Текст книги "Риск, борьба, любовь"

Автор книги: Вальтер Запашный

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 18 страниц)

Плахотников включил воду и направил на зверя сильную струю из брандспойта. Двумя прыжками я покрыл расстояние, отделявшее меня от спасительной двери.

Вновь раздались поздравления с благополучным возвращением. Теперь уже почти все присутствующие советовали немедленно войти к тигрице еще раз. Азарт борьбы захватил всех. Только у меня почему-то подкашивались ноги. Я сидел, безвольно опустив плечи, и часто дышал. А тигрица как завороженная смотрела на меня сквозь решетку, все еще впиваясь когтями в обломки ящика.

Кто-то произнес:

– Видали, какие когтищи?!

Я перевел дух и спросил Плахотникова:

– А что, если ей подрезать когти?

– Боже сохрани! – испугался мой наставник. – У кошек втяжной коготь, построен он слоями: Стоит нарушить его цельность, и он, втягиваясь во влагалище, на каждой фаланге будет царапать стенки до крови. А на когтях – трупный яд от разложившегося мяса. Эту сине-зеленую палочку, занесенную в рану, вылечить антибиотиками практически невозможно. И уж если удалять коготь, так только с первой фалангой, но это означает превратить животное в инвалида. Оно не сможет ни прыгать, ни цепляться, ни даже удерживать в лапах куски мяса.

– Понял, – улыбнулся я. – Конечно, не будем ее калечить. Тем более у меня есть идея сделать так, чтобы хищник прыгал с одной площадки на другую – и не на манеже, а под куполом цирка.

– Ого, куда хватил, – рассмеялся Евгений Николаевич. – Скажешь еще: будет прыгать без страховочной сетки, а ты на нем верхом!

– А что, это прекрасная идея! – вскинулся я. – Спасибо вам, дорогой учитель! Да, это трюк так трюк. Его точно никто украсть не сможет!

– Ну хватит болтать, разошелся! – притворно возмутился Плахотников. – Давайте думать, что с тигрицей будем делать дальше.

– А вы выройте яму и устройте ей падающий пол, – раздался в дверях громовой голос Макса Борисова. – Она перепугается, перед прыжком будет долго готовиться, терять время и уверенность.

– Ба, Макс Антонович, в такой поздний час – и с дельным советом! – Я не стал разочаровывать старого артиста и рассказывать ему, что мы не только давно родили эту идею, но и добились разрешения реализовать ее. Я просто ответил:

– Спасибо! Завтра же приступим к изготовлению ловушки.

– А я вот думал о ваших трудностях и решил навестить. Ты уже входил к тигру?

– Да, уже два раза!

– Два! Раза! Порка мадонна, и ты живой, да?! Молодец! Отец твой и мать будут тобой гордиться.

Мы с братьями отправились домой, наперебой вспоминая о секундах, проведенных мною в клетке «настоящего» тигра, ведь каждый из нас такого тигра видел впервые.

Но то был лишь первый день, первая победа.

На следующее утро я примчался в цирк раньше всех. Ночной сторож подобострастно приветствовал меня и доложил, что тигрица всю ночь ходила из одного угла клетки в другой и очень громко кричала. «Это хорошо, – подумал я, – находившись за ночь, она будет усталой». И весело стал готовиться к репетиции.

Но когда пришел Плахотников, веселья моего поубавилось. Евгений Николаевич сказал, что для тигра такая бурная ночь – не перегрузка и не стоит надеяться на то, что Багира утомлена.

– Давай-ка лучше начинать репетицию, – подытожил мой наставник. – У тебя, я вижу, все готово. Молодец! Оделся правильно. И мясо заготовил. Вот только кости рубить не надо, тигр может поранить себе осколками кишечник.

– А как же быть? – удивился я.

– Пилить. Кстати, у тебя нижнее белье шерстяное или шелковое?

– А какая разница? – изумился я.

– Укротителю полагается носить шелковое белье. Если что, врачу мороки меньше. Так что обзаведись на досуге.

Как оказалось, Борисов не уходил из цирка и в ожидании репетиции спал на диване в гардеробной. Ему очень хотелось своими глазами увидеть, как я вхожу в клетку. Приехали братья. И мы уже в 10 утра были готовы начать работу.

– Зажгите факелы и приготовьте вилы на длинных ручках. Просуньте все это сквозь решетку возле двери. Словом, прикройте меня, – скомандовал я и вошел в вольер.

Тигрица, ходившая из угла в угол, в этот момент оказалась далеко от меня. Чтобы привлечь ее внимание, я нарочито громко хлопнул дверью. Тигрица среагировала немедленно. Все ее поведение резко изменилось. Она замерла на месте и сделала глубокий рыкающий выдох. Немного пройдя вперед, я остановился, выставив перед собой шест.

– Багира, Багира! – пропел я, бросая ей отборный кусок мяса с небольшой сахарной косточкой. – Поешь, моя милая.

Мясо шлепнулось об пол. Тигрица даже не покосилась в его сторону. Все ее существо выражало: «Тебя-то – я и жду».

Медленно поведя головой, Багира приподняла таз, кончик ее хвоста судорожно дернулся, и она метнулась, словно выпущенная в меня стрела.

Расставленные на ее пути ящики и торчащие вилы мешали достичь меня немедленно, и тигрица прыгнула через них. К этому прыжку я был готов. Сделав выпад навстречу летящей противнице, я надел ей на голову заранее приготовленный мною ящик. Не успело ее тело коснуться пола, как я изо всех сил долбанул по ящику палкой, одновременно со всех сторон раздались выстрелы, а из-под потолка один за другим посыпались мешки, набитые опилками и песком. Затем нас окатили мощной струей воды. Наступила темнота. Грохнула ракетница, и вдруг прямо возле носа тигрицы, обжигая ее торчащую из ящика морду, вспыхнули два факела.

Зажегся свет, и все рассмеялись: мокрая насквозь и ничего не понимающая тигрица сидела посреди вольера с ящиком на шее. Вместо меня она сжимала в лапах разорванный мешок с песком. Я же, давно оказавшийся за дверью, издевательски напевал:

– Вот так, дорогая. Не будешь нападать – и я не буду превращаться в мешок с песком! И бить тебя не буду! И пугать!

Тигрица с обожженными усами и полной пастью песка сидела среди ящиков и мешков и отплевывалась. Я почти воочию видел, что на ее недоуменной морде крупно написана фраза: «Ни хрена себе! Это же какой-то сумасшедший! Выскочил из моих лап и вон что натворил…»

Багира попятилась, освобождаясь от ящика на шее. Взглянув на потолок, она вздрогнула, испугавшись болтавшихся там мешков, и трусливо скользнула в клетку.

– Дайте ей воды сполоснуть рот, – громко смеясь и обнимая меня, сказал Плахотников. – А ты молодчина, будешь человеком. Это лучший спектакль в моей жизни. Жаль, что быстро окончился: всего-то пять-шесть секунд. Нет, это было великолепно, здорово!

С меня текло, за воротником булькало, голова, лицо и руки были мокрыми, сапоги превратились в два полных кувшина. Присев рядом с Плахотниковым, я стал разуваться.

– С легким паром! – весело подмигнул старик.

Мы все смеялись, радуясь минутному успеху. Братья целовали меня и хлопали по плечу.

Вежливо постучавшись, вошел директор цирка Леонид Асанов. Осмотрел залитый водой вольер и, ничуть не удивившись, спросил:

– Как дела?

– Спасибо! – поблагодарил я.

Старший брат Сергей поднял большой палец и сказал:

– Он у нас молодец.

– Лиха беда – начало, – ответил Асанов, озираясь на многочисленные клетки, где размещались уже шесть тигров, не считая животных других пород. – Ну вы тут и нагородили.

– И еще собираемся городить для прибывающих, – осторожно заметил я.

– Ну тогда городите скорей, – улыбнулся директор, протягивая мне телеграмму, – потому что вам везут еще двоих.

– Откуда? – обрадовался я.

– Из зоопарка, разумеется.

– Это тебе Николай Сергеевич преподносит. Ты же, помнится, угощал его в «Узбекистане», – пошутил Евгений Николаевич.

В тот же день прибыли две большие клетки. Они оказались непомерно тяжелыми, и кто-то из рабочих зоопарка предложил:

– Давайте облегчим себе работу. Выпустим тигра и откантуем пустую клетку.

Все прыснули. А рабочий, немного обидевшись, пояснил:

– Да я серьезно. Вот этот тигренок совершенно ручной, мы его по зоопарку на поводке водили. Зовут его Байкал.

Я влез в кузов и стал разглядывать новоприбывшего двухлетнего толстяка. Он действительно оказался очень добродушным, мне не понравилось только, что шерсть его не блестела, а была какой-то матовой. Но все равно я не знал, куда девать себя от восторга.

Во второй клетке находилась годовалая суматранская тигрица по кличке Найда. Она была много мельче Байкала, но зато очень подвижная. При ближайшем знакомстве характер у нее оказался нордический.

Ко мне подошел брат Игорь и, обняв, сказал:

– Сейчас Асанов ругался: надо, говорит, быть поосторожнее с хищниками. Он хоть и вредный мужик, а прав. У тебя к дверям вольера не пристроен тамбур. А по правилам без запирающегося «предбанника» работать нельзя. Если зверь кинется на тебя в вольере и ты, отступая, откроешь дверь, хищник может оказаться на свободе. А ты окажешься за решеткой.

Я согласился с доводами брата, и мы пошли к вольеру, где сидела пантера. Я присел у самой решетки, и тут же из стоящей в вольере клетки вылетел Ватан. До чего же он показался мне красивым! Шипя и кашлеобразно рыча, он раздулся так, что увеличился чуть ли не вдвое. Чрезвычайно заботясь о репутации ужасно грозного зверя, Ватан несколько раз прыгнул на сетку возле меня.

– Ах ты, дрянь такая! – не выдержал Игорь и просунул в клетку конец металлической трубы.

Напуганный Ватан фыркнул, перевернулся и лег на спину, защищаясь от опасности черными лапами с растопыренными когтями.

– Ага! – воскликнул я. – Боишься палок, сразу сдаешься!

Подошел Сергей и, посмотрев на Ватана, заметил:

– Мне кажется, с пантерой тебе будет легче справиться.

– Куда там, – возразил я, пантера есть пантера. Не зря же немцы называли так свои танки. Никто из нас и не догадывался, какие сюрпризы преподнесет мне в самое ближайшее время именно эта пантера.

– Ну что, отдохнули? – В дверях показался Плахотников. – Пошли испытывать судьбу дальше. Все уже готово к репетиции.

В вольере все было убрано. По моей просьбе ящики, мешки и реквизит вынесли, а пол чисто подмели.

Постояв с минуту, я вошел в пустой вольер.

Скрипнул шибер. Багира высунула голову из клетки и, кажется, не поверила своим глазам: я стоял прямо напротив нее, около стены, в которой не было двери. Краем глаза она взглянула налево, направо. Ничего подозрительного. И тут прозвучал мой голос.

– Багира, Багира! Ком, Багира, – звал я.

Тигрица в ответ буквально вылетела из клетки, но тут же остановилась. Секунду помедлив, она двинулась дальше. Скорость ее движения нарастала. Тигрица начала делать обманные движения, словно играла в кошки-мышки. Я ей подражал: она направо – и я направо, она налево – я туда же. Еще три шага – и мы подошли бы вплотную друг к другу. Задние лапы Багиры напряглись, хвост возбужденно дрогнул, она присела для прыжка – но в этот момент Игорь рванул рычаг, и тигрица рухнула в четырехметровую яму.

Падая, она скоординировала свои движения и приземлилась на все четыре лапы.

– Черт! – восхитился я. – Что значит кошка! Выкрутится из любого положения.

Я еще не знал, что у моей подопечной – богатый опыт и она способна легко выбраться из тигровой ямы. Но ловушка, вырытая нами, к счастью, была квадратной. Привычный для этой бестии способ освобождения – разбег по спирали – здесь не годился. Тигрица с тоской посмотрела наверх и увидела множество смеющихся человеческих голов.

– Вот так, милая, – подытожил я. – Не будешь нападать – не будешь проваливаться!

Для следующей встречи мы перегородили вольер пополам, выстроив стенку из толстого органического стекла. Свет же установили так, чтобы он не попадал на стенку и не создавал отражений и ярких бликов. Зато на моей половине вольера словно сияло яркое солнце. Тигрица должна была отчетливо видеть меня, залитого светом и стоящего к ней спиной. Я же наблюдал за моей противницей в зеркало, предусмотрительно повешенное на уровне моих глаз. Мне было очень интересно, как поведет себя Багира.

Подняли шибер. Но тигрица не спешила выйти из клетки, лишь изредка высовывала голову. Должно быть, она не верила своим глазам: враг стоял всего в нескольких метрах от ее морды. И как стоял! Она жадно впилась глазами в мою беззащитную спину.

Багира сделала первый шаг в вольер и осторожно попробовала лапой пол. Огляделась, но ничего подозрительного ни вокруг себя, ни сверху не увидела. Люди отсутствовали. Я не держал в руках никаких непонятных предметов и беспечно подставлял открытую спину всем желающим в нее вцепиться.

Не обнаружив опасности, тигрица разбежалась и прыгнула… чтобы разбить себе нос о твердую стенку.

Шло время. Занятый тем, как в очередной раз провести слишком свирепую и сообразительную партнершу, я не замечал его течения. И часто поражался неистовой злобе и силе ненависти, которую Багира испытывала ко мне. Не скрою, иногда даже начинал сомневаться, что способен противостоять могучему напору ее ярости. Но, как бы то ни было, вот уже больше двух месяцев я ежедневно входил в клетку – и ни разу – не позволил тигрице почувствовать свое превосходство. Я ревниво подсчитывал число «очных» встреч с хищницей: сто – сто десять – сто двадцать. Это уже была победа!

Но однажды, как снег на голову, обрушилось распоряжение самого высокого начальства – немедленно сдать тигра-людоеда в зоопарк. Это зооцентр, о котором мы с Плахотниковым давно и думать забыли, получил ответы на свой запрос.

Прочитав приказ, старик внимательно посмотрел на меня и осторожно спросил:

– А не думаешь ли ты, молодец, что с Багирой действительно лучше расстаться?

Я взвился. Сначала больные тигрята, теперь животное, признанное непригодным для работы в цирке. Обстоятельства словно нарочно складываются так, чтобы подтвердилась моя профессиональная несостоятельность. Если я отдам Багиру в зоопарк, мои недоброжелатели распустят слух, что это не тигрица непригодна для дрессировки, а я сам не имею права быть укротителем.

– Нет, – ответил я как можно тверже, – пока не применю все методы укрощения, не отступлю!

– А знаешь, сколько этих методов? Пока ты их все применишь, твоя тигрица сдохнет от старости, – усмехнулся Евгений Николаевич.

– Если их так много, – не сдавался я, – тем больше шансов на успех!

Вместо ответа старый дрессировщик потрепал меня по шее. Я воспрянул: этот жест сказал мне больше, чем десятки похвал.

По счастью, нам было легко подменить Багиру. Справедливо полагая, что для постороннего глаза все тигры «на одно лицо», мы охотно расстались с другой – совершенно бездарной, тупой и до одурения злобной тигрицей. Успеху нашей авантюры способствовало и то, что Герта больше не была Гертой и никакой тайный «доброжелатель» не мог даже предположить, что Багира, над приручением которой я бьюсь день-деньской, и есть тот самый тигр-людоед.

А время летело. Я все больше убеждался, что Багира обладает необыкновенной памятью. Обжегшись однажды, она не пыталась повторить печальный опыт и избирала новую тактику. Приходилось менять тактику и мне. Я демонстрировал тигрице свою изобретательность, неуязвимость, превосходство и по-прежнему оставался недосягаемым. Каждый раз после того, как, усталая и измученная, она вынуждена была отступить, я оставлял в клетке небольшой кусок мяса.

После репетиций я подолгу сидел у клетки Багиры и, протягивая на палке мясо, приговаривал:

– Дурочка моя… Ну когда ты поймешь, что человек сильнее тебя? Когда же ты сменишь свой гнев на добрые отношения?

Со временем я обнаружил у Багиры и еще одно замечательное качество: ее ярость испарялась так же быстро, как и возникала.

Обращался я с тигрицей мягко, ласково, старался не раздражать. Со временем она стала привыкать к жизни в клетке и отсутствию самого главного – свободы. Однако по-прежнему с хищным азартом ждала моего появления и всякий раз шла мне навстречу, остро наблюдая за малейшим моим движением.

Я пел ей песни, не зная ни одной до конца, просовывал сквозь решетку кусочки мяса, гладил спину, голову и шею сломанным бамбуковым удилищем. Вначале каждое прикосновение тигрица встречала враждебно, грызла прутик, отбивала его лапой, кидалась на решетку. Но постепенно привыкла и даже сама подставляла шею, чтобы я почесал ей за ушком. Но все же процесс приручения казался мне слишком медленным. И я притащил раскладушку, поставил ее около вольера и стал проводить около тигрицы сутки напролет.

Очень постепенно, исподволь Багира начала считаться со мной как со своим властелином. С детства воспитанная на человеческом мясе, она научилась получать мясо из рук человека. Я следил за тем, чтобы мясо это всегда было самым свежим и по возможности разнообразных сортов. А если тигрица тянулась за лакомством и шла в том направлении, куда перемещался надетый на острую палочку кусочек, ее неизменно ждала награда: несколько более крупных ломтей. Так понемногу я научил Багиру забираться на тумбу или ящик. Я не раз дивился ее необыкновенной памяти и понятливости. Трудно нам с ней давалась лишь азбука дрессуры, дальше дело пошло веселее.

И все же в послушании тигрицы я инстинктивно угадывал фальшь. Она продолжала люто ненавидеть меня и ждала только часа, чтобы взять реванш.

А вокруг вольера вырастала стена клеток с прибывающими животными. Мало-помалу моя мечта осуществлялась. Аттракцион с хищными кошками становился реальностью. Но до окончательной победы было еще далеко.

ТАЛАНТ ПРЕДПРИНИМАТЕЛЯ

Итак, повторяю, мало-помалу я продвигался к осуществлению своей мечты. Аттракцион с хищными кошками становился реальностью. Вокруг вольера вырастала внушительная стена клеток с прибывающими животными.

Первоначально я получил разрешение на работу с пятью тиграми. Но, пока эти тигры ехали из-за границы, мне, как я уже рассказывал в предыдущей главе, всеми правдами и неправдами удалось заполучить еще кое-каких животных. В Союзгосцирке (так к концу 50-х стало называться Главное управление цирками) смотрели на меня с подозрением. Мало кому верилось, что тридцатилетний акробат, по роду своей деятельности никогда с животными не связанный, осилит новую для себя специальность. Были недоброжелатели, были завистники, были и обычные чинуши. Эти-то последние, пожалуй, хлебнули моей крови больше всех других.

Особенной известностью в кулуарах пользовался некто Бабкин, ревностно служивщий заместителем начальника художественного отдела. Злые цирковые языки давно окрестили грозного зама точным прозвищем «Товарищ Нет». Опытные артисты твердо знали: если тебе не отказывают, а всего лишь посылают получить визу у Бабкина, стало быть, дело твое – труба. Знал это и я. И когда с очередной бумажкой, разрешающей приобретение новых животных, меня отфутболили к «Товарищу Нет», я крепко задумался.

Надо сказать, что в описываемую пору нервы у меня были, что называется, железные. Я смело мог рассчитывать на то, что они не подведут, а потому шагнул в дверь художественного отдела с не меньшей решимостью, чем в клетку к тигру-людоеду.

Лицо Бабкина изумило меня, если так позволительно выразиться, своей безликостью. Оно ровно ничего не выражало. А если и выражало, то лишь полнейшее, совершенно безграничное безразличие. Бабкин механически пробежал мою бумагу глазами и, постукивая по столу пальцами, монотонно пробубнил:

– Ваше письмо подписано самым высоким начальством, но начальство допустило отклонение от правил, так как подписало письмо, на котором нет всех необходимых виз, и я этого подписывать не буду.

Я попытался возразить:

– Вы не имеете права не подписывать, ведь сам управляющий разрешил!

Бабкин, даже не удостоив меня скучающим взглядом, продолжал постукивать пальцами по столу. Когда я закончил говорить, он без выражения произнес:

– Да-да-да-да-да. Но не подпишу.

Я начал спорить, ловя себя на том, что горячусь и повторяюсь.

Бабкин вежливо и равнодушно дал мне закончить и вновь произнес:

– Да-да-да-да-да. Но не подпишу.

– Так ведь управляющий подписал. Ваша виза нужна только формально… – Я с ужасом понял, что никаких более оригинальных аргументов придумать не в состоянии.

– Да-да-да-да-да, – последовал ответ, – но не подпишу. А товарищу управляющему доложу о нецелесообразности.

И тут меня осенило.

– Да-да-да-да-да, – ответил я, – подпишете!

Бабкин словно поперхнулся. Он попытался что-то сказать.

– Да-да-да-да-да, – хладнокровно парировал я.

«Товарища Нет» лупили его же оружием! На него было невозможно смотреть без смеха. Наверное, впервые в жизни человек этот почувствовал себя в шкуре артистов, над которыми привык измываться.

Кончилась наша встреча тем, что всемогущий чиновник вылетел из кабинета с криком:

– Уберите Запашного! Он издевается надо мной! Я не могу работать! Он кровопивец! Душегуб! Вампир! Я не зайду в кабинет, пока он там! – Бабкина трясло так, как обычно трясло выходящих от нет артистов.

Наконец, сжалившись над «Товарищем Нет», я вышел в коридор.

Несколько следующих дней при виде меня Бабкин опускал голову и рысью пробегал мимо, торопясь укрыться за какой-нибудь дверью. Я же неизменно пускал ему вслед ехидное: «Да-да-да-да-да». Более того, я по нескольку раз в течение рабочего дня заглядывал в художественный отдел, произносил с порога ту же идиотскую тираду и, вежливо приподняв шляпу, уходил. Дело кончилось тем, что в конце недели секретарь управляющего, сотрясаясь от беззвучного хохота, вручила мне по всем правилам завизированную бумагу: Бабкин сдался.

В тот же день на платформе Рижского вокзала меня напутствовал Плахотников:

– Получишь в зоопарке двух тигрят. Да смотри, чтоб не было рахита! Не бери с прогнутой спиной или кривыми лапами! Не бери «кота в мешке» – лучше поживи несколько дней, присмотрись. У молодняка может быть костоед – это когда хищник себе хвост грызет. Гляди, бывают еще накожные заболевания… Эх, чувствую, все ты не так сделаешь! Надо бы мне самому ехать…

– Да не переживайте вы так, Евгений Николаевич, – обнял я его, – все будет в порядке. Скажите лучше, как характер подобрать.

– Характер? Да как его подберешь, – вздохнул Плахотников. – Характер выявим на месте. Главное – привези!

От избытка чувств старик погрозил мне кулаком и вытер скатившуюся слезу. Поезд уже тронулся, а он все шел по перрону, что-то крича напоследок. До меня донеслось:

– Да смотри, чтоб не кашляли!..

– Ишь как расчувствовался ваш отец, – кокетливо сказала хорошенькая проводница.

– Это не отец, – ответил я, – но очень, очень хороший человек.

Цирковые скитания уже не раз приводили меня в Ригу. Меня всегда поражала тамошняя противоестественная чистота. В послевоенные годы хозяйки возле своих домов мыли тротуар с мылом и каким-то порошком. Нигде ни бумажки, ни окурка. Русский человек чувствовал себя здесь не в своей тарелке. К слову сказать, и ненавидели здесь русских просто свирепо. Чуть не в глаза называли оккупантами.

Помню, пристала ко мне местная девчонка, совсем замучила со своей любовью. Что поделаешь, такая профессия: поклонницы шагу ступить не дают. Вот и эта – бесцветная совершенно, даже ресницы белые – повадилась ходить на каждое представление и за кулисы являлась. Чем-то девчонка эта приглянулась моей маме. И мама стала меня воспитывать:

– Ты бы, сынок, хоть проводил ее домой, что ли! Неудобно, девочка хорошая, вон как из-за тебя, дурака, страдает.

Мамин совет я воспринял по-своему. В тот же вечер подошел к своей поклоннице и говорю:

– Ты бы, родная, не бегала за мной, а то придется тебя домой провожать. А у меня на ботинках подошва тоненькая – простужусь еще ненароком.

А она, что вы думаете, подняла свои белые бровки и отвечает с каким-то злорадством даже:

– Вам меня провожать нельзя. Я живу далеко. Со мной пойдете – никто вас не тронет. А обратно как? У нас ребята злые: убьют вас где-нибудь в закоулке и будут носить ваши ботинки на тоненькой подошве, пока не простудятся…

Так что Ригу я знал хорошо. Знал и, несмотря ни на что, очень любил. А вот в зоопарке бывать не доводилось. Теперь я поехал туда прямо с вокзала.

Зоопарк располагался в густом сосновом бору на окраине города. Дышалось здесь необыкновенно легко. Мы с ветеринарным врачом Виксне, моим старинным приятелем, шли мимо громадных загонов и любовались холеными оленями, зубрами и зебрами, разгуливающими засомнительной прочности сетками. Завидев нас, копытные доверчиво подходили поближе.

– А вы не боитесь, – не выдержал я, – что животные выберутся из вольеров?

– Что вы! Они очень спокойные, даже ручные, – горделиво улыбнулся Виксне. – Мы не волнуемся, даже когда они разгуливают по парку. Сегодня просто слишком много народу, и мы во избежание недоразумений решили не выпускать животных.

– Много народу?! – Я изумленно огляделся, но, кроме считанных пар, затерявшихся среди бескрайних аллей парка, ровно никого не заметил.

– Не удивляйтесь, – аппетитно затянувшись трубкой, пояснил ветеринар, – у нас очень большой парк. Людям есть где разбрестись.

Как бы в подтверждение его слов на лужайке возле громадного дуба я заметил отдыхающее семейство. Двое старичков и их взрослые дети сидели в густой темно-зеленой траве, а две девчушки лет пяти безбоязненно кормили подошедшего к ним пятнистого оленя. Вид у всей компании был самый безмятежный.

Я залюбовался этой картиной, завистливо отметив про себя, что в России никому и в голову не пришло бы ничего подобного.

Мои размышления прервал Виксне:

– Что вы собираетесь у нас приобрести? Кошек, разумеется?

– Конечно, – ответил я, – и самых крупных. А что вы продаете?

Виксне, взяв меня под руку, свернул на боковую аллейку, которую медленно перебегал напоминающий кенгуру американский заяц.

– Для реализации у нас есть только тигрята.

– Как тигрята? – удивился я, словно приехал за чем-то другим.

– И только? Виксне многозначительно посмотрел на меня и веско сказал: – Тигрята хорошие, от хороших родителей.

– Это очень важно, – согласился я. – А еще что есть?

– Вы сначала тигрят посмотрите, а там поговорим, – загадочно улыбнулся Виксне.

Разговаривая, мы подошли к площадке молодняка. Несколько девочек-подростков убирали вольер. Одна из них, голубоглазая красавица, тискала довольно крупного рысенка, а тот, прижимаясь к пухлым ручкам девочки, мурлыкал, совершенно как домашний котенок. Неподалеку, не обращая на них никакого внимания, на вертикальной лестнице висел гималайский медвежонок, беззлобно заигрывающий с диким поросенком. Молодая гиена, большие выразительные глаза которой просто лучились добротой, неторопливо бегала вдоль сетчатого забора, старательно обходя двух затеявших веселую возню собак динго.

Почти все звери, завидев Виксне, повернулись в его сторону или даже приблизились к решетке. Мое же внимание приковал крупный львенок. Неуклюже ковыляя на непомерно тяжелых лапах, он подошел ко мне поближе и уставился на незнакомца любопытными желтыми глазами.

– Вы подождите меня здесь, – сказал Виксне. – Я мигом сбегаю за директором.

Не в силах оторвать взгляд от львенка, я машинально кивнул.

Постепенно зверята забыли о моем присутствии и вернулись к своим играм. Одна из собак динго атаковала львенка, а он, пробурчав что-то вроде «м-м-хм», плюхнулся на бок, давая подружке возможность усесться на него сверху и с удобством трепать желтый львиный хвост. Медвежонок, сползший с лестницы, хлопнул поросенка по заду так, что тот взвизгнул. Оставив львенка, динго бросилась на этот визг. Оставшись один, львенок быстро нашел себе подходящее занятие: расплющив круглый живот, он принялся наблюдать за девочкой с рысенком. Внезапно он прижал ушки и подобрал под себя лапы. И не успел я предостерегающе крикнуть, как юный хищник сделал нелепый прыжок, подкатился под коленки к девочке и сбил ее с ног.

Все произошло одновременно. Рысенок, по-кошачьи изогнувшись, во весь дух помчался на лестницу. Медвежонок, возмущенно зацокав языком, занес лапу, чтобы хорошенько угостить непрошеного гостя, но промахнулся и плюхнулся на землю. А я, перемахнув невысокую сетчатую загородку, кинулся на помощь девочке.

Но оказалось, что никакая помощь ей не нужна. Заразительно смеясь, девчушка возилась с львенком. Тот хватал ее за руки, бил увесистыми лапами, но, как я с удивлением заметил, не пускал в ход ни клыков, ни когтей. Подобные игры с хищниками никогда не вызывали у меня одобрения, но на сей раз я искренне восхитился. Помогая девочке подняться, я все же спросил, стараясь придать голосу строгость:

– Ну как можно так доверяться животным?!

– Так ведь это же Султанчик, – наивно подняв на меня огромные голубые глаза, ответила девочка. Словно само имя Султанчик должно было объяснить мне все. – Он никогда не кусается и ни разу никого не поцарапал.

В доказательство девочка засунула локоток в пасть львенка.

– Все это до поры до времени, – назидательно изрек я, испытывая при этом неудержимое желание свалиться в траву и повозиться с неуклюжим малышом.

Девочка отряхнула измятое платье и кокетливо сказала:

– Нехорошо, Султанчик! Вон как ты меня толкнул, так и поломать недолго. Иди подальше со своими играми!

Почувствовав, что обидел свою любимицу, львенок как-то сник и робко лизнул девочке руку. Ласкаясь, он принялся вылизывать все, что попадалось под его шершавый язык – платье, плечи, руки. Девочка притворно протестовала, но вскоре сама начала гладить львенка, нежно трепать его голову и еще гладкий загривок.

Мне тоже захотелось погладить малыша. Но, едва я сделал шаг в сторону девочки, как львенок совершенно переменился: он широко раскрыл внезапно позеленевшие глаза, смешно зашипел и, показав острейшие молочные зубки, пустился наутек.

– Как, вы уже на площадке? И без халата?! – раздался сзади голос директора зоопарка.

Мы обменялись рукопожатиями.

– Чудо, а не львенок! – извиняющимся тоном произнес я. И тут же понял, что допустил непоправимую ошибку: покупатель не должен расхваливать приглянувшийся ему товар. Похвалить – дать продавцу повод набить цену.

«Да, торговец из меня никудышный», – подумал я и тут же попытался исправить оплошность:

– Вообще-то, судя по лапам, у львенка рахит. Боюсь, что с возрастом это отрицательно скажется на его развитии. – Ожидая поддержки, я взглянул на ветврача. Но латыш сделал вид, что не расслышал моих слов.

– Друг мой, – не давая Виксне уйти от разговора, обратился я прямо к нему, – разве я не прав?

– Вы о чем? – деланно встрепенулся ветврач.

– О рахите у львенка.

– Ну, легкий рахитик у молодняка – дело поправимое, протянул Виксне. В его прищуренных глазах я прочел желание не обидеть гостя и одновременно угодить директору.

– Да полно, Вальтер, – отозвался директор, – какой там может быть рахит! Вы посмотрите на общее состояние группы! Я же вижу, что вам понравилась наша «детская площадка».

И директор широко улыбнулся.

– К тому же, – продолжал он, тревожно поглядывая на стоящих неподалеку сотрудников, – насколько я понимаю, львенок не продается. Это любимец всего коллектива.

Окружившие нас работники зоопарка и юннаты смотрели на меня насупившись. Их взгляды недвусмысленно говорили: львенок не продается!