Текст книги "Lvl 3: Двойник. Part 1 (СИ)"

Автор книги: Василий Криптонов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 16 страниц)

В реале, если б на студии кто-то задал такой вопрос, я бы его самолично грифом в жопу оттарабанил. Качество – это ж понимать надо. Но тут был не реал. А значит...

– Да, качество трека будет идентично оригинальному, – был ответ.

Я выдохнул. Повернулся к своим.

– Так... Одна песня у нас есть, – сказал я. – Осталось девять.

– У нас времени всего ничего, – напомнил Иствуд. – Похоже, это конец. Я предлагаю просто прийти с синглом. В конце концов, он даёт представление о лирике и о...

– Нет, ковбой, ты не понял, – перебил я. – У нас есть меньше трёх суток на то, чтобы записать и свести полноценный альбом. Вот именно такой, каким мы его и задумывали. Самый крутой альбом всех времён и народов. И если какая-то б**дь думает, что она своими действиями нас опрокинула – она жестоко ошибается. Нас нельзя опрокинуть. Наши сверхмассивные яйца – это центр, вокруг которого вращается вся вселенная, и до тех пор, пока они дают вселенной свой свет – она существует!

– Три дня? – просипел Ромыч.

– Целых три дня! – гаркнул я. – Мы будем здесь жить. Жрать. Спать по очереди, выставляя часовых, чтоб ни одна мразь не посмела войти и обосрать всю малину! Сэнди! На тебе поставки бухла и жратвы, нам понадобится много топлива. Остальные – занять места, настроить инструменты. И – начали работать!

TRACK_64

– В чём дело? – спросил жрец, который уже практически перестал на меня сердиться за то, что я убил его из арбалета. – Что опять происходит?

– Попытка суицида через импотенцию, – поспешил я ознакомить его с диагнозом. – Сюда, пожалуйста.

Рома лежал на полу. Он пытался уползти из-за барабанов, но не смог. Упал только верхней половиной, а жопа так и осталась на сиденье. Его вырубило наглухо, как Коляна в Яме, и мы с Иствудом уже час ничего не могли с ним сделать.

– Что с ним? – вытаращил глаза жрец.

– Кажется, он хотел есть, – задумчиво сказал Иствуд, который, сидя в противоположном углу, отрабатывал на басу сложный ритмический рисунок, который мы собирались реализовать в следующей песне. – Но не успел. Сантиметра не дотянулся. Теперь уже поздно, конечно, я всё съел.

– Он же полностью истощён! – воскликнул жрец.

– Дядь, ты чё, думаешь, мы его шкалы не видим? – психанул я. – Ты пацана можешь на ноги поставить? Х*й с ними, с ногами – на жопу его посади, и чтоб палками махал.

Покачав головой, жрец достал посох, сделал пару пассов над головой Ромула, и тот застонал. Тогда жрец вытащил из инвентаря флакончик с интересной жидкостью.

– Моя разработка, назвал её – «Последний сухостой», – прокомментировал он, пытаясь напоить Рому.

– А оно нам точно надо? – встревожился я.

– Другого варианта не предложу. Работает как адреналиновая бомба. Сразу предупреждаю, если организм недостаточно прокачан – может просто уйти на респаун. Советую выжать всё как можно скорее, ему необходимо выплескивать адреналин.

– Это мы устроим, – сказал я.

– Психи, – сказал жрец. – Альбом-то скоро?

– А чё, сингл зашёл? – хмыкнул я.

– Ни в коем случае. Просто поддерживаю разговор.

– На неделе жди.

– А в какой день? Просто магазин с пластинками открывается в девять, а я живу недалеко...

– В среду, – наугад брякнул я.

– Ау-а-а-а-а-а! – взревел Рома и, подпрыгнув, будто на пружинах, встал на ноги.

Волосы торчали дыбом, глаза вылезали из орбит, а что самое страшное – штаны спереди едва не лопались.

– Вау, – сказала Вивьен, которая привела жреца.

– Не «вавкай» мне тут! – пригрозил я. – Это не тебе, это мне. Рома, садись за инструмент и х*ярь, как в последний раз. Тебе, мужик, от души.

Я протянул жрецу мешочек с баблом. Тот отмахнулся и, промямлив что-то великодушное, свалил.

– Я щас десять альбомов запишу, мне по**й! – орал Рома. Ему немножко мешала орать текущая изо рта пена, но пофиг, не его вокал.

– Так держать! – рявкнул я. – Три-четыре, погнали!

Следующую песню мы записали с одного дубля, а потом я решил, пока пруха не закончилась, замахнуться уже на «Лунный отблеск».

Вот всякие охотники до советов по личностному росту рекомендуют сначала делать самое сложное, а потом уже по мелочам разбираться. Отвечаю: нихера не работает. Сделаешь самое сложное, а потом такой: «Ну, херня осталась, можно и прибухнуть». И никогда ты уже эту херню не сделаешь.

Правильный метод – сначала делать херню, а потом – сложное. На херне разминаешься, на сложном выдаёшь максималки. А прибухнуть лучше всегда.

– Я го-о-олос сорвала, – пожаловалась Вивьен, покончив с «Лунным отблеском».

– Да плевать, сегодня он тебе больше не понадобится, – ответил я. – Отличный тейк! Единственный и неповторимый. Пацаны, поздравляю, мы – мега-профи.

– Ещё! – рычал Рома с налитыми кровью глазами. – Ещё!

Мы херачили уже двое суток. Ромка и Иствуд немного спали, а я в это время занимался сведением. Готово было шесть песен, оставалось четыре. Мы прошли так далеко, что сдавать назад никому даже в голову бы не пришло.

«В Японии, – сказал Иствуд, сидя рядом со мной за пультом, – настоящий культ работы, считается, что японцы вообще не умеют отдыхать. И это действительно так. Но то, что демонстрируешь ты, вообще выходит за рамки человеческого воображения».

«Это всё ненависть, презрение к человеческому роду и подавленное желание убивать всех подряд, ковбой. На них одних и держусь».

«Как ты, обладая такой работоспособностью и целеустремлённостью, умудрился не добиться настоящей мировой славы при жизни?»

«А это уже талант. Без таланта в нашем деле никуда».

Дохерачивая очередную песню, Рома начал орать, как медведь, которому в задницу попала горящая стрела. Я сначала шухернулся, а потом, переслушав, подумал – норм. Песня дикая, и этот рёв в конце – очень даже в тему. Нехай фишечка будет.

Однако пруха на этом внезапно закончилась. Сначала у Ромы задрожали руки, потом его затрясло всего, и он сполз на пол.

– Н-н-н-н-н, – пытался он что-то сказать глядя на нас умными глазами, но ничего осмысленного выжать не сумел.

– Проклятье! Где там эта Сандра?! – заорал я.

– Несу, несу! – Дверь распахнулась, и в студию вбежала Сандра. – Господи, вы что с ребёнком сделали?!

– Расписали на троих, не видишь, что ли? – огрызнулся я. – Давай, положи ему что-нибудь. В плоской тарелке, да подвинь ближе, он не понимает. Во-о-о, Ромыч, красава! Сэнди, ты ему ещё водички налей, рядом поставь.

Рома то жрал тушёную картошку с мясом без помощи рук, то смещал морду вправо и лакал воду. Я нетерпеливо притопывал ногой. Сандра всучила мне бутерброд.

– Жри давай, – сказала. – Ты тоже, блин, работаешь до отсечки, а после отсечки хоть трава не расти.

– Сутки остались, – пробормотал я, тиская бутерброд, как сиську. – Три песни. Плюс – сведение.

– Мёрдок, не хочу тебя расстраивать, но этот на ближайшие часа четыре точно не барабанщик, – сказала Сандра.

– Б**дь, – сказал я и откусил от бутерброда.

Не успел проглотить, как меня осенило.

– На! – сунул я Сандре огрызок и подошёл к трубе. – Звука-а-а-ач! Так, по-нормальному в разные каналы писаться нельзя. Но две записи смиксовать ведь можно? Ты ж в самом начале нам какую-то херню сводил.

– Можно совмещать неограниченное количество дорожек, – согласился звуковик.

– И что нам это даст? – не понял Иствуд. – Барабанщик всё равно...

Он посмотрел на Рому, который, стоя на четвереньках и мурлыкая, продолжал самозабвенно жрать.

– Всё нам это даст, – сказал я. – Вивьен, сядь за барабаны, попробуй сыграть «Мечется где-то». Иствуд, давай этого наружу вынесем. Сэнди, миски его захвати, а то он плакать начнёт, а я это ненавижу.

Мы вынесли Ромыча в предбанник, а когда вернулись, Вивьен стучала на барабанах и стучала вполне себе сносно.

– Отлично, – сказал я. – Это такой же судьбоносный момент, как когда Мег Уайт села за установку. Пишем.

– А клавиши? – спросил Иствуд.

– Клавиши потом отдельной дорогой. Вивьен – программа, она ритм математически понимает. Лучше неё с такой задачей никто не справится.

В реальной студии, даже если все инструменты пишутся в разные дни, ты всегда можешь напялить наушники и слушать остальных. Ну, если только ты не барабанщик, который пишется первым. Но даже в таком случае барабанщик может изначально записать простой ритм, а уже потом, когда на него наложатся остальные, напялить наушники и переписать свою дорогу так, чтобы все охерели.

Здесь же наушников не было, и играя, ты мог слушать только то, что играешь ты и остальные. Соответственно, нашим единственным союзником со стороны вселенной был метроном. А единственным участником группы, у которого этот метроном был в голове – Вивьен. Я бы тоже мог сесть за барабаны, а потом попытаться записать гитару в тишине по памяти, но на это у меня ушли бы те же часа четыре, так что смысла – ноль.

– Мёрдок, доешь бутерброд, – без особой надежды попросила Сандра.

– Сандра, отвали, не видишь, мы работаем?!

Сандра вздохнула и села на пол в сторонке.

– Ну чё, «Мертвецы»? – бодро воскликнул я. – Три-четыре, раз-раз-раз!

***

Ночь. Глубокая ночь накануне назначенной стрелки с большим начальством. Я сижу за микшерским пультом и в чёрт знает какой раз прогоняю чёрт знает какую песню. Серьёзно, я уже вообще нихера не воспринимаю. Кто это? О чём поёт? Если мне скажут, что я свожу новый альбом «Металлики» – поверю. Скажут, что старый альбом Бейонсе – тоже поверю.

– Приподними тут клавиши – тонут.

Я покосился на Иствуда, который сидел рядом со мной.

– Что? – ответил тот на мой взгляд.

– Ты какого хрена тут сидишь? Всё, вали в кабак, выспись!

– Завтра нам не выступать.

– Завтра у нас переговоры.

– Не думаю, что там от меня потребуется деятельное участие, Мёрдок. А стрелять из револьвера я могу в любом состоянии.

– Ты собираешься стрелять из револьвера на переговорах с разрабами?

– Это будут переговоры с твоим участием. Я готов ко всему, в том числе к высадке инопланетян.

– Н-да...

Я сделал клавиши погромче, заодно чуток поиграл с эквалайзером.

– По-моему, то, что надо, – сказал Иствуд. – Ну что, это всё?

– Пошли покурим, – сказал я.

Мы вышли на улицу. Холодно, наверное, только я даже этого не чувствую. Вые**лся как никогда в жизни... Поделился с Иствудом сигареткой. Прикурили.

– Ты ещё что-то хочешь делать? – не отставал ковбой.

– Угу.

– Что именно?

– Хочу свои записи тоже до ума довести.

– О. Хочешь выпустить два альбома?

– Ну на**й. Конкурировать с собой же – тупо. И потом, Ромыч опять разгундится. Не. Мы выпустим двойник.

– Двойник? – вздрогнул Иствуд.

– Ага. Двойной альбом. Первая пластинка – электричество, вторая – акустика.

Иствуд через затяг обдумал перспективу. Усмехнулся.

– Мёрдок, тебе никогда в голову не приходило, что ты – святой?

– А тебе никогда в голову не приходил корпус Fender Precision Bass? – задал я встречный вопрос.

– Ты ведь уже давно понял, что сольно добьёшься куда больше, чем в составе группы. Ты – Боб Дилан этого мира, Мёрдок. Но ты изо всех сил упираешься рогом, чтобы мы не чувствовали себя обузой. Ты готов потратить трое суток без сна и отдыха, чтобы записать материал, который практически никто не будет слушать, хотя у тебя уже есть на целую пластинку песен, которые станут народными.

– Нихера ты не понимаешь, ковбой. – Я стряхнул пепел в рыхлый снег под ногами. – Я не для вас это делаю. Это – моя мечта. Рок-группа. Именно группа. Именно электрический звук. Грохот. Огромные динамики. Огромные залы. И эта огромная энергия, которая мечется между всеми нами и каждым человеком в зале.

– Может быть, – пожал плечами Иствуд. – А может быть, это ты нихера не понимаешь, Мёрдок. Пошли.

– Ты что, не свалишь?

– Нет. Помогу тебе. В таком состоянии, как сейчас, две головы уж точно лучше, чем одна.

Два окурка полетели в снег, где они исчезнут через несколько минут.

TRACK_65

– Па-а-а-адъём!

Я дёрнулся и проснулся.

Так-с, рекогносцировка. Кто я? Я – Мёрдок, самый крутой рок-музыкант в истории человечества, да заодно и других цивилизаций.

Где я? В студии. Уснул на микшерском пульте. Рядом в таком же затруднительном положении просыпается Иствуд.

Кто орал? Ага, Сэнди.

Что она суёт мне под нос? Кофе. Хорошо, очень хорошо.

– Аминь, – просипел я, взяв чашку.

– Сделали? – спросила бодрая и выспавшаяся Сандра.

Вообще, её убить хотелось. Но ведь я сам категорически на матах послал её спать. Сегодня самая лютая часть переговоров – на ней, а значит, должна быть во всеоружии.

– Не совсем, – зевнул я. – Надо ещё напечатать всё. Ну, это быстро – часа четыре.

Сандра выпучила глаза:

– Сколько?! Мёрдок, ты ополоумел?! У нас встреча через час с четвертью!

Аж побледнела, несчастная. Я вдоволь полюбовался паникой, потом достал из инвентаря пластинку и протянул ей. Сандра, мигом вернув цвет лица, с благоговением взяла нашего первенца.

Дизайн обложки, вообще, принадлежал Иствуду. Он прям загорелся, когда мы до неё добрались. Я спорил с концепцией, но Иствуд был неумолим: «Все песни здесь – они о борьбе одиночки с враждебным миром, о выживании. Так или иначе. Это должна отражать обложка! С одной стороны – средневековый антураж, с другой, мне бы хотелось, чтобы как-то чувствовалась атмосфера вестернов. Что вот, входит чужак в город, идёт по пустой улице, а на него из каждого окна недобро смотрят...»

В общем, в итоге на обложке был изображён со спины условный я с гитарой за спиной. Я шёл по улице Линтона, судя по всему, в сторону холма, на котором забита сегодняшняя стрелка (там если за крайним из видимых домов направо чуток свернуть – как раз и попадёшь на дорогу к холму). Впрочем, если приглядеться, то себя Иствуд там тоже изобразил, правда, лицо было скрыто шляпой, но пафосная поза не оставляла места для двусмысленностей.

Выполнялось всё это в интерфейсе, при помощи локального навыка, проявляющегося только в студии и называющегося совершенно не адаптированно: «Креативный доводчик». Если просто – искусственный интеллект создаёт изображение, сообразуясь с твоими сбивчивыми объяснениями.

Получилось ничего так. Внизу пиксельными буквами – отсылка к нашим виртуалиям – было написано название группы, а заодно и альбома: «Благодарные мертвецы».

Вот и всё.

– Вау, – сказал Сандра. – Просто – вау. Я в охренении. Можно эту заберу себе?

– Не вопрос, десять золотых, – сказал я.

– Мудак.

– Шлюха.

– Подпишете?

– Позже, – прокряхтел Иствуд. – Когда все будут. А то для некоторых это действие обладает какой-то совершенно особенной значимостью.

Тут я был с ним полностью солидарен. Хватит кормить Ромину мнительность. Разосраться вусмерть перед самым важным концертом – это, конечно, милая рок-н-ролльная традиция, но не обязательно же придерживаться сразу всех традиций.

– А почему две пластинки? – спросила Сандра, раскрыв конверт.

– Потому что две – лучше, чем одна, – ответил я. – Ладно. Мне нужно подготовиться к переговорам. Это процесс непростой и тщательный, просьба не мешать.

И, достав из инвентаря бутылку, я начал пить.

***

Рома за**ал.

Серьёзно.

Сначала он начал визжать на обложку и на меня. Потом – на Иствуда, когда тот объяснил, что обложку выдумал он. Тут у Ромы, по-моему, в мозгах просто перекос пошёл. Он не мог отдуплить, как человек, который не является Мёрдоком, может вынести Мёрдока на обложку.

Потом Рома увидел, что альбом – двойной, и что вся вторая половина посвящена мне одному. Тут он, по-моему, даже в трусы ссыканул от ярости. Я даже проверил, не появился ли навык, о котором я просил. Нет, не появился. Значит, показалось. Наверное.

– Да на**й мне нужна группа, в которой меня не ценят?! – разорялся Рома. – Мне по**й, я – по съ*бкам. Вив, пошли.

Но Вивьен внезапно никуда не пошла.

– Я хочу играть в группе, – заявила она.

– Слышь, ты офигела, или чё? Пошли отсюда, я сказал!

На лбу у Вивьен появились капельки пота.

– Рома, – с усилием произнесла она, – если ты прикажешь ещё раз – я, конечно, уйду с тобой. Но я буду глубоко несчастна.

– Да мы другую группу сделаем, вообще охеренную!

– Я люблю эту.

– Так тебе похер, что ли? Ты меня бросаешь?!

Ситуация накалилась, и я понял, что пора вмешаться. Я пробил Роме в челюсть, а потом склонился над ним, упавшим, и ласково сказал:

– Слышь ты, х*йло тупоголовое. Это, б**дь, наш альбом. На котором мы выложились на все четыреста процентов. Я его что – под своим именем выпускаю? Нет, б**дь, я его не под своим именем выпускаю. Если ты не заметил, даже список участников записи дан в алфавитном порядке, и я в нём всего лишь на втором месте. Больше того, я свои личные записи выпускаю под той же обложкой. Все доходы будут делиться поровну, хотя ты к этим записям пальцем не притронулся. Не нравится обложка? Да похер, давай переделаем, только после стрелки. Возьми и сам сделай, что захочешь, хоть свою морду во весь конверт захерачь и альбом назови «Передаю привет маме». Сука, как же меня дети вымораживают, это п**дец какой-то, убивал бы, честное слово.

– Во избежание повторения таких ситуаций предлагаю составить внутригрупповой документ, – сказала Сандра. – Что-то, что будет регулировать принятие решений. Например, касаемо репертуара, обложек...

– Это на**й! – сходу отверг я идею. – Это как жениться с брачным контрактом.

– Брачный контракт защищает...

– Вп**ду такую защиту! – психанул я совершенно. – Если ты в отношениях не можешь бросить на кон всё и даже больше, чем у тебя есть – тогда на**й вообще такие отношения? Дрочи х*й, е*и шлюх. Бумажками нужно жопу в сортире вытирать. Рядом со мной чтоб этого говна вообще не было.

– Устная договорённость? – вздохнула Сандра, поняв, что спорить со мной бессмысленно.

– Туда-сюда, – поморщился я. – Ладно, впредь будем советоваться.

– А мне нравится обложка! – заявила упрямо Вивьен, держа в руках экземпляр альбома. – Я гляжу на неё и чувствую одиночество, которым переполнены наши песни. И ещё – силу, которой переполнены наши песни. Тоску, боль и веру, которыми переполнены наши песни. И честное слово, если бы мы стояли все вчетвером лицом к слушателю, это было бы глупо и неуместно.

– Слушай свою лучшую половину, – сказал я и протянул Роме руку. – Херни не скажет.

– И помни, благодаря кому она всё ещё может говорить и функционировать, – добавил Иствуд. – Думай о том, где бы ты был без этого человека.

Рома не отвечал. Только сопел. И то хлеб с майонезом, как говорится.

– Так, а теперь вы все, творческие личности, подпишите мне ваш альбом, и я, счастливая, поведу вас на самые важные переговоры в ваших виртуальных жизнях! – воскликнула Сандра.

Мы подписались все. И даже Рома. Даже Вивьен, которая ненадолго подвисла (она, по ходу, раньше вообще никогда особо не писала), но всё же вывела: «Вивьен Дэй, клавишница». Остальные ограничились просто именами.

– Охренеть, – улыбалась Сандра. – Чувствую себя, как школьница, у которой день рождения.

TRACK_66

В тронном зале не было трона. Вместо него появился длинный стол. С нашей стороны стояло пять стульев, которые мы и заняли. Слева направо: Рома, Вивьен, Сандра, я и Иствуд. Сандру посадили посередине, чтобы ей было удобно вертеть на х*ю всех собеседников.

А их было не так чтобы много. Всего-то трое, и всех троих я знал.

Посередине сидел Палыч (который Чехов), слева – Федя, а справа – Доброжелатель.

– Хорошо собрались, – нарушил я молчание. – Напитки-то будут? Или каждый за себя?

Сандра пнула меня под столом и громко подумала: «Не смей тут вытаскивать бутылку!»

Да я и не собирался. Что я, дурак, что ли?

Палыч откашлялся и взял слово:

– Нам сегодня многое предстоит обсудить. Но давайте покончим для начала с музыкальной частью. Итак, руководство проекта хочет устроить грандиозную презентацию, основной частью которой будет выступление рок-группы из виртуала. Техническая возможность более чем есть. Варианта, собственно, два: либо большой экран, либо голограммы. Вчера смотрели голограммы – весьма и весьма. Это создаст объём.

– Лучше и то, и то, – сказал я.

– Прошу прощения? – наклонил голову Палыч.

– Да забей, я не обиделся. Палыч, ты концерты-то видал когда-нибудь серьёзные? Там столько народу, что караул. Из задних рядов вообще не видно, что на сцене делается. Потому стоит экран, на который работают операторы. Вот и тут так же. Голограммы на сцене, а на экране – дубли.

Палыч посмотрел на Федьку, тот кивнул и сказал:

– Наверное, нам лучше будет использовать технологию обратного погружения. Для полноценной обратной связи...

– Это наши проблемы, – перебил Палыч. – Вы записали демо?

– Демо? Ты о**ел? – вдруг тявкнул Ромыч. – Мы альбом записали!

– Я задел твои чувства? – Палыч посмотрел на Рому через пенсне. – Вижу, задел, прошу прощения. Итак, покажите, с чем мы будем иметь дело.

На столе появился граммофон. Сандра положила на него пластинку и, затаив дыхание, опустила на краешек иглу. «Комиссия» тем временем рассматривала конверт, передавая из рук в руки.

Когда из раструба грянуло музло, я почувствовал, как у меня внутри что-то расслабляется, растекается и расплавляется. Это было настолько круто, насколько вообще возможно. Чёткий ритм, сухие басы, грамотно причёсанные высоты...

Когда закончилась первая песня, Палыч выключил граммофон и почесал репу.

– Отлично, – сказал он. – Признаться, я боялся услышать что-то вроде того, что мой сын с друзьями исполняет в нашем гараже. Ненормативная лексика присутствует?

– Только за кадром, – ответил я.

– Ещё лучше. Этот экземпляр, полагаю, мы можем забрать, чтобы все, кто будет причастен к шоу, могли ознакомиться?

– Конечно. – Сандра сняла пластинку с диска и положила в подставленный Палычем конверт. – Может, мы уже поговорим о конкретике? Во-первых, что вы можете нам предложить?

– А что вы можете потребовать? – уставился на неё через пенсне Палыч.

– Понятно, что вы заработаете на этом немалые деньги. И понятно, что виртуальные деньги никак не зависят от реальных, но мы здесь на эти виртуальные живём, поэтому пятьсот...

– Мы можем предложить вам сумму в пять миллионов условных игровых единиц, которые здесь называются «золотыми», – перебил её Палыч. – Как вы их будете делить – ваши проблемы. Согласны?

Я аж при**ел. Пять лямов. На пятерых. Да это же много!

При**ели решительно все (кроме Вивьен, ей деньги были как-то по барабану), а пуще всех – мой брат, который начал подпрыгивать на месте и тихонько «нокать».

– Прошу вас, помолчите, Теодор, – сказал ему Палыч. – Вы присутствуете здесь вообще не по данному вопросу, здесь вы уже ничего не решаете. Так каково ваше решение, мисс Сандра?

– Пятнадцать, – невозмутимо заявила Сандра.

– Каждому, – добавил я.

– Ну да, и весь игровой баланс треснет, – грустно улыбнулся Палыч. – Давайте будем адекватно смотреть на вещи. Пять миллионов – сумма, которую можно выделить совершенно безопасно. Десять – с оговоркой: будет введён лимит на ежедневные расходы. Если хотите сохранить финансовую свободу, рекомендую согласиться на сумму в девять миллионов девятьсот девяносто девять тысяч девятьсот девяносто пять золотых. Без проблем делится на пять и не дотягивает до ограничения. Впрочем, можно и девятьсот девяносто девять. Лишние деньги можете пропить вместе.

– Прям убухаешься впятером на четыре монеты, – проворчал я. – Опять, как всегда, за гроши работать...

– Один миллион сразу. – На столе оказался сундук, доверху забитый золотыми монетами. – Это задаток, который останется у вас в любом случае. Ваше решение?

– Нас это устраивает, господин Мёрдок? – повернулась ко мне Сандра.

– Я должен посоветоваться с группой, госпожа Сандра. Эй, Ромыч, ну чё, соглашаемся, или ну его на**й?

– Согласны, – пролепетал Рома, которого озвучиваемые суммы просто раздавили.

– Ты подумай десять раз. Шесть нулей тебя никак не оскорбляют? А единичка перед ними? Единичка – это один, а на обложке я один. Тут же явная параллель. Давай поистерим?

– Медс, да пошёл ты на**й!

– Вивьен?

– Я согласна.

– Иствуд?

– Конечно, почему нет.

– Единогласно, – кивнул я.

Сандра проворно инвентаризировала сундук и уставилась на Палыча.

– Неплохо для начала, – сказала она. – Теперь поговорим про реальные деньги.

– Что вы собрались делать с реальными деньгами? – вздохнул Палыч.

– Мы – ничего. Но у каждого из нас есть живые родственники. И мы считаем, что было бы справедливо, если бы они получили отчисления. Подготовьте, пожалуйста, следующие документы. Во-первых, приблизительную оценку потенциальной прибыли, от которой мы сможем брать процент. Во-вторых, договор, согласно которому физическое лицо получит определённый процент от этой прибыли.

Палыч завис, а я кивнул. Да, мы это обсуждали. Пусть от нас хоть от мёртвых будет какая-то польза живым.

– Интересно, кого это ты собрался благодетельствовать? – прошипел Федька. – Мама ни в чём не нуждается, Инга тоже, а на всех остальных тебе всю жизнь было плевать.

– Инга? – повернулась ко мне Сандра.

Б**дь...

– А я в памятник вложусь, – сказал я. – Себе. Чтоб прям у тебя под окнами построили. Чтоб ты смотрел – и визжал от ярости, как сучка. По-моему, как раз в моём духе высер. Полный эгоизм, возведённый в абсолют и помноженный на вечность.

– Неожиданно, – признался Палыч. – Это необходимо будет обсудить... Мисс Сандра, я полагаю, мы можем в дальнейшем общаться напрямую. В ближайшее время вам с почтой будет доставлен артефакт, или ещё какая-нибудь ерунда для обмена сообщениями.

– Прекрасно, – кивнула Сандра. – Что по дате концерта?

– Обсуждается. Ориентируйтесь на апрель-май. Время есть.

– Репертуар вы будете утверждать? Если за этот период появятся новые песни...

– Главным образом мы настаиваем на том, чтобы не было ненормативной лексики. В остальном у вас полная свобода. Насколько я понял из прослушанного, играть вы, ребята, умеете. Основной упор всё равно будет сделан на сам факт вашего существования, а не на музыку. Люди придут смотреть на людей, живущих в виртуальном мире, так что даже если вы будете играть на расчёсках и петь хором невпопад каждый свою песню – это будет фурор. Впрочем, если музыка будет самоценной – это тоже пойдёт в плюс. Полагаю, на этом мы можем закончить основную часть. До тех пор, пока не будут получены ответы на заданные вопросы, переговоры всё равно не сдвинутся с мёртвой точки, а мы здесь все люди занятые.

– Полагаю, да, – согласилась Сандра. – Жду от вас вестей.

– Сейчас всем, кроме Мёрдока, желательно удалиться, – сказал Палыч.

– А чё кроме Мёрдока? – выступил Рома.

– Потому что сейчас мы будем обсуждать вопросы, которые касаются его и только его, – терпеливо пояснил Палыч. – Музыки они никак не касаются. Всего хорошего, молодой человек. Берегите себя. Вы слишком распыляетесь по мелочам, этак от вас скоро вообще ничего не останется.

Они встали и ушли, бросая на меня удивлённые взгляды. Дождавшись, пока за Иствудом – он шёл замыкающим – закроется дверь, я облегчённо вздохнул и вытащил бутылку.

– Ну, братцы – будем. А теперь давайте начистоту. Сколько мне осталось?

TRACK_67

Палыч откашлялся.

– Это нелепый вопрос, Мёрдок. С тобой ничего не может случиться.

– Н-да? – спросил я, оторвавшись от бутылки. – А разве я – не вопиющее нарушение ваших же законов? Ведь моё тело там не в вирт-капсуле лежит. Оно – отдельно, я – отдельно.

– Это юридически очень скользкий момент, Мёрдок, ты прав, – кивнул Палыч. – Но исходные данные таковы. Мы не имеем права уничтожать разумных существ, одним из которых ты являешься. И мы не имеем права прибегать к эвтаназии. Пока твоё тело лежит неподвижно, проблема в стазисе. Но если Иван Воронцов придёт в себя... – Палыч снял пенсне, потёр переносицу и вернул пенсне на место. – Ну, мы, всего вероятнее, понесём большие убытки. Многие вылетят из проекта. Кто-то сядет – так должно быть. И я даже знаю точно, кто.

– Я ни в чём не виноват! – вскричал Федя.

– Теодор, ты оцифровал мозг брата, не получив на то его согласия. Ты запустил виртуальную копию, пока он был жив. Ты подделал свидетельство о смерти. Провёл фальшивые похороны. На твоём месте я бы сутками молил бога об одном: чтобы твой брат тихо и спокойно скончался, не приходя в себя. Правду сказать, судя по его показателям, это самый вероятный исход. Проснувшись, он тебя попросту уничтожит. Одним движением ресниц.

– Могёт, – подтвердил я. – Я его знаю. Он псих.

– К счастью, об этом узнало не так много людей, – продолжал Палыч. – В результате невероятнейшего стечения обстоятельств... – Он окинул меня выразительным взглядом, – я оказался один на весь корпус, когда внезапно произошёл перехват видео, присланного... Доброжелателем. Да, предлагаю и впредь обходиться без лишних имён. Каждый знает, что знает, и лучше бы так всё и оставалось, ради общего блага.

– Я ведь предупреждал следить за ослом, – с горечью сказал Доброжелатель.

– А я и следил. Но оказалось, что не только я могу отдавать ему приказы.

– Что?! – хором нахмурились Доброжелатель и Палыч.

– Это чушь, ерунда и бред! – долбанул Федька кулаками по столу.

– Я ж ещё не сказал ничего, Федь.

– Всё, что он скажет – это...

– Теодор. Пусть он скажет.

И я сказал:

– Эта хитрожопая прошмандовка каким-то образом научилась принимать мой облик. Ну, внешне-то он и так – моя копия. Но он нарастил аватару волосы, взял такой же базовый шмот, сменил ник на мой. Этого, наверное, было бы недостаточно. Я не знаю, что он исполнил, что Система воспринимала его как меня. Мне приходили штрафы за е**ю транссексуалов на улице, осёл послушал его приказа и сожрал в доме всю траву, а звуковик в студии по его команде уничтожил наш почти записанный альбом за три дня до этой встречи. Я всё на Танигаву грешил, но он сам проговорился, когда появился в Митреуме. Сказал, что встретил осла. И... я тогда чутка на взводе был, но потом до меня дошло, что было не так. Когда этот дебилоид появился в Митреуме, он был моей копией. В плаще, с волосами. А потом он ненадолго исчез и появился снова, уже вот как сейчас, в пиджачке. Ну и видосик, конечно, в тему пришёлся. До меня, в целом, дошло, ага. Он-то полагал, что в реале я действительно вот-вот дуба врежу, и хотел избежать совсем уж лютых неприятностей. Обламывал меня, репутацию мне портил. Чтоб я сдался и забухал спокойненько. И тогда я буду не на виду, меня можно будет спокойно стереть, если приспичит.

Палыч медленно повернул голову к бледному Федьке. А Доброжелатель, грустно усмехнувшись, сказал:

– Ты не совсем правильно понял, Мёрдок. Стереть тебя ему не по силам в любом случае. Просто ты внезапно из маргинала превратился в городского героя. Твоя музыка стала набирать популярность. Кое-кому... – Доброжелатель усмехнулся опять, – кое-кому пришла в голову идея устроить концерт в реале. Ты оказался в двух шагах от того, чтобы стать мега-звездой планетарного масштаба, хотя сам этого ещё не знал. И это его подкосило. Он не мог позволить тебе так высоко взлететь. Вот он и пытался дискредитировать тебя, рассорить с группой. Ну а уничтоженный альбом... Это уже был акт отчаяния.