак и зародыш принципиальной недемократичности, устремленности к автократии и тоталитаризму хасбулатовской головки съезда и верхсовета. Съездовское большинство уже приняло самодержавную, патерналистскую норму жизни: учитель, наставник, лектор, папа Хасбулатов и послушное ему большинство. Съезд уже скатился в автократию: "Руслан Имранович, я прошу вас поддержать мое предложение, потому что, как вы скажете, так съезд и проголосует". (Вечер 7-го декабря 92-го года, один из депутатов от микрофона). Этому большинству низших достаточно псевдо-аргументов Хасбулатова, как раньше большинству низших было достаточно псевдо-аргументов Ленина-Сталина.

ХАСБУЛАТОВ АРГУМЕНТИРУЕТ

С пафосом убежденного в своей правоте человека он заявляет с трибуны съезда: "Необходимо соблюдать нынешнюю конституцию. И как этого не понимают люди, называющие себя демократами? Ведь демократия начинается с уважения к конституции и закону!" Весь съезд, в том числе демократическое меньшинство его, молча проглатывает этот аргумент. Мне не впервой учить коммунистических профессоров, поучу и этого. Господин профессор, а ведь вы неправду сказали: демократия начинается не с уважения к конституции, а с уважения к демократической конституции. Уважать конституцию, уважать внутренние законы страны – еще не значит уважать законность и право. – Как это? – А так это, что законы государства могут узаконивать беззаконие – так было в этой стране 75 лет и в Германии 12 лет. Закон может узаконивать беззаконие, закон может говорить: править страной может только компартия или только фашистская партия. Что ж, демократия начинается с соблюдения и "этих, пусть плохих, пусть несовершенных законов" (как выражается еще один коммунистический профессор – Зорькин)? Да нет, господа профессоры, демократия с соблюдения таких законов кончается.

ДЕМОКРАТИЯ КОНчАЕТСЯ С СОБЛЮДЕНИЯ 104-Й СТАТЬИ НЫНЕШНЕЙ КОНСТИТУЦИИ

Демократия и законность начинаются с отвержения нынешней конституции, с отвержения узаконенного ею правового произвола съезда народных депутатов.

ПРЕЗИДЕНТ ДОЛЖЕН БЫТЬ ПОДОБЕН ДЯТЛУ

В 84-ом году Рейган вторично победил на выборах. В 19-ой камере Чистопольской тюрьмы нас в те дни было трое: я, Интс Цалитис и Евгений Анцупов. Я хотел победы Рейгана и потому не скрывал удовлетворения исходом выборов в Америке. Анцупов: Ну вот, делают из Рейгана панацею от всех бед... Я: Никто его не считает панацеей. Я за него, потому что он делает то, что должен делать президент. Президент должен быть подобен дятлу. Он должен понять главную политическую истину своего времени и главное направление своей политики и своих действий. Не его дело считать метры и миллиметры -он должен уметь правильно подсчитывать километры. Он должен с упорством дятла вдалбливать в сознание обывателя истину, еще не понимаемую обывателем, но уже понятую президентом. Рейган наконец-то понял, что СССР – это империя зла. Прекрасно, что он ее вдалбливает Америке и всему миру. Мое дело открывать и доказывать и объяснять эту истину – в том числе и рейганам. Его дело – человека, близкого к среднему человеку общества – с несокрушимым упорством долбить, пока не вдолбит, истину в мозги своих соотечественников. Долбить на тысячу ладов – пословицей, притчей, рассказом, примером, рассуждением, фактом – но всегда в одну и ту же точку, одну и ту же истину...

ВЫСТУПЛЕНИЕ ПО ДАГЕСТАНСКОМУ ТЕЛЕВИДЕНИЮ 5-ГО АПРЕЛЯ 1993г.

САЛАМ ХАВЧАЕВ: Добрый вечер. В пятницу в передаче "Позиция и оппозиция" мы пятьдесят минут посвятили самой злободневной теме сегодняшнего дня -прошедшему съезду и предстоящему референдуму, и вот сегодня, без раскачки, мы хотим продолжить разговор на эту тему с другим собеседником – известным правозащитником Вазифом Мейлановым. Вазиф, Вы приходите на телевидение в решающие моменты жизни нашего общества, России, республики... Может быть, лучше посвятить несколько минут общим вопросам, а потом отдельные вопросы конкретизировать?

ВАЗИФ МЕЙЛАНОВ: Я, собственно, как раз так и хотел. Я уже говорил о положении дел с сегодняшней конституцией. Но после того, как я посмотрел и восьмой, и девятый съезды, я продолжил свою логику и дошел до интересного, на мой взгляд, вывода. Я пришел к выводу, который пока не сделан никем, – и в этом я вижу ошибку и съезда, и сторонников президента: в закрывании глаз на ситуацию с правом и конституцией.

Я считаю, что у нас конституции нет. Нет конституции – потому и соблюдать нечего, и нет того, за соблюдение чего следует бороться. То есть, теряет смысл конституционный суд.

Я уже говорил о 104-й статье, но сейчас скажу об этом иначе. Я поставлю такой вопрос: что постоянно в нашей конституции, что константа, что неизменно в нашей конституции? А в конституции что-то должно быть неизменно, ибо неизменная часть конституции и придает стабильность государству. Так вот: в нашей конституции записано: "постоянным во мне является только моя изменчивость". Только ее изменчивость! В 104-й статье записано, что съезд правомочен принять к рассмотрению и решению любой вопрос относящийся к ведению Российской Федерации. Что из этого следует? На мой взгляд, следует, логически, что не действуют все остальные статьи конституции: с принятием этой статьи все остальные статьи теряют силу.