Текст книги "Мычка (СИ)"

Автор книги: Василий Блюм

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 26 страниц)

Зимородок фыркнула.

– Какая разница? Все что нам нужно – поесть, помыться, да поговорить. – Она запнулась, поправилась: – Вернее, нужно мне. Тебе, похоже, вообще ничего не нужно, раз боишься лишний раз людям на глаза показаться.

Мычка прищурился, сказал замедленно, роняя слова, как камни:

– Помню, зашел я в одну деревню. Я погибал от голода и едва стоял на ногах, что не помешало местным устроить на меня охоту и почти убить. Если бы не некий отшельник, волею случая отыскавший мое остывающее тело, мы бы сейчас не разговаривали.

Зимородок с неудовольствием произнесла:

– Не пытайся меня разжалобить. Все равно никогда не узнаю, что произошло у вас с местными на самом деле, а ты не скажешь.

Мычка пожал плечами, сказал невесело:

– Ответ не настолько сложен, чтобы не догадаться самой.

Зимородок кивнула, сказала злорадно:

– Не дура, поняла. Только мне как-то все равно, какого цвета твоя кожа и форма у ушей. А уж за других не отвечаю. – Ощутив, что перегибает, добавила примирительно: – А вообще, если так боишься, прикрой голову, вымажи лицо землей. Впрочем, последнее не обязательно, ладно бы еще мылся почаще, а так...

Она махнула рукой, стремительно пошла вперед, легко огибая кусты и перепрыгивая ямки, что еще совсем недавно представлялись непреодолимыми препятствиями.

ГЛАВА 2

Не доходя до источника, ухо уловило не характерные для безлюдной рощи звуки. Мычка вслушался до боли в ушах, но производимые Зимородок хруст и шуршанье заглушали все вокруг. Пытаясь догнать девушку, Мычка ускорил шаг, однако, та словно почуяла, пошла шибче. Он закусил губу, бросился следом, ухватил за руку, но в этот момент кусты разошлись, взорам открылась лужица ключа и... три мужские фигуры.

Мычка резко остановился, потянул спутницу, но та вырвалась, сделала несколько шагов, сказала с подъемом:

– Приветствую. За столько дней ни единой живой души... Если бы вы знали, как я рада!

Мужики разом повернулись и улыбка девушки поблекла, а глаза испуганно расширились. Небритые лица с густыми шапками спутанных волос, рты перекошены в недобрых улыбках, глаза заинтересованно обшаривают нежданных гостей. Тела курчавятся густым волосом, прикрыты рубахами без рукавов, да короткими, до колен, штанами. На потемневшей от загара коже заметны многочисленные светлые пятнышки – старые шрамы. У каждого в кулаке тяжелая палка, а у того, что в центре, повыше, и пошире в плечах чем остальные, за пояс заткнут нож – длинный и кривой.

Один из мужиков распялил губы в улыбке, ощерив гнилые пеньки зубов, глумливо произнес:

– Ба! Кто тут у нас?

– Вот уж удача, так удача – парень с девкой! – брякнул в тон второй.

– И явно не местных, – с усмешкой добавил третий. – Откуда идем, и куда путь держим?

От шарящих по телу жадных взглядов Зимородок пошла пятнами, а когда один из мужиков сдвинулся на полшага, ойкнула, спряталась за спину к Мычке. Оказавшись в перекрестье недобрых взглядов, Мычка ощутил, как неприятно заныло в груди, но виду не подал, сказал приветливо:

– Идем издали, здесь проходом. Беспокойства не учиним, но и от помощи не откажемся.

– Помощь, какая помощь? – удивился первый.

– Чем могут помочь трое захудалых бродяг? – жалобно протянул второй.

– К тому же столь серьезному парню, – насмешливо добавил третий.

Ощущая, как в предчувствии нехорошего холодеет в желудке, Мычка произнес с прежним радушием:

– Мы ищем город. Город под огромной скалой. Говорят, он где-то в этих местах. Если вы знаете путь, подскажите. Наша благодарность будет безмерна.

Мужики переглянулись, лица разом расплылись в улыбках, но в глазах... Лучше бы они не улыбались. Первый прорычал:

– Раз говорят, значит так и есть.

– А город – да, где ж ему быть, как не здесь, – эхом откликнулся второй.

– Совсем рядом – рукой подать, – с прежней ухмылкой добавил третий.

Мычка ощутил, как Зимородок высунулась из-за спины, но раньше, чем успел удержать, брякнула:

– Какое счастье. Надеюсь, вас не затруднит указать дорогу, или даже проводить?

Мычка закусил губу, рванул девушку за руку, так что она ойкнула от боли, сказал поспешно:

– Нет-нет, моя спутница пошутила. Мы не можем себе позволить тратить ваше время, так что дойдем сами. Можете даже не указывать дорогу, мы уже все поняли и пошли, пошли...

Он сделал движение в сторону, собираясь обойти мужиков, но те резко сдвинулись, отрезая дорогу. Тот, что повыше и пошире в плечах, наконец перестал улыбаться, сказал серьезно:

– Не торопись. Путь не близок, а ноша тяжела. Зачем таскать груз? Оставь лишнее, дойдешь быстро и легко.

– Точно. Девку оставь, намного быстрее управишься, – поддакнул второй.

Третий добавил с ухмылкой:

– Да и перевязь тоже. Зачем тебе это железо?

Главарь покивал, сказал с преувеличенным миролюбием:

– Край здесь мирный, оружие ни к чему. Видишь, мы тоже почти без оружия. Так только, самую малость.

Радуясь удачной шутке, мужики заржали в голос. Мычка мрачно осматривал мужиков, ощущая, как позади, влипнув в спину, всем телом трясется спутница. Дождавшись, когда веселье утихнет, он произнес задумчиво:

– А ведь верно говорите. Край и вправду мирный. Раньше-то я сомневался, а как вас встретил – уверился, точно мирный. Да и девка, если по правде, замедляет: то поесть, то поспать, то пос... гм, отягощает в общем.

Мужики слушали оторопело, и с каждым словом изумление в лицах росло. Наконец первый не выдержал, спросил осторожно:

– Так ты согласен?

– Оставишь девку и перевязь? – поинтересовался второй.

– И так и пойдешь, облапошен... к-хм, облегченный?! – воскликнул третий.

Мычка развел руками, сказал с великой скорбью:

– Рад бы, да не могу.

– Почему? – разом воскликнули три глотки.

Мычка помялся, сказал неохотно:

– Есть у меня правило – не отягощать жизнь людям. Вот оставлю я вам перевязь, девку свалю на шею. Это ж выходит со своих плеч трудности переложу на чужие. Не правильно это, не честно.

Мужики возмущенно затараторили, перебивая друг-друга.

– Да нам ведь плевое дело!

– Ты ж один, видно ж мучаешься. А для нас, троих – легче лекого!

– Поможем, не боись. Или мы не мужики?!

Мычка тяжело вздыхал, прислушиваясь, как за спиной уже не дрожит – бьется от ужаса подруга, кивал, его лицо становилось все темнее и несчастнее, наконец не выдержал, сказал с великой мукой:

– Благодарю. Вы люди чистейшей души. Другим бы не выдержал, точно отдал, вам же... не могу.

Понурившись, он двинулся вперед, прямо на мужиков, не забыв захватить спутницу. Ощутив на запястье железные тиски пальцев, та охнула, засеменила следом, опустив голову как можно ниже, только бы не встретится взглядом с ужасными бродягами. Оторопев от неслыханной наглости, мужики пораскрывали рты, и Мычка беспрепятственно прошел мимо.

Первый мужик почесал в затылке, сказал с сомненьем:

– Так это, отпустим?

Второй пожал плечами, отозвался в замешательстве:

– Ну, вишь как получается-то...

Побагровев, и жутко выкатив глаза, главарь заревел:

– Вы чего несете, пни лесные? Кого собрались отпускать!? А ну быстро: бабу схватить, а этому зубы выбить, да язык вырезать, а то шибко разговорчивый.

Мужики спохватились, рванулись следом, угрожающе перекосив рожи и занося дубинки для удара. Топот отразился в черепе угрожающим грохотом, оборвал натянутую до предела нить ожидания. Мычка крутанулся, толкнул девушку, добавляя скорости, отчего Зимородок с жалобным воплем унеслась вперед, с треском вломилась в кусты. Руки взлетели, рванули рукояти мечей. Клинки с шорохом выскользнули из ножен, вспыхнув на солнце, застыли, изящные и смертоносные, как зубы ядовитой змеи.

Распаленные предстоящей схваткой, мужики не обратили на мечи внимания, а быть может не разглядели в хрупком парне достойного противника, рванули вперед, подгоняемые наказом старшего. Распяленные рты, вытаращенные бездумные глаза, и наглая, непоколебимая уверенность – сейчас бой закончится, мальчишка отправится к духам, ну а девчонка... девчонка принесет немало приятных мгновений.

В груди заклубилось темное, наполнило тело дерзкой злой силой, но, вместе с тем, возникло ощущение нереальности, неправедности происходящего. Ведь он не сделал этим людям ничего плохого, да и они, если подумать, просто пошутили, не умно, без должного изящества, но это всего лишь слова. Стоит ли такое грядущей крови, не лучше ли остановиться, разойтись, пока не стало слишком поздно?

Мычка отступил, сказал скороговоркой, стараясь, чтобы голос не дрожал:

– Остановитесь, вы поступаете не правильно.

Ближайший мужик хохотнул, взмахнув палкой, воскликнул:

– Еще как правильно!

Мычка легко ушел от удара. Судя по удалому уханью, и тому, как повело противника вслед за оружием, бродяга больше уповал на силу, чем какие-либо навыки.

– Нельзя проливать кровь людей, лишь потому, что они случайно оказались рядом! – прорычал Мычка, отступая на шаг.

– Еще как можно! – хмыкнул второй, примериваясь, как бы половчее достать противника в голову.

Враги напирают, довольные и уверенные в себе. Противник один, значительно уже в плечах, и почти не вооружен. Можно ли считать за оружие эти тонкие полоски металла? В глазах насмешка и похоть. И хотя ему есть что сказать, слова бессильны. Противники глухи к уговорам.

Чувствуя, что боя не избежать, Мычка отступил еще на шаг, воскликнул с мукой:

– Что же вы за люди, если понимаете только голос силы?!

Главарь, что успел приблизиться, и теперь кружил рядом, норовя зайти сзади, произнес с насмешкой:

– Уж какие есть. Предлагали тебе по-хорошему – не захотел. Теперь пожинай.

Надежда угасла, челюсти сомкнулись с такой силой, что противно заскрипели зубы. Рядом, поигрывая дубьем от избытка сил, кружат враги. И не важно, что они отличаются лишь самой малостью, внутри это звери, вышедшие на охоту опасные хищники, а он – добыча. Неужели Филин был прав, и в этом мире по-другому невозможно? Перед внутренним взором возникло лицо наставника, суровое и скорбное одновременно. Губы беззвучно шевельнулись, но под черепом громом раскатилось одно только слово – бейся!

Плотина рухнула. Сдерживаемая до последнего момента, сила потекла по жилам, наполнила мышцы огнем. Чувства обострились, рассудок отодвинулся в тень, уступая место древним как мир инстинктам. Восприятие расширилось. Мелкие, и до того маловажные детали выдвинулись, обрели объем и значение. Время замедлилось.

Ближайший противник размахивается, собирая для удара силу, достаточную чтобы вместе с врагом снести ближайшее деревце. Глупец. Взмах, точное движение. Клинок взблескивает на солнце, рассекает воздух, коротко и легко. Со стороны кажется, будто металл коснулся кожи мягко, играючи. Но это конец. Вернее, начало – первый шаг в мир духов. Небольшая царапина, легкий росчерк. Противник еще не понимает что произошло, но рядом уже соткалась черная тень смерти, оскалилась в довольной ухмылке.

Прыжок в сторону, уворот. Дубинка проносится возле головы, обдав кожу холодным ветерком опасности. Рывок. В отблесках солнца клинок чертит огненный символ, что сменяется багрянцем. Кровь разлетается веером, орошая ближайшие кусты и землю алой горячей капелью. В расширенных глазах врага полыхает ужас и отражение падающего на землю предплечья, с намертво зажатой в холодеющих пальцах дубиной.

Остался последний противник. Короткий, на пределе скорости, взгляд назад. Один, размахивая культей и тоненько подвывая, кружится на месте, второй уже на земле, слабеющими пальцами зажимает рану на шее, откуда вместе с кровью толчками выплескивается жизнь. Не опасны. Взгляд возвращается назад, влипает во врага, что по-прежнему напирает, но уже без прежней уверенности. Глаза противника то и дело возвращаются к товарищам, что выбыли из боя так внезапно и непредсказуемо. Еще есть шанс, бросить оружие прямо сейчас, и бежать что есть сил. Возможно, странный парень с длинными светлыми волосами и небесной голубизной в газах не погонится, оставит жизнь.

Но... нет. Гордость не позволяет, а быть может разум излишне неповоротлив, а мысли неторопливы, чтобы принять решение вовремя. Уже не важно. Рывок вперед. Мечи сходятся крестом, на мгновенье замедляются, и... проскальзывают дальше, преодолев сопротивление плоти. Кровь взметается фонтанчиком, на лицо брызгает теплым. Лишившись головы, тело некоторое время стоит неподвижно, миг, другой, и вот оно замедленно валится, обращаясь бессмысленной грудой мяса.

Мычка отер лицо, оглядел место битвы: кровь, обрубки конечностей, недвижимые тела. Мужик, что зажимал горло, лежит без движения, глаза остекленели, с шеи уже не течет, крови не осталось. Другой едва шевелится, кожа на лице побледнела, губы шепчут невнятное, двигаясь все медленнее, из культи густой струйкой течет красное, смешиваясь с водой источника, расплывается мутным пятном. Нужно бы помочь, перетянуть рану, а лучше – прижечь, но тело не движется, словно кто-то внутри, холодный и бездушный, не дает позволения.

С трудом преодолев оцепенелость, Мычка порывисто подался вперед, присел рядом. Сперва медленно, со скрипом, как тяжелые жернова, но все быстрее и быстрее зашевелились мысли: как обработать рану, чем перетянуть, сколько понадобиться для разведения костра? Заметив движение, мужик ненадолго пришел в себя, дернулся всем телом. Заметив плеснувший в глазах страх, Мычка произнес:

– Не бойся, я помогу. Нужно остановить кровь.

– Нет, нет, не подходи!

Тот не поверил, задвигался, пытаясь отползти, но лишь расплескал грязь. Губы еще некоторое время шевелились, что-то шептали, но изо рта пошла кровавая пена. Дернувшись, мужик застыл. Руки коснулось мокрое, потекло по пальцам. Мычка опустил глаза. Рубаха погибшего с одного боку покраснела, напиталась кровью. Похоже, в пылу боя, он даже не заметил, как проткнул противнику ребра. Легкие наполнились кровью, и бродяга захлебнулся.

Хрустнуло, послышались сдавленные всхлипывания. Мычка поднял глаза. Из-за куста выглядывает Зимородок, лицо белее снега, от глаз, через щеки, пролегли мокрые дорожки, руки дрожат, а каждый вздох сотрясает тело сильнейшими спазмами. Не в силах оторваться, девушка смотрит на останки, что еще совсем недавно были живыми людьми.

Мычка покачал головой, встал, двинулся к спутнице. Заметив движение, та вздрогнула, попятилась, закрываясь руками. Ее затрясло сильнее, а всхлипы слились воедино, прорвались рыданьями.

– Не подходи, не подходи!

Девушка развернулась, бросилась бежать, однако споткнулась, распласталась на земле, но не остановилась, поползла, словно ящерка, что пытается уйти от неминуемой и ужасной угрозы. С тяжелым вздохом Мычка поднялся, вложил клинки в ножны, двинулся за подругой. Мелькнула расчетливая мысль, пока металл не потемнел, надо бы протереть кровь, очистить клинок от грязи, мелькнула и исчезла, не в силах пробить нарастающее оцепенение.

Мычка догнал девушку, поднял, прижал к груди, не взирая на сопротивление и вопли. Та сперва дергалась, пыталась бежать, раз за разом повторяя невнятные слова, но вскоре утихла, замерла, лишь время от времени по ее телу пробегала дрожь, выплескивая остатки пережитого ужаса.

Мычка гладил ее по волосам, баюкая, словно маленького ребенка, шептал что-то успокаивающее. Но мысли витали далеко, покинув реальный мир, устремились в мир иллюзий и мечты, и не желали возвращаться, избегая даже малейшего напоминания о произошедшем. Но и там, в области грез, где все заполнено призрачным маревом, а в блистающей дымке мелькают неведомые образы, не нашлось покоя. Белая мгла окрасилась пурпуром, то и дело рвалась искажаясь в мучительных пароксизмах, а за белесой дымкой, в возникающих ненадолго разрывах, проглядывал лик наставника. Суровый и неподвижный, наставник пронзал взглядом ученика насквозь, но глубоко в глазах затаилась скорбь и понимание, словно Филин сожалел о возложенной на хрупкие плечи ученика тяжелой ноше.

ГЛАВА 3

За всю вторую половину дня не перекинулись и парой слов. Зимородок кривила губы, и время от времени всхлипывала, а глаза подозрительно поблескивали, однако, замечая на себе взгляд спутника, лишь виновато пожимала плечами, да лезла вытаскивать несуществующую соринку. На краю зрения, за рощицами, то и дело мелькали группы домишек, но по молчаливому согласию оба делали вид, что не замечают жилья. Узрев вдали очертания изб, Зимородок поспешно отворачивалась, а Мычка каменел лицом.

Когда в дрожащей дымке курящегося от жара воздуха исчезла очередная группка изб, Зимородок осторожно произнесла:

– Может, все же зайдем, узнаем, что да как? – Перехватив мрачный взгляд спутника, поспешно добавила: – Но если что не так – сразу убежим!

Мычка молчал долго, так что Зимородок уже отчаялась услышать ответ, наконец обронил тяжко:

– У меня из головы не идут те трое, и... слова Филина.

Обрадованная ответом, Зимородок спросила с интересом:

– А что Филин, он что-то говорил?

– Он много говорил. – Мычка вздохнул. – Да только я не верил. Вернее, не особо задумывался. Рассказы о невиданных землях и суровых народах тогда казались не более чем сказкой, что навсегда останется уделом фантазий. И даже если все существует на самом деле, уж меня-то это не коснется. Видят духи леса, как же я ошибался.

Зимородок сочувственно посопела, сказала осторожно:

– Может, все не так уж и плохо, а те люди... Ну, не повезло, попались случайно. Ведь, знаешь сам, в семье не без урода. А остальные – люди как люди, ни плохие, ни хорошие. Или даже не так – остальные хорошие, просто, не повезло.

Мычка взглянул на спутницу, спросил горько:

– Настолько не повезло, что вот так, сразу, наткнулись на единственную на весь край троицу уродов?

Не найдя что ответить, Зимородок выдохнула эхом:

– Не повезло... – Но тут же поперхнулась, понимая, как нелепо и жалко выглядят слова оправдания.

Мычка вздохнул, продолжил с болью:

– Нет, Филин был прав. Его слова казались нелепыми, страшными в безмятежности древних лесов, где иди день на пролет – не встретишь живой души, а если встретишь, охотник охотнику друг, товарищ и брат, поможет, подскажет, поделится пищей и пригласит к костру. Хотя, конечно, бывали и исключения.

Мычка метнул короткий обжигающий взгляд на спутницу. Зимородок ощутила, как к щекам прилила кровь, хотела ответить колкостью, но сдержалась, произнесла кротко:

– Под этим крылись лишь недоверие и опаска.

Мычка кивнул.

– Пожалуй. И хотя кончилось все не так уж хорошо, признаю, отчасти виноват сам, нужно было уйти сразу.

Стремясь сменить неприятную тему, Зимородок спросила:

– А что же Филин? Продолжай, пожалуйста. Все же мы родственники, хотя ничего хорошего я от него не помню.

Мычка произнес в раздумье:

– Филин казался странным. Но теперь я понимаю, это оттого, что он видел иную жизнь, жил по другим, не известным в лесу правилам. Я не знаю ваших отношений, но, думаю, Филин бы отдал многое, чтобы тебе было хорошо, и он отдал.

Зимородок покачала головой, сказала недовольно:

– Не знаю, не знаю. Конечно, может ты и прав, но... – Она осеклась, спросила с удивлением: – А что он отдал?

Мычка усмехнулся, сказал невесело:

– Я долго не мог понять, зачем отшельнику потребовалось возиться с полумертвым парнем, тащить, выхаживать, учить? Сначала казалось, это естественное побуждение – помочь ближнему. Потом, узнав наставника получше, я понял, что неправ. Слишком много видел Филин в предыдущей жизни, слишком много пережил, чтобы придавать значение жизни незнакомца. Признаюсь честно, меня это возмутило до глубины души. Однако, он меня спас и учил, так что со временем я смирился.

Глаза Зимородок заблестели любопытством, она спросила с придыханьем:

– А что потом? Что ты думал потом?

– Потом я решил, что это от одиночества. Как бы ни был силен человек, ему не выжить одному. И дело не в хищных зверях и трудностях с пропитанием, хотя и это важно. Но человек не бер, и хоть иногда нужно с кем-то поделиться мыслями, послушать рассказ охотника, или просто побыть рядом. Однако, я ошибся и на этот раз.

Мычка замолчал, ушел в себя. Зимородок шла, приплясывая от нетерпения, наконец не выдержала, спросила вкрадчиво:

– И в чем оказалась правда?

Заметив, как щеки спутница порозовели, как заблестели глаза, Мычка улыбнулся краешком губ. Не то из-за пережитого, не то просто настало время, но сказанное не пропало даром. Воздвигнутая при первом знакомстве девушкой стена недоверия, хоть и не исчезла полностью, но заметно пошатнулась, пошла трещинами.

– Под конец я решил, что наставник не хочет, чтобы наработанные годами воинские умения пропали, желает передать мастерство как нельзя кстати подвернувшемуся ученику. Но я ошибся снова.

Зимородок всплеснула руками, произнесла с придыханием:

– Невероятно. Я еще никогда не слышала столь увлекательной истории. Так ты пришел к какому-то выводу, или до сих пор пребываешь в неведении?

Мычка улыбнулся шире, кивнул.

– Я не был до конца уверен, но события сегодняшнего дня позволили понять наверняка. Филин ушел в лес, но его душа осталась где-то там, на далеких просторах. Он принял решение навсегда порвать с прошлым, но не желал подобной судьбы тебе.

– Он сам тебе сказал? – Зимородок нахмурилась.

Мычка покачал головой, сказал мягко:

– Нет, он вообще говорил мало и не всегда понятно. Лишь теперь до меня начинает кое-что доходить, но далеко не все.

– Так что же со мной? – напомнила Зимородок.

– Он не хотел, чтобы ты провела жизнь в глухом уголке леса, но и не хотел заниматься этим сам, и потому нашел помощника.

– Тебя? – Зимородок ахнула.

– Меня. – Мычка кивнул. – Он спас меня, тем самым заручившись невольным согласием, научил искусству боя, обезопасив от случайной гибели.

– Тебя? – повторила Зимородок чуть слышно.

Мычка вновь кивнул.

– Меня. Но тебя в первую очередь.

Зимородок долго молчала, спросила в раздумье:

– И что же получается, ты мой... хранитель?

Мычка повел плечами, так что хрустнули косточки, сказал с подъемом:

– Хранитель и проводник. Я обещал наставнику, что доведу тебя до указанного места, чего бы это ни стоило.

Зимородок вскинула глаза, взглянула пытливо.

– И ты собираешься следовать слову?

– Конечно. – Мычка развел руками. – Как же иначе?

Зимородок прищурилась, спросила с едва заметной язвинкой:

– А если что-то пойдет не так, скажем, нам встретятся непреодолимые препятствия, или... буду не согласна я?

Мычка сказал серьезно:

– Придется преодолеть. А насчет последнего... Вообще-то я не припомню, чтобы ты хоть раз была согласна.

Зимородок закусила губу, а Мычка улыбнулся, зашагал бодрее, ощущая, как на сердце становится легко, а из тела уходит напряжение, не отпускавшее с того самого момента, как закончился жуткий бой у источника.

Ближе к вечеру впереди обозначились силуэты домиков, но, на этот раз, Мычка не стал менять направление, двинулся прямиком к селу, чем вызвал немалое удивление спутницы. Предположив, что, утомленный дорогой, Мычка просто не заметил изб, девушка произнесла негромко:

– Впереди деревня, и если мы не свернем...

– Мы не свернем.

В голосе спутника прозвучала столь непоколебимая уверенность, что Зимородок вздрогнула, спросила с испугом:

– Ты что-то задумал?

Мычка пожал плечами, сказал просто:

– Ничего особенного: найти кров, пищу, посмотреть чем живут люди. Ну и, главное, спросить путь.

Глаза Зимородок расширились от испуга, но в голосе прозвучала страстная надежда:

– Кров над головой, чистая постель, неужели это возможно! – Она запнулась, закусив губу, взглянула виновато.

Не обратив внимания на прорвавшиеся эмоции спутницы, Мычка сказал серьезно:

– За сегодня нам на глаза попались две или три деревушки. Думаю, дальше будет не меньше. Раньше или позже, но к людям придется выйти. Хотя бы для того, чтобы убедиться, что идем в верном направлении. Должен же хоть кто-то знать о городе под скалой.

Зимородок сказала с опаской:

– А если, здесь живут такие же... ну, как те, что попались у источника?

Мычка шевельнул плечами, убеждаясь, что перевязь с оружием никуда не делась, сказал чуть слышно, но с такой суровостью, что у спутницы по спине разбежались мурашки:

– Придется поискать ночлег в другом месте.

Зимородок втянула голову в плечи. Стало неуютно, мысль о ночлеге вдруг показалась не настолько привлекательной, да и далекие силуэты домиков как-то разом растеряли очарование, наполнились опасностью и угрозой. Перед внутренним взором промелькнуло утреннее, ужасное. И хотя, перепугавшись, она зрела происходящее лишь мельком, увиденное запало в память надолго. Лицо спутника, обычно спокойное, порой виноватое, часто улыбчивое, окаменевшее, словно маска мертвеца, лишь пульсирующая в глазах жуткая ярость, да короткие, быстрые движения, превращающие живых, полных сил мужчин, в безжизненные, брызжущие кровью куски мяса.

Похоже, дядя оказался достаточно мудр, подобрав ей в спутники не одного из соплеменников, преисполненных высокомерия и спеси, ленивых парней, а лесного дикаря. Вершинник прост и бесхитростен, часто не понимает остроумные шутки, но в вопросах жизни и смерти десятку соплеменников она предпочтет одного его. Хотя, конечно, на будущее стоит быть осмотрительнее. Если уж он, не моргнув, раскрошил троих здоровяков-незнакомцев, что станет с ней, хрупкой девушкой, если очередная колкая шутка не понравится спутнику: отрежет язык, оставит одну, посадит голышом в муравейник?!

Оценив застывшее на лице спутницы сомнение по-своему, Мычка потрепал девушку по плечу, сказал ободряюще:

– Думаю, все будет хорошо. Ну не может вся деревня состоять из одних злодеев! В конце концов, даже в вашем замечательном селе убить меня решились всего четверо, хотя народу добрых полсотни.

Зимородок вскинула глаза, от услышанного ее повело, но Мычка уже бодро топал вперед, стремительно удаляясь, так что пришлось бежать следом, чтобы в наползающих сумерках не потерять товарища из виду. Зимородок догнала, пошла рядом, поглядывая то на спутника, то на приближающиеся огни деревни. Заметив, что Мычка хмурит брови, раз за разом осматриваясь, поинтересовалась:

– Что-то не так?

Тот потер лоб, сказал в раздумье:

– Вероятно, наблюдение не к месту, но трава здесь на удивление однообразна. Ты не находишь?

Зимородок некоторое время осматривалась, пожала плечами.

– Возможно. И что с того?

Услышав в голосе девушки напряжение, Мычка улыбнулся, сказал успокаивающе:

– Ничего. Просто, складывается ощущение, что ее специально растят. Взгляни, травинки – одна к одной.

Зимородок мгновенно успокоилась и лишь покачала головой. В тот момент, когда на них вот-вот набросятся жители деревни, чтобы схватить, связать, и потащить в укромное место, жарко дыша и сладострастно облапывая за все что только можно... Ее спутник приглядывается к какой-то там травке. Подумать только! Высаживают ее, или не высаживают? Да наплевать! Гораздо важнее – окажется ли в селе подходящее место для ночлега, или придется, как всегда, тащиться в ближайшую рощу, вдыхать едкий дым костра, чтобы хоть как-то отогнать крылатых кровопийц, отдавливать бока о камушки и ветки, а ближе к утру стучать зубами от холода, и вытряхивать из одежды наползших за ночь жуков да гусениц.

Домики приблизились, разрослись, из смешных темных букашек превратившись в полноценные избы. Послышался брех собак и приглушенные разговоры невидимых во тьме селян. Миновали Одину избу, другую. Мычка остановился, покрутив головой, сказал неуверенно:

– Пожалуй, стоит постучать в один из домов. Надеюсь, хозяева не спят, или легли совсем недавно, и не будут слишком недовольны.

– Погоди, – Зимородок коснулась его за плечо, – вон идет человек. Спросим сперва у него. Может и не придется будить людей попусту. Эй, любезный!

Идущая навстречу тень вздрогнула, отступила. Похоже, незнакомец шел задумавшись, и испугался резкого звука, однако, заметив, что ничего страшного не происходит, сделал пару шагов вперед, остановился в ожидании.

Замедленно, не делая резких движений, Зимородок подошла, сказала с улыбкой:

– Не бойся. Мы, хоть и не местные, но мирные.

Незнакомец оказался молодым парнем. Хмыкнув, он произнес преувеличенно весело:

– Кто-то боится? Тебе показалось, красавица.

Зимородок кивнула, сказала примирительно:

– Вижу, ошиблась. Темно, так что не обессудь. Скажи, есть ли здесь где переночевать и подкрепиться?

Парень развел руками.

– Есть, еще бы не быть. Вон, чуток дальше, сразу за теми избами.

– А что там? – осторожно поинтересовался Мычка, стараясь говорить как можно дружелюбнее.

Парень хоть и храбрится, но, судя по подергиванию рук и ломающемуся неровному голосу, явно трусит. Одно неверное движение, и разговорчивый незнакомец задаст стрекача, и хорошо, если не за подмогой. Отбивайся потом от толпы услужливых местных, что вместо крова и еды наперебой начнут предлагать крепкие увесистые дубинки.

– Что-что, известно что. Корчма старого Дерюги, – парень фыркнул, словно в жизни не слышал вопроса глупее. – Неужели не слышали?

Зимородок оттерла Мычку в сторону, так что парень наконец перестал испуганно коситься на торчащие над плечами вершинника рукояти мечей, промурлыкала:

– Конечно слышали! Все слышали о, как ты сказал? корчме Дерюги... Вот только бывать не доводилось. Окажи любезность, проводи, чтобы мы ненароком не заплутали, в другой дом не сунулись.

Польщенный, парень расплылся в улыбке, но взглянув девушке через плечо, вновь нахмурился, буркнул:

– Провел бы, да тороплюсь. Идите, куда указал, не заблудитесь, тут совсем рядом.

Не дожидаясь дальнейших вопросов, парень свернул в сторону, юркнул за ближайший забор и исчез из виду. Мычка почесал в затылке, сказал задумчиво:

– Вроде бы до разговора он никуда не торопился.

Зимородок повернулась, сказала сердито:

– Такого как ты ночью встретишь – враз заторопишься. Ты зачем спрашивать начал, поговорить захотелось?

Мычка пожал плечами, сказал с неловкостью:

– Да как-то не подумал, что такой страшный.

– Такой-такой. И даже еще страшнее, – обвиняюще бросила Зимородок. – Так что, будь добр, постарайся не распускать язык. У нас появилась отличная возможность нормально отдохнуть, и я не хочу бежать в лес лишь потому, что кто-то с перепугу схватится за нож, а ты начнешь защищаться.

– А что плохого в том, чтобы защищаться? – протянул Мычка озадаченно.

– Если ты сможешь убедить местных, что разбросанные вокруг кровавые ошметки их товарищей были до нашего прихода – ничего, – едко ответила Зимородок. – Только мне отчего-то кажется, они не поверят.

ГЛАВА 4

Как и предупреждал парнишка, найти корчму отказалось не сложно. Крепкое массивное здание, гораздо больше и основательнее окружающих хижин, оказалось на перекрестье сходящихся со всей деревушки путей явно не случайно. Густой черный дым из трубы, невнятный шум голосов и явственный запах пищи окончательно развеяли сомнения. Прислушиваясь к доносящемуся гомону, Мычка сказал с улыбкой: