Текст книги "За Москвою-рекой. Книга 2"
Автор книги: Варткес Тевекелян
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 19 страниц)
– Совершенно верно поняли, именно это я и хотел сказать!.. Ведь это нисколько не противоречит социалистическому принципу – каждому по способностям. На нашем комбинате сто сорок человек инженерно-технических работников. Разве нам нужно столько специалистов? Нет, вполне достаточно и сорока. Вы спросите: почему же держите их? Да потому, что не можем подобрать дельных, высококвалифицированных работников, – цена-то им по тарифу всем одна, что хорошему, что плохому!
– Скажите, Алексей Федорович, вы не боитесь, что, нарушая принцип оплаты труда по тарифу, создадите в стране небывалую текучесть кадров? – снова спросил секретарь ЦК.
– Весьма возможно… Но это только на первых порах. Потом каждый найдет место по своим способностям, и это будет справедливо. Никому ведь не возбраняется пополнять свои знания, быть инициативным, стать нужным, а может быть и незаменимым.
Секретарь ЦК задумался, потом спросил:
– Сколько получает у вас сейчас, ну, скажем, инженер, заведующий производством?
– Двести рублей.
– Сколько же вы стали бы ему платить при новом порядке?
– Рублей триста, плюс прогрессивка и премия, когда она будет.
– И по-вашему, такое резкое увеличение зарплаты оправдает себя?
– Видите ли, тут нужно оговориться. Я не ставлю вопрос о поголовном увеличении заработной платы инженерно-техническим работникам и служащим. Но в тех случаях, когда это целесообразно, нужно платить больше, – по способностям работника. Возвращаясь к заведующему производством, я без всякого зазрения совести заплатил бы ему четыреста, а может быть, все пятьсот рублей и тут же сократил бы трех инженеров, работающих в производственном отделе на побегушках и получающих в общей сложности триста шестьдесят рублей в месяц. Как видите, еще сэкономил бы более ста рублей. Но главное не в этом. Тем самым была бы ликвидирована обезличка, поднялась бы ответственность людей.
– Что думает по этому поводу руководитель партийной организации комбината? – обратился секретарь ЦК к Сергею.
– Я полностью согласен с Алексеем Федоровичем!.. У нас на комбинате триста сорок семь коммунистов, – это же огромная сила! И у нас есть возможность сделать наш комбинат образцовым предприятием.
– Значит, у вас полное единодушие, – улыбнулся секретарь ЦК. – Что ж, у меня есть следующие соображения. Пусть товарищ Власов подаст нам докладную записку и подробно изложит все: как он мыслит работать по-новому и что для этого потребуется. Мы посоветуемся с членами Президиума Центрального Комитета и, думаю, разрешим вам в порядке эксперимента организовать работу по принципиально новому методу. На вашем положительном опыте будут учиться другие, – отсюда, учтите, и мера вашей ответственности. Договорились?
– Договорились! – поспешил ответить сияющий Власов.
Чтобы выполнить социалистическое обязательство и сдать транспортер новой конструкции к двадцатому августа, возле него всю ночь колдовали Леонид, главный механик и группа слесарей. К утру все было готово – агрегат длиной более шестисот метров работал безотказно.
– Опробуем еще раз и позвоним директору, – пусть придет, примет транспортер на ходу! – Главный механик устало опустился на табуретку, вытер руки концами и с наслаждением затянулся дымом сигареты.
– Агрегат вполне готов. Но если хотите, можно опробовать еще раз, – сказал ремонтник. – Как вы полагаете, Леонид Иванович?
– Чтобы не опозориться, – ответил Леонид, – будем действовать согласно поговорке – семь раз отмерь, один раз отрежь. Пускайте!
Убедившись, что транспортер работает нормально, главный механик позвонил Власову.
– Директор сказал, что сейчас придет со всеми участниками десятиминутки… Ребята, – сказал главный механик слесарям, – побыстрее уберите мусор у мотора!
Минут через пятнадцать в цех пришли все командиры производства во главе с директором, секретарем партийной организации и председателем фабкома. Они ходили вокруг транспортера, щупали руками ленту, ролики.
Главный механик хотел было нажать на пусковую кнопку, но Власов остановил его:
– Постойте! Мне кажется, эту честь нужно предоставить Леониду Ивановичу, – он автор проекта.
Леонид нажал пальцем на кнопку. Заработал электромотор, завертелись ролики, транспортер пришел в движение. Самопогрузчик легко подымал с тележек дюралюминиевые ящики, заполненные пряжей, и плавно опускал на широкую ленту. Лента с ящиками медленно двигалась, подавая пряжу в ткацкие залы второго, третьего и четвертого этажей.
Конструктор предусмотрел все мелочи. В нужном этаже открывались низенькие дверцы, механические руки толкали на тележки определенное количество ящиков, после чего дверцы закрывались и лента двигалась вверх, к следующему этажу.
– Молодцы, – сказал Власов, пройдясь по всей длине транспортера. – Леонид Иванович, светлая ты голова! Смотрите, как подогнал транспортер по лестничным клеткам, не мешая нормальному движению, – облегчил труд таскальщиков. – Он пожал руку Леониду. – Кроме авторского свидетельства, которое вы, без сомнения, получите, – еще премия в размере месячного оклада от нашего комбината. Вам тоже большое спасибо, славно поработали! – Власов пожал руки главного механика и слесарей.
Все это время, несмотря на успех, несмотря на лестные отзывы, Леонид стоял мрачный, не проронил ни единого слова, даже не поблагодарил директора за премию. Виною тому была Муза. В тот день она рассердилась на него, повернулась, ушла. А он, вместо того чтобы побежать за нею, попросить прощения за свою нетактичность, встал в позу обиженного. И до сих пор не может заставить себя подойти к ней… В ее знакомстве с этим типом, Юлием Борисовичем, было для него что-то оскорбительное. Почему она так рассердилась при одном упоминании имени Никонова? Все это неспроста…
Конечно, Леониду было приятно, что новый транспортер получился удачным и, как выразился Сергей, был началом больших дел, предстоящих комбинату. Но… если бы к этой радости еще кое-что!..
Днем ему позвонил Сергей и пригласил на заседание парткома, где должны были обсуждаться, по его словам, очень важные вопросы, связанные с перестройкой производства.
– Я же беспартийный, – ответил Леонид.
– Что ты говоришь? А я забыл!
– Нет, серьезно, Серега…
– Серьезно? Видишь ли, Леонида Косарева приглашают на заседание партийного комитета как беспартийного большевика и толкового конструктора, ему доверяют и возлагают на него определенные надежды, а он кокетничает. Если у тебя в голове вместо мозгов не каша…
– Думаю, что не каша, хотя давно не проверял. – Леонид помолчал. – Видимо, в таких случаях принято говорить слова благодарности, но я воздержусь… А прийти приду!
– Соблаговолишь, значит? Ну что же, спасибо и на этом. – Сергей положил трубку.
Леонид сидел некоторое время с трубкой в руке и смотрел в одну точку. «Что за чертов характер у меня», – думал он.
Вечером, после работы, Леонид не поехал домой, а отправился на площадь Дзержинского в магазин «Детский мир», купить племянникам подарки, – они скоро должны были вернуться в Москву. Спускаясь по многолюдному Кузнецкому мосту, он встретил около книжной лавки писателей Наташу Никитину. Отступать было некуда. Пробормотав слова приветствия, он стоял и смотрел на нее. Молоденькая, наивная, счастливая девушка едва угадывалась в строгой женщине, стоявшей перед ним.
– Здравствуй, Леня! Сколько лет, сколько зим. Как дела? – спрашивала Наташа.
– Наташа, я перед тобой очень… – начал было Леонид, но она не дала ему договорить:
– Не надо об этом… Ты куда собрался?
– Домой. Купил племянникам подарки и решил пройтись немного. Совсем не бываю на воздухе.
– Если не возражаешь, я тебя провожу немного.
– Пошли!..
Они спустились по Кузнецкому мосту, пересекли Неглинную и вышли к Петровке.
– У нас большая радость, – рассказывала Наташа, – Николаю дали лабораторию, прикрепили к нему семь сотрудников. Он на десятом небе, – всю жизнь мечтал об этом. Сейчас занят разработкой новой темы, говорит, что она имеет большое общехозяйственное значение. А у вас на комбинате он и Забелина разработали новый способ крашения синтетических волокон.
– Я очень рад за Николая Николаевича. У нас красильщики только и говорят о нем и о Забелиной, – возносят их до небес…
– Разве только в этом счастье? – тихо, замкнуто спросила Наташа.
– В чем же еще? Ведь он ученый.
– Человек всегда остается человеком.
– Не понимаю, – Леонид пожал плечами.
– Видимо, мы с ним люди несовременные, как говорят, не от мира сего. В этом отношении я похожа на него. – Наташа говорила быстро и немного задыхалась от волнения. – Он когда-то любил Анну Дмитриевну Забелину, – помолчав, сказала Наташа, – а та вышла замуж за вашего директора… Да ты ведь знаешь об этом! С тех пор Николай не смотрит на других женщин. Увеличил фотографию Забелиной, повесил у себя в комнате…
– Говорят, сердцу не прикажешь…
– Да, сердцу не прикажешь! – повторила Наташа.
Леонид заставил себя посмотреть ей в лицо. Губы у нее дрожали. Молча дошли они до Большого театра. Наташа остановилась, протянула руку.
– Мне пора. До свидания, не забывай нас!
– До свидания, – Леонид пожал маленькую холодную руку.
Он стоял и смотрел ей вслед, думая: «Бывают же такие чистые души… А я… я бессердечный истукан!..»
Начался летний теплый дождь. Леонид побежал в метро.
Дома его дожидался незнакомый молодой человек с двумя фотоаппаратами за плечами.
– Здравствуйте, Леонид Иванович! Я к вам…
– Ко мне?
– Вот именно. Понимаете, мы поздно узнали, что сегодня вы сдавали оригинальной конструкции транспортер… Я уже побывал на вашем комбинате, но вас не застал. Сфотографировал транспортер, – снимок будет напечатан в «Вечерней Москве», и ваш портрет, конечно!.. Хотелось бы заснять вас около агрегата, но ничего не поделаешь – времени нет. Мы все равно смонтируем ваш портрет с транспортером. – Словоохотливый фоторепортер поднял голову, оценивающим взглядом посмотрел на небо и покачал головой: – Нет, ничего не получится, темно. Пойдемте в дом, и там я сниму вас.
– Нашли тоже что печатать на страницах газеты. Обыкновенный ленточный транспортер, невидаль какая! – сказал Леонид.
– Не говорите. Наши консультировались со специалистами, ваш транспортер принципиально новый и будет использован на многих предприятиях.
– Простите, пожалуйста, но я ничего не изобретал, – просто приспособил идею ленточного транспортера к условиям нашего производства, – сказал Леонид.
– Скромность украшает всякого человека, тем более талантливого изобретателя! Но все-таки я убедительно прошу разрешения снять вас, – фотокорреспондент, как и все журналисты, оказался человеком настойчивым.
Леонид сперва хотел решительно отказаться, но вдруг в нем заговорило что-то похожее на честолюбие. Пусть напечатают его портрет! Муза, наверно, читает «Вечернюю Москву», – пусть увидит…
– Хорошо бы заснять вас хотя бы за чертежным столом, – сказал фотокорреспондент, оглядывая комнату. – Не найдется ли у вас чертежного стола или, на худой конец, доски?
Он сделал десятка полтора снимков и, поблагодарив Леонида, ушел.
Впервые в жизни Леонид не мог заснуть ночью. Странное дело, чем больше он думал о Наташе, тем сильнее хотелось ему встретиться с Музой. Встретиться, поговорить откровенно, по душам, – понять наконец, что она за человек. Он ворочался с боку на бок, пружины дивана скрипели…
В соседней комнате Сергей читал докладную записку в ЦК. Он прислушивался к скрипу пружин, изредка качал головой и опять углублялся в чтение. Наконец терпение его лопнуло. Он встал, подошел к Леониду.
– Ты здоров? Почему не спишь?
– Просто не спится…
– А все-таки?
– Понимаешь, я сегодня встретил на улице Наташу, поговорили с нею…
– И что же?
– Сам не знаю, – признался Леонид. – Человек она удивительный!.. Ни единого упрека, разговаривала со мной так, словно ничего не произошло. Мне жаль ее… А с собой ничего не могу поделать…
– Все тянет к той?
– Скоро три недели, как мы не встречаемся. Думал – конец. Нет, вижу – не конец… И потом, мне не дает покоя ее знакомство с Никоновым…
Сергей задумался.
– Никонов… Где он работает, чем промышляет? – вслух рассуждал он. – Вид у него преуспевающего человека. И это – после тюрьмы! Неужели нашел себе нового покровителя, вроде Толстякова?
– А что, очень даже может быть… Для таких ловкачей, как Никонов, нет ничего невозможного. Они из всего извлекают для себя пользу. Зачем он вертится около нее?
– Ну, это понятно!.. Она красивая женщина, – почему бы Никонову не ухаживать за нею без всякой другой цели?
– Такие люди, как он, ничего не делают без корысти.
– В тебе говорит ревность… Впрочем, хватит! Давай спать, – завтра нам с тобой на работу!
После этого разговора с Сергеем Леонида охватила навязчивая идея: узнать во что бы то ни стало все подробности о Никонове. Во время обеденного перерыва он позвонил Власову, попросил у него разрешения отлучиться часа на два по личным делам.
– Пожалуйста, хоть на все четыре! – ответил Власов.
В ближайшем справочном бюро Леонид узнал адрес Никонова Ю. Б. и поехал к Никитским воротам в домоуправление. На вопрос, где работает жилец дома номер восемь Юлий Борисович Никонов, Леониду ответили не сразу. Молоденькая регистраторша вместо ответа внимательно посмотрела на Леонида и спросила:
– Вы новый сотрудник ОБХС? Старых я знаю всех, а вот вас вижу первый раз.
– Нет, я не сотрудник ОБХС. Мне просто нужно повидать Никонова по срочному делу.
– Частным лицам мы обычно таких справок не даем. Но…
– Пожалуйста, сделайте для меня исключение! Мне очень, очень нужно!
– Что ж, – смягчилась девушка. – Поищу справку с места работы… – Она покопалась в большом ящике, заполненном карточками, вытащила одну из них. – Вот, запишите.
Справка была выдана трикотажной фабрикой в Черкизове. Никонов Ю. Б. более восьми лет работал там в должности главного механика и получал зарплату девяносто рублей в месяц.
Леонид поблагодарил девушку, записал адрес трикотажной фабрики и вышел.
Он не обратил внимания на то, что во время его разговора с девушкой в комнату вошел человек средних лет, скромно сел в сторонке и стал перелистывать старый «Огонек», лежавший на столе. Как только Леонид вышел, он поднялся и подошел к девушке.
– Как же вы так, – сказал он, – дали ему адрес и даже фамилию его не спросили!
– Зачем? Он сказал, что ему нужно по срочному делу увидеть нашего жильца из дома номер восемь Никонова… Простите, вы-то кто будете?
Тот ничего не ответил, повернулся и быстро вышел из комнаты.
Не заметил Леонид и того, что этот человек сел вместе с ним в троллейбус, идущий к центру, потом спустился следом за ним в метро и сопровождал его до самого комбината.
Когда Леонид прошел проходную, человек этот подошел к пожилой добродушной вахтерше.
– Не скажете, как фамилия этого молодого человека?
– А вам зачем?
– Очень он похож на одного парня, вместе с которым мы учились в летной школе!..
– Нет, вы ошибаетесь! – Вахтерша улыбнулась. – Леонид Иванович не был летчиком, – он инженер-конструктор.
– Леонид Иванович? А фамилия как?
– Косарев.
– Нет, не тот!.. А по виду – вылитый мой однокашник!
На углу улицы он зашел в будку телефона-автомата, набрал нужный номер.
– Говорит Матвеев. В домоуправлении адресом Никонова интересовался молодой человек, но думаю, он не из той оперы. Инженер, работает конструктором на камвольном комбинате, фамилия Косарев. Косарев Леонид Иванович… Пока все!.. С какой целью, не знаю… Хорошо, узнаю в партийной организации.
Матвеев повесил трубку и вернулся обратно в метро. Ему неудобно было вновь являться на комбинат во время дежурства пожилой вахтерши.
10
Послав докладную записку в ЦК партии, Власов постепенно без всякого шума подготовлял комбинат к работе в новых условиях. Единственным человеком, с кем он делился своими сокровенными мыслями, был Сергей Полетов. По вечерам они подолгу засиживались в кабинете Власова. Алексей Федорович бродил по кабинету, беспрестанно курил, говорил оживленно, с увлечением:
– Понимаешь, Сергей, было время, когда требовалась строгая централизация, – иначе не сумели бы создать мощную индустрию. Мы, «тряпичники», как тогда называли текстильщиков, забили бы всех, потому что работали рентабельно, прибыльно. В ситцевой России выросли замечательные кадры текстильщиков, – у нас был вековой опыт, которого не было ни у металлургов, ни тем более у авто-авиастроителей. Теперь же мы поняли: централизация перешла в свою противоположность и мешает нашему движению вперед.
– Это верно, Алексей Федорович, вот только люди… Многие ведь привыкли работать по формуле: как прикажут. И не их в том вина. Ведь сколько лет дисциплина, четкое, оперативное исполнение ставилось превыше творческой выдумки? А теперь невольно думаешь: есть ли у нас руководящие кадры, которые смогут вести дело самостоятельно? Вспомните директора суконной фабрики на совещании в городском комитете партии. С такими далеко не уйдешь!
– Произойдет естественный отбор. Думаю, что исполнитель далеко не всегда был лишен творческой мысли. Кадров у нас, причем весьма квалифицированных, много, – нужно выявить их и целесообразно расставить. Все новые источники накоплений заложены только в промышленности, и нам не обойтись без деловых людей. Это должно стать нормой – люди с широким размахом, умеющие считать копейку. Иначе ничего не получится…
– Верно, столько развелось у нас бездельников с хорошо подвешенными языками, – прямо какие-то профессиональные болтуны. Убрать бы их с дороги, развязать инициативу деловых людей и целых коллективов, – горы можно перевернуть!
Власов улыбнулся.
– Вот именно, горы перевернуть! А поначалу накопить такой фонд предприятий, чтобы за его счет расширить узкие места производства. Внедрить малую механизацию и окончательно избавиться от ручного труда. Установить машиносчетную станцию, механизировать учет, сократить лишних людей. Ну и, конечно, устроить образцовую поликлинику, обеспечить всех отдельными квартирами. Новые детские сады, большой пионерлагерь… Работаешь честно – получай бесплатную путевку и еще деньги на дорогу, если нуждаешься. Отдыхай, лечись, с веселым настроением приступай к работе!
– Мечты, мечты, где ваша сладость?
– Ничего не мечты, абсолютно реальные задачи! Дай нам право организовать работу по-новому, и мы покажем Земли вращенье!..
Раздался телефонный звонок. Власов поднял трубку.
– Здравствуйте, Дмитрий Романович, я слушаю, слушаю! – Власов покраснел, от волнения на лбу у него заблестели капельки пота. – Полетов у меня. Мы с ним как раз разговаривали об этом… Сейчас же приедем!
Положив трубку, он долго молчал, словно прислушивался к внутреннему голосу. Потом вдруг вскочил.
– Наконец-то!.. Да здравствует разум!.. Вот тебе и мечты и реальность!
– Что, Алексей Федорович? Есть решение?
– К вашему сведению, дорогой товарищ, райком получил рекомендацию Центрального Комитета партии и Совета Министров СССР! – торжественно объявил Власов.
– Ну?!
– Ряду предприятий, в их числе и нашему комбинату, разрешено перейти на новые формы планирования и в порядке эксперимента организовать работу на новых началах. Вставай, Сергей Трофимович, поедем к Сизову! – Власов хлопнул Сергея по плечу. – Эх, Серега, Серега… Какое сегодня число?
– Девятнадцатое августа тысяча девятьсот шестьдесят четвертого года со дня рождения Христова!
– Шути, шути, а дату эту все-таки запомни! Потом внукам рассказывать будешь!..
В райкоме Власов по нескольку раз перечитывал одну и ту же страницу постановления, что-то записывал себе в блокнот, тихонько шептался с Сергеем. Наконец оба кончили чтение.
– Ну как? – спросил с улыбкой Сизов.
– Здорово! Больше, чем я ожидал, – ответил Власов. – Но знаете, Дмитрий Романович, для того, чтобы успешно выполнить это решение, нам кое-чего не хватает.
– А именно?
– Прежде всего денег на капитальное строительство. На этот год нам ничего не запланировано, ни одной копейки, хотя мы настоятельно просили. Второе. Нам необходимо расширить приготовительные цехи. Помогите, пожалуйста, получить в Моссовете разрешение на двухэтажную новостройку. При небольших затратах мы получим около девятисот квадратных метров дополнительных производственных площадей. Вы сами понимаете, что это значит для нас…
– Погодите! – остановил его Сизов. – Попробуем решить вопрос, не откладывая дело в долгий ящик. Я сейчас же свяжусь с руководителями Моссовета. Допустим, разрешение на новостройку получим, но у вас нет ни проекта, ни сметы, и потом, где вы возьмете деньги на строительство?
– Дмитрий Романович, вы нас недооцениваете. Проект и смету мы составили давно, еще два года назад, и, в ожидании лучших времен, положили на полку. А вот денег действительно нет, и я не уверен, что Боков сумеет выкроить их в своем хозяйстве.
– Давайте сначала получим разрешение на новостройку!
Сизов позвонил заместителю председателя Моссовета и быстро договорился с ним обо всем.
– Даже не верится! – воскликнул Власов.
– А вы куйте железо, пока горячо. Завтра же напишите просьбу в Моссовет, а проект и смету представьте в Архитектурное управление города на утверждение. Теперь о деньгах. – Сизов потер руками виски, задумался. – Попробуем уломать ваше начальство! – сказал он и снова взял трубку.
На этот раз никакие уговоры секретаря райкома не помогли: Боков категорически отказался выделить комбинату пятьдесят тысяч рублей на капитальное строительство из резервов текстильного управления города.
– Оказывается, упрямый мужик этот ваш начальник, – такого легко не обломаешь, – сказал Сизов, закончив разговор.
– Дело не в упрямстве, а в ограниченности, – поправил Власов. – Человек не понимает, о чем идет речь.
– Что ж, обратимся в банк за кредитом!..
Этот день был на редкость удачным для Власова: директор банка сообщил, что имеет распоряжение правления Госбанка СССР открыть кредит предприятиям, включенным в особый список.
На следующий день после работы в красном уголке ткацкой фабрики собрались члены парткома, командиры производства, многие коммунисты. Сергей смотрел на заполненные ряды стульев и с удовлетворением думал, что сегодня пришли все приглашенные. Люди сидели молча, сосредоточенно.
Слово предоставили Власову. Он встал и со свойственной ему деловитостью коротко, ясно рассказал о рекомендации Центрального Комитета партии и Совета Министров СССР. Потом перешел к практическим задачам. Задач этих было немало, но Власов остановился на основных. Прежде всего, чтобы быть достойными доверия, оказанного коллективу, нужно взяться за учебу: без серьезных экономических познаний нечего и думать о том, чтобы справиться с поставленными задачами. На комбинате будут организованы курсы по экономическим и финансовым проблемам. С начала третьего квартала все три фабрики и восемнадцать цехов переводятся на подлинный хозрасчет. Они будут заключать между собой договоры на поставку своей продукции, платить санкции и штрафы за несвоевременную поставку и за плохое качество. Отныне работники фабрик и цехов будут получать прогрессивную оплату за реализацию продукции и по экономическим показателям. Через два месяца комбинат перейдет на выработку товара, нужного потребителю, и поставляться этот товар будет прямо магазинам по прямым договорам. На комбинате будет действовать постоянный художественный совет. Без утверждения и санкции художественного совета ни один образец не может быть внедрен в производство. Фабрикам и цехам следует составить план организационно-технических мероприятий по полной ликвидации ручного труда. В скором времени начнется строительство двухэтажной новостройки и расширение подготовительных цехов ткацкой фабрики.
– Всё, в том числе и материальное благополучие коллектива, зависит от нас самих, от нашего умения вести хозяйство. Кто не поймет новых задач и не сумеет перестроиться, пусть не обижается, пусть пеняет на себя, если окажется вне нашего коллектива, – заключил Власов.
Некоторое время в красном уголке было тихо, все молчали. Люди задумались. Шутка сказать – предстояла ломка укоренившихся годами навыков и привычек, перестройка всей работы. А когда заговорили, стало ясно, что все думают о конкретных делах, у каждого есть свое мнение, каждый не раз думал о перестройке, о необходимости работать по-новому.
С заседания партийного комитета расходились в приподнятом настроении, обмениваясь впечатлениями.
– Вот тебе и риск! – говорил один. – Сколько мы ворчали по углам, когда Власов приказал заправлять невыгодный ассортимент? И потом, когда лишились прогрессивки…
– Кто знал, что дело примет такой оборот? – отвечал другой.
– В том-то и фокус, что нужно знать! Талант настоящего руководителя заключается в предвидении. Молодец Алексей Федорович, утер нос чинушам!
– Ну, знаешь, он с таким же успехом мог и голову сломать!..
А во дворе комбината, собрав вокруг себя народ, митинговал мастер Степанов:
– Комбинат наш всегда славился своими делами! В первую империалистическую наши рабочие вывезли на тачке сына хозяина, молодого Шрайдера, свалили его в канаву. В семнадцатом году наши дружинники участвовали во взятии Кремля. Я тогда мальчишкой был, но все помню: как со знаменем красным вышли из ворот и с песней пошли к Кремлю… Вот там, – Степанов показал рукой, – где сейчас контора, женщины организовали перевязочный пункт и оказывали помощь раненым. Во время нэпа все как один восстали против передачи фабрики в концессию иностранцам. Покойный Трофим Назарыч Полетов, отец Сергея, кричал на митинге, что этому не бывать, не затем мы свою кровь проливали на гражданской войне, чтобы буржуи опять сели нам на голову. Он только что демобилизовался из Красной Армии И ходил еще в буденовке. Рабочие сами взялись тогда за дело, выдержали большую конкуренцию и победили. Неудивительно, что и теперь нам доверили большое дело!
– Хвастун же ты, Степанов, – сказал кто-то.
– Не грех и прихвастнуть малость, – не смутился старый мастер, – когда дела идут хорошо!
…Фоторепортер выполнил обещание: портрет Леонида напечатали в «Вечерней Москве».
Лаборантка Галя, хитро улыбаясь, спросила:
– Видели, Леонид Иванович?
– Что?
– Будто не знаете!.. В жизни вы красивей. И помоложе!..
– Понятия не имею, о чем идет речь!
– До чего скромный человек Леонид Иванович. В «Вечерке» напечатан ваш портрет рядом с транспортером. – Она достала из кармана пальто газету. – Вот: «Инженер камвольного комбината Косарев Л. И. сконструировал новый транспортер, избавивший рабочих от изнурительного труда – таскать по этажам тяжелые ящики». Ну как, нравится?
– Дайте сюда! – Леонид выхватил из рук лаборантки газету, стал разглядывать снимок.
– Правда, в жизни вы лучше? – не унималась Галя.
– Смотря на чей вкус…
Снимок был не очень четкий, но узнать Леонида было можно. Видела ли уже она?
Сунув газету в карман, Леонид поднялся к себе. Удивительно, ему и в голову не приходило, что от такого пустяка, как портрет на страницах газеты, может подняться настроение!..
Он надел халат, сел за чертежный стол. Разместить монорельс в старых корпусах комбината оказалось делом не таким легким, как он думал. Но сегодня он твердо знал, что доведет дело до конца.
Раздался телефонный звонок. Леонида вызывали к директору с чертежами монорельса.
Леонид надел пиджак, пригладил волосы, свернул в трубку чертежи и пошел к Власову.
– Здравствуй, Леонид Иванович, садись! – Власов показал рукой на кожаное кресло. – Давненько мы не говорили с тобой, вот и захотелось знать, как идут твои дела?
– Со скрипом, но идут…
Посмотрев чертежи, Власов спросил:
– Кстати, Леонид Иванович, ты видел газету? – Власов достал из ящика письменного стола номер газеты с портретом Леонида. – Я очень рад за тебя!
– Спасибо…
– Надеюсь, у тебя все нормально? – спросил Власов, уловив в голосе молодого инженера невеселые нотки.
– Как вам сказать, – Леонид замялся, покраснел. – Алексей Федорович, вы давно обещали мне комнату… Я тогда еще студентом был.
– Помню, конечно! Я своих обещаний не забываю. Но сам знаешь, сейчас ничем не могу помочь. Через год дам тебе отдельную квартиру из двух комнат, если ты к этому времени обзаведешься семьей.
– Мне бы хоть комнату…
– Разве тебе так уж плохо у Полетовых?
– Совсем даже не плохо, но совесть тоже надо иметь. Сколько времени можно стеснять людей? У меня ведь отец инвалид.
– Потерпи немножко, Леонид Иванович. Скоро начнем строить собственные дома, – ты с Иваном Васильевичем первые кандидаты на двухкомнатную отдельную квартиру в первом этаже… И очень прошу: ускорь приготовление чертежей на детали. Скоро районный партийный актив, – надо рассказать хозяйственным и партийным руководителям предприятий о том, над чем мы работаем и какая помощь нам требуется.
– Чертежи на сто наименований уже готовы, остальные закончим в течение месяца. Раньше невозможно, – объем работы большой!
Вечером Леонид допоздна проверял чертежи, изготовленные студентами: он больше всего боялся подвести Власова. Уходя, он увидел свет в окнах парткома и зашел туда. Сергей писал что-то, нагнувшись над столом.
– Привет, труженик! – сказал Леонид, поднял левую руку, трижды постучал ногой об пол.
Сергей перестал писать, поднял голову.
– Гляди-ка, веселый какой!
– А почему, собственно, мне не быть веселым? В газетах портреты печатают, того гляди, скоро Героя дадут… Тогда со мной не шути!
– Я и так со всем почтением! Подожди минут десять, пока я допишу страничку, вместе домой пойдем.
– Десять минут мелочь, пылинка по сравнению с вечностью. Могу ждать и больше, – мне некуда больше спешить и некого больше любить… Однако у меня есть другое предложение.
– Какое?
– Пойдем куда-нибудь, посидим, выпьем малость. Словом, повеселимся.
– Ты что, белены объелся.
– Ничуть. Голоден как собака. И вообще, знаешь, Серега, нельзя быть такими сухарями, как мы с тобой. Одна работа, и больше ничего, а от работы, как тебе известно, лошади дохнут.
– На то они лошади!..
– Тебе хорошо, – нашел такую золотую девушку, как моя сестренка. Попалась бы тебе какая-нибудь злючка, посмотрел бы я на тебя…
– Поищи, может, и ты найдешь золотую. – Сергей понял, что ему сегодня больше не удастся работать, спрятал бумаги в несгораемый шкаф, надел кепку. – Пошли!
По дороге в метро он сказал Леониду:
– А я и не знал, что ты ученик и последователь Шерлока Холмса.
– С чего это ты?
– Донесла собственная агентура…
– Агентура, – фыркнул Леонид, – контуженная у тебя агентура, все набрехала.
– Фи, какое выражение, совсем неподходящее для высокообразованного инженера! Да будет тебе известно, что агентура иногда может приукрашивать факты и события, но врать – никогда.
– Я серьезно спрашиваю.
– И я серьезно. Сегодня интересовались твоей персоной. Пришел ко мне молодой человек, показал удостоверение и давай задавать вопросы один любопытнее другого и примерно в следующем порядке: знаю ли я одного работника комбината по фамилии Косарев, Леонид Иванович? Из какой он семьи? Как работает, с кем общается и вообще чем дышит? В свою очередь я тоже позволил себе поинтересоваться – чем, собственно говоря, вызван такой интерес к скромной персоне рядового инженера? Молодой человек долго мялся, но я ему напомнил, что здесь партийный комитет и они обязаны помогать нам лучше узнать свои кадры. Он смягчился и поведал невеселую повесть о том, что Леонид Косарев проявлял повышенный интерес к одному человеку с темным прошлым и не очень светлым настоящим. Косарев искал с ним связи. Человека этого зовут Юлий Борисович Никонов, он недавно вернулся из отдаленных мест, куда выезжал не по своей воле. Косарев узнал место работы вышеупомянутого Никонова и направился туда. Мне все стало ясно, и я сказал чекисту: «Ищите женщину». Тот опешил и вытаращил на меня глаза: «Вы что, при чем тут женщина?» Очень просто, отвечаю и, чтобы ему стало ясно, даю подробную характеристику работающему на нашем комбинате инженеру Косареву, которого лично хорошо знаю. Не скупясь на яркие эпитеты, рассказываю, что Леонид Косарев такой и сякой, и талантлив, и скромен, в политическом плана устойчив, а его заслуги перед коллективом неисчислимы. И вкратце передал историю твоего знакомства с зеленоглазой красавицей…
