Текст книги "Аскольд и Дир"

Автор книги: Василий Седугин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 14 страниц)

XVI

Весной Есеня вместе с другими купцами из Витичева отправилась со своим товаром в Византию. На пристани провожали Вяхорь с сыном на руках.

– Ну ты там смотри, – говорил он наставительно, – шибко не балуй. Чтобы всё было ладно и чинно. Слышишь?

– Слышу, слышу, – отвечала она, а внутри её распирало желание быстрее выйти на просторные днепровские воды и кинуться в неизвестность.

– Разные гам люди начнут вертеться вокруг тебя, – продолжал Вяхорь, изо всех сил стараясь подавить в себе ревность к мужчинам, которые будут окружать его жену где-то далеко за морем. – Чтоб ни-ни! Иначе домой не возвращайся!

– Полно тебе! Неужели меня не знаешь? Главное, наш товар продать с прибытком. Тогда мы сможем и терем новый построить, и обстановку в него новую купить.

– Мне не терем нужен, а ты! – почти в отчаянии проговорил Вяхорь.

Наконец корабли отчалили от пристани и поплыли по течению. Есеня стояла на корме, махала рукой, наблюдая, как Вяхорь с сыном становились всё меньше и меньше, пока не слились с толпой. Тогда она вздохнула и стала смотреть в даль. К ней подошёл кормчий Ветрок, сорокалетний крепыш со спокойным взглядом синих глаз. Он улыбнулся ей и спросил:

– Тяжело было расставаться с семьёй?

Ей так хотелось в плавание, что особой тяжести в груди она не испытывала, но, притворно вздохнув, ответила:

– А как ты думаешь, Ветрок, легко ли оставлять мужа и ребёнка?

– Я уж привык. Почитай, двадцать с лишним лет плаваю, но всё равно грусть-тоска сердце раздирает, хоть плачь.

– Зачем тогда снова в море идёшь?

– Куда мне ещё? Другой работы не знаю, а купцы платят неплохо. Семья у меня живёт в достатке, дети сыты, одеты. Чего ещё надо?

Есеня вернулась на корму, устроилась на кресле, поставленном возле рулевого весла, стала наслаждаться медленным плаванием по великой реке. Картины сменялись одна краше другой густые леса с могучими деревьями, подступавшими к самым берегам, корни некоторых подмыло водой, и они, извиваясь, точно змеи, спускались к самой реке; просторные луга с пасущимся скотом и стогами сена, деревушки из десятка домиков; порой на песчаных берегах стояли голые ребятишки и, засунув палец в рот, зачарованно смотрели на проплывавшие корабли; и снова леса, и снова луга и деревеньки…

Преодолели пороги, снова поплыли по спокойной воде, только берега стали другими: кругом, куда ни глянь, тянулась бесконечная степь с высокими травами; иногда вдали виднелись кибитки кочевников, стада скота, лошадей и над всем этим высокое голубое небо с редкими кучевыми облаками…

Наконец вышли в море. Случилось это в полдень. Есеня видела его впервые и тихонько ахнула, заглядевшись на безбрежную, сверкающую мириадами блёсток водяную гладь; стремительно носились над головой чайки, некоторые из них пролетали рядом с ней, будто намереваясь узнать, зачем диковинные корабли заплыли в их владения. Вода глухо била в борта, трепыхался на слабом ветру парус. Всё было столь необычно, столь великолепно, что она подумала: только ради того, чтобы увидеть море, почувствовать, как оно дышит огромной грудью, можно было бросить всё и отправиться в плавание…

Поплыли мимо высоких обрывистых глинистых берегов. Корабль подбрасывало на невысоких волнах, качало из стороны в сторону, Есеня почувствовала, как наливается тяжестью голова, а к горлу подступает тошнота. Она сошла вниз. Там так же днище корабля толкало в ноги, но не так качало. Есеня присела на скамейку для гребцов, скукожилась, боясь, что сейчас вырвет, и она опозорится на всё судно.

К ней подошёл Ветрок, сказал участливо:

– Не стесняйся морской болезни. Все в море болеют. По-разному, конечно, но никто не избегает этой напасти. Некоторые бывалые моряки в шторм в лёжку лежат, наизнанку их выворачивает. Если невмоготу будет, подойди к борту, и пусть вырвет в море.

Так она и сделала. Стало легче, правда, ненадолго. Пришлось подходить к борту ещё пару раз, к вечеру она так обессилела, что не могла стоять и прилегла на деревянный помост, Ветрок заботливо прикрыл её одеялом. От ужина она отказалась, ночь провела почти без сна: только-только начинала засыпать, как снизу её сильно и властно толкало, и она просыпалась. Потом судно проваливалось вниз; она замирала, чтобы снова дождаться нового толчка.

Под утро сморило. Проснулась, когда солнце стояло высоко. Судно почти не качало. Она открыла глаза и увидела сидящую на борту чайку. Чайка глядела на неё черным, с золотистым обводом, кружочком глаза, пугливо и с интересом. Есеня старалась не шевелиться, чтобы не спугнуть, понимая, что она присела, чтобы немного отдохнуть. Чайка переступила с ноги на ногу и хотела уже взлететь, но, как видно, раздумала и осталась на прежнем месте. Есене стало удивительно хорошо от её соседства, словно она нашла поддержку своему начинанию у небес. «Не улетай, милое существо, – молила она про себя. – Побудь со мной, поддержи в трудную минуту».

Чайка неожиданно потеряла всякий интерес к ней, повернулась хвостом, а потом вспорхнула и улетела. Но весь день у Есени было какое-то радостное чувство в груди, словно птица вселила в неё новые силы и надежды.

Она поднялась, посмотрела на море. Оно было тихое, гладкое. Плавали чайки, изредка ныряли, видно, ловили какую-то мелочь. Они были до горизонта, и Есене показалось, что это тысячи уточек плавают по огромному озеру…

Команда сидела на скамейках, смотрела на неё. Она им пожелала доброго утра, все дружно ответили и заулыбались в ответ. Ветрок спросил:

– Как почивала наша госпожа?

– Выспалась, – ответила она односложно, потому что этим морским людям невозможно было врать, всё равно они хорошо понимали её состояние, потому что не раз бывали в подобном положении.

– Мы позавтракали, – продолжал кормчий. – Не отведаешь ли рыбки или мяса? Есть и сало солёное, и лук зелёный…

Есеня почувствовала, как желудок стало подсасывать от голода, поэтому ответила:

– Давайте! Всего понемногу.

Дальше пошли дни вроде бы однообразные, но в то же время насыщенные новыми и новыми впечатлениями: море никогда не было одинаковым, оно менялось почти ежечасно, оно влекло взор Есени постоянно; что бы ни делала, она неизменно старалась хоть ненадолго взглянуть на него; на судне всегда были дела, моряки постоянно были заняты то парусом, то вёслами, то вычерпыванием воды…

– Прошли Болгарию, – говорил Ветрок удовлетворённо. – Тьфу, тьфу, но плавание проходит отлично.

То, что он поплевал через левое плечо, Есеню не удивило, она знала, что моряки суеверны и соблюдают многие выработанные поколениями правила, верят в приметы и предчувствия.

Наконец вошли в залив Золотой Рог, и Есеня увидела Царьград, который греки называли Константинополем. Обширное водное пространство в разных направлениях бороздили малые и большие корабли многих стран – от византийских палубных судов и военных триер с хищным носом-тараном и паландрий, до скандинавских асков, однодревок русов, галер венецианцев, быстроходных испанских каравелл и арабских торговых посудин. Вдали у пристани стояли, теснясь друг возле дружки, сотни морских перевозчиков, а над всем этим возвышалась каменная громада города, с крепостными стенами, взбегающими в гору домами и величественным куполом храма Святой Софии, устремившего высоко в небо позолоченный крест… Взволнованная Есеня не могла оторвать взгляда от этой завораживающей картины. Она и представить себе не могла, что может существовать такое скопище жилищ, строений и судов.

– Как же можно проплыть через залив и не столкнуться с другими кораблями? – спросила она Ветрока.

– Привычное дело, – снисходительно ответил тот. – Это только кажется, что они движутся беспорядочно. Тут есть свои правила и навсегда заведённый порядок.

Когда подплыли к берегу, Есеню вновь охватило беспокойство.

– У причала всё забито кораблями. Где же мы пристанем?

– Найдём! Кто-то подплывает. Кто-то уплывает. Так что всегда где-нибудь местечко для нас найдется.

И точно: впереди показалась довольно широкая часть пристани, свободная от кораблей. Они носом приткнулись к деревянному настилу. Моряки шустро кинули толстый канат, его закрепили на деревянном столбе, закрутили, замотали. Поставили сходни, и Есеня сошла на пристань. Она шагала неуверенно, ещё не веря, что под ней не качающееся дно судна, а твердь земли.

– А вот и свободный сарай под товар, – сказал Ветрок. – Нам он пока не нужен, всё будем хранить на корабле. Но под жилье тебе, боярыня, его можно приспособить, не на корабле ж тебе жить. Это нам по грехам мука, а ты существо слабое, одним словом, женщина. Считай, что это твой дворец, – пошутил он. – Походная купеческая жизнь такая, ко всему надо привыкать.

Сарай был построен из толстых досок. Сначала шла прихожая, со столом и табуреткой, а потом просторное помещение с деревянным настилом, который можно было использовать как кровать. Изнутри сарай запирался на толстый металлический крючок.

– Чудесное жилье! – попыталась она улыбнуться через силу. – И стол для приёма пищи, и спальня отдельная. Не так ли, Ветрок?

– И рядом личная охрана! – поддержал её шутку Ветрок. – Только кликни, мы мигом прибежим!

Скоро явился таможенник, пузатый, большеносый грек с глазами навыкате. Он остановился перед Есеней, стал бесцеремонно осматривать её.

– Чего этот лупоглазый уставился на меня? – спросила она Ветрока.

Ветрок испуганно посмотрел на неё, ничего не ответил. Зато грек колыхнул животом, расхохотался. Сквозь смех проговорил на славянском языке:

– Купчиха, видно, первый раз в Византии? Она не знает наших обычаев и начала с оскорбления таможенников.

– Я не думала, что ты знаешь наш язык, – пролепетала она в растерянности…

– Теперь будешь знать. Меня зовут Сипеосом. А сейчас покажи нам свой товар. Я его опишу и выдам разрешение на торговлю.

Грек пошёл на корабль, следом за ним направились Есеня и Ветрок.

– Будь осторожна с ним, – шепнул ей кормчий. – В его руках такая власть, что нам никакой управы не найти.

Она кивнула головой.

Грек облазил всё судно, в пергамент переписал товары, присел на лавку для гребцов, уставился рачьими глазами на Есеню. Было видно, что он внимательно изучает её. Она терпеливо ждала.

– Значит, так, – наконец произнёс он. – Товар хороший, можно взять большую прибыль. Если будешь сговорчивой, то прибыль можно значительно увеличить.

Есеня положила перед ним сорок песцовых шкурок, как раз на шубу.

– Я буду сговорчивой. Вот подарок от меня твоей супруге.

– Садись со мной и внимательно слушай, – проговорил он, откинув шкурки в сторону.

Она покорно присела рядом. От него пахло потом и ещё чем-то острым, неприятным.

– Я давно работаю в порту и у меня много знакомых торговцев. Достаточно поманить пальчиком, они сбегутся и купят весь твой товар прямо на судне. Хотела бы этого?

– А сколько будет стоить твоя услуга? – спросила она и сама себя похвалила за вопрос: настоящая купчиха, сразу о цене заговорила!

– Для тебя – ничего, – ответил он. – Так, пустяки, – он пошевелил растопыренными пальцами перед её лицом.

– Сколько – пустяки? – настаивала она.

– Ну как тебе сказать, – замялся он. – Ты должна сама понять…

– Не понимаю.

– Вот какая несмышлёная! – Он встал и прошёлся по судну. – Ты где остановилась?

– Вот в этом сарае.

– Очень хорошо. Мне бы хотелось посмотреть на твоё жилье. – И, не спрашивая её разрешения, направился на берег. Войдя в сарай, осмотрел оба её помещения, одобрительно хмыкнул.

– Хорошо устроилась.

В прихожей сел на табурет, побарабанил пальцами по столу, потом осмотрел её с головы до ног раздевающим взглядом (у неё холодок побежал по спине), прищурил глаза, стал медленно говорить:

– У меня есть право закупать товар для государственных нужд. Понимаешь?

Под его требовательным взглядом она кивнула головой, боясь думать, куда он клонит.

– Я могу вполовину цены купить…

– За бесценок не продам, – прервала она его. – Не затем через море плыла!

– А могу и полторы цены дать, – не слушая её, продолжал он.

– Врёшь! С тебя три шкуры сдерут, если своё государство будешь обманывать, – осмелев, сказала она. Почему-то почувствовала, что такой тон сейчас самый подходящие в разговоре с этим всесильным чиновником. – Ты меня не обманешь!

– Зачем обманывать? Деньги сразу выложу на этот стол.

– Клади! А товар, он вот, рядом. В любую минуту можешь забрать.

– Значит, согласна?

– А кто откажется от такого заманчивого предложения – полторы цены?

– Но расплачиваться будешь вот за этой перегородкой. Поняла?

У неё ослабли ноги. Ей захотелось присесть, но табуретка в прихожей была одна, приходилось разговаривать стоя.

Она поджала губы, процедила медленно:

– Этого не будет никогда.

Он резко встал, заглянул ей в глаза, произнёс внушительно:

– Тогда и разрешение на торговлю ты не получишь никогда!

И вышел вон.

Она подошла и в бессилии опустилась на табуретку. Сиденье ещё сохраняло его тепло. В голове сквозняк, как в этом сарае.

Вошёл Ветрок, спросил осторожно:

– Договорились?

Она отрицательно покачала головой.

Он потоптался на месте, кашлянул.

Есеня подняла на него усталый взгляд, попросила:

– Ты столько раз бывал в Царьграде. Помоги найти выход.

Он немного подумал, ответил:

– Будем срочно менять причал!

– Тогда быстрее!

Они вышли наружу, остановились. Несколько служащих порта возились с длинным металлическим тросом. Они завели его на корабль, просунули через отверстие для весла, а концы закрепили в кольце с длинным штырём, вбитым в деревянный настил.

– Твоё судно арестовано, купчиха! – торжественно объявил Сипеос.

– За что?

– За нарушения при пересечении границы.

– Какие нарушения?

– А это мне лучше знать!

– Я буду жаловаться императору. У нашего князя с ним торговый договор!

– Хоть Господу Богу! Только здесь я полный хозяин. Через меня не перешагнёшь! Если попытаешься перерубить трос, то стража рядом. В момент отберём весь груз в пользу государства. Понятно тебе?

И ушёл.

Есеня взглянула на Ветрока.

– Что будем делать?

Тот пожал плечами, ответил хмуро:

– Он действительно решает все. А жаловаться… Посмотри на пристань. Видишь, сколько нашего брата? Если все будут жаловаться… Поэтому им и дали такие права.

– Выходит, только один выход: ждать, когда он смилостивится?

– Да. Или согласится на крупную взятку.

«Черт с ним, отдам половину груза, – решила она. – Товар не купленный, доход какой-никакой, но будет…»

На другой день Сипеос явился, как обычно, с утра. Возился в судах, только что пришедших в порт. Есеня терпеливо ждала. Наконец подошёл к её кораблю.

– Господин Сипеос, – обратилась она к нему, – я согласна отдать тебе половину товара, чтобы ты освободил меня из-под ареста.

– Императорские чиновники взяток не берут! – гордо ответил грек и пошёл дальше.

«А шкурки на шубу жене забрал!» – с ненавистью глядя на толстый зад, подумала она.

Это всё так, но что же делать?

Стала просить Ветрока:

– Может, у тебя есть хорошие знакомые среди таможенников? Подойди, поговори. Сам знаешь, иногда срабатывает.

– Попробую, боярыня.

Три дня пропадал он с утра до вечера, возвращался мрачный. Наконец заявил:

– Бесполезно, боярыня. Оперся наш грек. Больно уж ты ему понравилась…

– Помолчи, Ветрок!

– Молчу, молчу!

– Неужели ты думаешь, что я с этим боровом…

– Не думаю, не думаю!

– А я думаю, – вдруг сникла она, и Ветроку стало до слез жалко её.

Дни шли, а Сипеос продолжал упорствовать.

Судно стояло уже две недели. Матросы изводились от безделья.

В начале третьей недели Есеня отвела грека в сторону и сказала, пряча глаза:

– Я согласна…

Сипеос просиял.

– Давно бы так!

– Только с прежним условием. За товар полторы цены.

– Конечно! Конечно!

– И деньги вперёд. Потому что уже никому не верю.

– Завтра принесу.

– Утром. А вечером придёшь ко мне.

– Согласен. Через неделю свободно поплывёшь куда хочется.

– Через неделю?

– А как ты хочешь? За товар полторы цены плачу!

Есеня подумала, ответила:

– Пусть будет через неделю.

Назавтра он принёс деньги. Они заперлись в прихожей, вместе пересчитали их. Грек не обманывал.

«Какие же похотливые мужики! – удивлялась Есеня. – Ничто их не останавливает в погоне за юбкой!»

А сама ласково улыбнулась Сипеосу:

– До вечера!

– До вечера, красавица! Все эти семь дней я буду с тобой таким ласковым, что ты станешь вспоминать меня всю жизнь!

Когда пала темнота, в дверь постучали. Есеня взяла свечку, и в одной сорочке пошла открывать. Скинула тяжёлый крючок, впустила Сипеоса. Тот вошёл в прихожую, зыркнул по сторонам, оглядел Есеню, остался доволен.

– Снимай одежду, господин, клади на стол. Пойдём ко мне в спальню.

– А зачем здесь? В спальне и разденусь.

– Там только кровать. Что, на пол будешь бросать дорогое одеяние?

– А вдруг кто-нибудь войдёт?

– Кто может войти? Я дверь на крючок заперла.

Они направились в спальню. Но она вдруг остановилась, спросила:

– А ключ где? Без ключа я с тобой не лягу.

– Какой ключ?

– Тот, которым ты запер замок, арестовав моё судно!

– А! Вот он.

Он пошарил в брюках, вытащил ключ.

– Видишь? Со мной он. Чего испугалась?

– Знаю я вашего брата. Так и норовите беззащитную женщину обмануть.

– Что, многие тебя обманывали? – ревниво спросил он.

– А то как же? Разве без этого бывает? Ну что держишь в руках, положи на подоконник.

Он положил ключ на указанное место.

Открывая дверь в спальню, она сказала:

– Снимай и тогу, чего стесняться. Я не буду оглядываться.

Услышала, как сзади зашуршала материя. Тогда она задула свечу, шире открыла дверь и сказала:

– Проходи впереди меня, я и эту дверь закрою на засов.

Колыхнулся воздух возле неё, пахнуло крепким мужским потом, она поняла, что Сопеос вошёл в спальню.

– Ничего не вижу, – раздался его голос.

– Сейчас свечу зажгу, – ответила она.

– А зачем надо было тушить? – недоумённо спросил он.

– Сама погасла.

Она зажгла свечу и подняла над собой. Спальня наполнилась светом, и Сопеос увидел, что вдоль стены стоят вооружённые люди – моряки с корабля Есени. Он присел и непроизвольно прикрыл причинное место. Потом дико вскрикнул и кинулся в дверь. Вслед за ним полетел дружный мужской хохот десятка мужчин. Грек стремглав проскочил прихожую, на ходу прихватил свою одежду, вылетел в дверь и, мелькая голым задом, скрылся в темноте.

– Берите ключ, отмыкайте замок, – приказала Есеня капитану. – А вы садитесь за весла. Немедленно отправляемся в море, иначе нас могут перехватить!

В полной тишине отчалили от причала и, сверяясь с огоньками города, заскользили по глянцевой глади залива. Увидели, как на пристани зажглись факелы, они заметались на том месте, откуда только что отошли.

– Ищи ветра в поле! – удовлетворённо проговорил кормчий.

– Не в поле, а в море! – весело поправила его Есеня.

Вскоре миновали горло залива и вышли в открытое море. Через две недели были на Руси.

XVII

Древлянский княжич, восемнадцатилетний красавец Внислав приехал на Киевский рынок за покупками. Здесь не то, что в затерянной среди глухомани Искоростени, куда купцы боялись появляться; в столице Руси было такое изобилие товаров, что у него разбежались глаза. Здесь торговали купцы из Византии, из Хазарии, из Болгарии, из Волжской Булгарии и из многих стран Европы, не говоря о новгородцах, кривичах, вятичах, северянах, радимичах и местных, киевских купцах. Сначала он прошёл оружейный ряд, где были разложены мечи, копья, секиры, кинжалы, привезённые из Скандинавии, Византии и Европы, а также изготовленные на Руси. Лежали литые или чешуйчатые медные панцири и искусно связанные кольчуги, шлемы, щиты, набедренники, обручи. И всё это на разный вкус и кошелёк. Он купил себе длинный кривой меч восточных мастеров; на лезвии его были выгравированы какие-то письмена, а ножны отделаны драгоценными камнями.

Затем перешёл в ряд, где было разложено снаряжение для коней: изогнутые седла, ратная сбруя с искрящимися украшениями, накидки для лошадей с затейливыми рисунками и орнаментом, уздечки, стремена, бубенцы…

Приобретая понравившуюся уздечку, он двинулся дальше и, пройдя мимо ковров и обуви, оказался в ювелирном ряду. Украшения его не интересовали, в них он не очень понимал толк и только любовался их разнообразием и красотой.

Вдруг почувствовал на себе внимательный взгляд, оглянулся. Украдкой из-под платочка за ним наблюдали два больших, обрамлённых длинными густыми ресницами глаза. Он тотчас подбоченился и медленно, но настойчиво стал подвигаться в их сторону. Вскоре рассмотрел и обладательницу прекрасных глаз, девушку его лет, высокую, стройную, одетую по-боярски, встал рядом, заглянул в лицо. Его очертания были мягкими и приятными. Небольшой носик с горбинкой, тонкие губки, выдающийся вперёд подбородочек. Всё мило и очаровательно. И он улыбнулся ей открыто и влюблённо. Щеки её тотчас покрылись лёгким румянцем, она ответила ему сияющим взглядом. Он осмелел и решился заговорить.

– Что-нибудь выбрала? – задал он первый попавшийся вопрос.

– Пока нет, – с некоторой запинкой ответила она.

– Тогда, может, вот это ожерелье? – он протянул руку к украшению и заметил, что пальцы легонько дрожали.

– Очень красивое, но очень дорогое…

– Какие глупости!

Он отвязал от ремня мешочек с деньгами, рассчитался с византийским купцом (тот подобострастно и умильно всё это время кланялся ему) и стал надевать украшение на её шею. Она растерянно смотрела то в его лицо, то на ожерелье, не произнося ни слова, а у него кружилась голова от близости с ней, приятного запаха, который исходил от неё, и особенно от сияния очаровательных глаз.

– Вот! Носи на здоровье! – сказал он победоносно, когда застегнул украшение и отошёл от неё. Потом не удержался, похвалил:

– Очень красиво! Как будто с ним родилась!

Она погладила ожерелье и ответила смущённо:

– Спасибо…

Потом они пошли бродить по рынку, рассеянно глядя на разложенные товары и не видя их; они были заняты друг другом.

– А как тебя звать? – спросил он её.

– Листавой. А тебя?

Он назвался и спросил:

– Я правильно определил, что ты боярская дочь?

– И как ты догадался?

– По одежде. В ней чувствуется благородство и изящество.

И действительно, длинное платье из шелка светло-жёлтого цвета, с отложенным воротником и отделанным по краям золотистой каймой, очень шло ей, подчёркивая статность и красоту.

– А ты из древлян? Я вижу на плече ваш племенной знак.

– У тебя зоркий взгляд, если сумела заметить такую мелочь. Да, я сын древлянского князя Воисвета.

По её лицу на мгновение прошлась тень: с древлянами у полян была вековая вражда. Но она тотчас преодолела себя, спросила:

– И надолго к нам в Киев?

– На два дня. Послезавтра должен вернуться домой.

– Вон как! – В её голосе прозвучало лёгкое разочарование.

– Но я приеду ещё, – заверил он её, – лиха беда – начало! Мне здесь очень понравилось!

Он сказал это с таким выражением, что она поняла: это относится к ней, по её лицу скользнула довольная улыбка.

Он проводил её до терема.

– У нас вечерами гулянье на лугу над Днепром, – сказала она на прощание. – Придёшь?

– Обязательно! – заверил он её.

Вечером он был на лугу. Неторопливо прогуливалась молодёжь, кое-где зажгли костры, завели хороводы. Внислав взглядом искал Листаву. Она стояла в кругу девушек и взглядом следила за его приближением. Когда он подошёл близко, встрепенулась и произнесла:

– Давайте начнём хоровод!

Девушки её поддержали. Тотчас образовался круг, запели песню. Внислав вошёл в него. Справа от него оказалась Листава. Ладонь у неё была мягкой и тёплой. Она повернулась к нему и наградила такой улыбкой, что перед ним всё поплыло, будто в тумане, и он видел только её огромные сияющие глаза.

Когда хоровод распался, к нему подошёл невысокий коренастый парень, спросил:

– Ты откуда такой бойкий будешь?

– Издалека, – настороженно ответил он, чувствуя с его стороны скрытые вызов и угрозу.

– Я и так знал. Лезешь к девушкам, не зная наших обычаев.

– И какие они, ваши обычаи?

– За своих девушек мы уши надираем. Некоторым.

– Надери. Коли успеешь.

– Я предупредил.

– А я испугался.

Они разошлись.

Весь вечер он был с Листавой, а после гулянья пошёл провожать её.

– О чём с тобой говорил Соснец? – спросила она его.

– Его Соснецом зовут?

– Да. Он боярский сын. Наши роды дружат, и мы с детства помолвлены.

– Выходит, вы принадлежите друг другу? – разочарованно произнёс он.

– Глупости! Мало ли что надумают наши родители! Мы росли с ним вместе. Остались хорошими друзьями. И только.

– Да, но он заявляет на тебя права, как на свою девушку!

– По привычке. Повторяю: мы с ним только друзья. Я поговорю завтра, и он отстанет от тебя.

И повела разговор совсем о другом:

– Понравились наши гуляния?

– У вас столько молодёжи! Не сравнить с Искоростенем. Мы там собираемся на берегу Ужи. Речонка такая лесная виляет среди дебрей. На ней прошло всё моё детство, она мне дорога…

– Как мне Днепр…

Остановились возле её терема. У него плыла земля под ногами, ему страстно хотелось поцеловать с е, но он боялся оскорбить такой выходкой: существовало негласное правило, что целовать девушку можно было только на третий вечер.

– Я бы желал, чтобы ночь продолжалась вечно, и мне не надо было никуда уходить, – сказал он тихо.

– И со мной впервые такое, – ответила она дрожащим от волнения голосом.

Он приблизился к ней и щекой почувствовал жар её лица.

– Мне кажется, что я не сегодня тебя увидел, а знаю вечно, – продолжал он и коснулся губами её губ. Они были огненными.

Она только кивнула в знак согласия головой, не в силах сказать что-либо. Тогда он привлёк к себе её гибкое тело и поцеловал. Она ответила на поцелуй.

Потом начались бессвязные признания в любви:

– Я как увидела тебя, так сердце захолонуло…

– А я с того момента ничего и никого не вижу, кроме тебя…

– Я не знаю, что со мной творится…

– Кругом люди, а ты как будто высвечена через них…

– Сердце моё так и тянется к тебе…

Они пробыли вместе до поздней ночи, с трудом расстались. Внислав направился было домой, но ему не хотелось спать, и он сел на круче днепровского берега. Он смотрел вдаль, в густую темень небосклона и ни о чём не думал. Он видел перед собой лицо Листавы и наслаждался этим видением. В душе у него всё ликовало и пело.

Наконец край неба стал светлеть, появилась красная полоска, которая стала стремительно разрастаться, и вот уже вся восточная часть неба была залита величественным багряным заревом. Появился белый краешек солнца. Вот оно поднялось над землёй и залило светом весь мир. Проснулись, защебетали пернатые, появились люди… Сколько лет прожил Внислав, но так случилось, что только сейчас он проникся красотой и великолепием восхода дневного светила.

Днём они вновь встретились, бродили по Киеву и окрестностям. Говорили обо всем, а больше о пустяках, но каждое сказанное слово казалось им наполненным глубоким смыслом.

Листава рассказывала про своё детство и вдруг выговорила:

– В детстве нас пугали древлянами. Что придут и всех нас съедят…

Он не обиделся, а, улыбаясь, ответил:

– А нас полянами стращали. Вроде как разбойниками…

– А почему наши племена постоянно враждуют?

– Не знаю. Может, потому, что рядом живут.

– Но с северянами мы тоже рядом живём, а не ссоримся!

Он подумал, а потом сказал серьёзно:

– Буду князем древлянским, всё сделаю для того, чтобы прекратить нашу вековую вражду. Сам лично буду наказывать тех, кто попытается совершить нападения на вашу землю. И с князем киевским договорюсь, чтобы и он так же поступал. Клянусь тебе!

– Я верю, – ответила она и прижалась к нему.

Вечером на пути к лугу дорогу ему преградили пять парней. Среди них он увидел Соснеца. Но вперёд выступил не он, а другой, здоровенный увалень. Хмуро поглядывая сверху на Внислава, он пророкотал густым басом:

– Зря идёшь. Проваливай откуда пришёл.

– А может, мне не хочется уходить.

– Придётся.

– Ты, что ли, не пропустишь?

– Я.

– Чем я тебе насолил?

– К девушкам нашим пристаёшь.

– К твоей девушке я не подходил.

– Зато к другим.

– Вот пусть они и разговаривают. Тебе-то что за забота?

– Они мои друзья.

– Соснец, что ли?

– Хотя бы.

Внислав подумал, сказал:

– Нечестно это.

– Уж как есть.

– А если с ним девушка дружить не желает?

– Желает.

– А пойдём и спросим её.

– Чего ходить? Вон она сама к нам направляется.

И действительно, к ним шла Листава. Остановилась, оглядела всех быстрым взглядом, спросила увальня:

– Дубок, что здесь происходит?

– Да вот… разговариваем.

– Вижу; что не пляшете.

– Соснец сказал, что тебе этот хлыщ проходу не даёт.

– Соснец, это правда?

Тот резко повернулся и пошёл прочь.

– А ты, Дубок, разве не знаешь, что меня нельзя силой к чему-то принудить?

– Как не знать!

– Тебе наплели, а ты и поверил!

– Да ладно, ладно. Сам понял.

– Вот и молодец. Пойдёмте на луга!

Парни двинулись первыми, за ними Внислав и Листава.

– Дубок добрейший, но очень доверчивый человек, – говорила она. – Вроде бы неповоротливый с виду, но заядлый и умелый драчун. Его во время драк улица на улицу первым ставят. Валит любого с первого удара. Страшно смотреть!

Возвращаясь с гулянья, спросила:

– Ты завтра уезжаешь?

– Нет.

– Но ты же говорил…

– Мало ли что я собирался делать раньше! – легкомысленно ответил он. – Взял да и передумал!

– Из-за меня?

– Конечно. Ты рада?

Она для вида пожала плечами, но не удержалась и поглядела на него влюблённым взглядом.

А через два дня Листаву вызвал отец, боярин Буривой. Ему было свыше сорока лет, высокий, статный, с волевым лицом, привыкший повелевать и распоряжаться.

Когда она вошла, он внимательно оглядел её, кивнул на кресло перед собой:

– Садись, разговор серьёзный предстоит.

Она почувствовала сразу, что речь пойдёт о Вниславе, и внутренне собралась, готовая ко всему.

– Мне сказали, что ты встречаешься с древлянским княжичем, – начал он…

– Соснец сказал?

– Неважно.

– И всё-таки?

– Допустим, он. Но я бы и без него узнал, доброхотов много. Это правда?

– Да. Его зовут Вниславом.

– Меня мало интересует его имя. Важнее, что он – древлянин, а древляне – наши исконные враги.

– Неправда. Ты мне сам рассказывал, что при князе Кие мы все – и поляне, и древляне, и северяне, и кривичи – жили одним государством и называли себя русами…

– Когда это было! Без малого два века миновало, как распалась Русь. Только мы, поляне, продолжаем себя называть русами. Остальные отпали от Киева и даже враждуют с ним, а древляне превратились в наших врагов. Вспомни, сколько раз они громили наше имение на реке Тетерев?

– Папа, Внислав обещал мне, что, как станет князем древлянским, сделает все, чтобы прекратить всякую вражду между нашими племенами!

– И ты веришь? Запомни раз и навсегда: нигде больше не врут, чем на войне и перед свадьбой. Сегодня он говорит так, а после свадьбы запоёт совсем другое. Он хочет заполучить тебя всякими способами, поэтому и наобещал кучу с грудой! А в твоём возрасте всякому обещанию верят. Это я по себе знаю.