Текст книги "Берзарин"

Автор книги: Василий Скоробогатов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 26 страниц)

Стефан Косяк знаменит, он – человек-легенда. В изданной на Украине книге «Трипольская трагедия» [58]58
  См.: Трипольская трагедия: Сборник. Харьков, 1923.


[Закрыть]он – один из персонажей повествования. Один из четырех комсомолят, оставшихся в живых после того, как свирепый атаман Зеленый, за которым они гонялись, истребил поголовно весь красноармейский отряд.

Двигаясь на конях бок о бок, мы разговорились. Косяк поникшим голосом сказал:

– Почему-то возникли в сознании белые хатенки Триполья, Днепр и атаман Зеленый…

– Забудьте Зеленого, Стефан Иванович, – ответил я. – Допотопная история. Мы теперь в Бранденбургской провинции, столичной провинции Германии.

– Для меня история не допотопная, не уходит из памяти, словно все происходило вчера, – объяснил Косяк. – Мы были такими молодыми, юными, все для нас казалось простым.

– Стефан Иванович, понимаю вас хорошо. И я иногда погружаюсь в мистику.

– Не мистика, голубчик, а предчувствие надвигающейся беды. В самом деле, едем так, словно нас ждет теща, добрая тетка. А наткнемся мы на стальной кулак. Мы в роли птенчиков. Где танковая поддержка? Где мостопонтонные части? Где, наконец, прикрытие с воздуха? До Берлина – всего семьдесят километров. Они подготовили засаду. Они нанесут контрудар, чем отбиваться? Сорокапятками? От «тигров» и «пантер»?

– Спорить не стану, – ответил я. – Как всегда, вся надежда на выносливость Ваньки-солдата. Наверное, и Жуков сейчас рвет на голове волосы. От невозможности помочь нам. И у Берзарина добавляется седина. У них карманы пусты. Неплохо то, что нам помогает накопленная инерция наступления. Пока противник откатывается, скоро заблестит река Одер. Водная преграда. Но такие преграды мы уже видели…

Помолчав, Косяк тронул коня. У Стефана Ивановича дети и внуки в Киеве, скучает по ним. Стефану Ивановичу выговориться захотелось. Знает ведь, что ради заморских союзничков стараемся. И страдаем. Наши тылы отстали, бронетехника отстала из-за нехватки горючего. Мехчасти увязли в грязи. Янки и томми там, за морем, труса празднуют, а мы, русские, отдуваемся за всех этих прохиндеев.

Остановить камень, стронутый на склоне горы, невозможно.

В 17.00 через фольварк Клоссов и прибрежные лесные массивы батальоны наши вышли на поемные луга у реки Одер. На противоположном берегу в сумерках все же можно различить смутные очертания островерхих построек крупного немецкого населенного пункта.

Это – Гросс-Нойендорф.

Там, как это и отмечено на наших картах, имеются защитные земляные дамбы с вкраплением железобетона – эти дамбы спасают селение от разлива вешних вод. Нечего и строить догадки, насыпь нынче – это система огневых точек. На карте здесь значились выселок в пять-шесть домиков, паромная переправа. Причал есть и паром есть, вмерзший в лед. На реке сохранился ледовый покров. Пехота, обозы, пушки полковые – пройдут! Странно, что немцы нас сюда пропустили. Несколько пулеметов могли нас остановить. Серьезное упущение немецких командиров.

Немецкие наблюдательные посты не могли не обнаружить сосредоточение русских в пойме Одера, они всполошились. И был открыт массированный артиллерийский, минометный и пулеметный огонь по боевым порядкам нашего полка. Ледяной покров был достаточно прочным, но немецкие бомбардировщики, наверное, с утра его бомбили. Имелись воронки, через которые била вода. А теперь лед разрушали артиллерия и минометы.

По плану боя немедля развернулся 2-й стрелковый батальон под командованием майора Василия Пархоменко. Бойцы по талому снегу и заполненным водой тропинкам выдвинулись на лед и цепями пошли вперед. Поверх льда шла вода, плотный огонь мешал продвижению наших стрелков, кое-где их цепи ложились на лед в воду. Губительно это!

Атака могла захлебнуться, такая перспектива встревожила полковника Артемова. Командир полка сказал нам, штабным офицерам, что надо немедленно вмешаться. Мы должны бежать на лед, поднять стрелков и с ними вырваться на берег. Нельзя терять ни секунды.

Три капитана, в их числе и я, пишущий эти строки, а также полковой инженер Сергей Бирюков и начхим Михаил Пороцкий побежали и, перепрыгивая через бурлящие потоки, достигли цепей, увидели симптомы надвигающейся катастрофы. Люди лежат в воде, голов поднять не могут. Мы бегаем во весь рост, кричим. Свистят пули, свинцовый ливень. Упал, обливаясь кровью, Миша Пороцкий. Солдаты, увидев офицеров, все же поднялись и сумасшедшим вихрем бросились к берегу. Падали убитые и раненые. Но кто-то вырвался на землю.

Перед моей группой солдат на берегу оказалось кладбище. Из-за каменных и бетонных глыб стреляли засевшие среди обелисков гитлеровцы. Но тут легче, и нас камни прикрывают. Здесь – земля. Видим мы и повозки с боеприпасами, видим полковую пушку. Шум боя доносится с улиц селения. Наши роты добрались до улиц Гросс-Нойендорфа, завязали бои среди жилых построек. Гросс-Нойендорф – не конечная наша цель. Должен быть плацдарм, а для этого надо захватить еще и соседнее маленькое селение Ортвиг.

К Ортвигу стали откатываться и фашисты. На Ортвиг обязаны наступать и соседи из второго эшелона, подразделения 902-го стрелкового полка. У них задача «сладкая» – захватить сахарный завод. И с наших позиций слышно было, что там, у сахарного завода, идет жаркая перестрелка. Значит, 902-й полк у своей цели. Крепкий орешек завод – заборы бетонные, кирпичные стены, подвалы. Крепость! И она в руках 902-го. Сначала взяли кондитерский цех, потом ликерный…

Через час-полтора немцы опомнились, они контратаковали наши позиции. Причем фашисты подтянули танки, которые гремели и изрыгали огонь юго-восточнее и северо-восточнее Ортвига. И много танков – до полусотни. Была ночь, но от пожаров и осветительных ракет движение танков можно было различить. С ними сразились перемахнувшие через Одер противотанковые наши пушки. И запылала вражеская броня. Мужественные артиллеристы героически сражались и, не отступая ни на шаг, погибали. К вражеским позициям на бронетранспортерах подбрасывалась пехота. А нашему полку помощи – никакой!

Наши солдаты сражались, но обстановка ухудшалась. У врага – численное превосходство – и в людях, и в технике. Рота противотанковых ружей, которой командовал Борис Толокнов [59]59
  Капитану Борису Андреевичу Толокнову посмертно было присвоено звание Героя Советского Союза. Всего за всю историю 5-й ударной армии (с 1942 года) в ее частях и соединениях звания Героя Советского Союза получили 240 человек.


[Закрыть], вступила в единоборство с «тигром». Истребители танков сумели поджечь «тигра», а потом вступили в бой с самоходным орудием. Пуля сразила Толокнова…

Рядом, в каменном строении, гитлеровцы окружили взвод лейтенанта В. П. Селезнева. Солдаты Селезнева сражались до конца и сгорели в своей крепости. Лейтенант А. В. Рыкованов занял кирпичный сарай, отбивался до последнего патрона, причем его он оставил для себя. В этом жестоком бою за Одерский плацдарм пали смертью храбрых заместитель командира роты лейтенант Ф. И. Жариков, командир роты лейтенант М. Т. Потапов и другие офицеры.

А вот еще редкостный эпизод, относящийся к разряду чудес героизма. Когда уже стало ясно, что Ортвиг мы потеряли, оттуда до командного пункта С. Г. Артемова добрался связист и доложил, что там, фактически в тылу у немцев, на земляной дамбе закрепились и обороняются автоматчики со своим командиром Михеевым. Старшему лейтенанту Михееву приказали оставить свой рубеж и соединиться с основными силами. И через некоторое время командир полка узрел и самого храбреца. Он, воюя на дамбе до рассвета, сумел выдержать натиск врага, не потеряв ни одного солдата. Держался бы и дольше, но не осталось боеприпасов.

Валентин Михеев, бывший моряк, а на гражданке артист, побывал в 1941 году в плену у немцев, перенес пытки и издевательства. Бежал из плена, сохранив где-то в обуви корочку от удостоверения командира со своей фамилией. И его без помех восстановили в офицерском звании. Михеев люто ненавидел фашистов. Живого немца видеть не мог. Видимо, произошел психический сдвиг – увидев пленного, рвался, чтобы прикончить его. Михеева, видно, следовало бы убрать с передовой. Но было не до того! Сам Михеев в конце концов не выжил. В Берлине при штурме рейхсканцелярии сложил-таки свою буйную головушку.

Мои однополчане и вся 248-я захватили Гросс-Нойендорф, закрепились за Одером, остались там лицом к лицу с врагом. Захваченные в плен немецкие солдаты показывали, что к Гросс-Нойендорфу переброшена хорошо укомплектованная мотострелковая дивизия. Немецкая пехота, поддержанная танками, выбила 899-й стрелковый полк из Ортвига. Наши роты отошли к западной окраине Гросс-Нойендорфа на позиции оставшихся там наших подразделений. Несколько взводов пехоты, искупавшись в Одере, вернулись на исходные рубежи к Клоссову.

Хотя мы и удерживали вместе с 902-м полком занятый плацдарм, но 899-й в этой важной операции лаврами не был увенчан. Комдив находился в Ортвиге в 902-м полку на КП у подполковника Ленева, устроенном на территории сахарного завода. Там были пушки 771-го артполка. Они отбивали атаки немецких сил.

Ситуация, сложившаяся на участке 899-го полка, раздражала маршала Г. К. Жукова и генерала Н. Э. Берзарина. Где-то недалеко от Клоссова находился их КП. Туда были вызваны лично командир полка Сергей Артемов и начальник штаба Вениамин Маноцков. Им пришлось давать объяснение случившемуся. Маноцков позже мне подробно рассказал об этой встрече с командармом.

Они с командиром полка проехали километров пять на лошадях. На берегу Одера стояло бревенчатое строение, заваленное досками. Тут же – настил для сушки сена, рядом – сторожка. В ней и был Берзарин в черной казачьей бурке. Сидел и что-то писал порученец Жукова.

Бой на Одерском плацдарме у Гросс-Нойендорфа

Состоялся напряженный диалог.

– Товарищ Артемов, – сказал Берзарин. – Вы знаете, что полк Ленева, заняв сахарный завод, удержался? Комполка представлен к званию Героя Советского Союза. А вы свою дамбу бросили на произвол судьбы. В чем дело?

– Дамба, товарищ генерал-лейтенант, – это земляная насыпь. Нас раздавила моторизованная дивизия. Потеряли там две трети батальона. Теперь мы нашли место, где бетон и кирпич, и обороняемся. Против остатков полка – немецкая дивизия, и подошла еще бригада.

– Дорогой мой полковник, – несколько оттаяв, произнес Берзарин. – Сколько вам лет?

– Скоро будет двадцать девять. В мае…

– Взрослый вроде бы человек, – уже спокойно произнес генерал. – Вражеские силы существуют не для того, чтобы их пересчитывать. А чтобы их громить. Вы же ранее занятые позиции уступили врагу. Частично уступили. Их придется возвращать. Мы дадим вам противотанковый дивизион. Комдив Галай дает из второго эшелона батальон 905-го стрелкового полка. Хватит вам?

– Мы тоже перегруппируем силы, – доложил Маноцков. – Батальоны окопались, боеприпасы есть. Свои позиции удержим, товарищ генерал!

– Добро! – заключил командарм. – Ступайте.

Впоследствии мы, офицеры и бойцы 899-го стрелкового полка, нередко слышали слова нарекания, явно несправедливые. За то, что вызвали волнение в высших штабах. Лично себя я ни в чем не мог упрекнуть. Попав на лед Одера, я, служа живой мишенью, поднял в атаку роту стрелков. Мы захватили вражеские траншеи и надолбы на окраине Гросс-Нойендорфа. Тогда, в ночь с 1 на 2 февраля, немецкая пуля раздробила мои кости. Спасибо расчету 76-миллиметрового орудия, возле которого я упал. Пушкари перевязали раны, вытащили с поля боя. На некоторое время я выбыл из строя. С ранением в грудь и руку, в бинтах лежал сначала в Клоссове, в санроте. А полк остался на своем плацдарме, воевал там в течение всего февраля и до середины марта. А 24 марта 1945 года, после выполнения своей боевой задачи, наш полк и всю 248-ю дивизию перебросили под город Кюстрин. С этого рубежа в апреле войска 1-го Белорусского фронта двинулись на Берлин. Меня эвакуировали в полевой госпиталь в Нойдамм. Там нас, раненых солдат и офицеров, посетил Николай Эрастович Берзарин. Он беседовал с нами, вручил награды. Я получил орден Отечественной войны II степени.

На другой день я, прогуливаясь во дворе госпиталя, увидел офицера, который направлялся к подъезду нашего корпуса. Узнал его по походке. Такая походка бывает только у прирожденных артиллеристов. Я бы назвал ее королевской. Да, это Владимир Жилкин, командир взвода управления из нашего 771-го артполка.

Владимир подошел ко мне. Я поинтересовался, какими судьбами его занесло сюда, в Нойдамм. Он объяснил:

– В дивизиях по распоряжению командарма формируются команды для отправки сюда, в «дом отдыха». Санчасти посылают сюда с передовой ослабевших и измотанных бойцов. Красноармейцам нравится этот курорт. Ванны, парикмахерские с одеколоном. Медосмотр и лечение, если необходимо. Витамины. Я привез своих ребят – разведчиков, связистов.

Я повел Жилкина в кинозал, где ожидалось выступление московских артистов. Приехала даже Клавдия Шульженко. Сам командарм, генерал Берзарин пригласил сюда, на Одер, звезду эстрады, харьковчанку Клавдию Ивановну. Голос ее должны услышать герои перед штурмом Берлина. Услышали они песни и романсы «Синий платочек», «Молчание», «Руки», «Голубка»… Исполнена была и любимая командармом песня «Мой костер».

В зале рядом со мной сидел командир роты, капитан из 301-й стрелковой дивизии Сагадат Нурмагамбетов, Герой Советского Союза. Он сражался на Кюстринском плацдарме. Берзарин сказал о нем: «Герой – джигит». С ним были его однополчане: отважные артиллеристы, командиры расчетов 45-миллиметровых орудий, кавалеры орденов Славы Василий Иванов и Зиновий Савин. Свеженькие орденоносцы! Награждены за бои на Одере…

В госпитальных палатах оказались корреспонденты из «Красной звезды», два подполковника – П. Трояновский и Л. Высокоостровский. Они рассказали нам о своих встречах с генералом Берзариным.

– Мы, – сказал Трояновский, – просили Николая Эрастовича разрешить нам хотя бы на ночь перебраться за Одер. Но генерал не позволил, он нам сказал: «Я очень уважаю печать. И понимаю ваши намерения. Но сейчас нельзя. Пока рановато, с часу на час обстановка может осложниться – ждем вскрытия реки. Тогда вы там застрянете на несколько дней. А я понимаю так: газете нужны оперативные материалы. – Помолчав, генерал добавил: – Никакая сила нас с того берега уже не столкнет. Дополнительно переправляем туда артиллерию, зенитки».

Берзарин посоветовал осветить в «Красной звезде» подвиг командира батареи 902-го стрелкового полка капитана С. Седукевича. Этого капитана, бледного, худого, корреспонденты нашли у нас же. Офицер рассказал журналистам:

– Да, в первый день шли на нас тридцать танков и бронетранспортеров. Мы их бьем, они идут. Ведем самый беглый огонь, такой беглый, на какой только способны. Кострами пылают подбитые машины. А остальные идут. Вот упал наш боец Попов. Потом падает Кучеренко, и скоро у нас осталось только одно орудие. Но я должен сказать: одно орудие – тоже немалая сила. Но вот упал наводчик. Встал на его место…

– Нам рассказывали, что вы были дважды ранены и оставались в строю…

– Все раненые оставались в строю, – ответил офицер.

Вошедший в палату врач добавил, что Седукевич получил пять ран. Сказав это, врач попросил гостей дать раненому немножко отдохнуть.

…Много лет спусти, 18 марта 1980 года, подполковник в отставке П. Трояновский опубликовал в «Красной звезде» очерк «Подвиг на Одере», в котором также рассказал о мужестве командира полка Георгия Ленева. При этом, однако, отметил, что он, руководя боем, допустил не одну оплошность. Он мог бы помочь, например, стрелкам 899-го полка артогнем тогда, когда враг штурмовал дамбу и бойцам нечем было отбить натиск превосходящих броневых сил немцев. Я сам слышал, как полковник Артемов, встретившись с Леневым на праздновании трехлетия дивизии, вспомнил о критических замечаниях командарма в адрес штабов 902-го и 899-го полков, не сумевших в боях за Одер наладить толковое взаимодействие.

Глава шестая
МЕСТО ЕГО – БЕРЛИН

Фаустники

Пословица гласит: «У Бога всего много», в том числе и времени. Человекоподобным существам в Берлине, затеявшим Вторую мировую войну, времени не хватило. Вернер фон Браун, главный конструктор научно-исследовательского центра на полигоне «Пенемюнде» на острове Узедом в Балтийском море, не успел выковать новое сверхмощное оружие, а именно комплекс «фау». Серьезные надежды гитлеровцы возлагали и на атомную бомбу, однако в необходимые сроки они ее сделать не сумели.

Гитлеровцы, однако, успели сделать кое-что новое к началу боев за Берлин. Они сконструировали и изготовили в огромных количествах надкалиберную кумулятивную гранату в двух вариантах – Ф-1 и Ф-2. Первая весом 5,35 килограмма, вторая – 3,25 килограмма. Речь я веду о том самом оружии, которое фронтовикам известно, – о фаустпатроне. Аналогов в нашей армии не было. Имелись гранаты для броска мускульной силой бойца. Но, скажем, «лимонку» с фаустпатроном сравнивать нельзя.

В сражении под Гросс-Нойендорфом, на том участке, где я получил ранение, фаустпатронов не встречалось. О них мне рассказал офицер из 94-й гвардейской дивизии Николай Дронь, с которым я лежал в госпитале в одной палате. Он поведал мне, что гвардейцы на Одере захватили целый склад с гранатами Ф-1 и Ф-2. И из штаба Н. Э. Берзарина получили приказ: научить наших солдат и офицеров пользоваться «Фаустами».

«Я – репортер, – сказал мне капитан Дронь. – Даже нас, редакционных работников, взяли на полевые занятия. Дивизионный инженер показал нам устройство гранаты. Потом мы превратились в фаустников. Я взял на прицел крупное дерево – березу, у основания ствола. И не промахнулся. Немецкая кумулятивная граната ударила в дерево, взорвалась, и дерево взрыв срезал, оставив немалую воронку. Вот это – мощь взрыва! Расстояние до моей березы оказалось больше пятидесяти метров».

Рассказ капитана произвел на нас впечатление. Мы поняли, что эти гранаты нас встретят в предстоящем наступлении. Вот чем угостят берлинцы нашего Ваньку!

Ну а как построена оборона Берлина? Над этим вопросом особенно не задумывались. Что касается меня, то я лично знал намного больше остальных. Дело в том, что на подходе к Одеру, в Нойдамме, нашему полку сдался в плен немецкий инженер – капитан, строивший оборонительные рубежи на подступах к столице и в самом городе. Немецкого капитана взяли в фольварке, куда он приехал к родителям в отпуск, потом прятался, ожидая подхода русских войск. Назвал себя Генрихом Гергелем. У Генриха оказался довольно подробный план Большого Берлина и его обширных пригородов. Прежде чем отправить немца-инженера в штаб дивизии, мы с ним беседовали часа два. Хорошенько познакомились с планом.

План что надо. Такой план, безусловно, имел ценность для высших штабов. Что сразу бросалось в глаза – удобная для немецких войск местность на подступах к столице. Множество городов и городков, заводов и фольварков с крепкими каменными и кирпичными постройками, которые можно легко приспособить к круговой обороне. Между ними – леса, озера, водоемы (естественные и искусственные), речки, каналы. И на полпути от Одера до городских окраин – грозный заслон: Зееловские высоты.

Размер этой схемы-карты или, как я ее назвал, плана был метра два на полтора. И Артемов прикрепил схему на стену. Теперь все мы – а нас было человек десять – хорошо видели контуры Большого Берлина.

Немец взял со стола цветной карандаш, в юго-восточной части карты очертил довольно большой овал, захватывающий частично Шпрее и лес Букковер, частично Петтерсхаген и несколько небольших городков, примыкающих к Карлсхорсту – промышленному району города.

Сказал:

– Я работал здесь. Нам приказали укрепить эти места.

Немец сообщил, что гитлеровское командование очень озабочено своим положением в столице и предприняло попытку на подступах к городу соорудить неприступные укрепления.

Штаб Берлинского укрепленного района в соответствии с гитлеровским приказом об обороне имперской столицы заканчивает строительство оборонительных обводов – внешнего, внутреннего и городского. Основные инженерные части завершили работы в городе, на городском обводе. В конце зимы стал строиться внешний оборонительный обвод. Сам гауптман видел, как перебрасывались к пригородным лесам землеройные машины, краны, конструкции, проволока.

Земляные работы, как правило, ведутся добровольцами – женщинами, детьми и стариками, в них участвует вся рабочая сила, которую могли наскрести в городе гауляйтеры. Немцы, несмотря на плохую погоду, трудятся усердно.

Оборонительная полоса, называемая внутренним обводом, пройдет по пригородам Берлина. Конечно, там будут траншеи, огневые позиции пулеметов и минометов, на основных магистралях, ведущих в город, – баррикады, на лесных дорогах – завалы. Мосты? Как обычно, их в критический момент взорвут. Схема такова – крупные узлы сопротивления в заводских районах, поселках, между узлами – три-пять траншей. В танкоопасных местах – рвы, надолбы, другие сооружения.

Больше всего приложено усилий к тому, чтобы сделать совершенно непреодолимой оборону столицы по линии городского оборонительного обвода. Эта линия во многих местах совпадает с рингбаном – кольцевой железной дорогой – и опоясывает почти всю территорию города площадью 800 квадратных километров.

Мрачный город! Гитлеровцы прочно обмотали его постромками оборонительных линий и узлов сопротивления. Продираясь сквозь густую систему улиц и кварталов, прыгая через каналы и крыши, тянутся линии рейхсбана и форортбана – железных дорог дальнего и пригородного сообщения; они выходят к рингбану, за короткий срок все это будет превращено в сплошную многослойную, многоэшелонную линию проволочных заграждений, баррикад, огневых позиций, железобетонных бункеров…

Там, где не оказалось массивных строений, немцы строят бункеры. На эти убежища они очень надеются, их возводят, чтобы не допустить продвижения русских к черте города.

Мы поинтересовались у гауптмана: что это за бункеры? Сколько их? Немецкий офицер-строитель ответил, что их много. Скажем, в секторе, где работала его часть, их больше сорока. Вы знаете, пояснил немец, что жилой дом против авиации, танков и пехоты долго держаться не может, его разрушат. Авиационная бомба весом 500 килограммов пробивает пятиэтажный дом до подвала. Надземным оборонительным сооружением стали делать бункер. На Зееловских высотах возведены бункеры из железобетона толщиной до полутора метров. В тех местах, куда могут пройти танки, стены бункеров еще толще. Амбразуры защищены броневыми плитами.

– Значит, это крепости? – спросил немца наш полковник.

– О да! – согласился немец. – Это настоящий форт. Пять-шесть этажей. В такую цитадель можно поместить гарнизон из полного батальона, а то и больше.

Между бункерами, вдоль каналов, есть колпаки полевого типа. Туда поместят пулеметчиков.

С точки зрения обороны гитлеровцы все продумали довольно тщательно. Они рассчитывали на то, что им удастся продержаться в Берлине много месяцев, а за это время политическая обстановка изменится в их пользу.

Обстановка, это стало очевидным для всего мира, к лучшему для нацистской Германии не менялась.

Наши союзники по антигитлеровской коалиции против армий Гитлера ничего существенного не предпринимали. Было, однако, понимание, что полное бездействие им не добавит уважения. Кто-то предложил сотворить акцию устрашения. В начале февраля 1945 года штаб генерала Эйзенхауэра спланировал и осуществил грандиозную военно-воздушную операцию не с целью ослабления противника, а напоказ. Нынче бы ее назвали пиар-операцией. Жертвой избрали город Дрезден.

Дрезден – густонаселенный город. В нем не было заметной группировки войск, не было крупных предприятий по производству вооружений. С точки зрения военной Дрезден – объект пустой. Но Дрезден для Германии – часть ее великой историко-культурной сущности.

Город имеет славную историю. Дрезден с 1485 года – резиденция саксонских герцогов. С 1806 года – столица королевства Саксония. Сохранился уникальный памятник архитектуры – Цвингер, там – собранные за многие века сокровища изобразительного искусства – Дрезденская картинная галерея. В музеях города хранятся собрания фарфора, коллекция саксонских ювелирных изделий, произведения народного искусства. Из особо ценных памятников архитектуры – Дрезденский замок, Фрауэнкирхе, Опера Земпера.

13–14 февраля 1945 года англо-американская авиация совершила на Дрезден три налета, в которых участвовали 1400 бомбардировщиков. Они сбросили 3749 тонн бомб. Погибли свыше 135 тысяч человек, разрушено 35 470 зданий.

Разрушенными оказались Цвингер и другие уникальные архитектурные сооружения. В то время к Дрездену подходили войска Красной армии. Советские воины участвовали в борьбе с пожарами, удалось спасти сокровища Дрезденской галереи.

На западе войска Эйзенхауэра только делали вид, что «воюют». Уже тогда в Кремле знали, что гитлеровцы и представители США и Великобритании ведут переговоры о заключении сепаратного мира. В середине апреля 1945 года американский обозреватель Джон Гровер в радиопередаче констатировал: «Западный фронт фактически уже не существует».

Как мы видим, для гитлеровцев Второй фронт особой опасности уже не представлял, Гитлер сосредоточил против Красной армии на Берлинском направлении четыре армии, в составе которых было 90 дивизий, в том числе 14 танковых и моторизованных, 37 отдельных полков и 98 отдельных батальонов. В этих формированиях находилось не менее миллиона человек, на их вооружении имелось примерно 10 400 орудий и минометов, 1500 танков и штурмовых орудий, 3300 боевых самолетов.

Формировались части фольксштурма. Танкоистребительные отряды гитлерюгенда вооружили фаустпатронами.

ДокторГеббельс консультируется…

Что в это время происходило в Берлине, в среде нацистов? В окружении Гитлера?

В античные времена римские юристы придерживались разумного правила: «Audiatur et altera pars». В переводе с латинского языка это означает: «Следует выслушать и другую сторону».

У меня, автора, есть такая возможность.

Фюрер возложил ответственность за оборону города на Йозефа Геббельса. Его дневниковые записи опубликованы в 1977 году в Гамбурге издательством «Хофманн и Камп» [60]60
  В переводе см.: Геббельс Й.Дневники 1945 года: Последние записи. Смоленск: Русич, 1998.


[Закрыть]. Судя по записям гауляйтера Геббельса, в четверг 1 марта 1945 года в полдень у него состоялась обстоятельная беседа с генералом Власовым. Для чего ему понадобился чиновный перебежчик-дезертир? А вот для чего. Власов в 1941 году, находясь в Москве, занимал должность командующего войсками 20-й армии. Русские тогда сумели отстоять свою столицу. Отбили атаки вермахта, находившегося на окраинах Москвы. Нельзя ли воспользоваться опытом русских при обороне Большого Берлина? Власова, судя по дневниковым записям Геббельса, сопровождал его сообщник, генерал «Русской освободительной армии» Жиленков [61]61
  На примере Жиленкова, Власова и других видно, что «пятая колонна» предателей подобна чертополоху и корни свои после жестоких ежовских чисток комсостава Красной армии сберегла. Полностью искоренить чертополох чрезвычайно трудно. Лично я, рожденный в селе, знаком с растением чертополох. Мой отец Ефим Миронович был сельским агрономом. Я, подросток, видел, как настойчиво он боролся с этим «сложноцветным», как он его именовал. Отец подолгу возился с лопатой и топором, вырубая кусты чертополоха. Казалось бы, делянка тщательно обработана, но спустя какое-то время из земли вновь вылезают его побеги.
  В человеческом обществе – то же самое. Тот же Николай Жиленков, воронежский беспризорник, родившийся в 1910 году. Дали ему приличное образование. Вырос до секретаря райкома ВКП(б). В анкетах писал: «В оппозиции не участвовал, колебаний и отклонений от линии партии не имел». Началась война. Его, секретаря Ростокинского райкома партии города Москвы, определили на генеральскую должность – членом военного совета 32-й армии. Жиленков уже в 1941 году сдался в плен фашистам и стал активно им помогать. От расплаты предатель не ушел. Его вместе с Власовым судили, и он попал под 58-ю статью УК РСФСР, предусматривающую исключительную меру наказания.


[Закрыть].

Йозеф Геббельс пожаловался Власову, что в Германии ощущается нехватка людских ресурсов для укомплектования военных формирований, старых и новых. Что делать? Многоопытный Власов ответил гауляйтеру, что в 1941 году он с согласия властей формировал подразделения из заключенных, разумеется, из уголовников, и на поле боя эти зэки проявили себя превосходно. В России призывают в армию и женщин. Мысль о формировании женских батальонов гауляйтеру понравилась.

Они, как это видно из геббельсовского дневника, говорили и о вопросах идеологии. Власов поделился своими планами на будущее. Когда большевики в России потерпят поражение, он, Власов, в тесном сотрудничестве с Германией будет защищать права человека и под знаменем со свастикой обеспечит торжество всевозможных свобод.

Кем был А. А. Власов для гитлеровской Германии? Йозеф Геббельс в марте 1945 года разговаривал с ним как с главнокомандующим РОА. Власов согласился занять со своими войсками вместе с частями СС участок обороны возле города Кюстрин. Там будет полностью укомплектованная и оснащенная вооружением дивизия С. К. Буняченко. Она немедленно выступит на отведенные ей позиции. Уверенные в том, что решение самых сложных вопросов найдено, Геббельс и Власов расстались довольные друг другом и довольные своей собственной мудростью [62]62
  Подробнее см.: Андреева Е.Генерал Власов и русское освободительное движение. М.: Странник; Горбачев-фонд, 1995. (Духовное наследие Власова является близким и родным Горбачев-фонду и Е. Андреевой.)


[Закрыть].

Из дневников Геббельса видно, что немцам весной 1945 года, когда до штурма Берлина оставалось всего несколько недель, их положение не казалось безнадежным. Напротив, они верили, что победа им «светит», она совсем близка. Они вот-вот победят, стоит только руку протянуть. Даже возведенные по углам кварталов или на магистралях бетонные огневые точки вызывали у обывателя величайший оптимизм. Берлинский бюргер рассуждал: «Это сделано лишь для успокоения народа, это ничего не значит» [63]63
  Целеустремленная пропаганда, промывание мозгов средствами массовой информации способны превратить человека в безвольную скотину. Китайский писатель, лауреат Нобелевской премии Гао Синьцзян издал роман «Душа горы». Главный герой романа пытается укрыться в безлюдных теснинах гор, чтобы спастись от человеческой тупости и глупости. Манкурты, быдло – вот что нужно глобалистам, наследникам нацистов, пытавшимся сконструировать свой «мировой порядок».


[Закрыть].

А советские бойцы и офицеры, готовясь к штурму твердынь Берлина, понимая, что Гитлер и его клика обречены, что они неизбежно будут уничтожены, удивлялись: «На что они, людоеды, надеются? Почему не капитулируют?»

Сто миллиардов свечей маршала Жукова

В ходе Великой Отечественной войны не было такой исключительно важной и необычной операции, как взятие Берлина. Ответственность за нее легла на маршала Георгия Константиновича Жукова. О чем думал тогда маршал? В своих мемуарах он об этом писал:

«Размышляя о предстоящей операции, я не раз возвращался к величайшей битве под Москвой, когда мощные вражеские полчища, сосредоточившись на подступах к столице, наносили сильные удары по обороняющимся советским войскам. Еще и еще раз перебирал в памяти отдельные эпизоды, анализировал промахи сражавшихся сторон. Хотелось до деталей учесть опыт этого сложного сражения, чтобы все лучшее использовать для проведения предстоящей операции и постараться не допустить ошибок» [64]64
  См.: Жуков Г. К.Воспоминания и размышления. М., 1988. Т. 3. С. 218.


[Закрыть].

После войны некоторые военачальники, публикуя свои воспоминания, задавали вопрос: «А не следовало ли Жукову сразу же после форсирования Одера в феврале 1945 года ударить по Берлину и взять его?»

Г. К. Жуков ответил своим оппонентам четко и ясно: «Да, тогда до Берлина можно было добраться не только на танках, но и на легковой машине. Попасть в Берлин не сложно было. Только вот как вернуться назад? Наступление на Берлин в феврале 1945 года было бы не просто риском, а авантюрой. Если бы наши войска пошли тогда на Берлин, то немцы получили бы возможность нанести удар из Померании по правому флангу наших войск, отрезать выдвинувшиеся соединения и нарушить коммуникации фронта».

А могло ли наше наступление на Берлин и в апреле 1945 года закончиться провалом? Вполне. Прогрызть немецкую оборону вдруг оказалось бы невозможно, войска остановились на подступах к Берлину, втянулись в затяжные бои… Что тогда? Тогда – крах.

Надо нам всем знать: только военный гений наших полководцев, прежде всего маршала Жукова, позволил получить тот результат, который мы получили. Благодаря Великой Победе мы в течение десятилетий чувствовали себя людьми, а не быдлом. Не только мы, но и наши дети.

Наш народ отдал победе всё. Оснастил армию всем, что ей требовалось. В апреле, к началу наступления на Берлинском направлении, наши войска имели 14 тысяч стволов артиллерии и минометов различных калибров. Плотность артиллерии на направлении главного удара составляла 272 ствола на километр фронта, а на некоторых участках – 286 стволов.