Текст книги "Маньчжурские правители Китая"

Автор книги: Василий Сидихменов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 26 страниц)

– Мой мальчик, ты будешь счастлив. Ты предназначаешься к великим свершениям, к более великим, чем был удостоен твой дядя.

Став регентом малолетнего императора, Цзай Фэн (князь Чунь) назначил одного брата, Цзай Сюня, министром военно-морского флота, а другого брата, Цзай Тао, – начальником Генерального штаба армии.

О своем отце великом князе Чуне Пу И оставил следующее воспоминание: «Мой отец отнюдь не был человеком, лишенным каких-либо устремлений. Все его помыслы прежде всего были направлены на то, чтобы захватить в свои руки военную власть. Это было нужно для поддержания господства императорского рода. Из своей поездки в Германию он усвоил, что армия обязательно должна находиться в руках императорской семьи, а ее члены должны быть военачальниками. Эту идею он проводил до конца».

«Он, – говорил Пу И, – не отвергал того, что остальные почтенные сановники считали странным и загадочным. Резиденция великого князя была первой при цинской династии, в которой появился автомобиль и были установлены телефоны. Косы там были срезаны раньше, чем у остальных, и первый, кто надел европейскую одежду, был все тот же великий князь Чунь. Но насколько отец разбирался в заморских вещах, можно судить хотя бы по тому, как он надевал европейскую одежду. Однажды, походив уже несколько дней в европейском костюме, он удрученно спросил моего брата:

– Почему у тебя рубашка как рубашка, а моя вечно длиннее пиджака на целый кусок?

Брат, посмотрев, увидел, что рубашка у отца была выпущена поверх брюк, и так отец ходил уже несколько дней».

Являясь главой государства и мечтая иметь в руках современную армию, великий князь Чунь в то же время был крайне невежественным и суеверным человеком, о чем свидетельствуют признания Пу И:

«Когда моя бабушка страдала от язвы груди, которую не могли вылечить врачи китайской народной медицины, отец послушался совета своих братьев и пригласил доктора – француза. Тот решил делать операцию, что вызвало бурный протест всей семьи князя. Доктор зажег спиртовку, чтобы продезинфицировать необходимые инструменты. Отец до смерти был напуган этим и бросился к переводчику со словами:

– Э… э… Это зачем же? Будут еще жечь?

Пораженный таким невежеством, один из моих дядюшек, стоя за спиной отца, стал подавать переводчику знаки, чтобы тот не вздумал переводить эти слова доктору».

Пу И о своей первой встрече с Цыси вспоминает: «Встречу с Цыси я уже смутно помню. Внезапно я оказался среди множества незнакомых людей. Передо мной находился темный полог, из-за которого выглядывало ужасно уродливое худое лицо – это была Цыси. Говорят, что, увидев ее, я стал опять реветь. Цыси приказала дать мне засахаренные фрукты на палочке, но я бросил их на пол и продолжал громко кричать, что хочу к няне. Цыси сделала недовольное лицо.

– Какой непослушный ребенок, – сказала она. – Возьмите его, пусть пойдет и поиграет».

По некоторым источникам, назначение регентом великого князя Чуня считалось далеко не добровольным актом покойной Цыси: она еще при жизни относилась к нему с недоверием. И если Чунь стал во главе империи, то он обязан этим глубокой ненависти вдовствующей императрицы к претенденту на престол – Пу Луню (ставленнику великого князя Гуна).

По утверждению современников, регентство великого князя Чуня было встречено в стране сочувственно: он считался сторонником реформ. Однако были у него и ярые противники: это прежде всего князь Цин (И Куан) – упорный реакционер, глубоко презиравший всякое новшество и ставивший личное благо превыше всего. Являясь приближенным вдовствующей императрицы, князь Цин в последние годы фактически управлял страной, и все ответственные посты в столице и провинциях были заняты его ставленниками.

Всем обитателям дворца, начиная от высших сановников и кончая рядовыми евнухами, было ясно, что и вдовствующая императрица, и император Гуансюй умирали медленной смертью. Гуансюй доживал последние дни в запущенных комнатах дворца Иньтай одиноким императором-узником, заброшенным всеми, кроме единственного преданного евнуха Ван Аня.

Цыси уходила в «мир теней» в роскошных апартаментах, в окружении князей, сановников, фрейлин, дворцовых служанок, готовых в любую минуту выполнить ее каприз. Для Цыси готовили самые изысканные блюда. Гуансюя же кормили простой грубой пищей.

Старый, 70-летний евнух Ван Ань, прислуживавший императору со дня его рождения, был единственным человеком, с которым он постоянно общался. Говорили, что Ван Ань несколько раз спасал Гуансюя от самоубийства, напоминая ему, что он – наследник великой ветви маньчжурских императоров, поэтому не имеет права просто так уйти из жизни. После смерти Цыси он, император, по предначертанию богов, должен занять законное место на троне, как правитель Китая. Если же покончит с собой, откажется от своего места и обязанностей, то что же он скажет своим предкам в загробном мире?

Такие рассуждения евнуха ставили в тупик Гуансюя, и он ничего не мог ответить: это побуждало его отказываться от самоубийства.

Гуансюй часто говорил Ван Аню:

– Я ненавижу себя за то, что родился горемычным императором и стану одиноким духом после своей смерти.

На это евнух отвечал:

– До тех пор, пока с вами находится ваш слуга, вы не будете одиноким духом.

Этим евнух Ван Ань хотел пояснить, что на том свете он будет сопровождать императора.

До последних дней жизни Гуансюй помнил о предательстве Юань Шикая и чувствовал враждебное отношение Цыси. Об этом свидетельствуют его предсмертные слова: «Мы были вторым сыном великого князя Чуня, когда вдовствующая императрица избрала нас на трон. Она всегда ненавидела нас. За наше несчастье в последние десять лет в ответе Юань Шикай и другие. Когда придет время, я желал бы, чтобы скорее обезглавили Юань Шикая».

13 ноября 1908 г., за день до смерти императора Гуансюя, от его имени был обнародован указ, в котором говорилось: «Наше телосложение от природы слабое. Заболев с осени прошлого года, мы лечились до сих пор, но наше пищеварение расстроилось, чувствовалась боль в пояснице, ноги ослабли, страдаем от кашля и одышки; болезни возникали одна за другой и с течением времени усиливались. Наше здоровье подорвано, и положение сделалось безнадежным. Разве это не воля неба? Размышляя о важности иметь преемника трона, мы в настоящее время получили указ императрицы Цыси о назначении Пу И – сына регента Цзай Фэна нашим преемником на трон, который, будучи послушным и умным, сможет успокоить сердце императрицы и, получив это назначение, с усердием будет управлять государством».

Чувствуя, как тают ее силы, Цыси не хотела, уходя в «мир теней», оставить трон Гуансюю. По утверждению ряда источников, она распустила слух о том, что он гаснет с каждым днем и часы его жизни сочтены.

Некоторые иностранные послы в Пекине, узнав о серьезной болезни императора Гуансюя, выразили готовность прислать европейских врачей для оказания необходимой медицинской помощи. Такие предложения были вежливо отклонены.

О чем думал и что чувствовал император в эти трагические дни? Возможно, он думал о своих друзьях, жестоко поплатившихся за горячее желание обновить свою родину; о своей любимой наложнице Чжэнь Фэй, с которой так жестоко расправилась Цыси; о вероломном отношении к нему Юань Шикая.

Когда стало ясно, что Гуансюй доживает последние дни, его хотели перенести из дворца Иньтай в Павильон спокойствия и долголетия, где положено находиться императору Китая перед кончиной. Однако Гуансюй, придя в сознание после длительного забытья, решительно отказался и пожелал умереть в месте своего заточения. Он также не захотел надеть предсмертный «халат долголетия», положенный в этом случае умирающему императору.

Говорят, что перед смертью Гуансюй, на стене, рядом со своим спальным ложем, пальцем, смазанным сажей из печки, написал слова: «Дружеские отношения между мною и Цыси восстановлены, почему же моей жене не разрешается навестить меня, пусть даже между нами нет любви. Почему мой младший брат редко навещает меня?».

Его младший брат великий князь Чунь как-то без разрешения Цыси попытался навестить Гуансюя, однако был задержан евнухами, когда переходил мост, ведущий ко дворцу заточения Иньтай.

Жена императора Гуансюя Лун Юй тайно навестила своего мужа и нашла его в тяжелом состоянии: он находился при смерти. Ей об этом сообщил находившийся здесь доктор. Лун Юй, вернувшись во дворец, рассказала о виденном Цыси, и тогда она велела великому князю Чуню немедленно навестить умирающего брата. Чунь, войдя в опочивальню императора-узника, опустился на колени перед кроватью больного и стал горько плакать. Гуансюй спокойно реагировал на поведение брата и якобы сказал ему: «Я занимаю трон дракона 34 года, но у меня нет сына. Мой брат Должен согласиться с тем, что выбор наследника престола по желанию Цыси пал на его сына». А затем, указывая пальцем на свое жалкое ложе, добавил: «Запомни это».

Великий князь Чунь о всем пережитом и виденном сообщил Цыси, которая восприняла такое сообщение с напускным драматизмом. Всхлипывая, она несколько раз громко произнесла: «Цзай Тянь, Цзай Тянь» и потеряла сознание. Такой драматический жест Цыси вовсе не был навеян ее сочувствием к Гуансюю. Современники оценили его иначе: Цыси воспринимала свою смерть и смерть императора Гуансюя как дурное предзнаменование – конец царствующей династии, а это означало, что ее дух не заслужит уважения предков, с которыми опа встретится на том свете.

В то время как Цыси и ее окружение были поглощены делами, связанными с назначением нового наследника, император-узник Гуансюй в маленьком дворце Иньтай прозябал в одиночестве. Рано утром 14 ноября 1908 г. дворцовый слуга, как обычно, отправился с пирожными для императора и был поражен увиденным: у дворца Иньтай лежал евнух Ван Ань без признаков жизни – он покончил с собой. Слуга несколько раз постучался в дверь, по ответа не последовало. Об этом тотчас же сообщили жене императора Гуансюя – Лун Юй. Возбужденная полученным известием, она осмелилась без разрешения войти в покои Цыси, разбудить ее и, став на колени, произнести: «Позвольте мне посетить моего мужа во дворце Иньтай и оказать ему внимание». Цыси спросонок пробормотала что-то вроде: «Я не запрещаю тебе посетить его, и возьми с собой, кого хочешь».

Лун Юй в сопровождении приближенных поспешила во дворец Иньтай. Открыв двери императорских комнат, она обнаружила в них ужасное запустение. Бумага на окнах, заменявшая стекло, была порвана, и ее пожелтевшие от времени клочья издавали шелест при слабом порыве ветра. Углы потолка были опутаны паутиной. Пронизывающий сквозняк продувал мрачное и запущенное помещение. Лун Юй отодвинула занавеску, закрывавшую императорское ложе, и увидела там мертвого Гуансюя, скончавшегося несколько часов тому назад. Это случилось 14 ноября 1908 г.

По поводу кончины Гуансюя распространялись всевозможные версии. Невозможно подтвердить абсолютную истинность ни одной из них, поэтому приведем некоторые версии, зафиксированные в исторической и мемуарной литературе.

Последний маньчжурский император Пу И в своей книге «Первая половина моей жизни» высказал такое предположение:

«Я сам слышал от старого евнуха Ли Чананя о загадочной смерти императора Гуансюя. По его словам, Гуансюй за день до смерти был совершенно здоров. Его здоровье ухудшилось после того, как он принял лекарство. Лишь потом стало известно, что это лекарство прислал Юань Шикай. Обычно, когда император заболевал, лекарство, которое ежедневно выписывал главный доктор, должно было делиться для приема между сановниками Департамента двора, и если болезнь считалась серьезной, то и между членами Верховного императорского совета. Родственник одного из сановников Департамента двора рассказывал впоследствии, что перед смертью у Гуансюя была обычная простуда. Он просмотрел рецептуру лекарств, прописанных Гуансюю, и диагноз, поставленный врачами, в котором указывалось, что пульс у императора был нормальным. К тому же кто-то видел накануне Гуансюя вполне здоровым, стоявшим в комнате и с кем-то разговаривающим. Поэтому все были крайне удивлены, услышав о тяжелой болезни императора Гуансюя. Еще более странным было то, что не прошло и двух часов с момента сообщения о его болезни, как распространился слух о кончине императора. Так или иначе, смерть Гуансюя произошла при весьма странных обстоятельствах. Если верить словам старого евнуха Ли Чананя, у Юань Шикая и князя Цина были тайные планы (устранение императора Гуансюя и назначение наследником престола сына князя Цина), и причем весьма тонко разработанные. По некоторым источникам, Юань Шикай подкупил доктора, дав ему 33 тысячи долларов, и тот прибегнул к яду».

Пу И в своих воспоминаниях пишет и другое: «Когда вдовствующая императрица Цыси поняла, что уже больше не встанет с постели, она не захотела умереть раньше Гуансюя и поэтому отравила его. Это тоже вполне вероятно».

Вторая версия. Утром 14 ноября 1908 г. главный евнух Ли Ляньин в сопровождении двух преданных людей явился во дворец Иньтай, где находился в заточении Гуансюй. Он положил перед императором орудия самоубийства: пилюли опиума, тонкий золотой лист (который кладется на губы и при дыхании плотно закрывает дыхательное горло, вследствие чего наступает удушение) и тонкий шелковый шнур. После этого он ушел, заявив, что вернется к часу дня, и если ни один из этих предметов не будет употреблен, то евнухи получат приказ задушить его.

Когда главный евнух вернулся, пилюль на столе не оказалось и Гуансюй лежал со слабыми признаками жизни. Скоро все было кончено.

Третья версия. В 3 часа пополудни 14 ноября 1908 г. вдовствующая императрица Цыси навестила серьезно больного императора Гуансюя во дворце Иньтай. Он находился без сознания и не узнал ее. Позже, когда Гуансюй пришел в сознание, слуги пытались уговорить его надеть церемониальное «одеяние долголетия», как это предписывалось делать правителям Срединного государства перед смертью. Согласно общепринятому обычаю, если возможно, больной должен надеть такое одеяние в самый последний момент расставания с жизнью. Считалось признаком несчастья, если «одеяние долголетия» надевали на человека после его смерти. Однако Гуансюй в знак протеста против грубого обращения с ним уклонился от совершения этого ритуала. В 5 часов вечера он умер в присутствии вдовствующей императрицы Цыси, его первой жены, его второстепенных жен и нескольких евнухов.

Какие можно сделать предположения из приведенных версий?

Первое предположение. Смерть была насильственной, и виновницей ее была Цыси. Она не могла простить Гуансгою его участия в реформаторском движении, поэтому, чувствуя приближение смерти, не хотела, чтобы власть перешла в руки молодого императора.

Второе предположение. Смерть была насильственной, и виновником ее были сторонники Юань Шикая. Если бы Цыси умерла раньше Гуансгоя, то он мог бы отомстить своим противникам – Юань Шикаю и другим за предательство и грубое с ним обращение: насильственная смерть Гуансюя освобождала их от наказания и возмездия.

Третье предположение. Гуансюй крайне ослабел телом, и его жизнь угасала. Смерть не была насильственной, но суровые условия жизни ускорили его кончину, и это было в интересах Цыси и ее приближенных, консервативных элементов.

15 ноября 1908 г. «Китайский благовестник» по случаю смерти Гуансюя опубликовал траурное извещение, в котором было сказано:

«Отличаясь слабой тщедушной комплекцией, государь с весны этого года почти беспрестанно хворал. Особенно тяжело было ему переносить летнюю жару и припадки малярии. К больному были вызваны восемь лучших врачей со всего Китая. Установив симптомы болезни, они предложили императору лекарства, которые не имели решительного действия, и державный страдалец продолжал испытывать страдания: тяжелое дыхание, кашель, отеки ног, ознобы, жар, бессонницу, отсутствие аппетита. Пониженная деятельность нервной системы послужила почвой для атрофии сердца».

Весть о кончине императора Гуансюя быстро распространилась по всему Запретному городу и многими была встречена с искренней печалью. Евнухи и солдаты становились на колени и горько оплакивали покойного повелителя. В глубоком трауре находились члены императорской фамилии. Даже главный евнух Ли Ляньин – самый преданный слуга вдовствующей императрицы – ходил с покрасневшими и заплаканными глазами.

Эту траурную картину Цыси поняла по-своему: только она питала враждебные чувства к Гуансюю, а большинство проявляли к нему симпатии. По некоторым источникам, Цыси долго плакала и все время повторяла: «Я сделала много ошибок. Я сделала много ошибок».

Врачи, лечившие Гуансгоя, подверглись наказанию: они лишились официальной должности и им объявили порицания. Наместники провинций, рекомендовавшие таких врачей, были понижены в должности.

После смерти Гуансюя в его память были устроены большие траурные церемонии. Вдова императора и его наложницы отрезали несколько волос на голове, завернули их в специальную бумагу и вложили в правую руку покойного. Наследник трона Пу И также отрезал кончик своей косички, завернул в бумагу и вложил его в левую руку покойного императора. Гроб с телом Гуансюя был выставлен во дворце Небесной чистоты.

На второй день после смерти Гуансюя князь-регент Чунь от имени малолетнего императора Пу И направил посланникам держав указ. В нем говорилось:

«Я имею честь сообщить Вашему превосходительству, что 14 ноября 1908 г. покойный император вознесся на драконе и стал гостем неба. Мы получили указания Цыси, великой вдовствующей императрицы, взойти на трон в качестве императора. Мы обращаемся с прискорбием к земле и небу. Мы протягиваем наши руки и оплакиваем нашу невозвратимую утрату. Падая ниц, мы уповаем на то, что покойный император занимал трон в течение 34 лет, почтительно придерживался обычаев его предков, получал милостивые указания вдовствующей императрицы; не пропуская ни одного дня, отдавая все свои силы, чтобы выразить почтительность небу; соблюдая законы его императорских предков, посвящал себя с большим усердием делу управления государства и делу любви к народу; распространял добродетель в служебных делах, изменяя законы на земле в интересах могущества государства, внедрял новые методы управления государством, которые вызывали восхищение как китайцев, так и иностранцев. Все, у кого в жилах течет кровь и сохранилось дыхание, не могут не оплакивать покойного и не быть взволнованным в высшей степени. Мы плачем кровавыми слезами и бьем себя по груди. Как мы можем еще выразить наши чувства!

Мы предаемся мыслям о нашей тяжелой ответственности и нашей слабости. Мы должны полагаться на большие и малые гражданские и военные чины Пекина и провинций, которые обязаны проявить дух бескорыстия и патриотизма, содействовать управлению государством. Наместники и губернаторы должны умиротворять народ, тщательно упорядочивать методы управления, дабы умилостивить дух покойного императора на небе. Это наше страстное желание».

Утром следующего дня после кончины Гуансюя вдовствующая императрица выглядела здоровой и даже несколько посвежевшей. Она созвала Верховный императорский совет, на котором выразила соболезнование Лун Юй – вдове покойного императора, говорила с князем-регентом Чунем и его женой. От имени нового императора Пу И был объявлен указ, даровавший Лун Юй титул «новой вдовствующей императрицы» и право принимать участие в выработке важных государственных решений.

Цыси также готовилась покинуть земной мир. Она всю жизнь помнила как дурное предзнаменование поступок цензора У Кэду: он покончил жизнь самоубийством, как уже говорилось, на могиле императора Тунчжи, выражая несогласие с ее желанием сделать своего племянника Гуансюя наследником трона. В 1888 г. от Удара молнии загорелся алтарь Храма неба, а затем от молнии Сгорели главные ворота Запретного города. В последние годы ее царствования на Китай обрушилось много бед: война с Францией и Японией, движение за реформы под руководством Кан Ювэя, поддержанное императором Гуансюем, агрессия союзных армий восьми держав, унизительный Заключительный протокол 1901 г.

Все эти события рассматривались вдовствующей императрицей как гнев неба, выразившего неодобрение ее поступками.

Стараясь вымолить прощение у неба, Цыси в одном из последних указов писала: «Я, ничтожная личность, получив благословение императора Сяньфэна, заняла возвышенное положение во дворце в качестве его второй жены». И далее: «Вспоминая прошедшие 50 лет, в течение которых неустанно боролась во имя благоденствия нашей страны, отмечаю, каких малых результатов я достигла».

Цыси, как уже говорилось, любила сравнивать себя с богиней милосердия Гуаньпнь. Приезд в Пекин Далай-ламы – живого воплощения будды в 1908 г. означал дурное предзнаменование. Два божества – богиня милосердия Гуаньинь и «живой будда» Далай-лама не могли одновременно находиться в одном месте: в таком случае один из них должен покинуть землю, и Цыси пришлось удалиться в мир иной.

О ее последних днях один из свидетелей писал в своем дневнике: «Императрица Цыси страшно сердилась на себя и испытывала сильное страдание. Теперь она мучилась сознанием своей вины: была повинна в смерти императрицы-сорегентши (Цыань), двух императоров (Тунчжи и Гуансюя), одной императрицы (Алутэ), одной императорской наложницы (Чжэнь Фэй), двух других молодых девушек, ставших наложницами. Размышляя о содеянном, она страшилась тяжелого возмездия за все ее преступления. 73-летняя старая женщина настолько была возбуждена, что не раз теряла сознание».

В последние годы жизни вдовствующая императрица пристрастилась к опиуму. Она обычно курила его три раза в день: рано утром, после обеда и вечером перед сном. Особенно много опиума она принимала во время болезни, стараясь забыться от тяжелого недуга.

Чувствуя, как силы постепенно покидали ее, Цыси 15 ноября 1908 г. написала прощальный указ на имя малолетнего императора Ну И и его регепта князя Чуня, в котором есть такие слова:

«Оглядываясь назад и вспоминая прошедшие 50 лет, я осознаю, какие бедствия нам пришлось пережить внутри страны и от нашествия извне в жестокое время нашего престолонаследия. Моя жизнь никогда не протекала спокойно от забот. Но сегодня сделан определенный прогресс в сторону проведения необходимых реформ. Новый император является всего лишь младенцем. Он находится в таком возрасте, когда мудрое воспитание его имеет чрезвычайно важное значение.

Князь-регент и все наши чиновники должны впредь направить свою совместную бескорыстную деятельность на укрепление основ нашей империи. Его величество должен посвятить себя изучению того, что в интересах государства, и воздерживаться от того, что пойдет ему во вред. Он может направить все свои усилия на учебу – и в будущем прославить славные дела предков – я искренне молюсь ныне за это.

Соблюдайте траур обо мне только 27 дней. Сделайте так, чтобы содержание этого указа стало известно повсеместно».

Она написала также следующее послание на имя князя-регента Чуня:

«В данный моментуя безнадежно больна и чувствую, что не смогу поправиться. Впредь решение всех государственных дел поручается князю-регенту. Если возникнут серьезные вопросы, то князь-регент должен лично испрашивать советы у новой вдовствующей императрицы Лун Юй». Отправив это послание, Цыси вскоре лишилась сил и в 3 часа пополудни 15 ноября 1908 г. скончалась.

Цыси отчаянно боролась с неотвратимым недугом, однако ни ее воля, ни врачи, ни заклинания буддийских и даосских монахов не смогли предотвратить трагической развязки. И вот как описали эту развязку ее современники.

Когда родственники и близкие вдовствующей императрицы собрались в комнате, где она готовилась отправиться в «мир теней», ее уже одели в «одеяние долголетия» и короткий жакет с золотыми вышивками.

Соблюдая древние обычаи, родственники попросили ее сказать последнее напутственное слово. Напрягая слабеющие силы, умирающая тихо произнесла:

– Никогда не допускайте женщину к верховной власти в государстве. Никогда не позволяйте евнухам вмешиваться в управление государственными делами.

Затем Цыси вытянулась и повернула лицо в южную сторону, как это положено правителю, ждущему наступления смерти. Напряженно ловя воздух, все еще не желая расставаться с жизнью, которую страстно любила, Цыси постепенно теряла силы. Наконец прекратилось дыхание, но ее рот оставался открытым.

14 ноября 1908 г. на 37-м году жизни не стало императора Гуансюя, а спустя день, 15 ноября 1908 г., на 73-м году жизни удалилась в мир иной вдовствующая императрица Цыси.

Неожиданная смерть императора Гуансюя, назначение малолетнего Пу И наследником трона и кончина Цыси – все эти драматические события в жизни царствующего дома маньчжурской Династии произошли менее чем за 30 часов.

«По мнению китайцев, – писал в 1910 г. журнал „Вестник Азии“, – императрицу сломил новый дух: она не выдержала натиска новых условий и вместе с собой увлекла того, кто явился виновником ее несчастья на склоне лет, – императора Гуансюя. Смерть императрицы была встречена страной с нескрываемым удовольствием. Считали, что вместе с ней умерли все попытки ее сподвижников вернуть страну на путь старого порядка, вернее – беспорядка».

Для главного евнуха Ли Ляньина смерть Цыси была страшным ударом: он выглядел жалким и беспомощным. Говорили, что, следуя за ее гробом во время похорон, главный евнух непрерывно плакал.

Было ли это чувство искренней скорби по поводу смерти его повелительницы или чувство страха за неясное будущее, никто не мог определенно сказать.

Случилось так, что, оставшись без опоры, этот в прошлом самый влиятельный и грозный человек во дворе лишился почти всего своего имущества: оно было захвачено дворцовыми чиновниками. Только небольшая часть его была оставлена для семьи Ли Ляньина, и то благодаря вмешательству членов императорской фамилии.

Трудно оценить накопленные им несметные богатства. Только под его кроватью обнаружили слитки золота на сумму около 3 миллионов долларов.

Памятуя предательство Юань Шикая по отношению к несчастному императору Гуансюю, князь-регент Чунь отстранил его от всех постов под видом болезни ног и выслал из Пекина: ему предлагалось отправиться для лечения на родину. Юань Шикай поселился в своем поместье в провинции Хэнань, где и ждал счастливой звезды. Его удаление считалось началом энергичной чистки чиновничьего аппарата, освежением затхлой и гнилой атмосферы, царившей вокруг трона.

Регентство великого князя Чуня носило чисто формальный характер: фактически власть в стране перешла в руки его старшего брата князя Цина (И Куана).

В день смерти Цыси от имени двухлетнего императора Пу И был опубликован указ:

«Мы пользовались в нашем детстве любовью и вниманием Цыси, великой вдовствующей императрицы. Наша благодарность безгранична. Нам повелели унаследовать трон. Мы глубоко были уверены, что благородная вдовствующая императрица с ее энергией доживет до 100 лет, поэтому мы хотели лелеять надежду и быть рады почтительно получать ее указания до того времени, когда наше правительство утвердится и государство станет сильным. Однако похоронный звон днем и ночью постепенно ослабил ее. Ей постоянно давали лекарство в надежде на ее выздоровление. Вопреки ожиданию она на драконе взлетела на небо. Мы неистово сетовали и плакали. Мы узнали из ее последнего завещания, что время траура ограничено до 27 дней. Мы не можем быть удовлетворены этим. Полный траур должен продолжаться в течение 100 дней, а половинный траур – в течение 27 месяцев с тем, чтобы наша горечь могла быть полнее выражена. Чтобы сдержать и рассеять паше горе, на первое место следует поставить дела государства. Мы не осмелимся вместе с тем пренебрегать повелением Цыси. Мы будем стараться сдерживать наше горе и ублажать дух покойной императрицы на небе».

19 ноября 1908 г. в траурном одеянии малолетнего императора Пу И в сопровождении 16 сановников во главе с князем-регентом Чунем в пышном паланкине доставили в павильон покойной императрицы, где они поклонились гробу Цыси, а затем гробу покойного императора Гуансюя. После этого Пу И переодели: сняли траурное одеяние и надели парадный костюм. Его усадили в Тронном зале на престол лицом к югу. Один из сановников зачитал манифест о новом воцарении. Прочитанный манифест вложили в рот сделанной из золотой бумаги мифической птицы феникс, которая была эмблемой императрицы. Это означало, что высочайший манифест объявляется от имени императрицы. Его слушали стоя на коленях. А император-мальчик в это время тоскливо озирался по сторонам, неутешно плакал и все повторял: «Мама, где мама…»

Свое восхождение на трон новый император Пу И, со слов родственников, описывает так:

«На третий день после моего появления во дворце Цыси скончалась. Прошло две недели, и девятого дня одиннадцатого месяца по лунному календарю была проведена „великая церемония восхождения на престол“, которую я испортил своим ревом.

Церемония проводилась во Дворце высшей гармонии. Вначале полагалось принять поздравления от офицеров дворцовой охраны, а затем уже принимать поздравления от гражданских и военных чиновников и знати. Короче, когда меня принесли во Дворец высшей гармонии и посадили на громадный высокий трон, терпение мое лопнуло. Отец, стоя на одном колене возле трона, держал меня обеими руками, чтобы я не дергался, а я сопротивлялся и кричал сквозь слезы: „Не хочу здесь! Хочу домой!“. От волнения у отца даже пот на лице выступил. Пока чиновники продолжали отбивать земные поклоны, мой плач усиливался. Отец пытался успокоить меня: „Не плачь, не плачь! Скоро все кончится!“.

После церемонии присутствовавшие на торжестве вели в кулуарах такие разговоры: Как можно было говорить „скоро все кончится?“ А что означало „хочу домой?“. От этих пересудов веяло пессимизмом, словно было обнаружено дурное предзнаменование».

* * *

Последние 20 лет своей жизни Цыси уделяла большое внимание сооружению мавзолея в Восточных горах, часто навещала это место, давала различные указания по поводу его строительства, не считаясь с расходами. В 1897 г., когда мавзолей был почти готов, она повелела его переделать, так как столбы из тикового дерева оказались недостаточно массивными и внушительными.

Ее мавзолей стоил колоссальных денег – 2,3 миллиона лянов серебра, значительно дороже мавзолея любого предшествующего маньчжурского правителя Китая. Могильный курган по форме напоминал курганы императоров-предков, однако был значительно больше по размеру и богаче по отделке.