Текст книги "За Москвою-рекой. Книга 2"
Автор книги: Варткес Тевекелян
сообщить о нарушении
Текущая страница: 17 (всего у книги 19 страниц)
– И хорошо делаете, – как говорится, всякому фрукту свое время. Придет время, и ваш Шагов получит сполна. – Генерал разрешил Матвееву уйти.
Наступили сумерки, в кабинете стало темно. Генерал зажег свет. Он остановился около Голикова.
– Александр Сергеевич, вы проследите за тем, чтобы во всех городах, где орудуют валютчики из шайки Казарновский – Шагов, наши работники были начеку и ждали сигнала. Наберемся терпения и подождем приезда к Никонову очередного агента, а тогда одним ударом захлопнем всю компанию.
– Будет сделано. – Голиков встал. – Прежде чем уйти, хотел бы поделиться с вами своими сомнениями, – сказал он генералу. – Меня все же волнует вопрос, почему иностранная разведка проявляет такой повышенный интерес к этому Никонову? Он ведь, по существу, ничтожество. Только ради завоевания доверия людей Марченко не стал бы идти на такой рискованный шаг, как переброска Никонова за границу. Они должны понимать, что в случае провала такая акция может иметь для них печальные последствия. Как вы правильно отметили, тут есть какая-то особая причина.
– Я сам ломаю над этим голову. Подождем приезда нового агента. Работники, занимающиеся валютчиками, люди толковые. О майоре Матвееве и говорить нечего, хорошо работает человек.
После ухода Голикова генерал сел за письменный стол. На кипу бумаг, лежащую перед ним, падал мягкий свет настольной лампы. Некоторое время он сидел неподвижно, потом достал из пластмассового стаканчика красный карандаш и стал рисовать квадраты и кубы. Со стороны могло показаться, что пожилой человек с седой головой занимается пустяками, но он часто, решая задачи со множеством неизвестных, выводил на бумаге фигурки. Это помогало думать.
…Приехал не турист, которого с нетерпением ожидал Юлий Борисович, а деловой человек – представитель солидной фирмы, имеющей коммерческие связи с внешторговскими организациями. Фамилия его была Николич. Не зная ни слова по-русски, он обратился в «Интурист» с просьбой прикрепить к нему переводчика на все время пребывания в Москве, и если можно – мужчину. Просьбу представителя фирмы удовлетворили: к нему в гостиницу явился молодой человек, отлично знающий испанский и английский языки. Господин Николич остался доволен переводчиком и не делал без него ни шагу. Михайлов, – так звали молодого человека, – являлся к Николичу в десять часов утра. Они вместе завтракали в кафе при гостинице «Националь», потом посещали внешторговские организации, где вели деловые разговоры, ходили по Москве, посещали музеи, картинные галереи. После обеда господин Николич обычно поднимался к себе в номер и отдыхал. Они снова встречались в шесть часов, пили чай и проводили вечера в парках, театрах, ходили в цирк. Николич расставался с переводчиком поздно вечером.
Только на пятый день пребывания в Москве господин Николич, сославшись на необходимость посетить посольство и встретиться со своими соотечественниками, отпустил переводчика. Вечером он вышел из гостиницы и направился к посольству. В малолюдном переулке зашел в телефонную будку и, убедившись, что поблизости никого нет, позвонил Никонову и на чистейшем русском языке сказал, что у него есть небольшая посылка от Марченко и что Юлий Борисович может получить ее сегодня, часов в восемь, по известному ему адресу.
Юлий Борисович, как человек пунктуальный, явился в дом, в котором он встречался и с Марченко, ровно в назначенное время. Дверь ему открыла какая-то сильно накрашенная женщина.
В большой комнате был накрыт круглый стол.
Навстречу Юлию Борисовичу поднялся хорошо одетый сухощавый человек лет сорока.
– Иован Николич! – отрекомендовался он, протягивая руку. Заметив на лице Юлия Борисовича удивление, Николич поспешил с объяснением: – Не удивляйтесь, по национальности я русин из Югославии, но в раннем детстве родители увезли меня в Южную Америку. Теперь я гражданин Аргентинской республики.
Завязался разговор. Юлий Борисович старался меньше говорить и больше слушать, поэтому до поры до времени ни о чем не спрашивал нового знакомого, хотя и горел нетерпением узнать, с чем тот приехал.
– Прежде всего хочу вас поздравить, – как бы угадав мысли Юлия Борисовича, сказал Николич. – В Швейцарском национальном банке, в Лозанне, открыт на ваше имя текущий счет! – Он достал из кармана узкую полосу бумаги и протянул собеседнику. – Здесь номер вашего текущего счета. Храните эту бумагу или лучше запомните цифры. В сейфах банка хранится образец вашей подписи и запечатанный в конверте условный пароль. Швейцарский национальный банк – солидное учреждение, начисляет своим клиентам три процента годовых.
– Очень вам благодарен! – Юлий Борисович внимательно изучал написанные на пишущей машинке шестизначные цифры.
Николич наполнил бокалы и, пригубив вино, спросил, где бы они могли встретиться еще раз, чтобы иметь возможность поговорить обо всем без помех.
– А разве здесь нельзя?
– Можно, но появляться в одном и том же месте дважды считаю неразумным. К тому же нам будет мало одной и даже двух встреч.
– Право не знаю… Являться мне к вам нельзя, а вам… Постойте, а может быть, вам небезынтересно заглянуть ко мне, чтобы иметь представление о моей квартире.
– Совершенно верно! – подтвердил Николич.
– В таком случае приезжайте ко мне завтра вечером. Я живу отдельно, и никто не помешает беседе.
– Скажите, у вас гости бывают часто? – спросил Николич.
– Не так уж часто, но бывают.
– Следовательно, мое появление ни у кого подозрений не вызовет?
– Думаю, что нет. Мало ли кто может прийти ко мне. Вряд ли моя квартира находится под наблюдением.
– Отлично. Прошу учесть, что нам нужно спешить: времени у нас мало, всего пять – семь дней. За это время нужно успеть сделать многое. Я приду к вам завтра вечером, скажем, часов в пять.
– Хорошо. Это, может быть, даже лучше, – в такое время осторожные люди тайные свидания не назначают. Запишите мой адрес.
– Зачем? Он есть у меня. – Николич назвал на память улицу, номер дома и квартиру, где жил Юлий Борисович.
– Совершенно верно, ход с улицы.
– И это мне известно, – сказал Николич.
Они молча подняли бокалы и выпили вина. Юлий Борисович шепотом спросил:
– Кто такая хозяйка этого дома и можно ли ей доверять?
– Насколько мне известно, она веселая вдова, не брезгающая легким заработком. У нее одно колоссальное преимущество: дом этот – ее собственность и живет она здесь одна. Можно ли ей доверять до конца? Не знаю, ничего определенного сказать не могу. Осведомленные люди утверждают, что до сих пор повода для подозрений не было, тем более что платим мы ей хорошо. Вдова понятия не имеет, кто мы такие. Впрочем, сейчас это не имеет значения. Мы здесь последний раз, – так же шепотом ответил иностранный гость.
– Вы сказали, что мы должны успеть за короткое время сделать многое. С чего мне начать? – Задавая этот вопрос, Юлий Борисович надеялся получить хотя бы косвенный ответ на то, что его больше всего интересовало, – как обстоит дело с его отъездом.
– Получите расчет по месту работы, известите домоуправление о своем отъезде, распространите слух среди своих друзей и знакомых, что вынуждены покинуть Москву надолго. Вам нужно мотивировать причину своего отъезда. По-моему, лучше всего сослаться на здоровье, – так, мол, посоветовали врачи. Закажите железнодорожный билет в какой-нибудь южный город, скажем, в Ялту или Старый Крым, и обязательно по телефону. Эти города вас устраивают?
– Да, но… – Юлий Борисович не договорил.
Ему на помощь пришел догадливый Николич:
– Понимаю вас. Чтобы предпринять такие решительные шаги, вы должны быть уверены в своем отъезде, не так ли?
– Вы сами понимаете, иначе я рискую всем – работой, а может быть, и потерей квартиры…
В ответ Николич достал из бокового кармана пиджака паспорт и билет на самолет и протянул Юлию Борисовичу.
– Здесь соблюдены все формальности. Вы можете вылететь в Брюссель через Париж в любой день, не позже трех недель со дня прибытия в Москву, чтобы не просрочить визу.
Юлий Борисович приоткрыл обложку паспорта и краешком глаза посмотрел на первую страницу. Паспорт был на имя Иована Николича, и там красовалось то самое фото, которое он дал Марченко. Николич взял из его рук паспорт и положил себе в карман.
– Пусть пока будет у меня. За день до вашего отъезда мы поменяемся паспортами. Вы превратитесь в аргентинского подданного Иована Николича, русина из Югославии, а я стану Юлием Борисовичем Никоновым.
– Понимаю, вы осядете здесь, а Иован Николич возвращается обратно.
– Приятно иметь дело с понятливым человеком. С языком у вас не могут возникнуть недоразумения, вы хоть и аргентинский подданный, но не аргентинец, и испанский язык знать не обязаны. К тому же испанский у вас не в ходу и вряд ли кто заговорит с вами по-испански, а по-английски, насколько мне известно, вы немного говорите, этого вполне достаточно, чтобы выкрутиться из любого положения. Как видите, все продумано до мельчайших подробностей. Вообще-то мой вам совет: постарайтесь говорить как можно меньше, да или нет, вот и все.
– Господин Марченко обещал помочь мне еще в одном деле…
– Что вы имеете в виду?
– Помочь переправить за границу еще немного денег в иностранной валюте, может быть, некоторое количество золотишка…
– В вашем паспорте имеется справка о том, что вы везете с собой в Советский Союз двенадцать тысяч американских долларов. За две недели пребывания в Москве вы могли истратить три, от силы четыре тысячи долларов. Следовательно, смело можете взять с собой тысяч восемь… Что касается золота, сейчас ничего не могу сказать, нужно хорошенько поразмыслить о возможных вариантах.
На этом они расстались.
Юлию Борисовичу не попалось ни одного свободного такси. Ехать же в переполненном троллейбусе не хотелось, и он шагал от остановки к остановке в надежде поймать машину.
Наконец-то!.. Еще несколько дней, и он очутится там, где есть широкий простор для деятельности делового человека! Правда, там все гонятся за деньгами, и, возможно, ему будет трудно на первых порах. Нужно помнить об этом и по возможности обеспечить себя деньгами и ценностями. Он перебирается в свободный мир не для того, чтобы и там тянуть лямку, – с него хватит, он достаточно натерпелся здесь!.. Собственно говоря, с кем и с чем он расстается, что оставляет здесь, о чем ему жалеть? Отчизна, народ, друзья, товарищи? Пустое! Все это придумано сильными мира сего для наивных и легковерных людей. Его, Никонова, отчизна там, где ему хорошо живется… И как хорошо, что он не связал свою судьбу с Музой!
Утром он явился на работу и объявил всем, что тяжело заболел. Рентген обнаружил в его легких каверны, врачи посоветовали немедленно ехать в Крым и серьезно заняться лечением. Достать путевку в санаторий так скоро вряд ли удастся, поэтому он вынужден ехать дикарем, а там видно будет.
Сослуживцы отнеслись к его несчастью сочувственно, директор фабрики долго уговаривал его остаться, обещал достать ему бесплатную путевку в туберкулезный санаторий. Юлий Борисович повторял одно и то же – «Здоровье превыше всего». Он попросил директора оформить расчет, не дожидаясь положенных по закону двух недель, и выдать ему на руки трудовую книжку, – кто знает, как долго затянется лечение? Может быть, ему придется поступить в Крыму на работу…
Получив от главного бухгалтера заверение, что к утру ему приготовят полный расчет, Юлий Борисович, не теряя времени, отправился в Красково, чтобы сообщить о своем отъезде Бороде и Шагову.
Итак, на работе все обошлось благополучно. Никто не усомнился в искренности его рассказа, все сочувствовали бедному механику. Казарновского и Шагова так просто вокруг пальца не обведешь. Не дай бог вызвать у них тень подозрения, ради спасения собственной шкуры они пойдут на все, ни перед чем не остановятся. Но ведь Юлий Борисович тоже не лыком шит, он с блеском сыграет роль больного великомученика. Обмануть таких многоопытных дельцов, как Соломон Моисеевич Казарновский и Аркадий Семенович Шагов, – это тоже что-то стоит. Интересно было бы увидеть их физиономии, когда они узнают правду.
Вот и Красково. Хороший поселок, ничего не скажешь, – сухо, пахнет хвоей, и под ногами хрустит песок. Борода знает, где нужно жить, здесь чистый воздух и дышится легко.
Рассказ Юлия Борисовича о кавернах в легких Борода слушал с застывшим лицом, словно буддийское божество, ничем не проявляя своего отношения к его словам.
– И надолго вы собираетесь в благодатные края? – наконец безучастно спросил Борода.
– Трудно сказать!.. Буду делать все возможное, чтобы вылечиться поскорее… – Лицо Юлия Борисовича выражало безысходную печаль и покорность судьбе.
– Что же, бог вам в помощь. Мой вам совет: живите незаметно. И… и на время забудьте мой адрес. Письма писать не надо, – я не люблю их читать.
– Соломон Моисеевич! Не тревожьтесь, я не подведу вас ни при каких обстоятельствах!..
– Иначе и быть не может, – мы ведь с вами привязаны к одной колеснице… Претензий друг к другу тоже, кажется, не имеем.
– Что вы! Я очень и очень благодарен за все, что вы сделали для меня. Перед отъездом постараюсь заглянуть к вам попрощаться.
– Зачем? Долгие проводы – лишние слезы. Вам нужно собираться в дальнюю дорогу, и дел, видимо, много. Попрощаемся сегодня. Бог даст, вы поправитесь и скоро вернетесь к нам.
Юлий Борисович поднялся. «Вот черствый человек, – никакой привязанности». Впрочем, такой вариант его вполне устраивает: чем меньше разговоров с Бородой, тем меньше риска выдать себя.
На этом и закончился разговор с Бородой, а Шагова он не застал дома.
Вечером, в назначенный час, пришел Николич. Он внимательно оглядел комнату, заглянул даже за ширму и, отказавшись от вина, попросил перейти к делу. Ему необходимо знать биографию Юлия Борисовича с мельчайшими подробностями. Он должен знать о детских годах и родителях Юлия Борисовича, название улицы, где они жили и где находилась школа, фамилию директора школы и нескольких преподавателей. Он попросил рассказать о годах учебы в текстильном институте, вспомнить профессоров, рассказать, где, на какой улице Москвы находилось общежитие студентов, кого из товарищей он хорошо помнит, описать их внешность. Куда, он поступил на работу после окончания института? За что его судили и где находится лагерь, куда его сослали? Обстановка в лагере, чем там занимался Юлий Борисович? Кого встретил, и почему его освободили досрочно?
Николич ничего не записывал, и это удивляло Юлия Борисовича: неужели он все это запомнит?
– На сегодня хватит, – сказал Николич, посмотрев на часы. – Мы с вами встретимся еще, чтобы послушать продолжение вашего рассказа, потом накануне вашего отъезда, чтобы поменяться паспортами, и в день отъезда, – тогда мы уточним наши действия и поменяемся вещами. Теперь слушайте меня внимательно. Такси закажите по телефону часа за два до нужного времени, чтобы иметь возможность поехать сперва на Курский вокзал. Там вы отпустите машину, пересядете в другую и поедете в Шереметьевский аэропорт. В аэропорту вещи свои поставьте около киоска, где продают сувениры, а сами отойдите в сторону и наблюдайте. Я поставлю свои чемоданы около ваших. Спустя минут десять – пятнадцать вы подойдете к вещам, возьмете мои чемоданы и направитесь к весам, где принимают багаж на Брюссель. Все ясно?
– Один только вопрос. Я думаю взять с собой сумку с едой… Могу я эту сумку держать в руке, чтобы не пришлось обмениваться с вами?
Николич понимающе кивнул.
– Я дам вам небольшую бельгийскую сумку, туда вы можете положить вашу еду и взять с собой, когда будете сдавать багаж. Сделайте так, чтобы советских денег на оплату не хватило, добавьте валюты, это произведет убедительное впечатление… В ожидании посадки на самолет купите русские сувениры, потом сядьте за отдельный столик в ресторане, закажите водки. Фразы составьте заранее, путайте английские и русские слова. Учтите, на вас не должно быть ничего здешнего из одежды. Если собираетесь увезти с собой камешки, постарайтесь спрятать их так, чтобы таможенники не обнаружили, иначе загубите все дело.
– Разве при обнаружении у пассажиров бриллиантов или золота их задерживают? – с тревогой спросил Юлий Борисович.
– Здесь все может быть, лучше не попадаться! – ответил Николич.
Неразрешимым оставался один вопрос, и он не давал покоя Юлию Борисовичу: как быть с золотом, накопленным с таким трудом на протяжении многих лет? Что, если попытаться обменять золото на бриллианты Шагова? Но как объяснишь ему, зачем понадобились больному туберкулезом и уезжающему в Крым на лечение драгоценные камни?
Получив на фабрике расчет, трудовую книжку и блестящую характеристику, в которой говорилось, что он – честный, преданный делу работник, политически выдержанный и высококвалифицированный специалист, Юлий Борисович снова поехал в Красково, на этот раз к Шагову.
Тот был в отличном настроении и весело встретил Юлия Борисовича.
– Болящим и страждущим наш привет! Бедный мой друг, слышал, вы тяжело заболели. Ничего, не отчаивайтесь! Мы народ такой – в огне не горим, в воде не тонем. Выкрутитесь!
– Да я и не отчаиваюсь. Просто обидно, что именно ко мне прицепилась такая пакость. Приехал попрощаться с вами. В жизни все может случиться, как говорится: поедешь – не вернешься, вернешься – не застанешь.
– Спасибо, дорогой, что не забыл. Может, на прощанье пропустим по маленькой, а?
– Что вы, ни в коем случае, мне нельзя!.. Аркадий Семенович, перед отъездом хочу довести до конца одно начатое дело. Я, кажется, рассказывал вам, что одному человеку хотелось поменять золото на камешки…
– Нет, я что-то не помню, чтобы вы говорили об этом.
– Ну? А я думал, что говорил… Знаете, голова занята совсем другим! Мне кажется, что на этой комбинации можно подработать. Человек получил разрешение поехать за границу, но не может же он увезти с собой золото? Поймают и еще посадят.
– Если человек надежный, устройте встречу. Может, мы и столкуемся.
– Вряд ли ему захочется встречаться с незнакомым ему человеком…
– Почему?
– Не захочет рисковать, тем более перед отъездом…
– Значит, ничего не получится!
– А если я возьму на себя роль посредника?
– Хотите подработать? – засмеялся Шагов.
– И это не помешает!.. Я ведь отхожу от дел. Разумеется, на время! – поправился Юлий Борисович.
– Пожалуйста! Моя цена – тысяча рублей за карат. Сорвете больше – ваше.
– Постараюсь наладить дело. Сколько каратов вы можете предложить?
– Не больше десяти.
– Стоит ли пачкаться из-за такой мелочи? – Юлий Борисович пожал плечами.
– Если десять каратов для вас мелочь, тогда вы Ротшильд или Морган.
– Не я же покупаю. На десяти камнях много не заработаешь…
– Вот видите, дорогой, я сразу догадался, что на этом деле вы хотите иметь солидный куш! Что ж, моя ведь школа! – расхохотался Шагов. – Ладно, так и быть, ради нашей дружбы готов продать пятнадцать отличных камней. Завтра принесу к вам домой, но чтобы тысяча пятьсот красненьких тут же была выложена на бочку!
События развертывались с закономерной последовательностью. Паспорт на имя аргентинского подданного Иована Николича и билет на самолет Москва – Брюссель были у Юлия Борисовича в кармане. Такси заказано, вещи уложены. Николич явился к нему чуть свет, принес обещанную хозяйственную сумку. Еще раз проверили все, повторили, где и как поставят в аэропорту чемоданы, и пожали друг другу руки.
– Если все обойдется благополучно, то встретимся с вами года через два-три где-нибудь в Западной Германии или в Швейцарии. А сейчас желаю удачного перелета, – сказал Николич и ушел.
Юлий Борисович, оставшись один, подсчитал свои деньги, восемь тысяч долларов положил в бумажник и спрятал в карман пиджака, а триста долларов и семьдесят рублей оставил на мелкие расходы. Достал из тайника завернутые в папиросную бумагу бриллианты, высыпал на ладонь, полюбовался ими в последний раз и бросил в бутылку с кефиром. Посмотрел на свет, – ничего не заметно. Еду и бутылку с кефиром положил в хозяйственную сумку. Покончив со всем этим, он самодовольно улыбнулся: хитро придумано! Кому придет в голову искать камешки в бутылке с кефиром?
Зазвонил телефон, – диспетчер таксомоторной станции уточнил заказ и сообщил номер машины.
У Юлия Борисовича сильно забилось сердце. Он посмотрел на часы: через каких-нибудь три часа с минутами он будет в воздухе, по дороге в Брюссель. Лишь бы подняться в воздух, а там хоть трава не расти! Если даже Николича поймают, – не беда, не пошлют же за их самолетом погоню!..
Послышался шум мотора. Юлий Борисович вышел на улицу и попросил водителя такси помочь вынести вещи. Тот с готовностью согласился и заботливо уложил два чемодана в багажник. С хозяйственной сумкой Юлий Борисович не расставался.
Когда он уже сидел рядом с водителем, боковая дверца открылась и на заднем сиденье очутился второй пассажир.
– Кто это? – осевшим голосом спросил Юлий Борисович.
– Шофер из нашего гаража, живет за городом. Ему тоже на Курский вокзал. Подкинем его туда, думаю, он вам не помешает? – спокойно ответил водитель и, не дожидаясь ответа, нажал на педали. Машина тронулась.
Юлий Борисович и верил ему и не верил. Неужели?.. Ну нет!.. Главное – не нервничать… План детально разработан, и волноваться нечего. Однако когда машина свернула на Лубянку, он все понял и истерически закричал:
– Куда мы едем?
– Спокойно! – негромко сказал ему сидящий сзади человек. – Едем туда, куда надо.
Юлий Борисович, потеряв голову, взялся за ручку дверцы, хотел выскочить из машины на ходу, но человек, сидевший сзади, положил ему на плечо сильную руку.
– Давайте без глупостей! – сказал он.
Иован Николич, или Никонов Юлий Борисович, явился на Шереметьевский аэродром в условленное время с двумя чемоданами и, не застав около киоска о сувенирами чемоданы Юлия Борисовича, пришел в смятение. Что могло случиться, неужели провал? Если Никонов попался, то и ему не миновать ЧК. Возможно, скоро приедут за ним тоже. Надеяться на твердость Никонова не приходится. Маленький нажим – и он расколется. Ах, вернуть бы аргентинский паспорт и билет на самолет, улетел бы он как ни в чем не бывало, и всему конец. А теперь?..
А теперь нужно пока не поздно убраться отсюда, уехать на любой вокзал, а оттуда куда угодно, только не на юг. Там или по дороге туда его зацапают. Нужно несколько дней покрутиться в разных городах, а там видно будет. Можно же в этой стране купить за деньги паспорт или, на худой конец, украсть, замена фотокарточки дело привычное, больших трудов не представляет… Мысль Николича работала четко, хладнокровие не покидало его. Да, уехать куда угодно, только не торчать здесь. Может быть, на несколько дней спрятаться в доме той веселой вдовы в Марьиной роще? Нельзя, потом выбираться из Москвы будет труднее, да и вдова не особенно надежная, не исключена возможность, что ее дом засечен чекистами. Выход один – выбраться из Москвы не теряя времени. Он схватил чемоданы и вышел на площадь перед аэродромом.
К нему подскочил человек, по виду шофер:
– Вам куда, гражданин?
– На Казанский вокзал, – ответил Николич первой фразой, пришедшей ему в голову.
– Пожалуйста, довезем. Разрешите помочь? – Не дожидаясь ответа, шофер схватил чемоданы и направился к голубой «Волге», стоящей в начале площади. По дороге, повернувшись к Николичу, шофер спросил: – Вы не будете возражать, если с нами поедет еще один пассажир? Ему как раз по пути.
– Пусть едет.
Машина была без счетчика, явно не такси, но и это обстоятельство не смутило русина из Югославии, – он слышал, что владельцы автомашин подрабатывают таким способом.
– Это ваша машина?
– Ну да, – ответил водитель.
– Подрабатываете?
– Что же делать, нужно как-то содержать семью! – Ответ водителя показался Николичу вполне естественным.
Они ехали на большой скорости. До самой Москвы ни водитель, ни второй пассажир не проронили ни слова, и только у Каменного моста водитель повернул голову и спросил у пассажира на заднем сиденье:
– Вам куда?
– Я же говорил, на улицу Кирова.
На Лубянке машина сделала левый поворот и, не доезжая до углового гастронома, повернула из переулка во двор КГБ.
Иован Николич понял. Отныне ему было совершенно безразлично все, что творилось вокруг.
Когда Юлия Борисовича привезли на Лубянку, там уже, в камере предварительного заключения, сидели Соломон Моисеевич Казарновский и Аркадий Семенович Шагов. Разумеется, Никонов не знал этого. Не мог он знать и того, что в тот же день утром органами КГБ были арестованы валютчики во многих городах – Львове, Харькове, Вильнюсе, Баку.
Задержанных в Москве валютчиков допрашивал полковник Голиков. Он встретил Юлия Борисовича как старого знакомого и улыбнулся ему, когда тот вошел в кабинет.
– Никогда не думал, что в наши дни бывают чудеса, – сказал Голиков. – Насколько мне известно, еще вчера вы были Никоновым Юлием Борисовичем, главным механиком трикотажной фабрики, а сегодня превратились в Иована Николича, аргентинского подданного и известного агента одной иностранной державы. Чудеса, да и только!
– Никакой я не агент, – пролепетал Юлий Борисович, глядя себе под ноги.
– В паспорте, лежавшем в вашем кармане, черным по белому написано: Иован Николич, по национальности русин из Югославии, по вероисповеданию православный, холост. Рост, цвет волос и прочее… Человек, носящий эту фамилию, в прошлом – известный югославский четник. Во время второй мировой войны он работал в фашистской разведке, после войны перешел в разведку одной крупной державы. Может быть, тут ошибка, это не вы? Впрочем, не может быть, – вот ваша фотокарточка!
Никонов молчал…
Голиков предложил Никонову сесть. Он позвонил и приказал привести к нему задержанных Казарновского и Шагова. При упоминании этих фамилий Юлий Борисович вздрогнул, словно его ударил электрический ток.
– Гражданин Казарновский, вы знаете этого человека? – спросил полковник, показывая на Никонова, когда задержанные вошли в сопровождении часового и встали у стены.
Старик внимательно осмотрел Никонова с ног до головы и отрицательно покачал головой:
– В первый раз вижу.
– Не надо так, Соломон Моисеевич, зачем капать на мозги? – вмешался Шагов. – Наши карты биты, и теперь финтить ни к чему. Гражданин начальник, мы оба знаем этого человека, зовут его Юлий Борисович, фамилия Никонов. – Аркадий Семенович вел себя развязно, почти весело.
– Ничего не понимаю, по паспорту он аргентинский подданный Иован Николич, а вы утверждаете, что он Никонов. – Голиков с лукавой улыбкой смотрел то на Шагова, то на Никонова.
– Ай-яй-яй, все-таки захотелось ему уехать за границу. Пижон вы этакий, я же предупреждал, что из этой затеи ничего не выйдет. Не послушались. – Лицо Шагова выражало презрение.
– Аркаша, я же говорил вам, что не верю в болезнь этого человека, что тут что-то не так. А вы что? Юлий, мол, порядочный малый, ему нет никакого резона обманывать нас. Получили? Сам попался и нас потащил за собой. – Соломон Моисеевич находился в страшном гневе, и когда он говорил, его седая борода беспрерывно тряслась.
– Не понимал тогда, не понимаю и сейчас, какой у него был резон обманывать нас, что он мог иметь от этого? Кощунство предать друзей, так много сделавших для тебя. Этого не позволяют себе даже отъявленные уголовники. Должна же быть у человека совесть? Можно сказать, мы подобрали его голого и босого, в люди вывели. После этого верь в людскую благодарность!
Между бывшими компаньонами началась тихая перебранка, и полковник не мешал им. Пусть наговорятся.
– Тысячу раз повторял вам, Аркаша, что вы наивный человек. Дожили до зрелого возраста и все же остались наивным мальчишкой, все ищете в людях благородство. Где оно? Показали бы хоть один раз.
Голиков не выдержал и перебил Казарновского:
– А сами вы как, считаете себя благородным человеком?
– Безусловно.
– Однако только что попытались обмануть меня, утверждая, что не знаете Никонова. Разве это благородно?
– Тут совсем другое дело. Даже в святом писании сказано: ложь во благо. Если бы не Аркаша, я и сейчас настаивал бы на своем, потому что, оказывается, на самом деле не знал этого человека.
– Понимаю, вы всегда руководствовались святым писанием. А ваше поведение при обыске? Насыпали на стол целую кучу золотых безделушек, колец, серег, браслетов и уверяли наших сотрудников, что больше ничего нет у вас. Разве такое поведение тоже предписано святым писанием? Спасибо старухе, живущей у вас не то экономкой, не то приживалкой, – со словами, что ей, наконец, хочется спокойно спать, она показала все три места, где были зарыты кубышки с золотом, бриллиантами и иностранной валютой.
– Что поделаешь, каждому хочется спасти хоть что-нибудь из того, что он копил годами, – смиренно ответил Соломон Моисеевич.
В дверь постучали. Вошел Матвеев. Увидев в кабинете задержанных, он осекся и замолчал на полуслове.
– Ничего, можете докладывать при них. Это даже лучше, пусть они узнают всю правду.
– Мною задержан и доставлен сюда Иован Николич. При нем обнаружены паспорт на имя Никонова Юлия Борисовича, его трудовая книжка, характеристика с места работы и много советских денег. В чемоданах находились: портативный передатчик и приемник, микрофотоаппарат, беззвучный пистолет и отравляющие вещества. Николич потребовал вызвать к нему представителя посольства, но у него не было никаких документов, подтверждающих его иностранное подданство, поэтому просьба не была удовлетворена.
– Благодарю вас, вы отлично поработали, – сказал полковник и обратился к Никонову: – Теперь вы поняли, кому вы помогли обосноваться у нас?
– Я же ничего этого не знал, – тихо ответил Никонов. Его окончательно покинуло мужество.
– Знали, вы многое знали. – Голиков позвонил и приказал принести хозяйственную сумку задержанного Никонова. – У меня к вам вопрос. Зачем вы взяли с собой еду, – боялись, что не накормят в самолете?
– Страдаю хроническим катаром желудка и соблюдаю строгую диету, – ответил Никонов, отводя взгляд.
– Вот как. Оказывается, кроме туберкулеза, вы еще болеете катаром желудка. Кефир – это диета?
Ответа не последовало.
Голиков встал, взял из сумки бутылку с кефиром и, отодвинув ширму в углу кабинета, осторожно вылил содержимое бутылки в умывальник. Казарновский и Шагов смотрели на него во все глаза. Один Никонов сидел безучастный ко всему.
– Да вы могли отдать богу душу! – воскликнул Голиков. – Посмотрите, тут, на дне бутылки, целый булыжник.
Полковник осторожно прополоскал водой бутылку и, когда камни хорошо промылись, высыпал их на стекло стола. Под светом настольной лампы бриллианты заискрились.
– Какой же, оказывается, он подлец! Меня, своего благодетеля, так обмануть! Говорил, есть покупатель на мои камешки, и я продал ему пятнадцать штук.
