Текст книги "Призрачный отель II. Куклы Маэстро (СИ)"

Автор книги: Василий Криптонов

Соавторы: Мила Бачурова
сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 15 страниц)

– Бред какой-то, – аккуратно высказался я.

– Да у самого мозги раком встали, – буркнул Николай. – Ч-чёрт…

Приехали мы к непримечательной хрущёвке на Краснофлотской, в нескольких кварталах от магазина. Подъездную дверь Николай, не долго думая, рванул на себя. Магнитный замок понял, простил и отпустил.

– А чё, так можно было? – обалдело спросил я.

– Можно, когда руки не под известно что заточены.

Мы поднялись на третий этаж и остановились перед металлической дверью.

– Ну, – посмотрел на меня Николай.

– Что?

– Открывай!

– Чем? Я как ты не умею. Да и замок тут не магнитный.

Взгляд Николая потяжелел.

– А, – дошло до меня. – Слушай, ну, вообще, я не уверен, насколько могу исполнять такие вещи в интересах гражданских…

– Это я тебе гражданский⁈

– Ну, мне-то – да. Если ты понимаешь, о чём я… Всё-всё, ладно! Не надо так смотреть. Отвечу если что.

Я переместился в призрачный мир. Отметил затихшие звуки и исчезнувшего Николая. Прошёл сквозь дверь, повернулся и, переместившись обратно в реал, отпер замок. Следователь ворвался в квартиру.

Комната была единственная, туда мы и вошли.

– Да твою же мать! – жалобно простонал Николай.

На тумбочке рядом со смятой постелью лежал нож. Я перевёл взгляд на стену, и меня начало тошнить. Стена представляла собой шедевр авангардистского искусства. Не удивлюсь, если кто-то за подобный дизайн отвалил бы кругленькую сумму.

Стена была исписана десятками маркеров самых разных цветов. «Шлюхи должны умирать». «Смерть б****м». «Хорошая шлюха – мёртвая шлюха».

Это то, что я успел прочитать, прежде чем отвёл взгляд.

Глава 24

– Твою мать! – продолжал сокрушаться Николай. – Ка-а-акое же дерьмо…

– А разве это не плюс? – спросил я. – Ну, в смысле, что мы нашли доказательства?

– Да где ты увидел плюс? – Судя по взгляду, Николай готов был схватить нож и ударить им меня. – Мент – серийный убийца! Нам теперь такую реформу МВД устроят…

– Ну а что, менты – не люди, что ли?

– Это вот ты такой умный. А общественному мнению только кость брось.

– Ну да. Тоже верно. Хотя меня больше другое интересует.

Николай ответил вопросительным взглядом.

– Изначально мы ведь пристроились пасти Никиту! Специально Изольду внедрили в магазин. Шли по ложному следу. Что этого вашего Семёна заставило на нас выйти вообще? Маэстро ведь наших телодвижений видеть не мог, по идее. Или Семён ему докладывался и получал указания? В открытую?.. Но для этого ему, по идее, надо было видящим быть. А он не был…

– Вот этого в душе не чаю. – Николай прошёлся по комнате, мотая головой, будто пытался проснуться. – Я обычный, нормальный человек, призраков даже в бинокль не вижу. Почему связался с вами – дело десятое. Суть та, что в потусторонщине не секу. Мне что Маэстро, что Хренестро – один чёрт. Но, вообще, если рассуждать логически, без всякой этой мути, то я бы сказал, что тут только одна рабочая версия.

– Какая?

– Крысы в хате.

– В смысле?..

– В смысле, в вашем дружном коллективе вписан шпион. Который сливает информацию. Но это, повторюсь, у нормальных людей так. Каким макаром у вас инфа сливается – это уже вам виднее… Твою мать! Ну, Семён! Ну, су-у-ука! – Николай перевёл взгляд на расписанную стену.

* * *

Дожидаясь маршрутку, я отстраненно думал, что идея обзавестись мотоциклом, как у Дениса, не такая уж дурацкая. Личный транспорт, доступный в любое время дня и ночи – это удобно.

Одной только покупкой, правда, дело не ограничится, придётся еще как минимум получить права и научиться ездить. И куда-то пристраивать мотоцикл на зиму, которая в наших широтах длится с сентября по май. А ещё всякие там регистрации, шины-бензины… Не, нафиг. В маршрутках спокойнее. Если прям совсем припрёт, такси можно вызвать. Или, может, вместо мотоцикла машину купить?..

Размышлял я лениво. И пока дожидался маршрутку, и когда в неё сел. Размышлял до тех пор, пока не понял, что думаю о машине и мотоцикле для того, чтобы не думать о словах Николая.

«Крысы в хате».

Я почувствовал, как непроизвольно сжались кулаки. Николаю, блин, хорошо рассуждать! Он на этой своей работе сколько, лет тридцать? Я столько не живу пока. И для меня предательство – это не «рабочая версия», а нечто за гранью добра и зла.

Как вообще могут предавать видящие? Как можно, предав людей, которые тебе на сто процентов доверяют, работать с душами, помогать им вознестись⁈ И, главное, кто?

Денис?.. Ван?.. Изольда?..

Нет. Не может быть. Вот просто не может быть такого, и всё.

Я говорил себе это, а в голове между тем свербело: Николай прав. Мы для него – посторонние люди, ему эмоции не мешают рассуждать логически. И чем дольше я об этом думал, тем больше убеждался, что ни от кого, кроме нас самих, Маэстро получать информацию не мог.

А Изольда для чего-то перебралась жить в личную квартиру. А Дениса вечерами в отеле не застать, шарится по кабакам и клубам. А Ван из прачечной почти не вылезает. Хотя его, между прочим, когда он там, никто из нас не видит, на технический этаж заглядываем раз в год по обещанию. Может, Ван посто говорит, что он в прачечной? А на самом деле…

– Нет! – рявкнул я.

И врезал кулаком по поручню, сидел возле самого входа.

Тётка, сидящая рядом со мной, шарахнулась. Оглядела маршрутку, увидела заинтересованные лица и заголосила:

– Совсем уже ополоумели, ни стыда ни совести! На людей кидаются средь бела дня!

Я скользнул в призрачный мир. Облегченно выдохнул – сразу стало тихо.

Маршрутка стояла на светофоре. Я прошёл сквозь закрытые двери и шагнул на проезжую часть. Добравшись до тротуара, вернулся в реальный мир. Материализовался перед молодой женщиной, катящей коляску.

– Ой, – сказала женщина.

– Вам померещилось, – сказал я. – Я тут всё время был. Просто жарко сегодня, вот и чудится черт-те что.

Сунул руки в карманы и пошёл к отелю.

«Нет, – стучало в голове. – Не может такого быть!»

Не знаю, сколько раз я проговаривал про себя эту фразу – периферически продолжая анализировать то, что было в эти дни, и всё более убеждаясь в правоте Николая.

Сколь бы ни был могуществен Маэстро, он не всевидящий. Его глаза и уши в нашем отеле – кто-то из нас.

– Не может быть, – тупо повторил я.

Войдя в отель и наткнувшись взглядом на Алину. Она стояла за стойкой ресепшена и щебетала с постояльцами.

– Чего не может быть? – заинтересовался охранник.

– Не может человек быть таким идиотом, вот что. – Я не отводил взгляд от Алины.

– Это ты про кого? – насторожился охранник.

– Да так. Друга детства встретил.

– Где?

Вот же настырный, а. Из тех людей, кому всё равно с кем и о чем болтать – лишь бы не в тишине сидеть.

– В зеркале.

Оставив охранника теряться в догадках, я направился к массажному салону. Денис, по идее, должен был находиться на рабочем месте.

Он и находился. Судя по тому, что над дверью горел красный огонёк, Денис работал с клиентом. То есть, стучать в дверь сейчас бесполезно. Если не пожар, даже слушать не станет. А пожара нет. Ну, за исключением того, что бушует у меня в душе. Значит, остается только набраться терпения и ждать.

Дверь открылась минут через двадцать. Вышла, как ни странно, не прекрасная дама. И даже вообще не дама. Вышел крепкий, спортивного сложения парень.

– Сейчас отдыхай, – напутствовал Денис. – Вечером – тёплая ванна. Или, если не лень, можешь в сауну сходить. Тогда к утру как новенький будешь. И заканчивай уже дерьмо всякое жрать! Желудок посадишь, серьёзно говорю.

Парень прогудел «спасибо», пожал Денису руку и ушёл. Денис посмотрел на меня. Протянул:

– У-у-у… Идём.

Мотнул головой в сторону кабинета.

До сих пор я сюда не заглядывал. «Дома» у Дениса, то есть в его номере, бывал не раз, а на работу он гостей обычно не приглашал. Разделял профессиональное и личное. Но сейчас, видимо, я выглядел так, что оставить за дверью рука не поднялась.

Посреди просторного кабинета стоял массажный стол, по углам громоздились лампы и какие-то приборы. Возле стены – кушетка, чтобы раздеваться, вешалка для одежды. У окна приткнулся стол с двумя стульями: один для врача, другой для пациента. Как в любом медицинском кабинете.

– Что? – плюхнувшись на стул для клиентов, спросил Денис. Мне махнул рукой на кушетку – присаживайся, мол.

Я рассказал.

Денис переварил. Высказался – долго, изысканно-матерно. За двести лет жизни словарный запас накопил немалый. Проницательно посмотрел на меня.

– Сперва решил, что это кто-то из нас, да? Не знал, на кого и думать?

– Откуда ты…

– Давно на свете живу. Не переживай, ты не один. Со всеми такое хоть раз, да случалось, закрадывалась тень сомнения. Особенно по первости. Когда корнями врастёшь, уже, конечно, по-другому всё… Но Алинка-то, а! – Денис помотал головой. – Какова сучка! Не просто так, выходит, она тогда там же, где мы, оказалась. Следила за нами.

– А почему спалилась так по-глупому? Мы ведь её не замечали.

– Потому что не все люди – умные, друг мой. Алинка и была-то – не великого ума девица. А уж после того, как Маэстро мозги промыл, видать, вовсе фляга свистанула.

– Странно. Я думал, Маэстро тех, кого подчиняет, как-то огораживает, что ли…

– Смеёшься? – Денис приподнял брови. – Для него люди – одноразовая посуда. Попользовал – выкинул. Ему важно, чтобы люди делали то, что ему нужно, побочки не колышат. Сам говоришь, мента этого Маэстро заставил напарника убить. И плевать, что посреди улицы, что выстрел два квартала слышали. Что машину кровью залило и сиденье продырявило. Что тело нашли уже через сутки и никаких сомнений в том, кто парня убил, ни у кого бы не было… Маэстро плевать хотел на всех, кого использует. Так что ничего удивительного нет. Вопрос, что нам с этой тварью дальше делать.

Я развёл руками. Мол, кабы знал, к тебе не пришёл бы.

Денис кивнул и продолжил рассуждения:

– Самое удобное – позвать сюда, на массаж. Алинка на меня давно заглядывается. Больше всего возни будет, если на камеры попадёт. А так – ничего сложного. Пережму аккуратно сосуды в паре мест; следов не останется, ни одна экспертиза не докопается. Тело Ван к ней домой отвезёт. Он это умеет – невидимкой становиться. А там уж, когда найдут её, тогда и найдут. Инсульты в последнее время молодеют, известный факт.

– Ты… с ума сошёл? – осторожно спросил я.

– А что не так? – удивился Денис. – Несчастный случай сработать тоже можно, конечно. Но возни больше будет. Ещё как вариант – разбойное нападение изобразить…

Он перебирал способы умерщвления Алины так спокойно, как будто собирался в дальнюю поездку и разрабатывал оптимальный маршрут.

– Правильно понимаю, что вариант «не убивать» ты вообще не рассматриваешь?

– Вот оно что. – Взгляд Дениса похолодел. – Нет. Не рассматриваю. Не в моих привычках оставлять в живых предателей. Но тебя к этому привлекать не буду, не волнуйся. Руки не запачкаешь. Мы с Вано сами всё сделаем.

– Да я не из-за этого, блин! Не потому, что хочу чистеньким остаться. Просто, во-первых, ничего пока не доказано. То, что Алина – предательница, наше с тобой предположение, не больше. А во-вторых, мы ведь понятия не имеем, что ей там Маэстро внушил. Может, что мы тут все на ЦРУ работаем. И что следить за нами и докладывать о каждом шаге – святой долг каждого уважающего себя патриота.

– Не была бы она изначально гнилой – ничего бы он ей не внушил! Сколько тебе говорить?

– Ну, блин. Не всем же рождаться просветленными… Давай поговорим с ней хотя бы. Как там, кстати, у Вана дела?

Денис пожал плечами.

– Раз до сих пор не прибежал, значит, никак.

– Вот. А Алина, если крыса действительно она – вдруг чего-то знает? Вдруг сможет подсказать, где он души держит?

– Одноразовая пустышка? Сомневаюсь, что Маэстро с ней откровенничал.

– В этом я тоже сомневаюсь. Но глаза у неё есть, уши тоже. Вдруг запомнила что-то.

Денис скривился и покачал головой.

– Слушай, – вдруг с неожиданной злостью посмотрел он на меня. – Вот почему мы столько лет жили спокойно, если не считать всяких стихийных вспышек, но вот появляешься ты – и мы с головой в каком-то шпионском сериале, в полушаге от полномасштабной войны?

– Ну, с войной уже проехали. Глава вражеского войска у нас.

– Что никак не отменяет существования вражеского войска! Да, тупого, да, неорганизованного. Но даже самый тупой член этого войска понимает, что без Маэстро ему грозит лишь постепенное угасание. Ради своего пророка они могут взять себя в руки и перестать быть тупыми.

– Так говоришь, как будто тупость – это выбор…

– А ты сомневался? Тупость, друг мой, это именно что выбор. Страх выходить за рамки своего мировоззрения. Нежелание допустить, что ты можешь быть не прав, или что другие могут быть правы. Человек, который понимает, что он глуп, тупым уже быть не может. Потому что он сомневается. А сомнения – всегда путь к познанию истины.

Я внимательно выслушал и обдумал этот поток мудрости, потом проанализировал финал диалога в целом и поинтересовался:

– Ты пытаешься намекнуть, что крыса – это я, что ли?

Тут стало очевидно, что такая мысль на самом деле в голову Денису не приходила. Но вдруг он с интересом посмотрел на меня, глубоко задумался, хмыкнул…

– Нет, ну нормально! – воскликнул я. – Я, значит, не щадя живота своего тут жопу рву…

Денис заржал, как долбанутый, оборвав меня.

– Отлично, пятёрка! Слушай, фраза – огонь, я запишу себе, если не возражаешь, буду использовать в диалогах с Мстиславой. Ладно-ладно, расслабься, я ни в чём тебя не обвиняю. Но просто действительно, как-то всё совпало, что с твоим появлением наша спокойная жизнь приказала долго жить.

– Когда цветёт черёмуха – это к заморозкам. Но если ты вырубишь всю черёмуху – от заморозков это тебя не избавит.

– Тонко, прекрасно, поэтично. Вообще, это у нас Ван любит в подобном ключе изъясняться. Ну, когда он в принципе склонен к разговору.

– Ван-то у себя, в прачечной? Можно к нему?

– Можно. Только сделай одолжение, не удивляйся тому, что можешь там увидеть. И не вмешивайся.

Кивнув, я слез с кушетки и двинул к двери.

– С Алиной пока ничего не предпринимаем, – сказал я напоследок. – Пока Маэстро занят, стучать ей всё равно некому.

– Есть, – кивнул Денис.

А когда я взялся за ручку двери, добавил:

– Кстати, насчёт черёмухи.

Я повернул голову.

– Аналогия прекрасная, только никто никогда не пробовал вырубить всю, если я не ошибаюсь.

В ответ на мой красноречивый взгляд, Денис развёл руками.

– Что? Круглая Земля когда-то тоже казалась бредом свихнувшегося фанатика. И до сих пор у некоторых есть сомнения.

Комментировать это я, понятно, не стал. Просто вышел.

В прачечную отправился сразу в призрачном мире. Во-первых, так проще, не надо заморачиваться с дверьми и свидетелями. А во-вторых, если Ван пытает Маэстро, то делает это в призрачном мире. Тут вообще без вариантов. Физического воплощения у Маэстро нет.

И, как показала практика, я не ошибся.

Здесь, в призрачном мире, обстановка оставалась такой же, как в реальном, но ни одна машина не работала, стояла тишина, нарушаемая лишь голосами. Спокойными голосами. Если не вслушиваться, могло показаться, будто общаются старые друзья.

Я остановился, выглядывая из-за угла, и оценил обстановку.

Маэстро стоял на коленях в цепях. Кандалы сковывали его руки, соединяли их с цепью, вьющейся по полу. Ноги также были прикованы за лодыжки. Фактически, Маэстро коленями стоял на цепи и, судя по всему, не имел возможности подняться. Для человека это была бы жёсткая пытка, но Маэстро продолжал смотреть со своей фирменной улыбочкой.

Ван, впрочем, тоже не выглядел смущённым. На этом поле сошлись двое достойных соперников.

– Мы можем провести тут сколько угодно времени, друг мой, – говорил Маэстро. – Это ничего не изменит.

– Изменит, – возразил Ван. – Души умлут. И ты станешь не нужен.

– О, это интересная игра. Значит, чтобы убить меня, вам нужно убедиться, что вы ничем не сумеете помочь душам, которые я держу в плену. Время идёт. Души умирают из-за вас. И вы в гневе убиваете меня. Но с чем вы останетесь? С сознанием, что души уничтожены именно вами. Потому что я предлагал другой вариант.

– Никаких сделок с тобой, тваль.

У Вана было четыре режима общения. Первый – молчание. Второй – два-три слова, произносимые порой вообще не к месту. Третий – складное лопотание с сильным акцентом. И четвёртый – практически идеальное владение русским языком. Ну, разве что казалось, что русский немного картавит.

Сейчас Ван выбрал третий режим. Мне показалось – а в призрачном мире интуиции и озарениям лучше доверять – что это был психологический момент. Ксенофобия всё же – какое-то глубинное чувство, в той или иной мере присущее каждому человеку. Когда тебя пытает земляк – это одно. С земляком можно договориться, убедить. А когда китаец, который повторяет русские слова, как автомат, и вообще, скорее всего, не понимает, что ты ему говоришь – другое.

На Маэстро, правда, этот приём не действовал. По крайней мере, визуально он не производил впечатления даже встревоженного.

– Зря, – покачал головой Маэстро. – Очень зря. Вы отпускаете меня. Получаете все души целыми и невредимыми, делаете с ними… Ну, что вы там делаете? Заливаете сказки насчёт вечной жизни и прекрасного Света.

– На самом деле не всегда. – Ван, заложив руки за спину, прошёлся от одной стойки со стиральными машинами до другой. – Кому-то плавда нужен лассказ пло Небеса и Свет. Кому-то – сделать движение души и отолваться от Земли. Кому-то что-то узнать или понять. Многих не понимаем мы. На самом деле мы всех не понимаем. Почему душа отклывается одному и не хочет длугому?

– Ты что – решил поболтать со мной о работе? – Маэстро вскинул брови.

Глава 25

Я такому повороту тоже удивился. К чему эти откровенности с врагом? Но Ван, похоже, твёрдо знал, что делает.

– Одно мы знаем точно. В каждой душе есть хотя бы исколка Света, иначе она бы не смогла быть. И до этой исколки можно достучаться. Можно лаздуть из этой исколки пожал. Холоший пожал.

– Прибереги пропаганду для клиентов. Мне не нужны сказки про хороший Свет. Я знаю то, о чём вы предпочитаете не рассказывать. Человек в этом Свете сгорает дотла.

– Нет, ты не плав. Не человек, но лишь его лазум. И не сголает, а ластволяется.

– А что есть человек, у которого отняли тело? Только разум.

– Лазум человека стлемится познать мил, вселенную. – Ван продолжал ходить между стиральными машинами, а Маэстро следил за ним взглядом. – Моя теолия. У каждого есть своя теолия. Вот моя. Лазум, не желающий познать, полождает пустышек. Лазум, котолый стлемится понять – наш клиент. Лазум, котолый уже понял – плосветлённый.

– Разум, который растворился – мёртвый.

– Ошибаешься. Что значит понять? Понять – значит, плинять, сделать частью себя. А если то, что ты понимаешь, больше тебя – то ты становишься его частью. Свет не зовёт к себе насильно, глупый ты человек. Иначе мы были бы не нужны. Вознесение – это когда человеческий лазум понимает и плинимает. Желтвует ничтожным лади бесконечно великого. – Ван остановился, глядя, судя по всему, на своё отражение в крышке стиральной машины второго яруса. – Бесконечно великого и благого. И каждая душа стлемится к этому. Лазум делжит. Иногда надо убедить лазум. Иногда – отодвинуть лазум. Но чаще надо говолить с душой, и тогда она сама отбласывает лазум – и летит навстлечу Свету.

– Красивая философия. Она не объясняет только сущей мелочи. Для чего людям был дан разум, если он в итоге превращается в проблему.

– А для чего бабочке дана куколка? – Ван повернулся к Маэстро. – Для чего молочные зубы лебёнку? Зачем по весне набухают почки на делевьях?

Ван замолчал, давая Маэстро возможность возразить, но тот молчал. И тогда Ван продолжил:

– Глупый лебёнок может отказаться ласти. Куколка может остаться куколкой, а почка не дать листа. Это не плекласно, а стлашно. Убить себя из стлаха стать лучше. Не сплавиться с собственным лазумом. Позол. И в глубине души каждый понимает, что это позол. Даже самый заколенелый мателиалист иногда видит во сне Свет и плачет. А плоснувшись, не помнит. Лазум клепко делжит поводья.

Мне показалось, что я слышу звук, которого тут быть не должно. Прислушавшись, понял, что не ошибся. Маэстро тяжело дышал. Ван стоял напротив, глядя ему в глаза. Стоял спиной ко мне, и я видел часть лица Маэстро.

– Что ты сейчас делаешь? – процедил Маэстро сквозь зубы.

– Свою лаботу.

– Ты рехнулся, раскосый⁈

– Китаиса уметь делать только свою лаботу, господина. Звать душа к Свету. Или готовить лис.

Ван издевательски поклонился.

– Ты никогда не доведёшь меня до вознесения! – заорал Маэстро.

– С тобой у меня много влемени. Тебя питают души.

– Такие как я не возносятся!

– Я уже возносил пожилателя, не беспокойся. Это тлудно. Но я сделаю тебе холошо, обещаю.

– Да пошёл ты! – Маэстро рванулся, почти было встал, но натянувшиеся цепи заставили его рухнуть обратно. – Прекрати это дерьмо! Со мной не пройдёт!

– Лазум бьётся в истелике, – спокойно сказал Ван. – Пливык считать себя господином. Но его сила – пшик! Иллюзия! Душа найдёт путь. Я велю. А ты вель в мою велу в тебя.

С огромным трудом Маэстро взял себя в руки. Он повернул голову и уставился прямо на меня.

– Нас тут, кажется, подслушивают, – процедил он сквозь зубы. – Этот многообещающий новичок, ну да, ну да. Ты ведь тут уже достаточно давно, парень? Слышал всё? Твои друзья решили принести в жертву пять человеческих душ. Конечно, они будут врать себе, что это выгодно, что если меня освободить, то я загублю намного больше. Но ты-то понимаешь.

– Что именно я понимаю?

Прятаться больше не имело смысла, и я вышел из своего «укрытия».

– Что в тот момент, когда ты начинаешь жертвовать людьми, оправдывая себя логикой и математикой, ты превращаешься в меня. – Маэстро оскалился в омерзительной ухмылке. – Такая у нас игра. Что случится раньше? Я испугаюсь вознесения и расскажу, где прячу души, или души погибнут, и все твои друзья превратятся в моих соратников? Конечно, они не сразу смирятся с этой мыслью. Но ни один поступок не проходит бесследно. И от этого им не отмыться. Вот такая игра. А на чьей стороне ты?

Я опустил взгляд. Это вышло непроизвольно и, по сути, ничего не означало. Но голос Маэстро звучал удовлетворённо.

– Подумай-подумай. Идиоты полагают, что мир чёрно-белый. А твои друзья пошли ещё дальше, возомнив мир чисто белым. К счастью, всегда найдётся кто-то, кто напомнит о реальном положении вещей.

– Я тебя не звал! – рявкнул, обернувшись ко мне, Ван. Глаза сверкнули злостью.

Маэстро расхохотался.

– О, ну конечно! Тебя они сюда не зовут, мальчик. Ты нужен лишь для того, чтобы рисковать жизнью – во имя того, о чём не имеешь ни малейшего представления. А что им делать, они будут решать без тебя. – Маэстро впился взглядом мне в лицо. – Они топчут эту землю уже сотни лет. Души для них давно превратились в разменную монету. Они считают их так же, как считали бы свиней на скотном дворе! Больше-меньше – вот всё, что имеет значение. Если нужно пожертвовать малым количеством, чтобы спасти большее – они это сделают, не сомневайся. У тебя не спросят. Ты для них – никто. Пешка в их игре.

Ощущение было такое, как будто слова Маэстро льются напрямую мне в мозг. Я их словно даже не ушами слышал. Понял вдруг, что имеют в виду мои коллеги, говоря «нашептывает». Видимо, именно так Маэстро подчиняет себе людей.

Для того, чтобы всего лишь встряхнуть головой, мне понадобилось немалое усилие. И ещё большее на то, чтобы крикнуть:

– Это ты – пешка! Насосавшийся чужой энергии раздутый клещ. Сам по себе, без поддержки душ, которые пленил, ты ничего из себя не представляешь!

Ван всё это время напряженно следил за мной. Видимо, понял, что Маэстро пытается меня подчинить, и в любой момент готов был вмешаться. Но не понадобилось. Я справился.

Это Ван тоже понял. И кивком указал мне на дверь.

Ну да. Я, похоже, выбрал максимально удачный момент для того, чтобы зайти. Мне бы под руку влезли, когда работаю – тоже бы взбесился. Развернулся и пошёл к двери.

– Помни о том, что я сказал, – прилетело мне в спину. – Они истаивают с каждой минутой! Им остались едва ли сутки. Сможешь ли ты жить дальше, зная, что при твоём попустительстве погибли невинные ду…

Слова оборвались. Умением ставить непроницаемый барьер обладал, видимо, не только Маэстро.

Я обернулся на Вана и напоролся на яростный взгляд. Сейчас он со мной разговаривать не будет, это ясно.

«Им остались едва ли сутки». Блеф? Наверняка. Но всё же… Ноги сами принесли меня в кафетерий.

Мстислава сидела за столом и дымила трубкой. В призрачном мире, в реальном стол был пуст. Букетик цветов подпирала неизменная табличка «reserved».

– Не знаю, – едва взглянув на меня, хмуро сказала Мстислава.

– Что? Я ещё даже спросить ничего не успел.

– По тебе видно, где ты был. Не знаю я, врёт Маэстро или нет. Сколько душ он на самом деле пленил, и сколько тем душам осталось. Понятно, что он всеми способами вынуждает нас его отпустить. Шантаж, грязная игра – это то, чем он жил и кормился всегда.

– И что нам делать?

– Ждать, – Мстислава развела руками. – Вся надежда сейчас на Вана. На то, что сумеет его дожать.

– До вознесения⁈

– Вряд ли, конечно. Такие, как Маэстро, не возносятся. Но своими действиями Ван расшатывает его. Заставляет сомневаться в том, во что до сих пор Маэстро свято верил. Он слабеет. И, было бы у нас в запасе хотя бы дня три…

– А у нас они есть?

– На этот вопрос тебе никто не ответит. Мы не знаем, что за души находятся в плену. Кто они, насколько они сильны.

– То есть, может быть и так, что…

– Всё может быть, Тимур. – Мстислава прямо посмотрела мне в глаза. – В нашей работе может быть всё, что угодно. И не только хорошее, увы.

– Ясно, – сказал я.

Собственно, больше говорить было не о чем. Расклад мне описали предельно доходчиво.

Я вышел из кафетерия. Вернулся в реальный мир. Дениса решил больше не беспокоить, с Алиной сам поговорю. Вероятность, что она даст какие-то зацепки, околонулевая, конечно. Но мы сейчас в ситуации, когда и за соломинку ухватишься.

– Э-э-э… – удивился я, подойдя к ресепшену.

За стойкой вместо Алины стояла Изольда.

– Это как? – Я дождался, пока Изольда закончит разговор по телефону. – Ты же в отпуске?

– Меня срочно вызвали на работу. Юля позвонила и сказала, что Алине стало плохо. – Изольда посмотрела на вторую девушку-администратора.

– Да-да, – кивнула та. – Она пришла бледная, измученная. Сказала, что накануне отравилась. А к обеду ей стало совсем плохо, чуть сознание не потеряла. Я позвонила Изольде, попросила подменить. Хотела Алинке скорую вызвать, но она сказала, не надо. Если не пройдёт, то из дома вызовет врача.

– А часто она болеет?

– На моей памяти в первый раз. Алинка жадная, а сейчас самый сезон. Гостей много, чаевых тоже. Она помирать будет, но на работу придёт. Видимо, ей реально очень плохо.

– Видимо… Это пройдёт? – Я посмотрел на Изольду.

– Что? – удивилась та.

А, ну да. Она-то не в курсе. Это только мы с Денисом знаем, что Алина была под воздействием Маэстро. Ну, точнее, твёрдо не знаем, но догадка такая есть. А тут ещё внезапное недомогание.

Изольда смотрела на меня вопросительно. Но как ответить на незаданный вопрос в присутствии стоящей рядом Юли, я не знал. А Юля явно не собиралась отходить. Сдёргивать Изольду с рабочего места поговорить – тоже не вариант, администраторам это запрещено.

– Да так, подумалось кое-что. Но ерунда, не срочно. Потом поговорим.

Я вышел за дверь и набрал номер отеля. К телефону подошла Изольда – сообразила, что разговор не закончен, и схватила трубку раньше Юли.

– Чем я могу вам помочь?

– Мне нужен адрес Алины.

– Хм-м. Боюсь, вы ошиблись. Мы не владеем такой информацией.

– А кто владеет?

Изольда ушла в раздумья. После долгой паузы предположила:

– Отдел кадров?.. Обычно это так.

– А где у нас отдел кадров? Что-то ни разу ничего подобного не видел.

– Попробуйте обратиться к секретарю господина Сальникова. Соединить вас?

Я не сразу вспомнил, что господин Сальников – это Даниил Петрович.

– Да, – невольно подхватил деловитый тон Изольды. – Соедините, пожалуйста.

Загудели гудки. После третьего я услышал уже знакомый профессионально-вежливый голос:

– Добрый день. Слушаю вас.

– Татьяна, здравствуйте. Это Тимур, я от Даниила Петровича. Помните, вы мне билеты на концерт доставали?

Оказалось, что помнит. Хотя я бы предположил, что скорее записывает – тоже, наверное, профессиональная фишка, мало ли когда я ещё прорежусь.

В общем, как бы там ни было, сообщение о том, что мне понадобился домашний адрес сотрудницы отеля, Татьяну не удивило. Меня попросили повисеть на трубочке, а через две минуты продиктовали адрес. Не задав ни единого вопроса, с какого бока меня это интересует. Видимо, имя Даниила Петровича работало, как пароль.

Идти и правда оказалось недалеко. От того места, где наш проспект Гагарина переходит в Большую Советскую, второй дом. Трехэтажный, старинной постройки, с арочными окнами, четырехметровыми потолками и полуметровыми подоконниками.

По съёмным квартирам я пошатался достаточно, чтобы знать: жильё в таких домах нихрена не дешёвое. Не зря Алина перед подружками хвасталась.

Ждать милости от судьбы, то есть пока дверь подъезда откроет кто-нибудь из жильцов, я не стал. Прошёл через призрачный мир, поднялся на второй этаж. И в квартиру проник тем же макаром. Попробовавшей было всколыхнуться совести напомнил, что Алина следила за мной и другими видящими хрен знает сколько и при этом совершенно не терзалась.

Когда я шагнул обратно, из призрачного мира в реальный, понял, что стою в полутемной прихожей. И немедленно включились звуки. Из комнаты доносился вой. Натуральный – так могло бы выть животное.

– О-о-ой, как пло-о-охо-о-о, – разобрал в причитаниях я. – О-о-ой, как пло-о-о-охо мне-е-е!

Прошёл в комнату. Алина стояла на коленях перед нарядным диваном – из тех, что любят ставить на подиумы в мебельных магазинах, – и билась о него головой и кулаками.

– О-о-ой, как пло-о-охо-о-о!

Рядом, на ковре в виде тигриной шкуры, лежал блистер с таблетками. И опрокинутый стакан.

Я присел на корточки, поднял блистер. Название таблеток мне ни о чем не говорило, пришлось гуглить. Успокоительное.

Алина повернула в мою сторону голову и посмотрела мутным взглядом.

– Ты чего пришёл?

Вопрос, как я попал в квартиру, её не обеспокоил. Неудивительно, в общем-то. Судя по количеству выпитых таблеток, она сейчас явлению архангела Гавриила не удивилась бы. Не факт, что вообще меня узнала.

– Пришёл сказать, что все твои беды из-за жадности. Он ведь тебе платил за то, что следила за нами и рассказывала ему, что мы делаем? Старичок такой представительный. С бородой и тростью.

– Нет. – Алина помотала головой. – Он сказал, что сам мне платить не может. Но может сделать так, чтобы Эдик давал мне деньги и покупал всё, что захочу.