Текст книги "Малец (СИ)"

Автор книги: Василий Каталкин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 29 (всего у книги 31 страниц)

  – Смотри, здесь и печь большая сложена, – ахнула жена, войдя следом в дом, – только дров я нигде не видела.

  Успокоился Митяй довольно быстро, он сразу догадался, что никто ничего ему бесплатно не предложит, а значит, придется отрабатывать, ну и пусть, какая ему разница, разве он когда ленился, вся жизнь в работе. То, что теперь придется еще и дом отрабатывать, ничего не меняло, все одно больше чем он сможет, с него не возьмешь. В тот же вечер к нему пришел местный староста, отметил у себя в бумаге, кто кроме хозяина будет еще проживать в доме, и объяснил что полагается переселенцу и насколько возрастет его долг. Потом посоветовал не стелить на пол солому, так как плахи на пол пошли вощеные, а потому следует поддерживать в доме чистоту и посоветовал для освещения в доме взять у него 'на складе скипидарную лампу, чтобы не коптить лучиной'. Однако наслаждаться новым домом крестьянину было некогда, уже на следующий день были отмерены участки земли и люди стали их быстро готовить к пахоте, конечно, все в этом году вспахать не получится, но и того что будет достаточно, нужно торопиться, рожь до морозов должна успеть укорениться. С большими пнями, которые остались на участке Митяй воевать не стал, будет еще время, он только обрубил большие корни да вспахал землю вокруг железным плугом, который ему записали в аренду от иркутских заводчиков. Хороший плуг, даже особо направлять не требовалось, сам шел куда надо, кто привык к сохе, поймет, дерн резал легко, а мелкие корни только хрустели прорезаемые острым лезвием, несколько проходов вдоль и поперек и земля уже готова к принятию зерна. Когда сев закончился, работы не убавилось: надо успеть накосить сена, хоть оно будет и плохоньким под осень, но все же подмога; заготовить дров на зиму, опять же спасибо заводчикам есть пила и топор; набрать мха, чтобы дополнительно законопатить щели между бревнами, а то сделано было все на скорую руку. А еще требовалось прикупить в кредит сена и овса, закупить рожь на зиму для пропитания, и овощей, на первое время, да много чего, чтобы без бед прожить суровую сибирскую зиму. Когда зимними вечерами Митяю удавалось урвать для отдыха чуть больше времени, чем нужно было для сна, он вспоминал свою прежнюю жизнь и сравнивал ее со своей сегодняшней, и хоть с обществом жить было проще, но сравнение было все равно не в пользу жизни прежней. Крестьянин уже прикидывал, насколько ему увеличить размер пашни, сколько отвести под рожь, сколько под овес и где выделить место под лен, да разве он мог об этом думать тогда, там все планировалось без него. Немного отвлекало то, что его долг заводчикам уже достиг четырех рублей, но то не страшно, потому как если не лениться рассчитаться можно за года три, ну, в крайнем случае, четыре. Теперь до Митяя дошло, что хоть с него никто долг плетьми выбивать не будет, закабалили почище чем в крепость, ведь когда не на свое работаешь сильно стараешься жилы не тянуть, а тут себя жалеть не станешь. Ох и хитры эти иркутские, ох хитры, как дело повернули, работать придется много больше против прежнего, а недовольных не будет. А еще требовалось по весне сделать огород, где будет расти лук, репа, горох... Так и уходил он в сон полный приятных планов на будущее, а ведь тогда думал, что жизнь его на этом сразу и кончится.

  ****

  Война для Петра развивалась в общем-то не плохо, его пятидесятитысячная армия постоянно нависала над шведами и те были вынуждены сесть в оборону. Карл скрипел зубами от ярости, но ничего поделать не мог, выдержать еще одну такую же битву как под Нарвой он бы может быть и смог, да вот потом чего делать? Ни пороха, ни людей, а король польский – курфюрст саксонский только и ждет того момента, когда можно будет растерзать шведскую корону. Постоянные попытки уговорить Петра на переговоры ничего не давали, тот просто игнорировал дипломатов, а из Дании постоянно приходили тревожные сведения. Карлу требовалось что-то срочно предпринять, но предпринять это что-то он мог только после получения подкреплений, и они были получены – переброшены флотом в Ригу весной. Теперь у Карла появился шанс нанести русским поражение, однако Петр боя не принял, а быстро снял осаду и отступил под Нарву, как бы приглашая шведского короля повторить прошлогодний 'успех'. Вот только король решил поступить иначе, русский медведь силен на своей земле, поэтому его в прямой схватке взять трудно. А вот если напасть на его союзников, то можно выманить русскую армию подальше от своих баз, и там разбить в одной решительной битве. Небольшая часть шведской армии осталась под Ригой, создавая эффект присутствия короля, а другая большая часть в спешном порядке выступила на Варшаву, настала пора вывести поляков из войны. Впрочем, генералы у царя, несмотря на бестолковость оказались вовсе не глупы и сходу разгадали планы шведов, поэтому конница Шереметьева быстро настигла основное войско короля и повисла у него на хвосте, постоянно угрожая обозам. Так и шел Карл во главе своего войска, сопровождаемый русской конницей, естественно ни о какой скрытности в этом случае не могло быть и речи. Однако поляки повели себя странно, зная, что шведское войско превосходит их как по числу, так и по выучке решили, не дожидаясь русские войска, атаковать неприятеля и естественно были разбиты наголову под Варшавой. Петр сразу понял, что своего очередного союзника он потерял, однако допустить, чтобы бывшие союзные войска вдруг оказались на стороне врага не мог, поэтому был вынужден выделить средства Авгутсу II на наем нового войска и отозвал старые стрелецкие войска с турецкой границы. Летняя компания 1701 года закончилась и войска сели на зимние квартиры. Но противостояние русских и шведов только начиналось, как Петр так и Карл накачивали мускулы. Английские деньги делали свое дело и к весне следующего года шведы намеривались выставить против Москвы пятидесятитысячное войско. В свою очередь Петр тоже планировал довести численность своих войск до семидесяти тысяч, однако зная, что выучка неприятеля много лучше решил дополнительно укрепить рубежи, а для этого опять требовалось много артиллерии. И снова в Сибирь полетело предписание поставить к лету следующего года не менее двух сотен пушек, помимо зимней поставки под обещание отписать дополнительно людей для их производства. Не был обойден вниманием и новый перспективный заводчик Демидов, он уже предоставил Петру новые ружья, которые оказались лучше и главное, много дешевле заморских, ему тоже отписали два железных завода и обязали поставить полсотни пушек и три тысячи ружей в текущем году. Как оказалось пушки у Демидова хороши были только медные, а вот чугунные были плохи, сильно плохи по сравнению с сибирскими, не держали полного заряда и не могли долго стрелять из-за быстрого перегрева.

  – Все же пушки сибирских заводчиков сильно лучше получаются, – сделал вывод Петр, после проведения испытаний, которые проводил Яков Брюс, – вот и пусть тогда пушки выделывают, хоть они и вдвое дороже для казны обходятся.

  – Сибирский чугун хорош, – кивнул Брюс, – да и лафеты для полковых пушек тоже толково сделаны, пушкари в случае надобности их могут сами на позициях передвигать.

  – А это к чему? – Кивнул царь на странные конструкции на колесах.

  Это? – Яков повернулся в сторону, куда смотрел Петр. – Это печи солдатские. Там два котла, которые сверху плотно крышкой закрываются. Сие полезное для войска дело, особенно в походе, пока полки по дороге идут, ее вперед гонят, и когда полк на отдых встает, на ней уже все сготовить успевают, и не тратит солдатская артель много времени. А ежели неприятель поблизости, то и в дороге можно чего попроще придумать, чтобы солдат голодным не остался.

  – Солдатам деньги на артельное питание полагается, – возразил царь, – вот пусть и думают.

  – Пусть, – согласился Брюс, – так я их себе заберу, на таких дорогах пушкари выматываются за день, некогда им о своем пропитании думать.

  – Бери, – махнул рукой Петр, – скажешь потом, пошли ли впрок.

  – Мин херц, – встрепенулся Алексашка Меньшиков, – так позволь и мне пяток себе забрать, по зимним дорогам кавалерии походы предстоят, а разгоряченных коней студеной водой сам знаешь как поить.

  – Ты смотри, оказывается на эти печи сразу охочие нашлись, – усмехнулся царь, – так может нам еще у заводчиков таких заказать?

  – Можно и заказать, – пожал плечами Брюс, – цена у них небольшая, а пользы в походе много. Вон у Крагге две таких, было, так одну Шереметьев себе отбил, хотел и вторую, да семеновцы штыками защитили.

  Петр уже внимательней взглянул на печи, раз генералы стали друг у дружки их отбирать, то значит, есть польза от них.

  – Ладно, – проворчал он, и повернулся к Меньшикову, – отпиши заводчикам, чтобы еще прислали. Да не сильно-то старайся, чай недаром отдают.

  Детективная история

  С утра ко мне заявился Тропин:

  – Помнишь Кузьму, сына Данилы кузнеца от братских?

  – Конечно помню, – мне даже напрягать память не пришлось, уж того кто передал нам состав укрепления чугуна забыть было сложно, – он ружьями новыми занимается, дней десять назад как хвастался новым ружьем, что под капсюль делал.

  – Не придется ему больше хвастаться. – Вдруг заявил мне Степан. – Утоп он на прошлой седмице. На остров ниже Иркутска по течению прибило, там его рыбаки и нашли.

  – Погоди, – подскочил я, – Кузьма же никогда к воде не совался, да и лодки у него не было.

  – Вроде не было, – согласился Тропин, – однако же утоп.

  – Так может не сам утоп, – начал я размышлять, – человек он осторожный, сам бы в воду не полез, да и секретов много знает. Надо бы посмотреть, нет ли следов на теле каких.

  – Да какие там следы на утопленнике, – махнул рукой Степан, – раздуло всего, да о камни шибко побило, разве ж разглядишь чего теперь? Итак-то не узнали его, только по одежде, что жена помнила, смогли определить.

  – Куда свезли?

  – На берег свезли, напротив кладбища, – пожал плечами казак, – как домину привезут, так и захороним. В дом такого заносить не след.

  – Ну, пойдем смотреть, – потянулся я за сапогами.

  – А чего на утопленника смотреть? – Скривился Степан. – Он того, долго в воде пробыл, запах шибко от него злой.

  – Надо посмотреть, – уперся я, – вдруг не сам утоп, а убили и воду сбросили.

  – Ну, ну. – Проворчал Степан.

  Узнать в том, что лежало на берегу Кузьму, было действительно сложно, вода и солнце сделали свое дело, синюшная подушка вместо лица, клочки волос и сильно раздутый живот. И смрад, трудно при таком чего-то с трупом делать. Но надо.

  Сначала внимательно осмотрел одежду, потом ноги, одна нога босая, другая в сапоге. Осторожно окончательно разул утопленника и хмыкнул, хоть это и трудно было сделать из-за раздувшейся ноги. Но сапоги этого времени характерны тем, что взъём у них очень большой, поэтому одеваются они и снимаются легко.

  – Чего? – Заинтересовался Степан, кривясь от запаха.

  – А посмотри на ногу, ничего не кажется странным?

  – Нога и нога, чего здесь такого?

  А может и прав Степан, и я уже от мнительности сам себе придумываю, но не понимаю я, должны же ноги утопленника отличаться, если одна была в сапоге, а другая нет? А они почти не различаются, и где портянка? Хотя сейчас некоторые сапоги без портянок носят, но Кузьма слыл человеком небедным, и ходить в сапоге на босу ногу вряд ли бы стал. К чему это не знаю, но в памяти отложить надо. Следом внимательно осмотрел одежду как спереди, так и сзади, а потом перечислил все приметы на теле, которые сумел рассмотреть. Тоже не знаю зачем, но так было положено при осмотре трупа в двадцатом веке, и я не стал отступать от этих правил.

  – А вот это уже интересно, – снова хмыкнул я, двигая руку трупа.

  – Чего не так? – Снова скривился казак.

  – Ключица сломана.

  Степан тоже подергал утопленника за вздувшуюся руку:

  – Сломана, – подтвердил он, – и что?

  – Не знаю, – пожал я плечами, – но согласись, что если бы он утонул сам, то ключицу бы не сломал.

  – Так может и утоп потому, что ключица была сломана? – Выдал предположение Степан.

  – Может. – Пришлось мне согласиться. – Действительно трудно плыть со сломанной ключицей, особенно когда еще и три ребра сломаны.

  – Где? – Казак уже внимательно присмотрелся к телу трупа, задирая рубашку повыше. – Это ж надо, хорошо же его отметелили. Тогда получается, что убили его и воду сбросили?

  – Так и получается, а синяков на нем нет потому, что его уже мертвого метелили.

  – Зачем, – Степан уставился на меня.

  – Откуда мне знать, – пожимаю плечами, – ладно с этим разобрались, надо теперь определить с какого места он в реку попал.

  На это казак присвистнул, выражая сое удивление:

  – Как это определишь, мало ли где его в воду сбросили?

  – Не скажи, вот сейчас подберем нужный топляк, и сам все увидишь.

  Топляк подходящего размера нашли быстро, благо их здесь вдоль берега много, привязали к нему дополнительно корягу, чтобы он и по дну не волочился и не полностью на поверхности торчал, а дальше стали запускать по течению с различного расстояния от берега.

  – Ну, и что у нас получилось? – Спрашиваю у Тропина, которого следственный эксперимент увлек не на шутку.

  – А получается у нас, что скинуть Кузьму в воду могли только с дощаника на левой стороне Ангары выше Иркута. – Сделал заключение Степан, и объяснил причину такого вывода. – Если сбросить с правой стороны, то течение Иркута отжимает его на устье Иды, а дальше обязательно пронесет мимо острова. А если сбросить с левой стороны ниже устья Иркута, то вообще обратно на берег вынесет.

  – Правильно,– улыбаюсь Тропину, – только не могли его там бросить.

  – Почему?

  – А пойдем в затон, сам увидишь.

  Походив на лодке вокруг стоянки дощаников, Степан погрустнел:

  – Чтобы кого скинуть в воду с баржи сильно постараться придется, да и сети ниже стоят. Получается и не утопленник он вовсе?

  – Знаешь почему Байкал утопленников никогда не отдает? – Спрашиваю Тропина и тут же разъясняю. – Вода в нем холодная, и глубоко, когда человек утопнет, его на глубину тащит, а вода холодная и пучит его ой как не скоро.

  – Понятно, – догадка появляется на лице казака, – Ангара утопленника тоже должна была не скоро отдать, а он на отмели оказался и даже рыбой не изъеден. Значит на берегу был убит, а когда запах от него пошел в воду скинули, да и не скинули, а на остров завезли..., но зачем?

  – А затем, чтобы мы его нашли. Вот когда мы поймем для чего это надо, то и душегубов найдем. Надо бы пройтись по людям и поспрошать их, где и когда видели Кузьму, с кем говорил и о чем. Я тоже по цехам пойду, да всех опрошу, ну а к вечеру у меня встречаемся.

  Пришлось мне все свои задачи забросить, вооружиться бумагой с карандашом и айда по цехам. Кстати, дело оказалось полезное, не в смысле проводимого расследования, а в смысле, что за два года накопилось столько всего в цехах, что я и не подозревал. Но заниматься всем пока не стал, просто отметил, потом ко многим вопросам вернусь. С каждым разводить беседы не стал, просто собирал группу работников, и просил помочь, потом начинался самый настоящий мозговой штурм, один кое-что вспомнит, другой уточнит, третий возразит, и в итоге на бумаге стал вырисовываться весь путь Кузьмы за день. Так шаг за шагом мне удалось добраться до момента, когда к нашему мастеру пришел некто, и вроде в нем признали приказчика Гандыбы. Ну, что же, ничего страшного, от Кузьмы я уже знал, что купец заказал ему пистолет на два ствола, и я дал согласие на заказ, однако после разговора с приказчиком, кузнец срочно закончил дела и куда-то ушел. Разговор с приказчиком ничего не дал, тот действительно приходил напомнить Кузьме о заказе, что и купец подтвердил. Так, по-моему, у нас наметился первый тупик.

  Вечером продолжили со Степаном сопоставлять нарытые нами факты, вроде все сходится, кроме небольшой неточности, путь мастера пролегал мимо кабака, и одни утверждали, что Кузьма в кабак зашел, а другие утверждали, что нет. И на этом все, больше Кузьму никто не видел и домой он не пришел. То, что пропал отец семейства, всполошились сразу и по утру искали всем околотком, но не нашли, а потом пошел слух, что вроде как видели Кузьму в кабаке и был он сильно пьян. Определить источник слуха не удалось, как и подтвердить факт, в кабаке помнили, что кто-то напился и даже пытался устроить пьяный дебош, но родственник хозяина, здоровенный бугай быстро объяснил посетителю, что здесь ему не там.

  Пока Степан 'разговаривал' с хозяином кабака по душам, я успел походить вокруг и все осмотреть. НИЧЕГО! И все же грыз меня червячок сомнения, что дело здесь не чисто, почему не понятно, но полная уверенность, что хозяева этого вертепа причастны к убийству Кузьмы. И убийству ли?

  – Тут вот какое дело, – высказал я свое сомнение Тропину, – в кабаке знают гораздо больше, чем нам говорят. Когда ты разговаривал с хозяином, у него и глаза на тебя не смотрели и постоянно усы приглаживал, хотя это не в его привычке, а значит, правду он тебе не говорил. Тоже и с бугаем, говорит так, словно заучил, обычно человек, когда об одном и том же говорит, по-разному сказ ведет, а этот все слово в слово повторяет.

  – Да, я тоже об этом сказать хотел, – подтвердил мои догадки Степан, – и хозяин темный какой-то, к такому спиной лишний раз поворачиваться не стоит.

  Утром мы снова заявились к кабаку и стали опрашивать соседей на предмет, не видел ли кто посетителя кабака напившегося до потери разума.

  – А, так это Афанасий был, – вспомнила хозяйка дома напротив, – да он постоянно, как с ним купец чем расплатится, так он сразу сюда в кабак тащит. А когда напьется, дурь верх берет, начинает на всех с кулаками кидаться.

  – А что, кабатчик только его за товар поит?

  – Да где ж только его, Иван здесь у всех товар берет, а потом на тогу его оборачивает. У кого за чарку берет, а у кого и за деньгу не постесняется выкупить.

  Дальше наш путь лежал к купцу Ушакову, чьим работником и был Афанасий.

  – Нет его, – огорошил нас приказчик, – на прошлой седмице как товаром с ним расплатились, так и исчез.

  – А чего ж не искали? – Удивился Степан.

  – Еще чего, искать такую пьянь? – Сразу набычился приказчик. – Работник с него плохой, но других найти не смогли, потому и наняли, даже думали выгнать его, а тут сам со слободы не вернулся.

  – Понятно, – почесал Тропин затылок, – получается, сгинул человек, и никому до этого дела нет.

  Отвечать приказчик нам не стал, только сверкнул злым взглядом.

  Однако, оказалось, что приказчик с нами был не совсем искренним, другие работники, кого опросили на всякий случай, на слова приказчика пожимали плечами:

  – Афанасий работал как все, никакой лени не проявлял, а что иногда напивался до безумия, так кому какое дело?

  – Так получается, у нас два человека пропало? – Сделал вывод Степан.

  – Получается что двое, и причастен к этому хозяин кабака. А если учесть, что все хмельное зелье Ушаков держит, то и приказчик здесь не сторонний человек.

  И тут у меня в голове вдруг складывается картинка, надо только проверить кое какие факты.

  – Надо срочно узнать, кто из купцов на прошлой неделе вышел из Иркутска, и особое внимание обратить на тех, кто через Иркутск идет впервые. А потом надо в разбойный приказ идти, и дьяку о наших дознаниях доложиться, может и у него есть чего нам поведать. И к вдове заглянуть не помешает, утопленника мы посмотрели, а с домашними его не поговорили, вдруг чего еще припомнят.

  Дальше мы разделились, казак пошел наводить справки по поводу купцов, а я отправился в дом Кузьмы, и дело было не только с разговорами, надо было решить как быть дальше с вдовой, хоть много завод ей на содержание выделить не мог, но работой обеспечить вполне в состоянии.

  – Из Иркутска в течение двух недель ушло только два купца, – сообщил мне Степан, – и один из братских, железо с завода вывозит, и один с Тобольска, из Нерчинска проездом, чай китайский и специи везет. Первый раз на этом пути, от того и в Иркутске на месяц задержался, наших поделок из железа прикупил, но мало, все больше на пробу.

  – Стоп, – тут же подскочил я, – говоришь, чай вез, а сам из Тобольска?

  – Ну. А чего здесь такого?

  – Как это чего? – Довольно расплываюсь в улыбке. – Сейчас пойдем к Гандыбе, а потом в приказ и там все выяснится, может я зря обрадовался.

  – Обрадовался? – Тропин смотрит на меня как на идиота. Хм, ну да, правильно смотрит, он же не понимает в чем дело.

  Купец после того как Степан ему сказал про купца сразу хмыкнул:

  – Не из Тобольска купец, везти чай из Нерчинска до Тобольска, только больной умом станет. Там товар из Китая чуть ли не дешевле чем в Нерчинске торгуют. Нам даже в Красноярск сложно Нерчинский товар пристроить.

  – Так это что же получается, – принялся Тропин чесать свой затылок, – обманул нас купец. Только какой смысл?

  – А вот когда мы его спросим, тогда и поймем.

  На следующий день отряд казаков во главе с дьяком разбойного приказа скакал в Братск, требовалось срочно перехватить 'тобольского купца'. Естественно в Братске они его перехватить не успели, там и выяснилось, что весь свой товар 'купец' продал и в Красноярск отправился налегке. Интересный поворот. Догнали их на третий день пути от Братска, попутчики купца сначала решили попытаться оборониться, но с казаками такой фокус не прошел, те под выстрелы соваться не стали, а грамотно взяли всех в колечко. Хватило полчаса, чтобы до обороняющихся дошло, что сопротивляться бесполезно и после небольших переговоров сложили оружие.

  Вся эта погоня вместе с возвращением беглецов продолжалась без малого двадцать дней. Хорошо так пробежались, особенно если учесть, что эти дни непрерывно моросил дождь – прохудилось небо. Я уже все знал от казака прибывшего двумя днями раньше и пришел встречать отряд на паром.

  – Ну, здрав будь Кузьма, – поздоровался я с кузнецом, – долго жить теперь будешь.

  – И тебе здравствовать, Василий Алексеевич, – вдруг поклонился мне Кузьма.

  – Э..., – обалдел я от такого обращения, думая, что зря пришел к пристани.

  Но мастер будто и не заметил:

  – В храме свечку за тебя поставлю, – продолжил он, – а родится сын, в честь тебя Василием назову.

  – Э ..., – снова потянул я, – с чего бы? Да и рано еще мне свечку ставить.

  Казаки вокруг согнулись от хохота:

  – Слышь, Кузьма, а тебе знаешь, не одну свечу в церкви за упокой поставили. Ты смерть обманул и жить тебе теперь до ста лет.

  Суд воеводы был скорый, хозяина кабака и его родственника привязали к столбу и после обработки плетьми с неоднократным приведением в чувство, получили нужное признание. 'Тобольский купец' оказался вовсе не из Тобольска и даже купцом он не был, а приехал он в Иркутск не просто так, а по поручению тульских заводчиков. Мол, прослышали там, что на земле иркутской железные заводы стоят, и мастера в них чудеса с чугуном выделывают, вот и решили они сманить тех мастеров на свои заводы, чтобы секрет выделки крепкого чугуна прознать. Ну и для этого наняли неких людей, которые должны были с этими мастерами сговориться, да за каждого сманенного мастера обещали огромную сумму, по пять десятков рублей. Только не смейтесь, сумма по этим временам была действительно большой, и мне сразу стало понятно, что прижимистые туляки свои обещания выполнять не собирались. Видимо 'купец' тоже что-то такое заподозрил, а потому сильно не старался, да и не получалось никого сманить, не желал народ менять синицу в руке на журавля в небе. А тут случай свел его с кабатчиком, вот и сговорились втихаря мастера умыкнуть, а дабы тот не сильно препятствовал их гениальным планам, опоили опиумом. Кстати, после этого случая Кузьма от пива нос воротит, говорит все зло через него. А вот смерть Афанасия уже на совести бугая, когда пьяный в хлам работник полез на него с кулаками, тот ухватил дебошира за шею и потащил за ворота, однако во время транспортировки шея не выдержала. Дабы скрыть смерть Афанасия кабатчик с родственничком завернули труп в рогожу и припрятали в сарае, но время было летнее, а сарай хорошо прогревался и труп стал пованивать, нужно было его срочно или закапывать или сбрасывать в реку с привязанным грузом. Тут-то и родилась гениальная мысль труп переодеть в одежду Кузьмы и сбросить где-нибудь в реку так, чтобы его нашли. Дабы люди не могли в трупе не признать Кузьму, бугай напоследок хорошо его попинал, да не учел, что труп пинать бесполезно, от этого он не сильно изменится. Ну, а дальше все пошло как по писанному, мастера, в невменяемом состоянии, затащили на дощаник, а труп лодкой на отмель к острову и там сбросили.

  И все бы получилось, как задумано, да тут вмешалась моя паранойя и читанные в моем будущем детективные истории.

  В итоге кабатчика и его родственничка повесили без проволочек, видимо давно на него разбойный приказ зуб точил, 'купца' отпустили, стребовав виру в казну и в пользу пострадавшего по семь рублей (смешная сумма по таким делам), остальным из его команды было обещано по пять плетей. Однако последнего наказания не случилось, откупились виновные, и как оказалось дело совсем не в том, что они боялись плетей, а в том, что пятью плетьми наказывали за несерьезный проступок, вроде как подростков так потчевали, а это позор. Вот если бы воевода назначил им хотя бы десяток плетей, они, может быть, и согласились, сэкономили свои денежки, а позор для таких иногда хуже смерти – правильные мужики.

  Перед тем как неудавшийся вербовщик отбыл с чистой совестью обратно, наши казаки успели с ним хорошо поговорить, только не подумайте чего, сам все рассказал без утайки, так вот, Демидовы на которых я подумал в первую очередь, к этому делу никакого отношения не имели, получается не вышел еще Демидов на высокий уровень, вроде как... Но промелькнула фамилия Акема, кто такой и какими заводами в Туле он владеет, не знаю.

  Однако, пора было уже задуматься и после долгих разговоров с Тропиным и Гандыбой, с зимним купеческим караваном на запад отправилось четверо наших людей, родственников мастеров, работающих на заводе. Именно с них должно было начаться создание новой службы с принципиально иными функциями, и в частности сбор данных о существующих производствах на Руси, чтобы видеть чем живут железные заводы не только в Туле. Естественно обеспечили их надежной легендой и главное деньгами, даже упросили нашего дьяка выправить им хорошие документы в дорогу, не бесплатно, конечно.

  ****

  После случая с похищением Кузьма долго приходил в себя. Когда он, в конце концов 'протрезвел' на дощанике и ему сказали, что везут в Тулу, бузить не стал, но дождавшись ночи, на это время все высадились на берег, попытался сбежать. Не получилось, следили за ним серьезно, схватили сразу, повалили на землю, хорошо прошлись по ребрам кулаками и крепко связали, а потом и в дальнейшем пленника старались все время держать связанным. После этого и упал мастер духом, понял, что ничего ему не поможет, привезут на какой завод, да заставят работать денно и нощно за малый кусок хлеба, был опыт, пришлось поработать некоторое время у братских в кабале. И вдруг, о чудо, нагнали их казаки в пути, сопротивлялись тати недолго и после переговоров сдались на милость преследователей.

  – Ну, в рубашке ты Кузьма родился, – говорил ему Тропин, снимая путы, – кабы не Васька со своим звериным чутьем, быть тебе в крепости при чужом заводе.

  А когда уже спокойно возвращались, поведал всем казак, как они с Василием Дежневым вели расследование гибели Кузьмы, и как проводили 'следственный эксперимент'. Сказ был интересным, да и Степан оказался рассказчиком не из последних, потому и слушалось все это с большим интересом, а в некоторых местах слушатели чесали затылки и удивлялись проницательности Василия.

  – И что, он и в самом деле определил, что не утопленник то был? – Посмотрел дьяк с удивлением на Тропина.

  – Ага, – отвечал тот, – и про Байкал рассказал, почему тот утопленников не отдает.

  – Ишь ты, – хмыкнул на это дьяк, – а ведь действительно, ни одного утопленника с Байкала не помню. Да и Ангара не сразу свое отдает, редко когда найти кого удается.

  – Вот, о том речь и веду, – продолжил казак, – а то, как он на раз определил, что кабатчик с бугаем брешут, вот откуда такое знать может? А уж как про ряженного купца прознал, то вообще не понять, хорошо Гандыба подтвердил, а то бы не поверили.

  – Допустим поверили бы, – возразили Степану, – Васька зря языком трепать не станет, а что знает много того, чего никто не знает, так то всем известно, видимо Зосима многому тогда его научил.

  – Да уж, старец кладезь ума был, упокой Господи его душу, – перекрестился дьяк, – видимо чувствовал, что недолго ему осталось, потому и торопился знания свои передать. Повезло Ваське.

  – Те знания не каждому впрок пойдут, – высказал свое мнение один из казаков, – смотрите, как вертится парень. Нам-то что, свое отбыли и по домам, а он весь день и даже ночь вертится как заводной, согласится кто за те знания так жизнь поменять?

  – Ну, их к лешему, – тут же перекрестился Степан, – мне наше служивое дело больше по сердцу.

  Задумался мастер, услышав такие разговоры, и дал себе зарок, что всю премудрость, какая Ваське от старца досталась по делу железному перенять. Все перенять не получится, уж слишком много он всего знает, а вот что касается железных дел, то надо постараться.

  Уже когда окончательно пришел в себя, пошел к Василию и попросил научить работать с железом.

  – Погоди, Кузьма, – вскинулся парень, – ты же мастер, делаешь много того, что другим недоступно, а ко мне за знаниями пришел, как подмастерье какой.

  – Те умения мне отец передал, и по своему недомыслию я подумал, что того много, а сейчас вижу мало. Если я не знаю как делать, то и сделать не могу, а ты даже если не знаешь, все равно придумаешь как сделать.

  – Ну, скажешь тоже, – задумался Василий, – хотя, стоит, конечно, кое о чем вам рассказать. Давно хотел организовать курсы повышения квалификации среди мастеров.

  С того дня и стал Дежнев учить мастеров железному делу, сначала-то некоторые усмехались, мол, чему может их Васька научить, а потом притихли, потому как оказались его слова несли не давно известное всем, а откровение, все почувствовали как будто им глаза открыли. Что такое руда, как ее надо предварительно обрабатывать, зачем проводить обжиг руды, зачем для домны смешивают руду с углем и известью, как получается крица, как чугун, как выковывается сталь, в каких случаях она становится прочной, а в каких хрупкой... Так постепенно наполнялись головы мастеров знаниями, которые они тут же спешили опробовать на своем деле и многое получалось с первого раза. Попробовал и Кузьма применить свои знания, когда попытался ствол пистолета не высверливать, а проковать на оправке. Получилось, но после сверла ствол был куда как лучше.