Текст книги "Мычка (СИ)"

Автор книги: Василий Блюм

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 26 страниц)

ГЛАВА 14

– Мясо, мясо, мясо... Сколько можно питаться этой дрянью? У меня уже желудок сводит!

Недоеденный мясной огрызок полетел в костер, а Зимородок отвернулась, надув губы, недовольно засопела.

Мычка развел руками, сказал с искренним удивлением:

– Если не есть мясо, то чем питаться?

Зимородок словно только этого и ждала, развернувшись, сверкнула глазами, выкрикнула:

– Рыбой! Рыбой нужно питаться, а не этими твоими заячьими лапками, к тому же совсем старыми.

Мычка покивал, сказал с пониманьем:

– Не хочешь старое? Правильно делаешь. Я тоже засохшее не люблю. Сегодня наловлю новых, а может даже птицу подстрелю.

Зимородок вновь надулась, сказала капризно:

– Не хочу я новых, и птицу не хочу. У меня от перьев в носу першит, и пальцы чешутся!

Ощутив раздражение, Мычка сдвинул брови, сказал:

– Где я тебе посреди леса найду рыбу?

– Уж попытайся. – Зимородок сложила руки на груди, поинтересовалась насмешливо: – Кто тут у нас великий охотник?

Раздражение разрослось, усилилось. Мычка ощутил сильнейшее желание подхватить спутницу, и посадить в громадный муравейник по соседству. Конечно, пока еще холодно, и суровые обитатели муравейника толком не проснулись, окопавшись в теплой уютной глубине. Но и тех немногих, снующих сверху в качестве разведчиков, более чем достаточно, чтобы надолго сбить спесь с бесцеремонной девчонки.

Похоже, кровожадные мысли как-то отразились в лице, потому как Зимородок попятилась, в глазах мелькнул испуг. С усилием отбросив сладостные мечты, Мычка согнал с лица злорадную ухмылку, сказал примирительно:

– Хорошо. Сейчас даже самые мелкие речушки полны воды, а озера напитываются многочисленными ручьями. Попадется подходящее – будет тебе рыба.

Зимородок подпрыгнула, засобиралась, довольная хоть маленькой, но победой. Как говорят – вода камень точит. Понемногу, потихоньку, она обуздает дикаря, заставит выполнять малейшие капризы, а то возомнил о себе невесть что. Не иначе, считает, что он здесь главный. Наивный! Они двигаются вперед ровно до тех пор, пока это устраивает ее. Будет настроение – свернут в сторону, а захочется, так и вовсе пойдут назад. Другой вопрос, что пока не особо и хочется. Необременительная прогулка по красивым местам. Почему бы и нет? Ведь вернуться никогда не поздно.

Поглядывая на Зимородок, что едва не мурлыкала от удовольствия, Мычка копался в мешке, подсчитывая, как скоро придется отправиться на охоту. Мясо хоть и осталось, но уже подсохло и неприятно попахивает, так что, не позднее чем завтра с утра, а возможно и сегодня, следует поймать зайца, или пару-тройку глухарей. Остатки пряной травы, перетянутый нитью небольшой пучок, почернел и свернулся. Рука лапнула ушедший на самое дно бурдюк, всколыхнула. Донесся едва слышный бульк.

Мычка покачал головой. В суматохе последних дней он совсем упустил из внимания этот вопрос, вспоминая о необходимости пополнить припасы ближе к ночи, когда сил хватало лишь на то, чтобы натаскать хворосту да запалить костер. Зимородок также не удосуживалась вспомнить. Мычка подозревал, что, прожив всю жизнь в лесу, девушка должна хоть что-то знать о съедобных растениях. Однако, спутница не делала никаких попыток отыскать что-нибудь съестное, и он не переставал удивляться, насколько далеко простирается упрямство девушки. Оставаться голодной, чтобы не "облегчить" похитителю жизнь даже в малом... он бы так не смог.

Затоптав костер, двинулись в путь. Зимородок, как обычно, шла чуть позади, предоставляя спутнику, в случае чего, встретить опасность первым. К тому же сзади оказалось намного сподручнее разглядывать ползущего по ветке огромного жука, или нюхать едва раскрывшиеся, но уже одуряющее благоухающие, огницы. Мычка догадывался, чем занимается спутница, но не подгонял. Пусть Зимородок идет сама, хоть и медленно, но все же лучше, чем стоять, ожидая, пока девушка перестанет дуться, обидевшись по очередному пустяковому поводу, или, того хуже, тащить упрямицу на горбу. Далеко он не уйдет, зато сил потратит вдосталь, к тому же, лишенная развлечений, Зимородок запросто проест плешь, с удовольствием предавшись излюбленному занятию. Разве только завязать девушке рот, но и тогда будет не легче.

Время от времени Мычка глубоко втягивал ноздрями воздух, стараясь уловить присутствие поблизости речушки или озерца. Но, насыщенный влажными испарениями, воздух сбивал с толку, и Мычка лишь упрямо наклонял голову, продолжая двигаться в прежнем направлении.

Солнце поднялось в зенит, стало заметно теплее. Закурились дымком лужи, зажурчали ручьями редкие шапки снега, подмерзшая за ночь, почва раскисла, смачно зачавкала под ногами, норовя стащить сапоги, чтобы забраться внутрь, сладострастно растечься по стопе серо-черной слизью. Привыкший к подобному, Мычка обходил особо топкие места, а если оступался, быстро и легко выдергивал ноги, так что жижа лишь обиженно чавкала, оставшись без желанной добычи. Зимородок везло меньше. Увлеченная красотами, она то и дело оступалась, проваливалась в скрытые хвоей лужицы, а под конец, не удержавшись, завалилась, распластавшись всем телом.

Глядя, как девушка барахтается, пытаясь подняться, Мычка двинулся на помощь, но Зимородок поспешно подхватилась, принялась соскребать с одежды налипшие черные куски. И хотя глаза у девушки подозрительно блестели, а губы обиженно выпятились, она удержалась от проявления чувств. Содрав с себя основную грязь, Зимородок холодно поинтересовалась:

– Мы остановились на привал, или ты просто решил отдохнуть? – Заметив, что Мычка открыл рот для ответа, добавила с приторной заботливостью: – Нет-нет, что я спрашиваю? Конечно же ты устал. Отдохни, присядь, а лучше – приляг. А я, хоть и полна сил, постою, не рассыплюсь. Ведь надо же дать великому охотнику отдых.

Мычка захлопнул рот, так что лязгнули зубы, молча двинулся дальше. Посетившая с утра мысль о муравейнике казалась все более привлекательной. Распаляясь в мечтах, он принялся невольно вертеть головой, приглядывая муравьиную постройку побольше, однако от сладостных фантазий отвлек запах. Мычка потряс головой, отбрасывая неуместные мысли, принюхался. Ноздрей коснулся тонкий, но удивительно стойкий запах древесного сока и... влаги.

Древесный сок интереса не вызвал. В это время, когда лес пробуждается ото сна, а по стволам, подгоняемая мощной системой корней, начинает циркулировать древесная кровь, подобный запах не редкость, а вот влага... Забыв о едком выпаде, Мычка повернулся к спутнице, поинтересовался:

– Ты ничего не чувствуешь? – Заметив, как, готовясь к колкому ответу, Зимородок сморщила мордочку, поспешно уточнил: – Влага. Я чувствую запах влаги. Быть может речушка, или даже озерцо. Не ощущаешь?

Зимородок застыла. Ее лицо изменилось, из презрительного, став настороженным и отстраненным. Мгновенье она смешно морщила нос и шевелила ноздрями, наконец покачала головой, сказала с сожаленьем:

– Я ничего не чувствую. Но ничто не мешает нам проверить. Заодно узнаем, насколько у тебя хорошее обоняние.

Последние слова она произнесла с вернувшимся сарказмом, но Мычка уже не слушал, весело хрустел веточками, деловито удаляясь в нужном направлении. Зимородок некоторое время буравила спину спутника гневным взглядом, но тот не оборачивался. Прошептав нечто невразумительное, но явно нелицеприятное в адрес "нахальных вершинников", она засеменила следом.

Запах влаги разрастается, набирает мощь, но вместе с ним усиливается и аромат древесного сока. Раз за разом втягивая воздух, Мычка пытался понять, откуда взялся аромат "древесной крови". Конечно, за долгое время зимней спячки деревья получили множество ран, часть ветвей сломали звери, другие, не выдержав тяжести снега, обломились сами, и теперь лесные великаны блестят каплями смолы, поспешно заживляя многочисленные увечья. Но это естественно, и пряный, чуть горьковатый запах смолы равномерно разлит по всему лесу. Однако здесь аромат на удивление силен, и с каждым шагом лишь крепчает, что не может не тревожить.

Мычка морщился, с подозрением оглядывался вокруг, пытаясь обнаружить источник запаха. Зимородок наконец обратила внимание на странное поведение спутника, поинтересовалась:

– Что ты все кривишься?

Мычка покачал головой, сказал коротко:

– Запах. Мне не нравится запах.

Принюхиваясь, Зимородок поводила носом, пожала плечами.

– Ничего не чувствую, запах как запах.

Мычка покосился на прилипшие к груди и животу спутницы многочисленные комочки грязи и мелкие веточки, произнес с насмешкой:

– Не удивительно.

Перехватив взгляд спутника, девушка ахнула, прошипела с угрозой:

– Ты на что, нечисть лесная, намекаешь? Хочешь сказать, это от меня запах? Да ты... ты!.. – Она задохнулась от ярости и обиды, не в силах продолжать.

Мычка тоскливо заозирался, подыскивая, куда бы деться, пока тлеющее в глубине желание породнить спутницу с муравьями не переросло в нечто более страшное. Заметив неподалеку просвет, он поспешно двинулся вперед, пробормотав с облегченьем:

– А вот и рыба.

Позади зашуршало, послышался негодующий вопль, но Мычка не обратил внимания. Перепрыгнув глубокую ямину с чернеющим влажным оком на дне, и проломившись сквозь кустарник, он выметнулся на открытое пространство и... застыл. Следом, ругаясь и шумя, как три бера разом, выскочила Зимородок, остановилась рядом, готовая высказать все-все, что думает о ненавистных дикарях, но лишь вздохнула, очарованная открывшимся видом.

Деревья расступились, раздались в сторону, открыв залитую солнцем просторную поляну. Над головой нависает синяя чаша небес, по краям зеленый пушок подлеска, а вместо травы – сине-зеленое зеркало. Озеро! Над водой реют стрекозы, меж колосящихся у берега травин снуют жуки-водомерки, а дальше, на свободном от ряски и водорослей месте, гоняет рябь веселый ветерок.

Завизжав от восторга, Зимородок кинулась вперед, забежала в воду, вздымая тучи брызг и ликующе размахивая руками, не в силах сдерживаться, замолотила ладошками, отчего гревшиеся неподалеку лягушки в панике брызнули в стороны. Мычка неспешно приблизился, не доходя до воды шаг, остановился. Ноздри начали раздуваться, а взгляд двинулся вокруг, пока не прикипел к дальнему берегу. Нахмурившись, Мычка приложил руку козырьком ко лбу, некоторое время всматривался, после чего сказал негромко:

– Не могла бы ты некоторое время не шуметь. – Увлекшись занятием, девушка не услышала, и он повторил громче.

Зимородок развернулась, вскинув глаза, сказала с удивленьем:

– Что случилось?

– Пока ничего, но может случиться. По этому прекрати шуметь и выйди из воды.

Девушка хотела возразить, и уже открыла рот для колкого ответа, но Мычка выглядел непривычно напряженным, и она послушалась, вышла на берег, отвернулась, надув губки и что-то недовольно шепча. Убедившись, что спутница не смотрит, Мычка с облегченьем выдохнул. Стоило лишь придать лицу соответствующее выражение, как взбалмошная родственница Филина унялась, не пришлось даже прибегать к многострадальному муравейнику. Размышляя, что стоит получше отработать соответствующее надвигающейся опасности убедительное выражение лица и голос, Мычка двинулся вдоль берега, бросив лишь короткое:

– Я скоро.

Зимородок ответила яростным высверком глаз, но смолчала. Довольный результатом, в кои-то веки удалость утихомирить спутницу столь легко, Мычка пошел вдоль края озерца, дыша полной грудью. В лесу, закрытый от очищающих лучей солнца, без доступа вольного ветерка, воздух казался ощутимо тяжелее. Здесь, на открытом пространстве, дышалось легко и свободно, и Мычка лишь порадовался, что уступил спутнице. Благодаря упорству Зимородок можно насладиться свежим воздухом, полюбоваться бездонным озером небес, после крошева отгороженных ветвями голубых осколков кажущимся бесконечным, помыться. Причем, не как обычно, поплескав на грудь из ручейка или лужи, а по настоящему, с головой. Выстирать и просушить одежду. Под прямыми лучами солнца шкуры просохнут намного быстрее, чем если проделать тоже самое в лесу.

Предавшись мыслям, Мычка ушел в себя, отстранился от окружающего мира мерцающей завесой мечтаний. Резкая боль рывком вырвала из мира грез. Ойкнув, Мычка схватился за ногу, зашипел, потирая больное место. Убедившись, что нога в порядке, он поднял глаза и ощутил, как волосы на загривке встали дыбом. В шаге впереди вздымается черно-зеленая каша из травы, грязи и ветвей. Земля перемешана с зеленью, будто здесь рылось стало диких вепрей. Но если бы только земля. Небольшие деревца расщеплены, а местами перемолоты в мелкое крошево, деревья побольше лежат, сбитые неведомой силой: ветви обломаны, на стволах глубокие прорехи. Уцелели лишь самые старые и массивные деревья, но и те не обошлись без повреждений: содранная кора, вырванные с мясом ветви. Из рассечений выступил сок, загустел под солнцем, превратившись в блестящие желтоватые шарики, источающие густой аромат смолы.

Мычка втянул ноздрями воздух, понимающе кивнул. Так вот откуда шел запах. Не удивительно. Даже на фоне расцветающего весеннего леса, такое количество разом растекшегося сока не могло остаться незамеченным. Мычка дотронулся до ближайшего ствола, провел по коре, ощущая, как пальцы липнут, погружаются в смолу. Судя по клейким, тянущимся нитям, и свежей, не успевшей обсохнуть листве, деревья повалили совсем недавно, день – два назад, не больше. Вот только что, или кто это сделал?

Он двинулся вперед, мягко переступая через стволы, дотрагиваясь до ветвей и насторожено осматриваясь. Ни следов топора, если бы разрушения устроили люди, ни набросанных куч ветвей, какие бывают после ураганного ветра. Деревья поодаль целехоньки, ни сломанной веточки, ни оборванных листьев. Взгляд раз за разом возвращается к глубоким узким царапинам, разбросанным по ветвям и стволам тут и там. Одна, две, а то и несколько сразу. Очень похоже на царапины, что оставляют когти хищников, только намного, намного глубже.

Представив, какого должно быть размера оставившее такие отметины животное, Мычка похолодел, невольно сглотнул, освежая враз пересохшее горло. Мышцы напряглись, готовые драться или нападать, глаза прищурились, отыскивая силуэт врага, а уши развернулись, улавливая малейшие сигналы опасности. Мгновенье, другое. Но, нет. Вокруг лишь тишина и покой. Умиротворяюще шелестит ветер, ласково касается кожи солнышко. Никого. Мычка замедленно выдохнул, ощущая, как разглаживаются вздыбленные страхом волосинки, а в животе тает холодный ком, двинулся назад, продолжая смотреть и слушать.

Вернувшись, он застал Зимородок в прежнем положении. Девушка так и не сдвинулась с места, только вместо обиженной гримаски лицо лучится радостью. Спасаясь от яркого солнца, веки прищурены, отчего по углам глаз залегли веселые лучики морщинок, губы растянулись в полуулыбке, а изо рта, облизывая губы, то и дело выглядывает кончик язычка, розовый и мокрый.

Взгляда не видно, густые ресницы скрывают глаза, но Зимородок наверняка давно следит за спутником, однако предпочитает подчеркнуто не замечать. Под ногой громко хрустнула веточка. Зимородок замедленно повернула голову, сказала с ленцой:

– Ах, это ты. Что интересного выходил?

Мычка помолчал, раздумывая, стоит ли говорить о находке. Подчеркнутое пренебрежение спутницы раздражало, отбивая всякую охоту делиться увиденным, но, чувство долга пересилило. Не выказывая недовольства, он кротко произнес:

– Пойдем, покажу кое-что.

Зимородок дернула плечиком, сказала с ноткой недовольства:

– Ну вот опять. Куда-то идти, что-то смотреть... Мне и тут отлично сидится. – Однако Мычка смотрел выжидательно, и она встала, сказала со вздохом: – Ну хорошо, хорошо. Пойдем. Может там и впрямь что-то достойное внимания.

Дойдя до завала, Мычка отступил, застыл в ожиданье. Зимородок подошла, без интереса мазнув взглядом по рассыпанным впереди деревьям, сказала с нетерпеньем:

– Ну, и где интересное?

Мычка повел рукой, сдержано произнес:

– Вот, впереди. Да и повсюду вокруг. Разве это не интересно?

Зимородок проследила за его рукой, пожала плечами.

– Если ты имеешь в виду сломанные деревья – нет.

ГЛАВА 15

Мычка распахнул глаза, спросил с запинкой:

– Как, разве тебе не интересно?

Зимородок закатила глаза, сказала сердито:

– Мне – нет. Да и что тут может быть интересного: сломанные деревья, вырванные кусты?

Ощутив, что над ним издеваются, Мычка насупился, сказал сердито:

– В кустах и деревьях действительно нет ничего интересного. Но, тебя не удивляет, что, вместо того, чтобы преспокойно стоять, они тут вповалку, да еще и с жуткими царапинами по всем стволам?

При упоминании царапин Зимородок нахмурилась, но мгновеньем позже брови вернулись на место.

– Знаешь, вот совершенно не интересно.

– Наверное, не интересно и почему это произошло? – окончательно раздраженный, бросил Мычка зло.

– Ни капельки.

Не понимая, как подобное вообще возможно, он возопил с возмущеньем:

– Да почему же, почему?!

Зимородок широко и открыто улыбнулась, как улыбаются маленькие дети, сказала нараспев:

– Ты здесь был? Был. Вернулся? Вернулся. И хотя вовсе не понятно, для чего приволок сюда меня, совершенно точно ясно одно – опасности нет. А раз нет – то и ломать голову не за чем. Лежат деревья – и пусть себе. В общем, ты займись чем хотел – костер разожги, рыбы налови, а я пока помоюсь... конечно, если ты не против. Хотя... если даже против – помоюсь все равно.

Зимородок деловито оглядела озерцо, направилась к небольшой заводи по соседству, окаймленной пышно разросшимся ивняком. Миг, и фигурка скрылась за ветвями, а немногим позже донесся плеск и довольное фырканье.

Ошарашенный, Мычка стоял молча. Услышанное не укладывается в голове. Как можно постоянно плеваться в товарища, строить мелкие пакости, дуться и обижаться при малейшем поводе и без, и... столь безоглядно доверять? Что это, тонкая насмешка, безнадежная глупость, или что-то иное? В груди теснятся противоречивые чувства, в ушах вновь и вновь звучат слова, но, не смотря на сомнения, внутри зарождается нечто теплое и радостное, отчего хочется кричать и прыгать, нечто, заставляющее выпячивать грудь и раздвигать плечи.

Сердце стучит сильнее, а препятствия выглядят мелкими и незначительными, от такой, казалось бы простой и несущественной мелочи, как высказанное женщиной признание в доверии. Ведь она сказала напрямую, возможно, даже не поняв, что именно произнесла, и насколько пошатнула любовно пестуемую собственную независимость и силу. От буйной, всесметающей радости закружилась голова, губы растянулись в широченной улыбке. В этот момент он простил ей все прошлые придирки и будущие на седьмицу вперед. Захотелось сделать подруге что-то приятное, чем-то отблагодарить за короткое, но удивительно глубокое чувство радости.

Не переставая улыбаться, он сбросил заплечные мешки, развязал тесьму, и полез в глубь, туда, где на самом дне, скрытая под прочими вещами, припрятанная на крайний случай, покоится леса и несколько костяных крючков. Краем уха прислушиваясь к фырканью и плеску, Мычка быстро сложил шалашик из хвороста, благо обломанных ветвей и обрывков коры вокруг оказалось в избытке, развел огонь, после чего выбрал из засохшего старого ствола несколько особенно толстых личинок и направился к озеру.

Крючок с приманкой без всплеска ушел под воду. Потянулось томительное ожидание. Время от времени Мычка теребил лесу, то подтягивая, то забрасывая подальше, вспоминая, как именно занимались этим охотники племени. Ветви прогорели, так что пришлось подложить новые, а леса так ни разу и не дернулась. Мычка то и дело поглядывал в сторону кустов, опасаясь, что спутница шумом отпугивает рыбу, для верности, даже отошел на несколько шагов.

Погруженный в занятие, он пропустил момент, когда плеск затих, и очнулся лишь когда к костру, мокрая и освеженная, вышла Зимородок. Он сперва лишь вскользь мазнул взглядом, но вскоре не выдержал, повернулся, залюбовавшись спутницей, что, искупавшись, и смыв грязь, как будто похорошела. Блестя каплями влаги и лучась улыбкой, Зимородок подошла к огню, разложила на веточки мокрое белье, после чего неспешно извлекла из заплечного мешка гребень и занялась волосами.

Мычка отвернулся, насадил свежую личинку, а когда повернулся вновь, ахнул. Волосы подруги преобразились. С головы исчезла привычно спутанная, набитая веточками и хвоей копна, расчесанные и подсохшие, волосы заструились по плечам иссиня-черными струями, удивительно гармонируя с изящными, вразлет, бровями и черными угольками глаз. Заметив внимание спутника, девушка вздернула подбородок, раздвинула плечи и чуть выпятила грудь, замерла, предоставив возможность оценить красоту момента.

Наконец, лукаво улыбнувшись, она отошла, а Мычка все смотрел, безуспешно пытаясь вернуть взгляд к лесе, что вроде бы начала слабо подергиваться. Однако шею словно заклинило, и лишь спустя некоторое время, сделав над собой усилие, он повернул голову. Но и после, когда глаза прикипели к поверхности озера, незримая сила упрямо тянула, разворачивая взгляд в прежнем направлении.

Привлекая внимание, леса натянулась, задергалась сильнее, вырываясь из пальцев. Мычка спохватился, потянул, вспоминая, как учили: отпустить, если натяжка слишком сильна и леса грозит порваться, но едва добыча даст слабину, остановится на недолгий отдых, тут же тянуть.

Руки дрожат от нетерпения, дыхание прервалось, чтобы, не дай лесные духи, не спугнуть долгожданную добычу. Но пальцы продолжают работу, равномерно сдвигаются, как ножки паука, что плетет сеть, тщательно и неторопливо, без скачков и остановок, движимый лишь инстинктом и голодом – лучшими помощниками в этом мире.

Поверхность воды пошла рябью, вздыбилась мелкими волнами, что тут же устремились к берегам, словно спасаясь от поднимающейся со дна рыбины. Захваченный азартом, Мычка выбирал и останавливался, дергал и ослаблял, чтобы миг спустя вновь потянуть, приближая сладостный миг. Как вдруг натяжение исчезло. Мычка зарычал от досады, рванул, в тлеющей надежде, что измученная борьбой, добыча сменила направление, но вытянул лишь обрывок снасти.

– Не ловится?

Задорный голос спутницы лишь подлил масла в огонь, усилив и без того растущее раздражение. Мычка с трудом сдержался, чтобы не брякнуть в ответ что-нибудь злое, подходящее моменту. Не в силах смотреть на озеро, как будто смеющееся над неудачливым рыболовом, он вскочил, но не успел сделать и шага, как вода неподалеку взбурлила, плеснул фонтанчик брызг. Не веря в удачу, Мычка замер. Неужели его усилия не пропали даром, и добыча, судя по всему весьма крупная рыбина, сейчас всплывет? Глаза хищно прищурились, неотрывно следя за водой, рука потянулась к сапогу, где в удобном кармашке ожидает своего времени надежный охотничий нож.

Ну же, ну, всплывай, хотя бы ненадолго! Он столько ждал, что без раздумий прыгнет в воду, не побоявшись вымокнуть, лишь бы вытащить добычу. Давай, всплывай!

Вода заволновалась сильнее, в глубине замерцало нечто темное, вздыбился фонтан брызг. Мычка нахмурился. Что-то пошло не так. Слишком высоки волны, чересчур крупны вздымающиеся гроздья пузырей. Обычная рыбина, пусть даже вымахавшая в рост человека, не может настолько... настолько... Мысль запуталась, оборвалась, вытесненная поднимающимся из глубин холодным ужасом, а мгновенье спустя озеро встало на дыбы.

Взметнулся фонтан брызг, словно в воду упал обломок скалы, капли ударили с силой, забарабанили по рукам, лицу, груди, мгновенно промочив одежду. По ушам стеганул исполненный ярости рев. В расширенных от ужаса глазах отразилась жуткий облик, нелепая харя, чудовищное переплетение изломанных линий, рвущееся из озера на берег.

Позади ойкнуло, тоненько заверещало, а спустя мгновенье Мычка истошно заорал:

– Беги! Беги что есть сил!

Он ужом развернулся, скакнул так, что разом долетел до костра, перемахнув добрый пяток не малого размера стволов. Вновь заревело. Звук отдался болью в черепе. В спину ударил тугой кулак из воздуха и воды, бросил наземь. По щеке царапнул сучок, от удара о пень занемело плечо. Но ужас заставил забыть о боли, подбросил, метнул следом за улепетывающей гигантскими скачками Зимородок. Пальцы сомкнулись, успев ухватить один из заплечных мешков, ноги заработали, подкидывая и бросая тело так, словно он стал легче раза в два, и втрое сильнее.

Зимородок с разбегу вломилась в лес, затрещала, прорываясь сквозь кусты так легко, будто это и не кусты вовсе, а так, травка. Мычка понесся следом, мертвея от одной только мысли, что вот сейчас подошва скользнет, сорвется с влажной листвы, или, неудачно ступив на ветку, подвернется нога, и то неведомое, смертельно опасное, что преследует по пятам, догонит, втопчет, превращая тело в набитую костным крошевом кровавую кашу, примется пожирать еще живого.

От диких мыслей сил как будто прибавилось, ноги понесли шибче, хотя мгновенье назад казалось – быстрее некуда. Однако выяснилось – есть куда. Еще как есть! Не мешай деревья, можно было бы задать такого стрекача... Однако, деревья никуда не делись, и пришлось лавировать, чтобы со всего маха не впечататься в корявые стволы лесных великанов, совсем не мягкие, чтобы безболезненно биться головой, или еще чем похуже.

Позади ревет, от надсадного топота сотрясается земля, жалобно трещат деревья, сминаемые непреодолимой силой невиданной твари. Однако грохот постепенно удаляется, взревывания все тише, а земля подрагивает едва-едва, и вскоре остается лишь хруст хвои под ногами да грохот бьющихся на пределе ритма сердец.

– Все, не могу больше, – коротко выдохнула Зимородок, рухнула, хватая ртом воздух и надсадно дыша.

Испытывая непреодолимое желание присоединиться, Мычка остановился, принялся ходить кругами, успокаивая дыхание и настороженно поводя ушами: шум затих, но тишина может оказаться обманчивой! Однако, замаявшись в конец, вскоре прекратил бессмысленные попытки, присел рядом.

– Что... что это было? – сглатывая, и прерываясь на вздох, сипло вопросила Зимородок.

– Не знаю. – Мычка глубоко вздохнул, переведя дух, повторил: – Не знаю...

– Но ведь ты охотник. Разве существуют неизвестные тебе животные?

В голосе девушки вновь промелькнули доверительные нотки, с какими ребенок обращается к взрослому, что намного больше, умнее, и конечно же знает все-все. Ощутив, как в груди распускается теплый бутон, Мычка улыбнулся, ответил растеряно:

– До сегодняшнего дня я тоже так думал, но... мир полон сюрпризов.

Зимородок нахмурилась, сказала с ноткой недовольства:

– Не нравятся мне такие сюрпризы. – Помолчав, добавила с грустью: – А рыбы так и не поели.

Мычка вымученно улыбнулся, сказал натянуто весело:

– Ничего, другое озерцо отыщем. – Зимородок глянула так, что он прикусил язык, добавил поспешно: – В том смысле, что нормальное озеро, не такое.

Преисполнившись сарказма, девушка произнесла:

– Интересно, как собираешься различать?

Мычка расплылся в улыбке, сказал самодовольно:

– А как я это отличил? По обстановке, по следам. Я ж тебе не зря на поваленные деревья показывал, ой не зря.

Зимородок недоверчиво процедила:

– Что-то я не помню, чтобы кто-то о чудовищах говорил. А! Поняла. Один небезызвестный охотник решил сделать сюрприз, и приготовить к ужину некую необычную тварь. Да что-то не заладилось.

Мычка ощутил раздражение, бросил зло:

– Если бы ты проявила хоть каплю рассудка, задалась вопросом, что же там на самом деле произошло, предложила отойти от озера, так, на всякий случай. Не пришлось бы скакать, теряя вещи!

Сделав невинное лицо, Зимородок произнесла с великой кротостью:

– Вопросы? Какие вопросы может задать глупая девушка, если ее спутник настолько могуч, умен и опытен, что в единоличном порядке решает: куда ей идти, когда спать и что есть?

Мычка закусил губу. И хотя внутри все бунтовало, требуя излить недовольство в обличающих словах, разум холодно и насмешливо подтвердил – так и есть. Не он ли, пусть и с соизволения Филина, но все же силком уволок девушку из родного дома, не он ли требовал вставать с утра и ложиться за полночь, стараясь за каждый переход пройти как можно больше, не из-за него ли за последние дни она подверглась такому количеству опасностей, коих не пережила за всю предыдущую жизнь?

С неловкостью отводя глаза, он произнес примирительно:

– Тварь отстала, но мы ушли недостаточно далеко. Пойдем, пройдем еще немного, конечно... если у тебя остались силы.

На удивление, девушка не стала спорить, со стоном поднялась, двинулась, с трудом переставляя ноги. Ощущая вину, Мычка пошел рядом, предупредительно отводя ветви и поддерживая за руку, если на пути попадались кочки или ямины с крутыми обрывистыми боками.

Зимородок шла молча, уткнувшись взглядом в землю, без привычных едких замечаний и насмешливого блеска глаз. То и дело поглядывая на девушку, и не получая ответных знаков внимания, Мычка в конец измучился совестью, и, скрепив сердце, остановился на отдых, не смотря на солнце, что по-прежнему висело над головой, и до вечерних сумерек осталось еще очень и очень долго.

Разведя костер, и разложив вокруг лишние вещи, Мычка отправился на охоту, рассчитывая, что к возвращению спутница придет в себя. Так и получилось. Когда он вернулся, с парочкой жирных зайцев под мышками, первое, что бросилось в глаза – недовольное лицо Зимородок. Мычка ощутил, как отлегло от сердца. Недовольство подруги стало уже привычным, чем-то неотъемлемым, вроде вечернего звона комаров, или ночной сырости, и хотя по-прежнему раздражало, воспринималось уже как нечто само собой разумеющееся.

Распотрошив тушки, и насадив мясные кусочки на воткнутые вокруг костра веточки, Мычка присел под дерево, устало прикрыл глаза, не желая лишний раз тревожить девушку. Однако, Зимородок явно не рассчитывала молчать. Сперва раздалось недовольное сопенье, затем что-то зашуршало, треснуло, послышался исполненный раздраженья голос.

– И за что мне это наказанье? Мало, что осталась без вещей, так еще и мешок с припасами потеряли.

Мычка открыл глаза, повертел головой, отыскивая мешок, обнаружив, пристально осмотрел, сказал мягко:

– Возможно, ты не заметила, но мешок на месте, и, если мне не изменяет зрение, без единой прорехи.

Зимородок произнесла едко:

– Я что-то сказала о съестном? Потерялся мешок с моими припасами! Гребень, одежда, украшения... Вернее, что я говорю? Он вовсе не потерялся, нет. Кто-то, не будем указывать пальцем, оставил его специально, вместо жизненно необходимого, захватив никому не нужную ерунду!

Улыбнувшись уголком рта, к девушке явно вернулось расположение духа, Мычка произнес примирительно:

– Я схватил первое, что попалось под руку. Разбираться не было времени.

Зимородок поджала губы, повторила упрямо: