Текст книги "За Москвою-рекой. Книга 2"
Автор книги: Варткес Тевекелян
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 19 страниц)
12
В коридоре фабрикоуправления на доске висел приказ директора комбината о премировании инженера-конструктора Косарева Л. И. месячным окладом. Проходящие мимо читали приказ, улыбались, словно перед ними стоял сам живой Леонид. На комбинате его любили, добродушно подтрунивали над тем, что отныне он не просто конструктор, а инженер-конструктор, хотя всем это нравилось, – звучало как-то весомо, солидно.
Телефон у Леонида трещал целый день, – его поздравляли цеховые работники, инженеры, мастера, рабочие, желали ему всяческих успехов. Мастер Степанов пожелал ему хорошую жену и полдюжины ребятишек, чтоб было куда девать деньги. Сам Степанов заливался соловьем у телефона. «Ну, скажи, пожалуйста, куда бобылю девать деньги? Разве пойти в забегаловку и раздавить с дружками пол-литра на троих… Нет, Леня, я серьезно, послушай ты моего совета: женись, сам себе жену выбери, пока какая-нибудь красотка не заарканила тебя. Не дадут ведь такому видному парню, как ты, долго ходить в холостяках. Факт, не дадут. Позови нас на свадьбу, мы уж, помня твои заслуги перед отделочниками, не постоим за подарками».
– Обязательно позову, тем более что подарки обещаны, только, чур, простого ничего не дарить, – ответил Леонид и повесил трубку.
«А ведь и на самом деле – пора честно и серьезно поговорить с ней, – подумал Леонид. – Где я найду лучше и красивее жену, чем она? Теперь-то я знаю, что не безразличен ей… Допустим на минутку, что Муза согласится стать моей женой. А куда я ее поведу? Разговоры о том, что с милым и в шалаше рай, – пустое. Не могу же я предложить ей половину комнаты и диван со скрипучими пружинами? Есть, правда, другой выход. Перебраться к ней… Нет, на такое я не соглашусь: мужчина должен привести жену к себе домой!..»
Только к пяти часам Леонид вспомнил, что нужно получить деньги, и побежал в контору. В коридоре он столкнулся с директором и счел необходимым поблагодарить его.
– Алексей Федорович, я очень признателен вам за премию, – сказал он и хотел было пройти мимо, но Власов взял его под руку и затащил к себе в кабинет.
– Садись, Леонид, рассказывай, как у тебя идут дела? – Сам Власов был в прекрасном настроении.
– Идут помаленьку, – ответил Леонид, садясь в кресло, – чертежи монорельса, за исключением второстепенных узлов, готовы. К концу месяца сдадим чертежи и на детали всех процессов малой механизации. Мои помощники, студенты, толковые ребята и работают на совесть.
– Очень хорошо, – сказал Власов и спросил: – Как у вас дома дела?
– Алексей Федорович, я снова пользуюсь случаем, чтобы сказать вам: мне нужна квартира!
– Я же обещал тебе на будущий год…
– А если я не могу ждать целый год?
– Жениться, что ли, собрался?
– Хотя бы и так…
– Год – срок небольшой: если любит, подождет. Показал бы нам свою девушку.
– Давайте квартиру и приходите на свадьбу.
– Хитрый какой!..
По дороге домой Леонид зашел в гастроном, накупил закусок, вина, торт, пирожных и конфет для детей. Дома разложил покупки на столе. Милочка ахнула.
– Ну, купец Иголкин явился! Зачем было тратить столько денег?
– Затем, чтобы доставить своей бесценной сестре и ее одаренным младенцам радость!
– Разбогател?
– Ты можешь гордиться своим братом: его гениальные мысли претворяются в жизнь и принимают форму материальных ценностей. Принимая во внимание его необыкновенную скромность и легкоранимую натуру, общество воздерживается от воздания ему особых почестей и вместо этого вознаграждает премией в размере месячного оклада, но, учитывая его вклад в общее дело прогресса текстильной промышленности, в частности успехи камвольного комбината, дают ему еще пол-оклада. Надеюсь, я выразился предельно ясно?
– Вот и купил бы себе пальто. Скоро зима, а тебе надеть нечего, – демисезонное пальто совсем истерлось…
– Милая, хорошая сестра, до чего же ты прозаична! К черту житейские заботы, когда у меня на сердце музыка!
– Слушай, а может, ты влюбился?
– Почему бы и нет?
– Прекрасно!.. Надеюсь, это тебе не помешает пообедать. Иди умойся, я покормлю тебя. Ну, живее, – у нас сегодня будет гостья – мать Власова, Матрена Дементьевна.
– Молодчина старуха – не забывает нас!
– Не столько нас, сколько Сергея. А он поздно вернется.
– Почему?.. Ах да, сегодня собрание районного партийного актива. Вот уж наговорятся вдоволь…
– Не понимаю, над кем ты издеваешься и зачем?
– Не издеваюсь. Пытаюсь говорить правду. Сергей ведь не только твой муж, но и мой закадычный друг. Был человек как человек, умел шутить, даже веселиться. И поговорить с ним можно было. А теперь стал ходячей моралью. Чуть что – читает нотацию, всех учит уму-разуму, как будто люди без него заблудятся и не найдут прямой дороги…
– Ты говоришь глупости, – послышался голос Ивана Васильевича из-за занавески. Он подкатил свою коляску, остановился против сына. – Ты, брат, становишься совсем аполитичным человеком!..
– Разве политика заключается только в словах? А то, что я работаю по мере своих сил и способностей, ничего не стоит?
– Ты пойми: самая трудная работа – воспитание человека…
Пришла Матрена Дементьевна, и спор прекратился. Леонид помог ей раздеться.
– Вы, Матрена Дементьевна, совсем не стареете, – видно, знаете секрет молодости!
– А вот и знаю!
– В чем же он заключается?
– В душевном покое, – ответила старуха, – живешь без суеты и угрызений совести, вот и не стареешь, да и смерти не боишься!
За столом она была оживлена, рассказывала о своем житье-бытье.
– А как Анна Дмитриевна, невестка ваша, – уживаетесь вы с ней? – спросил Иван Васильевич.
– Чего ж не уживаться? Она женщина хорошая и о муже заботится… Такие мне нравятся!
– Положим, плохих людей у вас не бывает, – сказал Иван Васильевич.
– Как сказать… Вообще-то совсем плохих людей не бывает. Для тебя плох, а для другого, глядишь, хорош. Взять того же Баранова, бывшего главного инженера комбината, или начальника главка Толстякова. Сколько они крови выпили у Алексея, даже из квартиры хотели нас выбросить!.. А говорят, тот же Баранов семьянин хороший, над своими детишками дрожит, что наседка. А Толстяков? Не живет, а мучается… Алексей, неугомонная душа, покоя не знает, – недаром в фабричной казарме родился…
– Вы можете гордиться своим сыном, – сказал Леонид.
– Я и горжусь, – спокойно ответила Матрена Дементьевна. – Рада-радехонька, что вырастила такого парня. Выходит, недаром жила на свете.
Милочка подала на стол большой пирог.
– А это Матрена Дементьевна испекла и принесла нам! – сказала она.
– Алексею Федоровичу легко быть энергичным, – он вон какие пироги ест! – сказал Леонид, выбирая кусок побольше.
После чая Матрена Дементьевна ушла, так и не дождавшись Сергея.
Иван Васильевич попросил Леонида сыграть с ним партию в шахматы. Леонид нехотя сел за доску. Он был рассеян, делал неверные ходы.
– Ты что, спишь или играть разучился? – рассердился Иван Васильевич.
– Просто из головы не выходит Матрена Дементьевна, – ответил Леонид, откидываясь на спинку стула. – Вот человек! Она ведь пожертвовала всем – материальным благополучием, личным счастьем, чтобы вырастить чужого ей мальчика. Все знают, что Алексей Федорович неродной ей сын. Но лучшую мать трудно себе представить. Вот настоящий подвиг, не оцененный никем…
– Верно, нет подвига на свете, равного материнскому… Бывают, конечно, исключения. – Иван Васильевич помрачнел.
Леонид заметил это и сразу понял: отец вспомнил Ларису Михайловну. Чтобы отвлечь отца от невеселых мыслей, торопливо сказал:
– Твой ход, папа!..
Сергей пришел поздно, в одиннадцатом часу. С жадностью набросился на пирог, был оживлен, взволнован.
– Ну и собрание сегодня было! А как Алексей Федорович выступил! Жаль, тебя не было, Леня!
– Почему именно меня?
– Потому что ты многого не понимаешь или делаешь вид, что не понимаешь!..
Он рассказал, что секретарь райкома Сизов, докладывая об итогах работы промышленности за полугодие, сказал много хороших слов в адрес комбината и пояснил, что от того, насколько успешно справится комбинат с опытом нового метода планирования и работы по-новому, будет зависеть будущность всей промышленности. А Власов, рассказав о задачах, стоящих перед комбинатом, перешел к конкретным делам и, не тая ничего, рассказал о трудностях, просил директоров заводов района помочь, в первую очередь изготовить детали для малой механизации. «Обращаюсь к вам еще с одной трудновыполнимой просьбой: изготовьте для нас монорельс и тем самым избавьте грузчиков и таскальщиков от необходимости таскать на себе по цехам огромные тяжести. Проект и чертежи у нас есть, их подготовил наш молодой талантливый инженер-конструктор Косарев…»
– Так и сказал? – спросил Леонид.
– Представь! Даже такого человека, как Власов, ты ввел в заблуждение, – умеешь пыль в глаза пускать!
– Будет вам заниматься словесной баталией! – вмешался Иван Васильевич. – Словно дети!
Долго еще в тот вечер сидели все за столом. И Леонид, поглядывая то на отца, то на сестру, то на Сергея, думал о том, что вот это и есть его семья, его дом. И нелегко будет ему с ними расстаться…
Главный инженер Матвей Васильевич Терентьев оказался человеком аккуратным и дотошным. Он вплотную занялся цеховым хозрасчетом – самым трудным и запутанным участком, как говорится на комбинате. Составлял инструкции, проекты договоров, устанавливал размеры санкций за невыполнение цехами тех или иных обязательств и пунктов договора. Особенно ревностно следил он за качеством продукции. После долгой и кропотливой работы, сопровождаемой спорами до хрипоты не только с заведующими фабрик, начальниками цехов, но и с Шустрицким и Варочкой, наконец все было улажено, и цеха впервые завоевали право получать прогрессивку по итогам только своей работы, независимо от показателей комбината в целом.
Часть инженерно-технических работников ушла с комбината, другие заменили мастеров-практиков. Здесь дело не обошлось без серьезных трений с фабкомом.
Председатель фабричного комитета Капралов, подстрекаемый любителями громких фраз, вдруг встал в позу и начал кричать на всех перекрестках, что на комбинате грубо попираются права профсоюза, что директор комбината Власов становится диктатором – делает все, что захочет, ни с кем не считаясь.
Капралов, почувствовав себя защитником обиженных, а по сути дела наименее квалифицированных специалистов, которые не нашли себе применения при перестройке работы комбината, составил внушительный список уволенных за последние три-четыре месяца инженеров, техников и служащих. Он перенес конфликт сперва в Центральный комитет профсоюза текстильщиков, в МГСПС и, не найдя там поддержки, обратился в ВЦСПС. Никакие уговоры Сергея Полетова и самого Власова не помогли. Капралов, что называется, закусил удила. Он возражал против любых мероприятий, связанных с перестройкой.
По итогам работы за третий квартал комбинату перечислили сто сорок семь тысяч рублей в фонд предприятия. Деньги эти можно было расходовать по согласованию с партийной и профсоюзной организациями. Власов пригласил к себе Полетова и Капралова и предложил израсходовать тридцать тысяч рублей на окончание строительства нового корпуса, десять тысяч рублей – на оплату расходов по малой механизации, пятнадцать тысяч – на монорельс, пятьдесят тысяч выделить на жилищное строительство, пятнадцать тысяч – на премирование особо отличившихся работников и двадцать пять тысяч зарезервировать.
Капралов не согласился ни с одним из этих предложений Власова, а на вопрос директора, что же предлагает он сам, упорно молчал.
– Но вы поймите, Федор Федорович, что так работать невозможно. Допустим, в чем-то я неправ, в чем-то ошибаюсь, – поправляйте! И выскажите, наконец, свои соображения!..
– Я с вами ничего обсуждать не буду, – пусть решают вышестоящие профсоюзные организации, – ответил Капралов.
– Это по меньшей мере странно! Никто работать и решать за нас не станет! – Власов начал горячиться, и Капралов немедленно воспользовался этим.
– Товарищ директор, я вам не подчиняюсь, и вы не имеете права так разговаривать с представителем профсоюзной организации! – сказал он и встал.
– Постойте минутку, – удержал его Власов, – сделайте одолжение, подскажите, как следует разговаривать с вами лично, товарищ Капралов. Как разговаривают с представителем профсоюзной организации, я знаю неплохо.
– Мне здесь больше нечего делать. – Капралов направился к двери.
Сергей преградил ему дорогу.
– Ну знаешь, Федор Федорович, ты ведешь себя не как председатель фабкома, а как капризная барыня!.. Если ты не опомнишься и не будешь помогать в работе, мы созовем собрание членов профсоюза и с треском снимем тебя с поста председателя фабкома.
– Руки коротки! – бросил Капралов и вышел из кабинета.
– Старик просто взбесился, – сказал Сергей. – Нет, это не дело! Я пойду в МГСПС и буду жаловаться на Капралова, – пусть приведут в христианские чувства своего деятеля! Но должен сказать, Алексей Федорович, что я не во всем согласен и с вами!..
Власов внимательно посмотрел на Сергея.
– Интересно знать, в чем секретарь парткома не согласен со мной?
– Давайте будем с вами откровенны. Конечно, Капралов ведет себя неправильно, не по-деловому, но кое в чем он прав. Нельзя сокращать людей, не позаботившись об их устройстве. Вы представляете себе, что получится в масштабе всего государства, если перестройка промышленности будет сопровождаться массовыми сокращениями специалистов и служащих?
– Действительно, проблема!.. Сократят в одном месте – найдут работу в другом.
– Это – сейчас. А если так будет повсюду? Потом, разве правильны рассуждения: на тебе, боже, что нам негоже?
– Не знаю, Сергей… Ты у нас известный гуманист, а я всего-навсего директор комбината и думать в масштабе всего государства не умею…
– А по-моему, обязаны! – перебил Сергей Власова.
Это было впервые, что они в чем-то разошлись, и оба они чувствовали себя неловко.
– Вот как, даже обязан! – Власов возражал секретарю парткома, хотя и понимал шаткость своих позиций. Вместе с тем он любовался им. Молодой коммунист Сергей Полетов, убежденный в своей правоте, не боялся возражать директору комбината, который, по существу, воспитал и вырастил его.
– Ну да, обязаны. Разве это правильный взгляд – только со своей колокольни? Впрочем, я убежден, что вы все это понимаете не хуже меня!..
– Понимать-то понимаю, но знаешь, Сергей, хочется сделать все побыстрее… Потом, правду тебе сказать, зло берет на бездельников, стремящихся вырвать как можно побольше для себя и дать поменьше… А мы подобных типов здорово избаловали, – у них везде находятся защитники!
Сергею не пришлось идти в МГСПС жаловаться на Капралова. В тот же день на комбинате появилось сразу две комиссии: одна из ВЦСПС, другая из МГСПС. Члены комиссий первым делом заперлись с Капраловым в фабкоме и о чем-то долго беседовали. Потом стали вызывать к себе людей, в первую очередь недавно уволенных с комбината. Сергей решил пока не вмешиваться в работу комиссий, а Власов просто не придавал им значения, полагая, что представители авторитетных профсоюзных организаций сами разберутся во всем и без чужой подсказки доберутся до истины. Правда, порою Власова раздражало то обстоятельство, что комиссии, работая параллельно, беспрестанно вызывают людей из цехов и отрывают их от работы. Но до поры до времени он терпел.
Как-то днем ему срочно потребовалась справка о загрузке ткацких станков. Он позвонил главному диспетчеру комбината. Того на месте не оказалось, – выяснилось, что его вызвали на комиссию минут сорок тому назад. Власов подождал минут двадцать и снова позвонил. Диспетчера все еще не было. Тогда он пригласил руководителей обеих комиссий к себе.
Явились они одновременно. Власов, усадив их в кресла, обратился к ним с вопросом:
– Насколько мне известно, руководимые вами комиссии занимаются одним и тем же вопросом. Не целесообразнее ли вам объединиться?
– Мы представляем разные организации и обязаны доложить результаты обследования своему руководству, – ответил руководитель комиссии ВЦСПС. А руководитель второй комиссии в свою очередь спросил:
– Собственно, почему это вас тревожит?
– Тогда бы вы меньше отрывали людей от работы! – откровенно ответил Власов.
– Нам предоставлено право приглашать к себе любого работника для беседы, в том числе и вас, – сказал руководитель комиссии МГСПС.
– Возможно… Я вовсе не собираюсь оспаривать ваши права, но мне кажется, что правами тоже нужно пользоваться разумно. Вот сегодня вы вызвали к себе в разгар рабочего дня главного диспетчера и на целый час обезглавили диспетчерскую службу комбината. Мыслимое ли это дело?
– Что же прикажете – сидеть здесь сутками? Не забывайте, что члены комиссии тоже трудящиеся. – Руководитель комиссии МГСПС оказался человеком агрессивным. Представитель же ВЦСПС молчал.
– Вы вправе организовывать свою работу как вам угодно. Я прошу только об одном: не отрывайте людей от работы. Иначе… – Власов не договорил.
– Что иначе? – спросил на этот раз представитель ВЦСПС.
– Запрещу всем являться к вам в рабочее время.
– Вы отдаете себе отчет в своих словах?
– Вполне. По-моему, всякое обследование направлено к тому, чтобы помочь предприятию улучшать работу, а не мешать ей.
– И исправлять ошибки! – вставил представитель МГСПС.
– Разумеется. Исправлять ошибки, если они имеются.
– Вы что же, уверены, что у вас нет ошибок?
– Ни в коем случае! Думаю, что есть, и в достаточном количестве. Но не там, где вы ищете.
– Откуда вы знаете, где и что мы ищем?
– Сужу по тому, кого вы вызываете для беседы и какими методами работаете.
– Товарищ директор, короткая беседа с вами убеждает нас в том, что Капралов прав, – видимо, вы действительно зазнались и считаете себя единовластным хозяином комбината! – сказал представитель ВЦСПС. – Вдумайтесь в те слова, которые вы только что произнесли: «Запрещу! Не мешайте работать!..»
– Я свое мнение высказал. Вы можете делать какие угодно выводы. Убежден, что наверху найдутся разумные люди и во всем разберутся. Хочу еще раз предупредить вас, что, пока я здесь директор, никому не позволю дезорганизовать нашу работу! До свидания. – Власов встал.
Руководители комиссий переглянулись и молча вышли. Власов, оставшись один, в который раз подивился тому, что ни одно крупное дело не обходится без ненужных осложнений. Были осложнения с представителями Госконтроля, а вот теперь – с руководителями комиссий профсоюзов. Эти двое убеждены в своей безгрешности, их задача – во что бы то ни стало защитить низовых работников профсоюза и призвать к порядку хозяйственников.
Не успела утихнуть горечь от столкновения с профсоюзными деятелями, как разгорелся новый конфликт.
Все началось с пустяков. На комбинат поступила телефонограмма, извещающая, что директора комбината Власова А. Ф. и главного бухгалтера Варочку С. Я. вызывают к заведующему райфо ровно в одиннадцать часов утра следующего дня.
Власов позвонил по телефону и, сославшись на свою чрезмерную занятость (что соответствовало действительности), попросил заведующего райфо прислать на комбинат своего работника и на месте решить все интересующие его вопросы. Но тот оказался неумолимым и настоял на своем.
Делать было нечего. На следующий день Власов и Варочка явились в райфинотдел равно в одиннадцать, но в кабинет заведующего их не пустили, предложили подождать. Прошло более двадцати пяти минут. Власов подошел к девушке, охраняющей двери кабинета.
– Прошу доложить, что мы больше ждать не можем. Вызвали нас к одиннадцати, а теперь половина двенадцатого.
– Нельзя, – невозмутимо ответила девушка. Похоже, вести подобные разговоры ей было не впервой. – Там заседание.
– Когда кончится?
Девушка не ответила, только пожала плечами.
Опустившись опять на стул рядом с Варочкой, Власов спросил:
– Скажите, Сидор Яковлевич, вы хоть догадываетесь, зачем нас вызвали сюда?
– Полагаю, что речь пойдет о налоге с оборота, по которому мы ведь плана не выполнили…
– Известно даже неискушенным, что налог с оборота вытекает произвольно от производственного плана, а они хорошо знают, что план у нас изменен.
– Им до этого нет никакого дела, записано в начале года вносить в бюджет столько-то денег, не грешите и вносите.
– Абсурд.
– Сейчас увидите, абсурд это или нет, – ответил Варочка и замолчал.
Им пришлось ждать еще минут пятнадцать, прежде чем их вызвали в кабинет.
Из-за большого письменного стола, заваленного папками, виднелась только голова заведующего райфинотделом.
Подойдя к столу, Власов спросил как можно спокойнее:
– Почему вы заставили нас ждать более сорока пяти минут? Вы думаете, мы бездельники и можем тратить время попусту?
– Извините, не рассчитали, – заседание неожиданно затянулось, – вежливо ответил заведующий, чем сразу обезоружил Власова. – Мы имеем к вам большие претензии, – продолжал он. – Уйдя из-под нашего контроля по штатам, вы, видимо, вообразили, что вообще никакие порядки и положения для вас необязательны…
– Мне хотелось бы вести более предметный разговор, – сказал Власов.
– Пожалуйста!.. Давайте перейдем к конкретным делам. Вас освободили от регистрации штатов в финансовых органах, и вы самовольно повысили зарплату инженерно-техническим работникам. Неужели вам не понятно, что этим самым вы нарушаете единую систему зарплаты для отдельных отраслей промышленности? Более того, известно ли вам, что руководимый вами комбинат за второй и третий кварталы текущего года недодал государственному бюджету более двухсот пятидесяти тысяч рублей?
Варочка незаметно толкнул Власова локтем.
– Разумеется, известно.
– Что же вы думаете по этому поводу?
– Прежде чем говорить об этом, мне бы хотелось дать некоторые разъяснения. Действительно, некоторым категориям работников мы увеличили зарплату, но зато сократили большое количество специалистов и служащих и сэкономили более тридцати процентов по зарплате. Скажите, что выгоднее государству – держать большие штаты ненужных работников или, сократив их, увеличить зарплату тем, кто действительно нужен?
– Проблема зарплаты настолько сложна – она связана со множеством побочных факторов, – что не нам с вами ее решать! – сказал заведующий райфинотделом.
– Опять та же песня: за нас думают!.. Вот мы, вопреки таким утверждениям, стараемся помочь решить эту, как вы говорите, сложную проблему своим скромным опытом. Потом вам, видимо, известно, что, начиная с мая, на нашем комбинате введен новый порядок планирования и резко изменен ассортимент выпускаемой продукции, – сейчас мы производим главным образом легкие и дешевые ткани. А чем дешевле товар, тем меньше начисляется налог с оборота. Правда, за последние месяцы нам удалось увеличить объем выпускаемой продукции на семнадцать-восемнадцать процентов, но сами понимаете, что это не может компенсировать наши потери.
– Я не вправе вникать ни в какие объективные причины, нам никто не уменьшает размер поступлений в бюджет. Как по-вашему, учителям, врачам, работникам детских садов и яслей, родильных домов зарплату платить надо? Надо. Учреждения содержать надо? Надо. Где же мы возьмем деньги, если промышленные предприятия не будут выполнять свои обязательства?
– Видимо, вам придется уменьшить на это время резервы и искать дополнительные источники дохода. Впрочем, вряд ли вы нуждаетесь в моих советах.
– Хочу вас предупредить, что мы не можем допустить такого положения, при котором на комбинате неудержимо увеличивается зарплата, выплачивается работникам прогрессивка, образуется фонд предприятий на колоссальную сумму, в то время как государственный бюджет недополучает почти четверть миллиона рублей. Если в самое короткое время вы не исправите положения, то мы вынуждены будем возбудить ходатайство перед вышестоящими финансовыми органами об обращении суммы фонда директора в доход государства, а в дальнейшем вообще приостановить образование такого фонда до тех пор, пока вы полностью не рассчитаетесь с государственным бюджетом.
– Посмотрим, – сказал Власов и встал.
– Посмотрим, – ответил заведующий районным финансовым отделом не без иронии.
На улице вовсю сияло августовское солнце, и после затхлого воздуха канцелярии дышалось особенно легко. Власов вздохнул полной грудью, и положение показалось ему не таким уж безвыходным. Он взглянул на мрачное лицо Варочки, улыбнулся.
– Не вешать нос, Сидор Яковлевич! Не из таких положений выходили, выкарабкаемся и на этот раз.
– Обидно, – односложно ответил старый бухгалтер.
– Конечно, обидно. Но из-за этого не стоит опускать руки. Скажите, что следует предпринять, чтобы опередить этого самонадеянного чинушу?
– Прежде всего спасать деньги фонда предприятия.
– Каким образом?
– Позвоним из автомата на комбинат, чтобы кассир приехал в банк с чековой книжкой и формой банковского поручения, и сами поедем туда же. Чтобы ускорить дело, машину пошлем за кассиром! – Варочка посмотрел на часы. – До закрытия банка еще целых сорок минут, успеем! – сказал он.
В приемной отделения Госбанка сели втроем за стол, заполнили чеки и формы поручения. Тридцать тысяч рублей поручили перечислить строителям для окончания нового корпуса, пятьдесят тысяч – на текущий счет Мосстроя, хотя никаких договоров на строительство жилого дома еще не успели заключить. По этому поводу Варочка глубокомысленно заметил, что в крайнем случае деньги вернутся обратно, а за это время что-то решится. На премирование вместо пятнадцати выписали чек на тридцать тысяч рублей, с тем, чтобы иметь возможность заплатить заводам за заказанные детали или, на худой конец, вернуть банку пятнадцать тысяч наличными.
Прежде чем покинуть здание банка, Власов счел необходимым зайти к управляющему и чистосердечно рассказать ему о случившемся.
Управляющий одобрительно кивнул головой.
– Правильно поступили! Иначе вы рисковали остаться без денег и затормозить исполнение намеченных вами мероприятий. Дело в том, что, получив указание райфинотдела, мы обязаны временно закрывать тот или иной счет наших клиентов, – пояснил он.
Из дневника Сергея Полетова
24 августа
Должно быть, у меня нет необходимых данных, чтобы быть руководителем партийной организации, тем более такой большой, как наша. Иногда возникают настолько сложные ситуации, что не знаю, как поступить.
Взять хотя бы инцидент с Капраловым. Некоторые коммунисты считают, что он во многом прав. И упрекают меня за то, что я будто бы потакаю Власову и не возражаю ему даже тогда, когда в этом есть явная необходимость. Быть может, они и правы, не знаю… Не то что люди относятся к Власову плохо, вовсе нет, но они считают, что всякому человеку свойственно ошибаться. На то и партийная организация, чтобы вовремя уберечь его от ошибок…
Разумеется, есть на комбинате работники, и коммунисты тоже, настроенные по отношению к Власову критически, а иногда даже враждебно. Всем ведь не угодишь!.. Мне кажется, что некоторые попросту завидуют ему. Власов не только талантлив, – он еще везучий мужик, родился под счастливой звездой. За что ни возьмется – все спорится в его руках. И руки крепкие, умелые!..
Да и как мне выступать против Власова, когда я люблю его, часто восхищаюсь его умением заразить людей своей энергией. Не говоря уже о том, что Алексей Федорович – мой настоящий учитель.
Не понимаю, – разве задачи партийных организаций заключаются только в том, чтобы вступать в конфликт с хозяйственными руководителями по тому или иному поводу? А разве не следует помогать им, когда они правы? По-моему, необходимо помогать. Мы ведь делаем общее дело…
27 августа
Вот и пришлось поспорить с Алексеем Федоровичем!.. Порою мне кажется, что он, увлекшись перестройкой работы комбината, иногда перегибает палку. Если тебе предоставили большие права, то это вовсе не значит, что ты можешь делать все, что захочешь, в частности выбрасывать людей на улицу. Хорошенькое дело: перестройку промышленности затеяли во имя человека, а о человеке-то забыли!..
Признаться, после спора с Алексеем Федоровичем я ходил целый день как в воду опущенный, словно сделал что-то скверное, хотя и знал, что правда на моей стороне.
Был бы Сизов в райкоме, пошел бы к нему посоветоваться. Но он ушел от нас, а нового секретаря я вовсе не знаю…
29 августа
…Утром встретились с Власовым. Он улыбнулся мне как ни в чем не бывало и сказал: «Знаешь, Сергей, я вчера ночью долго думал о нашем разговоре. Скорее всего, ты прав. Я успел поговорить с текстильным управлением и работниками райкома партии, – нужно позаботиться и устроить на работу сокращенных с нашего комбината». И отлегло от сердца. Алексей Федорович еще раз доказал, что он большой руководитель, а не зазнайка, как думают о нем некоторые.
31 августа
Был в ночной смене, и очень рад, хотя и устал сильно. Как и нужно было ожидать, к рассвету простои станков резко увеличились, – всем хотелось спать. В курилке застал трех молодых поммастеров, спящих на узких скамейках. Мастер разворчался, что ночью с молодежью просто беда. Все утверждают, что молодежи в ночных сменах труднее, чем старикам. Может быть, и так, не знаю. Когда я работал в красилке, мне тоже было тяжело по ночам, но я никогда не спал.
В половине пятого утра буфетчицы в белых халатах прикатили в цеха тележки с чаем, бутербродами и кофе. Люди заметно оживились, было такое впечатление, что они проснулись, и работа пошла в привычном темпе. Такой пустяк, казалось бы, а бодрит. На себе испытал.
Конечно, мое знание работы ночных смен поверхностное, но и его достаточно, чтобы понять: в них еще много неиспользованных резервов. Станки загружаются не полностью, то одного не хватает, то другого, а мастера смотрят на недостатки сквозь пальцы. Лучший был бы выход – ликвидация ночных смен. Как было бы хорошо перейти на восьмичасовой рабочий день с двумя выходными, вот тогда можно свести ночные смены почти на нет! Это особенно важно для женщин. А у нас на комбинате работает семьдесят процентов женщин. Чего греха таить, ночью работать тяжело и для здоровья вредно. Нужно уделять ночным сменам больше внимании.
Если уж зашла речь о ночных сменах, остановлюсь еще на одном курьезном факте. Казалось бы, какие могут быть столкновения в таком благородном деле, как бесплатные завтраки для работающих в ночных сменах? А между тем они имели место, да еще какие! Самое удивительное, что против завтраков восстали ответственные профсоюзные деятели. Про наш комбинат начали говорить, что мы не знаем, куда деньги девать, – стали бесплатно кормить рабочих, делаем вид, что живем при коммунизме: получай все по потребностям!..
Глупо, смешно, но Власова стали обвинять в том, что он своими действиями вносит раздор в дружную семью текстильщиков, подрывает авторитет руководителей других фабрик. Вдруг да рабочие там начнут говорить: «Вот видите, Власов заботится о своем коллективе, а наши руководители и в ус не дуют». Было много и чистой демагогии, говорили еще так: Власов развивает у рабочих иждивенческие настроения и дурные наклонности, не понимает, что наши рабочие в подачках не нуждаются. Всё сводили к тому, что Власов якобы старается завоевать себе дешевый авторитет за счет фонда предприятия, и требовали немедленно прекратить выдачу бесплатных завтраков.
