Текст книги "За Москвою-рекой. Книга 2"
Автор книги: Варткес Тевекелян
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 19 страниц)
9
В бессонные ночи Власов обдумывал широкие планы действия. Из хаоса реального и фантастического постепенно выкристаллизовалось одно: он отправляется в Госкомитет торговли, добивается приема у председателя или его первого заместителя, показывает альбом с образцами новых тканей, демонстрирует готовые изделия из них. Поначалу сделает вид, что ему ничего не надо, – пришел, мол, так, показать образцы новых тканей, которые начал вырабатывать Московский камвольный комбинат. Пусть полюбуются. Спросят: много ли вырабатывается таких тканей, а он скромно ответит, что выработано порядочно. Можно бы и еще больше, но отпускать торгующим организациям не можем из-за отсутствия утвержденных цен. Уже более трех месяцев тянется волокита, а конца не видно…
Выслушав все это, председатель, или его заместитель, возмутится, воскликнет: «Что за чертовщина! Когда же придет конец такому бюрократизму, – люди выработали ходкие ткани, подходящие к сезону, но отгружать не могут из-за отсутствия цен. Так и мода пройдет на них, уменьшится спрос… Немедленно утвердить цены!..»
Примерно в таких радужных красках рисовались Власову возможные решения мучающих его вопросов. Но так было по ночам. Днем становилось совершенно очевидно, что ночные видения никакого отношения к реальному положению вещей не имеют.
На следующий день после осмотра готовых изделий Власов позвонил секретарю райкома Сизову, втайне надеясь, что получит дельный совет.
Так и случилось.
– Удивляюсь вам, Алексей Федорович, – сказал Сизов. – Такой серьезный человек и вдруг занялись строительством воздушных замков. Пройдет неделя, если не больше, прежде чем вы добьетесь приема у председателя комитета. И еще вопрос: добьетесь ли вообще? Да и захотят ли они принять срочные меры по такому, по их масштабам, пустяковому поводу? Подумаешь, дело какое, какому-то комбинату задержали утверждение цен!..
– Что же делать, что же делать? – чуть не закричал в телефонную трубку Власов.
– Нельзя ли мне взглянуть на эти готовые изделия? – спросил Сизов.
– Пожалуйста! Скажите, когда удобно, и я привезу их к вам в райком.
– Зачем в райком? Я сам к вам приеду.
– Когда?
– Да хоть сейчас. Вы не заняты?
– Нет. Я вас жду! – поторопился с ответом Власов.
Приехав на комбинат, Сизов придирчиво рассматривал костюмы, хвалил их, потом спросил:
– А цены?
– Какие цены? – удивился Власов.
– Этих со вкусом сшитых костюмов. Сколько заплатит, скажем, модница с кондитерской фабрики «Рот Фронт» за это элегантное пальто или инженер радиозавода за костюм?
– Не скажу. Знаю стоимость метра каждого образца, а вот сколько будет стоить пальто или костюм… – Власов развел руками. – До этого мы не додумались, – признался он.
– Но ведь люди не ткани ваши будут носить… Дайте задание срочно выяснить и ждите моего звонка. Я посоветуюсь с секретарями городского комитета партии и скажу вам результат.
Не прошло и двух часов, как позвонил Сизов и сообщил, что секретари горкома согласились посмотреть новые ткани комбината и готовые изделия из них. Власову нужно срочно связаться по телефону с управляющим делами горкома, договориться с ним и, не теряя времени, заняться организацией выставки новых тканей в зале заседаний бюро.
– Учтите, помещение там небольшое. В вашем распоряжении полтора дня, успеете? – спросил Сизов.
– Надо успеть! – Власов был взволнован. Он знал, что Сизов человек слова, но такой оперативности не ожидал даже от него.
Человек ровный в обращении, доброжелательный к людям, Сизов не скрывал от себя, что питает особую симпатию к директору камвольного комбината Власову. Ему был по душе этот широкий, увлекающийся человек. Даже когда поиски заводили Власова в сторону от практических нужд, Сизов понимал, что беспокойный директор руководствовался благородным стремлением сделать как можно лучше. Такова уж натура этого человека. И, оглядываясь назад, Сизов не жалел, что в свое время, в трудную для Власова минуту, вступился за него и добился восстановления его на работе. А ведь тогда нелегко было отстаивать работника, проявившего слишком большую самостоятельность. В те годы думали так: сегодня самостоятельность в мелочах, завтра начнется в крупном, будет игнорировать авторитеты, перестанет ждать команду свыше, а этого допускать нельзя. Чтобы отстоять Власова, Сизову пришлось действовать отнюдь не как секретарю райкома. Сизов знал, что властолюбивый секретарь городского комитета был в натянутых отношениях с тогдашним министром текстильной промышленности. Докладывая первому секретарю о снятии Власова с работы, Сизов точно представлял себе, на какой струне следует сыграть, и сыграл отлично.
– Дело в конечном итоге не во Власове, – добавил он как бы между прочим, – правда, Власов знающий инженер и отличный организатор, комбинат под его руководством работал хорошо, но дело сейчас не в этом. Очень обидно, что этот зазнавшийся министр не считается с мнением партийных организаций. Допустим, райком партии, на территории которого находится комбинат, ему не указ, а вот с городским комитетом он обязан был, прежде чем подписывать приказ, хотя бы формально согласовать вопрос о снятии с работы крупного директора.
– Почему формально? – Первый секретарь нахмурил брови.
– По той простой причине, что самонадеянный министр мог аргументировать свой отказ считаться с мнением Московской партийной организации тем, что, мол, комбинат союзного подчинения, а его директор – номенклатура ЦК и к городу отношения не имеет.
– Это мы еще посмотрим, имеет отношение или нет!
Первый секретарь поднял трубку правительственного телефонного аппарата – «вертушки», позвонил кому-то и сказал:
– Директор Московского камвольного комбината Власов работал очень хорошо и, по нашим сведениям, никаких глупостей не натворил, израсходовал несколько сот тысяч рублей не по той статье и пустил их на реконструкцию цеха. Подумаешь грех какой! Мы протестуем против его снятия, тем более что министр не захотел считаться с нами и предварительно не согласовал вопрос… И вообще пора призвать таких не в меру ретивых министров к порядку.
Через три дня после этого разговора приказ о снятии Власова был отменен и Алексея Федоровича восстановили в должности директора.
Воспоминания о тех минувших днях Сизову были противны, ему ведь пришлось сыграть тогда неблаговидную роль царедворца-интригана. Но другого выхода он не знал, недаром ведь говорится, что иногда цель оправдывает средства. Но и сейчас Сизов не жалел, что пошел на это, не ошибся во Власове. За минувшие годы Власов сделал много полезного. Коллектив комбината во главе со своим неуживчивым директором показал образцы трудового подвига, без больших затрат удвоил выпуск продукции, а если говорить правду, то по существу был создан второй комбинат.
Власов сейчас тоже поднимает чрезвычайной важности вопрос – об ассортименте и качестве выпускаемой комбинатом продукции. Впрочем, это касается не только камвольного комбината, но и всей промышленности в целом, – конечно, в первую очередь промышленности, выпускающей ширпотреб.
Разумеется, вопрос этот очень сложный, однако решать его надо, иначе будет поздно.
Почему бы не поддержать новую инициативу Власова? Трудно! Слов нет, очень трудно, но разве райком партии существует только для того, чтобы решать текущие дела? Почему не поднимать и большие, выходящие за рамки района, вопросы?
Не откладывая в долгий ящик, он завтра же поговорит с секретарями горкома. Если нужно, и в ЦК пойдет. Святая обязанность низовых организаций вовремя подсказать, обратить внимание верхов на назревшие вопросы. В этом и заключается смысл помощи Центральному Комитету.
А в том, что вопросы, поднимаемые Власовым, именно таковы, сомневаться не приходится…
Работа по устройству выставки закипела. Полетов поехал в горком уточнить размеры зала и прикинуть, можно ли разместить там хотя бы восемь стендов. Шустрицкий получил задание совместно с работниками ателье составить калькуляцию готовых изделий с учетом прибыли как для комбината, так и для швейников, установить, хотя бы приблизительно, цены на них. Художница Валентина Федоровна получила указание отобрать образцы для выставки. «Только из тех, что имеются в наличии на складе. А то мы все мастера блеснуть на выставках», – было сказано Власовым.
Остаток времени прошел в невероятной суете, но к сроку успели. На стендах висели новые ткани, на них были таблички с указанием состава волокон, себестоимости и примерной продажной цены.
В день осмотра, рано утром, Власов, Полетов, Валентина Федоровна, Шустрицкий и манекенщица Таня поехали на Старую площадь в горком партии. Поднялись на пятый этаж и, войдя в зал заседаний бюро, удивились: кроме образцов комбината, были выставлены еще трикотажные изделия, сукно и драпы.
– Значит, предстоит осмотр не только наших тканей, – заметил Власов своим спутникам с тревогой в голосе, не зная, к лучшему это или нет.
Ровно в одиннадцать часов открылись боковые двери, и в зал заседаний вошли руководители городского комитета партии во главе с первым секретарем. С ними были также представители совнархоза, Московского Совета, заместитель председателя Госкомитета по торговле республики, начальники текстильного и трикотажного управлений.
Пригласили в зал и руководителей предприятий, продукция которых была выставлена.
Позже всех пришел ответственный работник Госплана Союза. Он скромно сел в стороне.
Всем было ясно: в городском комитете придают серьезное значение совещанию, иначе не оторвали бы от дела столько людей.
Когда председательствующий, первый секретарь горкома, предоставил слово Власову, тот, хотя и подготовился к выступлению, очень волновался.
– Причин нашей плохой работы немало, и определить их, а тем более устранить сразу, невозможно, – сказал он. – Но все же на некоторых из причин, наиболее, на мой взгляд, важных, я остановлюсь. Основная и главная причина заключается в той мелочной опеке, которой мы окружены. Государство доверило нам на миллионы материальных ценностей, и в то же время мы лишены элементарных прав использовать их целесообразно. За нас постоянно кто-то думает, преподносит готовые рецепты, как нам работать…
Горячо, убедительно говорил он о том, что подлинного хозрасчета нет, – забыли о рубле, о денежном нашем знаке. Никто не интересуется, сколько предприятие дает прибыли по отношению к основным средствам: такой графы нет в отчетности. Прибылью интересуются только работники финорганов, а как и из чего она образуется, финансисты тоже не знают и знать не хотят. Преданы забвению и вопросы банковского кредита. Почему, например, вместо капитальных вложений из государственного бюджета банку не открывать кредит предприятиям на расширение производства? Кредит, обусловленный определенным сроком и, разумеется, с минимальным процентом. Почему не оставляют предприятию некоторую сумму из плановых и сверхплановых прибылей? На эти деньги можно было бы расширять производство, строить жилье и культурно-бытовые учреждения, поощрять людей…
– Разве сейчас нет у вас фонда? – спросил секретарь горкома, ведающий промышленностью.
– Есть, – ответил Власов. – Но, во-первых, он невелик, а главное – этот фонд только формально наш, – он тоже разложен по полочкам, сколько куда. – Он посмотрел на Сизова и, поймав его одобряющий взгляд, продолжал: – Почему не ограничиться выделением фондов зарплаты по категориям трудящихся? Зачем регистрировать каждую единицу в финорганах? При таком положении зарплата работнику определяется навсегда, независимо от того, как он работает. И, наконец, почему не утверждать цены на новую продукцию оперативно, ну, скажем, в течение десяти дней, и создать такие условия, чтобы предприятия были заинтересованы в выработке новой продукции? Вот мы по собственной инициативе начали выпускать новые ткани, которые вам покажем сегодня. Начали и погорели…
– Каким образом? – спросил кто-то из президиума.
– Потому погорели, что вот уже более трех месяцев обиваем пороги различных учреждений и организаций, но добиться утверждения цен не можем. Всем нравятся наши новые ткани, все хвалят их, но цену не утверждают!
– В чем дело, почему так получается? – Первый секретарь обратился к представителю Моссовета.
– Длинна история, – уклончиво отозвался тот. – Когда-то была дана команда не торопиться с утверждением цен на новую продукцию… Эта мера хотя и устарела и сегодня приносит только вред, но до сих пор никто команды не отменил…
– Интересно, – спросил первый секретарь, – чем руководствовались деятели, давшие такую странную, если не сказать больше, команду?
– Видите ли, после утверждения предприятиям плана по рентабельности и накоплениям некоторые руководители ловчили: начинали выпускать новую продукцию, калькулируя ее с большим резервом…
– Ну и что же? Люди старались, думали, организовали выпуск новой продукции и получали больше прибыли. В чем тут порок? Я не понимаю, – перебил представителя Моссовета первый секретарь.
Представитель Моссовета пожал плечами и ничего не ответил. Тогда секретарь обратился к присутствующим:
– Может быть, вы понимаете, в чем тут дело, товарищи?
– Чтобы директора фабрик особенно не мудрили! – ответил после небольшой паузы начальник текстильного управления горсовнархоза Боков.
В зале засмеялись.
– Вернее всего, рублем мало интересовались! – вмешался Власов. – А еще из-за боязни. Проявит хозяйственник инициативу, выпустит товар без указки сверху, пройдет безнаказанно, – глядишь, вообразит себя самостоятельным и начнет…
– Ну да, по логике как бы чего не вышло! – сказал первый секретарь.
– Мне осталось сказать еще несколько слов, – продолжал Власов. – Не имея цены на новую продукцию, мы затоварились…
– Нельзя было выпускать продукцию до получения цен! – подал реплику Боков.
– Вот видите, мой начальник уже сердится!.. Я вам говорил, Николай Иванович, – зная, что цены не скоро получим, мы хотели поставить вас и других перед свершившимся фактом. Банк закрыл наш текущий счет, мы не можем платить поставщикам. Мы немало потеряли на производительности труда и оборудования, потому что новый товар более трудоемкий. Комбинат с трудом выполнил план по валовке, потому что новый товар дешевле. В результате – третий месяц не получаем прогрессивку и комбинат не участвует в социалистическом соревновании. А теперь разрешите показать наши новые ткани и готовые изделия из них. Если они вам понравятся, то помогите установить цены, иначе комбинат остановится!
Присутствующие толпились у стендов, где Валентина Федоровна давала характеристику каждому образцу. По лицам было видно, что новые ткани нравятся всем.
– Честно говоря, – сказал второй секретарь горкома, – каждый из нас с удовольствием сшил бы себе костюм из этих тканей! Молодцы, хорошо поработали, – красиво и дешево!
Власов предложил посмотреть готовые изделия. По его знаку в зал вошла Таня в новом костюме. Она была молода, красива, светлый костюм сидел на ней особенно изящно. Потом она продемонстрировала пальто. Ей аплодировали. Впрочем, неизвестно было, чему аплодировали, – то ли молодости и красоте девушки, то ли пальто из новой ткани…
Мужской костюм продемонстрировал Сергей Полетов. Накануне Власов долго и проникновенно убеждал упрямого секретаря парторганизации, что это никак не уронит его достоинства.
При появлении Сергея первый секретарь горкома громко, чтобы слышали все, сказал:
– Хорошо, когда руководитель партийной организации принимает непосредственное участие в хозяйственных делах своего предприятия!
Смущенный Сергей неловко повернулся раз, другой, чтобы все могли разглядеть костюм, и торопливо вышел.
– Ну как, нравятся вам новые ткани московского комбината и готовые изделия? – обратился первый секретарь к заместителю председателя Госкомитета по торговле.
– Очень нравятся! Это то, что нужно сегодня.
– Какое количество возьмете?
– Сколько угодно, без всякого ограничения! – был ответ.
Осмотр новых трикотажных изделий проходил гладко, но вдруг коммерческий директор ЦУМа задал директору фабрики, пожилой женщине, коварный вопрос:
– А много уже выработали такого товара?
– Нисколько! – ответила та. – Это же образцы!
– Вот именно что образцы! Мы их видели бесконечное число раз на выставках. Нам нужен товар для продажи, понимаете, а не образцы!
– Что вы, разве без санкции вышестоящих организаций и без утверждения цен можно выпускать товар? – ответила она. – Этак вконец разориться можно!.. Вы же слышали только что, в каком положении оказался огромный комбинат…
Неожиданный оборот принял осмотр суконных товаров и драпа. Директор суконной фабрики сам взялся давать объяснения, показывая образцы.
– Скажите, чем же отличаются эти товары от тех, которые выпускала ваша фабрика до сих пор? – спросил секретарь, ведающий промышленностью, перебивая объяснения директора.
– Как чем? – удивился тот. – Раньше мы выпускали сукна на семьдесят, а то и на все восемьдесят процентов черного цвета, сейчас же выпускаем большое количество темно-синего, коричневого… Может быть, скоро выпустим и серые, если будут красители. Два артикула драпа начали выпускать с шерстяной подкладкой. Вот они…
– И это все?
– Что же еще? Мы же суконщики, а не трикотажники. Там просто: переменил фасон или пропустил цветную нитку – готов новый образец. У нас сложно, – обиделся директор.
– Послушайте, товарищ Архипов, из такого сукна и драпа шили себе шубы еще наши прадеды. Неужели вы не понимаете, что сейчас этот товар, весом в килограмм метр, никто покупать не станет?
– Зато наш товар очень ноский: сошьет человек из него пальто или шубу, будет носить годами, а когда надоест, сыновьям своим перешьет, – не сдавался Архипов.
– Все ясно, вам бы жить этак лет на пятьдесят – семьдесят раньше, товарищ директор, и выпускать сукно для купцов-охотнорядцев, они любили добротный товар, так сказать, на всю жизнь, – укорил Архипова первый секретарь.
Он встал, поблагодарил собравшихся и, закрывая совещание, сказал:
– Мы в городском комитете партии обсудим выдвинутые некоторыми товарищами вопросы и постараемся сделать нужные выводы.
Власов стоял растерянный, – он надеялся, что прямо здесь, на совещании, наконец-то решится вопрос об утверждении цен на новые ткани, представленные комбинатом. Что же получается? Как говорится, с чем пришел, с тем и ушел…
– Товарищ Власов, кажется? – неожиданно услышал он. – Вас просит первый секретарь.
В кабинете, за длинным столом, покрытым зеленым сукном, сидели секретарь горкома, заместитель председателя Госкомитета по торговле, представители Госплана, Моссовета и Сизов.
– Садитесь! – Первый секретарь показал рукой на свободный стул. – Алексей Федорович, вы сегодня подняли важные вопросы, касающиеся не только вашего комбината, но и всей промышленности. Проблемами лучшей работы промышленности, ее целесообразной и более гибкой структурой интересуются в Центральном Комитете партии. Наша с вами задача – помочь Центральному Комитету полнее узнать положение на местах. Было бы хорошо, если б вы до конца продумали поднятые вами вопросы, подкрепили бы их фактами, цифрами. Я уверен, что в скором времени весь этот материал понадобится, и мы должны быть готовыми.
– С удовольствием! Я готов немедленно заняться этим, но, к сожалению… – начал было Власов, однако секретарь не дал ему договорить.
– Понимаю, над вами висит угроза финансового банкротства, и вы ни о чем другом не можете думать, пока не утвердят цены на товар, выпущенный вами без санкции высокого начальства. Не так ли?
– Совершенно верно, – сказал Власов. На душе у него стало легче: здесь все понимают, а раз понимают, то и помогут.
– Заместитель председателя Госкомитета по торговле товарищ Титов и ответственный секретарь Моссовета обещали, что в двухдневный срок цены на ваши новые ткани будут утверждены, – сказал первый секретарь. – В случае осечки, свяжитесь с товарищем Титовым или со мной… Но, конечно, выпуск легких, дешевых по цене тканей испортит показатели комбината, это ясно. Надеяться же на то, что в середине года кто-то скорректирует ваш план, не приходится. Да и мы тоже против чехарды с планами, хотя и понимаем, что, пока над предприятиями висит дамоклов меч в виде вала, рассчитывать на изменение ассортимента выпускаемой продукции в лучшую сторону нельзя. Тут уж ничего не поделаешь!..
– Я понимаю… И, если позволите, еще одно! – Власов решил до конца использовать беседу с секретарем горкома. – Есть решение, по которому нельзя расширять московские предприятия. А если этого требуют условия производства? На нашем комбинате легко воздвигнуть новостройку в два этажа между корпусами, причем без больших затрат. Это дало бы нам возможность расширить подготовительные цехи и увеличить выпуск суровья. Чтобы вырабатывать такое количество шерстяных тканей в другом месте, нужно строить целую фабрику стоимостью в несколько миллионов рублей, нам же потребуется всего сто – сто двадцать тысяч на строительство и оборудование. Вот вам и резервы! Но как их использовать, если наши руки связаны? Я против всякой анархии, но в пределах разумного нам должны быть предоставлены права!
– О том как раз и идет речь, чтобы перевести всю нашу экономику на хозрасчет и дать простор инициативе местных руководителей, – ответил первый секретарь. – Что же касается строительства двух этажей между корпусами, напишите обоснованное письмо в Моссовет. Думаю, что для вашего комбината сделают исключение.
Власов спустился в вестибюль и там застал работников комбината с картонными коробками в руках.
– Ну как, товарищ директор, вы довольны итогами совещания? – спросил Шустрицкий.
– Еще бы! Разговор был деловой, конкретный. Если бы всегда так!
– А цены?
– Обещали утвердить в течение нескольких дней! – ответил Власов.
Он был в отличном настроении, – наконец-то лед тронулся!..
Были у него и другие основания для хорошего настроения: усилиями Анны Дмитриевны, при активной помощи Никитина, наконец-то налаживалось дело с крашением пряжи и суровья из синтетических волокон.
Получив постоянный пропуск, Анна Дмитриевна бывала на комбинате регулярно, через день, после работы в институте и задерживалась там до поздней ночи.
Опыты проводились в кабинете мастера Степанова. Этот кабинет, с множеством щитов на стенах, приборов, механических регистраторов, специальных часов и сигнальных лампочек, теперь скорее походил на центральный пульт диспетчерской электростанции, чем на кабинет красильного мастера.
В красилке были внедрены новейшие достижения автоматики. Суровье красилось в двадцати четырех закрытых барках из нержавеющей стали, – изобретение Сергея Полетова еще в те времена, когда он работал помощником красильного мастера и учился на четвертом курсе текстильного техникума.
Терморегуляторы сами соблюдали температурный режим в барках, а специальные часы механически отключали моторы по истечении срока крашения.
Мощные вентиляторы вытягивали влажный воздух и нагнетали свежий. По чугунным плитам, положенным по всему цеху, плавно катились нагруженные доверху тележки на резиновом ходу.
И все же красилка оставалась красилкой, – там всегда было душно. Воздух был влажный, а запахи химикатов, красителей и уксусной кислоты ударяли в нос.
Удивительное дело – опыты Анны Дмитриевны отлично удавались в колбах на электрической плите, но стоило перенести их на барки, с той же рецептурой и температурным режимом, как получался сплошной брак.
Мастер Степанов чертыхался, ругал последними словами химиков, Анна Дмитриевна хладнокровно, с завидным упорством повторяла опыты вновь и вновь. Меняла температурный режим, увеличивала и уменьшала дозу компонентов – и все напрасно… В больших количествах синтетика не окрашивалась.
Испробовав все возможные варианты, Анна Дмитриевна убедилась, что ей одной не удастся решить задачу, и однажды за ужином заговорила об этом с мужем.
– Задача, Алексей, оказалась сложнее, чем я думала, – сказала она.
– О чем ты?
– Все о том же – о крашении синтетических волокон. Видно, без квалифицированной консультации не обойтись.
– Ну так что же? Кто тебе мешает приглашать хоть академиков? Нужно будет платить – заплатим. Для такого дела денег не жаль, лишь бы ликвидировать брак. Мне тошно смотреть на эту черноту…
– Хорошо бы привлечь Николая Николаевича Никитина. Только не знаю, удобно ли, – он ведь ушел с комбината обиженный. К тому же Никитин уже доктор наук и, возможно, сочтет ниже своего достоинства заниматься такой мелочью, как крашение новых волокон.
– Ерунда! Он не такой человек, чтобы загордиться, я его хорошо знаю. Потом, он ушел с комбината, когда меня сняли с работы, – на меня он не обижался.
– Может, ты позвонишь ему?
– А почему не ты, Аннушка?
– Мне как-то неудобно…
– А-а, понимаю! Он ведь был влюблен в тебя. Боишься разбудить в нем старые чувства?
– Не говори глупости… Я уже старенькая.
Власов погладил жену по голове.
– Знаешь, я часто думаю, что седина очень пойдет к тебе…
Анна Дмитриевна, улыбаясь, отвела его руку.
– Ну так как же, позвонишь Никитину?
– Непременно. Приглашу его от твоего имени, тогда он наверняка не откажется!
– Можно и так, если ты не надеешься на свой авторитет…
Как и нужно было ожидать, Никитин охотно принял приглашение и в тот же день вечером приехал на комбинат.
После совещания в городском комитете для комбината началась новая эра, – словно кто-то взмахнул волшебной палочкой. Ровно через два дня позвонила Шустрицкому девушка из бюро цен при Моссовете и сердито спросила: почему комбинат до сих пор не присылает за выпиской из протокола об утверждении цен на новые ткани?
Шустрицкий извинился, но потом не удержался и добавил:
– Вообще-то куда нам спешить? Ждали около четырех месяцев, подождем еще…
– Как хотите! – Девушка не была расположена шутить и повесила трубку.
Не успели зарегистрировать новые цены в горторготделе, как подкатили сразу три автомашины и за один день вывезли весь товар. Банк оплатил счета. Теперь на текущем счету комбината появилось более ста пяти тысяч рублей свободных денег.
Власов попросил главного бухгалтера Варочку отдать долги поставщикам и перевести пятьдесят тысяч рублей текстильному управлению, добавив, что всякий долг платежом красен. Он тут же позвонил начальнику управления Бокову и сказал ему по телефону:
– Николай Иванович, деньги возвращаем с большой благодарностью. Об одном прошу: передайте, пожалуйста, вашему финансисту, что мы никакие не партизаны, а самые что ни на есть мирные люди, болеющие за порученное нам дело.
– Что, обиду затаили? – мягко спросил Боков.
– Что вы, боже упаси! Разве на начальство обижаться можно? Вы же знаете отлично, что я воспитан в духе смирения и глубокого уважения к начальству.
– Раз вы шутите, значит, у вас отличное настроение, и я очень рад за вас!
А еще через три дня Власов получил решение Торговой палаты о выделении директору комбината значительной суммы денег для поощрения работников за выпуск новых тканей.
Слух о совещании в городском комитете партии распространился по комбинату молниеносно, – не без активной помощи Шустрицкого. Он останавливал цеховых работников и, держа за пуговицу пиджака инженера или мастера, рассказывал со всеми подробностями о совещании.
– Молодец таки он, риск был большой, но пошел на это и победил!
– О ком вы, Наум Львович? – спрашивал его собеседник, делая наивное лицо.
– Вы еще спрашиваете? Конечно, об Алексее Федоровиче! Голова, я вам скажу!..
Сдержанный, менее всего восторженный бухгалтер Варочка зашел к Власову в кабинет, пожал ему руку и сказал:
– Я работал со многими директорами, но, поверьте, впервые понял, каким должен быть советский хозяин. Рад, что на старости лет мне довелось работать с таким человеком, как вы. Думаю, наш комбинат будет инициатором многих славных начинаний!
А красильный мастер Степанов ходил по цеху именинником. Потирая руки, он приговаривал:
– Знай наших! Мы не какие-то там суконщики, мы – камвольщики. Суконщику что? Завалял суровье и все грехи спрятал. У нас так не получается, – все открыто, все на ладони. Слыхали, даже там, в Московском комитете, признали нас. А кто дал суровью такую красоту? Мы, отделочники. Без нас нет и не может быть никакого текстиля.
Слова Варочки не выходили из головы Власова. «Комбинат наш будет инициатором больших начинаний». Легко сказать!.. А вот как добиться, чтобы комбинат действительно стал образцовым социалистическим предприятием?
Образцовое социалистическое предприятие… Еще никто толком не знает, что это такое… Власову не сиделось на месте, он встал и по привычке стал измерять шагами длину кабинета. Радужные надежды, заманчивые перспективы. Если бы… Если бы только можно было осуществить их на деле!..
И тут вдруг позвонил Сизов. Сообщил: завтра в одиннадцать утра вызывают к секретарю Центрального Комитета директора комбината Власова, секретаря партийной организации комбината Полетова и секретаря райкома Сизова. По всей вероятности, там будет и кто-либо из секретарей городского комитета.
– Готовьтесь, Алексей Федорович, – битва за новое начинается! – добавил Сизов.
Да, подготовиться нужно было основательно! Не каждый день вызывают директоров фабрик к секретарям Центрального Комитета.
Сергей разволновался, когда Власов сообщил ему по телефону о вызове в ЦК.
– Я думаю, не стоит пока широко оглашать это. Послушаем, что скажут, тогда и решим, как быть и что делать, – посоветовал Власов.
Он ушел пораньше домой, заперся у себя в комнате и до поздней ночи писал, делал какие-то подсчеты. Иногда звонил работникам комбината и подолгу советовался с ними. Матрена Дементьевна, видя озабоченное лицо сына, не стала надоедать ему и только когда стенные часы пробили одиннадцать, позвала пить чай.
– Стряслось что? – спросила она, когда он сел за стол.
– Нет, но если случится то, о чем я думаю, будет замечательно!.. Вот когда мы покажем, на что способны, – ответил Власов больше своим мыслям, чем матери.
– Говоришь ты уж больно мудрено, ничего-то я не поняла.
– Речь идет об установлении новых порядков в промышленности. Завтра нас вызывают…
– Опять перестройка?
– Может быть.
– Вы все меняете и меняете, когда наконец успокоитесь?
– Как же тут успокоишься? Ведь впервые и первые из людей социалистическую промышленность налаживаем! А ты говоришь – успокойтесь…
Секретарь Центрального Комитета принял их ровно в назначенное время и держался так просто, так приветливо, что сразу создалась обстановка непринужденной беседы. Власов подробно, не торопясь рассказывал обо всем, что накопилось на душе, о чем думал годами.
– Вы хотите сказать: сокращу лишних работников, а оставшимся буду платить вне всякого тарифа, сколько каждый из них заслуживает. Так я вас понимаю? – спросил его секретарь ЦК.
