Текст книги "Морской закон, рыбья правда (СИ)"

Автор книги: Варвара Мадоши

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 14 страниц)

Варвара Мадоши
Морской закон, рыбья правда

Часть I. Обычаи моря

В темноте на исходе утихающего шторма море заполнило собой мир, и стал вместо мира жадный рев. Ледяная вода драла наждачкой, крутила и бросала без секунды роздыха. Бездна со всех сторон, куда ни дернись – проиграешь.

Зура не сомневалась, что настал конец: израненные пальцы не могли больше держаться за обломок магического льда; от холода она не чувствовала ни рук, ни ног, уши и нос заливало, вдохнуть было невозможно. Это все продолжалось уже не меньше часа. Сперва она еще пыталась бороться, но теперь позволяла волнам болтать ее как им заблагорассудится и цеплялась за жизнь из какого-то звериного упрямства. Как еще не погасла эта последняя искра, Зура не знала и сама. Всякий раз, когда волна накрывала ее с головой, потом удавалось вздохнуть. Бездна играла с ней, не спеша поглотить, но спасения не было и быть не могло.

Она чертовски устала.

Браслет на запястье и серьга в ухе только тянули ко дну: неоткуда было взять спасительный порыв силы, который вытолкнул бы ее из воды; да и ни одна сила в мире не зашвырнула бы ее на безопасный берег.

А потом гладкое тело подтолкнуло ее снизу, что-то острое ударило в руку, заставляя отпустить доску.

«Кракены охотятся, – подумала Зура, пытаясь нашарить на поясе запасной кинжал. Не нашаривался: она потеряла его к концу боя. – Трупы вылавливают. Сожрут».

Но щупальца не торопились обвивать ее, утаскивая на глубину. Вскоре она догадалась, что в спину ее тыкали не макушкой панциря, а острым носом. Значит, кто-то из морского народа. Еще хуже, пытать будет…

Но так рассуждал ее рассудок, холодный и отстраненный. Ее телу хотелось жить, и руки сами собой вцепились в спинной плавник. Рыбина понеслась рывками, держась у самой поверхности воды. Зура всякий раз боялась: нырнет! Но нет, держала.

Хмарь гнилая знает, что она хотела с ней сделать. Может быть, утащить на глубину и пытать… да пусть ее.

Но рыба, удивительное дело, держала путь к берегу: Зура увидела над водой темную массу и яркую золотую точку – маяк! Но слишком маленький, и в каком-то странном месте, до Тервириена плыть куда дольше…

Ноги Зуры ударились о дно, но стоять она еще не могла и от неожиданности едва не захлебнулась. Ее подхватили человеческие руки. Зура этого неизвестно откуда появившегося спасителя, наверное, убила бы, но его спасло то, что сил у нее после многочасовой борьбы не осталось совсем. Да и спаситель оказался просто огромен, не человек – гора. Каждая его рука была как лопата, а Зуру он поднял легко, словно она ничего не весила. И перенес на берег: она услышала, как зашуршал песок и мелкие камни под босыми ногами.

Золотой свет показался где-то сбоку и внизу и превратился в фонарь, который кто-то нес в руках.

– Антуан, какой ты молодец! Достал! Положи-ка ее… кажется, она нахлебалась воды…

Под руками и коленями у Зуры оказался песок, ее ударили по спине между лопатками, и в самом деле она обнаружила, что ее рвет морской водой, соленой и горькой.

– Ну-ка, дорогая моя… – ее закутали в плащ – не гигант, а кто-то ростом куда меньше и, судя по голосу, значительно старше. Ткань была плотной, но не очень чистой, пахла солью и водорослями.

– Только не надо кидаться на мастера с кулаками, – предупредил другой голос, незнакомый. Судя по мощному рокоту, это был великан. – Себе дороже выйдет.

– Что ты, – сказал второй. – Я уверен, она достаточно благоразумна…

– Она уже пыталась меня ударить. Одно спасение, что при ней нет оружия. Так что будь осторожен, мастер.

– Спасибо за предупреждение. Теперь возьми ее, пожалуйста, и неси в дом – бедняге нужно отдохнуть. А еще напиться воды, хотя это, пожалуй, прозвучит издевательством…

На этом месте Зура наконец уговорила себя, что немедленной опасности можно не ждать, и разрешила себе отрубиться.

* * *

Если ты спас в шторм человека[1]1
  Здесь и далее «человек» означает представителя любого из трех разумных народов, в зависимости от того, кто говорит.


[Закрыть], отбившегося от стаи, или, обессиленного, вытолкнул из глубины, помоги ему найти своих и ни о чем не спрашивай. Если он не отблагодарит тебя потом богатыми дарами или верной службой, значит, не слишком-то ему его жизнь была нужна. Но спаситель тут уже не виноват.

Антуан-путешественник. «Книга волны»

* * *

Первое, что Зура увидела, проснувшись, – настежь открытая дверь, за которой на ярком солнце покачивался незнакомый кустик с мелкими жесткими листьями. Дальше за белыми известняковыми камнями был обрыв, за обрывом виднелась сине-зеленая полоса то ли моря, то ли неба.

Дверь подпирал большой белый камень, поблескивая на солнце вкраплениями кварца.

«Значит, я не пленница, – подумала Зура. – Напоказ так не пленница. Уже хорошо…»

Она с трудом села. Болело все тело: больше всего ноги и руки, но еще и ушибленные ребра. Хорошо, конечно, что она не получила вчера крупных ран, а то как бы еще обошлось многочасовое купание…

Ничего страшного, прорвемся. Был бы еще топор под рукой, или хоть нож… Или лук…

Зато браслет был на месте: полоса темного металла без застежки или швов привычно охватывала руку. И серьга: Зура пощупала мочку уха. На ощупь казалась ледяной – неудивительно…

Кстати о купании. Одежда была сухая, и завязки на рубашке были завязаны именно тем узлом, который Зура всегда использовала сама. Непохоже, что ее положили спать в мокром, ни в жизнь не было бы так удобно лежать. Скорее, высушили тряпки прямо на ней. Но как?

После яркого прямоугольника двери рассмотреть обстановку оказалось тяжело: комната была очень длинной, а единственное окно, да еще забранное деревянной решеткой, оказалось на противоположном от Зуры конце, и свет терялся, не доходя до кровати. Но кое-как она разобрала, что помещение просторное, что с потолка свисают вяленая рыба и сушеные водоросли, что на стенах развешаны инструменты и рыболовные снасти, а кругом расставлены бочонки и ящики – видимо, с хозяйственными припасами. Сама Зура лежала на длинном сундуке или двух сдвинутых сундуках, покрытых тюфяком.

Должно быть, тут сильно пахло рыбой, но Зура этого запаха не замечала: уже придышалась. В потолок круто уходила винтовая лестница.

Раздался топот, лестница заскрипела – кто-то по ней спускался.

– А, вы проснулись! – воскликнул голос, который она помнила с ночи: тогда он показался ей чуть ли не стариковским, но теперь она слышала, что человек гораздо моложе. Гигант называл его мастером.

– Очень рад видеть.

Хозяин дома появился на лестнице и бодро соскочил с нижних ступенек на пол. Ему было, наверное, лет сорок или чуть больше. На воина он не походил ни в коем разе: не с такими узкими плечами, не с такой сутулостью… Ну да, и пальцы в чернилах: книжник.

Одет человек был в простую белую рубашку и полотняные штаны с кожаными вставками, закатанные до колен; но рубашка была из хорошего льна. Никакой обуви. У «мастера» были темные волосы до плеч, связанные сзади в хвост, и залысины, которые материковые жители иногда называют благородными, добавляя, что они признак ученых мужей (ерунда, Зура такие даже у пьяных гуляк видела). Еще он носил очки с диковинными проволочными дужками, чуть ли не кругом охватывающими уши. Стекла поблескивали в полумраке.

– Зачем я вам нужна? – без обиняков спросила Зура. – И кто вы?

Она отметила, что ее собеседник, как и ночью, говорил на диалекте береговых жителей, хоть и со столичным выговором, и обратилась к нему так же.

– Лин-отшельник. Можете называть меня мастером. Меня многие так зовут. А вас как называть?

– Зура, – бросила она. Фамилии у Зуры не было. Если нужно было для чего-то, она называла первую попавшуюся. – И в чем же вы мастер?

– В магии, естественно, – ответил Лин. – Видите ли, я – самый искусный морской маг побережья.

«От скромности не умрет, – подумала Зура. – Бен Лакор и Лерая Светлая, значит, за этот титул годами сражаются… Молодец. Я уже полгода тут наемничаю, а не слышала ни о каком Лине-отшельнике».

– Что касается того. зачем вы мне нужны, – продолжал тем временем этот самоуверенный господин, – мы поговорим после, когда вы немного придете в себя. Серьезные разговоры лучше вести на здоровую голову, не так ли? Не хотите ли есть, пить? Туалет, к сожалению, снаружи, позади маяка, но я могу принести вам…

– Спасибо, – резко мотнула головой Зура, – сама добреду как-нибудь.

И побрела. А что было делать.

Путешествие до сортира и обратно – говорить нечего. Но Зура еле волокла ноги и, вернувшись, упала без сил на скамью у стены дома (точнее, маяка): делайте со мной что хотите, хоть режьте, только встать не просите.

Ухо, понемногу отмирая, начало болеть, запястье – чесаться. Ругнувшись, Зура проговорила про себя простое заклинание, отсекая «пиявок»: у нее сил не хватало сейчас драться руками и ногами, не то что магией. Потом можно накачать.

Даже это короткое путешествие дало ей представление об окружающем пространстве, так оно было невелико.

Маяк стоял либо на небольшом острове, либо на полуострове, глубоко выдающемся в море. Матерая земля виднелась на горизонте серо-лиловым облаком… а может быть, то действительно были облака.

Никаких других островов на морской глади видно не было, скал тоже. Кому приспичило передавать здесь световые сигналы?

– Когда-то здесь был торговый перевалочный пункт, – сказал маг Лин, присаживаясь рядом с ней на скамью. – Морской народ торговал с жителями побережья… Тут над водой один маяк, другой – под водой. Его использовали как ориентир.

– Маяк под водой, значит, – проворчала Зура.

– А что вас удивляет?

– Дикость это. Как с морским народом можно торговать? У них ни рук, ни мозгов. Рыбы и рыбы.

– Вы же с ними воевали, – укорил маг тоном учителя при храмовой[2]2
  Большинство региональных религий континента Гесия больше похожи на философские учения. Их основной догмат – поклонение четырем стихиям. Исключение – степные племена с их культом предков и небесный народ, который напрямую поклоняется своим умершим магам.


[Закрыть] школе, разочарованного невнимательностью ученицы. – А ночью уже успели познакомиться с Антуаном. По-моему, он не менее разумен, чем мы с вами. Хотя, должен признать, мышление у его народа своеобразное.

«Антуан», вспомнила Зура, это тот здоровяк, который нес ее на руках. Она готова была поклясться, что в него превратилась огромная рыба, которая помогла ей не утонуть… нет, чушь.

Так она и сказала.

– Да нет, не чушь. Именно превратилась. Только не рыба. Морской народ ближе к наземным животным, таким как вы или я, чем к другим, живущим в океанах. Они не мечут икру, а сами рожают своих детей и выкармливают их молоком.

– Да как угодно. Зачем он меня вытащил, как мне добраться обратно на большую землю и чего вы хотите от меня за помощь?

– Сразу хватаете за жабры, я вижу, – чуть улыбнулся маг. – Мне это нравится. Отвечу по порядку. Вытащил он вас потому, что я его просил спасать людей, попавших в такое положение, а еще потому, что вы ему понравились – очень упорно сражались за жизнь. Обычно-то он эту мою просьбу выполняет с прохладцей… Добраться до большой земли вы можете на моей лодке, но сегодня пускаться в путь не советую – вот-вот разыграется сильный ветер, не хуже, чем вчера. Завтра и послезавтра погода будет спокойнее. Но я хочу попросить вас задержаться. Не потому что вы чем-то мне обязаны – мы с Антуаном спасли вас по морскому закону и не собираемся требовать платы. А потому, что у меня для вас есть работа, и я хорошо заплачу.

– Работа? – Зура посмотрела на него недоверчиво.

Какая может быть работа на этом островке? Неужели клеиться будет… Не похоже ведь.

– Мне нужен телохранитель, – объяснил маг.

– От кого вас тут охранять – от чаек, что ли? – фыркнула Зура.

– Не здесь. Я собираюсь нанести ряд визитов… и на берег, и в подводное царство… – Лин вздохнул, посмотрел на горизонт, кивнул чему-то своему. – Я, добрая Зура, хочу остановить эту войну.

^{Klodwig. Лин и Зура}

* * *

Война кормила Зуру, сколько она себя помнила.

Когда Зура была совсем мелюзгой, вся жизнь проходила в повозках матери и в беготне между расставленными на бескрайней равнине шатрами. Материны брачные сестры показывали ей роскошные кошмы, ковры, шитые шелком, золотые и стеклянные чаши, и говорили: «Все это война принесла нам». Обводили рукой широкие степи кругом, высокое небо в мелких точках птиц и говорили: «Это все война принесла нам».

Мы должны быть стойкими, рассказывали они. Мы должны быть сильными, ибо если не убережем нашу землю, ее отберут алчные жители пустынь с востока и с запада, с севера и с юга. Всякий, кто может драться, дерется; всякий, кто не может – чинит попоны, вяжет кольчуги, делает колчаны, готовит воинам еду.

И сердце Зуры билось сильнее, когда она разглядывала материнскую кольчугу, свитую из тонкой и прочной проволоки: прикасаться к этому священному предмету ей не дозволялось.

А если ей случалось увидеть, как по с лихими кличами по степи скакали парни и девицы на горячих конях, соревнуясь, кто кинет дальше аркан, кто кинжал, кто ловчее изрубит набитый сеном тюк на полном ходу, она, случалось, не могла сразу заснуть: лежала и подолгу мечтала, что вскоре вырастет, заплетет волосы в две косы и станет такой же, как они. Какие они были ладные, какие сильные, как свистел ветер в ушах, когда брат сажал ее перед собой в седло, и как загадочно поднимались горы вдали, далекие, неподвижные!

И ласково фыркали кони, задевая ноздрями ее щеки, когда она девочкой пряталась между их длинных узловатых ног, чтобы полюбоваться на учебу молодых.

«Война!» – звенело в ушах, пело в сердце.

У степного народа испокон веку девочек рождается больше мальчиков; а ведь много молодых воинов еще погибает в набегах и играх. Потому с давних времен, таких, что иного не помнят даже самые старые старики, заведено так: не все девочки учатся шить, плести циновки, выделывать кожи и мастерить повозки. Когда девочка вырастает до верхнего обода тележного колеса, старики и старухи ее осматривают – и руки, и ноги, и длину их, и соразмерность, и сколько родинок, и в каких местах. Если совпадут девять секретных признаков, такую девочку уводят в общий шатер к мальчикам.

Там она с ними живет: учится скакать на коне, кидать аркан, махать саблей. С ними и выходит в круг костров, испытывать свою доблесть; как и мужчины, получает пояс и седло, если докажет, что достойна. Она даже жен брать может, чтобы заботились о ее пропитании и вооружении; такие женщины зовутся ее брачными сестрами, и она распоряжается их жизнями так же, как муж распоряжается жизнями своих жен. Одно отличие: не имеет права наказать их, если понесут ребенка от мужчины.

Если же женщина-воин сама понесет, то отдает ребенка либо своим брачным сестрам, либо женам мужчины, от которого понесла. Но такое случается редко. Говорят, женщины-воины пьют специальные настои; а еще говорят, что от тренировок и обрядов их тела утрачивают женскую суть. Правду знают только старики, да еще они сами.

Но иногда женщины-воины все-таки рожают детей. Зура и ее брат были детьми боевой матери, и потому никто не удивился, когда старики сказали свое слово и ее тоже отдали в шатер к мальчикам.

А потом мать ее пошла против хана, и им с братом обоим пришлось бежать. Зуре тогда едва сровнялось восемь весен, брат был вдвое старше.

– Что мы будем делать, акай? – спросила Зура, когда они дрожали в первую ночь, съежившись вдвоем под попоной. Четыре коня, стреноженные, ржали рядом в темноте. Небо нависало над ними, еще знакомое, но уже грозное и далекое. Словно чувствовало, что скоро они будут звать звезды чужими именами.

– Воевать, – отрубил брат. – На востоке, бывает, хорошо платят выученным бойцам. Заживем мы с тобой, акай, как ханы, будем на золоте есть, в каменных домах жить!

Зура тогда не знала, что брат говорил с чужих слов, что сам он никогда на востоке не был. Но правда в этих словах тоже была. С золота они есть не стали, а спали чаще под открытым небом, чем в каменных палатах, но война и тут их не оставила: дала кусок хлеба и глоток вина.

Война кровава и ненасытна: рыщет по земле, рвет человеческую плоть, сводит с ума.

Говорят, война как степной пожар: разгорается с одной искры, тушится до будущей зимы.

Говорят, война как лавина: достаточно резкого слова – и десяти деревень не бывало.

Зуре война дала все и отняла все. Она знала войну, ее приметы и ее повадки. Чувствовала нюхом, как чуют перемену погоды.

За двадцать или около того (она точно не помнила, сколько) лет Зура не научилась ничему, кроме войны. Но война, сказать по совести, успела ей осточертеть. А так называемая мирная жизнь не привлекала ничуть.

Прибрежная же война, хотя Зура в ней участвовала недолго, кипела уже года три. И продолжит, Зура знала, еще столько же.

И маг говорит – остановить!

Глупый человек.

Но… спас ее вместе со своей ручной рыбиной или кто он там. Морской закон морским законом, а по закону степи такие долги не забывают.

* * *

Зура знала, что война неодолима и неостановима. Пока на Полуострове будут жить люди, а морской народ будет жить на шельфе, с причалов не перестанут уходить боевые корабли. С тех пор, как столичные картели пришли на побережье, рыбы перестало хватать на всех. А значит, кому-то придется уступить.

Лин же хотел остановить раскрученный маховик, сделать так, чтобы перестали везти на побережье оружие многочисленные мануфактурщики, рыбаки стали бы уважать интересы подводных жителей, а матери перестали бы учить своих детей: «Где ты видишь подлую рыбину – там убей!»

Зура не знала, о чем это говорило: о безумии или дурости. Но чем больше она думала, тем больше ей казалось, что и сама она помутилась разумом: затея Лина начинала ее интриговать. Ее давно уже – года три, кажется, – ничего по большому счету не увлекало.

Так почему бы не попробовать помочь волшебнику? На умалишенного он все-таки не походил, а вовремя сбежать от нанимателя она всегда успеет. Это едва ли не первое, чему учишься, когда начинаешь наемничать.

Тем более, Лин предложил хорошую плату – не настолько хорошую, чтобы насторожить ее, но вполне щедрую, даже торговаться не захотелось. К тому же, без понуканий выдал задаток.

Она ожидала, что они отправятся в путь на следующий же день. Чего откладывать? Но маг настоял, чтобы Зура сперва подлечилась.

Это были странные три дня.

Наемников нельзя назвать ни занятыми, ни трудолюбивыми. Молва говорит, что промежутки между набегами они проводят в пьянках и кутежах. Молва совершенно права: в самом деле, что еще делать человеку, который непрерывно рискует жизнью ради чужих интересов?

Нет, кое-кто бережет серебро и золото, покупает дома и наделы земли, обзаводится хозяйством. Но их мало. И Зура точно не из их числа.

И все же ей редко выдавался случай побездельничать в полном смысле этого слова. А тут она просыпалась рано утром под пропахшим солью и рыбой шерстяным одеялом и понимала, что не надо никуда идти: ни обивать подворья в поисках нового найма, ни чинить снаряжение (в одном из сундуков мага нашелся хороший топорик и пара ножей, а больше ничего у Зуры не было).

Итак, она просыпалась и шла на берег, разгонять кровь и разминать затекшие со сна мышцы. Потом босиком карабкалась по покрытым рыжим лишайником скалам (в первый день сразу же закружилась голова, потом пошло гораздо легче).

Камень в ухе потеплел уже к вечеру первого дня. Запястье под браслетом еще какое-то время чесалось, но тоже перестало: Зура восстанавливалась, и магия восстанавливалась тоже, приходила капля по капле…

Интересно, каково быть таким магом, как Лин, или как эти могущественные волшебники, что живут в белых башнях на берегу? Их чары не зависят от силы их собственного тела: вышел к морю, опустил в него руки – и черпай сколько хочешь…

Думая так, Зура до рези в глазах вглядывалась в неразличимо фиолетовую полосу на горизонте, казалось, мерцающую невидимым на солнце маревом. Не разобрать. А по морским меркам расстояние пустяковое.

Все-таки океан больше любого человека. Больше нее, больше мага из белой башни, больше кого угодно. Бесконечная пропасть воды, наполненная чудовищами и неведомой жизнью. Уж лучше полагаться на собственные руки, ноги и нутро: они-то ее не подводили никогда.

Об этом нутре следовало заботиться, поэтому на завтрак Зура искала и ела мидий: Лин питался в это время дня мерзким варевом из овсянки. Обедали и ужинали они вместе – жареной рыбой, салатом из водорослей, куда маг иногда разбивал яйцо чайки, пресными лепешками из муки, моллюсками, диким луком и иным здешним добром. Из материковых продуктов имелись только овсянка и мука. Были у мага и зерна кофе, из которых он варил напиток, одновременно горький и кислый на вкус. Зура его не одобряла.

Помимо совместных трапез Зура была предоставлена самой себе.

В первый же день, преодолевая головокружение, слабость и боль в побитом теле, она исследовала остров. Он оказался очень невелик: хватало нескольких часов, чтобы по берегу обойти его целиком, обогнув чаячью колонию. Кроме камней да редкого кустарника и дикого лука ничего на нем не росло. Было, правда, два родника: один совсем маленький на дальнем конце острова, и другой, побольше, рядом с маяком. Этот второй Лин-Отшельник запрудил.

Ах нет, у мага еще был огород. Но там росли странные побеги с заостренными концами и листьями неживого цвета. Зура и подумать не могла о том, чтобы употреблять такое в пищу.

За три дня два раза она видела, как на скалы выбирается гигант Антуан и в чем мать родила топает по камням к маяку, оставляя мокрые следы. На Зуру он поглядывал с любопытством, но заговорить не пытался. Правильно делал: в обществе голых мужиков, да еще таких богатырских пропорций, она сразу начинала нервничать. А нервничая, могла и топором жахнуть.

Один раз он вышел из маяка почти сразу и рыбкой нырнул с ближайшей скалы. Мускулистое тело под острым углом ушло в сине-зеленую глубину и, всего одно мгновение показавшись в ней белым, вдруг стремительно потемнело, изменив очертания.

Другой раз Антуан проболтал с магом довольно долго, и вышли они из маяка оба, причем Антуан был уже одет по-человечески – как богатый мастеровой, небогатый купец или, скажем, как доверенный слуга в доме среднего достатка. Одежду эту точно по нему шили: попробуй найди такой размер с чужого плеча или мануфактурный!

– Антуан останется на ужин, – сказал Лин-Отшельник.

Ужин так ужин. Не Зуре возражать. С кем только ей ни доводилось сиживать за столом.

Странная это была трапеза.

Антуан оказался парнем разговорчивым и совсем молодым – Зура решила, что, будь он человеком, ему бы едва сравнялось шестнадцать или семнадцать. Поедая сырую рыбу, аккуратно для него нарезанную (они с Лином опять ели морского окуня, запеченного на углях, а потому с резкой морочиться не стали, разделяли прямо руками), он подробно вещал, чего и как нужно, а чего не нужно делать в подводном царстве.

– Первым делом, не тушуйся, – говорил он Зуре. – Тебе покажется, что мы – ну, морской народ – странные: то ли тупые, то ли легкомысленные, то ли сожрать тебя хотим. Но это не так. И магия Лина вас прикроет, – он подумал и добавил как будто без всякой связи с предыдущим. – К тому же нам, морскому народу, вы, люди, кажетесь такими непонятными, костлявыми.

– Как нам насекомые, – подсказал Лин. Глаза у него смеялись, и вообще он, судя по всему, наслаждался этой маленькой лекцией. – Но ты не бойся, я не дам раздавить нас туфлей.

– Если все так зависеть будет от твоей замечательной магии, то зачем вообще я-то нужна? – резонно поинтересовалась Зура. – Под водой я никогда не дралась, ветер знает, что я там смогу вообще.

– А-а! – Антуан вновь с важным видом поднял хвост от трески. – Не в этом дело. Морской народ всегда ходит стаями. У нас такого не бывает, чтобы поодиночке. Ну там у женщины после родов может такая причуда возникнуть – и все! Или еще маги, когда молодые и учатся, отдельно живут. Поэтому, если мастер будет один, у него нормального разговора ни с кем не выйдет. Даже если все будут знать, какой он важный человек.

– А он важный? – не удержала Зура вопрос.

Антуан начал было отвечать, но Лин остановил его коротким жестом.

– Да как вам сказать, Зура, дочь Зейлар, – улыбнулся он. – Впечатление производить умею.

Зура стиснула челюсти.

То, что у степняков принято было именно так обращаться к детям боевых матерей – это еще маг мог где-то услышать. Но то, что мать Зуры звали Зейлар, знать ему было неоткуда. Зура уже больше десяти лет никому так не представлялась.

Потом она подумала, что надо было бы задать еще вопрос: а где стая самого Антуана? И не возражают ли его родичи против того, что он знается с человеком?

Но они уже убрали со стола, и Зура уже сидела под крупными надокеанскими звездами, сытая и благодушная, и колоть лишний раз шпилькой слугу мага не хотелось. Он не виноват, что его работодатель – тщеславный позер.

Лин вышел из маяка, опустился на камень рядом с ней.

– Завтра с рассветом выйдем. Поэтому советую отправиться спать, добрая Зура.

– А ты раз имя мое знаешь, значит, знаешь, как ко мне полагается обращаться, – ответила Зура, не глядя на мага.

Ей не нравился лицемерный здешний обычай ко всякому имени прибавлять «добрый» или «добрая».

– Еще бы, акай, – маг улыбнулся, если судить по голосу.

– Ну вот так и зови.

* * *

Торговые суда часто выходят в море с вечерним приливом, рыбаки – с утренним. Военные корабли, а в особенности мелкие шлюпы, что действуют на страх и риск своих капитанов, отправляются, когда бог на душу положит.

И в этом, пожалуй, главное неудобство профессии наемника: никогда не знаешь, когда ждет наем, а значит – получится ли выспаться.

То была ночь, безлунная и беззвездная; шел мелкий дождь, море волновалось, но настоящего шторма, как уверяли маги, не будет. Зура в этом особого утешения не находила. С другой стороны, дождь или не дождь – во время боя все равно вымокнешь.

В этот раз у нее было задание: охранять магичку. На шлюпе она была единственной, что лишний раз говорило о глупости этой военной операции. Дурным ветром им голову надуло, вот что. К тому же, обычно на такие рейды принято ходить хотя бы двумя-тремя кораблями, а они шли в одиночку.

Видно, хотел задешево и втихую пограбить жемчужную ферму морского народа – кто-то разведал ее местоположение и продал секрет, обычное дело. Зура обычно в такие дела старалась не встревать, больно уж сомнительно (хотя и разжиться можно быстро). Но в этот раз пролетела: шкипер нанимал ее и еще двоих воинов в помощь к кучке солдатни из официальных войск наместника – обычно дело, ибо ни у кого из этих бравых лучников не было браслетов. Вот Зура и подумала, что раз на корабле армейцы, то вылазка официальная, при поддержке нескольких судов.

Оказалось – ничего подобного, просто командир лучников был в доле.

Но это бы еще ничего, возьми они хотя бы двоих-троих магов. А так… Оставалось надеяться, что удастся под прикрытием ночи и дождя проскочить по-тихому, не нарвавшись на патрули морского народа.

Волшебница к тому же и выглядела несерьезно. Сущая пигалица лет четырнадцати на вид. Короткие светлые волосы, пушистые такие. Кожа смуглая, как у большинства жителей Роны, сама тощая и маленькая, Зуре едва по подбородок. А гонору столько, будто она из высшей аристократии Ронельги: как поднялась на борт, так и простояла со вздернутым носом.

Когда капитан приказал Зуре ее охранять, она посмотрела на Зуру так, словно та кинула на нее живого таракана.

– А получше никого прислать не могли? – сказала она. – Много женщина навоюет?

Она говорила поверх головы Зуры, но Зура только ухмыльнулась.

– Побольше, чем младенец.

Девчонка напряглась, глаза полыхнули обидой.

– Бой возраста не разбирает!

– Так и что под кимарой[3]3
  Кимара – верхняя рубаха, которую обычно надевают поверх сорочки. Женщины носят ее до пят и подпоясывают широким поясом, чтобы подчеркнуть фигуру, мужчины носят до середины бедер поверх штанов.


[Закрыть], тоже не разбирает, – пожала Зура плечами. И не удержалась, добавила: – Это обычно уже после боя смотрят. У пленников.

Хотела еще сказать, что морской народ вообще любит насиловать, и не только девиц – по крайней мере, так она слышала – но удержалась. У девчонки и так глаза стали, словно парадные блюда, которые красоты ради вешают в харчевнях над очагом.

В общем, они друг другу не понравились, так что рейс, можно сказать, сразу не заладился. А тут еще дождь зарядил. Но Зура, конечно, собиралась выполнять свою работу на совесть и держаться рядом с магичкой, как приклеенная – деньги-то она взяла.

Вот только бой начался неожиданно.

Шкипер прокричал от руля, что до выхода к точке атаки осталось с полчаса – скопившийся на палубе народ по цепочке передал это с кормы на нос, и Зура, стоявшая рядом с волшебницей у передней мачты, услышала тоже. Она знала, конечно, что бой всегда начинается раньше, чем его ждешь, но решила, что уж завязать-то шнурок на сапоге ей времени хватит.

И опустилась на одно колено.

Но не успела она разобраться со своевольной шнуровкой, как корабль качнуло, да так сильно, что Зуру повалило на бок. Свою подзащитную она, конечно, свалила тоже, но это оказалось к лучшему, потому что над ними пыхнуло жаром, и Зура увидела краем глаза оранжевый отблеск: над головами прошла стена огня.

Кто-то завопил: обожгло, наверное.

Стрелы засвистели прямо над ухом: солдатня, видимо, принялась палить, и ладно бы в белый свет, так в черную ночь.

– Свет! – рявкнула Зура, садясь и помогая магичке сесть тоже. И добавила непристойно.

Волшебница ругнулась в ответ, но Зура удержала ее за плечо: над головами у них что-то пылало, кажется, парус. Из воды продолжали метать огонь, корабль кренился то в одну сторону, то в другую, угрожающе треща. В считанные секунды воцарился такой хаос, будто бой не только что начался, а продолжался уже пару часов.

А волшебница, идиотка, так и пыталась подняться на ноги.

– Тебе обязательно вставать?! Сидя не можешь?

Волшебница закусила губу, прекратила дурить и выдала дрожащим голосом какое-то длинное заклятье.

Почти немедленно корабль перестало раскачивать, зыбь улеглась; вокруг корабля в воздух взвились огромные круглые капли воды, и каждая светилась удивительным зеленоватым светом.

Потом волшебница сказала еще несколько слов – и воздух вокруг нее закрутился водоворотом. Зура сгоряча подумала, что она напутала что-то, протянула руку – но поток воздуха отбросил ее, чуть не содрав кожу. Светлые волосы девчонки развивались, но сама она в центре водоворота чувствовала себя прекрасно..

– Мне нянька не нужна! – крикнула она. – Я сама себя сберегу!

Стоя на мокрой палубе, Зура наблюдала, как вихрь поднял девчонку в воздух, промчал над кораблем, попутно сбив огонь с паруса, – и метнул к серой ряби океана.

Лихо! Слышала она о таком, но думала раньше, что только небесный народ умеет перебрасывать себя по воздуху магией. Ну да девчонка, небось, весит раза в два меньше Зуры – и раз в двадцать меньше любого из морского народа. Наверное, ей себя поднять легко.

Зура кинулась к корме.

В зеленом свете, что излучали водяные капли, вода казалась странно-белой, а тела морского народа в ней – пара десятков – очень темными. Известный фокус, Зура и раньше видела, как стихийные маги вызывали такой колдовской свет. Молодец, паршивка, в одиночку осилила.