Текст книги "Маньчжурские правители Китая"

Автор книги: Василий Сидихменов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 26 страниц)

Василий Сидихменов
Маньчжурские правители Китая

От автора

Писать о жизни и деяниях правителей феодального Китая – дело трудное и сложное: их личная жизнь отгораживалась глухой стеной от постороннего взора и китайская официальная история не оставила об этом достоверных данных. Такие сведения не подлежали общественной огласке.

Тысячелетние традиции, поддерживаемые беспощадной расправой над их нарушителями, соблюдались неукоснительно: никто со стороны не смел наблюдать за личной жизнью императора и вслух произносить его имя, а во время выезда императорского кортежа за пределы дворцов простолюдину запрещалось под угрозой суровой кары даже взглянуть на лик Сына неба.

Проще воссоздать связанные с именем правителя исторические события в Китае: их не упрячешь за массивные стены дворцов. Но потомков интересует не только описание самих исторических событий. Они хотят знать и частную жизнь правителей: их мироощущение, характер, внешний вид, вкусы, интересы, поведение, наклонности, отношение к окружающим. Отобразить же это с полной достоверностью не представляется возможным.

Воспроизводя далекое прошлое, историки обращаются не только к письменным памятникам, но и к передаваемым из поколения в поколение версиям, навеянным в основном субъективным восприятием, а следовательно, не во всем достоверным. Такую оговорку хотелось бы сделать, прежде чем приступить к изложению названной темы.

В предлагаемой книге мы попытались на основе уже опубликованной исторической и мемуарной литературы воспроизвести некоторые стороны личной и общественной жизни маньчжурских правителей Китая во второй половине XIX в. и начале XX в. и сделать это достоянием массового читателя.

Последние дни китайской династии Мин

В Пекине, к северу от бывших императорских дворцов, протянулся невысокий искусственно созданный горный хребет. Когда-то здесь на случай осады города неприятелем ссыпали уголь, поэтому это место назвали Мэйшань (Угольная гора). Сюда же переносили большое количество земли, из которой и образовалась гора с пятью вершинами. На ее склонах посадили много деревьев, особенно сосен и кипарисов, что придало этому месту красивый вид. Отсюда и произошло его новое наименование Цзиншань (Гора прекрасного вида). Эта тихая обитель некогда стала свидетельницей трагического события.

Китайскую династию Мин, господствовавшую около 300 лет (1368–1644), потрясала ожесточенная классовая борьба крестьян против помещиков-феодалов, которая переросла в крестьянскую войну.

^{Смотр гвардии императором Даогуаном в Пекине}

Минская империя переживала серьезный политический и экономический кризис. Высокая рента, непосильные налоги и всевозможные поборы тяжелым бременем ложились на плечи крестьян, приводили их к обнищанию и разорению. В ряде провинций свирепствовал голод. Распри между феодалами, их междоусобные столкновения еще более накаляли обстановку. Чтобы поддержать расшатавшийся феодальный строй, минские правители не останавливались перед кровавой расправой над теми, кто открыто выступал против тирании.

Чаша терпения крестьян переполнилась, и они стали повсеместно поднимать восстания. К ним присоединялись правительственные солдаты, которые обращали оружие против своих военачальников, взламывали помещичьи зернохранилища и раздавали зерно беднякам.

В ходе этой борьбы вырос и возмужал выдающийся вождь крестьянской революции Ли Цзычэн (1606–1645). Его повстанческий отряд, ведя ожесточенные схватки со сторонниками феодального режима, к концу династии Мин стал самой крупной военной силой восставших крестьян. Повстанцы расправлялись с наместниками, императорскими родственниками, крупными чиновниками и помещиками, отбирали у них землю и распределяли ее между крестьянами.

Весной 1644 г. руководимая Ли Цзычэном армия восставших переправилась через реку Хуанхэ, а затем из провинции Шаньси приблизилась к столице династии Мин – Пекину. Подойдя к его главным воротам, повстанцы стали громко кричать императорским солдатам, находившимся на городских стенах: «Открывайте ворота, иначе не ждите пощады!». Не получив ответа, восставшие поднесли лестницы и решили взять штурмом городские ворота. Их усилия увенчались успехом: вскоре они оказались во Внешнем городе.

Эта весть дошла до императора Чун Чжэня. Растерявшись от внезапного вторжения восставших крестьян в Пекин, он спешно собрал своих приближенных и осведомился:

– Известно ли вам, что Внешний город находится в руках мятежников?

– Мы не знаем, – последовал ответ.

Когда император спросил, какой план защиты города от мятежников предлагают сановники, один из них самоуверенно сказал:

– Не беспокойтесь, Ваше величество. Мы будем сражаться даже на улицах и никогда не предадим родины.

Между тем восставшие крестьяне, преодолевая заслоны императорских войск, медленно, но неотступно приближались к Запретному городу.

Император нервничал и не мог заснуть: его не покидала тревога за свою судьбу. И вот с наступлением рассвета к нему пришел евнух и принес страшную весть – мятежники проникли во Внутренний город.

– Где же мои преданные войска? – с отчаянием спросил император.

– Они бежали, и вам, Ваше величество, следует спасаться бегством, – сказав это, евнух тут же удалился.

Ранним утром во дворце зазвонил колокол, который повелевал министрам прибыть на аудиенцию к императору. Но никто не явился на прием. Тогда император Чун Чжэнь снял с себя все украшения и богатые императорские одеяния, надел простой желтый халат и в сопровождении преданного евнуха Ван Чэнъэня покинул дворец и направился на гору Цзиншань, где с самого возвышенного места стал наблюдать, что происходит вокруг. Его взору предстала мрачная картина: всюду пылали пожары, дым окутал многие районы, где продвигались повстанцы, разрозненные императорские войска в беспорядке отступали и разбегались.

^{Ритуальный костюм минских императоров (XV–XVII вв.)}

Зрелище было не из приятных. Вернувшись во дворец, император выпил несколько чашечек вина и повелел позвать свою семью и любимых наложниц. Положение становилось безвыходным: мятежники скоро ворвутся во дворец и тогда – позорный плен и насилие над его семьей. Выход мог быть только один – покончить с собой и со своими близкими. Но как быть с тремя сыновьями? Им было велено спасаться бегством.

Повернувшись к императрице, он тихо и безнадежно произнес:

– Все кончено.

Присутствующие стали громко рыдать. Императрица со слезами на глазах обратилась к супругу со словами:

– Восемнадцать лет я преданно служила Вашему величеству, но вы ни разу не хотели меня выслушать. Вот теперь и пожинайте плоды своего невнимания.

Продолжая всхлипывать, она обняла сыновей, велела им удалиться, а когда они ушли, покончила с собой, повесившись на собственном поясе.

Император послал за своей пятнадцатилетней дочерью. Она явилась с испуганным лицом. Обращаясь к ней, отец сказал:

– Почему ты родилась в таком несчастном отчем доме? Прикрыв рукавом халата глаза, он нанес дочери удар мечом, предпочитая ее смерть позору. Но удар оказался несмертельным. Девушка упала и медленно в судорогах умирала от потери крови. Видя, как растекается кровавая лужа вокруг ее тела, император почувствовал дрожь и был уже не в силах нанести второй удар. По императорскому повелению наложница Юань должна была лишить себя жизни. Она решила повеситься, но не смогла этого сделать. Тогда император убил ее мечом. Затем он поразил мечом еще нескольких наложниц.

Так было покончено с императорской семьей и наложницами. Настал черед самому императору. Стараясь спасти себя, он направился к воротам Аньдин, которые еще не подвергались штурму повстанцев: через них покинули Запретный город его три сына. Но теперь эти ворота были так завалены камнями и землей, что открыть их не представлялось никакой возможности.

Тогда Чун Чжэнь, выйдя из дворца, у подножия горы Цзиншань сделал из пояса петлю и повесился на кривом стволе ясеня. Вместе с ним повесился евнух Ван Чэнъэнь, оставшийся верным своему повелителю до конца жизни. Это произошло утром 26 апреля (19 марта по лунному календарю) 1644 г.

В одной из версий утверждается, что к халату императора был пришит кусок шелка, исписанный иероглифами такого содержания:

«Прошло 17 лет с тех пор, как я взошел на трон, а теперь мятежники вторглись в мою столицу. Так как мои добродетели были незначительными и сам я был негодным человеком, я навлек на себя гнев неба. К тому же я был обманут своими приближенными. И вот после своей земной жизни я, пристыженный, направляюсь к своим предкам в мир теней. Возьмите мою корону, обмотайте мое лицо моими волосами, разрубите тело на куски, если пожелаете этого, но не делайте зла народу. Пусть мои подданные вновь объединятся вокруг наследника».

Император Чун Чжэнь оставил письмо вождю повстанцев Ли Цзычэну. В нем говорилось:

«Чиновники стали изменниками своему императору. Они служили своему повелителю слишком недобросовестно. Все они достойны смерти, и выполнить этот приговор – было бы только актом справедливости. Всех их нужно казнить, для того чтобы научить лучше служить своим государям – тем, которые будут после них. Народ не заслуживает наказания, потому что он ни в чем не виноват, и дурное обращение с ним было бы полнейшей несправедливостью. Я потерял государство, наследие моих предков. Со мной заканчивается императорский род, который продолжили столько предков-императоров до меня. Хочу закрыть глаза, чтобы не видеть разрушенной империи или страну под властью тирана. Я отказываюсь от жизни, потому что не хочу быть ею обязанным последнему и самому презренному из моих подданных. Не могу более показывать свое лицо перед теми, которые, будучи моими детьми и моими подданными, являются теперь моими недругами и изменниками».

Императору Чун Чжэню было всего 36 лет, когда он покончил жизнь самоубийством. В феодальном Китае одним из проявлений преданности правителю считалось добровольное умерщвление главы семьи со всеми родственниками: так выражалась верность государю, который погибал или умирал своей смертью. Согласно китайским источникам, со смертью Чун Чжэня покончило с собой около 80 тысяч человек.

Через несколько часов после гибели императора Чун Чжэня войска Ли Цзычэна заняли Пекин. Тело императора было снято с дерева и положено в гроб для нищих, под его голову положили камень, а сверху накрыли его простой циновкой – так восставшие выразили свою ненависть к тирану. Со смертью императора Чун Чжэня закончилось существование китайской династии Мин.

Восставшие крестьяне во главе с Ли Цзычэном не смогли воспользоваться плодами своей победы. На северо-востоке от Пекина, на территории, называемой Маньчжурией, проживала воинственная народность маньчжуры, правители которой вынашивали планы завоевания Китая. Основатель маньчжурского государства Нурхаци в XVI в. путем военных завоеваний присоединил различные племена к своим владениям и стал их верховным правителем.

^{Тронная палата полной гармонии и Тронная палата сохранения гармонии}

В середине XVII в. маньчжуры, используя внутренние распри между китайскими феодалами, завоевали Китай. Китайскому военачальнику У Саньгую было поручено охранять Шаньхайгуань (проход из Маньчжурии в Китай). Если бы этот проход был в руках китайцев, то маньчжурские войска не смогли бы проникнуть в Китай. Однако У Саньгуй капитулировал перед маньчжурами, позволил им пройти через горный проход Шаньхайгуань и таким образом оказаться в Китае. Разбив повстанческую армию Ли Цзычэна, маньчжуры захватили Пекин.

Ли Цзычэн вынужден был оставить Пекин, в котором находился более 40 дней. И в 1645 г. он пал смертью храбрых в бою с врагами.

После покорения Китая правители маньчжурской династии поклонялись духу китайского императора Чун Чжэня. Поэтому кривой ясень, на котором он повесился, был сохранен и всячески оберегался как историческая реликвия. Ствол дерева заковали в железную цепь – так был «наказан» ясень за гибель последнего китайского императора династии Мин.

Долгое время на восточном склоне горы Цзиншань сохранялся ясень, закованный в цепи, – немой свидетель гибели китайской династии Мин и восхождения маньчжурской династии Цин, господствовавшей в Китае 267 лет, с 1644 по 1912 г.

Вторжение маньчжуров, писали китайские историки, вызвало коренные изменения во внутренних противоречиях Китая: основным стало национальное противоречие между маньчжурами и китайцами.

Маньчжуры не принимали участия в производительном труде и торговле – это считалось для них унизительным делом. Они в большинстве своем служили чиновниками, офицерами и солдатами. По совершеннолетии сыновья офицеров и солдат маньчжурских войск получали жалованье от государства. За одно и то же преступление китайцы несли более суровое наказание, чем маньчжуры. Их привилегии поддерживались особой юрисдикцией. Китайцы в таких условиях рставались на положении побежденных. В высших сферах общества привилегии маньчжуров были еще более значительными. Они назначались в Верховный императорский совет, занимали должности министров, генералов, наместников и губернаторов в провинциях. Только немногие китайцы, наиболее преданно служившие маньчжурским правителям, могли занять высокие посты.

Маньчжурские завоеватели, пришельцы с севера, захватившие китайский престол силой и хитростью, естественно, могли вызывать лишь ненависть покоренного народа.

Маньчжуров страшила мысль об ассимиляции их китайцами – так было со многими пришельцами в Китае. В год завоевания Китая, т. е. в 1644 г., маньчжуров насчитывалось 300 тысяч, а китайцев – 300 миллионов! Это заставило маньчжурских завоевателей прибегнуть к кардинальным мерам: маньчжурам запрещалось вступать в брак с китаянками, а китайцам – жениться на маньчжурках.

Китайцев принудили носить косу, которая считалась признаком покорности маньчжурскому императору. Сбрив волосы с передней части головы, китаец оставлял нетронутыми волосы на темени, где отпускалась коса. Китайцу без всякого разбирательства отрубали голову, если он отказывался носить косу.

Коса имела и практическое значение. Если возникала драка между двумя подданными Поднебесной империи, то они обычно старались прежде всего вцепиться друг другу в косу, а затем уже вступали врукопашную. Коса использовалась и в «воспитательных» целях: отец семейства применял ее вместо розги для наказания детей. Полицейские при аресте преступников связывали их вместе косами, а затем уже отводили в присутственное место. Даже во время казни – отсечения головы – коса находила применение: жертву заставляли стать на колени, один палач за косу оттягивал голову жертве, а другой мечом отсекал ее.

Одной из форм выражения протеста китайцев против маньчжурского господства было отрезание косы. В 1895 г. великий китайский революционер-демократ Сунь Ятсен в японском порту Кобэ в знак непокорности маньчжурским правителям остриг косу и переоделся в европейское платье. В 1902 г., будучи еще молодым, великий китайский писатель Лу Синь выехал в Японию для продолжения образования. Поступив в Кобунский институт в Токио, он отрезал косу – этот символ порабощения китайцев маньчжурами.

Чтобы ослабить сопротивление китайцев, маньчжуры старались представить себя близкими по культуре и понятиям китайскому народу, имеющими общее духовное наследие. Первым знаком «внимания» к китайцам со стороны маньчжуров было дарование древнему китайскому мыслителю Конфуцию пышного титула – «Кунцзы, древний учитель, великий и славный, совершеннейший мудрец».

Длительное господство в Китае маньчжурских завоевателей вовсе не означало, что они отвергли все китайское и создали нечто новое, не схожее с духовной культурой предшествующих веков: маньчжурские власти стремились использовать культуру и многовековые традиции Китая в интересах своего господства. Они приняли китайский разговорный и письменный язык. И хотя при цинской династии маньчжурский язык считался языком императора, однако последний обычно пользовался китайским. Поэтому жизнь и деяния маньчжурских правителей во времена династии Цин следует рассматривать в тесной связи с духовными традициями древнего Китая.

О культе императорской власти

Слово «Китай» происходит от названия народности киданей. Они проживали в государстве Ляо, существовавшем с 916 по 1125 г. на обширной территории от Маньчжурии до Тяньшаня. В русский язык слово «кидаиь» перешло от соседних тюркских народов с несколько измененным звучанием – «Китай».

Древние китайские мыслители представляли себе Вселенную в таком виде. Над всем господствовало безграничное круглое небо. Внизу простиралась земля квадратной формы, а ее центром было Срединное государство – Китай.

Кроме Чжун-го (Срединное государство) Китай называли также Тянь-ся (Поднебесная), Чжун-хуа (Срединное цветущее государство), Чжун-юань (Срединная равнина), Чжэнь-дань (Восточная заря), Тянь-чао (Небесная династия).

^{Иностранные дипломаты на приеме у императора Тунчжи (1873 г.)}

Правителей Китая именовали в официальных документах Тянь-цзы (Сын неба), Дан-цзинь фо-е (Будда наших дней), Ху-анди (Великий император), Тянь-ван (Небесный император), Шэн-хуан (Святой император), Шэн-чжу (Святой владыка), Ваньсуй-е (Десятитысячелетиий властелин), Хуан-ди (Августейший повелитель), Чжэн (Настоящий, Святой), Юань Хоу (Повелитель обширного пространства), Чжицзюнь (Великий, Почитаемый), Богдохан (по-монгольски – Премудрый правитель). В личных беседах с императором его называли «хуаншан» (Ваше величество) или чжуцзы (государь), а подданных империи – «нуцай» (раб).

После того как в 1644 г. маньчжурские завоеватели захватили Китай, все императоры были выходцами из их среды. Они унаследовали почти все священные регалии китайских правителей прошлого. При возведении на трон о маньчжурском императоре говорили: «Император получает власть от неба на правление миром».

Царствовавшие в Китае династии имели символические названия. Например, китайская династия, правившая в 1368–1644 гг., именовалась Мин. Иероглиф «мин» означает «ясный», «блестящий», «разумный». Маньчжурская династия (1644–1911) именовалась «Цин» («цин» – «чистый», «светлый», «безупречный») или «да-цин» (великая Цин).

Не только династия в целом, но и правление каждого императора также обозначалось специальными иероглифами, символизирующими «счастье», «благополучие», «благоденствие», «мир», «преуспеяние» и т. д. Эти девизы, имевшие китайское название «няньхао», призваны были выражать самые лучшие пожелания как всей стране, так и лично монарху.

Во времена маньчжурской династии Цин в Китае царствовали следующие императоры:

Счет лет в китайском календаре до 1911 г. (т. е. до падения маньчжурской династии) велся от года восшествия императора на престол до конца его правления. Приведем годы правления трех маньчжурских императоров для сопоставления с европейским летосчислением. В официальных документах писали: «В первый год правления Сяньфэн» (т. е. 1851 г.); «В первый год правления Тунчжи» (т. е. 1862 г.); «В первый год правления Гуансюй» (т. е. 1875 г.).

После свержения феодальной монархии в Китае было официально принято общеевропейское летосчисление (григорианский календарь), но за начало его был принят не 1-й год н. э., а 1911 г. Годы обозначались так: «10-й год Китайской Республики», т. е. 1921 г. (1911 + 10 = 1921).

Император обычно имел три имени: личное, династийное и храмовое. В силу «святости» Сына неба имя его запрещалось произносить при разговоре, а в письме оно изображалось иероглифами, отличными от обыкновенных. Если при жизни правителя Китая именовали по названию девиза правления (нянь-хао), то после смерти ему давали храмовое имя (мяо-хао), под которым он и становился известным в китайской истории. Например, с 1851 по 1861 г. страной правил император по имени И Чжу, однако его именовали по девизу правления – Сяньфэн. В 1875–1908 гг. на престоле находился император по имени Цзай-тянь под девизом правления – Гуансюй.

Престолонаследие в феодальном Китае шло исключительно по мужской линии: царствующий монарх определял себе преемника из собственных сыновей. Однако наследник трона не объявлялся заранее и не обязательно должен был быть старшим сыном. Так, Шуньчжи (1638–1661) был девятым сыном, Канси (1654–1722) – третьим сыном, Юнчжэн (1678–1735) – четвертым сыном, Цзяцин (1760–1820) – пятнадцатым сыном, Даогуан (1782–1850) – вторым сыном.

И хотя наследник престола заранее не объявлялся, не исключались интриги и борьба за трон, о чем свидетельствуют многочисленные факты, зафиксированные в китайской истории. Для иллюстрации приведем один из них.

Император Канси на старости лет все чаще стал задумываться о наследнике престола. Многочисленные наложницы одарили его большим потомством – 24 сыновьями. Кому же из них суждено было стать наследником трона? Император стал внимательно присматриваться к сыновьям и проверять их способности. С этой целью он давал им разнообразные поручения и требовал точного их исполнения.

По наблюдению Канси, его четырнадцатый сын Янь-хуан был наиболее способным из всех, а четвертый сын Янь-чжэн отличался грубостью, упрямством, своеволием, властолюбием и коварством. Отец возненавидел последнего и не мог равнодушно переносить его присутствие.

За год до смерти Канси почувствовал сильную слабость. Недомогание все усиливалось, начались обмороки. Император не покидал постели. Каждый из его сыновей старался угадать: кто же из них будет определен наследником престола? Хитрый и властолюбивый Янь-чжэн понимал, что у него меньше всех надежд на занятие трона, и он решил действовать.

Здоровье императора Канси с каждым днем становилось все хуже. Наконец ему стало настолько плохо, что не оставалось никакого сомнения в наступлении смерти. В спальне императора был полумрак, горел только один фонарь, чтобы не раздражать глаза больного. Все углы и закоулки спальни, образованные мягкими висячими драпировками, тонули во мраке, и только небольшая часть комнаты слегка освещалась рассеянным светом матового фонаря.

Император созвал высших сановников и своих сыновей и дал им последние наставления.

– А теперь, – сказал он, откинувшись в изнеможении на подушки, – исполним обычай. Принесите мне тушь, бумагу и кисть. Я напишу, кому после меня править Поднебесной.

Тотчас же в спальню умирающему принесли с натертой уже тушью нефритовую тушечницу, кисть с рукояткой из слоновой кости и большой лист шелковой бумаги с нарисованными сверху двумя драконами, готовыми проглотить солнце. Все это положили на пододвинутый к изголовью кровати табурет, покрытый желтым шелковым покрывалом.

– Оставьте меня все и не приходите, пока я не позову, – повелел Канси слабым голосом.

Император безмолвно лежал на постели. Его рука приподнялась и стала сбрасывать с груди толстое одеяло. После долгих усилий ему удалось, наконец, сесть на край кровати и спустить вниз ноги. Он протянул руку к кисти – рука дрожала и движения ее были неуверенны. Взяв кисть, Канси обмакнул ее в жидкую тушь, растертую на тушечнице, и, напрягая усилия, написал на шелковой бумаге три крупных иероглифа: «ши-сы-цзы», что означало «четырнадцатый сын». Ослабевший император выронил кисть из руки, упал на постель и погрузился в забытье.

В это время в императорскую спальню пробрался Лун Кэдо – верный прислужник четвертого сына Янь-чжэна. Он взял лежавшую на ковре оброненную импертором кисть и на императорском завещании, которое находилось на табурете, сделал поправку. На китайском языке число «четырнадцать» состоит из двух чисел – десять и четыре. Лун Кэдо цифру «десять» переправил на иероглиф, означающий частицу порядкового числа, и тогда вместо «четырнадцатый сын» получилось «четвертый сын». Сделав такое исправление, он, крадучись, удалился.

Прошло немного времени и находившийся в полузабытьи император услышал чьи-то приближающиеся шаги. Это оказался его четвертый сын Янь-чжэн.

Канси меньше всего ожидал четвертого сына, к которому питал неприязнь. Страшная злоба охватила умирающего. Он быстро сел на кровати и задыхающимся от волнения и душившей его злобы голосом мог только проговорить:

– Что тебе здесь надо?

Янь-чжэн, увидев шелковую бумагу на табурете, молниеносно сделал несколько шагов по направлению к кровати и устремил взгляд на написанные иероглифы. Не говоря ни слова, он упал на колени перед отцом. Император поднял подушку и с силой бросил ее в распростертого на полу сына. От сильного волнения умирающий потерял сознание и, бездыханный, упал на постель.

Когда приближенные осмелились войти в спальню, то увидели на кровати холодеющее тело императора. На полу лежали подушка и кисть, а на шелковой бумаге было написано три иероглифа: «ди-сы-цзы», т. е. «четвертый сын».

Императорские сыновья были поражены, узнав о предсмертном завещании отца. Все знали: покойный не любил Янь-чжэна и у него не было никаких шансов сделаться наследником трона.

^{Император Канси}

Братья собрались на совет, чтобы решить – что же предпринять? Но не успели они разойтись, как были схвачены телохранителями четвертого сына и взяты под стражу. Так Янь-чжэн на сорок четвертом году жизни стал императором Китая под девизом правления Юнч-жэн. Стараясь замести следы мошенничества, он обезглавил Лун Кэдо, хотя последний преданно служил ему и способствовал восхождению его на трон.

Возможно, приведенный рассказ не лишен элементов вымысла, однако он присутствует в китайских источниках.

Женщина не имела права занять престол, но могла быть регентшей при несовершеннолетнем императоре и от его имени править государством.

Почти полвека, с 1861 по 1908 г., у кормила государственной власти стояла вдовствующая императрица Цыси, хотя в это время императорами Китая были ее сын Тунчжи и ее племяник Гуан-сюй.

Полный официальный титул Цыси значился: Милосердная, Счастливая, Главная, Охраняемая, Здоровая, Глубокомысленная, Ясная, Спокойная, Величавая, Верная, Долголетняя, Чтимая, Высочайшая, Мудрая, Возвышенная, Лучезарная.

^{Император Юнчжэн}

В 1925 г. в Нью-Йорке вышла в свет книга «Два года в Запретном городе». Ее автор – Дерлин, прожившая четыре года в Париже с отцом Юй Гэном, послом маньчжурского правительства во Франции, получила европейское образование, хорошо владела французским и английским языками. По возвращении в Пекин из Парижа в 1903 г. она была обласкана Цыси, выступала в роли переводчика во время визитов европейских дипломатов и за особое усердие получила титул принцессы при дворе. Ниже приводится ее рассказ о встрече с Цыси, которая о себе сказала следующее: «Я часто думаю, что я – самая умная женщина, которая когда-либо жила на свете, и никто не может быть сравним со мною. Хотя я много слышала о королеве Виктории и читала кое-что переведенное на китайский язык о ее жизни, однако я не думаю, что ее жизнь была хотя бы наполовину более интересной и содержательной, чем моя. Англия – одна из великих держав мира, но это не давало королеве Виктории абсолютной власти. Она во все времена имела способных людей за своей спиной в парламенте, и, конечно, они подробнейшим образом обсуждали все проблемы, прежде чем добиваться поставленной цели. А королева Виктория всего лишь подписывала необходимые документы и в действительности не могла судить о политике страны.

Теперь посмотрите на меня. Я имею 400 миллионов подданных, и все зависит от моего решения. Хотя в моем распоряжении находится Верховный императорский совет, призванный давать мне рекомендации, однако он всего лишь занимается различными перемещениями чиновников. Все важные вопросы я должна решать сама».

^{Цыси в молодости}

Так Цыси оценивала свою персону в управлении страной. Конечно, было бы неверно умалять государственный ум и недюжинные способности этой женщины. Даже тот факт, что в условиях феодального Китая, когда все законы были на стороне мужчин, а женщина рассматривалась как неполноценное существо, Цыси смогла оставаться первым лицом в стране столь длительное время, говорил сам за себя. И тем не менее она преувеличивала свои способности, которые замещались коварством, вероломством и жестокостью.

* * *

Хотя император обладал неограниченными правами распоряжаться своими подданными, он, разумеется, не мог сам, непосредственно управлять страной. С этой целью при императоре были созданы органы исполнительной власти.

Высшим органом, который решал наиболее важные государственные дела, был Верховный императорский совет. В него входили члены императорской фамилии и высшие сановники. Ниже следовали исполнительные органы: Императорский секретариат, Приказ иностранных дел, Чиновничий приказ, Налоговый приказ, Приказ церемоний, Военный приказ, Уголовный приказ, Приказ общественных работ, Коллегия цензоров. На русском языке чаще всего вместо слова «приказ» говорили «палата» или «министерство». Например, начальник Военного приказа, т. е. военный министр, начальник Палаты церемоний, т. е. министр церемоний и т. д.

По установившимся традициям в феодальном Китае все документы заверялись не подписью, а печатью, которая имела квадратную или круглую форму. На нижнем основании императорской печати вырезали иероглифы в старинном стиле, обозначавшие различные изречения, вроде: «Вечное житие, процветание и мир», «Воцарение – дар неба, сопровождающийся долголетием и вечным благоденствием».

Каждое казенное учреждение имело огромную печать, вручение ее чиновнику при его вступлении в должность рассматривалось наиболее важной частью церемонии. Получивший назначение чиновник обязан был иметь при себе печать; в случае ее потери он зачастую лишался своей должности.

При правительстве находились так называемые цензоры. Они имели право высказывать порицание членам императорского дома и даже самому императору. Но это не означало, что Сын неба был ответствен перед ними: критика со стороны цензора скорее являлась моральной оценкой действий императора. Если цензор решался подать правителю Китая свои советы пли выступить перед ним с какими-то пожеланиями, то он действовал в основном на свой страх, рискуя быть изгнанным или даже казненным.

Право императора на жизнь подданных и их собственность поддерживалось военной силой. Опорой маньчжурского господства были «восемь знамен» – так назывались маньчжурские войска, специально предназначенные для охраны династии. Вначале знаменные войска были объединены в четыре корпуса, обладавшие не только военными, но и административными функциями. Корпус состоял из пяти полков, каждый полк – из пяти рот. Каждому корпусу было присвоено знамя определенного цвета: желтое, белое, красное, синее. Затем к этим четырем корпусам было добавлено еще четыре, которые получили знамена тех же цветов, но с каймой.