Текст книги "Малец (СИ)"

Автор книги: Василий Каталкин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 28 (всего у книги 31 страниц)

  – Ай молодцы, я думал до зимы ждать придется..., – но тут лицо Петра приняло озадаченный вид, – постой, ты говоришь в Архангельск привезли? А чего же такой крюк делали, через Москву быстрее бы получилось?

  – Так они на коче, через студеные моря шли.

  – Вот как? – Поднял брови царь. – Получается, есть путь в сибирские земли морями?

  – То, государь, тебе лучше Ваську Дежнева спросить, – выдохнул сержант, – это он с помором тем путем шел.

  – Дежнев? – Наморщил лоб Петр.

  – Так это он, мин херц, про Ваську-дурака сказ ведет, – пришел на помощь своему патрону Меньшиков.

  – А, помню, как же, и где сей отрок?

  – Так здесь он с обозом.

  За шкирку меня взяли сходу и ничего не объясняя потащили куда-то в сторону батареи.

  – Эй, служба, – взмолился я, когда меня неаккуратно приложили к дереву, – я сам могу идти, и вам сподручней будет и мне меньше на пути деревьев встретится.

  – Ты смотри Архип, – хохотнул один, – а малой-то дело говорит.

  – А ну как в бега подастся? – Тут же возразил второй.

  – С чего мне в бега? – Встрял в их разговор. – Вины за мной никакой нет, а кабы была, сразу бы в путы велели брать.

  – Ладно, шагай сам, – разрешил мне первый, и хотя второй что-то недовольно пробурчал, за шкирку больше никто не хватал.

  Идти пришлось недолго, до места, где разместился Раевский, всего две сотни шагов. А там меня поставили позади толпы генералов и их свиты, естественно, что из-за этих расфуфыренных индюков мне ничего видно не было. Однако мой чуткий слух уловил голос Петра, значит, царь здесь и его заинтересовали наши чугунные болванки.

  – Ваську привели? – Уловил я его вопрос.

  Пускать выяснение этого вопроса на самотек я не стал и громко крикнул:

  – Здесь я, государь.

  'Стадо' индюков мгновенно расступилась.

  – А ну давай сюда, – махнул рукой Петр и когда я подошел он продолжил, – то, что ржа чугун сильно не проела, вижу, а вот запальный канал все же почти прогорел.

  – Прогорел, – согласился я, – а за сколько выстрелов прогорает канал у бронзовой пушки?

  Петр повернулся к Крагге.

  – После трех сотен выстрелов, – выдал справку полковник.

  – А сколько было сделано выстрелов из этого орудия? – Тут же повернулся царь к Раевскому.

  – Больше трех сотен, государь.

  – Три сотни выстрелов за два дня боя с одной пушки? – Хмыкнул царь. – Где же мне на такую войну пороха набрать? Да и не только порох нужен, может ты чего, Васька, присоветуешь? Чего там для войны еще потребно?

  – Ты извини государь, но слышал я, что кто-то из великих сказал: для войны нужны всего три вещи, – тут я сделал небольшую паузу, чтобы люди могли акцентировать внимание, – деньги, деньги и еще раз деньги.

  Петр некоторое время смотрел на меня, осознавая сказанное, потом неуверенно хохотнул, а через пару секунд стал безудержно хохотать:

  – Вот же сказал стервец, – вытирал он выступившие слезы, – и ведь не поспоришь.

  – То не я сказал, – попробовал отбояриться от сомнительной славы острослова, – то великие люди рекли.

  – Ладно, ладно, – махнул рукой царь, – верю, но вовремя сказанное слово, тоже немало стоит. Пойдем в шатер, кое о чем расспросить тебя хочу.

  Домой я отправился вместе с тобольским отрядом казаков, нужно было спешить, уже декабрь месяц, а мне надо успеть пробраться туда до январской стужи. Что-то у меня все время выходит дальняя дорога с зимними приключениями, пора менять такой режим, а то ведь, хоть к холодам Васькино тело и привычно, но слишком часто испытывать экстремальные нагрузки ни к чему.

  В пеналах у меня лежали письма к воеводе тобольскому, красноярскому, братскому и, естественно, иркутскому – на войну срочно требовались пушки, и казна готова была платить за них большую цену, но царь не был бы царем, если бы не пытался поделить тяготы войны с окраинами. Поэтому вез я вовсе не радостные известия местным управителям, а приказ организовать доставку еще восьми десятка орудий за счет местной казны. Под это дело уже можно было строить планы на постройку волока из Енисея в Обь и восстановление волока через Ямал, тогда летнюю навигацию можно было бы продлить уже до трех месяцев, что для Сибири было немало. По-прежнему камнем преткновения, в прямом смысле этого слова, оставались Братские пороги, но если дела так пойдут и дальше, то года через три можно будет взяться и за спусковые шлюзы на братских порогах, а тогда стоимость доставки груза в восточную Сибирь резко снизится, и наша продукция получит выход на европейский рынок. Надеюсь, как раз к этому сроку Петр сумеет решить вопрос со шведами. Цена за чугун пока осталась прежней, что для нас было чуть ниже уровня рентабельности, а потом, после денежной реформы Петра станет совсем убыточной, но зато были у меня и другие бумаги, которые снимали все барьеры на производство практически любых товаров, если они не входили в список казенных поставок. А еще давалось право на откуп двух сотен семей по весне, для переселения в земли иркутские. Теперь развернемся.

  Да. Забыл еще кое о чем сказать. Так как ехал я домой через Москву, то не удержался и навестил Катерину, после того как Патрик Гордон не стал нарушать ход истории и почил в точно отведенный ему небесами срок, наследницей построенного адмиралом нового дома-дворца оказалась она. А это говорит о многом, и в частности о том, что история окончательно свернула со своего прежнего пути.

  Дела учебные и житейские

  Объем работы, сваливаемый на меня, возрастал в арифметической прогрессии, и это как-то не радовало, а все началось с того, что изготовление станков стало становиться на поток, и каждое новое изделие было намного сложнее предыдущего. Пока хватало мела, черненной доски и макета для того, чтобы мастера хоть немного представляли конструкцию, все было нормально, но пришло время, когда объяснить 'на пальцах' стало невозможно. Во весь свой немалый рост стала задача по повышению технической грамотности работников, а для этого сначала требовалось научить людей грамоте обычной.

  Игнатий встретил идею в штыки:

  – Делать больше братии нечего, как в учение твоих мастеров брать. – Оскалился он на мое обращение. – Лучше бы закон божий учили, да про Бога не забывали.

  – Так кто же его забывает? – Возразил я. – Все с молитвой делается.

  – Как же помните вы, совсем деньги глаза застили, – проворчал настоятель, – давеча отчиму твоему намекал, чтобы на богоугодные дела средств ссудил, так он ни копейки не дал.

  – Да как же не дал? – Даже подпрыгнул от возмущения. – Сиротский дом построили, школу для мальцов, дом для больных заложили. Теперь вот просим братию в обучении помочь, не бесплатно же, за то с монастырскими тоже заводской продукцией рассчитаемся.

  Вообще-то, и сиротский дом, и школа вовсе не были благотворительностью, это люди считали, что мы с отчимом умом тронулись, три раза ха-ха, здесь как раз преследовался чисто меркантильный интерес, учеба и забота о сиротах вовсе не были бесплатными. Вся эта масса молодежи садилась на плотный крючок, и чтобы соскочить с него требовалось вернуть все до копейки, а долг со временем становился неподъемным. Естественно если молодой человек связывал дальнейшую судьбу с нашим производством, этот долг потихоньку должен был списываться и полностью он должен был списаться лет через десять – пятнадцать. Ну и куда после этого человек денется? Многие сразу закричат о моей меркантильности, мол, стяжатель, народ закабаляешь, но на это я могу ответить только одно, время такое и до таких условий, которые нами предлагаются человечеству еще идти и идти тернистыми тропами дикого капитализма. Больница тоже суровая необходимость, не приведи Господи, какая зараза на завод проникнет, это же все, конец света, Армагеддон. Мастера в округе так и не поняли что за этим последует, они пока еще потешаются, но время идет и им все труднее и труднее вести свое дело, так как свободного люда в округе нет, совсем нет.

  – То с монастырскими, – снова завел свою шарманку Игнатий, – а в слободе людей уже много живет, но молельный дом один на всех.

  – Так это, что, на новую церковь деньги требуются? Тогда заводу тяжело в одиночку еще и эту стройку поднимать, нужно денежный сбор объявлять.

  – Так где ж тяжело-то? – Хмыкнул настоятель. – Сами то вона какие цеха подняли, по пять саженей в высоту, да все стеклом застеклили, а про храм божий забыли.

  Такс, понятно, оказывается, нашего святого жаба давит, ясно, что не из-за личных меркантильных интересов, но нам-то от того не легче. Но так дело не пойдет, такие дела должны всем миром устраивать, и дело здесь вовсе не в том, что нам жалко денег, построить деревянную церковь не так уж и дорого, важен сам принцип причастности людей к великому делу. А то раз возьмешь на себя, второй, а потом все будут считать, что ты уже и обязан. Однако Игнатия уговорил, не злой он, понятно, что за свое больше болеет, чем за наше, но, в конце концов, убедил, так что школу для мастеров открыли и теперь четыре часа из одиннадцати, все работники проводят в цеху, изучая грамоту. Естественно никаких столов и тем более парт для такой учебы предусмотрено не было. Люди сидели на лавках в нескольких цехах и старательно заучивали слоги, из которых составляли слова. Причем время учебы шло в зачет работы, за которую завод оплачивал, потому нерадение приравнивалось к невыполнению урока, а за это могли и серьезно оштрафовать. Вот так-то, а ежели кто возмущался, а такие были, то с ними разговор вели короткий – тмутараканьский уголек требовался все в большем и большем количестве.

  Но то, что сейчас делалось это только малая часть дела, нам срочно требовалась бумага, берестянки, которые для нужд завода заготавливались тысячами, уже не удовлетворяли условиям, требовалось срочно организовать выделку бумаги, а производство то хлопотное и довольно таки для природы вредное. Однако другой альтернативы не было, но все же решил пока обойтись без сульфатного процесса, пусть бумага первое время будет и похуже качеством, зато нагрузку на природу сделаем меньше. Производство сразу ставили на вырост, чтобы года через три не пришлось все кардинально переделывать, станы для получения щепы, и выделки бумажной массы с виду не впечатляли, но производительность их для этого времени была огромной, за месяц они могли обеспечить сырьем выработку сорока тонн бумаги. И клей, процесс изготовления костяного клея хоть и не сложный, но муторный и не особо приятный, в смысле запаха. Трудности трудностями, но к середине лета мы начали отлаживать процесс изготовления бумаги, сразу естественно ничего не получилось, лишь спустя два месяца мучений выдали первую партию бумаги приемлемого качества, а еще через два бумага перестала быть дефицитом не только в иркутских землях. А технологию выделки карандашей приемлемого качества, пришлось отдать в семейные дела нескольких красноярских семей, потому как производство это пока еще требовало много ручного труда и нам совсем не подходило. Почему семей для того подрядили несколько? А для того чтобы между ними возникла конкуренция, это не даст им почивать на лаврах, извечный бич монополистов.

  Пришли и известия о ходе северной войны, причем благодаря переписке с Екатериной у меня они были гораздо полнее, чем у воеводы. Петр к весне Нарву все-таки взял, не смог Карл выдержать противостояния, даже когда шведы получили подкрепление, их положение не улучшилось. Попытка навязать новую битву русским не увенчалась успехом, Петр сначала заблокировал малую крепость, а когда лед сковал реку, направил конницу Шереметьева на другой берег и дал ей порезвиться в тылах неприятеля. В конечном итоге, оказавшись без поддержки флота Карл был вынужден отправиться к Риге, чтобы снять осаду, но имея на 'хвосте' русские войска разгромить противника не смог, он был вынужден засесть за крепкими стенами и ждать наступления весны. Скорее всего, сейчас полным ходом идет летняя военная компания, но нам об этом будет известно не скоро.

  Еще в этот год пришлось заложить дополнительно зернохранилища, это таким образом с нами стали рассчитываться за лизинг плугов, мы ведь их раздавали в хозяйства на очень льготных условиях, вот и получилось, что когда подошел срок 'расплаты' к нам потянулись обозы. О том, что год будет урожайным, мы уже знали, поэтому амбар построили не один и размеры их были неприлично большие и все-равно заполнили их полностью. Хитрые хозяева смекнули, что раз год урожайный, то нечего заморачиваться самостоятельной реализацией зерна, проще будет свезти излишки на завод в счет уплаты за новый сельскохозяйственный инвентарь. Тут уже возник другой перекос, хлеба в Иркутске стало много, но продать его в Забайкалье мы не могли, так как денег на содержание всех казаков у Нерчинского воеводы не было. Благотворительностью заниматься в таких условиях было категорически нельзя, я уже говорил, стоит пару раз сделать что-то на бесплатной основе и все уже считали такое дело обязательным. Выход нашли быстро – цинк. Технология получения цинка не так уж и сложна, главное внимательно следить за температурой во время конденсации паров цинка. Тут надо сказать, что вначале я здорово промахнулся, не учел бедственного положения забайкальцев, как мне потом рассказали, на месторождение рвануло все дееспособное население. Дым от печей, вырабатывающих цинк, стал виден за многие километры, и только с наступлением холодов это безумие прекратилось. В итоге я стал обладателем двадцати пудов цинка, теперь мне доступна не только оцинковка железа, но и изготовление латуни, хотя о последнем сильно распространяться не стоит, уж слишком сильно своим блеском латунь золото напоминает.

  Зимой получил сообщение от Михайло, прошлым летом пробиться через Карское море ему не удалось, рано забило льдом проход между островами, еле успел выскочить назад, пройти через волок Ямала тоже не получилось, судно не смогло пройти до озера по той маленькой речке, требовалось существенно расширить русло, поэтому пришлось вернуться в Печору. Этим летом, если не получит от меня сообщения то опять попробует прорваться в Енисей, но если не получится то вернется в Архангельск и будет искать там заказы. Двигатель уже два раза серьезно ремонтировали, причем выработку в цилиндре выравнивали хонами, так же уже наблюдается серьезная выработка на ползунах двигателя, но пока еще разрез на бронзовых втулках не сомкнулся. Что же неплохой двигатель получился, по крайней мере, один сезон он отходил без особых проблем, следующая изготовленная нами партия двигателей должна прослужить вдвое больше. Отписал ему, что если есть возможность пусть продает корабль и возвращается, для него здесь найдется кое что получше.

  А ямальский волок нужно осваивать, без него нам придется туго, проход в Карском море это лотерея, то ли будет, то ли нет. Кстати, этим летом на Падунском пороге одна из артелей подрядилась поставить канатный спуск, дабы можно было с его помощью потихоньку спускать дощаники задом вперед. Для этого вдоль опасного места на реке натягивался канат, дощаник разворачивался против течения, цеплялся с помощью специального тормозного устройства за канат и потихоньку спускался до относительно безопасного места, а дальше уже своим ходом. Пока они попробуют свою задумку на самом опасном пороге, а если получится, обустроят еще три и Ангара станет судоходной, правда только в одном направлении.

  Я откинул карандаш и посмотрел на свои художества – вот оно наше будущее, именно благодаря ему мы сумеем связать Сибирь с европейской частью России, двигатель внутреннего сгорания, предполагаемая мощность пятьдесят лошажьих сил, принцип работы болиндера. В отличии от парового двигателя сделать его будет гораздо труднее, тут много проблем, которые предстоит решать по мере изготовления, процесс длительный, но начинать нужно его сейчас, и вполне возможно года за три сумеем выйти на финишную прямую. Потянулся и посмотрел на часы, да сподобились, сделать их оказалось вовсе не сложно, детали изготовлены с такими допусками, что непонятно как они вообще могут работать, но работают, отсчитывают время и точно отсчитывают, главное точно подобрать длину плеча маятника. Надо будет потом еще бой на три голоса поставить, тоже ничего сложного, а людей завораживает.

  Пойду-ка я в ткацкий цех, ныне там отрабатывают работу первой пары станков, пока нормальной работы не получается. Зря в прошлом году подрядил на это дело Глафиру, въедливая девушка оказалась, мастера уже голову в плечи втягивают, когда она в цехе появляется. А может быть и не зря, у меня бы терпения не хватило столько времени выискивать недостатки и шпынять мастеров до полного их искоренения, не мастеров, конечно. Цех встретил меня шумом и толпой, которая любовалась работой станков.

  – Второй день без остановки работает, – подскочил ко мне Лукашин, тот мастер, который отвечал за наладку, – только успеваем челнок заправлять, уже за сорок аршин соткали.

  -А второй как? – Смотрю на возню Глафиры.

  – Второй тоже скоро в работу пойдет, – отозвался мастер, – зажимы нити основы рвут, никак отрегулировать не получается.

  Да с нитями беда, поздно сообразил, что процессу кручения нитей нужно уделить больше внимания и вот результат. Но процесс отладки технологии идет и, судя по сегодняшнему триумфу, мы близки к прорыву в ткацком деле, скоро, ой скоро парусина начнет движение на запад и всяким англиям и голландиям придется здорово утереться, или вводить для своих протекцию. А вон в углу стоит и большая крутильная машина, пытаемся наладить выделку канатов, тоже очень нужное дело и тоже в будущем экспортный товар. Ага, Глаша вновь запустила станок, понаблюдала за его работой пару минут и махнула рукой другой девчонке, которая быстро стала не ее место, млея от важности – такое большое дело доверили.

  Смотрю на Глафиру, мда..., однако надо девушку отсюда вытаскивать, за эти безумные дни у нее даже круги под глазами образовались. Всё, отправлю ее отсыпаться, а завтра на природу, устроим пикник с рыбалкой, мужикам удочки, дамам мороженное. Думаете заскок у меня? А вот ничего подобного, мороженное у нас действительно есть, этой зимой заложили еще один большой ледник, а дальше все просто, смесь сливок добавление сладкого сиропа немного тертого ореха, все охлаждаем с помощью льда, потом добавляем в лед соль и спустя час нежный розовый ореховый пломбир готов. Есть при этом и небольшой секрет, просто так сливки заморозить трудно, так что добавление небольшого количества желатина резко ускоряет этот процесс.

  Быстрое течение Ангары проносит мимо нас какие-то щепки и куски коры, это мужики где-то выше по течению ладят плоты, самое время для заготовки леса, летнего тепла еще будет много, так что сплавленный лес загонят в Иду и там вытащат на берег для долгой сушки под навесами, как раз к холодам он успеет хорошо просохнуть.

  – Вась, у тебя же клюет, – слышу удивленный голос Дашки.

  Да, действительно клюет, резко подсекаю, и на крючке трепещется достойный хариус. Сестра в восторге, она с визгом кидается к добыче, а Минька в это время с завистью смотрит на мой улов. Не получается у него рыбная ловля, вроде бы делает все так же, а вот обходит его хитрый хариус стороной. Ладно, хватит мне рыбалкой баловаться, пойду, посижу с умным и многозначительным видом в компании, дабы все прониклись моей загадочной мудростью. Тфу ты, лезет же такое в голову. А вообще, хорошо! Давно надо было вот так съездить всей семьей к реке. У расстеленной на траве широченной рогожи суетились мать с отчимом и семья Данилы Рябого. В отличие от Глафиры и Лисаветы, которые с удовольствием возилась, накрывая поляну, Дашка с Минькой больше тяготели к несемейным делам, оно и понятно, это я насмотрелся на дальние дали, и мне хочется иногда уюта, а им наоборот надоели стены до отрыжки, хочется больше свободы и простора.

  – Эх, с погодой-то как угадали, – высказал я свое довольство и рухнул на край рогожи, – и солнышка вдоволь и ветерок все комарье сдувает.

  – Ага, – соглашается мать, – в иной день лишний раз к реке из-за кровопийц не сходишь, а тут благодать.

  – Вась, ты говорил, что колбасу брал, не нашла я ее. – Это уже Глафира, никакого восхищения природой, все серьезно, только по делу. Я знаю, что на самом деле она натура увлекающаяся, в какой-то мере возвышенная, но панически боится это показать, а потому все строго по делу. Со временем это пройдет, а пока пусть будет так, как есть, все мы должны пройти определенный жизненный этап во взрослении.

  – Лень подниматься, – млею, глядя на облака, которые плывут по небу все также, как и будут плыть три века спустя, – и не смотри на меня так, все равно моя лень сильнее, и пока все не соберутся, я никакой колбасы искать не буду.

  – А кого еще ждем? – Усмехнулась девушка. – Вон Дашка с Минькой сюда идут, так что давай, пошевеливайся.

  – Глаш, – позвал я, глядя на облака, – а ты можешь представить себе, что спустя многие годы, человек поднимется выше этих облаков. И даже еще выше, туда, где нет воздуха, чернота бесконечного пространства и только звезды будут мерцать в бесконечной бездне вселенной.

  – Да как же он туда поднимется? – Рассмеялась Глафира. – Крыльев Бог человеку не дал. И как это воздуха нет. Воздух везде есть.

  Вот так, ты ей о бесконечности вселенной, а она тебе про прозу жизни, оно и правильно, нечего в эмпиреях витать, пора и приземлиться.

  Лакомство которое достал вместе с колбасой как всегда вызвало радостный визг малышни, ну и взрослых не обидели, Асата с Данилой сразу присосались к пиву. Потом веселились, разучивали песни моего времени, переделанные в соответствии с требованием времени этого. Неплохо отдохнули.

  ****

  Мартин осторожно вложил свернутую золотинку в малюсенькую чашечку из меди и сверху накрыл ее капелькой канифольного клея. Так, с капсюлями закончил, теперь надо оставить их на просушка а завтра испытать на доработанных под капсюль ружьях. Если все получится так, как и было задумано, то стрельба станет намного надежней и точней, ведь теперь не придется, перед тем как спустить курок, закрывать глаза и отворачивать лицо в сторону, боясь обжечься порохом с запальной полки.

  Когда Васька совершенно серьезно потребовал от него сделать гремучую ртуть, Мартин решил что его наниматель просто тронулся умом, но со временем ему пришлось убедиться, что этот молодой человек никогда не строил несбыточных планов. Все чего он задумывал, делалось, причем делалось быстро, вроде бы, когда он планировать сделать токарный станок, а прошел всего год, и в цехе их работало уже пять, прошло лето и прибавилось еще три. А паровой двигатель? Это же чудо, нельзя сказать, что Мартин никогда не слышал о движении пара, но то воспринималось как курьез, безделушка, не имеющая никакого практического применения, а тут прошло времени всего ничего, а паровиков в данный момент выделывалось целый десяток. И такой же десяток судов строился на иркутских верфях, кораблестроители сразу смекнули какие возможности получают корабли, способные двигаться против течения с помощью пара.

  Сделанные капсюли на следующий день были испытаны и к удивлению всех, только один из десяти выдал осечку.

  – Замечательно, – радовался Васька, – теперь можно начать строительство капсюльного цеха. Так как там будет изрядное количество гремучей ртути, то такой цех требуется закрыть земляным валом.

  – Зачем, дорого, – тут же возразил Мартин, – люди будут несчастны, работать в яме плохо.

  – Ага, – хохотнул парень, – а будут они счастливы, если, не дай Бог такому случиться, цех загорится?

  – Найн, это нельзя.

  – Вот и я про то, – кивнул Василий, – от огня беречься будем обязательно, но и предусмотреть такое тоже обязаны. Ну ладно, гремучую ртуть мы сделали и технологию выделки капсюлей отработали, но это только начало.

  – О, майн год ! У тебя есть что-то еще? – Тут же, как охотничий пес, встал в стойку Мартин.

  – Есть, – кивнул парень и прищурился, – только дело это очень опасное, вещество которое мы будем выделывать сильнее пороха во много раз и при малейшей неосторожности беды не миновать.

  – Так это тоже гремучий ртуть, – сдулся химик-недоучка, – я предполагал, что это будет что-то другой.

  – А оно и будет другое, и делаться будет из мыльного масла, которое мы будем называть глицерин, – принялся Васька разъяснять суть нового дела, – но делать его надо с помощью масла селитряного, которое получим из селитры с помощью масла купоросного.

  Мартин в сомнении покачал головой:

  – Откуда ты знаешь? Никто еще так не делать.

  – 'Есть многое на свете, друг Горацио, что и не снилось нашим мудрецам' – расхохотался парень.

  На что немец совершенно серьезно ответил:

  – Я не Горацио, я Мартин.

  – Тьфу, – Васька махнул рукой, – так к месту фраза подошла, а ты все испортил.

  Ответом ему было многозначительное молчание надувшегося немца.

  То, что получаемое в результате смешивания трех маслянистых жидкостей вещество чрезвычайно опасно Мартин имел возможность убедиться уже через неделю, когда что-то в реакции пошло не так, смесь начала быстро разогреваться и они вместе с Васькой быстро выскочили за дверь. Успели, в результате резкого хлопка, смесь кислот разлетелась по всему боксу и Мартин смог представить себе, что бы было, не успей они покинуть это помещение вовремя. Дальше работы шли еще осторожнее, в конечном итоге технология производства гремучего глицерина была отработана, но делать завод для его выделки Васька не стал, назвав это тупиком. Но вот дальше он принес резко пахнущую жидкость, полученную при возгонке угля, и назвал ее 'толуол', а сам процесс смешивания ее с кислотами нитрирование.

  Экспериментов пришлось провести много, прежде чем удалось выделить немного некой желтой жирной на ощупь субстанции, и Васька был на седьмом небе от счастья. В отличие от своего работодателя Мартин этой радости не разделял, он никак не мог понять назначение полученного вещества, отношения его ко всему этому изменилось только тогда, когда небольшое количество этого вещества с грохотом раскололо каменную плиту, на которой проводили испытание.

  – Это есть величайшее изобретение, – воскликнул он тогда.

  – Это изобрели давно, – усмехнулся парень, – мы только повторили то, что до нас уже делали много раз. Но мы получили мало тротила, а его требуется много, вот этим делом ты и займешься. Нам нужно получить много купоросного масла, организовать выделку олеума, купить достаточное количество селитры, и построить завод по выработке тротила. А потребуется его много, десятки тысяч пудов.

  – Мы не купим столько купрум масла.

  – А кто сказал, что мы его должны покупать? – Усмехнулся Васька. – Сами должны научиться выделывать, нам это должно обходиться много дешевле, чем везти его из далека.

  С этого дня Мартин и занялся этим делом, и надо сказать работы двигались довольно споро.

  ****

  Митяй, проклиная свою непутевую жизнь, шел домой, сегодня его и еще троих таких же неудачников общество отдало на поселение в Сибирь. Как сказали, по царскому указу набирают крепкие семьи для отправки в земли Иркутские. А какая у него крепкая семья? Он сам да молодая жена, даже прикопить для жизни ничего еще не успели, проще говоря, избавляются от таких неудобных, как Митяй. И кто его тогда дернул за язык? Другие-то промолчали и вот он результат.

  – Да как же в такую даль-то, пропадем! – Сходу заголосила жена. – Пожалели бы детей малых!

  Да, детей было жалко, старшему всего пятый год пошел, а младшая только-только ходить научилась. И как же с ними теперь в дорогу? Хорошо еще, что общество обязано было крестьянина в путь снарядить, дать не старую лошадь, выделить крепкую телегу и снабдить доброй одежкой, а так совсем худо бы получилось, хоть ложись за околицей и помирай сразу, все ж без мучений будет. Однако, полностью отдаваться унынию Митяй не стал, наоборот у него появилась даже злость на сельчан – раз вы так со мной, так и я с вами также:

  – Ты какую лошадь мне предлагаешь, она уже половину зубов съела, – рычал переселенец на старосту, – она и половину пути не пройдет, околеет где-нибудь на первой неделе. Сказано, лошадь должна быть не старой.

  – Да чего же она старая-то, – возмущался староста, – еще года три ей работать.

  – Путь сибирский тяжел и труден, поэтому и лошадь нужна хорошая.

  – Тьфу, – староста волком смотрел на Митяя, но прав переселенец, и дьяк с приказа на его сторону в случае чего встанет, так что придется давать лошадь получше. И это только лошадь, а еще телега, одежда...

  В результате долгого спора переселенец выбил у общества все, что было положено по указу и даже сверх того, что могло еще пригодиться в пути. Отправлялись в дорогу поутру в четыре семьи, под угрюмое молчание соседей, чуть отъехав со двора, Митяй остановился, повернулся в сторону дома, широко перекрестился с поклоном и двинулся дальше. На этом его прежняя жизнь закончилась, а как она повернется дальше неизвестно.

  За неделю дошли до Тулы, здесь переселенцу выписали новую подорожную и влили в большой караван, телег на пятьдесят, таких же, как и он сам бедолаг. Скрип колес, крики детей, ночные костры, да окрики охраны из казаков становились неотъемлемой частью жизни на долгие месяцы пути.

  До иркутских земель добрались только к концу августа, однако сам город посмотреть не дали, перед рекой Иркут караван разделили, часть отправилась выше по течению реки, чтобы где-то там основать деревню, а других переправили на другую сторону, провели вдоль реки Каи, и дальше дорогой по левой стороне Ангары.

  – Вот здесь и будете жить, – сообщил казак переселенцам, остановив всех при въезде на улицу с недавно построенными домами, – место здесь землей богатое, на всех хватит.

  Дабы не было никому обидно, дома распределяли по жребию и Митяю достался дом третий от края, в самый раз, как он бы и хотел. Сняв с ворот заклад, крестьянин распахнул створки и загнал лошадь во двор теперь уже своего нового дома. Животина, почуяв, что на сегодня трудовой день закончился, фыркнула и нетерпеливо покосилась на хозяина, ожидая, когда ее начнут распрягать. Однако сейчас Митяю было не до нее, ему срочно приспичило осмотреть дом, все остальное может и подождать. Сенцы встретили любопытных светлыми стенами ошкуренных бревен, циклёванным!!! полом, короткой лавкой чуть дальше от входа, со стоящей на ней небольшой бадьей для свежей воды и небольшим окошком со вставленным стеклом. Стеклом?! Крестьянин вздрогнул от неожиданности, заводя лошадь во двор, он видел окно, но ему и в голову не могло прийти, что там может быть вставлено стекло, не мешкая он и тут же рванул дверь в дом, спеша глянуть на окна, внутри его встретил яркий свет солнца, который изливался в два широких окна, с двойными стекленными рамами. Митяй вытаращил глаза и быстро перекрестился, этого не должно быть, слышал он, что стекло жутко дорогое, и не всякий боярин может позволить себе стеклить окна в доме, а тут на тебе. А еще он слышал в Тобольске, что в иркутских землях живут неплохо, но чтобы так 'неплохо', даже представить себе не мог.