Текст книги "Золотой Лис. 1-2 часть(СИ)"

Автор книги: Валерий Иващенко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 26 (всего у книги 33 страниц)

Очень кстати Ридд приметил в утреннем тенёчке костерок, на котором ещё пара табунщиков и тощий малец варили снадобье для двух подранившихся лошадей. Разговорить тех, посоветовать кое-что из ещё маменькиных рецептов, а потом под хорошее настроение напроситься на кружечку-другую травяного отвара, да с краюхой хлеба и хорошим, в пол-кольца ломтем колбасы – на это дипломатических талантов парня вполне хватило.

И не прошло нескольких минут, как Ридд обнаружил себя сидящим у костра и споро, с аппетитом завтракающим. А его Черныш всё гонял взволнованно ржавший табун, словно ворвавшаяся в рыбью стаю щука. Всё сновал там, и его голова выныривала из обеспокоенной лошадиной толпы в самых неожиданных местах.

– Ну, ты и нахал, – парень наконец покончил с угощением и встал, ухмыляясь оборотистости своего коня.

Горделиво потряхивая гривой, чёрный жеребец уже гнал сюда сразу пару облюбованных им кобылиц. Если одна, серебристо-белого и словно шёлкового окраса с белой гривой, на взгляд Ридда смотрелась очень даже и очень, то вторая по сравнению с ней выглядела какой-то захмурышкой, хотя и выдающейся золотисто-оранжевой масти.

– О, да то ж двухлетка, от нашего скакового чемпиона, – табунщик подёргал ус и усмехнулся, когда его утренний покупатель не торгуясь принялся отсчитывать двадцать запрошенных монет за трёхлетку и тридцать за недомерку. Золотых, естественно – но Ридд не видел смысла торговаться или скупердяйничать. Ведь цена вполне божеская, на ярмарках в неудачные годы до сотни доходило за рыцарского коня.

Коль сам Черныш выбрал, тут уже и к храмовнику ходить не надо – кобылки самые что ни есть первостатейные… пришлось даже надеть плащ и по старинному обычаю заполучить наброшенные на обеих страдалиц уздечки из полы в полу.

– Кстати, хозяин – попробуй осторожненько табун сторговать барону Шарто, который мускатный, – посоветовал на прощание Ридд, уже возвернув на пояс изрядно полегчавший кошель. – Он вроде бы войско собирает, наверняка хорошую цену даст и всех возьмёт…

Бегло проверив у испуганно косящих глазом покупок подковы (вряд ли Черныш в таких низких материях разбирался), Ридд не нашёл особо к чему придраться. И снова тёплый ветер в лицо, и снова путь. Правда, через некоторое время призадумавшись, куда же он так целеустремлённо направлялся, парень обнаружил у себя утреннее солнце в левом глазу. То есть, повинуясь невысказанному пожеланию, довольно скалящий при виде кобылок зубы жеребец держал общее направление на полудень – в становившуюся с каждым шагом всё ближе вотчину барона Шарто.

– У-у, морда твоя наглая, – попытался Ридд пристыдить того. – Ну ладно эта, серого муара белобрысая – если отмыть и на гриве-хвосте причесон сделать, в самом деле весьма и весьма.

Означенная блондинка в сомнении навострила уши, зато Черныш согласно мотнул головой и оскалил зубы в своей дьявольской усмешке.

– Ну а вторая-то зачем? – допытывался разморенный жарой, долгой дорогой и бездельем парень. – Чего это тебя вдруг на рыжих малолеток потянуло, извращенец ты этакий!

На этот раз конь дёрнул ухом и старательно изобразил на лоснящейся довольством чёрной морде раскаяние. Ну-ну, можно подумать, будто тут ему кто поверит! Не и наче как удумал, злодей этакий, что как старшую кобылицу обрюхатит и та уже отгонять от себя станет, захмурышка вторая как раз в самый сок войдёт. Вот уж воистину жеребец, прости, пресвятой Динас, что выразишься…

Глава 19. На рубеже времён

Обратно к полуденным границам королевства Ридд возвращался не спеша. Нарочито он свернул с королевского тракта и пробирался просёлочными дорогами, кривыми и извилистыми в той же мере, как и мысли в его голове. И всё же, если бы кому-нибудь в небесной сини вздумалось присмотреться пристальнее к этой одинокой человеческой фигуре отрёхконь, зоркий взгляд с удивлением приметил бы, что по мере приближения родины славного во всех краях муската продвижение одинокого путника постепенно замедлялось.

Иные края, иные ветры и совсем, совсем иные мысли одолевали парня в этих местах, где неброская и словно чуть суровая прелесть полуночи уступала место пылкой и словно вызывающей красоте пышного полудня. Как будто жгучая южанка встречала его, истосковавшись по этому взгляду и этим прикосновениям…

Колебался ли он? Вряд ли, уж самое главное было сделано. Не быть должным никому и ничему, свобода от всяких обязательств и клятв – но отчего-то Ридд счастливым от того себя не ощущал ни в коей мере.

– Хорошо тебе, Черныш! Понукают – скачи. Насыпали кормушку – хрумкай себе. А обо всём остальном пусть у хозяина голова болит, да?

Жеребец не обратил на ворчание разморенного обедом парня ровным счётом никакого внимания. Размеренно считал ногами путь, косил гневным взглядом на кляч редких встречных, а главное, не забывал периодически заигрывать с такой симпатичной белобрысой кобылицей…

Леса полуночных краёв уже давно сменились рощами, всё чаще дорога огибала пробивавшиеся из-под земли каменные гряды. Словно прорастающие когти дракона или ещё какого-нибудь исполина неведомого роду-племени, они торчали в самых, казалось, неподходящих местах и одним своим видом напоминали о предстоявшем.

А что предстояло? Если честно, Ридду больше всего хотелось быстренько забрать из тайников свои ухоронки и тотчас уехать из баронства Шарто подальше. Показать ему конские хвосты и порадовать зрелищем пыли из-под быстро удаляющихся копыт.

Эй, а как же Меана?

Воспоминание об эльфке резануло неожиданно свежей болью.

– Флора – если она метит в королевы, это её личные проблемы, – сердито огрызнулся Ридд и остановил коня.

Ощущение едва не совершённой ошибки сыпануло изморозью по спине так внезапно, что парень непроизвольно ухватился за рукоять трости и закрутил на месте свего Черныша, придирчиво высматривая возможные источники неприятностей.

Так-так… как-то незаметно межевая дорога уже в сумерках привела своих путников в одно из тех мест, кои землемеры обожают обозначать на своих картах и потом заставляют зазубривать учеников. Здесь сходились углами владения сразу трёх дворянских маноров, а посему не зря молва приписывала подобным местам всякие-разные, порою вовсе даже небезобидные свойства.

Обычно-то как? Ну заспорят двое ясновельможных – чей же вон тот лесок меж их владений, который уже подрос до такой степени, что не грех уже и под топор пускать. Один с азартом доказывает, что ещё прадед приобрёл его за звонкую монету, да ещё и готов перерыть в поисках купчей весь родовой замок. Другой с не меньшим жаром спорит, что дед выиграл ту рощицу у соседушки то ли в карты, то ли в кости, а посему именно ему сами боги велели прибрать к рукам строевую и деловую древесину. Или за какой заливной луг с сенокосами, на который ревниво косят глазом сельские старосты обоих дворян – поспорить, а то и позвенеть железом за такое богатство то дело почтенное…

Так то на спорной и весьма путаной границе меж маноров. А вот на углу, где сходились интересы сразу троих лендлордов, подобные шутки уже куда как чреваты, доложу я вам. И переместить чуток таковое в свою пользу означало уже гораздо большие осложнения, потому как в дело оказывался замешан кто-то третий. А у него обязательно сыщутся сторонники да родственнички, да кое-какие старые счета. Там уже просто междусобойчиком не обойдётся – непременно выльется в такую похабень, что придётся самому королю присылать войска да замирять расходившихся их благородий.

Потому-то углы владений всегда обустраивались добротно и обозначались солидно, на века. Ридд вычленил взглядом три массивных каменных изваяния и усмехнулся уголками губ. Так и представлялось, как тёмной ночью трое вельмож сошлись здесь и порешили, что вот тут и заканчиваются интересы каждого из них – как раз меж трёх выступающих из-под земли гранитных скал. А потом уже камнетёсы немного облагородили форму тех, высвободили сокрытые до поры в камне символы. Да магики наложили свои многомудрые, ощущавшиеся даже спустя века заклятья.

Слева от уже едва видневшейся дороги хмуро и недоверчиво поглядывал здоровенный, в два конских корпуса дикий вепрь – то маркиз дю Фрембо грозил неведомым супостатам всею мощью своей верной дружины. Справа к земле прижался перед прыжком ничуть не меньших размеров гранитный лев, показывая – что же предстоит дерзнувшим нарушить границы графа Мейзери. А собственно за угловой точкой, почти напротив, в сумраке мрачно чернел уже готовый встать на дыбы могучий медведь. И судя по размерам, нарушителю покоя баронов Шарто тоже пришлось бы ох как несладко.

То ли древняя магия чем-то насторожилась, то ли Ридд потревожил её своим неурочным визитом – но глаза исполинских стражей откровенно мерцали тускло-багровым…

И всё же, как он ни осматривался и прислушивался затаив дыхание, источник возможных неприятностей вычленить так и не удалось. Но тем не менее, обе доселе трусившие позади кобылки безо всякой команды подтянулись поближе и, чуть сдавив сапоги всадника, даже прижались своими боками в неосознанных поисках защиты.

– Хотелось бы ещё знать, от чего? Флора, ты что-нибудь чувствуешь? – Ридд сам поразился, как хрипловато и чужеродно прозвучал здесь и сейчас его голос.

От верной дриады, которая то хлопотала над ним со вполне похвальной, хотя иногда и докучливой материнской заботой – то весьма язвительно высмеивала иные поступки и взгляды парня – то вдруг признавалась в любви, да причём в самых пылких и изысканных выражениях, почерпнутых из дальних уголков памяти прочитанных книг – так вот, от бедняжки Флоры донеслась лишь не мелкая, а очень даже крупная дрожь. Настолько чувствительно дриада вибрировала от страха, что человек и сам ощутил, как то ли от вечерней сырости, то ли ещё невесть с чего у него словно сами собою лязгнули зубы.

– Да какого псоглавца? – рявкнул осерчавший с досады Ридд. Так и хотелось обнажить клинок да насадить на него пару-тойку супостатов. Да вот, оных в пределах видимости и даже слышимости решительно не наблюдалось.

Клубился под копытами жеребца вечерний туман. Тёк неслышно седыми прядями, вкрадчиво и мягко заполняя собою и дороги, и перекрёсток их. Заглушал постепенно все звуки, полнился и густел. Он давно уже закрыл собою бабки Черныша, потёк выше – и судя по несомненно гнусным намерениям, вскоре намеревался уже и лизнуть сапоги всадника.

Ну туман, ну необычайно густой и плотный даже для осеннего вечера – если бы непонятки только этим и ограничились, Ридд только вздохнул бы с облегчением. Но едва не разбегавшиеся от усердия глаза краем взгляда нет-нет да цепляли, как по шкурам обеих кобылок вкрадчиво стекал серебряный и золотой огонь. Точно так же мягко и неслышно тёк, порою превращая их гривы в нечто величественное и развевающееся, а самих животных в каких-то потусторонних скакунов.

Но вот что за мрак стекал по гриве чёрного жеребца, Ридд побоялся бы даже и предположить – этому злодею сам падший бог не указ, судя по оскалившейся злорадно пасти, из которой порою ронялись светящиеся зелёным ядом капли. Да и клыки там нынче обретались такие, что любого матёрого волчару от страха медвежья болезнь прохватит. А взгляд… один лишь раз уловив только мимолётный отблеск, седок больше ни за какие коврижки не решился бы попасть под это феерическое сияние.

– Эй вы, порождения тьмы! А ну вперёд, адские бестии! – больше для собственной храбрости ругнулся Ридд и пришпорил своего жеребца.

К его удивлению, Черныш весьма покладисто тронул с места, вздымая грудью невесомые седые волны. Несколько шагов, во время которых парень ничуть не удивился бы, если бы жеребец вдруг провалился вниз аж до самого адского пламени… и ничего не произошло.

Зато две истекающие ясным пламенем кобылки обнаружили, что вдруг остались если не без защиты, то без моральной поддержки точно. Обе негодницы переглянулись с самым лукавым видом. Не сговариваясь, негромко заржали, тряхнув роскошными огненными гривами – и боязливо ступили следом. Бесшумно словно призраки они в несколько плавных и величавых движений словно доплыли по туману к хозяину, после чего опять замерли по сторонам – но уже с таким видом, будто не прижались в поисках успокоения, а на самом деле просто охраняют человека от невесть каких напастей.

Нет, тут обязательно следовало бы пригласить крепкого жреца из Храма или даже колдуна в плаще цвета ночи! Ибо вокруг оказалась уже непроглядная темень, лишь светились две лошади – золотая и серебряная. Но и драгоценного сияния их оказывалось недостаточно, ибо оно непостижимым образом впитывалось в глыбу мрака, которой обернулся и без того чёрный жеребец. Право, стоило крепко задуматься, да что же за демона ненароком пригрел барон Шарто в своих конюшнях?

И тогда обливающийся едким холодным потом Ридд сделал, пожалуй, самый храбрый поступок в своей жизни. Хотя со стороны то казалось, что всадник просто подобрал поводья, миг-другой всмотрелся в непроглядную тьму, словно тщась что-то разглядеть там, в будущем – да и тронул во-он в ту неприметную сторонку своего коня и всю маленькую кавалькаду…

– И на какую же тему обращены помыслы моего благородного сына?

Против ожидания, голос почтенной баронессы Шарто вовсе не звучал озабоченно. Да и чего беспокоиться? Теперь уже осталась самая малость.

Долгий и весьма извилистый путь из самого пограничья хоть и изобиловал некоторыми происшествиями и даже волнениями, но оказался закончен. Лишь здесь, перед самыми уже гостеприимно распахнутыми великого и желанного Нахтигейла, приключилось то, насчёт чего летописцам ещё только предстояло ломать головы – включить оную поучительную оказию в хроники и жизнеописания? Или же умолчать, старательно делая вид, будто ничего такого не было?..

– Да здравствует их сиятельство барон Шарто!

Даже гораздая на вымыслы людская молва не припомнила бы, чтоб какого-нибудь вельможу чествовали при въезде в столичный град настолько пышно. Ну разве что ярла Иллидара после великой битвы под Морнхольде, без преувеличения спасшей от гибели всё королевство – да и тот эльфийский принц. К тому же оные чествования были большей частию подогреты нужными людишками да обещанием серебрушки каждому с дюжей глоткой.

Зато сегодня вопли звучали куда как многочисленнее и громче. А самое главное, искреннее. Ибо пусть короткое, но всё же безвластие успело изрядно достать всех. Купцы живо сообразили отсутствие твёрдой над собою руки и принялись усердно если не взвинчивать, то вздымать цены. Кое-кто из дворян решил под шумок пощипать соседушек или просто свести старые счёты. Да на взморье приплыли на лодьях какие-то пришлые с топорами и ну охаживать тамошний люд – лорды со своими дружинами отбиться пока не сумели, а вот собрать и послать подмогу вправе только король.

Король, которого ещё не было…

– А надысь прямо под стенами города сборщика податей мало что ограбили, так ещё и живота лишили, – барон Шарто устало поморщился после торопливой скороговорки очередного, усердно кланявшегося человечка.

Городские старшины хоть и прохвосты редкостные, однако на встречу первого и единственного претендента на корону не поскупились. Да и придраться к церемониалу не смогла бы даже матушка… прошу прощения – её великолепие баронесса Шарто. Всё честь по чести. Правда, символический ключ от города, который вынесли на бархатной подушке двенадцать выряженных в пух и прах пажей, оказался мало того что чугунякой под пару пудов, так ещё и слегка тронутый кое-где ржавчиной.

– Улыбайтесь, сын мой – не лишайте дворян и почтенных горожан их праздника, – как матушка ухитрялась цедить строгим голосом эти слова, одновременно расточая вокруг самые искренние улыбки, милостивые кивки и мелкие знаки многообещающего внимания – то всё оставалось величайшей загадкой для знатоков этикета и даже геральдики.

Хотя и означало всё то, что въезд будущего короля в Нахтигейл это весьма важное и самое первое событие в будущих летописях, которые станут трепетно читать или же с негодованием отвергнут. А также то, что именно сейчас можно было здорово увеличить или же уменьшить число своих как сторонников, так и недругов. Так что, барон Шарто добросовестно работал всё ему положенное – под конец принял пару челобитных от рыбаков, весьма туманно пообещав рассмотреть их и оделить милостями, а то и вольностями. И потом даже покачал на руках завёрнутого в лохмотья сынишку какой-то восторженной поселянки, протолкавшейся через толпу слегка растрёпанной…

Как и когда это произошло, сам барон рассказать не смог бы – ибо стоял спиной к дороге и лицом к напиравшей на оцепление разношёрстной толпе. Но вот что потом безоговорочно приписали будущему королю в плюс, так это то, что обернувшись на вскрик, барон Шарто безотчётно заслонил своим корпусом гугукавшего на руках младенца.

По давней традиции, подобные экивоки с решпектами происходили в том месте, где мощёный плитами королевский тракт упирался в гостеприимно опустившийся перед ним подъёмный мост. Пространство вокруг тоже оказывалось немного расчищенным и даже вымощенным камнем – привратная стража со вполне похвальным упорством стремилась обеспечить себе просматриваемое (и простреливаемое) пространство. В мирное время тут дожидались своей очереди на досмотр караваны и купцы, иногда сами собою устраивались стихийные торжища, на разгоне которых стражники зарабатывали неплохую мзду.

Но сейчас несколько добротных каменных плит зашевелились и вздыбились, словно их подпирали снизу корни бешено растущего дерева. Потом брызнул во все стороны щебень – и наверх выбралась одна из тех тварей, коих молва не очень-то любит поминать ближе к ночи.

Всякие упоминания, кто же именно науськал на будущего короля ту бестию, оказались тщательно удалены из жизнеописания монарха. Но дальше события потеряли свою ошалелую замедленность и понеслись как сорвавшиеся с цепи бешеные псы. Истекающая едким дымом тварь во мгновение ока, рывком высвободилась из подземной тесноты и тут же, подобравшись, сразу прыгнула, разбрасывая в стороны людей и их ошметья.

Хотя на неотлучно обретавшуюся возле барона Шарто полюбовницу и косились с интересом, а кое-кто даже отважился отпустить в её сторону осторожные комплименты, всерьёз её никто доселе не воспринимал. И всё же именно смазливая леди непонятным образом оказалась на пути твари, а в изящных ручках зелёной искрой сверкнул арбалет диковинной конструкции.

Перевитую тёмными клочьями дыма адскую тварь ударило словно громом, развернуло в полёте, и тут даже далёкому от ратных дел наблюдателю стало понятно, что дела её плоховаты.

Следом в дело вмешался охранитель баронессы, доселе неприметно отиравшийся возле неё и уже много потом прославившийся как великий и неповторимый мастер Дитц. Его мощная шпага и кинжал блеснули словно молния – и окончательно сбили в сторону и вниз траекторию полёта. Очевидцы потом утверждали, что проткнутая тварь рычала и визжала, грызла кошмарными зубами пронзившую её сталь – на той оставались глубокие язвы и царапины…

Там опомнились и солдаты. Хоть и побелели они харями – вместе с командовавшим ими тщедушным лейтенантом – но воинская выучка и привычка таки сделали своё дело. Почти одновременно качнулись, нацелились копья. И дружно, красиво как на учениях, с разных сторон пришпилили тошнотворную бестию к истерзанной ею дороге.

Но вот лишь немногие могли бы с определённостью подтвердить, что окончательно затихла она лишь после того, как барон Шарто вернул младенца поселянке и ухватился за блистающий светом небес клинок. Резво подскочил он с той стороны, откуда его не могли достать шесть когтистых лап, и чуть наискось рубанул так, что едва надвое не развалил. А там и Эльфийка для вящей гарантии перерезала ещё глухо рычавшее мощное горло странно и остро блеснувшим гномьим кинжалом…

Чёрный дым и какой-то скулящий вой взвились чёрным вихрем. А леди Меана как ни в чём ни бывало вытерла клинок о покрытый короткой жёсткой шерстью загривок и одним прыжком вскочила на коня выбитого тварью из седла кирасира. И даже самые пристальные взгляды не могли бы усмотреть и тени волнения на этом безмятежном, кукольно-красивом личике.

– В глаза смотреть! – от этого равнодушного и в то же время требовательного голоса страшная дрожь пробрала людей. Как потом сам себе признавался барон Шарто, даже его пробрало не на шутку – настолько, что он едва удержался от желания забежать вперёд и преданно заглянуть в зелёный взор эльфийки.

А та одними коленями послала вперёд нервничающего от близости смерти жеребца, требовательно и ищуще всматриваясь в глаза и лица. Проехала перед замершей толпой, затем с другой стороны дороги. И уже в тот миг, когда казалось – ничего не выйдет – вдруг словно прыгнула вперёд, широкой конской грудью вдавившись в подавшуюся назад массу. Добротный кавалерийский палаш, доселе прикреплённый вертикально у седла, мелькнул стальной молнией и с негромким хрустом замер, лишь разрубив едва не до пояса какого-то небогато одетого дворянина.

Кто б тот ни был, но за такую шалость, как призвать на своего врага одно из порождений тьмы, он заплатил сполна.

– Убрать! Следы затереть, – уже распоряжался пробившийся сюда лейтенант. – К завтрему чтоб дорога была отремонтирована!

Да уж, пред ликом будущего короля следовало вовремя проявить и свою храбрость, и рачительность в стремлении к порядку. Кто-то из великих пересмешников прошлого сказал, что короля делает свита – хотя по правде говоря, это если король дутый. Голый. А так, на самом деле, монарх силён не столько сам по себе, как своими вассалами, подданными и даже простым работным людом…

Впрочем, то всё было на днях. А сейчас, древнюю столицу терзала осенняя непогода. Сеялся меленький осенний дождик, промозглый ветер гнал по реке золото опавшей листвы и барку припозднившегося купца. И наблюдавшему то из высокого окна барону почудилось на миг, что никогда не привыкнет он к этому огромному городу, чьи дома и башни сейчас казались уснувшими до поры мокрыми каменными чудовищами. Вон они, затаились и пока что лишь глотают в свои чрева жалких тщедушных двуногих… не забывая иногда отрыгивать их обратно в дождь.

Вопрос матушки-баронессы вырвал молодого человека из гнетущих размышлений. Он оставил терзать штору драгоценного белого шёлка, после чего вернулся взглядом и вниманием в залу.

Небольшая и хорошо обставленная, с добротным камином в половину внутренней стены, она даже могла бы показаться уютной – если бы не обилие лепнины, позолоты и росписи. Что ж, придётся, пожалуй, привыкать? Королю негоже ютиться в хижине. А в том, что барон Шарто, чья коронация была назначена на ближайшие же, прилежно вычисленные астрологами погожие дни, станет монархом – в том уже не сомневались ни друзья, ни стремительно таявшая горстка недоброжелателей…

– У меня есть сто шестнадцать кувшинов, – задумчиво проронил барон и почтил несколькими шагами старинный дубовый паркет.

По воле бессмертных, в этом королевстве всегда имелся сто двадцать один сорт вина, обладающий волшебными и целительскими свойствами. Священное число, и веками оно соблюдалось неукоснительно. Да, некоторые династии хирели и чахли, однако на смену им всегда приходила младая поросль. Уходили в прошлое знаменитые сорта и лозы, но словно сами собою объявлялись новые и ничуть не худшие. И вот сейчас, слова барона означали, что из ста двадцати одного знатного рода сто шестнадцать уже тем или иным способом объявили будущему королю своё согласие.

Конечно, не всегда проходило гладко. Однако, по старому закону ни один монарх не мог взойти на трон, не обзаведясь предварительно менее чем сотней кувшинов…

– Но впереди брезжат очень уж нехорошие времена, матушка. И я желаю заполучить все, – стоило признать, эти едва слышные слова произвели тем не менее весьма могучее впечатление.

Несколько мелких дворян, неотлучно находившихся при будущем сюзерене и охранявших его под ненавязчивым руководством эльфийской леди, доселе успешно изображали, будто картёжная партия, разыгрываемая на днище бочонка, занимала их больше всего – переглянулись с задумчивыми лицами. Да и баронесса отчего-то едва не сбилась со счёта в своём рукодельи и вместо изнаночной петли сделала лицевую.

Слыханное ли дело! Полную и безоговорочную поддержку намеревающиеся надеть высшую корону власти получали всего лишь дважды, если хорошенько припомнить историю и иные её моменты.

Баронесса Шарто под прикрытием кружевного чепца покосилась вправо – словно взгляд её мог проникнуть в огромный и помпезный зал дворянского собрания, где вскоре предстояла самая главная церемония. На длинном, как дорога, столе слуги заранее выставляли по кувшину, графину или бутылке каждого сорта, и принарядившиеся вельможи прикосновением к ним прилюдно одобряли вступление в должность нового монарха. Причём, обман тут исключался напрочь, знаете ли – только полновластный хозяин манора, гордый памятью предков и их деяниями, мог заставить вино именно своего рода заиграть под прикосновением сияющими сполохами…

К двоим баронам и одному маркизу, что-то не спешившим засвидетельствовать будущему монарху своё почтение или же одобрение, в гости уже направился молодой, но уже подающий блестящие надежды лорд Хэннесси. Между прочим, почитающийся лучшим из учеников покойного маркиза Беренца, да и несколько полков с осадными орудиями прихватил с собой будущий полководец короля… и пронзающий пространство и время взгляд баронессы вычленил на пиршественном столе два оставшихся тёмными сорта вина.

Розовый, сладенький и коварный бордо, произрастающий во владениях графа Мейзери, пользовался весьма заслуженной популярностью. Марка шато производилась непосредственно в замке, а потому почиталась более изысканным и дорогим сортом. В противовес, гран крю разливался в куда больших количествах. И хотя, по мнению знатоков, мало чем уступал своему более дорогому собрату, ценою оказывался доступен не только вельможе, но и среднего достатка обывателю или солдату.

"А ведь, с графом Мейзери всё же придётся замиряться – тем или иным способом" – баронесса с неудовольствием констатировала своё спокойствие. Она уже была уверена, что её сын сам, без подсказок изыщет и примет единственно верное решение. Дело в том, что младшая дочь графа в том году овдовела, едва успев осчастливить собою крепкого рыцаря, погибшего в пограничной стычке. Говорят, весьма недурна собою, хотя и слишком умна для дочери вельможи. Стоит ли девица кувшина вина? Вопрос в данном случае тот ещё…

А вот сосуд с чёрным, странно будоражащим взгляд портвейном занимал воображение почтенной баронессы куда более. Стоило признать, покойный барон Фернандо даже своей смертью сумел досадить королевству. Да, ещё немного оставалось в погребах старых запасов вина – однако в отсутствие на земле законного и полновластного повелителя виноград и производимые из него напитки потеряли свои волшебные свойства. Цены уже потихоньку поползли вверх… но дело, согласитесь, вовсе не в том.

Уговорами, посулами или же обещаниями прямо противоположного свойства принудить молодого бастарда принять баронский титул и корону – то дело нетрудное. В истории не раз и не два бывало, что наследование проходило подобным образом и даже по женской линии. Но вот крепко-накрепко врезалось в память баронессы то опрометчиво высказанное вслух Риддом давнее пророчество на свой счёт. Что, дескать, дворянство ему обломится, когда две луны в небе столкнутся. Да уж, что-то подозрительно смахивало подобное на давненько уже мозолящее воображение древнее пророчество насчёт часа Зверя. Эх, смахнул бы кто смелый головы всем этим звездочётам и астрологичкам, вместе взятым…

Присмотревшись краем глаза к сыну, баронесса уверилась, что того занимают схожие мысли. И успокоилась. По крайней мере, будущий король думает в правильном направлении.

Верно, всё верно предположила почтенная баронесса Шарто! Забегая чуть вперёд, сообщу – молодой король предложил графу Мейзери достойный выход из дилеммы: под взорами древних родов признать себя униженным и смирившимся или же решиться на бунт со вполне предсказуемыми последствиями. А молодая королева оказалась достойной ученицей и соперницей королевы-матери…

За дверями раздался лёгкий шум, приглушённые голоса. А потом в залу неслышно просочился один из тех придворных лизоблюдов, коих обычно редко замечаешь, но которые непостижимым образом осведомлены обо всём и вся. Старый, уже почти неприличного возраста лакей вчера подал было в отставку, крепко памятуя насчёт того, что новая метла по-новому и метёт, а стало быть, новому королю понадобятся и новые слуги. Но и госпожа баронесса лишний раз подтвердила уже разошедшийся слушок, что она ничего не оставляет на самотёк, а к походу своего сына за короной подготовилась отменно. Прежний дворецкий за кое-какие шутки с королевской казной уже украсил собою виселицу на базарной площади – зато этот неприметный человечек получил предложение занять его место… и сутки на раздумья.

– Ваша милость, там на встречу с вами рвётся придворный звездочей. Причём, именно рвётся, – по-суфлёрски искусно лакей вложил эти слова в ухо будущему монарху.

Причём так, что краешком губ усмехнулась только баронесса. Пройдоха изящно отвесил подобострастные поклоны ей и её сыну – чуть менее глубокий презрительно на него глянувшим дворянам рангом пониже – и при том ухитрился ни к кому не повернуться спиной! Да уж, вышколен на совесть…

– А очень кстати, – озвучил барон намёком некие из своих мыслей, и тут даже человеку совсем далёкому от подспудных дворцовых веяний стало бы понятно, что звездочёт пришёл не просто засвидетельствовать почтение будущему королю и лишний раз о себе напомнить.

В самом деле, почтенный астролог пришёл неприлично взволнованный, а игравший на его щеках смятенный румянец заставил бы призадуматься даже и непосвящённого в иные тайны. Впрочем, суть дела этот старикашка, привычно и бегло разделавшийся с поклонами-экивоками, изложил быстро и весьма толково.

– Ваша милость, через трое суток предстоит малое лунное затмение – рыжая Соль на несколько минут закроется в небесах серебряной Бель. Я несколько раз проверил пути небесных светил, но вот как использовать столь необычное знамение, решать именно вам…

Словно вспышка внутреннего огня пронзила барона Шарто, разом высветив прошлое, настоящее и будущее. Вот! Вот оно, то самое, что и было мучительно искомым!

Баронесса Шарто внимательно смотрела в лицо его, благородное, невозмутимое и в то же время словно озарённое изнутри отблесками нешуточных страстей. Что ж, сын мой, это первое решение, которое ты принял самостоятельно – и как бы ни колола исподволь ревность, я приму его безропотно и даже одобрю…