Текст книги "Аскольд и Дир"

Автор книги: Василий Седугин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 14 страниц)

Она насадила на крючок червя, поплевала, как заправский рыбак, и забросила подальше от берега. Поплавок заплясал на мелкой волне и почти тут же ушёл на глубину. Чаруша резко подсекла, и сердце её радостно забилось: рукой почувствовала, как на леске затрепыхалась пойманная рыба. И точно: на берег она выбросила крупного подлещика. Потом второго, третьего… Видно, подошла к берегу кормиться стайка, ей удалось угодить в самую её середину. Хорошую уху она сегодня сварит для бабушки и своих детишек!

– Славная рыбалка! – сказал за её спиной голос, она обернулась, и её как ледяной водой окатило: возле избушки на корточках сидел тот самый парень. Чаруша вскочила и намерилась бежать к бабушкиному дому, но он встал на тропинке. Сказал спокойно:

– Я ничего плохого тебе не сделаю. Только посижу рядом и посмотрю, как ты рыбачишь. Или давай так я тоже любитель рыбалки. Можно, воспользуюсь второй удочкой?

И, не ожидая её согласия, умело насадил наживу и забросил недалеко от её места. Ему тоже повезло, только попался крупный окунь.

– До чего жадный, – добродушно проговорил он, расправляясь с рыбой, – крючок в самый желудок заглотил.

Она опустилась на брёвнышко, принесённое кем-то из рыбаков, и стала следить за его действиями. Она понимала, что надо уходить, убегать немедленно, но не слушались ноги, не было сил подняться.

– Кстати, мы даже не познакомились, – сказал парень, не поворачиваясь к ней лицом. – Меня зовут Диром, я командую сотней, которая прибыла по просьбе новгородских купцов.

– Как ты меня нашёл? – наконец решилась она спросить.

– Очень просто: видел, как уезжала со двора. Сел на коня и сопроводил до места назначения, то есть прямо на берег Ильменского озера. Не беспокойся, надоедать не стану. Я привык к кочевой жизни, мне достаточно этой развалюхи, чтобы быть вполне устроенным с жильём.

«Ничего особенного не случится, если я посижу рядом и посмотрю, как он будет рыбачить, – успокаивала она себя. – Тем более что он даже не пытается приблизиться ко мне».

Между тем, на берегу трепыхалось уже достаточно много пойманных рыбин, и Дир предложил:

– Давай сварим уху. Признаюсь, сегодня я ещё не обедал.

Она согласилась. Принесла из рыбацкой избушки котелок, сходила в бабушкин дом за пшеном, солью, хлебом. Он в это время наносил сушняка, разжёг костёр. Делал всё это спокойно, сосредоточенно, деловито, не позволил ни одного движения, которое насторожило бы её. «Он и на пиру был очень серьёзным, – вспомнила она, краешком глаза наблюдая за всеми его движениями. – Меньше всех пил, мало разговаривал. Самостоятельный мужчина».

Уха получилась отменной. Она показалась такой вкусной, что они дважды подливали себе добавки. А напоследок выпили по кружке кипятка, заваренного на смородинных листьях.

– Я ночую в рыбацкой избушке, – скромно сказал он. – Я видел там топчан, кое-какую одежонку, мне этого достаточно.

– Комары заедят, Они уже сейчас там угнездились по углам, а ночью полезут в щели. Такая напасть надоедливая…

– Как-нибудь переживём, – ответил он беспечно, и ей понравилась его неприхотливость, умение довольствоваться тем, что есть.

Она сказала:

– Комаров я сейчас выгоню. А потом поплотнее прикроешь дверь, щели затычешь тряпьём, и ночью они тебя не достанут.

– И как же будешь выгонять? Как мух, пучком веток?

– Нет. Есть другой способ, более действенный.

Чаруша нанесла в избушку угли, кинула сухих веток и, когда костёр разгорелся, бросила на него сырую траву. Повалил густой белый дым, и было видно, как в нём, покачиваясь на крылышках, летело бесчисленное множество насекомых. Это было забавное зрелище, и они, стоя рядом, с улыбкой наблюдали за ними. Когда дым вышел, Дир защитил внутренность избушки от кровососов так, как советовала Чаруша.

– Ну, мне пора, – сказала она, когда дело было закончено. – Заберу котелок с ухой. Там, наверно, бабушка с деточками моими заждались, ужинать им пора.

Она думала, что Дир станет уговаривать её остаться на некоторое время, но он тотчас согласился:

– Да, да, конечно.

Он взял котелок, и они тронулись по тропинке к дому. Шли, слегка касаясь друг друга, и ей были приятны эти прикосновения. Он замедлил шаги, и она как-то сама собой подчинилась ему. Тогда он встал на её пути, опустил котелок на землю и одной рукой нежно привлёк её к себе. Чаруша почувствовала, как никогда не испытанное блаженство разлилось по её телу, и она закрыла глаза. Тогда он приподнял её подбородок и поцеловал в губы. Охваченная небывалым упоением, она ухватилась за его крепкие руки, только теперь осознав, что такое сладость поцелуя, о чём говорили её подруги и чего она никогда не испытывала со своим мужем. Дир осторожно гладил её по волосам, и Чаруша поняла эту ласку, что теперь она ему самая дорогая женщина на свете. И от всего этого в её душе нарастал неудержимый восторг. Потрясённая наслаждением, она тихонько застонала и ещё теснее прижалась к нему…

Через какие-то мгновения, которые ей показались вечностью, она сказала задыхающимся голосом:

– Жди меня в избушке. Я только уложу детишек и приду…

III

Целых три дня продолжалась эта жизнь, похожая на наваждение. Днями они гуляли по окрестностям, катались на лодке, ночью их ждала рыбацкая избушка. Детей она оставляла на попечение бабушки, которая в свои девяносто лет не видела дальше своих рук и, как думала Чаруша, не догадывалась о её любовных похождениях.

Но на третий день в обед она вдруг сказала:

– Не слишком ли, внученька, рискуешь, встречаясь с этим человеком?

Чаруша чуть не поперхнулась едой, уставилась на неё изумлённым взглядом.

– О ком ты, бабушка, говоришь? – как можно более невинным голосом спросила она.

– О нём, о нём, голубушка, – ответила та, жуя творожок беззубым ртом. – Ты думаешь, я не догадываюсь, куда ты шастаешь и днями и ночами?

– Мне так приятно пройтись по местам своего детства, – начала было она, но старуха прервала её:

– Он молодой и ты молодая, я понимаю. Хоть твой муж, хоть я – чего с нас возьмёшь? – и она зашлась старческим смехом.

– Да что ты, бабушка, он порядочный человек…

Она вдруг посерьёзнела и сказала наставительным голосом:

– У Колояра кругом свои глаза и уши. Уезжала бы ты, внученька, в Новгород, да побыстрее. Вот мой тебе совет.

Чаруша потупилась, долго молчала, потом ответила тихо:

– Не могу. Не в силах я…

На четвёртый день, вымыв полы, Чаруша выносила ведро. Остановилась, вытирая пот со лба, стала смотреть на дорогу. Вдали ехало пятеро конных. Двигались по главной дороге. «Интересно, что их занесло в наши края?» – подумала она. Уже собиралась возвратиться в избу, как вдруг заметила, что те повернули на тропинку, ведшую в их усадьбу. У неё упало сердце: в одном из них она узнала охранника своего мужа. Не медля ни мгновения, опрометью бросилась к рыбацкой избушке, крича:

– Дир! Дир! Спасайся, Дир! Уезжай быстрее!

Дир сидел на берегу, нежился на солнце. Услышав голос Чаруши, быстро вскочил, увидел всадников и всё понял. Молниеносно нырнул в рыбацкую избушку, выскочил, держа в руках меч.

Чаруша подбежала к нему, стала умолять:

– Садись на коня, скачи скорее! Они убьют тебя!

Голубые глаза его вдруг сузились и потемнели, тонкие губы превратились в узкую полоску, лепестки носа хищно затрепетали. Он молча отстранил Чарушу и двинулся навстречу охранникам.

Всадники подъехали к дому и направились к Диру. Старший из них, пожилой бородатый воин, прокричал на ходу:

– Ты, малый, не балуй особенно-то! Велено взять тебя и привезти к купцу. Так что подчиняйся, и мы тебе никакого зла не причиним!

– А ты, дядя, попробуй, возьми меня! – насмешливо ответил Дир.

– Вон ты какой горячий! – добродушно проговорил старший. – Тогда сейчас остудим. А ну-ка, ребята, помогите мне!

Охранники рассредоточились, стремясь схватить Дира с трёх сторон. Он внимательно наблюдал за ними, не двигаясь с места. Когда они приблизились на короткое расстояние, он внезапно рванулся вправо и оказался перед молодым воином. Тот от неожиданности отпрянул назад. Дир ловким ударом выбил меч из его рук и ткнул в незащищённое горло. Даже не взглянув на поверженного, обрушил стремительные удары на второго воина, заставив закрыть щитом своё лицо, и когда он это сделал, совершил нырок и поразил противника в низ живота, где кончался панцирь.

Но другие воины уже бежали на него, готовясь напасть со спины. Дир резко развернулся и отбил их удары. Они стали топтаться на лужайке, то нападая, то отступая, выбирая момент для нанесения удара. Самым опасным противником оказался старший группы, который делал скупые движения, новее упорней и упорней подбирался к Диру Дир намеренно повернулся к нему боком, предоставляя возможность совершить нападение и готовясь увернуться от него, чтобы в ответ действовать наверняка. Но тот на уловку не поддавался, а подгонял своих подчинённых, говоря:

– Дружнее, дружнее, ребятки! Окружайте, окружайте. Никуда от нас этот прощелыга не денется!

Дир отступал. Вдруг краешком глаза среди травы заметил плешину песка, нагнулся, схватил горсть и бросил в лицо старшего. Пожилой возраст не позволил тому вовремя поднять щит и загородиться, песок попал в глаза; он взвыл от боли и досады, и в этот момент Дир сделал выпад и, вложив всю силу, пробил мечом его панцирную защиту.

Увидев гибель своего старшего, двое оставшихся побросали щиты и бросились бежать к коням. Дир их не преследовал, и скоро они ускакали в направлении Новгорода.

Чаруша кинулась на шею Дира, заливаясь слезами:

– Жив, жив, любимый, желанный!

Он, положив ей руку на плечо, глядел в ту сторону, куда умчались охранники. Кривил в злой усмешке губы, выговаривая презрительно:

– Викинга какое-то мужичье решило взять… Викинга мужики-лапотники вознамерились победить… Мужичье оно и есть мужичье…

– Не ранен? Не задели тебя? Может, перевязать где-то? – выспрашивала она, оглядывая его со всех сторон.

– Сосунки! – не мог успокоиться Дир. – Ранят они!.. Как же!.. Я их близко к себе не подпустил!.. Тоже мне – воины!

Потом подошёл к избушке, присел на обрубок дерева. Заметно дрожали пальцы рук, он ещё не мог успокоиться. Чаруша сидела рядом, гладила его по спине, по голове, по рукам.

– Но завтра могут приехать новые слуги моего мужа, – вдруг сказала она. – И не пять человек, а целая сотня. Тогда тебе не справиться с ними.

– Что будем делать? – спросил он её.

– Не знаю. Но тебе надо немедленно уезжать из княжества.

– Ты уедешь со мной! – решительно заявил он.

– Как можно? А муж? А дети? Разве можно их бросить?

– Детей мы заберём с собой!

– Лишить детей отца? Я на это никогда не пойду!

– Мы поженимся, а детей я усыновлю! Собирайся и быстрее едем!

– Дети, наверно, спят, – сказала она.

– Придётся разбудить. Отдавай приказание запрягать возок. Пусть грузят вещи. Дорога будет долгой.

– Но куда мы поедем? Как я брошу свою родину?

– Хочешь остаться, чтобы муж измывался над тобой? Пойми, что измену он тебе никогда не простит!

– Я совсем запуталась, – в отчаянии проговорила она. – И я не знаю, что мне делать!

– Едем на Русь, в Киев. У меня на первое время есть некоторые сбережения, мы сможем неплохо устроиться, а потом будет видно. Кстати, у тебя есть надёжный человек? Мне надо послать весточку Аскольду.

– Что передать?

– Пусть берет расчёт у Рюрика и с обоими отрядами отправляется за нами.

– Я сейчас распоряжусь.

Через час крытый возок в сопровождении Дира отправился по дороге на юг.

IV

Вознаграждение Аскольд получил сполна. Потом его пригласили к Рюрику.

Князь встретил неприветливо. Он некоторое время немигающе смотрел на него совиными глазами, лепестки его коршунячьего носа раздувались, будто он принюхивался к посетителю. Наконец проговорил недовольно:

– Дир нанёс мне, князю новгородскому, личное оскорбление тем, что посмел увезти с собой жену преданного мне купца. Что, мало ему девушек на Новгородчине? Он мог предложить руку и сердце любой боярской или купеческой дочери, я с удовольствием стал бы посаженным отцом, мы сыграли бы свадьбу согласно обычаям старинным, которые исходят из древнего государства Русиния… Что за блажь ударила в голову? Не будет прощения ему с нашей стороны, не так ли, Олег?

Олег, двадцатилетний викинг с каменным выражением лица, молча кивнул. Аскольд знал, что Олег выдал замуж за Рюрика свою сестру Эфанду и пользовался большим влиянием на княжеском дворе.

– Так и передай Диру, чтобы он ни при каких обстоятельствах, ни под каким видом не возвращался на новгородскую землю. Иначе за злую обиду накажу лютой смертью.

– Я передам, князь, – поклонился Аскольд и вышел.

Однако Новгород покинул не сразу. Прослышал, что собирается большой купеческий караван в Византию, и сумел подрядиться сопровождать его до Руси. На Новгородчине Киевское княжество называли Русью.

Ехали не спеша. Привыкший с детства к небольшим кускам пашни, зажатой между фиордами и горами, узким перелескам и небольшим порожистым речкам, Аскольд сначала даже растерялся среди дремучих лесов, которым, кажется, не было конца; он поражался широким рекам и просторным озёрам, в которых водилась масса разнообразной рыбы, и к концу путешествия был покорен протяжённостью страны и величием её природы.

Киев оказался довольно крупным городом, окружённым деревянной стеной; сразу за крепостными стенами начинался пригород с ремесленным населением и рынком; у пристани стояли корабли, приплывшие из разных стран. Дира он нашёл сразу. Тот остановился недалеко от центральной башни, палатки из парусины и кожи окружали просторный красивый шатёр сотника.

Дир обнял Аскольда, провёл к себе. Там хлопотала женщина.

– Чаруша, – обратился к ней Дир, – хочу представить тебе моего названого брата Аскольда. Он замечательный человек, вы с ним обязательно подружитесь.

Чаруша разогнулась и взглянула в глаза Дира, и он поразился её роскошной красоте: нежные очертания лица, обрамлённые густыми русыми волосами, высокий лоб, большие глубокие глаза, сочные губы… Она приветливо улыбнулась Аскольду, и он сразу проникся к ней симпатией и уважением.

– Я рад нашему знакомству, – искренне сказал он.

Дир усадил его за стол, уставленный яствами и вином.

– У нас продолжается свадьба, – шутливо сказал он. – Так что выпей за молодожёнов и счастливую семейную жизнь.

– С превеликим удовольствием, – ответил Аскольд.

– Ну рассказывай, как добрались до южных краёв, – начал Дир, когда они выпили по чарке. – Но сначала, пожалуй, поведай, как расстался с Рюриком, чем напутствовал тебя этот старый хрыч?

– Да что он может сказать? – осторожно начал Аскольд, косясь на Чарушу. – Выразил сожаление, что такая большая военная сила покидает его в тот момент, когда он укрепляет свою власть. В Новгороде поговаривают, что собирает своих сторонников бывший посадник Вадим, что вот-вот начнутся решительные сражения…

– Ну это я и сам слышал, будучи в Новгороде, – перебил его Дир. – А ничего существенного не говорил? Про меня, например?

Аскольд взглядом указал ему на Чарушу. Дир тотчас обратился к ней:

– Дорогая, выйди к ребятишкам, что-то не слышу их голосов. Не затерялись бы где-нибудь.

Когда она вышла, Аскольд, понизив голос, сказал:

– Грозился Рюрик отомстить за похищение жены боярина. Сердит он на тебя за такой проступок.

Дир откинулся на спинку кресла, побарабанил пальцами по столу, ответил высокомерно:

– Ну, у него руки коротки, чтобы достать меня. В Новгороде мне делать больше нечего, собираюсь обосноваться в здешних краях. Хватит нам работы. Видел, сколько кораблей стоит у пристани? Не меньше, чем в Новгороде. Так что кусок хлеба всегда буду иметь.

– Но Рюрика всё-таки следует опасаться. Как бы своих людей не подослал. С ядом или ещё с чем…

– Брось ты! Не лично же ему обида нанесена! И – хватит об этом, – отмахнулся он от этого разговора, как от надоедливой мухи. – Тут, брат, такие события назревают! В Киеве вот-вот пройдёт вече, будут избирать нового князя. Порядок у них такой, что каждые десять лет меняют князей, и в этом соревновании может участвовать любой человек.

– Уж не собираешься ли ты попытать счастья? – недоверчиво спросил Аскольд.

– Почему бы и нет? Народ что любит? Чтобы ему побольше наобещали! Не важно, выполняются ли потом эти обещания или про них забывают, главное; ври больше, пыль в глаза пускай, и тебя поддержат!

– И чем же ты хочешь удивить народ киевский?

– Проще некуда! Что гнетёт сознание каждого жителя Руси? Дань хазарам. Огромные ценности приходится отдавать ни за что, ни про что восточному владыке. Вот я и скажу на вече, что, если меня изберут князем, то освобожу народ от позорной дани!

Аскольд в изумлении откинулся назад, не находя слов для ответа.

– Что, не веришь? Увидишь собственными глазами.

Он внимательно посмотрел на Аскольда и вдруг выпалил:

– А давай попытаем счастья вдвоём? Скажем, мы братья названые, всюду вместе, вместе собираемся и сарану от власти кагана освобождать!

– Ну что ты, брат, – вяло сопротивлялся Аскольд…

– Это будет даже убедительнее – двое дают слово! Итак, замётано! Никаких возражений!

Вече состоялось через неделю. Народу на площади – не протолкнуться. Ещё бы: только раз в десять лет бывают выборы нового князя!

На помост вышел главный жрец страны, совершил положенный по такому случаю обряд. Потом поднялся Сережень, князь Руси, положил булаву на стол, сел рядом, нервно постукивая кончиками пальцев по столу. Волноваться было отчего: народ его правлением был не очень доволен, неудачи следовали одна за другой. А главное, проморгал князь нападение венгерского воеводы Олома. Подкрался мадьяр тихой сапой к стенам Киева и захватил город с ходу. Проснулись киевляне утром, а по улицам уже скачет лёгкая венгерская конница. С тех пор пришлось киевлянам платить дань хазарам, потому что Олом служил великому кагану.

Ровно в полдень встал со своего стула Сережень, поднял булаву. Шум на площади стих. Князь откашлялся, произнёс глухим голосом:

– Господа русы! Закончился мой срок княжения. Всего было в нём. и хорошего, и плохого, а чего больше – судить вам.

– Плохого больше! – выкрикнул злой голос.

И – тишина.

– Так что слагаю с себя полномочия князя и передаю булаву в руки того, кого вы изберёте своим князем.

Князь спустился с помоста, затерялся в толпе. Главный жрец обратился к толпе:

– Выходите, господа русы, высказывайтесь, предлагайте нового человека для избрания князем!

После долгого молчания вышел наконец долговязый, с длиной бородищей человек, сказал густым басом:

– Я давно состою старейшиной рода, а зовут меня Стрижак. Думаю, так. Вот если бы меня избрали князем Руси, то перво-наперво стал укреплять южные границы, потому что спасу нет от набегов кочевников. Даже Змиев вал не помогает…

– А где ты возьмёшь средства для строительства новых укреплений?

– Средства одни: надо повышать дань! – ответил Стрижак и сошёл с помоста.

Следом за ним вышел полный, важного вида мужчина, по внешнему облику купец. Стал говорить неторопливо:

– Средства мы на новые укрепления у народа не найдём, а бояре и купцы не дадут. Потому что все и так стонут от двойной дани: и князю отдай, и хазарам отвали положенное. Я думаю, что если бы меня избрали князем, я сначала отправился в Византию, в Царьград. Чтобы договориться с тамошними властями о нормальной торговле между обеими странами. Вот откуда потечёт прибыль и достаток на Русь?

– В кошелёк купцов потечёт! – весело выкрикнул кто-то, и толпа захохотала.

И тут на помост вышел Дир. Статный, высокий, красивый, он сразу привлёк внимание людей, все с интересом смотрели на него. Он решительно взмахнул рукой, будто отметая слова предыдущих ораторов, произнёс напористо и смело:

– То, что говорили здесь, слушать нечего! Вокруг да около ходили, а про главное так и не сказали!

– Вот ты и скажи! – поддержал его развесёлый голос.

– За тем и вышел!

– Сначала поведай нам, кто ты таков? Что-то не встречал я тебя раньше! – вмешался главный жрец.

– Звать меня Диром. Родом я из племени варангов, которых у вас на Руси зовут варягами. Племя наше иллирийское, но давно ославянилось, так что считаю себя славянином. Прибыл в вашу страну насовсем, исколесил её вдоль и поперёк, нужды и заботы ваши знаю!

– Ну и какие же наши заботы? – спросили из толпы.

– А вот какие: если буду я князем Руси, то перво-наперво избавлю народ от дани хазарам!

На площади установилась мёртвая тишина. О таком даже помыслить никто не мог, чтобы поднять руку на великого кагана, чтобы помериться силами с самим Хазарским каганатом, раскинувшимся от Урала до Днепра и от Волги до самого Чёрного моря!

– Ну что молчите? – наседал Дир, насмешливо щурясь и подзадоривая толпу. – Перестанем платить дань хазарам, и на укрепления средства появятся, и народ русский жить будет лучше. Разве не так?

– Так-то так, – рассудительно ответил кто-то из толпы. – Но как ты это сделаешь?

– А я не один. Мне мой названый брат будет помогать. Становись со мной рядом, Аскольд!

Аскольд вышел на помост. Всем видны были они: один высокий, широкоплечий, узкий в поясе, второй приземистый, плотного сложения, с короткой шеей.

– Мы с моим названым братом и викингами побывали, и в Германии и Франции повоевали, так что опыт боевой имеется достаточный. И поэтому говорим уверенно: можно побороть кагана! Только доверьте нам власть княжескую, а уж мы придумаем верный ход и добьёмся победы!

– Чужаки они, – после небольшой паузы сказал кто-то.

Все начали согласно кивать головами:

– Верно, чужаки…

– Заведут куда-нибудь, а мы потом отдувайся…

– Нельзя доверять чужакам…

Дир промолчал. Как раз наступил такой момент на вече, которого он боялся. Боялся потому, что не придумал, что возразить в ответ…

Но тут вмешался главный жрец:

– Верно, чужаки они, – сказал он спокойно. – Но предложение у них хорошее. Освобождения от позорной дани хазарской ждёт вся наша Русь. Поэтому не стоит сразу отказываться от услуг этих людей. Давайте поступим так.

Главный жрец сделал паузу, помолчал, собираясь с мыслями и, как видно, ещё раз обдумывая предложение. Толпа, замерев, ждала его слов.

– Я так думаю, – продолжил он. – Князьями мы их сегодня избирать не будем. Мы просто вручим им власть на некоторое время, к примеру на полгода. Пусть они за это время выполнят своё обещание. Если сумеют освободить Русь от дани кагану, то мы их князьями нашими выберем. Правильно я говорю, господа русы?

– Верна-а-а-а! – дружно ответила площадь.