Текст книги "Риск, борьба, любовь"

Автор книги: Вальтер Запашный

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 18 страниц)

– Знаешь, я этого как-то не понимаю, – зло сказал Ионис. – Репетируя такие трюки, ты искалечишь весь молодняк. Переломаешь спины, головы, ноги. Хорошо, что сегодня повезло, а завтра?!

– Да ничего подобного, – возразил я. – Мы будем действовать постепенно и очень осторожно. Сначала приобретем толстые гимнастические маты. Теперь их делают очень мягкими и упругими. И, разумеется, надо усовершенствовать эту чертову трапецию. Представляешь: тигр делает через летящую пантеру переднее сальто-мортале! Если его немножко подкрутить во время полета, он сможет прийти на все четыре лапы, а не на спину.

– А что будет делать пантера? – неожиданно увлекся Ионис.

– А пантера, пантера, – мечтательно произнес я, – прыгнет с трапеции на подвесную полку.

– Здорово! – воскликнул Ионис. А как ты подкрутишь тигра? Ведь он, бедненький, упал на спину. Теперь будет бояться этого трюка.

– Я же сказал, мы постелем толстые спортивные маты. И наденем на него ошейник.

Ионис не дал мне договорить:

– Надо еще приучить его к ошейнику.

– Велика важность, приучим! – неожиданно вмешался Гасюнас. – Это дело времени!

– К ошейнику мы привяжем конец веревки. Другой конец пропустим через трапецию и, когда тигр прыгнет, рванем за веревку, придержим на время вращения и тут же отпустим. Получится переднее сальто-мортале.

– Гениально! – воскликнул Ионис.

– Молодец!

– А пантера, прыгая с трапеции, фантазировал я, – будет делать пируэт. Как бы нам это устроить, а?

– Надо взять веревку, – пожал плечами Гасюнас. – Обмотать пантеру, а во время прыжка раскрутить. Вот Ватан и завертится вокруг собственного хребта.

– Отлично, – согласился я. – Значит, теперь нельзя давать Ватану прыгать просто так, без пируэта. Иначе он собьется.

– Придется на этот период приучать его к шлейке, к веревкам, к обматыванию, добавлять пируэт во все трюки, – заметил Ионис. – Да на все это уйдет куча времени.

– Значит, будем крутить не Ватана, а молоденького леопарденка, – решил я. – И переучивать не надо, и Ватан вздохнет с облегчением: он ненавидит эту трапецию. Или вот еще что… – начал было я, но остановился в задумчивости.

– Что еще пришло тебе в голову, фантазер?

– Побей меня Бог, – самодовольно улыбнулся я. – Это будет действительно сумасшедший трюк. Не надо никакой пантеры. Я сам сяду на трапецию, и, как только тигр через меня перепрыгнет, сделаю сальто, нет, лучше полтора передних сальто и приду в стойку на кистях на ту тумбу, с которой лев прыгает через меня, когда я скачу на лошади.

– Слушай, у тебя сегодня что – день раздачи новых трюков?

– Подожди, Ионис, не перебивай. Идеи приходят не так часто, и главное – не просто родить их, а осуществить. А ты сам, только честно, веришь, что мы сможем осуществить все это?

– Мы-то с Гасюнасом нет, – улыбнулся Ионис. – А ты – обязательно. Но только вместе с нами.

– Конечно, вместе. А сейчас нужно больше работать, чтобы быть первым из первых, лучшим из лучших.

Меня давно беспокоило, что две тигрицы – Жанна и громадная желтоглазая красавица Рита – терпеть не могли друг друга. Построить же комбинацию трюков так, чтобы Рита и Жанна не контактировали между собой, никак не удавалось. А значит, нужно было как можно чаще сводить тигриц вместе, чтобы они привыкали.

В тот злополучный день я, как обычно, начал репетицию с Риты и Жанны. Все было как всегда, звучали привычные реплики:

– Ионис, следи за Ритой! Смотри, как она напрягается, когда проходит Жанна. Давай-ка для начала заставим ее попрыгать.

Поставив друг против друга две тумбы, я подозвал к себе Риту. Уссурийка оскалила клыки и, зловеще шипя, неохотно подчинилась. Я невольно залюбовался: необыкновенная красота и громадный рост эффектно выделяли Риту среди собратьев. Длинная серебристая шерсть покачивалась на ее мягких бакенбардах и животе. Белые подпалины под шеей и с внутренней стороны лап были такими яркими, что отливали голубизной. Я любил ее желто-зеленые глаза с поволокой и тот особенный, полный достоинства взгляд, которым тигрица царственно окидывала окружающих.

Поставив лапы на тумбу, она долго готовилась к прыжку. Я ждал. Тигрица уже несколько раз собиралась прыгнуть, но почему-то медлила. Пришлось слегка подстегнуть ее хлыстом. Но это расстроило Риту еще больше. Она стала метаться, рычать, но прыгать – не прыгала. Я недоумевал. В мои планы входило, научив тигрицу перепрыгивать через длинную палку, постепенно свести на нет высоту деревянных тумб и сохранить при этом мощь прыжка и длину полета. Но сейчас-то тумбы были привычной высоты, их еще никто не укорачивал! В чем же дело? Может, Рите мешает соседство Жанны? И я перегнал Жанну подальше. Увидев, что неприятельницы рядом нет, Рита, не дожидаясь команды, прыгнула. Ее полет был так великолепен, что Ионис восторженно крикнул:

– Айда Рита!

Я покосился на Жанну. И вовремя: тигрица сошла со своего места и направлялась к нам. Увидела это и Рита. Она была еще в воздухе, но летела озлобленная, готовая к бою. Я едва успел отскочить в сторону, прежде чем уссурийка приземлилась и ринулась на Жанну. Завязалась жестокая драка. С громким криком я бросился к дерущимся.

Остервеневшая Рита, безжалостно терзая завалившуюся соперницу, успевала передними лапами отбивать удары моей палки. Быстрота и ловкость ее движений были поразительны. И меня совсем некстати осенила мысль: если вот так подкалывать тигрицу палками, можно добиться нового трюка. Хищника можно научить высоко поднимать передние лапы, то есть делать «испанский шаг» – фирменное движение школьной лошади!

Наконец изрядно помятая Жанна потрусила прочь. А я продолжил занятия с Ритой. Подкалывая ее попеременно то в одно плечо, то в другое, я пятился, заставлял тигрицу ударять лапой по палке и шаг за шагом идти на меня.

– Смотри, Ионис, наша красавица умеет ходить испанским шагом!

– Хорошо получается, эффектно, – одобрил Ионис, – только пусть она еще раз прыгнет. Ишь, вздумала скандалить! Я чуть не пустил в нее воду, когда она без команды прыгнула.

– Надо было пустить, а не «чуть». А то, не ровен час, не угадаешь, на кого она прыгнет…

– Хорошо, – отозвался литовец, – нам, татарам, все равно – плакать или смеяться.

Я вновь стал подзывать тигрицу.

– Покажи-ка нам еще раз свой прыжочек! Ну, иди! Иди сюда! – Я стучал палкой по тумбе, приглашая Риту занять место для прыжка. Показав свои изумительные клыки, уссурийка двинулась ко мне.

– Ай браво, моя хорош-шая, – певуче произнес я, быстро надел кусочек мяса на острый конец палки и поманил Риту.

Все еще издавая глухое клокотание и шумные выдохи, Рита села на тумбу. Я протянул ей мясо. Не успев взять лакомство, тигрица вздрогнула и оглянулась. Оглянулся и я. Оказалось, что Жанна, привыкшая сидеть на определенном месте, опять вскочила и, угрожая Рите, направилась к своей тумбе.

– Куш, девчата! – прикрикнул я, щелкая кнутом.

Наконец порядок был восстановлен. Рита совершенно успокоилась и начала прыгать через подставленную палку. Она грациозно и высоко перелетала с тумбы на тумбу. Теперь можно было переходить к прыжкам через меня.

Но как только я с горизонтально поднятой над головой палкой встал между двух тумб, тигрица наотрез отказалась прыгать. Она вертелась, нервничала, искала за мной вторую тумбу: непривычное препятствие смущало ее. Я настаивал. Требовал. Понукал. Манил. Бросал куски мяса на противоположную тумбу.

– Она же не видит второй тумбы, – рассмеялся Ионис. – Готова прыгать, а смелости не хватает.

Оценив справедливость этого замечания, я немного присел. Рита топталась на тумбе, и мне пришлось приседать все ниже и ниже. Я отчетливо понимал, что подвергаю себя опасности, так как в таком глубоком плие не смогу отскочить в случае нападения.

Наконец тигрица преодолела страх и прыгнула.

– Молодец, молодец, моя хорошая! – ликовал я. – Теперь все скажут, что наша Рита молодец. Правда, Ионис?

– Молодец, – улыбаясь, поддержал меня Ионис. – Так и скажут: «молодец Рита, а не Вальтер».

По нашей интонации тигрица поняла, что ее хвалят, оглянулась и спокойно съела кусочек мяса, ждавший ее на тумбе.

– Теперь на место! – повысив голос, скомандовал я.

Тигрица оскалила зубы, рыкнула и пошла на свою тумбу.

– Репетируем «ковер»! Ионис, будь внимателен.

– Давай «ковер», нам все равно, – поправив брандспойт, дружелюбно ответил Ионис. – Кстати, Вальтер, ты заметил, что в полете она пыталась зацепить тебя лапой? Ох, и намучаемся мы, когда будем понижать тумбы! Повторим прыжок еще разок?

– Ладно, нет больше времени повторять. Может, хватит на сегодня? – неуверенно сказал я. – Да и чувство у меня какое-то паршивое. Не хочется больше репетировать.

– Не хочется – не репетируй, – ответил Ионис и встал с барьера, собираясь рассаживать животных по клеткам. – Нам, татарам, все равно.

– Ну ладно, так и быть, давай «ковер», – передумал я.

– У тебя сто пятниц на неделе, – пробурчал Ионис. – То хватит, то давай! Начинай вот с Цезаря, а то он уже совсем спит.

Я подозвал льва и уложил его на бок. Рядом с Цезарем легли тигры, заняла свое место в «ковре» и Жанна. Настала очередь Риты. Зову ее.

Тигрица спрыгивает с тумбы, но, едва коснувшись пола, возвращается на место.

Вновь зову:

– Ри-т-а-а!

В ответ рычание и явный отказ подчиниться.

– Да что с тобой, кошка драная?! Ко мне, я сказал! Ком, Рита! Ком!

Спрыгнув с места, тигрица с ненавистью смотрит на Жанну, делает несколько мелких шагов и ложится на живот. Тело ее напряжено, в глазах – гнев, хвост судорожно дергается. Не менее напряжена и Жанна.

– Жанна, куш! – говорю я. – Рита, ко мне!

Мое волнение передается всей группе. Некоторые тигры привстают. Ампир отворачивается. Багира, не спуская с меня глаз, вкрадчиво подтягивает под себя передние лапы. Щелчок бича напоминает выстрел и приводит группу в чувство. Все головы поворачиваются в мою сторону.

– Всем лежать! Жанна, куш! – кричу я снова. – Не злите меня! Рита! Рита! Ко мне!

Но, как я ни стараюсь, успокоить тигрицу не получается. Огромная Рита явно побаивается мелкой, но отчаянной соперницы.

Я пробую действовать лаской. На конце острой металлической палочки протягиваю уссурийке кусок мяса.

– Иди сюда, Рита! Иди, моя красавица!

Но тигрица непоколебима. Она резко бьет лапой по палке, и мясо летит в сторону.

– Рита! Ко мне! – Я вновь стучу палкой, указывая место рядом с Жанной. Удары по полу раздражают Жанну. Она вскакивает, скалится и рычит, что еще больше отпугивает и злит Риту. «Господи, только бы не сцепились!» – думаю я и кричу помощнику:

– Смотри, Ионис! Чуть что – поливай, не жди команды!

– Куш, куш, ребята! – уговариваю я, пытаясь уложить хищников в одну линейку. Беру вторую палку и, прикрываясь ею от Багиры, постукиваю по тому месту, куда должна лечь Жанна. Первой палкой я стучу чуть левее, подзывая Риту. Вроде получается. Еще движение, и Рита, потянувшись за мясом, ляжет в нескольких сантиметрах от Жанны. Этого на сегодня достаточно, только бы обе смирно лежали, привыкая к неприятному соседству.

Рита вновь артачится и норовит уйти. Я подкалываю ее в ляжку. С гневом кидается она на палку и почти ловит ее. Яростно рыча, с места вскакивает Жанна. Взревев, обе тигрицы вцепляются друг в друга. Более верткая Жанна, подпрыгнув, вырывается из когтей Риты, а я, выставив палку вперед, стремглав бросаюсь наперерез ее сопернице. И в это мгновение Рита, забыв о Жанне, бросается мне в ноги. С криком «Вода!» я лечу на спину и скрещиваю перед собой палки. Уссурийка кидается на меня, и обе палки, словно рапиры, вонзаются в раскрытую надо мной пасть.

Лежа на спине, я легко мог бы стать добычей всей группы. К счастью, Ионис не зевал. Мощная струя страшной силы с удивительной меткостью ударила в пасть одной, потом другой тигрицы. Я отбросил палки и, выхватив из-за пояса наган, выстрелил в морду Рите. Все произошло так молниеносно, что никто ничего не понял, ни один из хищников не успел поддержать Риту. В противном случае меня бы уже разорвали. Чудом оставшись невредимым, я вскочил и, широко расставив ноги, спокойно наблюдал, как напуганные выстрелом животные разбегаются по своим местам.

Дым от выстрела понемногу рассеялся, и я отчетливо увидел Риту. Тигрица корчилась у моих ног, кашляла, широко разевала пасть и высовывала язык, точно стремясь освободиться от чего-то застрявшего в горле. Казалось, она подавилась костью. Я бросил взгляд на палки: обе изогнулись, но наконечники были на месте.

– Спасибо, Ионис, не промахнулся! – мрачно сказал я, обескураженный непонятными судорогами Риты.

– Да ладно, – отозвался служащий.

– А что с Ритой? – спросил я. – Зуб, что ли, выбит?

– Кажется, ты попал ей в глотку, – ответил Ионис, и в голосе его я уловил нотки ужаса.

– Загони, Ионис, животных и сделай слабый раствор марганцовки. Надо напоить Риту.

Повторять не было необходимости. Ионис уже бежал к двери тоннеля. Как только он открыл ее, хищники опрометью бросились вон из клетки. Задержалась лишь Багира. Оглядываясь и как бы раздумывая, она медленно шла по манежу, и взгляд ее не сулил ничего доброго. Я угрожающе поднял изогнутую палку, и тигрица наконец скрылась за дверью тоннеля. Рита зашаталась, опустила голову, задыхаясь прошла несколько шагов, но тут же легла на живот.

– Рита, Рита, – умоляюще позвал я и присел на корточки.

Рука скользнула по чему-то липкому: брезент, покрывающий манеж, пропитался густой влагой. Предчувствие страшной беды, словно тисками, сдавило сердце. Я обернулся: место, где только что стояла Рита, было залито кровью.

– Ионис, кровь! – закричал я.

– Вижу, – угрюмо буркнул Ионис. – Значит, ты все-таки попал острием ей в глотку.

– В другой раз не будет бросаться, – попробовал оправдаться я.

Укоризненный взгляд служащего не позволил мне договорить. Я устало махнул рукой.

– Дай мне, пожалуйста, поилку с раствором. Ионис исчез. Между тем кашель не прекращался. Дыхание тигрицы стало хриплым. Лежа, она когтями ковыряла пасть, силясь что-то достать.

– Рита, Риточка! – звал я, стараясь отвлечь ее внимание.

Ничего не помогало. С животным творилось что-то ужасное. На ходу бросив Ионису: «Поставь поилку и подготовь фиксатор», я помчался к ближайшему телефону.

С трудом дозвонился до ветврача.

– Что стряслось? – встревожился он.

Я принялся объяснять, но нас бесцеремонно перебила междугородная:

– Ответьте Москве!

– Давайте, – беспомощно сказал я.

В трубке раздался знакомый голосок секретарши управляющего:

– Вальтер Михайлович, это вы? Вам немедленно нужно приехать в Москву.

– А что, случилось что-нибудь? – машинально спросил я.

– Приедете – всё узнаете! – отрезала трубка, и в ней раздались короткие гудки.

Я замер, забыв, что все еще держу трубку в руке: неужели опять какая-то беда?! Из оцепенения меня вывел пожарный:

– Вальтер, скорее! Ионис зовет, там что-то с тигром.

Я ринулся на манеж.

Рита распласталась по полу. Она дышала тяжело, с присвистом. Окровавленный подбородок бессильно лежал в поилке с розовой жидкостью. Она не откликнулась на мой зов, не обнажила клыков, даже не сморщила носа. Только взглянула. Но этого взгляда я не забуду никогда: тигрица просила о помощи.

– Чем помочь? Чем, Рита, девочка моя? – Я вошел в клетку и, больше не опасаясь тигрицы, приблизился к ней.

– Боже мой, зачем я репетировал? Зачем?! – заплакал я, чувствуя, как холодеют руки. – Ведь я же не хотел, я же, черт бы меня побрал, предчувствовал неладное! Вот и не верь после этого в приметы! Что же делать? Что делать?!..

– И когда только приедет этот врач?! – набросился я на ни в чем не повинного Иониса.

– Ветеринарная клиника на другом конце города, – словно оправдываясь, ответил он.

– И почему ты не остановил меня, когда я стал опять репетировать?! Я же сказал, что на сегодня достаточно, что у меня предчувствие! – продолжал я срывать свое бессилие на служащем.

– Да, я виноват, – сокрушенно ответил Ионис. Но тут же запротестовал: – При чем здесь я? Сам говорил: хочешь или не хочешь, – а репетировать нужно всегда. А когда случилась беда, получается – я виноват.

– Да знаю, что ты не виноват, знаю! – в сердцах закричал я. – Какая теперь разница…

Я за загривок поднял голову тигрицы. Глаза ее были полузакрыты и смотрели на меня так, как будто говорили: не галди, а помогай! Из раскрытой пасти, мешаясь со слюной, сочилась кровь. Но самое ужасное творилось с головой Риты: она раздувалась, как мяч. Попросив Иониса посветить мне, я заглянул в пасть: в глубине, у самой гортани зияла рана. Тигрица махнула лапой, стараясь освободиться от моих рук, сморщила нос, но не смогла даже зарычать и бессильно уронила голову.

Чем же ей помочь? Повязку в таком месте не сделаешь, швы тоже не наложишь… Боже мой, как не везет! Ну, надо же такому случиться! И как не вовремя! А когда беда бывает вовремя?!

– Вальтер, что делают в таких случаях? – с надеждой спросил Ионис.

– Если бы я знал! Наверное, нужно ввести снотворное, а там смотреть, можно ли зашить. Скорей бы врач!

Я в отчаянии обхватил голову руками. И, плюнув в сердцах, пошел, не видя куда и не зная зачем.

– Не убивайся, Вальтер, лучше позвони-ка еще раз врачу.

Я побежал в дежурное помещение.

На звонок не отвечали. Видимо, ветеринар уже выехал.

Но я не мог ждать ни минуты. Схватив трубку, я набрал 03 и вызвал хирурга:

– Простите, пожалуйста, вас беспокоят из цирка.

– Из ЦИКа? – вежливо переспросил мужской голос.

– Да нет, из ц-и-р-к-а, передал я по буквам.

– Слушаю вас. Что случилось?

– У меня с тигром несчастье.

– С кем, простите?

– С тигром.

– А при чем же здесь «скорая помощь»? Звоните в ветлечебницу.

– Дело в том, что это необычный случай, и ветеринары тут вряд ли помогут.

– Говорите ясней, чтобы я понял.

– Я попал острым наконечником в пасть тигра, проткнул нёбо, обильно идет кровь, а у тигра раздувается голова. Ради Бога посоветуйте, что делать! Как бы вы действовали в подобном случае, если бы пострадал человек?

Молчание. Затем приглушенный смех:

– В пасти? У человека?! Простите, а кто это говорит?

– Я Запашный, дрессировщик.

– Товарищ дрессировщик, а вы сегодня случайно не оканчивали консерваторию по классу бокала? Или у вас выходной и вы мило развлекаетесь, звоня в «скорую помощь» с дурацкими вопросами?

Я вспыхнул, но, заставив себя сдержаться, не стал вступать в пререкания и постарался говорить спокойно:

– Тигр стоит много тысяч валютой. Я вас серьезно прошу помочь, если можете! А нет… – тут я не выдержал и швырнул трубку на рычаг.

Вернувшись на манеж, я с ужасом увидел, что голова тигрицы раздулась еще больше. Ее бакенбарды буквально на глазах увеличились до громадных размеров, и если бы не рана в пасти, я дал бы руку на отсечение, что это простая свинка.

Ионис сидел возле Риты и плакал.

Увидев меня, тигрица попыталась подняться, но тело уже не повиновалось ей. Рита зашаталась и не тронулась с места. Кровь больше не текла, лишь с губ свисала густая розовая пена с прилипшими к ней опилками. Я подбежал, опустился на колени и стал гладить мою бедную красавицу. Под рукой захрустело, как хрустит на морозе снег.

Раздался стук каблуков, и в зал вошли трое мужчин. Впереди, чуть прихрамывая, шел главный ветврач города. Его сопровождали двое ассистентов. Я с надеждой посмотрел на старого специалиста, из года в год обслуживавшего цирк.

– Василий Харитонович, у нас несчастье. Помогите.

– Как это случилось? Что с ней? – спросил ветеринар, остановившись около клетки.

– Я проколол ей нёбо, – сказал я, чуть не поперхнувшись при этих словах, – в момент нападения.

– А откуда такая опухоль? – рассматривая Риту сквозь прутья клетки, перебил меня врач. – Не знаю, в жизни не видел ничего подобного. Да вы войдите в клетку, она сейчас безопасна.

Ветврач как-то засуетился и, нервно сдергивая с себя макинтош, несмело стал искать дверь. Двое его ассистентов, словно по команде, попятились назад. Один из них побледнел, а другой сделался красным как рак.

– Входите, входите, Василий Харитонович! А вам, ребята, не надо, – открывая дверь, успокоил я молодых людей. – Ионис, принеси мне костюм попрочнее.

Через минуту я уже был в телогрейке и широких брезентовых штанах. Я надеялся, что эти предосторожности хоть в какой-то степени защитят меня от когтей Риты, остающейся хищницей даже в полу-шоковом состоянии. Положив голову тигрицы на свое колено, я засунул два пальца правой руки в ее ноздри, а левой потянул за нижнюю челюсть. Но открыть пасть мне не удалось, образовалась лишь маленькая щель, через которую ничего нельзя было рассмотреть. Рита застонала и стала отталкивать меня передними лапами, но когтей не выпускала.

Ощупывая опухоль, Василий Харитонович вздрагивал от каждого движения тигрицы. На всякий случай Ионис держал наготове лист фанеры, чтобы в минуту опасности закрыть им врача.

– Дайте мне фонендоскоп, – протянув руку в сторону ассистентов, скомандовал Василий Харитонович. Те засуетились и, забыв о недавнем страхе, бросились в клетку.

Выслушав дыхание животного, врач передал прибор мне:

– Послушайте сами!

Я надел аппарат и прижал серебристую мембрану к боку Риты. Раздавшийся свист едва не оглушил меня. Казалось, под шкурой животного гуляет сквозной ветер.

– Что это значит?

– Это значит, что при вдохе тигрица втягивает воздух, который через открытую полость попадает ей под кожу.

– А как это прекратить?

– Да никак, – развел руками Василий Харитонович. – Зашить-то невозможно.

Придавив ладонью опухоль на теле тигрицы, он с силой провел рукой, словно утюжил шкуру животного. Послышался отчетливый треск: это под кожей лопались пузырьки воздуха. Опухоль под ладонью исчезла, но немедленно стала разрастаться, как только врач убрал руку.

– Так и есть, – заключил Василий Харитонович, – газовая гангрена. Это конец, Вальтер.

Вновь застучали каблуки, и в зале появились незнакомцы в белых халатах. Впереди шел крепкий мужчина средних лет в белоснежной шапочке с вышитым красным крестом. За ним немолодая женщина. Умные светло-серые глаза врача цепко оглядели распростертую на манеже тигрицу и склонившихся над ней беспомощных людей.

– Вальтер Михайлович, к вам! – доложил сопровождавший гостей вахтер.

– Проходите, пожалуйста, доктор!

Василий Харитонович поднял брови и вопросительно посмотрел на меня.

– Это, – пояснил я, – наверное, «скорая помощь».

Ветеринар пожал плечами. Видимо, сообразив, что в подобных случаях обратишься за советом хоть к Богу, хоть к черту, он не стал впадать в амбиции и возражать.

Врач «скорой» осторожными шагами приблизился к клетке.

– Простите, товарищ Запашный, я, вероятно, обидел вас. Но, ей-богу, не со зла, просто не понял вначале.

– Пустяки, – ответил я и через решетку протянул хирургу руку.

Подошел Василий Харитонович, и врачи представились друг другу. Я присутствовал при консилиуме, стараясь среди латинских терминов уловить отдельные знакомые слова. Впрочем, и без слов все было ясно. На лицах врачей появилось выражение безысходности, которое не могли скрыть их вежливые и доброжелательные улыбки. Я почувствовал, что фальшиво улыбаюсь в ответ. Люди есть люди, и, если у них добрые намерения, они всегда договорятся.

– Необходимо обездвижить животное, – сказал прибывший врач. – Как к ней подойти, чтобы сделать инъекцию?

– Не беспокойтесь, – отозвался я, – давайте шприц!

– Вы знаете ее вес? Тогда рассчитайте дозу, а я пошлю машину за снотворным.

Пока мы ждали лекарства, тигрицу так раздуло, что она уже не могла пошевелиться. Тяжело дыша, она стекленеющим взглядом смотрела прямо перед собой. Меня душили слезы. Я метался, не в силах облегчить страдания Риты. То пытался выдавить из-под кожи скапливающиеся газы, то без цели ходил из угла в угол клетки, проклиная и себя, и свое невезение.

Взглянув на часы, я понял, что до отхода московского поезда врачи ничего не успеют сделать. Значит, ехать нельзя. Но вызывает управляющий. И вызывает срочно.

Наконец прибыло снотворное. Я сделал укол и обратился к докторам с вопросом, скоро ли операция. Но оба врача заявили, что никакой операции не будет: Рита безнадежна.

– Животное пухнет на глазах, спасти его нет никакой возможности. Раны слишком глубоки, и, даже если удастся их зашить, газовую гангрену не остановишь. Смерть наступит через несколько часов. Теперь ваша тигрица будет спать и уже не почувствует боли…

– Не стоит так убиваться, – утешал меня ветеринар, – у вас тигров, слава Богу, много. Что поделаешь, обойдетесь без нее.

Прощаясь навсегда, я посмотрел на Риту и заплакал. Туловище ее разбухло, увеличившись на добрую половину, лапы стали толстыми, будто ноги носорога…

Я не мог поверить в страшную правду. Как же так?! Еще какой-нибудь час назад все было хорошо, Рита была здорова, рычала, прыгала через меня… А теперь…

Не в силах видеть муки гибнущего животного и предчувствуя новую беду, подстерегающую меня в Москве, я решил немедленно выехать навстречу своей судьбе.

Уезжал я с чувством невыполненного человеческого долга. Несколько раз порывался вернуться и дождаться смерти Риты. Но, понимая, что уже ничего не смогу исправить, заставил себя сесть в поезд.

На следующий день в главк позвонил Ионис и сообщил, что через три часа после моего отъезда Рита пала. Горло служащего перехватили рыдания, и, не договорив, он бросил трубку.

Так я стал убийцей.

Оказалось, в Москву меня вызвали «на ковер». Ведущие специалисты в области дрессуры требовали дать объяснения по поводу задержки выпуска аттракциона. И я уже в который раз был вынужден рассказывать о микроспории, отсутствии штата служащих (дополнительную ставку, на которой так доблестно трудились три проститутки, давно ликвидировали, а Гасюнас бюллетенил уже больше месяца), перебоях с кормами и прочих своих неприятностях. О том, что я мучаюсь уже два года, преодолевая препятствия, а это куда тяжелее, чем дрессура.

Меня обвиняли во всех смертных грехах, в том числе и в гибели Риты, о чем узнали с моих же слов. Из всех собравшихся за начинающего укротителя заступился лишь один Валентин Иванович Филатов. Знаменитый создатель «Медвежьего цирка» доказывал, что, защищаясь, убить животное может даже опытный дрессировщик и что происшествие в Иванове – не более чем несчастный случай. Но все было тщетно. Мне закатили строгий выговор с предупреждением.

Когда судилище окончилось, я остался с глазу на глаз с управляющим Союзгосцирка.

– Ну что, – сказал Феодосий Георгиевич Бардиан, метнув на меня острый взгляд из-под бровей, – как видишь, все «звезды» дрессуры против тебя.

– Да какие это «звезды»! – в запальчивости отвечал я. – Групповщина. Сборище бездарных конкурентов, всю жизнь работающих с традиционными трюками и не способных придумать хоть что-нибудь новенькое! У всех одно и то же: прыжок через огненное кольцо, «ковер», балансировка на шаре! Их всего семь человек на все цирки Союза, на двести пятьдесят миллионов зрителей. Это же капля в море! Но эти семь интриганов готовы на все, лишь бы не появился кто-то еще, не придумал новые трюки, не посрамил их перед миллионами зрителей!

– Ну, не горячись, не горячись! – остановил меня Бардиан. – Прав ты только в одном: все новое пробивается с большим трудом. Тем более прогрессивное. Кстати, знаешь, почему тебя так спешно вызвали в Москву?

Я молчал: почему же еще, как не для того, чтобы семерка конкурентов порадовалась моим неудачам.

– Видишь ли, группа известных артистов – в том числе Афанасьев, Харьковская, Рейс, Аэрос – написали письмо в ЦК партии. Они обвиняют тебя в растранжиривании государственных средств. Пишут, что в руках неопытного акробата животные болеют, гибнут – чуть ли не специально уничтожаются. А меня авторы письма обвиняют в бесхозяйственности, настойчиво требуют, чтобы я прекратил пускать деньги на ветер и, пока не поздно, расформировал твой аттракцион. Так что; как видишь, досталось и мне. Я обязан разобраться, так что на днях или раньше к тебе приедет комиссия. Жди гостей!

– Приезжайте сами, Феодосий Георгиевич! – воодушевился я. – Увидите все своими глазами. Мне уже есть чем похвалиться, несмотря на то, что трудностей хоть отбавляй. А если сочтете, что моя работа того заслуживает, смело расформировывайте! – И я отважно махнул рукой.

– Хорошо, – вставая, ответил Бардиан, – я приеду. Но сначала пришлю к тебе Афанасьева. Пусть скажет свое слово, мне же надо перед высокими инстанциями отчитаться. Что нахмурился? Пойми меня правильно, так нужно для дела. А уж потом я с удовольствием приеду сам и посмотрю, что ты там наворотил.

Уходя, я поймал дружелюбный взгляд секретарши управляющего. По всему было видно, что Раечка «в материале».

– Не волнуйтесь, Вальтер, все у вас будет хорошо, – шепнула она. – Феодосий Георгиевич не даст обидеть молодого артиста.

Но я уже совершенно не волновался. Несмотря на весь кошмар этих злополучных суток, я чувствовал себя победителем. Бардиан верит в меня! Так пусть ко мне едет кто угодно! Мне есть чем поразить гостя, я же не спал, не пьянствовал, не валял дурака все эти три года. Я трудился – и трудился по большому счету.