Текст книги "За Москвою-рекой. Книга 2"
Автор книги: Варткес Тевекелян
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 19 страниц)
Варткес Тевекелян
За Москвою-рекой
Книга вторая
1
Впервые Леонид встретил ее в метро, когда рано утром ехал на работу в битком набитом вагоне. Он вдруг почувствовал на себе чей-то пристальный взгляд и оглянулся. Незнакомка неторопливо отвела большие зеленоватые глаза. Молодая, стройная, она невольно заставляла смотреть на себя. Пышные золотистые волосы, белое, немного надменное лицо.
Леонид понял сразу: во что бы то ни стало он должен с ней познакомиться! Но как?..
Кроме Наташи Никитиной, у Леонида не было других знакомых девушек, не считая, конечно, студенток-однокурсниц, с которыми он поддерживал ровные, товарищеские отношения. И несмотря на общительный характер и даже кажущуюся порою развязность, Леонид на самом деле был до крайности робким, особенно оставаясь с девушками наедине. Он терялся, краснел, не знал, о чем с ними говорить. А тут предстоял не разговор – знакомство… Да и захочет ли такая красивая женщина ни с того ни с сего знакомиться в общем-то с заурядным парнем, каким считал себя Леонид? А как хотелось заговорить с незнакомкой, услышать ее голос! Конечно, и голос у нее особенный – чистый, звонкий. За двенадцать минут езды от Сокольников до центра Леонид наделил ее уймой достоинств – и теми, которые сам наблюдал у других женщин, и о которых слышал или читал. Да, именно прочитанные книги оказали ему в эти минуты неоценимую помощь…
В тот день все складывалось для него как нельзя удачнее: незнакомка вышла из вагона на той же остановке, что и он, прошла через подземный переход и пересела в тот же поезд, что и Леонид. Потом, выйдя из метро, она прошла два квартала по направлению к его комбинату. «Значит, судьба!..» – решил он.
Потом она повернула налево. Леонид остановился на углу, стараясь, чтобы она не заметила его, если вдруг оглянется, и долго смотрел ей вслед. Но незнакомка не оглянулась. Стуча каблучками, она уходила все дальше и дальше, видимо даже не подозревая, что за ней наблюдает Леонид Косарев, без пяти минут инженер, конструктор на крупнейшем шерстяном комбинате столицы. А он, этот самый Косарев, которого считают в коллективе серьезным, перспективным парнем, как не раз говорил сам директор комбината Власов, стоит, притаившись, как мальчишка, и с грустью провожает глазами прелестную незнакомку…
Что это? Уж не любовь ли с первого взгляда? Бред какой-то!.. Не сумасшествие ли влюбляться в женщину, не зная даже ее имени? Может быть, она давно замужем и у нее куча детей… А если даже все не так и она свободна, – что из этого? Может быть, ей нравятся жгучие брюнеты, а не такие серенькие пареньки, как ты!..
Около месяца изо дня в день встречались они по утрам в метро, третий вагон от хвоста. Пересаживались в центре в другой поезд, вместе поднимались на улицу и два квартала шли чуть ли не рядом, так и не сказав друг другу ни слова. Только однажды Леониду показалось, что она улыбнулась. Что это, улыбка недоумения – почему, мол, не заговоришь, раз тебе этого так хочется? Или улыбка презрения? Так или иначе, улыбки этой было достаточно, чтобы у него сильнее забилось сердце.
В тот же вечер, возвращаясь домой со своим зятем и близким другом Сергеем Полетовым, секретарем парткома комбината, Леонид не удержался и спросил:
– Слушай, Серега, допустим, тебе очень нравится женщина, но у вас нет общих знакомых… Ты даже имени ее не знаешь… Как бы ты поступил в таком случае?
– Нашел специалиста! – усмехнулся Сергей. – Появилась, значит, принцесса, которая тебе очень нравится?
– А что в этом удивительного?
– Влюбился?
– Может быть, ты и угадал.
– А Наташа, значит, уже не нравится? Мне казалось, ты с ней дружишь…
– Понимаешь, тут совсем другое дело….. Наташа прекрасный человек, умница, настоящий товарищ… Но… чересчур серьезная и вообще…
– Разочаровался?
– Да нет, вовсе не разочаровался!.. Наташа мне никогда не нравилась так, как та женщина. Тут что-то совсем другое…
– Смотри, погонишься за неведомым – верного друга потеряешь!..
Леонид ничего не ответил.
Они молча шагали рядом, каждый думал о своем.
Сокольники особенно хороши весною, когда в палисадниках перед одноэтажными деревянными домишками цветут яблони, вишни, когда из-за низких заборов свисают прямо на улицу тяжелые, влажные ветки полураспустившейся сирени, а в открытые калитки видны тюльпаны и нарциссы.
Тихо днем в малолюдных улочках и переулках. Только по вечерам рассядутся по лавочкам у калиток старики, поведут неторопливые беседы, а где-то за цветущими садами запоет гармонь.
И есть во всем этом какая-то неясная грусть… Может быть, грусть о безвозвратно уходящем. На глазах меняются Сокольники. Повсюду лежат старые сгнившие доски от сломанных заборов, а за ними виднеются сиротливые фруктовые деревья в цвету. День и ночь гудят бульдозеры, неустанно трудятся башенные краны, и вместо скривившихся от времени развалюшек возникают восьми-десятиэтажные громады жилых массивов.
И каждый раз при виде всего этого у Сергея щемило сердце. Он вспоминал свое детство, мать Аграфену Ивановну, потомственную ткачиху, женщину необыкновенной доброты, отца, кряжистого великана, знаменитого красильного поммастера Трофима Назаровича. Отец тоже выращивал цветы на клочке земли перед домом, гордился выведенными им новыми сортами гладиолусов, особенно одним – «бархатистым черным». Уже снесли несколько кварталов старых домов, видно, скоро снесут и его, Сережин, домик. И все, что было связано с детством, бесследно исчезнет. Сергею до боли жаль расставаться с прошлым, хотя он всячески старался внушить себе, что так и надо, что иначе и быть не может. Жизнь неустанно движется вперед, и никто не в силах остановить ее движение. Да и нужно ли останавливать, нужно ли сожалеть о прошлом? Ведь в той прошлой жизни кроме овеянной романтикой памяти детства была и другая, неприглядная сторона: темнота, невежество, беспробудное пьянство, драки, поножовщина. Недаром Сокольники – совсем еще глухая городская окраина – пользовались дурной славой и после наступления темноты редкий чужак рисковал появиться здесь. Так что же жалеть это уходящее прошлое? Но почему тогда не отступает грусть? Видно, так уж несовершенно устроен человек…
Совсем иные мысли тревожили Леонида. Он шел, не замечая ни старых развалюшек, ни новых домов. Он был занят самобичеванием: называл себя слабохарактерным неудачником, хотя никаких видимых причин для такого рода самокритики не было. Наоборот, с поступлением на комбинат ему сопутствовали одни удачи. Не всякому студенту третьего курса пусть даже прославленного института имени Баумана удавалось стать конструктором на большом текстильном комбинате. Проекты Леонида, его предложения по усовершенствованию производства почти всегда внедрялись в жизнь. За последнее время даже опытные специалисты-текстильщики считались с его мнением, обращались к нему за советом. На комбинате многие помнили его отца, инженера-коммуниста Ивана Васильевича, и, может быть, еще и поэтому прощали Леониду мелкие промахи и ошибки. Он постоянно чувствовал бережное отношение к себе со стороны старых кадровых рабочих и гордился этим.
И все же Леонид был недоволен. С детства он был уверен, что ему уготовано особое место в жизни. Не проходило дня, чтобы школьные учителя не говорили о редких способностях Лени Косарева. И он, чудак, верил! И все чего-то ждал… А результат таков: ординарнейшая личность! Таких девяносто девять на каждые сто человек. Даже своего угла нет… С того самого дня, когда он ушел от матери, живет у Сергея. Мало того – привез калеку-отца из инвалидного дома. Положим, Сергей относится к его отцу не хуже, чем он сам, но от этого не легче. Противно, стыдно, что ты, взрослый дядя, не в состоянии решать элементарные житейские задачи… А тут еще эта незнакомка днем и ночью стоит перед глазами… А Наташа? Что и говорить, с нею поступает он нечестно. По-свински поступает он с нею. Говорят, правда, сердцу не прикажешь. Так-то оно так, но самому от себя тошно: размазня какая-то, а не человек!..
Молча, думая каждый о своем, Сергей и Леонид дошли до дома.
– Давно легли? – спросил Сергей, заглянув в комнату, где на кроватках, поставленных рядом, спали дети – пятилетний крепыш Трофим и двухгодовалая Татка, любимица Леонида.
– Тихо, разбудишь! – Милочка замахала на мужа рукой. – Еле уложила… Им ведь непременно нужно дождаться папу и дядю Леню. Расшалились – удержу нет. А дед во всем им потакает. Беда с ними!..
– На то и дети, чтобы шалить, – изрек Сергей и пошел на кухню умываться.
Леонид в ожидании ужина сидел на диване, поглядывая на сестру, накрывавшую на стол. Кто бы мог подумать, что из избалованной модной девицы, какой была Милочка не так-то уж давно, выйдет преданная жена, беззаветно любящая мать!.. А ведь приходится ей нелегко: на руках двое маленьких детей, хотя Трофим и ходит в детский сад, а Татку носят в ясли. Конечно, детей можно было бы отдавать на целую пятидневку, но Милочка и сама не захотела, да и мужчины запротестовали. Особенно дед. Он и слышать об этом не хотел: «Без детей дом пустой».
И Милочка занята с утра до поздней ночи такой невидной и такой утомительной работой по хозяйству. Шутка ли сказать – в доме кроме детей еще трое мужчин, вдобавок один из них калека. По ночам, когда все ложатся спать, Милочка садится за ученические тетради. Разумеется, она могла бы не работать, – заработок ее существенной роли в бюджете семьи не играл. Однако Милочка ни за что не соглашалась. Она преподавала английский язык в старших классах, – всего шесть часов в неделю. Мало, конечно, но зато не забывает язык. Ни за что не хотела она превратиться в женщину с высшим образованием, но без профессии, каких немало развелось в последнее время.
Молодчина Милочка! Никогда не унывает, не раздражается. Никто не слышит от нее ни единой жалобы, всегда она в хорошем настроении, улыбка не сходит с ее лица. Одним словом, клад, а не жена! Недаром Серега так упорно добивался ее…
– Разрешите, синьора, поцеловать вас! – неожиданно сказал Леонид, вставая с дивана.
– С чего ты это?
– В порыве чувств!
– Что ж, порыв у тебя благородный! – Милочка подставила щеку. – И, пожалуйста, позови отца. Он опять увлекся своими чертежами… Леня, – она понизила голос, – будет толк от папиной работы?
– Трудно сказать, – так же тихо ответил Леонид, – у него большой опыт и потрясающая воля. Научиться чертить такими обрубками! И в конце концов дело не в том, добьется он чего-нибудь или нет. Важно, что у него есть занятие, что он увлечен чем-то…
Леонид раздвинул занавеску, отделяющую столовую от закутка, где работал и спал Иван Васильевич.
– Великому труженику привет и почтение, – сказал он. – Ну, как успехи?
– Помаленьку, не спеша, движемся навстречу успехам. – Иван Васильевич привычным движением повернул кресло на колесах, в котором сидел.
– Люблю оптимистов!.. Вы с Серегой из одного племени.
– Приятно слышать, что находишься в хорошей компании. Но при чем я здесь? – Сергей стоял в дверях с полотенцем в руках.
– У вас с папой одинаковые характеры – неунывающие.
– Для уныния у нас нет никаких оснований, – сказал Сергей. – Не правда ли, Иван Васильевич?
– Живо за стол! – Милочка внесла большую миску с дымящейся картошкой.
После ужина Сергей с Иваном Васильевичем засели за шахматы. Леонид помог сестре убрать со стола. Хотел было помочь ей вымыть тарелки, но она прогнала его из кухни.
– Иди, займись своим делом! Сама справлюсь.
– Нет у меня никаких дел, – буркнул Леонид.
– Тогда читай книгу.
– Читай не читай, все равно всех книг, написанных со дня изобретения алфавита, не одолеешь.
– А может, у тебя просто неприятности на работе?
– Синьора, что такое неприятности? И какие могут быть неприятности в этом лучшем из миров? – Леонид швырнул в угол полотенце, пошел в столовую и лег на диван.
Косой дождь хлестал как из ведра стучал по крыше. Мутные потоки бежали вдоль тротуара.
На душе у Леонида было тоскливо, тревожно… Вспомнилось недавнее…
На комбинате ему предоставили пятнадцатидневный отпуск для защиты диплома. А он слоняется по дому, не зная, куда себя девать. Лежат двадцать восемь листов чертежей, объяснительная записка давно готова, даже тезисы для краткого доклада написаны. Конечно, для пущей важности можно было бы составить длиннющую библиографию, – так многие делают. Смотрите, мол, какой я умный, начитанный!.. Но ему ни к чему пускать пыль в глаза: его диплом давно апробирован. И вполне возможно, что его проект универсальных экономичных котлов действительно внедрят в производство, как об этом все время твердит профессор Мотов. Шутка ли – «Котлы системы Л. И. Косарева». Звучит! И деньги… Честно говоря, деньги не особенно его интересуют. Много ли ему нужно? Сыт, одет, обут, и ладно! Лучше бы дали квартиру. Впрочем, деньги на улице не валяются. Можно купить детишкам обновку, Милочке меховую шубу. Она давно мечтает о ней, но молчит.
Итак, скоро он получит диплом инженера-теплотехника. А дальше? В институте ему предлагают остаться при кафедре. Благодарим покорно, – он-то знает, что это за работенка – мальчик на побегушках!.. Есть, правда, еще аспирантура. Заманчивая перспектива: посвятить себя науке. Но что за ученый без практических навыков? Нет, сначала поработай на производстве, узнай, почем фунт лиха, потом уже можешь стать хоть академиком. А вот еще вариант: поступить в научно-исследовательский институт и там заняться экспериментальным образцом своего котла. Это был бы самый разумный шаг. Все практичные люди поступили бы именно так. И он поступил бы так, если бы… не текстильщики. В трудную минуту его жизни они его приняли в свой круг, приласкали. А директор комбината, Власов, всегда поддерживал его начинания, великодушно прощал промахи, – их, прямо скажем, было немало. Отплатить неблагодарностью за все это? Тогда Власов, подписывая приказ об его отпуске, сказал как бы между прочим: «Надеюсь, что диплом, который ты скоро получишь, не повлияет на твое отношение к нам, грешным, – текстильщикам». Намек, конечно, довольно прозрачный…
Леонид твердо решил только одно: завтра после защиты диплома он во что бы то ни стало заговорит с незнакомкой! Подойдет, представится: инженер Косарев. Самое вероятное, она не захочет уличного знакомства. Что ж, тем хуже для нее… В душе у него столько любви, столько нежности, что он сможет осчастливить самую требовательную женщину в мире!..
Дождь все лил. «Как глубокой осенью», – подумал Леонид.
…Назавтра защита прошла даже с блеском.
Домой Леонид шел пешком. В скверике у Большого театра сел на скамейку отдохнуть. Вечер был теплый. От легкого дуновения ветра шелестели листья над головой. Несмотря на поздний час, бегали и кричали дети, а самодовольные бабушки, чинно сидя на скамейках, не спускали с них глаз. Немало было на скамейках и молодых пар. Некоторые из них робко держали друг друга за руку. Другие оживленно беседовали. Были и такие, что, никого не стесняясь, сидели обнявшись.
Леонид не удержался, вздохнул. Ему страстно хотелось любить, быть любимым. Он, разумеется, не выставил бы напоказ любовь, как те, сидящие в обнимку…
Пора было ехать домой. Нехотя поднялся он со скамейки, направился в метро.
В передней на сундуке лежала велюровая шляпа. Значит, Николай Николаевич Никитин и Наташа здесь. Пришли поздравить его. Как он посмотрит теперь им в глаза?..
Леонид готов был убежать без оглядки, но Милочка, открыв дверь, радостно крикнула: «Вот и он, пришел, пришел!» Леонид бросил чертежи на сундук, поправил галстук.
Все, словно по команде, при его появлении встали со своих мест, а маленький Трофим бросился ему на шею:
– Дядя Леня, мне мама позволила не ложиться, пока ты не придешь!..
– Погоди, Трофим, – остановил сына Сергей. – Дай и нам поглядеть на великого конструктора! Все обошлось гладко?
– В общем, да…
– Что значит в общем? – с тревогой в голосе спросила Милочка. – Удивительный ты человек, каждое слово приходится вытягивать из тебя клещами!
– Не сердись, все хорошо! – Леонид поцеловал Трофима и опустил его на пол.
– На том и стоим! – Сергей улыбнулся.
Наташа протянула Леониду кожаную папку с молнией.
– Наш с братом подарок молодому, многообещающему конструктору-теплотехнику! – Она держалась как обычно – просто, приветливо, и Леониду на какую-то минуту показалось, что ничего не изменилось, все по-прежнему…
Иван Васильевич, сидевший в своем кресле, велел сыну подойти, неловко обнял его обрубками рук, поцеловал в лоб. Сказал сурово, стараясь скрыть растроганность:
– Шагай, Леня, смело по земле. Только помни: знание без дел ничего не стоит!..
– Хватит произносить речи, пожалейте парня! Садитесь за стол. Жаркое остывает. – Милочка побежала на кухню.
Сергей достал из буфета графин с водкой, бутылку вина.
– Тебе, батя, что налить? – спросил он у Ивана Васильевича.
– Лучше уж полрюмки водки, – ответил тот. Врачи запретили ему спиртное.
Николай Николаевич поднял рюмку и сказал, обращаясь к Сергею:
– Помнишь, как ты писал, Сережа, в стенной газете? Постой, как это… Вот, кажется:
Красильщиком-то быть не диво,
А человеком стать трудней!..
Вот я и хочу, чтобы Леня был прежде всего хорошим человеком. А в том, что он далеко пойдет, я не сомневаюсь!
Леонид почему-то покраснел, тихо спросил:
– Разве у вас есть основания думать, что я нехороший человек?
Наташа сердито посмотрела на брата.
– Нет, конечно, – после короткой паузы ответил Николай Николаевич. – Я в том смысле, что твоя жизнь только начинается, у тебя все впереди… Сказано: жизнь прожить – не поле перейти. Будут у тебя удачи и неудачи, подъемы и падения. Труднее всего оставаться самим собой. Будь стойким, не отчаивайся при неудачах, не поддавайся мимолетным соблазнам. А так – что же? Будь счастлив…
Леониду было не по себе. «Странно, он словно читал мои мысли, следил за моими поступками», – думал он.
Сергей налил всем по второй рюмке и, чтобы переменить тему разговора, сказал:
– Друзья, а у меня есть еще одна новость. Вряд ли кто-нибудь из вас знает, что ВАК утвердил решение Ученого совета института, где работает Николай Николаевич, о присвоении ему звания доктора химических наук. Вот за это мы и выпьем теперь!
– Как же так – такое событие, а мы ничего не знаем? – не удержалась от упрека Милочка. – Вот уж не подозревала, Николай Николаевич, что вы такой скрытный!
– Скромность украшает ученого! – съязвил Леонид.
– Ты думаешь, он сам мне сказал? – обратился Сергей к жене. – Как бы не так! Сегодня случайно проговорилась Анна Дмитриевна Забелина.
– Забелина? Значит, ее еще интересуют мои дела? – Никитин выглядел немного смущенным.
– Разве вы не знаете, мой брат когда-то был влюблен в Анну Дмитриевну, – смеясь, вставила Наташа. – Он, по-моему, до сих пор уверен, что лучше ее нет никого на свете.
И как раз в эту минуту Леонид, сидевший против окна, заметил знакомую тень, мелькнувшую за забором. Он тотчас встал, и, подойдя к окну, посмотрел на улицу. Да, это она, его мать. Видно, не вытерпело материнское сердце… Не смея зайти в дом дочери, она все-таки пришла. Пришла, чтобы хоть издали поздравить сына…
Леонид вышел на крыльцо. Первым его движением было побежать за ней, догнать, позвать в дом. Но он тут же вспомнил, что отец потребовал, чтобы его бывшая жена никогда не появлялась в их доме. Да ведь и Сергей не скрывал своей неприязни к теще.
Леонид долго смотрел вслед матери, медленно, понуро шагавшей вдоль забора. Жалко маму… Он давно даже в мыслях не называл так Ларису Михайловну. А сейчас даже полное понимание того, что отец только справедлив, не смягчало чувства жалости. «Я тоже хорош, – догнал бы ее, что ли…» – тоскливо подумал Леонид и вошел в дом.
– Где ты был? – спросила Милочка, внимательно вглядываясь во взволнованное лицо брата.
– Выходил на крыльцо. Какая-то женщина ищет Савельевых, – ответил Леонид и сел на свое место. За целый вечер он не проронил больше ни слова.
Когда Никитины ушли и Леонид не пошел, как обычно, провожать их, Иван Васильевич позвал его к себе за занавеску.
– Ты что же, собираешься жениться на Наташе? – спросил он.
– С чего ты взял? – ответил Леонид, не глядя в глаза отцу.
– Ты дурака не валяй. Нравится девушка – женись. Нет у тебя серьезных намерений – отойди. Будь порядочным человеком, не порть девушке жизнь.
– Ну, знаешь, папа, в такого рода делах…
– Послушай меня, Леня, – перебил его Иван Васильевич, – не хотелось сегодня об этом, да придется. Со мной не хитри, – не будь себялюбцем на заре своей жизни. Постарайся быть чистоплотным во всех поступках, даже в мелочах. Иначе… Нам с тобой обоим есть кого вспомнить… А теперь иди!
Сын молча вышел, а отец достал из коробки папиросу, сломал несколько спичек, пока зажег ее. Затянулся, долго и надрывно кашлял. Потушив папиросу, с трудом перенес свое изуродованное тело в постель и долго лежал с открытыми глазами. Ему было о ком вспомнить: забыть предательство нельзя, особенно если предателем окажется близкий тебе человек – жена.
