Текст книги "Степные волки (СИ)"

Автор книги: Василий Сахаров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 22 страниц)

Глава 10

Капитан Штенгель.

Непонимание происходящих событий терзало капитана Гельмута Штенгеля, в настоящий момент, вора по кличке Лысый. Он пришел в Тайную Стражу восемь лет назад и все эти годы, он потратил на то, чтобы следить за преступниками Старой Гавани. Ему было восемнадцать, когда он встретился с Густавом Кремором, сейчас двадцать шесть, и он непонимал, как у этих, не видевших ничего кроме своего приюта и окрестных улиц, мальчишек, все так получается. Не всегда гладко и ровно, но получается и, чего уж тут таиться, гораздо лучше, чем у него, опытнейшего профессионала. Волчата действовали по какому-то наитию, и оно, это чувство, полностью заменяло им трезвый расчет, а заодно, и опыт. На это, и только на это, капитан мог списать все их успехи.

После того как Кривой Руг назначил его опекуном и учителем дромских сирот, он обрадовался, вот, задача выполнена, теперь он сможет влиять на них и парнишки всегда будут под присмотром. Однако, радовался Штенгель рано, поскольку мальчишки всегда действовали по своему разумению. Он говорил, что здесь надо осторожно, что именно эту банду малолетней босоты, требуется остерегаться особо, и с ними надо договориться, но дромы приходили в логово босяцкого главаря Рыбаря и убивали его. Просто и доходчиво, как и в каждом деле, где они учавствовали.

Впрочем, по порядку. Практически сразу, отправившись в Штангорд, дромы привели в Старую Гавань своих, так называемых "гвардейцев", беспризорников с улицы Красильщиков. После чего, выпросили у прижимистого вышибалы "Отличного Улова", здоровяка Гонзо, старое оружие, и раздали этим парням. И ладно только это, но их вожак, Пламен, то ли уговорил, то ли приказал, и Лысый стал с ними заниматься. С самого раннего утра и до позднего вечера, он собирал на заднем дворе таверны оборвышей и учил их стрелять из арбалетов, метать ножи, а заодно, рассказывал о всех местных подростковых бандах. Точнее сказать, обучал он сначала дромов, а уж они, всех остальных. Отличная метода, учишься сам и, тут же, обучая других, закрепляешь материал.

Прошло два месяца, с тех пор как в Старой Гавани сменилась власть, а Кривой Руг уже крепко прибрал район к своим загребущим рукам и некоторая заслуга мальчишек в этом была. Неспешно пройдясь по окрестностям, они подошли ко всему с какой-то четкой уверенностью, что точно надо сделать. Первым делом, они собрали в кучу тех, кто по каким-то причинам не состоял в бандах или был из них изгнан и, в основном, это касалось сынков сбежавшего Папаши Бро. Босяки, которые раньше перед ними несколько заискивали, изгнали их из своего круга и сделали отверженными. Изгнать-то изгнали, а Пламен со своими братьями, наоборот, пригрел. Чепуха? Может быть, и Лысому самому казалось, что ничего из этого не выйдет. Однако, два десятка местных беспризорников во главе с Квирином Иглой и полтора десятка городских бродяжек, вооруженных и обозленных на весь белый свет – это сила.

Следующий шаг был логичен, есть сила – используй, и ничто не мешало дромским мальчишкам вызвать в выделенный для них неподалеку от "Отличного Улова" просторный дом, всех местных вожаков, и договориться о мирном сосуществовании. Но и тут они поступили по своему, собрали всех своих босяков в отряд, разбили их на десятки, и сами прошлись по всем местам скопления молодых воришек. Три дня Старая Гавань гудела и дошло до того, что взрослые воры пришли жаловаться на беспредел дромов. Лысый, как назначенный Кривым Ругом наставник мальчишек, при этом разговоре присутствовал.

– Кривой, – над новым паханом Старой Гавани и Лысым, сидящими за столом в таверне, возвышалась гора мяса и мускулов, профессиональный выбиватель долгов, Быча. – Ты нас проредил, пусть, то ваши с Папашей Бро дела были, понимаем и зла за это на тебя не держим. Ты стал самым главным в Старой Гавани и держателем общака, пусть. Зачем теперь беспредел творишь?

– Беспредел это не дело, – поддакнул ему старый и авторитетный вор-щипач Серебрянка, ездивший на "гастроли" по городам герцогства и только недавно вернувшийся в город. Он точно был не в деле и его пригласили только как свидетеля и арбитра.

– Где вы беспредел видели? – в ответ, буром попер Кривой Руг. – Пащенки ваши воровские, первыми одного из моих пырнули. Разговор начал ты, Быча, а потому и спрос с тебя. Признаешь?

– Пырнули, – согласился насупившись Быча. – Так пусть одного накажут или на воровской суд выведут. Это не по понятиям, всю банду под корень вырезать.

– Не всех убили, а трех из десяти, так что не гони понапрасну, – прищурившись, сказал хозяин всего района, и от этого недоброго взгляда, Штенгелю стало не по себе. – Этому идиоту Рыбарю, было доступно объяснено, кто теперь над их вольницей старший, он не внял, а за это и получил болт в голову. Еще вопросы есть?

– Так, как же, – Быча несколько растерялся, поскольку думал, что его слова будут иметь вес, – они же и на взрослых воров кидаются?

– На кого? – чуть приподнялся из-за стола Руг.

– На Каленого, на Свата и Торопыгу.

– Ты хочешь по понятиям, по законам Старой Гавани все решить?

– Да, – подтвердил туповатый Быча и этим подписал смертный приговор трем ворам, которых назвал.

– Где они?

Из-за широкой спины вышибателя долгов, показались трое жестоко избитых воров и Кривой Руг, уставившись на них, спросил:

– Вы напали на моих людей?

– Да какие это люди, сопляки же, – раздухарился один из воров, долговязый Торопыга, ранее, бывший на побегушках при Папаше Бро.

– Спрашиваю в последний раз, вы напали на моих людей? – Руг начинал впадать в бешенство.

– Да, мы чего, видим, что драка идет, вот и присоеденились, – примирительно выставив перед собой пустые ладони рук, сказал Сват.

– Получается, что вы первыми начали?

– Ну, – замялись избитые воры.

– Где парни? – выкрикнул Кривой Руг.

Тут же со двора появился Пламен, остальные двое, от своих занятий на импровизированном тренировочном поле, и отрываться не стали. Мальчишка встал чуть сбоку стола, между сидящими и ворами, которые стояли в середине зала и выглядели бедными родственниками, прибывшими просить о помощи.

– Вызывал? – спросил Пламен Руга.

– Рассказывай, как дело было, – тот кивнул на воров. – С самого начала.

– Нам было поручено приглядывать за местными босяками и заниматься тем же, чем раньше занимался он, – Пламен посмотрел на Торопыгу, – то есть следить, чтоб не было сильных претензий от стражников и собирать долю в общак. Мы прошлись по всем общинам и группам, везде встретили отказ. В результате, были вынуждены применить силу. Дошли до Рыбаря, он отказал и заявил, что не подчиняется Кривому Ругу, а всю долю отдает как и прежде, Торопыге. Одного из наших, на выходе, ударили заточкой в бок, пришлось вернуться и пристрелить троих, включая Рыбаря, еще двоих покалечили, так вышло. Пока с босотой Рыбаря разбирались, вмешались эти трое, – кивок в сторону воров. – Бросились на нас с ножами, мы ответили, но убивать не стали. Закон мы уважаем и, первыми, руку на старших не поднимали.

Пламен закончил, а Кривой Руг, в полной тишине, спросил понявших, что беда уже рядом, воров:

– Получается, что два месяца вы собираете с босяков долю, а я про это незнаю?

– Мы хотели отдать, – поеживаясь, ответил Торопыга, – но как-то все не получалось.

Хозяин Старой Гавани обратился к Серебрянке:

– Ты авторитетный вор, Серебрянка. Рассуди, что за крысятничество бывает?

– Смерть! – только одно слово сказал старик.

– А ты, Быча, не с ними в доле был, что за них вписываешься? – спросил Руг громилу.

– Ничего я не знал, – тут же отнекался от своих друзей Быча. – Они сами по себе, а я сам по себе.

– И что скажешь, что с этими козлами делать, какое наказание им назначить?

Быча бросил на избитую троицу взгляд, со вздохом, отвернулся и пробурчал:

– Смерть!

Воров, попавшихся на столь неблаговидном деле как крысятничество, подхватили под руки люди Кривого Руга и уволокли. Серебрянка и Быча таверну покинули сразу, а Кривой спросил Пламена:

– Ты ведь знал, что так получится?

– Да, знал, – парень все так же, не шевелясь, стоял на одном месте.

– По другому никак нельзя было поступить?

– По другому, это год целый надо народ к себе приучать, а мы по простому, вожаков поломали, кто против был, а все остальные уже и не спорили.

– Ладно, – Кривой Руг разрешающе взмахнул рукой. – Иди, работай, – и вслед, пробормотал еле слышно: – Отморозок, прям как я в юности.

Пламен ушел на двор, а Штенгель направился за ним вслед. Вышел на свежий воздух, вдохнул полной грудью и спросил стоявшего рядом парня:

– Что дальше делать думаете?

– Работать, – ответил Пламен, перебирая ножи, сваленные в кучу на столе, то что было добыто как трофеи на бандитских хавирах. – Твоя помощь нужна будет, Лысый.

– Какая?

– Мы хотим один домишко богатый выставить и нам требуется опытный вор-домушник, который бы все захоронки хозяев дома нашел. Пойдешь с нами?

– Наобум, нет, – сказал капитан. – Надо место самому посмотреть, определиться.

– Хорошо, сегодня в ночь пойдем, посмотрим, – Пламен выбрал себе нож, отличнейший дромский боевой кинжал, непонятно как, оказавшийся у безвременно ушедшего в мир иной, Рыбаря. – Какой хороший и удобный нож, как влитой в руке сидит.

– Дромский боевой клинок, стандартный, использовался среди разведчиков и пограничников, – вставил нужные ему слова Штенгель. – Может быть, отец твой, точно такой же носил.

– Жаль, не знали сразу, а то спросили бы Рыбаря, где он его достал, – заметил Пламен. – Ничего, его выживших босяков спросим, может быть, что и знают что-то.

Штенгель протянул руку и сказал:

– Ладно, давай нож, и Звенислава с Курбатом кликни, повторим основные стойки, а заодно, и про клинок этот расскажу.

Все трое дромов собрались вместе, и Штенгель, повертев в руках дромский нож, начал:

– Смотрите и запоминайте, это один из самых лучших боевых ножей, какие только были придуманы человеком, дромы называли такие "иби". Он одинаково эффективен как колющее так и режущее оружие, имеет листовидную форму. Именно такая форма повышает его проникающие свойства при колющих ударах, а отличная заточка при неровной линии лезвия, делает его превосходным режущим инструментом. От нижнего ограничителя до трети длины лезвия, одна сторона клинка имеет зубчатую заточку. Для чего это делается? – капитан посмотрел на Курбата.

– Думаю, – Курбат неспешно разглядывал нож, – что такая заточка, не дает противнику возможность захватывать и блокировать клинок руками и, конечно, так наносятся более длинные и глубокие резаные раны.

– Правильно, – продолжил Штенгель. – Обратите внимание на клинок. Сам по себе, нож тридцать сантиметров, а длина клинка восемнадцать. От зубчатой заточки до острия, идет гладкая заточка, а с его другой стороны, обратная заточка. От острия идут спуски, потом в середине лезвия сделаны долы. Идеальное оружие ближнего боя, вам бы всем такие надо достать.

– В квартал Оружейников сходить надо, тем более, что давно уже собирались, – сказал Пламен.

– А деньги у вас есть? – капитан усмехнулся.

– Найдутся, – голос Пламена был серьезен.

– Ну и хорошо, – Штенгель бросил дромский боевой нож, чуть в сторону от Звенислава, который, рассеянно смотрел на хмурые облака, несущие в Штангорд то ли дождь, то ли снег.

Подловить парня не получилось, он ловко подпрыгнул, перехватил нож в воздухе и, застыв на полусогнутых ногах, направил клинок ножа вниз. С каждым разом все лучше и лучше, подметил капитан, глядя на Звенислава, правильная фронтальная стойка, ноги полусогнуты, нож в правой руке и готов к бою, хоть против меня, хоть против всего мира.

Опять ворохнулось в душе капитана непонимание, может быть, даже капелька зависти, и он, отправив парней заниматься дальше, направился в город. Покинув Старую Гавань, Штенгель неспешно шел по улицам Штангорда, разглядывал дома и если бы за ним следом шел кто-то, кто его знал, то подумал бы, что вор-домушник присматривает себе работенку на ночь. Однако, это было не так, Лысый шел на встречу с Корном, которая была назначена заранее в одной харчевне неподалеку от Белого Города, и идя определенным маршрутом, он знал, что сейчас за ним пристально наблюдают не менее чем два человека из Тайной Стражи, проверяя, нет ли за ним слежки. На душе было муторно и как-то неспокойно, но опасности не было, все как всегда.

Харчевня, в которую вошел Штенгель, была самым обычным и ничем не примечательным гильдейским заведением. Каждый вечер здесь собирались ткачи и все кто имел какое-то отношение к этому делу. По стенам были развешаны всяческие гобелены, пара бюстов прежних герцогов, которые даровали Гильдии Ткачей некоторые привилегии, а в остальном, все было как и везде: столы, лавки, запахи еды и пива. В этот час, обычно, здесь не было никого, а хозяина особо не волновало, кто сидит за столами.

Штенгель прошел в закуток, который не просматривался от входа, заказал еды, кружку пива, и к нему тут же подсел Корн, который заказал то же самое, что и капитан. Принесли заказ быстро, и филер, оставшийся в группе за старшего, сказал:

– Все чисто, капитан, за вами никто не шел.

Штенгель удовлетворенно кивнул и спросил:

– Что нового?

– Мальчишки ночами по городу бродят, бывает, что и беспризорников за собой таскают. Как вы и велели, постоянно за ними не ходим, а так, издалека и в полглаза посматриваем. Сами понимаете, капитан, видим не все, но в основном, они крутятся вокруг дома госпожи Эрмины Хайлер.

– Это бывшая директрисса сиротского приюта?

– Так точно, господин капитан. Что-то они против нее злоумышляют. Может быть предупредить женщину об опасности, пусть уедет?

– Нет, Корн. Эта редкостная тварь, справки про нее я наводил. Пусть все будет как суждено. От Фриге Нойма новости были?

– Известно только, что в Эльмайнор он прибыл, больше ничего.

– Что начальство наше говорит?

– Все тоже самое: усилить работу, убыстрить, предоставить четкий план, дать определенные результаты. В целом, они довольны, что граф Таран, что Хайнтли Дортрас. Только вот… – филер замялся.

– Говори уже, Корн, раз начал, – подстегнул его Штенгель.

– Конечно, мне не по чину обсуждать начальство, но складывается впечатление, что в городе готовится измена, а Тайная Стража не в курсе.

– Как измена? – удивился капитан. – Давай подробней.

– Через месяц свадьба молодого герцога и в город, уже сейчас, начинают прибывать дворяне из провинции. А мы с напарниками, там всю свою службу тянули, знаем их как облупленных. Например, прибыл барон Финнер, дружина у него три калеки отставных, а при нем три десятка справных солдат. Спрашивается, откуда? Вчера видели графа Больтронга, так тот, только называется графом, голь перекатная, а с ним тридцать наемников. Таких дворян, мы уже с десяток насчитали, мимоходом, пока по Штангорду ходили. И все это совпадает с тем, что на Каримских железоделательных копях вспыхнуло восстание рабочих и некоторые столичные полки были отосланы из города.

– Думаешь, что это не так?

– Уверен, – голос филера был тих. – В Кариме народ спокойный и обстоятельный, там бунтовать не будут.

– Графу Тарану докладывал?

– Сегодня утром на прием ходил и на месте его не застал. Только секретарю докладную записку оставил, надменный такой, щенок.

– Это ты зря так поступил, Корн.

– Сам понимаю, что надо было личный доклад сделать, да чего теперь…

На улице раздался шум, звон стали, крики, и в харчевню влетел, оставленный наблюдать за входом, сыщик, зажимающий окровавленный бок.

– Бегите! – выкрикнул он. – Измена! – это были его последние слова, поскольку позади него возникла голова человека в шлеме, а из тела показалось острие меча.

Оттолкнувший уже мертвого сыщика с дороги, воин, влетевший первым в харчевню, видимо по привычке, выдохнул, выдергивая меч из тела:

– Во славу Ягве! Смерть неверным и необрезанным!

– Наемники, – выдохнул Корн.

– На крышу, – сказал Штенгель.

– Я прикрою, – Корн вытащил из под плаща короткий меч.

– За мной, оторвемся, – потянул его за собой капитан.

Двоем они рванулись по лестнице на крышу и, видимо, не зря Штенгель излазил все окрестности, и не первый год уже использовал это место для тайных встреч, оторвались. С крышы харчевни они перешли на другую, потом еще, и еще, миновали квартал и уже здесь уже спустились вниз.

Капитан выглянул из тесного переулка, никого постороннего видно не было, и только патруль Городской Стражи, наверняка, извещенный о беспорядках, топая сапогами, пробежал в сторону харчевни.

– Надо доложить, – сказал Корн, пряча свой меч обратно под плащ.

– Подожди, – придержал его Штенгель. – А вдруг, это Таран изменник главный?

– Не может быть, – Корн был категоричен.

– Может или не может, не нам с тобой судить, но наемники за тобой приходили, а докладную записку, ты ему оставлял. Вывод очевиден и напрашивается сам собой, секретарь или граф.

– Да, секретарь это, корнетик.

– А секретаря, кто на это место сажал?

Корн задумался и спросил:

– Что делать?

– К Хайнтли Дортрасу пойдем, тем более, что к городскому храму ближе, чем к замку.

– Давай, – согласился филер.

Они быстрым шагом направились к храму Белгора, величественному зданию, стоящему на площади Первого Откровения. В воздухе, как будто застыло напряжение и ожидание чего-то нехорошего, прохожих было на удивление мало, патрули стражников на своих обычных местах отсутствовали и, уже на подходе, выйдя на храмовую площадь, Штенгель и Корн столкнулись со своими преследователями. Два десятка наемником под предводительством двух лейтенантов Тайной Стражи, с ясно видимыми серебряными бляхами поверх форменных мундиров, шли по параллельной улице и вышли на площадь одновременно с ними.

– Бегом! – выкрикнул капитан и, длинными прыжками, помчался к спасительному входу в храм.

– Догнать их! – выкрикнул один из лейтенантов Тайной Стражи.

– Не дайте им уйти! – вторил ему второй, и наемники, как стая хищников, загоняющих травоядного зверя, рванулись за ними вслед.

Однако, спасительную для себя гонку, капитан и сыщик выиграли, и в вечной борьбе за жизнь, одержали еще одну маленькую победу. Они вбежали в распахнутые настежь двери храма, проскочили трех жрецов, несущих в этом месте постоянную стражу, и припали к статуе Белгора, общегосударственной святыне. Как бы не повернулось дело, но каждый, кто коснулся статуи бога, получал защиту и неприкосновенность, другое дело, что бывало, жрецы карали за совершенное деяние более строго, чем официальная власть. Наемники вломились следом, но тут же были остановлены суровым голосом представительного жреца-охранника, раскатившимся по всему огромному залу:

– Стойте, нечестивцы! Как посмели вы, с оружием в руках, ворваться в храм божий?

– Пошел в сторону, святоша, – откликнулся передовой наемник, с уверенным видом, идущий с обнаженным мечом к статуе.

– Всем оставаться на своих местах! Работает Тайная Стража! – выкрикнул один из лейтенантов, вошедший вслед за наемниками.

– Вам что, – пророкотал голос жреца, – законы не писаны? Вон из храма!

– Эти двое, преступники, – заявил лейтенант, – и мы, заберем их в любом случае.

Жрец озлился на нахальных и непрошенных гостей не на шутку, что-то быстро пробормотал про себя и сказал:

– Да простится мне, что за веру нашу, силу твою, отец-прародитель, использую не по предназначению.

Из руки жреца вылетело полупрозрачное, почти невидимое человеческим глазом облако, моментально развернулось в густую паутину и накрыло наемников вместе с лейтенантами Тайной Стражи. Те застыли, как если бы впали в сон, и рухнули на выложеный цветной плиткой, пол храмового зала. С виду, они вроде как остались живы, по крайней мере, тот кто был к Штенгелю ближе, дышал. Жрец отряхнул руки, будто сбивая пыль, развернулся к Штенгелю и спросил:

– Кто таковы будете?

– Капитан Штенгель, Тайная Стража, выполняю личное задание Верховного Жреца Хайнтли Дортраса и герцога Конрада Четвертого, – ответил капитан, отпуская спасительный мрамор статуи бога.

– Старший сыщик-наблюдатель Корн, Тайная Стража, – вслед за капитаном, представился филер.

– Вона как, – пробасил жрец. – А чего это вы со своими не поделили? Впрочем, не мое это дело, и мирские хлопоты не должны занимать истинного служителя веры.

– Нам срочно нужен Верховный, – сказал Штенгель.

– А нет его, в замке он, – жрец ответил и пошел обратно на свой пост у входа, где два его сменщика, с невозмутимым видом продолжали нести свою службу.

– Постой, жрец.

– Чего тебе, капитан, зачем тревожишь меня своими мирскими делами?

– Это дело напрямую касается жрецов. В городе начинается мятеж и направлен он не только против герцога, но и против веры нашей.

– Есть доказательства? – жрец нахмурился и, даже, невозмутимые стражники на входе, повернули голову, вслушиваясь в слова Штенгеля.

– Вот эти, – капитан кивнул на лежащих наемников. – Выкрикивали славу богу Ягве и кляли нас как еретиков и язычников.

– Что-то еще?

Штенгель подошел к одному из лейтенантов и, сдернув с него серебрянную бляху, внимательно осмотрел и заключил:

– Подделка, это липовые офицеры Тайной Стражи. Напомню, каждая такая бляха, освящена в храме Белгора, а следовательно, подделка такого опознавательного знака, есть преступление и перед богом.

– И что ты хочешь от нас, капитан? – жрец принял из рук Штенгеля бляху, поводил над ней рукой и, брезгливо, отшвырнул в сторону.

– Надо пробиться в замок, помочь герцогу и Верховному.

– Верховный Жрец силен, – пробасил жрец. – Однако, если здесь замешана чужая вера, а речь зашла о еретиках, то надо ему помочь, – он повернулся к охранникам. – Братья, вызывайте всех, кто нынче в храме святом. Постоим за веру нашу.

– Благодарю, достопочтенный, – Штенгель склонился в поклоне перед служителем Белгора.

– Не торопись благодарить, капитан, – жрец поднял вверх правую руку. – Если ты ошибаешься, то понесешь суровое наказание за свою ложь, неважно, случайную или преднамеренную.