Текст книги "Аскольд и Дир"
Автор книги: Василий Седугин
Жанр:
Историческая проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 14 страниц)
Аскольд стоял на крыльце своего дома, смотрел на пожар. Спросил запыхавшегося Радим а:
– Кто там горит?
– Сапожник, – с трудом выговорил тот. – Собирай воинов, пойдём по домам, будем брать его сообщников.
Аскольд усмехнулся, ответил:
– Ищи ветра в поле! Ты думаешь, они дураки? Стоят сейчас и любуются пожаром? Нет, брат! Их давно и след простыл. Увидели пожар, поняли, что их дело раскрыто, и бросились кто куда!
– Всё равно, по домам следует пройтись. Может, найдём что-то из оружия.
– Сделаем. Сейчас отдам приказ. Заберёшь воинов и поступай как хочешь. А что у тебя с рукой? – наконец разглядел он в темноте.
– Так, царапнуло немного. На охранника нарвался.
– Могли и укокошить. Как же ты неосторожно?
Радим хотел рассказать про мужичонка, но не стал.
Зачем зря беспокоить. Погиб и погиб человек, а он, Радим, даже имени его не узнал. Мужичок, пьянчужка – и все…
Облава ничего не дала. Действительно, все заговорщики успели скрыться. Только ещё в одном доме нашли оружие да стол с едой и хмельным на десяток человек. Видно, пожар застал их за пиршеством по какому-то поводу, и они бросили все, спасаясь от ареста.
– Не намного мы их опередили, – сказал озабоченно Радим. – Малость проморгай, перерезали бы нас, как слепых котят.
– Удалось только разогнать, а не уничтожить, – подвёл итог Аскольд. – Так что следует уши держать на макушке.
X
Есеня родила мальчика. Она думала, что Дир обрадуется наследнику княжеского престола, прибежит и будет нянчиться с сыном, но он заглянул как-то разок и больше не показывался. Тогда она поняла, почему он не появлялся у неё с самого окончания войны с мадьярами: он её разлюбил. Это было страшным ударом. Она замкнулась в себе и вся отдалась заботам о сыне.
Однажды к ней зашла Чаруша. Увидев её, Есеня непроизвольно закрыла ребёнка своим телом, отчуждённо и в то же время испуганно глядя на нежданную посетительницу. Но Чаруша улыбнулась своей милой, обезоруживающей улыбкой, сказала ласково:
– Не бойся меня, милая. Я не причиню зла ни тебе, ни твоему дитя.
– Зачем ты пришла?
– Тоска заела. Я ведь здесь, в Киеве, одна живу. Мои родные остались в Новгороде, словом не с кем перемолвиться. Думала, может, от тебя тёплое слово услышу.
Есеня поверила её словам, смягчилась.
– Проходи, будь гостьей.
– Спасибо, милая. Ну и как твой богатырь? Растёт полегоньку?
Есеня расплылась в улыбке.
– Грудь сосёт жадно. Ночами часто не беспокоит…
– А мне досталось. Я троих вырастила. Беспокойные были в младенчестве. До года глаз по ночам, почитай, не смыкала. Как ты его назвала?
– Боилом. Славным воином будет.
– А я своему первенцу имя своего отца дала. Виновата перед ним, покинула Новгород против его воли. Но что делать, прошлого не вернёшь…
– Как же ты решилась в другой город уехать?
– Не только в другой город, но и в чужую страну готова была последовать за Диром! Так любила его.
– А сейчас?
– Перегорело, перестрадалось. Ничего не осталось, ни любви, ни ненависти. Опустошение и холод на душе.
– Я тоже не знаю куда деваться. И меня разлюбил Дир, – неожиданно для себя призналась Есеня и заплакала.
– А он никого никогда не любил, кроме самого себя, – отчуждённым голосом произнесла Чаруша. – Он не любит, а играет в любовь. Чтобы быть в центре внимания, чтобы казаться привлекательным, чтобы все им восхищались, чтобы все перед ним преклонялись. Ради этого он готов пойти на всё – и на самоотверженный поступок, и на унижение. Готов затоптать любого на своём пути. Я прошла через всё это.
– Что же мне делать? – слабым голосом спросила Есеня.
– Решай сама. Чтобы потом на других вину не сваливать, если не все в жизни ладно сложится.
Через месяц после разговора с Чарушей Есеня тихонько собралась и ушла с ребёнком к своим родителям. Дир этого будто не заметил.
Миновал год.
Как-то она пошла на рынок. Спускаясь к Подолу, повстречала знакомого мужчину, но не могла вспомнить, где его видела. Он прошёл мимо, потом остановился, спросил удивлённо:
– Есеня? Неужели это ты?
Она оглянулась и только тут признала в нём боярина Вяхоря. Этого двадцатипятилетнего сухонького мужчину она несколько раз видела в княжеском дворце, он не произвёл на неё особого впечатления и потому смотрела на него спокойно, не выражая никаких чувств. Зато в его глазах плескался непритворный восторг.
– Как ты изменилась за последнее время! – продолжал он. – Ты стала такой очаровательной!
И действительно, с приходом материнства она просто расцвела. Не обладая ослепительной красотой, Есеня пленяла нежностью, мягкостью и приветливостью лица. Её глаза излучали лучезарный свет, который покорял, завораживал и приковывал к себе, и Вяхорь невольно потянулся к ней.
– Ты на рынок? – спросил он её. – Можно я провожу тебя?
Она оценивающе оглядела его. Умное, сосредоточенное лицо, цепкий взгляд серых глаз. Лицом не красавец, но и не дурен. К тому же за последнее время это был первый мужчина, который так откровенно восхищался ею, и это ей льстило.
Она затаённо улыбнулась и молча пошла по тропинке. Он следом за ней.
Рынок на Подоле шумел. Здесь собрались купцы чуть ли не со всего света. Главное место среди них занимали славяне. Перед ними стояли бочки с мёдом и воском, пивом и медовухой, вороха дорогих мехов. Далее шли мясные ряды с бараниной, говядиной, свининой; мясо тут же варилось, жарилось, острые запахи снеди щекотали ноздри. Продавцы из Хазарии, Шемахи и Персии предлагали ковры пёстрой расцветки и затейливого орнамента, торговцы из Скандинавии, Сирии и Европы раскинули перед собой различные виды оружия и военного снаряжения; византийцы нахваливали вино, благовония и специи, а также дорогие ткани, искусной работы драгоценности. Вот возле него и остановился Вяхорь, стал брать одно за другим хрупкие изделия и предлагать Есене. Она смущалась, для приличия отказывалась, но было видно, что они её заворожили, она не могла оторвать взгляда. Вяхорь был настойчив, и они остановились на ожерелье, которое шло к её синим глазам и подчёркивало прелесть нежного лица.
– Но это стоит больших денег! – воскликнула она.
– Не дороже тебя, Есеня, – мягко возразил он ей. На обратном пути она сказала:
– Ещё раз спасибо за подарок. Но это не значит, что ты закупил меня…
– Как ты могла так подумать! – искренне воскликнул Вяхорь. – Я от чистого сердца!
Пройдя несколько шагов, не утерпел, спросил:
– Мне можно изредка видеть тебя?
Она кинула на него лукавый взгляд, ответила:
– Изредка – можно.
Когда они расстались, он долго смотрел ей вслед.
В пятнадцать лет Вяхорь был насильно женат на тридцатилетней распутной девке из купеческой семьи. Родители позарились на богатое наследие единственной дочери. Но жена скоро сбежала с заезжим византийским купчишкой, опозорив его на весь Киев. И с тех пор он возненавидел женщин, говорил о них презрительно и с насмешкой, никому не верил, стал человеком язвительным и ехидным. Встреча с Есеней перевернула его жизнь. Он влюбился в неё, а главное, поверил, что встретил искреннюю и нелицемерную женщину. С этого момента он стал постоянно желать встреч с ней.
Но она оставалась равнодушной. Видя в окно, как он прохаживается мимо её терема, Есеня недоверчиво усмехалась и уходила в свои покои. Ей достаточно было любовного похождения с Диром, о новых она не мечтала и не хотела даже думать.
Как-то взглянув в окно, она увидела, что выпал первый снег. На его яркой белизне чётко выделялись черные деревья, и она подумала, что её душа сейчас похожа на эту картину: появилось что-то светлое, радостное в её сердце, но по-прежнему его перечёркивали воспоминания о черных днях во дворце князя.
Однажды она взяла санки и, как это было в детстве, пошла кататься с днепровской кручи. Встречный ветер, снежинки в лицо и щекочуще-восторженное чувство от стремительного полёта в бездну. Во второй раз на каком-то небольшом бугорке её подкинуло и швырнуло в сторону, она перекувырнулась несколько раз. Начала приподниматься, наблюдая, как её санки, виляя из стороны в сторону, продолжали нестись вниз.
Вдруг послышался резкий хруст от развернувшихся санок, её обдало снегом и кто-то произнёс весело и участливо:
– Не ушиблась?
Есеня оглянулась. Заломив шапку набекрень, перед ней стоял Вяхорь. Она тихонько рассмеялась. Встреча ей была приятна.
– Храбрая ты женщина, – продолжал он, подошёл и стал отряхивать её варежкой. Она покорно поворачивалась перед ним.
– Садись со мной, вместе спустимся. А то далеко идти до твоих санок, – предложил он.
Она села и спиной прислонилась к его груди. Он легонько взял её за плечи, и они покатились, стремительно набирая бег.
Внизу он подал ей руку, помог встать. Они восторженно глядели друг другу в глаза, опьянённые быстрой ездой.
– Прокатимся ещё? – спросил он.
– Конечно! – ответила она радостно.
Они накатались досыта, усталые побрели домой.
– Всё детство у меня прошло на этом скате, – сказала она. – Как снежок выпадет, мы с девчонками сюда. До самой темноты катались!
– Я тоже. И когда мокрый снег пройдёт, крепости возводили. Делились с ребятами на две группы и по очереди брали приступом. Так весело было!
– Что-то я здесь тебя не видела…
– А мы вон на том скате играли!
– Как же ты здесь оказался?
Вяхорь на мгновение смешался, ответил неуверенно:
– Не знаю. Как-то так получилось…
Она догадалась, что он следил за её теремом и сопроводил до Днепра.
– И где же так быстро нашёл санки? – лукаво спросила она.
– У знакомого выпросил, – признался он.
И они рассмеялись.
В тот вечер они долго гуляли по улицам Киева. Стояла тихая тёплая погода, какая бывает в начале зимы после выпадения обильного снега. Над ними нависало низкое рыхлое небо, домики казались ниже и приземистее, чем обычно, они словно затаились среди снежного покрова.
– Осенью меня одолевает печаль, – говорила она, ставя сапожки в наезженную санями гладкую полосу. – Не знаю, откуда она берётся. Но такое чувство, будто что-то потеряла, в чём-то провинилась, кому-то чего-то должна. И сердце начинает сдавливать, и слезы на глаза навёртываются… Но наступает зима, выпадает первый снежок, и тоска проходит, будто её и не было. И на душе становится светло и радостно, и начинаешь ждать чего-то нового, необыкновенного…
Он хотел съехидничать, сказав, что в детстве тебя, наверно, папочка с мамочкой баловали очень, и выросла ты такой неженкой. Но вдруг неожиданно для себя начал говорить совсем другое:
– А я каждую осень почему-то мёрзну. Отчего, и сам не знаю. Ведь зимой намного холоднее, но мне не зябко. Может, дома ещё не топят печки как следует, может, промозглая погода действует, дожди и слякоть. Может, я такой дохлик, что кровь не греет…
Она потрогала его ладонь:
– Руки у тебя горячие…
– Зато сердце холодное! – шутя ответил он.
На прощание он хотел привлечь её к себе и поцеловать, но она оттолкнула его, испуганно глядя в глаза, и он отказался от своего намерения.
Потом они стали встречаться каждую неделю, но неизменно при прощании она становилась натянутой, настороженно встречала всякую попытку приблизиться к ней, и он понял, что она перестала доверять всем мужчинам, боится нового обмана, чурается его, и смирился с этим.
Как-то по Киеву прогремел случай, когда жена купца ударила своего мужа ножом, да так сильно, что того еле отходили.
– Как она могла поступить так? – спросила в недоумении Есеня. – Ведь она любила его…
– Любовь и ненависть живут рядом, – ответил Вяхорь. – Это известная истина.
– Ты прав, – задумчиво проговорила она, и он понял, что она в это время думает о Дире.
Не хотел, но как-то само собой вылетел вопрос:
– А тебе не хотелось бы отомстить князю?
– Он страшный человек, я не хочу о нём вспоминать, – быстро проговорила она. – Удивительно, как ты только можешь служить у него советником!
Он ничего не ответил.
А при следующей встрече как бы между прочим сказал:
– Мы этому Диру такое можем подстроить, что он голову сломит!
Она недоверчиво посмотрела на него:
– Мы с тобой?
– Для начала – один я. Тебе не хотелось бы этого?
Она помолчала немного, ответила отчуждённо:
– Не возражаю.
«А у этой хрупкой женщины острые коготки, и она готова выпустить их в любой момент», – подумал он.
И этим она ещё больше понравилась ему.
В начале весны, когда на Днепре сошёл лёд, Вяхорь отправился в город Витичев, расположенный по течению реки в тридцати верстах от Киева. Там собирались купцы, чтобы совместно плыть дальше по Днепру и Русскому морю в Византию и другие заморские страны. На пристани Витичева было людно, шумно. Вдоль берега стояли десятки судов.
Тащили мешки, грузили ящики. Раздавались гортанные крики, весёлый смех, лай бегавших по пристани собачонок. Пахло соломой, солёной рыбой. Увидел знакомого купца, окликнул:
– Озмир! Снова в заморские страны наладил?
– Ба! Боярин Вяхорь! Какими судьбами в наш купеческий город?
– Да вот побеседовать с вашим братом от имени князя приехал.
– Теперь ты советник самого Дира! Высоко взлетел! И что нового скажешь?
Около них стали останавливаться купцы, прислушивались к разговору.
– Интересуется князь, как идёт заморская торговля у русских гостей. Может, чем-то недовольны, может, жалобы какие есть.
– Как не быть! Наша жизнь такая беспокойная, вся в пути, вся в переменах, только успевай повёртываться!
– Хорошо ли вас встречают в чужих странах? Не забижают ли?
– Как не забижать! – вмешался в разговор крупнолицый купец. – Забижают, да ещё как!
– Наверно, морские разбойники шалят?
– На Русском море их нет, – степенно ответил длиннобородый купец. – Это если в Египет или Сирию плыть, то там они водятся. Островов много, вот они на них обосновались и проходу не дают нашему брату…
– До них нам не достать, – ответил Вяхорь. – А вот как вас в Византии встречают?
– Ромеи, те неплохо привечают, но тоже иногда бывает…
– Да где там – хорошо! Худо, совсем худо стало в последнее время! – не выдержал худощавый, в кафтане, туго подпоясанным шерстяным поясом, с бойкими глазами купец. – То в город не пустят, то с торгового места такую плату запросят, что ни о какой прибыли думать не приходится! Одни убытки!
– А из других стран как же торгуют?
– За них правители заступаются, – сказал Озмир. – Тех уважают, о них заботятся. И кормёжка им, и кров предоставляются. А нам нет ничего! Ютимся, как бездомные собаки!
– Поглядишь на иного болгарина или араба, и зависть берет! – рванулся вперёд всё тот же бойкий купец, – В Царьграде живут, как у себя дома! Чиновный люд перед ними расстилается, пошлины берут умеренные. А нам хоть пропади!
– А как заставить ромеев с уважением относиться к русским купцам? – спросил Вяхорь.
– Да как, – замялся длиннобородый… – Доброго слова они не понимают. Сила нужна!
– Стало быть, воевать? – в упор спросил Вяхорь.
– Да хотя бы! – решительно ответил крупнолицый. – Двинуть войска под Царьград, по-другому заговорят с нашим братом!
– А ты представляешь, какие расходы потребует сбор войска? А сам поход?
– Конечно! Тут один корабль снарядить и то сколько всего надо… Нам ли не знать!
– А у князя киевского нет таких средств! И взять негде!
– Как негде? – возмутился длиннобородый. – Мы разве не поможем? Соберём со всего нашего товарищества, построим суда, закупим оружие. Поможем, мужики?
– А как же!
– В стороне не останемся!
– Родное нам дело поддержим!
– Хорошо, – сказал Вяхорь. – Ваше мнение я услышал. Но было бы очень важно, чтобы вы сказали об этом самому князю. Давайте так. Выберите пару-тройку своих представителей, и пусть они через неделю приедут в Киев, к самому князю. А я постараюсь вам устроить с ним встречу. Договорились?
Купцы закивали головами, загалдели в знак согласия.
Вернувшись в Киев, Вяхорь пригласил Дира к чашнику. Была такая должность при князе киевском – чашник, который заведовал всем пиршеством, принимал гостей, угощал их едой и хмельным, устраивал и ублажал как мог. А потом князья стали поручать им ведение всего своего хозяйства, сбор дани и прочие хозяйственные дела. И превратился чашник из устроителя гуляний в государственного деятеля, ведавшего всем княжеским и казённым имуществом. Теперь в этой должности состоял Сидарка, беспокойный, юркий, шустрый, как и подобает быть человеку на этом посту.
– А ну-ка покажи мне содержимое складов! – приказал ему Дир.
Тот стал открывать одну за другой тяжёлые двери, за которыми хранились бочки с мёдом и воском, тюки с драгоценными мехами – всё то, что получалось с населения в виде дани. Из-за долгого лежания большая часть мёда засахарилась, а меха попортила моль и разная мелкая тварь.
– Как же ты мог сгубить такое богатство! – набросился на Сидарку князь. – Почему не продал, не отправил за границу?
– А кто в нашей стране всё это купит? – бесстрашно отвечал чашник. – Этого добра, почитай, в каждой семье найдёшь в достаточном количестве. А что касается заграницы, то только в Византию можно вывезти на продажу, там наш товар идёт нарасхват. Но не берут в последние годы купцы у меня ничего. Говорят, препятствуют торговле ромеи, притесняют, не дают развернуться. Вот и лежит твоё богатство без движения многие годы. Поставь на моё место другого человека, всё равно будет такая же картина. Не во мне дело!
– Вот почему в казне нет денег ни на строительство новых крепостей, ни на закупку оружия и снаряжения войска, – сокрушённо говорил Дир, когда они с Вяхорем возвращались со складов. – Оскудела казна совсем. Так мы лёгкой добычей любого противника можем стать!
– Да, дело надо исправлять, причём немедленно!
– Исправлять-то надо, но вот как? Плыть в Византию и просить императора смилостивиться над нашими купцами и дать им возможность свободной торговли? Можно, конечно, поехать. Но вдруг на престоле какой-нибудь монарх-самодур? Вернёшься ни с чем, засмеют принародно, а это для князя хуже всего!
– С войском надо идти на Царьград! – с силой произнёс Вяхорь. – Тогда с тобой будут считаться!
– Это я и без тебя знаю. Но где взять средств для большого войска? С малыми силами в империи и делать нечего. Надо самое малое тридцать или сорок тысяч вести, если не больше. Их надо вооружить, снарядить, да ещё суда построить, на которых они переплывут Русское море. Не поднять нам такую махину, в казне пусто, мыши последние крохи подбирают, – и Дир грустно усмехнулся своей шутке.
– Найдём, князь, средств для похода, – убеждённо говорил Вяхорь. – Купцы дадут. Я уже съездил в Витичев, поговорил с ними. Дело за тобой. Если прикажешь, они сбросятся, заплатят за все. Потому что выгоду большую будут иметь от торговли с ромеями, все расходы свои перекроют.
– А ты что, уже в Витичеве побывал?
– Посетил, князь. Купцы согласны прислать к тебе для переговоров своих доверенных. Если позволишь, я дам им знать, представители прибудут на днях.
– Ишь ты какой проворный! – искренне восхитился Дир, любивший исполнительных и находчивых работников. – Даже не посоветовавшись со мной на такое дело решился?
– Я по другим делам ездил в Витичев. А там случайно встретился со знакомым купцом. Тот пожаловался на притеснения в Византии. То да се. К разговору другие купцы присоединились. Вот так и вышло.
– Хорошо вышло, – медленно проговорил Дир, задумчиво глядя куда-то вдаль. – Предложение дельное. Следует подумать.
– Следует, князь. Тем более, что хотя Царьград, говорят, имеет очень мощную, скажем, неприступную крепость и нам её не взять, но при нём расположена огромная пристань с сотнями складов, в которых хранятся ценности, свезённые купцами всего мира, а у причала стоят десятки судов с товарами. Удастся добраться до них, вот где пожива! Куда нищей Европе до Византии! В Европе викингам была хорошая добыча, а тут можно такие богатства взять, что не только весь поход окупят, но и впрок можно запастись!
– Красиво говоришь! – усмехнулся Дир. – А не накладут нам ромеи по пятое число? Войско у императора, как мне известно, сотнями тысяч исчисляется. Или я неправ?
– Прав, князь. Только начал он недавно большую войну с арабами и большая часть его сил на юг ушла. Самый удобный момент для удара.
– Это тебе купцы сообщили?
– Они, князь.
– Купцы всё знают. Добровольные разведчики, им верить можно.
– Можно, князь.
Дир замолчал, видно, раздумывал над затеей. Наконец произнёс решительно:
– Зови купеческих ходоков. Послушаю, что они скажут!
Через неделю он их принял, выслушал жалобы, предложения. Спросил:
– От своего слова не отступитесь? До конца пойдёте со мной? Иначе потеряем много все – и я, и вы!
Один из купцов кинул вязаную шапочку об пол и выкрикнул ото всей души:
– Верь нам, князь! Костьми ляжем, но слово своё сдержим!
– Тогда будем готовиться, – заключил удовлетворённый Дир. – Через год явимся под стены Царьграда, своими глазами поглядим, так ли он неприступен?